Это был всего лишь второй их визит за семь месяцев совместной жизни У-Она и Э-Ар. И если первый больше напоминал посещение комиссии из социальной службы — с целью оценки состояния жилищных условий, то чего ждать от сегодняшнего?..
Без двадцати два мимо него продефилировала, стуча высокими каблучками, сногсшибательная красавица. Исчезли халат, бигуди и маска, и Э-Ар предстала перед У-Оном в голубовато-сиреневом платье, янтарных браслетах на обеих руках и с пышной волнистой рыжей гривой, рассыпанной по плечам и спине. Всё, что смог произнести обалдевший У-Он, было:
— Ух ты!
Крася губы у зеркала в прихожей — последний штрих! — Э-Ар только хмыкнула.
— И это всё, что ты можешь сказать?
— Ну... — У-Он приблизился и встал у жены за плечом, любуясь её отражением в зеркале. — Ты сегодня божественно красива, вот.
Э-Ар гордо вздёрнула лисью мордочку.
— Спасибо, я знаю, — сказала она не без самодовольства.
У-Он засмеялся. Из состояния блаженной влюблённости его вывел звонок мобильного.
— Привет, это Ло-Ир, — раздался в динамике молодой мужской голос. — Мы с Уль-И уже в пути.
— А, привет! Мы вас ждём, конечно же, — ответил У-Он. — Моя жена приготовила просто фантастический обед.
— Мы сгораем от нетерпения всё попробовать, — весело отозвался Ло-Ир.
И вот — звонок в дверь, и Э-Ар простучала каблуками в прихожую, повеяв на У-Она ароматом духов. Щёлкнули отпираемые замки, и голос Э-Ар сказал весело и безмятежно:
— Привет, мам, привет, пап.
У-Он, сжав челюсти, сидел на диване и слушал.
— О, как ты сегодня умопомрачительно выглядишь, роднуля! Надеюсь, мы своим приходом не нарушили ваших планов? Вы куда-то собирались? — Голос тёщи — как смычком по нервам. У-Он мысленно пожалел студентов, вынужденных слушать её на лекциях. Расстроенная виолончель.
— Нет, мам, просто так получилось, что мы ждём в гости друзей У-Она, — ответила Э-Ар. Её голос по сравнению с голосом матери разливался лёгким, прозрачным перезвоном металлофона, ясный и свежий, как лесной родник, и слушать его было одно наслаждение.
— Ах вот как! — снова заныла виолончель, доводя У-Она до зубной боли. — Значит, мы правильно сделали, что купили такой большой торт! Я хотела взять поменьше, но отец настоял вот на этом, преогромном!
— О, мам, спасибо! У нас и так куча еды наготовлена, ну да ладно, торт тоже будет весьма кстати.
У-Он всё-таки заставил себя встать и выйти им навстречу с любезной и гостеприимной улыбкой на лице.
— Здравствуйте, госпожа Отерис. Господин Отерис, моё почтение, — поклонился он.
Госпожа Отерис, обладая занудно-виолончельным голосом, также и фигурой напоминала этот инструмент, только без "талии" и перевёрнутый вниз грифом. Она как бы состояла из частей разных женщин: будто к ногам манекенщицы приделали бесформенное туловище толстухи. Брючный костюм ещё больше подчёркивал её нелепое телосложение: если в платье она была бы уличной тумбой для афиш, то в брюках и жакете смотрелась бочкой на длинных ногах. Белые крупные бусы покоились на её бюсте почти параллельно земле, а обведённый тёмной помадой рот утопал в дряблых, обвисших складках её щёк. Её муж был весьма под стать ей — крупный, солидный, сытый господин с интеллигентной седеющей бородкой и в очках в золотой оправе. У него в руках была коробка с тортом весьма внушительного размера и пакет с фруктами, а госпожа Отерис держала холеными пальцами, похожими на перетянутые в двух местах сосиски, бутылку какой-то ягодной настойки.
— Здравствуйте, голубчик, — снисходительно ответила она на приветствие.
Тесть промолчал, только важно кивнул У-Ону головой, блеснув очками.
У-Он протянул руки:
— Позвольте торт и фрукты, я отнесу на кухню.
Пока он мыл фрукты, родители жены чинно уселись на диван.
— Ну, дорогая, рассказывай, как вы поживаете, — запела виолончель.
