Интересно, может ли оказаться так, что та русалка, что пришла совращать меня, была именно той, что когда-то была обязана моей матери? Ведь не могла же одна из русалок просто так прийти, чтобы сорвать одно из испытаний Турнира? Хотя о русалках было известно ещё меньше, чем о вейлах. Я, например, даже не предполагал, что для них не составляет никакой сложности выйти на сушу и то, что наша магия не действует на них на земле. То, что магия волшебников действует на них под водой, было давно известно, но для того, чтобы добыть шкуру русалки в их стихии, нужно выпить немало зелья удачи. Куда проще было поймать их сетью, особенно, если на этой сети было достаточно человеческой крови, поэтому у моряков с завидной регулярностью получалось вылавливать их из воды. Правда, очень немногие моряки выживали после такого крупного улова: если русалка не раздирала их сама, то своими сладкими речами заставляла изменить курс и отдавала всю команду в руки сиренам. Вот этого, надо заметить, я не понимал: и те, и другие были морскими тварями, охотящимися на морских путешественников, и по идее, они должны были составлять друг другу конкуренцию, но получалось так, что русалки порой приводили сиренам свою добычу. Чем же тогда расплачивались с ними сирены?
— И что было дальше? — я решил поторопить мать с рассказом, так как её молчание затягивалось.
— Сам источник обычно располагается в подводном гроте. Вода в нем серебристая и по своей консистенции напоминает кровь единорогов, по вкусу — гранатовый сок. Когда полностью погружаешься в воду источника, кажется, что не приобретаешь благословение, а сразу же отдаёшь свою душу Аиду. Но если вытерпеть боль, то ты узнаешь все ответы на свои вопросы, — прекрасный летний день, изображённый на картине, неожиданно сменился ночью.
Большой белый диск луны давал несколько странное освещение, так что казалось, что глаза моей матери отсвечивали, как глаза кошки в темноте. Сев на диване, я неотрывно смотрел на картину, наблюдая за тем, как менялся облик моей матери. Её лицо, словно у валькирии, отбирающей недостойных на поле брани, приобрело черты весьма пугающие: казалось, что сквозь кожу можно было увидеть очертания черепа. Сквозь толщу чёрной воды стали пробиваться серебристые струи. То, что творилось на нарисованной картине, было ещё большей галлюцинацией, чем новогодний обряд вейл.
— Так ты узнала о заклятии жертвы, — наблюдая за тем, как серебристая вода расползалась по чёрной глади, тихо заметил я. Разумеется, о смерти стоило спрашивать лишь у её господина.
— Верно, — кивнула Лили, проведя рукой по лицу. Она словно снимала с него маску, отбрасывая её в воду, туда, где было ей место. Луна на картине снова сменилась солнцем и все, что было нарисовано, стало прежним. Вот только что-то тёмное все равно осталось в моей матери, как было и во мне.
— Почему ты хочешь, чтобы именно я отнёс кольцо в источник? — в принципе, мне и самому уже захотелось его увидеть. Для полного счастья мне не хватало только окунуться в исток Стикса, чтобы похоронить свои надежды и мечты, узнав, как обрести потерянную душу.
— Ты и сам уже понял, почему, — усмехнулась Лили. — Правда, мне не совсем ясно, почему об этом не подумала Кларисса.
— Может быть, потому, что она надеется на великую силу любви, — фыркнул я, давая матери повод вдоволь посетовать на Клариссу.
К концу каникул смысл части их споров уже никто не улавливал, просто никто из нас не обладал такими знаниями. Иногда мы с Эмбер специально сидели в коридоре у кабинета Клариссы, чтобы подсчитать, сколько раз одна уест другую. Мы с ней поставили на кон по десять галлеонов, и почти каждый день обменивались ими, потому что выигрывала попеременно то одна, то другая. В результате в последний вечер каникул в доме Браунов было так тихо, как не было, наверное, никогда. Лили смогла победить Клариссу в каком-то крайне важном для Клэр споре, и я получил свой выигрыш не только от Эмбер, но и от Алисы с Флер. Патрик во всем этом бедламе старался не принимать участия, чтобы случайно не попасть под горячую руку жене. Поэтому для семейного счастья и благополучия Браунов я решил забрать портрет матери из их дома. Но как только я снял его со стены, чтобы положить в сундук, в комнату подобно фурии залетела Кларисса, став отстаивать своё право на почти ежедневное унижение от давно умершей волшебницы. Забрав свои вещи, я тихо вышел из комнаты, оставив Клариссу с матерью разбираться в том, кто умнее.
