— Вы хотите сказать, что эти эксперименты привели к аварии на ЧАЭС и появлению Зоны Отчуждения?— догадался Макс.
— Даже комиссия по расследованию причин аварии пришла к подобным выводам, хотя результаты ее работы и были засекречены, а для общественности выдали более упрощенную форму. Дело в том, что установка потребляла колоссальное количество энергии, поэтому еще в начале восьмидесятых было принято решение воспользоваться ресурсами атомной электростанции. Выбор пал на Чернобыльскую АЭС. Последнее испытание новой установки было назначено на 25 апреля 1986 года. Я не знаю, что там произошло, меня там не было. Однако ночью 26-го произошел взрыв на четвертом энергоблоке и...
Профессор снова замолчал.
— И?
— Погибли люди, в атмосферу было выброшено большое количество радиоактивных веществ, возникла 30-километровая зона отчуждения, с которой были эвакуированы все жители. Дальнейшее распространение радиации удалось локализовать строительством так называемого "Укрытия", больше известного в народе как "Саркофаг". На этом закончилась первая фаза катастрофы.
— Первая?
— Да. Вторая произошла спустя ровно двадцать лет. В 2006 году случился первый Выброс. Его причины не известны нам до сих пор, хотя и есть целый ряд предположений. Этот Выброс был не радиоактивным. У него была совершенно иная природа. Именно после него Зона стала такой, какой мы ее видим каждый день.
— А что стало с Покровским?— спросил Клинцов и посмотрел по сторонам. С недавних пор к звукам окрестностей добавился еще один — то ли рокот, то ли гул. Но что именно, Макс никак не мог сообразить.
— Он и многие другие участники эксперимента исчезли после взрыва в 1986 году. Официально было объявлено об их смерти, на кладбище в Чернобыле был даже установлен кенотаф, так как тела так и не были обнаружены. Но спустя двадцать лет, как раз после первого Выброса, они появились. Как бы ни удивительно это звучало, но они совершенно не изменились за это время, как будто отсутствовали не десятилетия, а всего несколько секунд. Они не могли рассказать ни о том, что с ними случилось, ни о том, где они были все это время. Сам я их не видел, так как появился в Зоне позднее, но рассказывали, что ими занимались специалисты своего дела. Полиграф, специальные препараты, изощренные методы допроса... В один прекрасный день они не выдержали надругательств над личностью и сбежали вглубь Зоны, использовав сверхъестественные способности, недоступные простому смертному. Позже между двумя из них произошел разлад, и они вынуждены были разделиться, уведя за собой единомышленников. Тот, кого нынче знают как Масхарта, отправился со своей группой в сердце Зоны. Теперь их называют Храмовниками. Остальные последовали за Хароном и стали Проклятыми. Эти скрываются от мира в подземных разработках и редко выходят на свет. С годами и у тех, и у других появилось немало сторонников. Между собой они не ладят и одинаково враждуют с пришлыми...
Снова пауза.
— А Покровский?— напомнил Макс.
— Ему не повезло. Он повредился рассудком, когда узнал, что его дочь погибла в результате его же эксперимента. Понятия не имею каким образом, но она оказалась в секретной лаборатории Б4, которая была каким-то образом связана с проектом "Рассвет". Все, кто там находился, погибли. Среди них и Оксана, дочка Покровского. Профессор появился вместе с остальными участниками эксперимента, но не убежал вместе с ними. После его поместили в специальную камеру под землей, из которой он таинственным образом исчез спустя несколько дней. С тех пор его время от времени видят в различных уголках Зоны. Он изменился, зарос, одичал и совсем отчаялся. Не удивительно, если учесть, что на него ведется настоящая охота.
— Кто же на него охотится?
— Проклятые, Храмовники, Филипп Мур, спецслужбы — все.
— И что им всем от него нужно?
— То же, что и тебе — секрет перемещения в пространстве и времени. А еще он единственный, кто может снова запустить созданную им установку.
