Зрелище потрясло их. Начинался закат. Косые лучи светила играли прелестными вечерними красками на силуэте великого. Он гордо стоял на краю каменного тора, шатаясь от усталости или балансируя на гладкой поверхности ограждения. А за спиной у него была бездна, и оттуда веяло ужасом. Оцепенение сковало преследователей от того, что они наблюдали. При свете вечера таял силуэт великого, как туман рассеивался и очертания того, что он скрывал, проступали постепенно. Так же постепенно таял облик бывшего короля проклятого города.
* * *
Эл неспроста увела Радоборта для беседы. Честность странника была выше всех похвал, но ее замыслу честность была помехой.
Слушая ее предложение Радоборт изумился уверенности, с какой она собиралась обманывать, кажется, убежденность в успехе была абсолютной. Он дивился ей. Нет. Эл, которую он часто вспоминал, в сравнение не шла с этой. Но не сожаление владело им, а восхищение и даже преклонение перед тем, как она преобразилась. Значит, плен отца не был ей в тягость. Как восхитился бы Кикха, знай он о ее дерзости.
— Ты все так четко описала, что я готов пойти за тобой. Но, Элли. Отец всегда опережал нас. Обман будет раскрыт.
— Ты хочешь уйти? — спросила она.
— Да. Я желал бы покинуть пределы миров и увидеть другие.
— Риск же стоит того?
— Да, — согласился он.
Поменяться местами. Сменить облик. Он в темноте еле различал ее силуэт. Если все случиться теперь, последнее, что он вспомнит, будет этот темный контур на стене подземелья, быть может, так и лучше. Но почему он думает о плохом?
— Потому что я тоже об этом думаю. Повезет — мы увидимся на Совете Одиннадцати. Пусть это высочайшее собрание примет нас добром.
— Кикха присягнул Совету Одиннадцати. Там наверху я не смел сказать тебе. Отец не уничтожил его только потому, что за Кикхой стоял Совет. Он мог полагать, что Кикха не потерпит тебя, и вы сцепитесь, у него будет повод покарать его. Мне никогда не удавалось понять его замыслы так широко, как мог Кикха. Он не тронул тебя.
— Он перехитрил всех. Даже отца. И я уверена, Кикха знал кто я. Он дразнил меня смертной, но я не видела в нем презрения к себе. Все его чувства, что я воспринимала, были игрой моего друга. Но полно о них. К делу. До следующего утра мы станем другими.
— Почему утра? Странник сказал, что ему необходим свет.
— С запасом, на всякий случай, — засмеялась она.
— Ты стала чародейкой?
— Если можно так сказать. Я прежде имела способность принимать другую форму, трансформироваться. Но одно дело принимать чужой облик и жить в нем самой, совсем другое — менять кого-то. Мы почти равны по силе и сотканы из материи одного мира. Я, во всяком случает, могу проникаться местным духом. Моя структура теперь не отличается от твоей, и пусть мы отдаленно брат и сестра, принцип все равно один. Получалось со смертными. Я не проделывала это с великим. Ты будешь первым.
— Никогда? Ух, ты. Попробуй. Затея того стоит.
* * *
Так они стали друг другом. Эл оценила, что быть Радобортом, иметь преимущество в росте и физической силе, весьма неплохо. И как не хотелось ей разбить на голову преследователей и ринуться следом за странником, она рассудила, что ее может выдать малейшее проявление способностей или навыков больших, чем у Радоборта, а это привлечет внимание владыки. В прошлые времена ее провалы были связаны с тем, что она не могла затмить свой опыт. Она лишь дала волю своей ярости. В эту погоню Эл вложила все недовольство и злость, всю ненависть, какие себе дозволяла. Почему бы Радоборту не испытывать ненависть и злость. Она с азартом петляла меж холмов, что выглядело натурально как в видимости, так и в энергии. Силы у тела Радоборта хватило бы на десяток таких погонь. И ей было приятно изводить противников, видеть, как растет их недовольство.
В одном Эл не призналась Радоборту, но и теперь на краю колодца она не допустила бы мысли об этом. Ибо владыка всегда поблизости.
