— Давно хотела спросить, но все время как-то было некогда, — Флер старалась говорить тихо, чтобы не отвлекать сестёр. — Ты уже думал, как использовать все те предметы, что находятся в мешочке со второго испытания?
— Я собрал из них пингвинчика, — беспечно пожав плечами, ответил я, почти физически ощущая, что Флер смотрит на меня весьма пристально и явно разрывается между двумя желаниями: дать мне подзатыльник или сразу задушить.
— Гарри, я серьёзно, — шикнула Флер, за что тут же получила от Эмбер по колену.
— Если хочешь, я покажу его тебе, — из-за того, что действие на сцене приняло весьма драматичный оборот, нам пришлось замолчать и посмотреть постановку, иначе, боюсь, Эмбер бы, наплевав на все законы секретности, запустила бы в нас огненным шаром, раз уж она научилась их создавать.
— Ты всегда был таким беспечным, когда вопрос касался твоей жизни? — спросила Флер, как только выдался удачный момент для вопроса.
— Полагаю, любой мой ответ на данный вопрос не удовлетворит тебя, дорогая, — к несчастью, со мной сестры за излишний шум обошлись не так милостиво, как с Флер. Алиса швырнула в меня своей крохотной сумочкой, в которую, по моему скромному мнению, могло поместиться только крохотное зеркальце и такой же крохотный тюбик помады, но, к сожалению, там оказалось что-то куда более тяжелое. Сдавленно охнув, я согнулся на сидении, очень жалея, что нельзя встать и попрыгать на пяточках. Определённо, мне противопоказаны походы в театр. Слабо похлопав меня по плечу, Флер сделала что-то с моими болевыми ощущениями, так что я смог выпрямится в кресле, чтобы просидеть молча до конца постановки.
За столь «кощунственное», как выразились сестры, поведение в театре, я был жестоко наказан, и пропустил семейный поход в оперу. Разумеется, моя хрупкая, ранимая душа не вынесла такого прежестокого наказания, поэтому я без зазрения совести съел все мороженое, которое было в доме Браунов, и решил наведаться в гости к Дурслям. Моё неожиданное появление застало Дадли, открывшего дверь, врасплох: брат смотрел на меня так, словно у меня на голове вдруг отросли рога. Честно говоря, у меня на голове и правда были плюшевые рога Рудольфа.
— Ты впустишь меня в дом или я должен провести вечер третьего дня нового девяносто пятого года на улице? — настолько заторможённым я Дадли ещё не видел, поэтому решил поторопить его с решением сложной задачи: впускать меня в дом или поспешно закрывать перед моим носом входную дверь. Пока брат размышлял, как ему лучше поступить, я смог расслышать пьяный тост дяди Вернона.
— Тебя выгнали из школы? — наконец, выдал Дадли, поняв, что ему не привиделось и я действительно стою на пороге дома номер четыре по Тисовой улице.
— Сейчас каникулы, Дадли, — чуть потряся головой, чтобы бубенчики на рогах зазвенели, я решил расставить все точки в нашем странноватом диалоге. Было слышно, как после дяди Вернона тост решила произнести кто-то из женщин, и что-то мне подсказывало, по тому, насколько этот тост был таким же неудачным, как и предыдущий, произносила его тётушка Мардж.
— Точно, — неуверенно кивнул Дадли, посторонившись, чтобы мне удалось пройти. — У нас гости, — так же неуверенно заметил брат, наблюдая за тем, как я снимал тёплую куртку и ботинки.
— Я предчувствовал, что такое возможно, поэтому благоразумно зашёл в магазин за угощением, — кивнул я на слова брата, подняв пакет, с которым пришёл, повыше, чтобы Дадли, наконец, его заметил. — Постарайся незаметно предупредить отца и мать о том, что я здесь.
Должно быть, Дадли уже немного выпил столь любимого дядей Верноном бренди, раз был настолько заторможён и, кажется, ещё до конца не осознавал, что я и правда находился в его доме на зимних каникулах. Пройдя на кухню, я достал торт и бутылку вина, с которыми пришёл в гости к родственникам. Торт я честно купил в магазине, а вот вино изъял из погреба Браунов. Был, правда, один подвох: вино я выбирал вместе с Мерлином и Морганой. Конечно же, можно было обратиться за помощью к домовому эльфу, но в таком случае, он рассказал бы Браунам, что я настолько обиделся за то, что они запретили мне пойти в оперу, что съел все мороженое и стащил бутылку вина с горя. Поэтому я доставал бутылки со стойки и показывал их своим непутёвым помощникам. Мерлин явно тяготел к красному вину, а Моргана — к белому, так что в результате они сошлись, что розовое вино будет достойным выбором. Только сейчас я обратил внимание, что на пробке бутылки был герб Делакуров. Интересно, насколько будет зла Кларисса, когда поймёт, что я украл у них одну из бутылок коллекционного вина?
— Тебя отчислили? — первым же делом поинтересовалась тётя Петунья, зайдя на кухню. Великий Мерлин, почему именно это должно было со мной случиться, чтобы я пришёл навестить своих родственников на зимних каникулах? Я не исключаю, что меня вполне могут отчислить за то, что я сделал со всеми учениками и гостями Хогвартса на Рождественском балу, но пока до этого не дошло.
