Дети Земли

— А вдруг это не Посвященные и не нормалы, а еще кто-нибудь?— вырвалась наружу смутная и кажущаяся реалистичной идея, терзавшая Морозову уже пару минут.

Народ в реализме усомнился.

— Кто? Инопланетяне, что ли?..— недоуменно спросил Виктор.

— Не знаю, эта... как ее, Третья Сила... или Четвертая Раса...

— Ага, плюс к ним еще снежные человеки, домашние барабашки и зеленые лампочконосые марсиане, — захихикала Яна. С точки зрения Вики — весьма противно. Так, что даже появилось жгучее желание взять тяжелый предмет — утюг или кирпич — и стукнуть любительницу иронических насмешек по голове. В терапевтических целях. Хорошо, что под руку ничего приемлемого не подвернулась, и голова рыжеволосой ведьмы не украсилась, как пишут судебно-медицинские эксперты, телесными повреждениями.

— Вика, ты случайно фантастических романов не перечитала сверх меры? Что за третьи силы — расы? У нас и без того коктейль такой замешан, что чертям тошно станет, коли они соблаговолят в него нос засунуть, — заметил Воронин.

— Точно,— кивнула гривой мадам Шевченко. — Что за детские фантазии? За тысячи лет никаких новых Сил не наблюдалось — мы, менталы и нормалы, а тут пришла юная студентка и обнаружила, что у происшествия инопланетный хвост растет.

— Да я не говорила что инопланетный... — Возмущение Вики пропало втуне. Яна отрезала:

— Все равно, что инопланетный, что фольклорный, лешие там и бабы яги всяческие, что... иномировой. Наш любимый Орден это до Кацмана добрался, точно! Распустились Посвященные, давно пора надрать им зад...

— Яна!

— ...уши! Или еще что подходящее.

Вика обиделась и проигнорировала очередной выпад Яны. Невзирая на усилившееся желание отыскать нечто увесистое или хотя бы стукнуть одной несдержанной особе по тому самому месту. Или юбку ей поджечь взглядом. Чтоб поорала, как Мурка тогда.

— А Вольф что говорит? — когда улеглись препирательства по поводу использования идиоматических выражений, заимствованных из низкопробных голливудских фильмов, поинтересовался Борис. Очевидно, по-детски надеясь, что могучий и всеведущий Магистр непременно объяснил, где собака зарыта, и раздал ценные указания. И в своих ожиданиях был не одинок, поскольку на языке Вики крутился абсолютно такой же вопрос, но задавать его она не стала. Из-за обиды.

И вообще жаль, что Вольф на этом, с позволения сказать, совещании не присутствует. Он-то точно Вику высмеивать не стал бы. А разобрался и, если она не права, то ее заблуждения разложил бы по полочкам.

Видимо вера в сверхкомпетентность Магистра отразилась на лицах молодых ашеров, поскольку Воронин грустно усмехнулся и поспешил развеять заблуждения своих наивных коллег.

— К несчастью, Вольф тоже не господь Бог, и для него исчезновение Кацмана такая же загадка, как и для остальных. Именно поэтому мы здесь и собрались в полном составе. Будем расследовать происшествие, ничего иного не придумать...

— Каким образом, мы же не следователи, а скорее боевое подразделение? — удивился Борис.

— Элементарно, Ватсон. По старинке, путем закрепления следов на месте преступления и розыска лиходеев,— влез необычайно долго молчавший Оспешинский.

— Но у нас нет ни соответствующих навыков и аппаратуры, как у нормалов, а ведовскими способами... я разве что сумею установить, присутствовали ли на месте преступления в течение последних трех суток менталы. И то лишь в случае, если меня носом ткнут в это пресловутое место преступления. Сам я его не найду, даже за награду. А что еще?.. — Борис беспомощно развел руками.

— Не прибедняйся, если почуешь менталов — уже хлеб. Есть от чего оттолкнуться.

— Правда, может лучше компетентные органы привлечь, милицию там или прокуратуру? — на сей раз супружескую солидарность проявила рыжеволосая ведьма.

