Да, вышли они не через лабиринт галерей, и потом через какой-нибудь провал, образовавшийся в одно из тысячелетий — а там, где у прежних было когда-то что-то вроде технического, грузового выхода. Который, несмотря на все эти несчётные годы, сработал.
— Отступите, закрываю, — ворчливо потребовал Луфгегл. — И, Фред, Шкрот, подойдите...
"Так этого филина зовут Шкрот?" — чуть удивился Фред: за весь путь тот держался настолько в тени, что к нему, кажется, и не обращались ни разу.
— Так, смотрите: когда проход открыт изнутри, ключ виден. Но я дверцу эту прикрываю.
Он вжал нитрониум. Неровный пласт скалы, всё с тою же ошеломляющей плавностью неспешно встал на место, а ключ... Ключ вжался и словно расплылся среди других выступов и бугров.
— Вот он, — ткнул пальцем нагтилин. — Ставьте свои метки. Вас транспорт запомнил и обратно пропустит. Убедись! — кивнул он Фреду. — Проведи ладонью.
Фред пощупал — есть! На ощупь головка нитрониумного ключа среди прочего выделялась. Она была не шершавая, а гладкая, почти скользкая.
— Другим — щупай не щупай — не понять. А ты, чуть подцепишь — даже ногтем, он выдвинется. Нажмёшь — откроется. И войдёшь. Как до дома добраться, я показывал. На другие маршруты твоего допуска не хватит. Рисковать не советую. Шкрот, аналогично. Фред, мне кажется, мы свою долю уговора выполнили. Подтверждай!
— Подтверждаю. Полное и без изъятий, — согласился с ним гильдеец и повторил его формулировку: — Мне кажется, я свою выполнил тоже... Подтверждаете?
Он бы обошёлся и без дополнительных ручательств: что парни — принцы! — могли бы выставить потом претензии, основываясь на несоблюдение заключительных формальностей, он не верил. Но его боссы, впечатлённые, должно быть, явлением тёмных гончих, специально и несколько раз потребовали с него досконального соблюдения протокола.
— Подтверждаем. Полное. Без каких-либо изъятий и претензий, — равнодушно отвернулся от него Луфгегл, всматриваясь в раскрывшийся перед ними тёмный, в едва начавшемся утре, пейзаж.
"И прощайте!"
Фред потянулся к прикрытому полой куртки свитку телепортации. Даже на него Вартерий расщедрился! А ведь в хороший брюлик ценой!
— Ты извини, — вздохнул вект. — Отпустить тебя мы не можем.
— Конечно! — усмехнулся вор и сломал капсулу.
— Никак не можем, — опять вздохнул вект.
"Что?! Но как же так?!.."
— А свиток твой — вон у него, — кивнул он на ухмыляющегося норта. — Мы вернём. Но не сейчас. А пустышку... Да не мучай ты её — выкинь!
— Но как же так?! — не выдержал Фред.
— У Кела таких, как ты, пол Сохо в приятелях. Вот и нахватался дурного.
— Вы меня теперь грохнете?
— Нет. Убивать тебя мы не хотим. А на кровную клятву ты не согласишься. Значит, просто просидишь в тепле и заботе несколько дней. Шкрот, так же?
— За еду-постой мы заплатим. За те деньги его холить и нежить будут. Захочет — и выпивку подкинут. Захочет, даже бабу доставят. Если заплатим ещё больше — так даже благородную.
— Ты какую бабу хочешь? — ухмыльнулся норт. — Благородную или попроще?
Фред промолчал. Вместо этого спросил:
— И сколько?
— Мы заплатим за неделю. — понял его вект. — Уложимся раньше — сигнал дадим, выпустят, нет — без денег тебя никто держать не будет. Разве что понравится и сам приплатишь.
— Размечтались, — буркнул он. — Я тогда этим же путём вернуться смогу?
— Да, — повернулся, наконец, к нему Луфгегл. А, вон оно что: ему было всё это противно. — Можешь, но не советую.
— Почему?
