— Мы тратим время впустую. Король сказал, что будет думать, а значит, решение не будет быстрым. Молва опередит нас, и внезапность будет тщетной, — сказал один, кто более всех знал военное дело. — Нужно сначала заручиться поддержкой короля.
— Король требует, чтобы наше решение было прежде выверено и высказано ясно, — возразил всем хранитель дворца, который представлял короля на совете.
Совет зашумел, перебивая друг друга. Споры случались и прежде, поэтому все возражали всем, чтобы избавиться от возбуждения, успокоиться и продолжать беседу далее. Шум, впрочем, продолжался недолго.
Посередине большого круглого стола совета возникла фигура. Она появилась из воздуха, чуть в стороне от центра и первые мгновения казалась черным изваянием. Капюшон черного одеяния был наброшен на голову и скрывал лик пришельца. В наступившей тишине было слышно, как слегка поскрипывает его обувь, когда он стал поворачиваться вокруг своей оси. Его глаз никто не видел, но все поняли, что он оглядывает присутствующих. Тишина стала гнетущей.
— Войны не будет, — произнес голос из центра стола.
Ни шевеления, ни ответа.
Они знали, как выглядит слуга владыки. Испуг смешался с презрением. Они возразили про себя, но ни одно слово не вырвалось наружу, оставаясь только в умах. Протест. Молчаливый протест — вот каково было название этой тишине.
Мысли же были иными. "Напасть нужно. Они в былые времена притесняли нас. Они заслужили ответного притеснения", — думал кто-то. "У них нет правителя, а наш — великий. Он правит разумно, им не помешает наша власть", — думал другой. "Странно, что владыке неугодна наша распря. Он был бы рад, чтобы наш народ сократился наполовину в результате войны", — рассуждал третий.
— Войны не будет, — был ответ на все соображения сразу. — Вы храните ценные знания. Не разрушайте то, что храните.
Дверь зала тяжело открылась. Главы семей с облегчением увидели своего короля.
Он поднял глаза и смерил взглядом фигуру на столе.
— Что ты сказал? — обратился он.
— Войны не будет, — повторил слуга владыки и все заметили, что голос смягчился.
Никто не смеет возражать великому.
— Что ж. — Ко всеобщему неудовольствию в голосе короля прозвучало одобрение. — Войны не будет.
Потом он подошел к краю стола и протянул визитеру крепкую руку.
— А теперь, сойди оттуда, ты оскорбляешь наши традиции.
Темная фигура двинулась в его сторону и, опираясь на королевскую руку, тихо соскользнула со стола.
— Заканчивайте совет, как велит обычай, — покровительственным тоном сказал король.
Темной фигуре он указал на дверь. Слуга владыки гордой походкой направился к выходу.
Массивная дверь затворилась за обоими.
— Слово нашего правителя еще что-то значит для этих мародеров.
— Странно, что владыка запретил войну.
В это время за дверью пришелец и король наскочили друг на друга, как два детеныша в азартной игре. Капюшон слетел с головы, обнажая пышную шевелюру Эл, она взвизгнула, когда Радоборт подбросил ее вверх.
— Ты! — вырвалось у него.
— Тихо, — захлебываясь шепотом проговорила она. — Я до смерти соскучилась.
Они крепко обнялись после долгой разлуки.
— Я не верю, — признался Радоборт. — Бежим во дворец, того и гляди совет кончиться, и я потеряю всякое доверие, обнимаясь с тобой на глазах у глав, а тебе не поверят, что ты служишь ему.
Они поспешили скрыться за поворотом.
Совет заседал в доме Ладо. Уважение к нему осталось в душах горожан, и его дом стал общественным местом, поскольку никто не осмелился бы поселиться в нем сам или отдать гостям. К имени Ладо и его памяти в городе относились с трепетом.