— Ага, и заодно разъяснить им, кто такой Кацман, почему его называют странным словом измененный, и что мы не поделили с менталами! Прощай конспирация, и да здравствует открытость! А не слабо по телевидению выступить в вечерней аналитической программе и изобличить тайные общества, процветающие среди обычных людей? Пусть нормалы полюбуются. Глядишь, опять Инквизицию возродим. — Скепсис, льющийся из уст Оспешинского, вполне можно было экспортировать в сопредельные страны. Целыми железнодорожными цистернами составами. Количество позволяло.

— Не передергивай! Насколько я в курсе, мы уже не раз привлекли специалистов из органов к различным акциям... как там... втемную. И пожинали плоды. Некоторые, сами того не ведая, вообще, наверное, на нас работают. Что, не так разве?

— Не стоит преувеличивать,— вместо Виктора ответил глава стражи. — Бывало, конечно, но нечасто. И сейчас, как ты выражаешься, 'втемную' тоже будем людей использовать. И из милиции, и из госбезопасности, профессионалов там хватает, а мы не в том положении, чтобы чем-либо брезговать. Сейчас все средства хороши. Этим, кстати, и займется Виктор Евгеньевич, благо успел трудовую биографию запятнать.

— Это где?..— сделала стойку Яна. На ее лице возникло явно читающееся желание заклеймить Оспешинского низкопробным оскорблением, вроде 'мента поганого'. А еще пофантазировать на тему созвучия и одного корня слов 'мент' и 'ментал'. Вике не пришлось даже просматривать ауру мадам Шевченко, чтобы данное желание почувствовать. А остальным — тем более.

— Факт имел место очень давно, большинство из вас еще и не родились. И полагаю, что Виктор Евгеньевич сам расскажет позже, если соблаговолит... и найдет время. А сейчас не до занятных баек.

— Хоть в двух словах скажите,— взмолилась ведунья, но Воронин был непреклонен.

— Узнаем, что случилось с нашим старшим товарищем, тогда хоть анекдоты по ночам друг другу травите!.. В общем, экспресс-план немудрен. Виктор мчится к своим старым... собутыльникам и ученикам, вынюхивает насчет происшествий в районе и прочих непонятностей, я отправляюсь к Кацману домой, осматриваюсь там, ищу зацепки. Борис, вы с Яной прочесываете маршрут обычного передвижения Семена Моисеевича: контора — дом — институт — кафе — ипподром и так далее. Потом собираемся, обсуждаем результаты и разбираем бумаги Кацмана, изучаем то, над чем он в последнее время корпел. А это, скажу я вам, объем немалый. Он чем только не занимался. И историей взаимоотношений с менталами, и статистикой межнациональных конфликтов, и причинами экономических кризисов последнего времени в Европе и Азии, и исследованием спонтанных эпидемий гриппа, и анализом природных катаклизмов в Карибском бассейне, и еще кучей разных вопросов. И это лишь часть, о которой известно Вольфу и мне, а что еще мы обнаружим у него в сейфе и столе... — Воронин развел руки.— Поэтому придется засучить рукава.

— Опять мне самое неблагодарное дело досталось, — проворчала Яна, -сплошная суета и беготня.

— В чем виноват исключительно твой темперамент, — уколол Оспешинский.— Вон, на супруга посмотри, он бегать не собирается.

— Нашел, кого в пример приводить!

— А мне что делать? — вклинилась Вика в назревающую пикировку из опасения, что про нее окончательно и бесповоротно забыли.

— Ты со мной — в холостяцкую берлогу Семена Моисеевича, — успокоил ее Воронин.— Работы там не то, что на двоих, на дюжину хватит.

— По коням, господа и дамы!— вставая со скамейки подытожил Оспешинский.

Когда Воронин успел убрать Полог, Вика и не заметила.