— У нас всё прекрасно, мама, — бодро ответила Э-Ар.
— Да, вид у тебя вполне цветущий, — продолжала пилить госпожа Отерис, безбожно не попадая в ноты. — А тебя ещё не утомила работа в школе? Ох уж эти дети!.. Этот шум, гвалт! Я не выдержала бы и получаса там! По мне, так лучше студенты: они, по крайней мере, ведут себя сдержаннее.
— Мне нравится работать с малышами, — честно ответила Э-Ар. — Они искренние и открытые, а вот студенты... Они уже себе на уме.
— Зря, зря ты не стала защищать диссертацию! — посетовала госпожа Отерис. — Познакомилась бы с молодым человеком нашего круга, вышла бы замуж...
— Мама! — с досадой перебила Э-Ар. — Ну, не начинай опять.
У-Он в это время стоял за дверью с блюдом вымытых фруктов. Сжав зубы, он надел маску вежливости и вошёл. "Как официант", — подумал он, ставя блюдо на стол. И вид соответствующий: белая рубашка, чёрные брюки — только фартука не хватает и салфетки через руку. Госпожа Отерис смолкла на секунду, но тут же заговорила на другую тему:
— У-Он, как ваши успехи, карьера?
Да уж, знала она, чем уязвить. Какая могла быть карьера у мастера-ремонтника? Разве что податься в частное предпринимательство? Но это было рискованно, да пока и не по средствам У-Ону.
— Благодарю вас, я доволен своей работой, — ответил он сдержанно.
— Всё там же, в... э-э, сервисном центре? — спросила госпожа Отерис.
— Да.
— Простите, я запамятовала... Вы его директор?
— Нет, я просто мастер.
— А!.. Понятно.
При этом госпожа Отерис многозначительно переглянулась с мужем, который до сих пор хранил важное и глубокомысленное молчание, предоставляя своей половине возможность играть первую скрипку, то есть, виолончель.
Звонок в дверь заставил У-Она напрячься и ощутить лёгкий зуд в ушах.
— А! Это, видимо, друзья У-Она, — встрепенулась Э-Ар.
— Я открою, — глухо ответил тот.
В сложившихся обстоятельствах У-Он не был рад приходу Ло-Ира с Уль-И, и это, видимо, было написано на его лице, потому что молодой ур-рамак спросил:
— Что-то случилось?
Ло-Ир был в сером костюме с голубой рубашкой, девушка — в чёрном коротком платье и белой кожаной куртке. Уши ребят беззастенчиво синели из-под волос. У-Он вздохнул.
— Родители жены припёрлись, — сообщил он шёпотом. — Когда их никто не звал.
Ло-Ир, заблестев амальгамой в глазах, понимающе усмехнулся.
— А ты их, стало быть, не перевариваешь.
— Скорее, это они не переваривают меня, — ответил У-Он. — К тому же, они не любят синеухих.
Ло-Ир, серьёзно заглянув У-Ону в глаза, спросил тихо:
— Скажи мне одно: их общество тебе неприятно?
— Да уж мало хорошего, — признал тот.
Беловолосый ур-рамак кивнул.
— Ну, значит, сейчас они вылетят отсюда, как пробка из бутылки.
— Подожди... Ты хочешь... — начал У-Он встревоженно.
Парень улыбнулся и ободряюще похлопал У-Она по плечу.
— Всё будет тип-топ.
Мягкой, уверенной походкой крупного хищника он вошёл в гостиную. Уль-И грациозно шагала следом за ним, а позади них плёлся У-Он с выражением "как бы чего не вышло" на лице.
— Всем привет, — сказал Ло-Ир низким бархатным голосом, в котором мягко перекатывались опасные рычащие нотки, и обнажил в улыбке выступающие клыки. — Позвольте представиться: меня зовут Ло-Ир Деку-Вердо, а это моя девушка Уль-И.
Э-Ар, поддавшись его звериным чарам, поднялась с кресла и сделала шаг ему навстречу. Госпожа Отерис, опомнившись и сообразив, кто находился перед ними, вскочила и вцепилась в её руку:
— Дорогая, стой! Не подходи к нему, это же... это же...
Под гипнотическим серебристо-холодным взглядом Ло-Ира слова застряли у неё в горле. Тот закончил за неё:
— Ур-рамак, правильно. Но я не причиню никакого вреда вашей дочери. Не беспокойтесь, — кивнул он господину Отерису, также вскочившему со своего места.