Они миновали несколько погруженных в ночь улочек и оказались на храмовой площади. Эл как магнитом потянуло к храму. Она прошла по лабиринту коридоров и вошла в тот самый зал, где когда-то выстояла бурю. Ничего не изменилось, кроме центральной части. Здесь был возведен алтарь в виде той самой колонны, только теперь она не пустовала. Статуя в рост Эл, с ее чертами лица, только в женском одеянии высилась посреди зала. Гирлянды цветов самых разных обрамляли колонну и часть постамента. Лицо статуи смотрело вниз, в глаза зрителю. Эл застыла напротив и залюбовалась. Работа мастера была исключительно точной. Неужели кто-то на столько точно запомнил ее лицо? И все же она нашла отличие в глазах. Они были по-местному круглыми, чуть на выкате, от чего возникало впечатление, будто изваяние смотрит в самую душу.
— Поразительно, — призналась Эл. — Но это не я. Я была другой.
Радоборт ждал возражений, улыбнулся, потом положил руку на плечо. Рука коснулась гладкой, холеной одежды и невольно соскользнула.
— Так хотела видеть тебя Алмейра. Она не отходила от мастера, пока он не закончил работу. Она желала, чтобы ни единая черта не была утрачена.
Эл грустно вздохнула.
— Кто тут? Ночь не время для посещения храма.
К ним из темноты одного из входов приближался старик, по виду хранитель, но не Матиус.
— Не тревожься. Мы уйдем, — успокоил его Радоборт.
Старик даже не обратил внимания на своего короля. Он во все глаза смотрел на девушку, взгляд его был чуть сумасшедшим, как у предшественника и копна всклокоченных волос тоже напоминала все того же Матиуса. Он подался вперед и, обхватывая ноги Эл, стал сползать на пол.
— Госпожа.
Эл дрожь пробила от такого подобострастия, и она умоляющими глазами посмотрела на Радоборта. Он склонился, чтобы поднять старика. Ему удалось после двух попыток. Старик поднялся и с обожанием смотрел на Эл еще какое-то время. Он перевел взгляд на лицо статуи и улыбнулся ей.
Что-то было в его лице родное, но Эл приписала свои чувства жалости.
— Я только похожа на нее, — попыталась оправдаться Эл.
— Нет, — возразил старик. — Быть может меня узнать нельзя, но вас я знаю с детства.
И тут у Эл кольнуло в сердце.
— Хети?
— Да, госпожа, — подтвердил старик.
Эл растерялась. Она обняла его. Он остался невысоким, его макушка уперлась в ее ухо.
— Святые небеса. Я не надеялся увидеть вас опять. Чудо.
— Мне бы соврать, что я похожа. Но я не могу, — призналась Эл.
Она покачивала старика в объятиях.
— Вы убьете меня своей силой, я уже не мальчишка, — простонал он.
Радоборт осторожно отстранил Эл от него.
— Он прав, — согласился Радоборт.
— Я не могу остаться и говорить с тобой, — сказала Эл старику.
— Мне довольно только взгляда на вас живую, а ваш образ, — он взглянул на статую, — я знаю наизусть. — Вы поможете нам, как помогли когда-то?
— О чем ты? — спросила она.
— Не проси. Не проси, — остановил его Радоборт. — Ей нельзя. Эл, идем. Никому не говори, что видел ее, что видел ее со мной. Ее здесь не было.
— Да, да,— согласился старик. — Я буду молчать. Ее не было.
Радоборт силой вывел из храма опешившую Эл.
— Сколько прошло времени? — спросила она, уже у дверей дворца.
— Этот вопрос вполне можно ожидать от тебя, — улыбнулся Радоборт. — Почти четыреста лет.
— Сколько? — Эл как вкопанная застыла у двери.
— Я все тебе объясню. Ты только не стой тут.
Он потянул ее за собой, и они скоро были в коридорах дворца.
— Иди на наш балкон, где ты лежала после бури. Я приду туда, — сказал он и исчез в темноте.
Пока Эл стояла на балконе, ожидая короля, небосвод расцвел созвездиями, и Эл обращаясь туда, в глубину вечности спросила:
— Так давно? Четыреста лет?
Удивление не проходило. Никто не мог ответить ей из глубины темных небес.
