— Ich habe RЭckenschmerzen1, — добавил Серапионов.
— Wie alt sind Sie2?
— Mittedreißiger3.
Медсестра вкатила большой лоток, заполненный разноцветными баночками и пузырьками, наклонилась над столом и принялась раскладывать препараты по ячейкам на вертящемся диске.
Долговязый поговорил с доктором и снова обратился к Серапионову. На сей раз он осведомлялся, всем ли доволен пациент или есть еще какие-то пожелания. Андрей поманил его к себе и, взглянув на медсестру, что-то шепнул ему на ухо. Долговязый расплылся в улыбке, понимающе закивал, обернулся на доктора Штайнброка. Тот указал в сторону таблички с фамилией пациента, закрепленной в изножье койки, а после этого слегка пожал плечами:
— Das ist Russische mensch 4...
Незнакомец изучил надпись, что-то пробормотал в диктофон и кивнул доктору:
— Verstehe5!
— Mein GefЭhil sagt mir, daß er wieder gesund wird. Es ist nicht gesagt 6...
— О! Ja-ja7! — парни-посетители рассмеялись.
Андрей слегка покривился от боли и пробормотал по-русски:
— Твои б слова, Штайнброк, да Богу в уши...
Насколько он смог понять, долговязый и его спутник были журналистами. Пожелав ему скорейшего выздоровления, они вышли; за ними, покачивая бедрами, последовала медсестра со своей каталкой. Доктор задержался и осмотрел Серапионова, одобрительно кивая и приговаривая: "Sehr gut, sehr gut8!" Андрей же вспоминал подробности своего сна, и сейчас ему действительно хотелось лишь одного: закрыть глаза...
____________________________
1 "Спина болит" (нем.)
2 "Сколько вам лет?"
3 "Тридцать пять"
4 "Он русский..."
5 "Понимаю!"
6 "Я чувствую, он выздоровеет. Такая возможность не исключена..."
7 "О! Да-да!"
8 "Очень хорошо, очень хорошо!"
ВНЕ РЕАЛЬНОСТИ. НИКОГДА. РОСТАУ
Завидев племянника живым и невредимым, Сетх помрачнел. И не успели еще Нетеру занять свои места, нынешний правитель Та-Кемета заявил:
— Исет нарушила законы Маат, подписав мерзкий богам договор. Своими чарами она заставила многих сочувствовать себе. Это несправедливо. Однако я вижу, что богоравные не могут воспрепятствовать ее волшебству. Суд не будет праведным, пока в зале присутствует моя коварная сестра. И посему я не желаю участвовать на судилище, покуда она здесь. Она затмит разум Нетеру, а я окажусь беззащитен. Я не желаю, чтобы среди судей находились женщины, вступившие в сговор против мужчин. Пусть лишь Нетеру-мужчины удалятся со мною на остров, где и продолжится слушание. Если нет — я сейчас же уеду из Гелиополя.
Исет посмотрела на Тота, а он скосил узковатые, подведенные сурьмою глаза на Ра.
Хору хотелось крикнуть, что Сетх лжет. Мать никогда не вмешивалась чарами в решение судей. Но он помнил наставления Хентиаменти, а потому заставил себя смолчать.
— Да, — рассудил Ра и погладил свою бородку. — Твои опасения небезосновательны, Сетх. Суд не будет продолжаться, покуда мы не удалимся на остров и не воссядем там в отсутствие женщин.
Нетеру возроптали.
— Сейчас Ра уляжется на землю и станет говорить, что больше никогда не взойдет в свою ладью, если мы будем упорствовать, — усмехнувшись, шепнул Инпу на ухо брату. — Это его излюбленный довод во всех спорах...
Дряхлый Ра уже сползал со своего трона.
— Не стоит этого делать, отец! — звонко воскликнула Исет, поднимая руку, и все замолчали, а она продолжала в оглушительной тишине: — Не утруждай себя, великий Ра! Мы с Хатхор и Нут удалимся, вы можете продолжать без нас, здесь.
— О, нет! — воспротивился Сетх, с ненавистью глядя на свою непокорную сестру. — Эти места слишком открыты. И невидимая, ты будешь влиять на нас! Так дело не пойдет! Либо мы отправляемся на остров, либо я покидаю небесный Ростау и уже больше никогда не явлюсь на судилище! Это мое слово против слова сестрицы. Решайте!
