Открыв коробку с кольцом, я, наконец, погрузил его в воду. С громким воплем, которого ни разу не было при прошлых уничтожениях крестражей, тёмный осколок души попытался ускользнуть прочь, но стены, покрытые серебристым инеем, не дали ей уйти далеко, вернув обратно в исток. На мгновение вода стала чёрной и воздух заполнился смрадом, должно быть, именно таким был и барьер, ведущий к этому месту. Но стоило мне только моргнуть, как все вернулось на круги своя: серебристая вода бросала блики на стены, а чёртов искуситель вновь удобно устроился на моем плече, начав шептать, что уж теперь-то мне терять нечего, жертва уплачена. Захлопнув коробку, все ещё заполненную водой из источника, я положил его на берег, а сам все же решился на этот безумный поступок.
Как оказалось, войти в исток изящно совершенно невозможно: только твоя нога или рука касается воды, тело сводят такие судороги, что ты просто падаешь в воду. Боль сводила каждую клетку моего организма, заставляя вспоминать всю прожитую жизнь в мельчайших подробностях.
Для заклятия жертвы не нужно громких слов, лишь нарисовать крест на лбу того, кого хочешь спасти и поцеловать его. А дальше магия сделает все сама: заберёт одну душу, чтобы защитить другую. Тёмный лорд разочаровано покачал головой после убийства матери. Несмотря на все свои чистокровные замашки, он хотел бы видеть её в своих рядах. Такую сильную, не боящуюся экспериментировать, не следующую правилам, не подчиняющуюся системе. Да, Том хотел видеть её своих рядах, но он не был глуп и понимал, что Лили не прогнётся под рамки его организации и скорее будет ей вредить, чем служить. Столь сильного врага нельзя было оставлять в живых, кто бы об этом ни просил.
Снейп был первым, кто нас нашёл. Он рыдал, как мальчишка, укачивая безжизненное тело моей матери в своих руках, бессвязно прося у неё прощения. Перед моим взором проносились мгновения чужого горя. Мне бы хотелось отвернуться, чтобы не видеть этого, не вторгаться в чужую душу, проклятую глупыми юношескими решениями. Но судорога сводила тело, не давая мне моргнуть и смахнуть пелену воспоминаний с глаз. Я должен был увидеть, как великий Тёмный лорд пал, оставив за собой множество искалеченных судеб своих сподвижников.
Несколько первых месяцев Петунья не могла сдержать слез, смотря на меня. Она оплакивала свою сестру, боялась меня и того, кто может за мной прийти. Петунья была такой храброй женщиной, она просто не знала, как жить, когда единственный несокрушимый человек, в которого она верила, вдруг оказался мёртв. Тётя пела мне колыбельную на французском, что-то о цветах и их силе. Она подарила мне маленькую серебряную ложечку с лилией, выбитой на рукоятке. Я спал с ней, зажимая в кулаке, до пяти лет, пока однажды не потерял. Как оказалось, Дадли украл её у меня и, когда тётя об этом узнала, то впервые его наказала. Петунья спрятала её обратно в шкатулку, в которой хранит все вещи, напоминающие ей о сестре.
Когда мне было три года, я разбил любимую чашку дяди Вернона с глупыми аляповатыми цветами на боках, но меня не наказали, потому что я аккуратно её собрал и поставил поближе к Дадли. Услышав звук падения и крики Дадли, Петунья побеспокоилась лишь о том, не порезались ли мы осколками. Убрав их, она заговорщицки подмигнула нам, и, словно фокусник, достала точно такую же чашку откуда-то сверху шкафа. Должно быть, это была не первая нещадно разбитая любимая чашка дяди Вернона, раз Петунья побеспокоилась о том, чтобы купить ещё несколько таких же. Петунья Дурсль была великолепной волшебницей, просто её колдовства никто не мог заметить.