И с этими словами он галантно поцеловал руку Э-Ар, которая стояла, глядя на него, как зачарованная. Поскольку рядом находилась его девушка, Ло-Ир продержал руку Э-Ар в своей ни секундой дольше, чем того требовали приличия, но от У-Она не укрылось задумчивое восхищение, промелькнувшее в его взгляде: беловолосый ур-рамак был, видимо, весьма неравнодушен к женской красоте. Глаза Э-Ар из тёмно-янтарных стали цвета медового топаза, и она пролепетала:
— Здравствуйте... Мне очень приятно с вами познакомиться.
— Наслышан о ваших кулинарных способностях, — клыкасто улыбнулся Ло-Ир.
— Прошу... пожалуйста, к столу, — пригласила Э-Ар.
Ло-Ир ласково кивнул своей девушке, и они уселись на места, предложенные им хозяйкой.
— Мама, папа, присаживайтесь, — пригласила Э-Ар родителей.
Те, однако, не спешили присоединиться. Вид у них был такой, будто их дочь только что усадила за стол пару диких медведей.
— Мы, пожалуй, пойдём, дорогая, — пробормотала госпожа Отерис.
— Как, вы уже уходите? — спросил Ло-Ир с искусно разыгранным удивлением. — Стол выглядит просто потрясающе. Хозяйка так старалась, а вы даже не хотите ничего попробовать?
Чета Отерисов, заикаясь, пятилась к двери.
— Н-нет, мы, п-пожалуй... Извините...
— Мама, папа, куда вы? А торт? — воскликнула Э-Ар. — Нам ведь не съесть такой большой торт без вас!
— О! И торт есть? Здорово! — обрадовался Ло-Ир. И, потирая руки, окинул взглядом стол: — Просто не терпится начать! Не хватает только вас, — плотоядно улыбнулся он Отерисам и подмигнул У-Ону. "Ага, в качестве основного блюда", — мысленно продолжил тот фразу Ло-Ира, при этом хрюкнув от смеха.
Видимо, Отерисы именно так и решили, потому что они ретировались задом всё быстрее. Господин Отерис вдруг кинулся вперёд и, схватив дочь за руку, силой потащил за собой.
— Скорее, Э-Ар, уходим отсюда, — забормотал он, нервно блестя очками. — Я не оставлю тебя в лапах этих чудовищ!..
Э-Ар упёрлась.
— Папа... ты что?.. Никуда я не пойду! И вы с мамой оставайтесь!
— Нет, нет, бросай всё и уходим сейчас же! — настаивал отец, боязливо косясь на хищно улыбающегося Ло-Ира. — Это... оборотни!
— Папа, пусти, ты мне делаешь больно! — воскликнула Э-Ар, пытаясь освободиться от его рук.
Нотки страдания, прозвучавшие в её голосе, подействовали на У-Она, как хлыст. Как в далёком детстве, когда уличная шпана посмела тронуть его сестру, алая пелена ярости сомкнулась перед его глазами, пальцы пронзила боль, и в следующее мгновение он уже стискивал запястье тестя, а его горло вибрировало низким, утробным рыком. Растущие с фантастической скоростью когти вонзились в плоть, и господин Отерис вскрикнул.
На плечо У-Она легла тяжёлая рука.
— Остынь, брат мой, — сказал дружелюбный, но твёрдый и строгий голос. — Пусть он идёт.
У-Он, повинуясь, разжал хватку. Тесть, скуля и держась за окровавленное запястье, был оттащен его женой к выходу, и Отерисы, невзирая на свою солидную комплекцию и возраст, скрылись с поистине заячьим проворством.
От взгляда совсем посветлевших от ужаса, медово-жёлтых глаз жены У-Он пришёл в себя окончательно. Взбухшие на руке толстые шнуры жил разгладились, когти спрятались. Давно, очень давно этого с ним не происходило... С того самого случая в детстве.
И Э-Ар это видела.
Пятясь, она наткнулась на журнальный столик и упала бы, но Ло-Ир молниеносно оказался рядом и подхватил её. Ещё какую-то долю секунды назад он стоял рядом с У-Оном, а сейчас уже обнимал за плечи Э-Ар.
— Успокойся, — сказал он. — Никто не причинит тебе вреда.