Так и застал ее Радоборт растерянную, задумчивую и оттого такую родную. И пусть на ней черный костюм, но перед ним Эл. Эл! Эл, которая подарила ему этот мир!
Он принес шаровидный светильник, чтобы не сидеть в темноте. Пусть дневное зрение не так важно для их способности ощущать друг друга, и, все же, он хотел найти перемены в ее облике, которые уловил внутри. Он снова ушел и принес кубки, кувшин с напитком и немного еды.
Эл наблюдала за ним из темноты, а он любовался ею мельком, пока готовил угощение.
— Этим эликсиром мы угощаем близких друзей и добрых путников, — сообщил он, разливая в кубки ароматный напиток. — В нем немного растолченного камня, который, кажется, только ты умеешь еще находить.
Тон его голоса звучал радостью. Он бросал на Эл короткие взгляды и заметил, что ее выразительные темные глаза были влажными. В них сияла грусть. Мрак ночи скрывал ее черный наряд, шар на стойке высвечивал из темноты ее лицо и волосы. Черты смягчились, они стали очаровательно женственными. Радоборт с удовольствием запомнил это первое примеченное им изменение.
Она осталась стоять поодаль от светильника. Радоборт всматривался в ее черты снова и снова, она не возражала. Эл не могла представить, как начать беседу. Она отчасти знала жизнь этого города и королевской четы, но рассказать о себе будет непросто, для этого нужно набраться смелости. Эл воспользовалась паузой, приняла кубок, отпила сладковатую жидкость со знакомым привкусом и образы Мелиона и Мейхила, Арьеса и Эйлифорима замелькали в памяти. Она снова в мире смертных, но друзей подобных этим не будет уже никогда. Радоборт остался последним, кто протянул бы ей руку дружбы, кто принимал ее любую.
Он начал первым.
— А знаешь, ты избавила меня от хлопот своим визитом на совет. Я очень не хотел вмешиваться в распри северных земель. Только зачем ты возникла на столе? Ты, я помню, деликатно относилась к таким собраниям.
— Это случайность. Я поняла, что они вот-вот примут решение о нападении, я решила переместиться. У меня мелькнула мысль, что стол имеет знаки, которые я хорошо знаю. Я вспомнила о них и влетела прямо на стол. Стремительные перемещения мной еще не освоены в этом мире. — Эл объясняла и смущенно улыбалась.
Он вспомнил о медальоне.
— Ты все еще носишь его?
— Да. Я забыла о нем на время, но он вернулся ко мне.
— У нас разгорелся целый спор с Алмейрой по поводу медальона, я уже не помню, когда она его заметила, оказалось, она знала о его тайной силе. Она говорила, что пока ты носишь его, удача тебя не оставит.
— Не оставляла до сих пор. — Эл решила переменить тему разговора. — Так ты решил оставить раздоры северянам?
— Эти распри соткала Фьюла, и мне не хотелось ворошить прошлое. Не хочу. Я эгоистичен, как и прежде. Я слышал, что в тех краях, у одной из дверей убили великую, выходит, кто-то покончил с Фьюлой.
— Это была я, — призналась Эл.
— Ты убила таки Фьюлу!
— Я была той великой, которую убили. Лоролан, не добившись от меня взаимности, вложил в руки Фьюлы мой кинжал, она только нанесла удар отравленным клинком.
Радоборт удивился.
— Я скорее поверю в то, что смертные уверовали, что великого можно убить, чем в твою смерть. Да и ты не великая.
— Меня спас владыка. И я великая, — сказала она. — Эта новость не должна тебя обрадовать.
— Так вот почему ты служишь ему. Обязана жизнью. Горько должно быть тебе, так ценившей свободу, оказаться в услужении. Как получилось, что ты не ушла тогда? Кикха буквально полыхал желанием увести тебя из миров. Он потерял свое самообладание от любви к тебе.
— Это был не Кикха. Это был мой друг в его обличии. Кикха выставил себе замену, никого не предупредив. Ему не требовалось влюбляться в меня, потому что именно любовь привела моего друга на этот путь. Он использовал его. Ему досталось изгнание, а моему другу — смерть. Я выкупила его свободу ценой своей.