* * *

Эхо чуть слышных шагов перекатывалось по пустому пространству Алмазного зала. То, что встреча назначена именно здесь, придавало ей официальный характер. Эолан, Дарм и Эфельлуан остановились у трона, откинули капюшоны и замерли. Рассеянный лунный свет, подсвечивающий рассыпанные по стенам и потолку капельки бриллиантовых и сапфировых слез, очертил странные, не похожие на человеческие лица. Тонкие и большеглазые. Будь здесь какой-нибудь доморощенный любитель художественных сравнений, он бы непременно нашел точный ярлык, обозвав вошедших карикатурами на лемуров или мечтой японских аниматоров. Однако посторонние в зале отсутствовали, и, соответственно, некому было насладиться нечеловеческой утонченностью лиц.

Первый Сын оторвался от изучения поверхности темно-матового шара в руке и перевел взгляд на вошедших.

Эолан, Дарм и Эфельлуан терпеливо ожидали церемониального жеста, приглашающего к началу общения. От того, как Первый Сын начнет общение, зависело, будет ли оно протекать в жестких рамках традиции или более свободно, ближе к беседе. По-иному в Алмазном зале нельзя.

Жест разрешал неформальное общение, что удивило всех троих. Однако никто, несмотря на характер жеста, не позволил выразить удивление и тем более высказать его вслух.

— Лесная Ветвь здесь,— наклонил украшенную короткими жесткими волосами голову Эолан.

— Горная Ветвь здесь,— Дарм не дал молчанию вклиниться между приветствиями.

— Северная Ветвь здесь,— Эфельлуан скопировал короткий поклон лидеров Старших Ветвей.

— Все Ветви... — голос Первого Сына прокатился по Залу.

— Все уцелевшие, — посмел поправить Эолан. Неформальный канон общения позволял некоторые вольности даже в таком месте. Кроме того Первого Сына Эолан знал с незапамятных времен и был наделен правом называть носителя Венца по имени — Эллнир. Однако злоупотреблять старинной дружбой в священном для каждого сына Земли зале не стоило. Тем более что Первый Сын собрал их, дабы уведомить о своем неудовольствии последними событиями в мире.

— Мы помним, — укорил друга Эллнир.— Все исчезнувшие Ветви.

'Погибшие, уничтоженные!' — витавшее в воздухе уточнение так и не было высказано вслух.

— Вы знаете, для чего я вас собрал.

Дети Земли опустили головы в знак согласия.

— Принесен в жертву Матери один из хомусов, наделенных силой...тех, что называют себя ашерами... один из вождей...— Первый Сын сделал паузу, а затем гневно выдохнул,— и я желаю узнать причины!..

Первым по старшинству отвечать вызвался Дарм.

— Мы возвратили хомуса в Лоно Матери вынужденно; он слишком много узнал. Существование Ветвей под сенью Алмазного Венца и его носителя перестало быть тайной. Также как и некоторые изменения Лика, инициированные Детьми. Обновление, которое хомусы называют Всемирным Потопом. Проклятие Южной Ветви, когда народы хомусов осуществляли спонтанную миграцию по Большой суше и другие... — Дарм еще раз склонил голову — Первому Сыну известно.

— Нельзя поручиться, что этот любознательный... ашер не выведал бы про грядущее Обновление,— вступил Эолан. — Немного удачи и времени... два-три круга светила, и он бы стал опасным врагом. Ведь он не просто хомус, а наделенный силой, ашер, еще они называют себя измененными. Более того, один из лидеров. Если бы о нас узнали остальные ашеры... Мы никогда напрямую не сталкивались с хомусами, наделенными силой, и предсказать результат противостояния невозможно. Каждый Сын Земли стоит сотни хомусов, это неоспоримо, но нас осталось мало... И рисковать существованием Приюта и Кристалла Предков мы не вправе. Особенно если допустить, что запретные знания получат наследники гвархов с погибшего материка — Орден Посвященных. Первый Сын помнит, как дорого обошлось Детям война с гвархами; девять Ветвей было полностью уничтожено, и еще две обескровлены на сотни циклов. И если бы уцелевшие Ветви не обрушили на материк гвархов океан, то прах последних Детей уже истаял бы...И легенды слагали бы не о гвархах — атлантах, а о Детях Земли...