— Аналогичный выход, с трассы прямо наружу, ты там, с вашей стороны, без меня не найдешь, а галереи сейчас перебаламучены, в одиночку сквозь зверьё прорваться у тебя может не получиться.
— Понял.
— Тогда тронулись.
Вёл их теперь филин. Шкрот который. Ну, как вёл — показал, куда выйти надо, а первым вниз шёл по-прежнему нагтилин. Да уж... Фред считал, что по горам он ходить умеет, всё-таки вырос в городке у склона горы, но тут... Только в одном месте сам бы он срезал, но пройдя тот участок, Луф обернулся к друзьям и объяснился:
— Видите, вон, валуны выше? На честном слове держатся. Ну его, рисковать! Место запомните на всякий случай, вдруг кому здесь отступать придётся... Хорошая точка для засады.
А когда вышли на дорогу, вдруг как-то оказалось, что ведёт их теперь норт. До города оставалось не больше пары миль, народу вокруг было уже много: торговцы и прочий люд подходили к Риммериуму, чтобы, как только откроют врата, начать кормить, одевать и развлекать свою столицу. Среди всеобщей обыденности мальчишки чуть расслабились.
— Но как же так? — попробовал воспользоваться этим прассильский гильдеец. — Я же не лох последний! Как он умудрился подменить свиток?!
— Норт! — хмыкнул кор.
Конечно-конечно, коры, те чужое не воруют, коры по-честному — с двумя абордажными саблями...
— Учителя классные были, — обернувшись, похвастал Кел.
— У принца?!
— Та ещё история, — пробурчал нагтилин. — Что такое у нас Сокхо — знаешь?
— А то!.. Вы ж тоже про Гаррем риммериумский слышали, наверняка...
— Слышали-слышали. Так вот, он нас по малолетству туда драться затаскивал. Тайком от старших, как мы думали. А оказалось... В общем, тамошние старшие получили запрет на любое против нас оружие; чтоб ни реального, ни магического — никакого! И свято ему следовали. Нас до потери сознания, бывало, били, но... кулаками, ногами, как угодно,
— Клерисса!.. — пробормотал Фред.
— Да, Клерисса. И когда один пацан в угаре схватки саданул Кела камнем и голову до крови пробил, они ему во искупление тем же камнем раздробили ладонь. Всмятку. Кел, когда узнал... Он его к Арлии ла Век чуть ли не на себе припёр. Из их больнички еле успел вытащить — парню уже отрезать кисть готовились...
— К той самой?!
— Другой Арлии я не знаю.
— Жмотина! — опять обернулся Келдаз. — Она с меня триста золотых содрала! Обычно денег вообще не берёт, а с меня... Четверть часа работы — его отмывали перед тем дольше! — триста золотых!
— ...А семья у паренька оказалась очень непростой. И с отрубленной ему бы рукой... Больше позора перед остальными, чем истинного горя. Им бы ведь тогда его хоть из семьи изгоняй! И всё на всю жизнь. Вот они потом Кела в благодарность и подучили разному плохому, — Кел только усмехнулся. — А мы... Да мы тоже не без прибытка — драться с нами после никто больше не соглашался. Вообще. Ни по какому предлогу и поводу. Терпели, молчали, расходились. Разбегались даже. Да мне, к примеру, так и так надоело. Не было нам к тому времени уже у них соперников.
— Арлия ла Век давно не занимается практической медициной. Разве что, когда по личной просьбе матушки, — уточнил вектский принц. — Потому денег и не берёт. А на больных, которые к ней через Академию попадают, она учится... Или других учит.
— А правда, что она мёртвых оживляет?!
— Три минуты после остановки сердца. Не более. Иначе...Видишь ли, когда душа уходит, то про земное всё быстро забывает, и, если дольше, то человек не сможет вспомнить даже, как ложку держать... Только слюни пускает. Кому такой "живой" нужен!
— Всё-таки правда... — не выдержал обычно молчаливый филин.