— Эл. Я услышу весь рассказ? Дела уже давние. Мне не известно многое из того, что творилось тогда.
И она рассказала...
Радоборт очнулся, когда самая кромка неба озолотилась рассветом.
— Немыслимо, — произнес он печально, снова замер. — И мрачно. Все это время ты была в пределах миров. Неудивительно, что ты потеряла счет времени.
Эл сидела на широких перилах спиной к гавани. Пустой кубок стоял рядом, она водила пальцем по его тонкому краю, она была задумчивой и суровой.
Он припомнил, как восхитительны какое-то были рассветы, люди шептались о возвращении владычицы, а Алмейра однажды с трепетом заметила, что рассветы напоминают ей глаза Эл. Но глаза Эл темные, какие оттенки увидела в них жена? Радоборт не понимал. Алмейра была провидицей и порой путала видимое будущее с настоящим.
Эл оборвала его мысли.
— Ты не против такой сестры?
— Я хотел бы иметь такую сестру, и ты — просто подарок. — Он улыбнулся ей искренне. — Значит, мы последние. Эл. Великая. Моя сестра. Твой рассказ свел в одно многие мои наблюдения и дал ответы. Это была ты! Рассветы. Гирта. Север. Камни. Реликвия. Жрецы. Обитель. И теперь, звучит немыслимо, чтобы ты стала слугой владыки. Эл. Как он мог? Его слава в этом мире — твои деяния. Почему не отпустил тебя? Эл. Миры рушатся. Ему впору искать владычицу, а не сводить тебя с ума. Я чувствую, как ты печальна.
Эл умолчала о предложении владыки. Будет слишком. Радоборт прежде был пылким, годы исправили это, наградив его выдержкой, но рассказ обратил его мысли назад и снова в нем вспыхнул ретивый великий стремящийся только к тому, что ему угодно.
— Как трудно терять. Свободу и любовь, — сказал он. — Ты потеряла своего смертного.
Голос его дрогнул.
— А ты Алмейру. Может быть, довольно обо мне. Как жил ты? Я знаю мало. Мое внимание намеренно не обращалось сюда. Я опасалась обнаружить себя, потревожить вас. И была, как видно, не права.
— Ты догадалась. Она примчалась бы к тебе, едва уловив оттенки твоего присутствия. Она ушла в мир мертвых. Давно. Я один половину от того срока, как мы расстались. И ни один день я не жалел, что остался, что позволил себе познать любовь смертной, что научился распознавать любовь в других и в себе. Ты была права, она научила меня любить. Я тоскую по ней, думаю о ней... Я живу без нее... Это больно. И больней вдвое, потому что я потерял единственное, что оставила она мне — дочь.
— Дочь?
— Да. Алмейра оставила мне дочь. Она пропала вскоре после ухода Алмейры. Я не мыслю рядом другого женского существа, и наследников у меня уже не будет. Прости, но даже твое появление не затмило потерю. Я люблю тебя не больше, чем сестру.
— Я плохая подруга. Я приношу больше боли, чем радости, — возразила Эл. — И она не нашлась? Девочка.
— Нет. Я не могу бросить свой пост и мчаться на поиски. Я посылал следопытов, сулил награду. Тщетно. И на беду себе скажу, что вижу в том замысел отца. Прав был Кикха, он владеет миром и всеми нами и власть его — трудное бремя для неугодных. Что я ему сделал, кроме исполнения его воли? Может быть, ты знаешь?
— Я предполагаю. Ты собрал архив, все фолианты, что хранились в городе и были разбросаны по землям. Ты собрал легенды вместе, а они хранят что-то, что владыка не желает оглашать. Расскажи мне. Клянусь, его гнев тебя не настигнет.
Радоборт вдруг поднялся и ушел. Эл осталась ждать, не сходя с перил. Он снова вернулся с толстой книгой и, легко подпрыгнув, уселся рядом. Эл приняла из его рук увесистый фолиант. Мягкий синий переплет, тот самый, и знакомая вязь текста.