Большинству Нетеру и Хору с Инпу было ясно, что Сетх оставляет за собой право на чары. Очутившись на острове, он не откажется от волшбы. Ра закроет на это глаза, а быть может, даже поддержит своего защитника. Сильнее Сетха только женщины, от них-то он и решил избавиться сегодня, еще до начала слушания...
— Хентиаменти, сынок, — Исет взяла за руку старшего сына, и Сетх отвернулся, делая вид, что ему неинтересно, как поведут себя его враги, — твой отчим будет покушаться на жизнь Хора. Если сил твоих не хватит, дай мне знать...
— Да будет так, мама, — Инпу обнял Исет за плечи и слегка прижал ее к себе. — Когда будет туго, я пришлю весточку. А ты тем временем позаботься о нашей с Хором армии. Я вижу, что Сетх замыслил прорыв, и вам с Небтет придется стать во главе войска вместо нас.
Нетеру покидали зал. Молча вышел за ними Хор. Инпу кивнул напоследок матери с бабкой, уверенно надел шлем и, шакалоголовый, направился к сходням.
Ладья отплыла.
ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. ИЮЛЬ. РОСТОВ-НА-ДОНУ
Ковш экскаватора вгрызся в глину, зачерпнул большой ком и, подергиваясь, начал подниматься. Башня с гулом поворачивалась.
Бригада рабочих совковыми лопатами перекидывала ранее отброшенную землю в тачки и увозила за пределы садового участка. Черные от загара спины людей лоснились: июльское солнце жарило беспощадно.
Поодаль, под айвовым деревом, сидел молодой человек. Обложенный книгами и тетрадями, он что-то читал, изредка поглядывая на рабочих и углублявшуюся яму. А в душе его клубилась тревога, и юноша не ведал ее истоков. Однако что-то влекло его сюда каждое лето последние пять лет. Он приходил, садился под этим деревом и ждал. Ждал, сам не зная, чего...
Когда раздался пронзительный крик, Шура вскочил. И если у всей бригады тут же возникла мысль о несчастном случае, то парнишка понял: произошло что-то другое...
Рабочие окружили упавшего на насыпь человека.
— Марк, ты че? — крикнул кто-то.
Тот, кого назвали Марком, хрипел и судорожно колотился, сжимая в руках грязную игрушку — куклу в полуистлевшем платье. Таких по старинке "сажают" на чайники, чтобы сохранить подольше тепло.
Лопата рабочего валялась рядом.
Шура замер. Он даже не подозревал, насколько жутко выглядело это со стороны...
Марк неведомым образом изогнулся, и земли касались лишь его стопы и затылок, а тело, сведенное болью, дугой повисло в воздухе. Изо рта его хлестнула пена — грязно-серая, обильная. Удушливый запах тлена пополз во все стороны от стонущего человека.
— Зовите "скорую"!
Шура не мог пошевелиться. К дому побежали двое.
— Водой его надо! Удар это, солнечный... — со знанием дела сказал бригадир, и еще двое схватились за ведра.
Но вода не помогла. Марк бился все сильнее и наконец потерял сознание. Кукла выпала из его рук, покатилась в яму.
Юноша сделал шаг назад. Никто не обращал на него внимания. Он отступил еще, и голую ногу царапнула ветка крыжовника. Шура вздрогнул, отскочил в сторону и побежал, не разбирая дороги. Он снова ощутил Его — того, кто снился ему почти каждую ночь вот уже почти пять лет...
Парень остановился, лишь услышав вой далекой сирены. Огляделся, пытаясь понять, куда занесла его нелегкая. Отгреб со лба пропитанную потом челку. Незнакомая улица, сложенный из "дикого" камня невысокий забор, красивый двухэтажный дом, не похожий на другие...
— Ты что, потерялся?
На Шуру с любопытством смотрит маленький мальчик. Забавный, со взъерошенными от беготни светлыми волосами и смеющимися темно-серыми глазами. И снова — будто чья-то ледяная рука коснулась затылка Шуры.
Мальчик сложил ручки на заборе, уперся в них узким подбородком. Юноша бросил взгляд во двор. В виноградной беседке за деревьями мелькали фигуры взрослых, оттуда доносился смех и женские голоса.
— Дай мячик, — попросил ребенок, указывая пальчиком в заросли крапивы, растущей на противоположной стороне дороги.