— Это вы не представляете, как оно происходит! — захохотал непочтительный норт. — Нам Катти рассказывала — она, когда оно получилось в первый раз, в операционной находилась. Ей выдали задание очень ответственное — вытирать пот со лба почтенной маркизы, буде выступит. "Остановка сердца, — громко фиксирует великая целительница. — Приступаю!" И молнией свежему трупу в задницу как засандалит! Покойника всего передёрнуло, он аж словно подскочил. Катти говорила, что она сама подпрыгнула не слабже того трупака. А Арлия диагностирует: "Пульс восстановился." Потом мужик этот... Арлии ж некоторое время не до него было: контролирование точной мощности молнии сил много поначалу отбирало, и он из больнички университетской утёк. Уверяет: сам на карачках уполз, пока его ещё от чего-нить лечить не начали. Врёт, конечно. Какую-то санитарку, небось, уболтал — она его на каталке и вывезла. Так он до сих пор задницу свою с ожогом от молнии всем желающим за плату показывает. Цена — один золотой. Правда, не слабо? А шрам забавный — дети солнышко похоже рисуют. Больше никто подобным похвастать не может: Арлия нынче-то сразу же всё прямо там и заживляет. Для контроля молнии-то артефакт у неё специальный теперь изготовлен, и сил на такую мелочь уже хватает. Так вот! — опять усмехнулся он.
Ближайшие ворота города они проигнорировали — когда подошли, филин взглянул, покачал головой и по внешней обводной дороге повёл к другим. Шли не в одиночестве. У первых ворот уже выстроилась огромная очередь. Да и по тесным улочкам плутать по городу с гружеными подводами? Чего зря мучиться, если можно на требуемый радиус выйти по широкому неубиваемому шоссе прежних?
Следующие ворота — опять мимо кассы: из них текла река служивых — солдаты, солдаты.... Зато у новых очередь выстаивать не пришлось. Филин кивнул в ответ на вопросительный взгляд норта, отошёл, пошептался с сержантом стражи, золотой вместо шести серебрушек незаметно перетёк из одних рук в другие, их пропустили в обход остальных, и они вошли в город.
Кажется, Шкрот, филин этот, ждал, что Фред начнёт вертеть головой, но прассильцу было не до столичных чудес, он уговаривал себя не рыпаться!
Ну, что такое неделя — всего лишь неделя! — в нормальной комнатухе, когда и жратвы будет вдоволь, и выпивки, и даже овца будет дорогая?! Что мальчишки обманут — он не верил: слишком спокойны они были, слишком непосредственны... Нет, нагтилин — тот бы, задумай они что — уже извёлся бы! Да и норт так бы беззаботно не хохотал...
"Вот и пересиди недельку! — уговаривал он себя. — Слава тебе уже обеспечена! Да ты сам только представь, как поведёшь других по шахтам Ксетронира. Как повезёшь их на повозке прежних! Контрабанды из Пустошей практически нет не из-за охраны на выходе, а потому что невозможно провести её через три независимых друг от друга заставы Круглой дороги! Ну... можно, но слишком дорого получается. Смысла уже не остаётся втайне везти что-либо... А теперь..."
А принцессы эти... Какое ему до них дело?! И невозможно всё это! Пробраться в Огненный дворец невозможно! Публичные казни осмелившихся попытаться влезть туда, — любимая забава риммериумлян. Да и все они такие — дураки-одиночки и психи! Ах, дворцовые сокровища! Несметные! Даже посуда — драгоценная! Даже чай — из "Империи Маккабари"! Даже занавески — сплошь мерцающий шёлк. А уж статуэтки все — только из чистого золота. И — на каждом углу! Вот и лезут придурки пришлые. А из своих — только полные отморозки. Вот на Арене они жизнь и кончают.
Гладиаторские бои полтыщи лет тому назад запретила рыжая императрица. А все её указы выполняются до сих пор — навела она тогда в Империи шороху! Но это ж не бой — это казнь. Хотя приговорённым... нет, не только воришкам, во дворец полезших: мало их всё-таки, всем — убийцам, насильникам, чиновникам, особо проштрафившимся, всем, согласным на последний шанс, дают оружие и выпускают на них чудовищ из тёмных камер зоопарка или тут же и вызванных. Три боя. Пять минут в каждом продержишься — считается, что кто-то из богов заступился. Зверя оттаскивают, тебя отпускают. Чиновника, так бывает, что даже в должности восстанавливают... Один-два человека в год с Арены выбираются. И так каждую осень и каждую весну. В конце дворцового сезона у аристократии и в начале его. Сейчас подходит очередная Божественная битва. Осенняя.