— Пока я все ещё учусь, и даже нашему министерству не удалось мне этого запретить, — я мило улыбнулся тёте, разрезая торт. — Я просто решил зайти к вам в гости, поздравить с началом нового года.
— С тобой точно все хорошо? — все ещё недоверчиво уточнила тётя. Она подозрительно осмотрела меня с ног до головы, как будто в любой момент у меня мог отрасти хвост или вторая голова.
— Как выяснилось, иногда я замираю на месте, бессмысленно смотря в небо, совершенно не помня об этом. Я проклял целую школу, чтобы прикрыть этим то, что я пытаюсь заставить вейлу перестать чувствовать связь со мной. Мне до конца не известно, что происходит с вейлами, когда они теряют своих возлюбленных, но что-то мне подсказывает, что с везучестью их вида, ничем хорошим это для них не заканчивается. Я совершенно не уверен в том, что то, что я задумал, поможет ей, когда я навсегда застыну изваянием, рассматривающим потолок больничной палаты, но, думаю, что все лучше, чем чувствовать пустую оболочку и знать, что этот человек мог быть твоим величайшим счастьем, но уже никогда им не будет. А ещё мне кажется, что, если она попросит, то я не смогу настоять на своём и отменю эффект заклятия, потому что как бы не работала эта связь и сколько бы частей моей души не высосал дементор, мне почему-то хочется хоть в чём-то ей угождать. Меня раздражает, что все опасаются рассказать мне правду о том, что со мной может случиться, предпочитая наблюдать, замечая, что все катится к наихудшему варианту развития событий. Каким-то необыкновенным, можно сказать, чудодейственным образом я оказался четвёртым участником Турнира, в котором испокон веков должно было быть три соперника. Турнира, в котором мёртвых участников в несколько раз больше, чем осталось живых. У панды, которую мне подарили, получается куда лучше заводить друзей, чем у меня. В общем, да, со мной все хорошо, тётя, — с лёгким хлопком я извлёк пробку из бутылки вина. Опешившая от столь развёрнутого ответа на свой вопрос, тётя Петунья кивнула и, достав красивые фужеры из ящичка, в который мне было запрещено заглядывать под угрозой сильнейшей порки, направилась обратно в гостиную. Мне же оставалось принести торт и вино.
— Позвольте представить вам моего племянника Гарри, — тётя Петунья совершенно естественно и непринуждённо показала на меня, мило улыбнувшись всем своим гостям, в числе которых, и правда, была тётушка Мардж. Бинго! Гарри Поттеру достался главный приз в игре «прояви себя с лучшей стороны перед людьми, которых встретил в первый и последний раз в своей жизни, при этом не спровоцировав Марджори Дурсль высказать все, что она думает о моей семье». Постаравшись занять место подальше от любимой тётушки и её бульдога, я непринуждённо покачал головой, позвенев бубенчиками, вызывая этим чуть пьяные смешки всех гостей.
— Петунья, не стоило так беспокоиться и отправлять мальчика в такую погоду за угощением, — чуть возмущённо произнесла довольно миловидная женщина, которой, по всей видимости, давно надоело окружающее её общество и бульдог Мардж, уснувший рядом с ней, так что она явно была рада новому члену их заскучавшей компании.
— Вина? — совершенно не представляя, как исправить ситуацию, решил предложить я. Дядя Вернон, очнувшись от мечтаний о том, чтобы меня вообще никогда не было на пороге его дома, принялся активно возобновлять вялую беседу, что была за столом до того, как появился я. Но наивным мечтам дяди вернуть разговор в прежнее русло было не суждено сбыться.
— Гарри, вы учитесь в школе вместе с Дадли? — спросил бедняга, зажатый между Дадли и Мардж. Внезапный племянник Дурслей, оказавшийся совершенно на них не похожим, вызывал куда больший интерес, чем все темы, что предлагал Вернон.
— Нет, я учусь в частной школе в Шотландии, — сняв свои весёлые рожки, чтобы гостям случайно не показалось, что это частная школа для умалишённых, весьма уклончиво ответил я.
— Вы, должно быть, так же, как и Дадли, уже определились со своей будущей карьерой? Будете таким же великолепным предпринимателем, как и ваш дядя, — добродушно спросил значительно захмелевший мужчина, которому Вернон чаще других подливал бренди. Одного взгляда на Дадли хватило, чтобы понять, что ему этот вопрос задавали уже несколько раз и его ответ явно не удовлетворял мужчину.
— Признаться честно, я ещё не решил, чем именно буду заниматься после окончания школы. У меня есть определённые склонности к созданию сложных, но милых безделушек и определённая страсть к попаданию в экстремальные ситуации, так что выбор дальнейшего жизненного пути велик, — если, разумеется, мне вообще удастся окончить школу, и, если подумать, я мог и вовсе не работать, а жить за счёт состояния Флер или за счёт министерства. Должно быть, мой довольно презентабельный внешний вид и вполне логичные, пусть и крайне лживые, ответы крайне раздражали тётушку Мардж. Мне кажется, она из последних сил сдерживалась, чтобы не рассказать всем гостям, что я самый убогий щенок из плохого помёта. Осушив в один глоток свой бокал бренди, она уже открыла было рот, чтобы уточнить в какой именно я учусь школе и кем возможно буду, как была перебита другой гостьей.