В мои четыре, как раз в день рождения, приехала тётушка Мардж. Раздосадованный таким ужасным подарком, я столкнул Злыдня новенькой бейсбольной битой Дадли. Псина свалилась с лестницы, пересчитав все ступеньки. А я стоял на вершине лестницы, сжимая биту в руках, и никак не мог поверить, что именно только что сделал. Подхватив скулящего пса на руки, дядя Вернон отдал мне честь и подмигнул, унося Злыдня к сестре. Должно быть, я забыл об этом, потому что слишком боялся, что меня накажут за столь негуманный поступок. А быть может, потому, что сосед задавил того Злыдня машиной, когда поздно вечером возвращался домой с работы. В любом случае, я всегда не любил собак тётушки Мардж, как и все Дурсли.
До девяти лет, когда я хотел побыть в одиночестве, и чтобы никто не заставлял меня работать по дому, то прятался в подвале. Дремал, полусидя между старых ковров. Мне представлялось, что я прячусь в пещере, укрываясь от непогоды. Перед моим взором проносились бесконечные истории из приключенческих книг, которые дарили Дадли и которые он не открывал. Я был золотоискателем и пиратом, пропащим мальчишкой из Неверленда и героем. Из всех своих приключений мне всегда удавалось вернуться домой к маме и папе.
Однажды я хотел украсть одного из котов миссис Фигг, потому что мне безумно нравились его загнутые уши. Я даже составил план, как лучше всего провернуть эту кражу и где мне держать кота, чтобы его никто не обнаружил, а я мог играть с ним и делиться новостями. Миссис Фигг отдала этого котёнка белокурой девчушке с соседней улицы за день до официальной даты кражи. Я смотрел, как мой котёнок, которому я уже даже придумал имя — мсье Мягколап — уходит от меня, зажатый в руках девчонки. Мне удавалось искренне ненавидеть эту девочку, пока однажды она не заступилась за меня перед старшими мальчишками. Схватила ком земли и запустила его прямо в лоб главному задире нашей школы. Я никогда не был таким храбрым, как она.
Незадолго до эпопеи с письмами из Хогвартса я проколол одно из колёс новенькой машины дяди Вернона гвоздём, потому что он наказал меня за разбитое окно на веранде, хотя его разбил Дадли. Должно быть, это карма вернула мне наказание за ту чашку. А потом ещё и за проколотое колесо.
Моё детство у Дурслей не было таким уж плохим, но почему-то я предпочёл помнить только плохое. Ухватиться за эти воспоминания и лелеять их, надеясь, что однажды по мановению волшебной палочки все изменится. Так и случилось, но даже в этом новом для меня мире, я предпочёл трудности с самого начала. Отвергнул искренне предложенную дружбу, даже не задумавшись, как этот отказ западёт в душу оскорблённого мальчишки. Мне было все равно, потому что я думал, что прав и смогу сам во всем разобраться. Как оказалось, сам я всегда видел очень немногое.
На первом курсе мне нравилось прятаться за доспехами или в нишах за портьерами и слушать, о чём шепчутся картины. Чаще всего это были сплетни о студентах и их частной жизни, но иногда кто-то из портретов припоминал истории из прошлого. Прячась в кладовой на пятом этаже, в попытке не попасться Снейпу в ночное время, я подслушал, как портреты обсуждали именно того профессора, от которого я прятался. Тогда я слишком боялся, моё сердце колотилось от страха чуть ли не в горле, и я не запомнил их разговор, а вот теперь вспомнил каждое слово. Они обсуждали, какой красивой парой были Северус Снейп и Лили Эванс. Такая яркая и смышлёная, она делала угрюмого Северуса лучше. Как жаль, что их дружба распалась. Как горестны и ужасны порой бывают слова, брошенные в запале.
С невероятным усилием мне удалось глотнуть воздуха, прежде чем начался новый спазм.