— Так она не пострадала во время взрыва?— оживился Макс, хотя и понятия не имел, почему это так важно. И снова завертел головой, пытаясь понять, откуда исходит раздражающий его звук.
— Насколько мне известно, ТА САМАЯ была уничтожена. Но вроде как есть еще одна, экспериментальная. Прототип. По крайней мере, ходят такие слухи. Правда, никто не знает, где она находится. А если и знает, то помалкивает. Одна надежда на Покровского.
— И где же его искать?
— Этого я не знаю. Он может быть, где угодно. Безумец, что с него возьмешь,— горько вздохнул Сладков.
— Значит...— повесил нос Клинцов.— Это конец.
— Мне очень жаль, Максим. Впрочем...
Клинцов с надеждой уставился на профессора.
— Помните, я рассказывал вам о дочке Покровского?
— Которая погибла.
— Да. Ее тела не удалось найти, но могила у нее есть. Вернее, кенотаф. Он находится там же, где и фальшивые могилы остальных участников эксперимента, на кладбище в Чернобыле. Именно там хоронили тех, кто погиб в результате аварии 1986 года. Так вот, говорят, что время от времени Покровский приходит на могилу дочери. Понимаете? Если где-то его и можно подловить, так только там.
— Если об этом известно вам, я думаю, знают и те, кто за ним охотится,— быстро сообразил Макс.
— Конечно! Вот только добраться до кладбища непросто, а для большинства и вовсе — невозможно. Оно, как и сам город, как и ЧАЭС и ее окрестности, находится под куполом защитного поля, известного в обиходе как Мозголом. Волны неизвестного происхождения превращают любое живое существо в марионетку, послушную силам, нам не подвластным.
— Зомбированные?
— Это слишком упрощенно, но... да.
— Говорят, есть какой-то прибор, позволяющий игнорировать эти волны или, по крайней мере, легче переносить их воздействие.— Макс выдал то, что знал из игры. Было ли что-то подобное в этом мире, он понятия не имел.
— Говорят...— пробормотал Сладков.— Если вы принесете мне такой прибор, я вас озолочу. Мы, да и другие ученые, уже давно пытаемся создать нечто подобное, но, увы, пока что безрезультатно. Это было бы открытие, достойное Нобелевской премии... Правда, говорят, что у Храмовников есть некое устройство, способное блокировать воздействие Мозголома. Я считаю это сомнительным, так как они не нуждаются ни в какой блокировке — Мозголом не способен им навредить. Скорее, напротив.
— Как же тогда мне добраться до этого кладбища?— растерянно произнес Макс.
Сладков виновато посмотрел на Макса и опустил глаза. Взгляд упал на наручные механические часы, и профессор спохватился:
— Время пролетело незаметно,— он встал на ноги.— Мне пора, молодой человек. Было очень приятно с вами познакомиться. В иной ситуации я был бы рад продолжить наше общение, но... Меня могут хватиться, и тогда не поздоровится ни мне, ни вам. И все же, мне не хотелось бы с вами прощаться, поэтому я очень надеюсь, что мы еще увидимся. А пока я постараюсь переварить и употребить с пользой полученную от вас информацию. Да и вам будет о чем подумать.
Он протянул руку для прощания.
— Одну секунду, профессор!— Макс достал из кармана арт в форме кристаллической решетки.— Вы не в курсе, что это такое?
Сладков не спешил взять артефакт в руки и разглядывал его со стороны. И в это время у Макса снова возникло то странное, ощущение дискомфорта, что и в прошлый раз: чувство тревоги и неприятный зуд... на макушке. Клинцов интуитивно задрал голову и...
Сначала он подумал, что это птица, необычно парившая на одном месте. И лишь сопоставив картинку и странный, донимавший его уже несколько минут звук, понял — над местом его встречи с профессором Сладковым все это время висел дрон.
Макс слишком долго стоял с задранной вверх головой, и этого не мог не заметить оператор беспилотника. Аппарат тронулся с места и начал удаляться в сторону исследовательского комплекса. Клинцов вскинул автомат, прицелился... и передумал стрелять. Во-первых, все равно не попадет, во-вторых, наделает шума.