Но... не смотря на всё это, он всё пытался уговорить себя...
Ведь натравить на человека тёмную гончую — можно, но ни в одной детской страшилке нет такого, чтобы маменька с нею пересылала беспокойство о тёплых подштанниках сыночка! Можно новичку в пустошах выйти на выпадение, но невозможно пришлым уцелеть с таким хабаром в Прассиле! И нигде невозможно уйти от загонщиков Осттекия! А как они с принцами за одну ночь преодолели трехдневный маршрут... О подобных повозках даже в "Сказе о Паррете" ни словечком не упоминалось!
Вот он и не оглядывался на столичные диковинки, он, сжав зубы, шёл, уставляясь взглядом в землю, он изо всех сил затыкал себе рот, он боялся, что первыми его словами будут детские: "А можно я с вами?"
Урок "Курса придворной учтивости" начался неожиданно. Наставница, эйдежь ла Ариерти, подтвердила свою репутацию — она, как обо всем известном, упомянула о пари двух принцесс, и следом о том, что мальчишкам удалось скрыться в древних шахтах от загонной команды барона ла Осттекия.
Вся аудитория разом обернулась к принцессам Артола, но, если Никка хоть улыбнулась, то по лицу Сины было видно, что причина ажиотажа ей непонятна — случилось то, чему и должно произойти. Она только плечиками не пожала! Сама сразу взглянула на принцессу Империи и успела перехватить её вздох облегчения. Что ж, когда она будет придумывать для неё желание, ей это зачтётся.
— А теперь давайте вместе подумаем, поможет ли оно нашей гостье. Появились ли у неё хоть какие-то шансы выиграть пари. Особенно в свете того факта, что его величество, — наставница сделала паузу, чтобы девицы успели встать и исполнить почтительный реверанс должной глубины, — его величество... садитесь, девушки... присоединился к пари своей дочери. Он побился об заклад о том же с герцогом Дакром ла Алевтим... Ставка пари осталась неизвестной... — улыбнулась она.
И девчонки тут же поняли, что неизвестно — это всем, а уж эйдежь об этой пикантной подробности знает, но никому-никому не расскажет в силу именно пикантности оной...
"Может, он его кукарекать из-под стола заставит?!" — мстительно предвкусила Торри, вспомнив сей позорный факт из своих личных взаимоотношений с этим хитрым стариканом.
"Бедный император... Да нет, у взрослых такие шутки не в ходу! — подумала Синнаэль.
Это она вспомнила, как Келдаз несколько потерял берега, и она его вернула в реальность. Всего-то, проигравший должен был поверх спортивного костюма надеть женские трусики и пройтись от дверей до дверей по спортзалу. Когда там шло занятие. Тридцать три сажени только. Не пробежать — пройти. Идти пришлось — кто б сомневался, у неё всё было просчитано! — норту. Луфа не было. Никка до последнего ничего не знала. Потом она лишь поцеловала Сину. Её Кел тогда ещё не достал, но, видимо, было до того уже тоже недалеко.
Немедленно прибыла его мать и его дядя. Но с принцессой никто ни о чём говорить не стал. Даже её собственные родители.
" — Сын, успокой меня, скажи, что ты свою бешеную кору не обижал!
" — Мама! — взвыл бешеный норт.
" — Кажется, это означает "нет", — с облегчением выдохнул мужчина. — Значит, вот тебе свиток, дуешь в Техлор и не позже сегодняшнего вечера извиняешься перед Луфгеглом.
" — Дядя!..
" — Это не дядя, это решение Малого совета, — сухо проговорила женщина. — Трое "за", один — ты! — ткнула она в него пальцем, — воздержался.
" — Да я и сам хотел, — махнул рукой и опустился на стул Кел. — Как только он вернулся бы... Но как вы узнали?