Она, глядя на него округлившимися и пожелтевшими глазами, пролепетала чуть слышно:
— Вы... вы...
— Да, — кивнул Ло-Ир. — Мы истинные оборотни.
— Но ведь их же не осталось...
— Остались, Э-Ар, ещё как остались. Нас немного, но мы есть.
Э-Ар перевела угасающий, предобморочный взгляд на У-Она, от которого у него внутри всё неистово сжалось. Неужели она теперь будет бояться его?..
— А У-Он... — шевельнулись её губы.
— Он прежде всего твой муж, — сказал Ло-Ир мягко. — И он очень тебя любит. Не забывай об этом. Только это и имеет значение. Ну... иди к нему.
Она не хотела идти, У-Он это видел. И ему было больно. Он проклинал свою сущность, так некстати вырвавшуюся наружу. Лучше бы он никогда не переставал колоть препарат RX и оставался тихим, скромным синеухим, скрывающим истинный цвет своих ушей, лишь бы не видеть сейчас этот страх в глазах Э-Ар. Он был готов увидеть в них всё что угодно, кроме страха.
Ло-Ир тихонько подталкивал её к У-Ону, и она, хоть и маленькими шажками, но приближалась. Когда У-Он протянул к ней руки, она вздрогнула и отпрянула, но он успел её привлечь к себе. Гладя её волосы и теребя уши, он шептал:
— Ушастик мой... Это я. Твой У-Он. Я люблю тебя.
Постепенно она перестала дрожать в его объятиях. Вскоре послышались её всхлипы. У-Он взял её за подбородок и заглянул в глаза.
— Ты сделал папе больно, — всхлипнула Э-Ар.
— Прости, — вздохнул У-Он. — Это потому что сначала ОН сделал больно ТЕБЕ. И я просто... потерял голову. Никому... ты слышишь? Никому я не позволю тронуть тебя хотя бы пальцем! Потому что я люблю тебя больше всего на свете.
Он говорил Э-Ар слова, которые в иных обстоятельствах, наверное, сказал бы ей только наедине, но сейчас его не смущало присутствие Ло-Ира и Уль-И. Он ощущал их как родных, как часть себя — часть, от которой у него не было секретов.
— Правда? — шмыгнула Э-Ар носом.
— Да, — от всего сердца ответил У-Он.
Пока они стояли обнявшись, Ло-Ир с Уль-И снова уселись за стол. Беловолосый ур-рамак сказал с улыбкой:
— Ну, все успокоились, да? Давайте тогда наконец воздадим должное этому прекрасному обеду! У меня уже в животе урчит от голода!
У-Он, удостоверяясь, что Э-Ар действительно успокоилась, ещё раз заглянул ей в глаза и потеребил уши. Она робко, сквозь слёзы улыбнулась. Всё-таки она ещё побаивалась. У-Он вздохнул.
Гости ели с аппетитом, нахваливая кулинарное искусство хозяйки; особенно пришёлся им по вкусу мясной рулет, который был покрыт снаружи хрустящей корочкой, а внутри остался мягким и сочным, чуть с кровью — именно так, как нравилось ур-рамакам. Сама хозяйка только несмело улыбалась в ответ на комплименты и почти ни к чему не притрагивалась. Не лез кусок в горло и У-Ону: он был расстроен, чувствуя состояние Э-Ар. Когда он под столом дотронулся до её руки, она вздрогнула... А раньше улыбнулась бы. Он всего лишь хотел её подбодрить, а вышло ещё хуже.
После обеда женщины стали убирать со стола, а У-Он с Ло-Иром стояли на балконе, любуясь золотисто-багряным осенним безумием, застывшим в янтарных лучах солнца. Беловолосый оборотень, достав красный мешочек, набил трубку какой-то курительной смесью и задымил на весь балкон. Дым был совсем не едкий, а даже приятный: в нём чувствовалась тонкая, печальная горчинка и таинственная изысканность экзотических благовоний.
— А я тебя помню, — сказал У-Он. — Мы встречались в детстве. Твой отец тогда подвёз меня с друзьями до парка аттракционов.
Ло-Ир кивнул.
— И я этот случай помню. Ты выпустил когти и здорово расцарапал одному парню лицо.
— Только у тебя и твоего отца тогда уши были красные, — припомнил У-Он. — А сейчас синие. Почему?