— Вам нужно срочно уходить!— услышал он голос профессора.— Отправляйтесь на Нейтральную Территорию и поговорите с Полковником. Одно время он охотился на Храмовников, поэтому может рассказать о них много чего интересного. Прощайте!
И Сладков быстрым шагом направился следом за дроном.
Макс перехватил поудобнее автомат, пересек дорогу и припустил вверх по склону, собираясь забрать свои вещи и последовать совету Сладкова. Первые пули ударили в склон, когда Клинцов почти уже на него взобрался. Били выше головы, и на промах это было не похоже: скорее, пытались отрезать путь к бегству. Пригнувшись, Макс метнулся вдоль склона, пытаясь скрыться за насыпью, до которой, впрочем, нужно было еще добраться. На бегу он глянул в сторону стрелков, увидел приближающиеся фигуры в униформе бойцов УФОР. Их было трое, двигались они широким фронтом, умело используя складки местности. От беглеца их отделяло метров сто, и расстояние постепенно сокращалось. Макс ударил короткими очередями, по три патрона на каждого. Бил наугад, чтобы заставить противников залечь, чтобы выиграть время. Фигуры исчезли из виду, Клинцов рванул вверх по склону. Если он ошибался, и его не собирались брать живьем, то сейчас был самый удачный момент подстрелить беглеца. Однако выстрелов не последовало. Почему? Макс узнал это спустя пару секунд, когда задрал голову и увидел стоявших на краю карьера автоматчиков. До них было не больше десяти метров, и они целились в Клинцова:
— Drop your weapon! Hands up!
Все...
Сзади слышался топот ног и срывающиеся на визг призывы бросить оружие и поднять руки вверх.
Тяжело дыша, Макс выронил автомат и медленно поднял руки. Он смотрел вверх и видел, как всплывает над краем карьера сначала знакомая физиономия, а потом и сам во плоти Филипп Мур. В отличие от остальных бойцов, оружия в руках он не держал, но клапан кобуры, из которой торчала рукоять Desert Eagle, был расстегнут, а пальцы американца находились в непосредственной близости от пистолета. Старая ковбойская привычка. Да и внешне он выглядел, как типичный клишированный американец: в темных очках, с жвачкой во рту, надменный и довольный собой.
Картинно остановившись на самом краю, так, что вниз посыпались комья земли, Филипп приподнял очки и улыбнулся:
— А ты быстро бегаешь. Но я все равно быстрее. Поговорим?
* * *
Антон понятия не имел ни о том, что происходит, ни о том, чем все это закончится. Он боялся, и страх парализовал любой мысленный процесс, заходивший дальше желания уцелеть, выжить.
Снова оказавшись взаперти, он обшарил каждый уголок подсобки, внимательно осмотрел стены и пришел к выводу, что выбраться из заключения можно только через дверь. Но там, во дворе находились Храмовники. И с каждой минутой их становилось все больше. Кроме того, подогнали два пикапа с какими-то замысловатыми хреновинами на платформах. Антон понятия не имел, что это такое — похожи на РЛС, хотя и не очень.
Тышкевич поморщился: обруч стягивал голову так, что, казалось, начинал уже давить на мозги, да и кожа зудела под ним и чесалась. Антон сместил его в сторону, чтобы растереть, разогнать кровь на лбу и затылке, и тут же торкнуло так, что ноги подкосились, и он рухнул на пол в жутких корчах. Хорошо еще, что хватило ума первым делом вернуть прибор на прежнее место, иначе неизвестно, чем бы закончилось самоуправство.
То, что раньше было только предположением, теперь обрело форму уверенности: обруч защищал его черепушку от излучения Мозголома.
Но почему оно не действовало на Храмовников? Некоторые из них ходили без шлемов, а парочка так и вовсе без головных уборов, поэтому Антон мог с уверенностью сказать — обручей они не носят. Тогда как?