— Знаешь, теперь я понимаю, почему у тебя нет чувства самосохранения, — шепнула мне на ухо Флер, передавая свою сумку.
— Не переживай, папа обещал проследить за тем, чтобы мама случайно не уничтожила картину, когда Лили в очередной раз заставит её замолчать, — передавая мне свою сумку, доверительно сообщила Алиса.
— Когда приедешь на пасхальные каникулы, я сообщу, сколько ты мне должен, — расчертив белый лист бумаги надвое, деловито заявила Эмбер. Пожалуй, только этой вейле из всей компании я и мог доверять.
— У кого портал в школу? — устало выдохнув и закинув на себя все сумки, спросил я, надеясь, что хоть кто-нибудь из них догадался заблаговременно забрать у Клариссы портал, и нам не придётся прерывать их спор о свойствах шерсти пикси.
— Разве не ты должен был его забрать? — в три голоса спросили они. К счастью для меня, Мерлин самодовольно вышел из комнаты, держа в зубах портал. Мой спаситель! За это мне было даже не жаль прибавить ему пару очков.
Портал перенёс нас втроём в Хогсмит на площадку неподалёку от паба Аберфорта. Мы оказались в школе за пару часов до прибытия поезда, так что у меня было в запасе некоторое время для того, чтобы проверить, все ли в порядке с заклинаниями. Любовно наблюдая за деянием своих рук, я занял своё место за столом Гриффиндора. Для того, чтобы не привлекать к себе слишком много внимания, я достал книгу, приготовившись наблюдать за тем, как Большой зал будет заполняться учениками и гостями школы. Шоу, которое, возможно, продлится куда меньше, чем я планировал, вот-вот должно было начаться.
Глава 26. Семь грехов
Наблюдая за тем, как ученики и гости Хогвартса постепенно заполняли Большой зал, я с нетерпением предвкушал то, что должно было случиться. Алиса, сидящая рядом со мной, внимательно слушала Фреда и Джорджа, которые обсуждали, в чём же они ошиблись, когда создавали рецепт уменьшающих конфет. Их рассуждения увлекли не только Алису, но и Гермиону. Пусть лучшая ученица Гриффиндора и была на удивление правильной девочкой, если это не касалось попыток вывести меня из состояния равновесия, она тайно восхищалась тем, что делали близнецы. Для того, чтобы создать все те проделки, которыми близнецы так гордились, а заодно с ними гордились и все остальные ученики школы, которых эти выходки не задели, нужен был настоящий талант и незаурядный ум. Вероятнее всего, близнецы затеяли это обсуждение за ужином в Большом зале специально, чтобы привлечь внимание Гермионы и Алисы. Если бы Алису не заинтересовала их проблема, то Гермиона, скорее, из чистого любопытства и желания разобраться в чужой ошибке, помогла бы им, сама того не ведая. Должно быть, Фреду и Джорджу пришлось обратиться к столь многоходовому варианту решения проблем только потому, что Луна отказалась помочь. Если честно, мне кажется, что они с Джорджем поссорились.
Настолько сосредоточенной и не рассеянной я видел Луну только раз, когда мы с ней наткнулись на раненого фестрала. Тогда я их ещё не видел, в отличие от Луны, поэтому ей пришлось командовать моими действиями, чтобы спасти крылатую лошадь самой смерти. Это было весьма странное чувство: я не видел животного, но мои руки зажимали его рану. Я чувствовал, как кровь пульсировала под пальцами: мои отчаянные попытки зажать рану совершенно не помогали. Луна указывала мне, где сдерживать раны и куда накладывать единственное перевязывающее заклятие, которое я знал, пока сама колдовала настолько быстро и с таким мастерством, что, кажется, впервые с момента, как я оказался в волшебном мире, поверил в то, что волшебство — это действительно великолепное зрелище. Как Луна потом сказала мне, мы спасли того фестрала, хотя, как по мне, все они одинаковы, и как ей удалось опознать нашего, ума не приложу. Возможно, сейчас, когда я их вижу, тоже смог бы узнать его, но пока это только мысли, желания идти в Запретный лес, чтобы повстречаться с табуном крылатых лошадей, совершенно не было.