Связь с Радобортом осталась, видимо иллюзорная оболочка, которой она облекла его, оставила связь прочной. Сначала они не могли вырваться из течения, потом сели на мель в маленькой лагуне, а поскольку Радоборт не привык к уменьшенным габаритам, он не смог вынести странника на берег, и они упали в воду. Странник действительно впал в транс в незнакомой стихии. А все это — время, время. И Эл тянула его, уповая только на то, что владыка не вмешается в ход событий. Если обман ему известен, то он прекратил бы эту гонку в любое мгновение.
За спиной — бездна колодца и закат. Впереди — пятеро разъяренных обитателей четвертого мира. Эл сделала движение, добывая сверток, что передал Радоборт, из-за пазухи. Плащ с шелестом развернулся, и Эл набросила его на плечи. Что-то говорил такое Браззавиль, что этот подарок поможет ей. Ее действия заставили жрецов попятиться.
Эл приосанилась и улыбнулась.
Показалось, что ветер принес издалека слабый шелест-шепот:
— Спасибо... Эл...
— Не за что, брат, — с улыбкой прошептала она. — Прости за обман.
Теперь ей было совершенно ясно, что они смогли ускользнуть из миров.
Эл припомнила погоню, падение Радоборта в воду со странником на руках, ее выдумку со сменой внешности. Она не рассчитывала, что затея кончится успехом. Чистой воды эксперимент. Она осталась, чтобы увидеть последствия, она была уверена только в том, что ее наглость спровоцирует владыку, козни жрецов мало интересовали ее. Ей стало легко и весело. Жрецы сердито смотрели на нее, им невдомек было, что веселит этот темный персонаж. Эл расхохоталась в голос, она смеялась в удовольствие им в лицо, потому что это было их самое позорное фиаско.
Молодой жрец ринулся к ней. Может быть, у него сдали нервы, что сомнительно при их методах воспитания, а может, он припомнил заблуждение, которое бытовало в их мире, будто бы прикоснувшись к великому, можно забрать часть его силы сожно забрать частьтоварищейавстечу выхватила тонкий хлыст, признак его сана из-за пояса и ло в их мире, что если прикоснуться кебе. Его обманула веселость Эл. Рывок был ей на руку. Она снова засмеялась, тряхнула кистью, шарик диаметром с ее мизинец выскочил из центра ладони и угодил в живот жрецу. Он изогнулся, как лук, нацеленный на нее, а она, спрыгнув с ограждения колодца, выхватила тонкий хлыст из-за его пояса, признак его сана, и толкнула его обратно в сторону товарищей. Жрецы попятились еще немного, а Эл вскочила на свое место.
— Не терпится, ребята? Может, спляшете ритуальный танец перед началом? Ваш коллега Наскат оказался в неудобном положении, но хоть жить останется. Я убью вас всех. Сколько раз вам доказывать, что отсюда возврата не будет.
— Полно. Взгляните, как она одета. Она в наряде слуги. Она притворяется, — успокоил всех пожилой жрец. — У нее нет меча, близок закат, а ночью она впадает в забытье.
Эл усмехнулась в ответ. И это уже знают. Не знают только, что спит она по своему желанию.
Она посмотрела на черные носки сапог. Выхода нет. Они не уйдут. Когда речь идет о силе, они, словно влекомые инстинктом животные, будут добиваться права обладать ей. Они не отступятся, не уйдут, если затеять стычку ни один не побежит, они настырно пойдут на смерть. Эл приняла решение, они умрут до того, как сядет светило. Быть может, дверь еще откроется ей.
— Вас не устраивает мой вид? — гордо подняв голову, заявила она. — Не броско? Слишком скромно? Куда мне до ваших одеяний?
Голос ее становился громче не с каждой фразой, а с каждым слогом. У нее самой волосы шевельнулись на затылке, когда из колодца пошла холодная волна, точно за спиной вырастает ледяная гора. Голову стиснуло так сильно, что пришлось зажмуриться, а грудь обожгло — запылал медальон. Она качнулась, и ей пришлось спрыгнуть с ограждения. Ступни врезались в песок до боли, и показалось, что земля вибрирует, словно громадный валун грохнулся где-то близко. Воздух наполнился звуком от тонких колокольчиков переходящий в гул.