— Дети — тоже персонажи фольклора хомусов,— тихо прошелестел Первый Сын.

— Это так. Но о Детях не говорят как об исчезнувшей расе, не ищут пропавшие сокровища и артефакты, нас считают просто сказочным вымыслом,— посмел возразить Эолан.— И у каждого народа хомусов свои легенды об обитателях Приюта. И только в одной-двух культурах фольклорные черты Детей немногим отличаются от реальности. Вероятно, там постарались выжившие гвархи...

— Почему выбрана крайняя мера?— вернул общение в прежнее русло Эллнир.— Изоляция или стирание памяти тоже эффективно устранили бы опасность разглашения хомусом сведений.

— Изоляция больше не является действенным способом устранения опасности,— посмел еще раз возразить лидер Лесной Ветви.— Ашеры выработали безотказный способ обнаружения своих соплеменников. Живых. А стирание памяти... Наследники гвархов в ментальных исследованиях обошли нас далеко. Недаром ашеры их менталами именуют. Поэтому стирание — также неоправданный риск. Нет гарантий, что память не восстановят.

— А как же их тысячелетняя вражда?— скривил губы Первый Сын.

— К несчастью, уже несколько десятков циклов война фактически приостановлена... — сообщил всем известную протухшую новость Эфельлуан, самый младший из присутствующих.

— Вот именно! У них перемирие. Добрый десяток циклов никаких происшествий. И вдруг бесследно исчезает видный хомус. Если случившееся не переполошит наделенных силой, словно брошенный в муравейник факел, то...— Эллнир сделал паузу. — В преддверии Обновления каждая мелочь может стать серьезным препятствием для наших планов. А ярость ашеров — не мелочь. Хорошо, если они с последователями гвархов накинутся друг на друга... Вернувшийся в Лоно хомус действительно был близок к тому, чтобы раскрыть тайну Обновления? Или это лишь желание перестраховаться, — в голосе Первого Сына почудилась завуалированная угроза, — которое может повлечь очень неблагоприятные последствия?..

Лидеры Ветвей молча внимали словам носителя Алмазного Венца...

— Принесение в жертву видного ашера представляется необдуманным поступком. Отныне каждый шаг придется выверять, что в преддверии Обновления... нежелательно.

— Пассивность — наша беда, — снова подал голос Эолан.— Сколько Ветвей вернулись в Лоно по причине бездействия, непротивления. Некоторых, ослабших после войны с гвархами просто затоптали дикие орды хомусов. Пока они решали, каким образом им противостоять. А сколько выродилось. Первый Сын знает... Риск был слишком велик, и мы не могли поступить по иному. На нас лежит огромная ответственность за Обновление и судьбу следующих поколений Детей... А за то, что возвратили в лоно хомуса без согласования с носителем Алмазного Венца, готовы понести наказание.

Дарм и Эфельлуан склонили головы в знак согласия с лидером Лесной Ветви и застыли мраморными скульптурами под светом искрящихся бриллиантовых россыпей.

Необъятное пространство Зала заполнила вязкая, словно масло, и не нарушаемая даже легчайшими дуновениями воздуха обездвиженность. Надулась, как мыльный пузырь и, казалось, остановила неотвратимое и всепроникающее время....

Разрешающий удалиться жест Первого Сына проколол пузырь обездвиженности лишь спустя сотню ударов сердца.

ГЛАВА 3

Пожелтевший газетный лист издал слабое протестующее шуршание. Против переворачивания. Немудрено. Руки читателей касались его, наверное, очень редко, и лист отвык от подобного бесцеремонного обращения. Подшивка настолько пропиталась пылью, что в носу чесалось уже от одного взгляда на передовицу верхней газеты. Гигантским усилием воли Никите удавалось сдерживать внутри рвущееся из носа громогласное 'апчхи!'. Дабы не тревожить патриархально-интеллектуальный покой библиотеки и ее малочисленных посетителей.