Пока я размышлял о том, что было раньше, Большой зал заполнился больше чем на половину, магия постепенно начала развёртываться. С потолка почти незаметно начали осыпаться крупицы заклятий, они были настолько плотно привязаны к магии потолка, что их было почти невозможно отличить, если не знать, куда смотреть. Никто из профессоров не обращал внимания на то, что происходит что-то странное. Неожиданно я поймал себя на том, что облегчённо выдохнул. Когда французы зашли в Большой зал, рассевшись за столами факультетов рядом с друзьями, сработал ещё один триггер заклятия. Магия, которая копилась в деревянных столах на протяжении всех каникул, постепенно стала расплетаться, опутывая подростков и профессоров. Флер, занявшая место за столом Гриффиндора рядом со мной, мило улыбнулась Колину Криви, решившему сфотографировать нас. Возможно, стоит снова забрать у Колина камеру, чтобы он перестал фотографировать всех подряд, но, с другой стороны, мне хотелось бы получить фотографии студентов, когда сработают все заклятия. Большинство из них будет выглядеть совершенно необычно для самих себя.
— Как прошли ваши каникулы? — спросил Колин, будто намереваясь взять у неё интервью. Удивлённо взглянув на Криви, Флер даже не знала, стоит ли отвечать на его вопрос, ведь обычно Колин лишь застенчиво улыбался, когда видел её, и стремился побыстрее скрыться с глаз. Мои заклятия уже начали действовать: Колин Криви получил свою храбрость в вопросе общения с красивыми девушками.
— Ответь же, солнышко, — шепнул я на ухо Флер, во все глаза смотря за тем, как приходили ученики Дурмстранга.
— Волнительно, — чуть неуверенно начала Флер. Краем глаза я заметил, что Виктор Крам сел напротив Гермионы, из-за чего Рон подавился, когда зевал. Сработал очередной триггер: магия, накопившаяся на подоконниках окон, была развеяна морозным воздухом внутрь зала, отчего в воздухе ощутимо запахло корицей. Проголодавшиеся подростки заёрзали на своих скамейках, ожидая, что же такое вкусненькое приготовили хогвартские домовые эльфы. Вот теперь обратного пути не будет. Если я и правда был избранником Флер, то моя магия подействует на неё, заставив забыть ту связь, что она так лелеет.
— Я надеюсь, что все вы хорошо отдохнули на каникулах, — директор решил сказать небольшую речь, когда все ученики, наконец, оказались в Большом зале. — И также надеюсь, что вы придумали за это время что-то необыкновенное, чтобы порадовать своих друзей хорошей шуткой. Ведь когда ещё веселиться, если не в детстве.
Все профессора с недоумением смотрели на жизнерадостного Альбуса Дамблдора, наколдовавшего крылатых рыжих обезьянок. Они были не больше чайных ложечек, но принялись создавать много шума и начали разбрасывать повсюду дольки мандаринок. Разумеется, это произвело большое впечатление на подростков, и они радостно засвистели, одобряя выходку директора. Остаток ужина прошёл довольно спокойно, если не считать некоторых вспышек энтузиазма, непременно начинавших небольшую склоку за столами факультетов.