Она смотрела перед собой и пыталась сделать грозное лицо, но того не требовалось. Перед ней стояло пятеро ошалевших от страха человек, краски заката багрянцем играли на лицах.
В руке она все еще сжимала хлыст, отобранный у молодого жреца. Он взметнулся вверх и рассек воздух, издал щелчок подобный треску молнии.
— Мне довольно и вашего оружия, — прошипела она угрожающе.
— В колодце нет двери, — с дрожью в голосе сообщил тот, у кого был отобран хлыст. — Колодец — путь вне времени и пространства. Он не приведет тебя за пределы мира. Дверь там, но ее нельзя отворить без веления владыки.
Он указал в сторону обелисков.
— Молчи, малодушный, — рыкнул на него более старший.
— Пусть уходит. Это же тот самый.
— Та самая, — угрожающе и певуче поправила его Эл.
— Создатели всего сущего! — воскликнул другой жрец и распластался перед ней на песке.
В ответ она ударила его самым концом, но удар оказался сильным, рассек одежды и поранил его.
— Поднимись, смертный! Прими смерть, как подобает сану! Вставай, трус! — во весь голос закричала она.
Ветер пронесся по вершинам кустов, а жрецы вдруг, не договариваясь, бросились бежать. Никогда она не слышала, чтобы кто-то из их сословия унизился до бегства, и будет дурным примером другим утрата стойкости.
Что на нее нашло? Она не злилась уже, но кинулась гонять их по кустам, играя, как хищник с добычей, сгоняя к обелискам, в круг, из которого им не уйти. Звук хлыста заставлял их мчаться прочь, куда ей было угодно.
Оказавшись между обелисками и ею, они попали в круг сил, которые тяжелы даже для них. И от бессилия, впадая в истерику, они уже молили о пощаде, а Эл без жалости хлестала их.
— Я вытравлю из вас дурь и спесь! Ни один из вас не будет жить здесь и диктовать условия, паразиты проклятые!
Ей остался малый шаг. Пылавший медальон предупреждал, что проход вот-вот откроется, а там за пределами двери они будут уже не на своей территории.
И встав в проеме двери, Эл забыла о них в то же мгновение, как увидела пейзаж с красными скалами. Эта была та самая дверь, которая открылась Дмитрию и очевидно он, где-то там. Жив ли?
— Тебе рано туда, Эл...
Голос был знакомым, громким, но она не могла вспомнить ни облика, ни имени.
Шаг назад и волна заставила ее отбежать от двери. Она натолкнулась на кого-то, отскочила в сторону, развернулась, занося хлыст, и казалась лицом к лицу с владыкой.
Стало так холодно, что замерзли пальцы. Холод так был похож на тот холод из колодца.
— Вернись в прежний облик. Я приказываю, — спокойно, но весомо произнес он.
Эл очнулась уже собой. Кругом был покой. Жрецы пропали. Она обернулась и в проеме между обелисками увидела последний закатный луч. Все.
— Ты вернешься сама или мне применить силу? — спросил он.
Эл посмотрела на него удивленно, будто рядом не владыка, не ее господин, а только еще одно существо, одно из тех многих в ее жизни, которые стремились к тому, чтобы она слушалась их.
Он не дождался ответа, задал другой вопрос. Ей показалось, что он сопровождался насмешкой.
— Зачем отпустила Радоборта? Почему не ушла сама?
— Ему нужнее. А меня бы вы не отпустили.
— Да, дитя мое. Ты еще можешь удивить. Даже меня.
Его весёлость Эл не понравилась.
— Я хотела взглянуть в глаза тому, кто так долго обманывал меня.
Она отошла и, подпрыгнув, села на край валуна. Эл не хотелось уходить из этого мира, пусть применяет силу, пригрозил же. Как быстро ее сознание переключилось на иное понимание ситуации. Она не слуга, она здесь лишняя, как всегда ей казалось. Она посмотрела на владыку, потом на темнеющее небо над головой.
— Отпустите меня. Просто отпустите. Чего уж теперь, если я знаю правду.
— Радоборт был красноречив.
— Странник, — возразила она. — Чуткий юноша дал мне ясно понять, что я нарушаю закон.
— Ну и шла бы с ним.