— Ох, перестань, Том, мальчишки в этом возрасте совершенно не думают о своём будущем, им сейчас куда интереснее девочки, чем курс фунта, — осадила компаньона Вернона, должно быть, его супруга, не думаю, что кому-то другому разрешено столь беспардонно затыкать ему рот. — У вас есть девушка, Гарри?
Вот и настал тот момент, когда все дамы в комнате с воодушевлением задержали дыхание, готовые слушать волнительную историю первой влюблённости, достойную пера Шекспира. Хотя в моем случае лучше подошло бы перо Тургенева. Глотнув вина, я довольно красноречиво взглянул на тётю Петунью в надежде, что она сменит тему разговора. Вероятнее всего, на тётю слишком сильно произвёл впечатление мой монолог, произнесённый на кухне, и она совершенно не собиралась мне помогать. Снова глотнув вина, я сделал себе пометку поблагодарить Мерлина и Моргану за неплохой выбор, а ещё расспросить Флер, где находятся их виноградники.
— Я полагаю, что можно положительно ответить на этот вопрос, — медленно процедил я, прекрасно понимая, что, скорее всего, подписывал себе смертный приговор. Который незамедлительно решила привести в исполнение одна из любопытных дамочек.
— И как же её зовут? Вы вместе учитесь? Как вы познакомились? Давно ли вы знаете друг друга? Ты уже познакомился с её родителями? — тут же посыпались вопросы как из рога изобилия. Полагаю, что вопроса: представлял ли я свою девушку Дурслям? — не последовало, потому что дядя Вернон подавился, когда я дал положительный ответ.
— Все это чепуха, — пьяно прервал женщин Том. — Какой у неё размер груди?
Мужчины, услышав этот вопрос, захохотали, в Тома полетело несколько скомканных салфеток от не слишком возмущённых дам, что-то мне подсказывало, что и им хотелось знать ответ на этот вопрос.
— Её зовут Флер. Она француженка из довольно видной семьи, которая оставила весьма значимый след в истории их страны. Мы учимся в разных школах, даже в разных странах, — фыркнул я, продолжая старательно обходить все острые углы. — В этом году руководство моей школы приняло решение о восстановлении соревнования между тремя школами-побратимами и так получилось, что этот год Флер проводит в Англии. Мы познакомились этим летом во время спортивного матча. И, так как я присутствовал на её семнадцатом дне рождения, то знаком с большинством её родственников. Полагаю, что ответом на последний вопрос будет — второй.
Неожиданный звонок в дверь спас меня от дальнейших расспросов. На этот раз дверь решила открыть тётя Петунья, возможно, опасаясь, что за мной мог прийти кто-то из волшебников, и он не будет одет столь безукоризненно, как я. Тётя вела негромкую беседу с неожиданным визитёром, так что, возможно, это мог быть кто-то из друзей Дадли, решивший вытянуть его на вечернюю прогулку.
— Она красивенькая? — доверительно наклонившись ко мне через стол, вновь пьяно поинтересовался Том. Для собственного душевного спокойствия я не стал уточнять, кто именно должен быть красив: Флер или её грудь.
— Божественная, — полагаю, этим словом можно было сразу же описать и то и другое. Хотя особенной божественности, разумеется, способствовали родинки.
— И кажется, эта божественная особа решила похитить у нас Гарри, — я чуть не подавился вином, когда услышал тётю Петунью. Флер же невозмутимо стояла рядом с Петуньей, ни единым своим жестом не выдавая того, что слышала мой последний ответ.
— Черт подери, да здесь полноценный третий! — пьяно воскликнул Том, за что тут же заработал тычок под рёбра от жены.
На этот раз невозмутимость Флер была чуть нарушена, и в её глазах блеснул опасный янтарный блик. Поспешно распрощавшись с гостями, я поторопился увести Флер от греха подальше. Если уж она начнёт бросаться огненными шарами, то лучше будет, чтобы её жертвой был я, чем девять смертных. Мы шагали по пустым тихим улочкам Литтл Уингинга под аккомпанемент снежного скрипа. Наверное, мне следовало разъяснить Флер, из-за чего было то высказывание Тома, но, если честно, я не представлял, как рассказать об этом, не получив при этом огненным шаром в лоб. Ещё, вполне возможно, мне следовало извиниться за то, что я приуменьшил размер её груди, но, думаю, все мои попытки извиниться в этом случае она воспримет как ещё большее оскорбление. Одним словом, это был замкнутый круг, который непременно заканчивался тем, что Флер попытается меня избить, а я, вполне возможно, не вытерпев столь халатного отношения к своей весьма значимой персоне, прижму её к стенке и сделаю то, о чём Гаспар Делакур даже боится думать. Именно поэтому разумнее было молчать и наслаждаться прогулкой.