Василиск был невероятно болтливой змеёй. Помимо озлобленного желания всех убивать, он любил сетовать на недалёкость двуногих существ. По его скромному змеиному мнению, он считал, что они не приемлют иного чужого мнения, считая только своё верным. Они узколобы и считают, что все в мире линейно: не может быть фокусов и уловок, нельзя нарушать правила: все нужно делать, действуя по их собственным правилам. Магию, по мнению людей, создают правильные однозначные взмахи палочкой и слова. Они не экспериментируют и не ищут других, более ловких и хитрых способов жизни. Застывшие в одном мнении и желании, они громко хлопают дверями, пафосно уходя прочь. Он слышал много таких всплесков чужого эгоизма. Василиск был ужасно болтлив и, если бы мне не пришлось его убить, я думаю, он ещё много бы наболтал интересного.
Боль, сковывающая моё тело, почти прошла, и у меня получилось лечь на спину, что позволяло легко дышать, не боясь утонуть в источнике. Вскоре должно было прийти переломное воспоминание моей жизни: боль уже не скручивала мышцы, их охватил леденящий холод. Один сильный всплеск воды, и я бы рассыпался вдребезги.
Сущность дементора — чистый холод, душа его пахнет тленом. Я вспомнил, как в воздухе было много запахов, как горька полынь и одурманивающе пахнут маки. Снейп прибежал ко мне первым. Кажется, это было его судьбой — находить мальчишку Поттеров при смерти. Он был перепуган до смерти и на несколько мгновений растерялся, не решаясь коснуться меня. Не зная, что делать, он ударил меня по щеке, и я застонал. После этого Снейп несколько минут укачивал меня в своих объятиях, как когда-то мать, прежде чем отнести в замок.
Одна из целительниц в больнице подсыпала в мой чай неприлично много сахара, должно быть, шоколад давать мне ей запрещали. Но она все равно старалась дать мне что-то сладкое, пока однажды главный целитель, всегда пичкавший меня новыми зельями, не отчитал её прямо в моей палате, в моем присутствии. Он думал, что я ничего не понимаю и не запомню его недовольных криков. Я и правда о них забыл, но прежде смог его проклясть. Та магия, все то могущество, о котором мечтал Волдеморт, снова и снова расщепляя свою душу на части, исполнила моё желание наказать мужчину, столь неприятно поведшего себя с девушкой.
Флер безумно любит касаться моих рук, она рассеяно водит по ним, счастливо ухмыляясь, когда иногда я вздрагиваю пальцами, чтобы избавиться от мурашек, вызванных её прикосновениями. Она бормочет на французском ругательства в мой адрес, надеясь, что я их не понимаю. Чаще всего она называет меня нахальным глупым мальчишкой. Ей нравится наблюдать за тем, как я читаю, делая пометки в своей тетради о различных заклятиях. Иногда она бродит по школе с закрытыми глазами, ведомая мелодией магии. Мерлин всегда следует за ней по пятам в такие ночи. Флер — магический лунатик, всегда возвращающийся в мою спальню вместо своей. Она — моя бабочка, прилетевшая на погибель, чтобы превратить меня в пепел, следующий за каждым взмахом её крыльев.
Холод отступил и боль перестала терзать тело, так что вода источника даже стала тёплой. Встав на ноги, я неуверенно потянулся, ожидая боли во всем теле, но её не последовало. Оказалось, что вода в источнике не доходила мне даже до пояса. Чудесно, Гарри Поттер мог утонуть в луже. Зачерпнув горсть воды, я с жадностью её выпил: вкус искушения и вечного заточения.
Чтобы овладеть даром всеведения, нужно отдаться ему без остатка. Позволить управлять собой и, если ты одержишь победу в этой схватке, то тогда он покорится. Истуканы лишь те, кто сдался на пути к величию и отринул все руки, что тянулись, пытаясь спасти. Заполни себя без остатка и позволь душе утонуть, надеясь, что кто-то ухватит тебя за руку и вытянет на свет. Я получил ответ на свой вопрос, уплатив за него куском души Волдеморта. Кажется, карма отплатила мне, наконец, за то, что я носил в себе тринадцать лет.