Шура медленно повернулся и, обогнув стоявшую у ворот иномарку, подошел к кустам. Мяч лежал в неглубокой канавке.
— Саша!
Юноша вздрогнул, оглянулся. Но обращались не к нему, а к тому самому мальчику. Высокая стройная брюнетка — наверное, мать малыша — приблизилась к ограде и заметила Шуру. Мальчик спрыгнул с какой-то возвышенности, на которой стоял, чтобы дотянуться до верха забора.
— Сашулька, не вздумай выходить за ограду: там дорога!
— Я не выхожу, — отозвался невидимый теперь Сашулька.
— Мы мяч потеряли, ма! — послышался еще один детский голос. Он принадлежал мальчику постарше. — Я всю-ю-ю-ю малину и лопухи обыскал!
Шура выкатил и поднял мяч, подошел к ограде. Женщина с подозрением оглядела незнакомца.
— Вот, — сообщил он, бросая мяч на участок.
— Спасибо, — ответила женщина и, ухватив мальчиков за плечи, повлекла их к дому.
— Я ваш сосед, — непонятно зачем крикнул ей вслед Шура.
— Спасибо, — рассеянно повторила она, скрываясь за террасой.
* * *
Ася, девушка шефа, Николаю очень понравилась. Тихая, спокойная. "Шкатулочка с жемчужинкой" — так сразу же и окрестил ее Гроссман. Далеко не красавица, но временами, когда Влад внезапно менялся, оказывалось, что она как нельзя лучше подходит яркому, красивому Ромальцеву. Она была еще молода, однако Николай не смог бы назвать Настю юной. И, судя по высказываниям и поведению, Ася еще не имела опыта близости с мужчинами. В том числе — с собственным молодым человеком. С Владом, то есть. Уж подобное Николай замечал мгновенно. Хотя любовь между нею и Ромальцевым ощущалась отчетливо. Воистину: чужая душа — потемки, поговорка не врет...
Влад вел машину, Рената сидела, отвернувшись в окно. Что-то скребло, скоблило сердце Николая. Он наблюдал за женой, за шефом, за Асей, но на первый взгляд ничего подозрительного не было. А тревога не проходила.
Самым деятельным в пути проявил себя Саша. Он ползал по коленям Николая и Ренаты, стараясь разглядеть все, мимо чего они проезжали.
— Пап! — шепнул он на ухо Гроссману и умоляюще посмотрел на руль.
Рената коротко взглянула на них и снова отвернулась, немного нахмурившись.
— Нельзя, Алексаш! Успокойся! — Николай ссадил его с коленей на кресло.
— Почему ж нельзя? Идите, — подал голос Влад, свернул к обочине и остановился.
Гроссман хотел пересадить к нему Сашу, но Ромальцев закрылся ладонью, отрицательно покачал головой, а затем вышел из машины, уступая свое место Николаю.
Мальчик обосновался на коленях у отца и радостно вцепился в руль.
Влад взглянул на Ренату. Она упорно не поворачивала головы и не двигалась. Костяшки пальцев, которыми женщина впилась в поручень над окном, побелели.
— Не надо вертеть, Алексаш, — тихо объяснял сыну Николай. — Дорога прямая, видишь? Просто держи курс, капитан... Угу?
— Ага! — но очень уж Саше хотелось почувствовать себя водителем, и он вцеплялся в руль с такой силой, что Гроссману было непросто удерживать ровный ход.
— Я тебе папа или шо?! — возмутился он.
Ася засмеялась и, нерешительно протянув руку, растрепала Сашину челку. Мальчик восторженно расхохотался, еле-еле выглядывая из-за руля.
— Прелесть! — девушка оглянулась на Влада, но тот сидел, опустив глаза.
Увидевшая это Настя была теперь смущена и растеряна.
— За следующим знаком — поверни, — подсказал Ромальцев Николаю.
— А я вот думаю, ладонька: а шо бы нам с тобой не съездить на реку? Смотри!
Они спускались под откос, а за деревьями голубым локоном блестел приток Дона, который неторопливо катил свои воды к Азову.
Рената прищурила один глаз и приставила руку щитком ко лбу. Солнце освещало ее — златовласую, в оранжевой майке, с золотым кулоном, что покоился в яремной впадинке на загорелой шее. И на кулоне блестели маленькие клешни краба. Нечаянно уронив на нее взгляд, Ромальцев снова отвернулся.