Для того, чтобы все изменения произошли, нужно было, чтобы человек проспал хотя бы несколько часов ночью, именно в эти часы спокойствия заклятия и должны были подействовать, вступив в полную мощь. Алиса и Луна уже заметили, что в школе творится что-то неправильное, но также они знали, что эта магия не принесёт вреда. По крайней мере, я надеялся, что она не принесёт его, хотя, несомненно, те, кто будет зачарован сильнее, смогут принять это далеко не сразу. Так как заклятия действовали на всех, в том числе и на меня, то подозрительных взглядов сестры я избежал, а вот к Флер Алиса присматривалась очень внимательно. Моя сестра будто наперёд знала, что потеряет Флер, когда проснётся следующим утром, и отчаянно не хотела, чтобы это произошло.
Пока мы были в гостиной факультета, я заметил несколько попыток Алисы снять эту странную магическую сеть с Флер. Она даже попыталась рассказать Флер, что её прокляли, но магия уже действовала, и она мешала Флер верить и видеть чужую магию на себе. Пусть Алиса и знала, кто мог воздействовать на сознание сестры, она не поверила, что это мог быть я. Возможно, подумала, что это попытался сделать кто-то из мальчишек, опоив вейлу любовным зельем. На самом деле, если такое происходило, то имело весьма забавные последствия. Кларисса рассказала мне о них, когда я спросил.
Не может быть сильнее приворота, чем вейловский. Более долгое подчинение могут вызвать русалки, но только если их жертва под водой, в своей стихии они могут заставить жертву выполнять поистине невозможные вещи. Конечно, есть ещё нимфы, способные одурманить мужчину настолько, что его мозг будет работать только в одном направлении. Правда, империус сильнее всех магических существ. Так вот, если на одно из этих существ подействовать любовным зельем, то эффект будет обратным: парень, который подлил любовное зелье, получит его обратно, как только увидит свою избранницу. Он будет страдать от приступов нарциссизма, пока кто-нибудь не догадается дать ему противоядие. Обычно противоядие получают далеко не все, потому что очень сложно понять, что именно происходит с такими ребятами: быть может, это такой этап переходного возраста или, быть может, он просто решил сосредоточиться на себе, чтобы добиться чего-нибудь в жизни. Очень редко кто думает, что это обращённое любовное зелье. Конечно, через какое-то время эффект исчезал, но на это понадобилось бы очень много времени, ведь к обращённому эффекту зелья прибавлялись вейловские силы, которые были призваны защищать вейлу от злого человеческого умысла.
Отчасти Алиса была права, когда думала, что Флер опоили любовным зельем — оно тоже было намешано в тот коктейль, который выпила Флер за ужином. Но это зелье было подлито ей специально, чтобы наказать кое-кого. Честно говоря, мне было даже жаль Малфоя, ведь с тем комплектом заклятий, что должны будут на него пасть, он будет самым странным подростком в Хогвартсе, даже более странным, чем я, ведь меня всего лишь покусал дементор, а его покусает свой максимализм. Так что, когда все расходились спать, немного ворча из-за того, что завтра уже начнутся занятия, никто и не предполагал, что завтрашний день им запомнится немного по другой причине.
Когда я отрыл глаза, было ещё темно, что было совсем неудивительно, и только Мерлин сидел на тумбочке, с интересом наблюдая за тем, как внешность подростков менялась, а порой и за куда более сильными воздействиями на сознание. Это было самой сложной частью заклятий, которые я так или иначе вплетал в Большом зале в окружающие предметы. За все время существования волшебников они придумали очень много разнообразных способов, как проклясть своих врагов. Иногда это были простые слова, а иногда целые стихотворные дифирамбы, из-за которых проклятый человек становился тем, кем всегда был, просто старался скрывать в себе свои дурные черты на обществе. Все это должно было выплыть наружу вскоре. Все это выплывет и произнесётся совершенно разными людьми: одни будут думать, что просто произносят, наконец, вслух давно надоевшую им фразу стишка, другие произнесут её окончание, и проклятия будут работать. Одна часть студентов проклянёт других, будет очень сложно понять, кто же это начал первым. Хотя, разумеется, Эмбер обо всем догадается, когда Алиса ей напишет о том, что происходит в школе. Разумеется, всю правду узнает и Кларисса, когда Флер напишет ей испуганное письмо о том, что наша связь исчезла. Дафна также будет знать правду, но никто из них не сможет её кому-то рассказать — магия им этого не позволит.