Столб у ограды был явно объектом некоего поклонения. Когда на территории появлялись новые Храмовники, они первым делом подходили к столбу. Одни прикасались к нему и стояли так пару минут, а потом уходили, другие опускались перед столбом на колени и надолго замирали с блаженными физиономиями, как будто медитировали и от этого получали кайф.
А потом сквозь щели начал сочиться красный свет.
Тышкевич бросился к двери, и увидел, как небо из серого становился алым, а потом начинает перебирать оттенки красного, словно заработала небесная дискотека. Да и "музыка" заиграла соответствующая, правда не небесная, а скорее инфернальная: загрохотал гром, затрещали молнии, мир наполнился скрежетом и как будто бы стонами.
Однако еще больше притягивала взгляд решетчатая стена "Дуги". По ней пробегали разряды молний, время от времени случались яркие вспышки выбросов колоссальной энергии, а саму решетку ореолом — или коконом — окружали клубящиеся всполохи разноцветного то ли тумана, то ли дыма.
Очень красочно, очень зрелищно.
Столб во дворе отвечал "Дуге" взаимностью и тоже весь искрился и разгонял во все стороны вспышки от фиолетового до салатного цвета. Сидевшие перед ним Храмовники словно очумели — они что-то бубнили, как заведенные, раскачивались из стороны в сторону и тянули к столбу руки.
Сектанты чертовы...
Неожиданно дверь распахнулась, и не подозревавший такого подвоха Антон вывалился наружу. Его тут же подхватила за ворот крепкая рука, легко поставила на ноги и потащила в центр двора. Остановились они, не доходя до пикапов, стоявших под углом друг к другу и капотами наружу. Третьей вершиной правильного треугольника служил искрящийся столб. Сидевшие только что рядом с ним Храмовники начали расходиться, покидая пределы воображаемого треугольника.
Состояние у Тышкевича было препакостное. Его мутило, ломало, корчило, в глазах стоял туман, и на ногах он держался только благодаря поддержке опекавшего его Храмовника. Впрочем, в какой-то момент, преодолев невидимую грань треугольника между пикапами, тот разжал пальцы и дал Антону рухнуть на колени. Но когда Тышкевича потянуло к земле, Храмовник схватил его за волосы и так держал, пока набирала силу стихия.
Краем глаза Антон заметил, что к нему присоединились еще двое — те самые парень и мужик с глубокими залысинами, которых вместе с ним гоняли в Город Мертвецов. Их так же поставили на колени рядом с Тышкевичем — одного слева, другого справа. И судя по выражениям лиц, они тоже не понимали, что происходит.
Впрочем, кое-какие догадки у Антона все же были: судя по всему, приближался Выброс. Но Храмовники не проявляли при этом беспокойства, не спешили в укрытия. Напротив, они определенно радовались грядущей катастрофе и собирались на плацу, кучкуясь позади стоявшей на коленях тройки.
Тышкевич не разделял их радости. Его и без того колотило и колбасило, и с каждой минутой становилось только хуже. Он бы и рад был сбежать, спрятаться, исчезнуть, да только тело не слушалось. Не то, что на ноги встать — он даже головы поднять не мог.
И вот оно началось.
Небо сверкало и посылало на землю разряды молний, порывы ветра были настолько сильны, что перехватывало дыхание. В воздухе ощутимо витала какая-то муть, от которой выворачивало наизнанку давно уже пустой желудок, а каша в голове напирала на черепную коробку. В какой-то миг Антон не выдержал и закричал. Вернее, замычал, так как на полноценный крик не хватало сил. Ему завторили его товарищи по несчастью. Но их слабые голоса тонули в многоголосом гвалте, который создавали Храмовники, скандировавшие что-то невнятное и неразборчивое, но дружное и однородное. Это не было похоже ни на молитву, ни на экзальтацию — разве что на кричалку футбольных фанатов, повторявших десяток непонятных и трудно произносимых слов. И по мере усиления непогоды, становились громче и их голоса.