— Чтобы опять кому-то там присягать? Как Кикха? Каким бы почтенным собранием не был тот совет, у меня никакого желания нет связывать себя новой службой. А ее потребовали бы. Непременно. Нарывалась уже. Сама выберусь.
— Твоей самоуверенности нет предела.
— Пусть. Хочу быть собой. И буду.
— А кто ты?
— Я? Эл.
Он посмотрел на нее, как на глупого ребенка.
— Отпустите, — попросила она.
И в ответ снова была тишина.
— Есть чем тебя удержать? Что бы остановило тебя?
— Хм. От вас ничего нельзя спрятать, — вздохнула Эл. — Ваша тайна.
— Слишком велика награда для строптивой, лживой и самонадеянной девчонки, которая возомнила, что ей все проститься.
— Я — неприкасаемая ценность, — процитировала Эл слова жреца.
— Мне давно ясно, что в прошлом твои соперники не случайно в злобе называли тебя безумной. Ты провела не только жрецов, но и меня. Ты была в шаге от свободы, девочка. Пусть эта новость испортит твой сегодняшний триумф. Я не заметил подмену. Признаюсь. Слезай с камня. Я покажу тебе непререкаемую ценность. От твоей наглости небеса холодеют. Я желаю наказать тебя и наградить. Будет, как ты хочешь.
— Глава 4 Портрет
Браззавиль застал Эл в своем доме. Она вальяжно устроилась на широком сидении, полулежа, играя листком дерева. На этот раз она выглядела подобающе. Он давно смирился с высокими сапогами с ее манерой не носить платьев, но ее короткие штаны и рубаха на выпуск приводили его в состояние неловкости. Теперь она взяла моду не спускать с плеч этот плащ и носить черную одежду слуги постоянно, словно готовилась в любой момент скрыться в мирах.
— Это был не обход, — приветствуя его кивком и лукавым взглядом, заметила она. — Где ты был?
— Госпожа, — он сделал жест вежливого приветствия.
— Здесь опять произошли некие события? Ты пропадаешь, именно, когда нужен мне. Именно, когда нужен, а раньше ты появлялся в таких случаях. Ни тебя, ни владыки, одна Милинда тенью скользит в саду и бормочет что-то, когда видит меня.
— Ваша одежда, — было заговорил он.
Эл отмахнулась.
— До одежды ли теперь. Ты мне нужен.
Браззавиль неохотно дал знак, что готов ей угодить.
— Владыка задолжал мне одну награду. Не сказал какую. Скрылся. Просил дождаться его. И медлит.
— Просил? — уточнил Браззавиль.
— Просил, — подтвердила она. — Я сама придумала себе награду. Осталось ее разыскать. Ты мне необходим для поисков.
Эл обвела взглядом его высокую фигуру, лысую голову, суровое лицо. А ведь он смахивает на обитателей четвертого мира. Почему подобное сравнение не приходило Эл на ум? После выходки с преображением в Радоборта мир немного сменил очертания. Трансформация опять прошла не бесследно. Кое-что из арсенала умений Радоборта осело в ней и, спустя какое-то время, сольется с ее опытом, потом не отличишь, что там досталось от Радоборта, а что было от нее самой. Соприкосновение оказалось весьма полезным. Она по-новому смотрела на привычное окружение. Она удержалась от резкого разбирательства с владыкой, не учинила скандал, может быть, в ней проявилась благоговение Радоборта перед мощью отца, непреклонное следование его воле. Эл только чуяла близость ухода и хотела поторопить события. Здесь было не до вежливого расшаркивания. Она торопилась, чтобы не угодить в следующую сеть, расставленную владыкой. Вспоминая весь прожитый в мирах период, а теперь она старалась его переосмыслить, она не могла отделаться от ощущения, что владыка осторожно вел ее за собой, куда ему нужно, к его цели. А она до сих пор видит не далее, не то чтобы собственного носа, чуть дальше, но не достаточно для самоустранения от следующей ловушки. Она дала себе слово, что не станет исполнять ни его поручений, ни его приказов. Мысль о том, что она будет убита за это, совсем ее не согревала. На самом пороге свободы умирать ей не хотелось. Поэтому она едва сдерживала позыв к бегству. Но...... Если ответить на вопрос владыки, что держит ее здесь, то ответ был известен и ему, и ей.