— Или будем весь день бастурма кушать — водка пить — земля валяться? — уточнил Николай, чувствуя создавшееся напряжение. — Как вам это нравится?
Ася натянуто улыбнулась:
— Вы смешно говорите...
Гроссман тут же подхватил, лишь бы отвлечь ее от того непонятного, что происходило позади них:
— Я говорю мало, но я говорю смачно!
— Вы одессит?
— Как вы догадались?
— Нет, честно?!
— Шоб Гитлер так жил! — побожился Николай и в очередной раз сдержал ручонки сына, готового свернуть неизвестно куда. — Опа! Кажется, Маргоша! Ну-ка, Алексашка, побибикай!
Марго ехала, не торопясь. Она слегка помахала рукой и что-то сказала подскочившему на заднем кресле сыну. Лева заметил, что Саше доверили руль, и теперь явно препирался с матерью, пытаясь добиться таких же привилегий.
— Коля, сейчас будет еще один поворот, не пропусти, — тихо сказал Влад.
— Я не пропущу! — заявил мальчишка, поднимая руку кверху.
— Ну, разве кто-то сомневается? — Ромальцев усмехнулся и подмигнул ему в зеркало. — Это твой папа ворон считает, мы-то с тобой знаем, куда ехать...
Лицо Ренаты, слушающей их разговор, прояснилось.
Николай покосился на Асю. Нет, вот она-то ревнует совсем напрасно. Если ревнует. Но, по крайней мере, огорчается. Влад здесь не при чем. Во всем виновато его неуловимое, но очень сильное сходство с погибшим почти пять лет назад телохранителем Александра Сокольникова. И больно было понимать Гроссману, что жена до сих пор не забыла Алексашкиного отца, что уловила похожесть на него Ромальцева и теперь не может скрыть своей растерянности, бессилия... Любви... А Владу неловко: он прекрасно ощущает настроения людей и замечает, что с Ренатой творится что-то неладное.
На даче напряжение спало. Все разбежались кто куда: ребятишки гоняли мячик, Николай и Марго занялись мангалом и шашлыками, Влад и Ася тихонько разговаривали в виноградной беседке, а Рената бродила по участку.
Время перевалило за полдень, стало совсем жарко. Мальчишки убегались, да еще и потеряли мяч.
— Саша, Лев! — крикнула Марго. — Идите за стол!
— Ма, у нас мяч куда-то укатился! — пожаловался Лева.
— Потом найдете! Живо за стол! Гроссман! Гроссман, ты мне нужен как мужчина! Принеси сюда скамейку с террасы, надо с той стороны поставить, не поместимся!
— Влад уже несет!
Марго принципиально не замечала Ромальцева и почти не разговаривала с его невестой. Николаю было интересно, чем все это закончится, ведь Голубева была безнадежно влюблена во Влада уже много лет, а он относился к ней как к другу, и не более.
На тропинке появилась Рената, которая вела за руку сына. Ромальцев посмотрел в их сторону и поставил скамейку в беседке, но даже этого короткого, почти осязаемого взгляда хватило наблюдательному Гроссману, чтобы вся муть поднялась из глубины души, а горячая волна ударила в сердце и в голову. Черт, а дело-то не только в Ренате! С шефом тоже не все чисто. Николай думал, что в последнее время жена научилась управлять своей очаровательностью, и мужики перестали засматриваться на нее. В последний раз он был свидетелем приставаний к Ренате год назад, когда она возвращалась с работы. Какой-то молокосос увязался за нею и провожал до самого подъезда, рассказывая легенду о двух половинках и утверждая, что Рената как раз и является этой половинкой для него. Николай с любопытством созерцал эту сцену в окно, затем к нему присоединился и Алексашка. Жена, разумеется, молчала, потом взяла приставалу под руку, кивнула и быстрыми ловкими жестами показала, что у нее трое детей, а также вскоре ожидается прибавление четвертого. И указала на окно, откуда сын скорчил им рожицу. Больше Гроссман этого типа не видел. Атмосфера в семье давно наладилась, все, на первый взгляд, было так же, как до их расставания в Новосибирске: вернулась былая нежность, вернулось понимание, тепло. Николай знал, что Рената благодарна ему за то, что он не бросил их с сыном в трудную минуту. Но это была не только благодарность. Она действительно любила его, пусть иначе, чем Сашу, но любила. И тут — этот Влад... Поневоле начинаешь бередить прошлое...