Уходя из грота, я не оглядывался, больше меня ничем уже нельзя было искусить. Ариэль вынырнула из воды, как только я оказался в начале пещеры. Не сказав мне ни слова, она ухватила меня за руку, и мы начали обратный путь. В момент преодоления барьера моя кожа серебрилась, разгоняя вокруг нас тьму, так что на обратном пути мы не встретили сильного сопротивления. Русалка вернула меня к озеру в деревне кентавров к рассвету. Отдав ей коробку с кольцом в уплату столь увлекательного и странного приключения, я высушил свою одежду заклятием, прислушиваясь к тому, что происходит с Флер.
— Ей повезло, — Ариэль наблюдала за всеми моими манипуляциями с каким-то хищным интересом, будто до сих пор раздумывала, ограничиваться ли ей одним кольцом или все же воспользоваться разрешением моей матери и изнасиловать меня.
— Возможно, — согласно кивнул я. Неподалёку слышался перестук копыт, должно быть, кентавры все-таки не ожидали, что русалка вернёт меня обратно.
— Удачи вам, мистер Поттер. Возможно, однажды воды ещё принесут вас ко мне, — впервые Ариэль была столь серьёзна в своих словах и желании произвести впечатление, что даже не полезла обниматься. Кивнув, я отступил от неё на пару шагов. Усмехнувшись, русалка вернулась в свою стихию, махнув мне на прощание хвостом.
Моим провожатым из Запретного леса был все тот же кентавр. Было заметно, что он хочет что-то спросить, слишком уж сильно он бил себя по бокам хвостом, но мой угрюмый вид явно отталкивал его от желания начинать беседу. Пробравшись в школу, я успел оказаться в гостиной Гриффиндора как раз к моменту, когда Гермиона и Виктор спускались в гостиную, чтобы побыть вместе. Невозмутимо кивнув парочке, я поднялся в свою спальню. Взяв приготовленные заранее вещи, я запер душевую комнату, вызывая Добби. Как я и думал, мой уровень легиллименции не был ещё столь высок, чтобы внушить что-то вейле, пусть и повязанной со мной. Проснувшись среди ночи и поняв, что мне угрожает смертельная опасность, она чуть не выбежала из гостиной факультета. Добби удалось оглушить её прямо в проходе, так что, падая, она довольно сильно ударилась головой о косяк. Поэтому моему эльфу пришлось обокрасть Больничное крыло, чтобы избавить Флер от возможных последствий падения. Добби таскал себя за уши и заламывал длинные пальцы, прося прощения за то, что Флер удалось убежать так далеко. Ей удавалось услышать каждое заклятие, что создавал эльф, и уворачиваться от них, так что Добби пришлось попросить о помощи своих сородичей из замка.
Кто-то из ребят принялся долбиться в двери душевой, так что я отправил Добби заниматься обустройством дома, и открыл дверь. Похоже, это будет долгий, наполненный неловкими ситуациями день. Надежда, которую я хранил, думая, что разобраться со всеми своими душевными проблемами будет легко, тихо выпорхнула в приоткрытую дверь.
Глава 29. Хранитель тайны
Ещё довольно обманчивое майское солнце приятно пригревало, так что большая часть учеников и гостей школы высыпалась на улицу, стремясь провести как можно больше времени на чистом воздухе. Несмотря на то, что летать на квиддичном поле было нельзя, из-за того, что на поле были высажены особенные саженцы опасных растений для проведения последнего испытания Турнира, это не остановило подростков от своеобразного воздушного поединка против Гремучей ивы. Главным условием этой игры было перекинуть небольшой мячик сквозь ветви ивы, так, чтобы дерево не отбило мяч назад и заодно не скинуло лётчика с метлы. К столь опасной и бессмысленной игре довольно быстро присоединилось много игроков, так что образовалось четыре большие команды и несколько специальных летунов, которые должны были поймать в магическую сеть тех, кого сбило. Я лениво наблюдал за игрой от домика Хагрида. Лесничему нужна была помощь в отлове некоторых магических животных в целях получения их шерсти для больничного крыла. Я напросился в этот поход, чтобы разжиться чем-нибудь стоящим и интересным.
