— Что так поздно?
— Зачиталась, — не соврала Катти. И сразу порадовала хозяйку кухни: — Представляете, мне ваши среди прочего словарь подкинули, а там — картинки растений! Вы как-то упоминали о... Я так и не вспомнила...
— Кечтакий?!
— Вот. Я вечером поищу... Вдруг есть. Тогда перерисую... Только чем бы... И на чём?..
— Дам! Иртра!
— А господин Патокул?
— Точно. Мимо него в камеру ничего нельзя. В ужин через него передам, — и она улыбнулась: — А у меня для тебя тоже небольшой подарок образовался. Ихняя главная надзирательница к последнему перекусу — "Империю Маккабари" заказала. Говорят, Торрочку ваши принцы успели подучить заваривать... Баронессе попробовать истинного загорелось.
— А что ж она тогда наших раньше не попросила?
— Да не знала, может... А что ж они сами-то не предложили ей?
— Да, может, полагали, что это ещё одно над ними такое издевательство!
— Ну, уж удумали! Что ж это — мы настолько зверюги, что ли?! — искренне возмутилась почтенная метресса, и плётка, прикрепленная к её поясу, чуть дрогнула. — Ладно, хватит о глупостях! Не хочешь ещё разок свидеться? Чай им отнесёшь... Ну, я и вдобавок им кой-чего подкинуть решила... Да не бойся, то, сладкое, уже девки понесли, тебе только чай — управишься.
— Спасибо-спасибо-спасибо!
Ближе к вечеру Клерисса получила от неё вызов. Семереника беспокоить не стали. Пусть не отвлекается — работает! Разобрались сами:
"ВЫШЛА из КАМЕРЫ."
В режиме "да-нет" королева уточнила:
"Тебя освободили?"
"Нет. САМА."
"Катти, ты в порядке?"
"В ПОЛНОМ."
"Единица — лучшее", — пауза. — "Девы?"
Один укол через небольшую паузу ещё один.
"Обе?"
"Да."
"Принцы?"
"ЖДЁм."
"Выход из дворца?"
"ИЩУ."
"Найди Ритогла! И его мать. Опасна."
"Да."
"Не рискуй."
"Да."
— Вот, засранка, — уважительно потом проговорила Шитона. — Неделя — и по чужому замку уже, как по собственному, разгуливает.
— Интересно, а в собственном она Казну нашла? — чуть съехидничала королева корсаров.
— Никакой Казны нет! — отмахнулась Клерисса.
— Это должен быть пятый уровень прозрачности карты, — в никуда проговорила Агвелта. — Самое меньшее.
— Пятый? А такой существует? — удивилась Шитона.
— Никакой Казны нет! — опять проговорила Клер.
— Нет, девочки, а всё-таки?
— У прежних двенадцатеричная система счёта. И всего степеней прозрачности должно быть, если не двенадцать, то шесть... А что не три — нам известно, — улыбнулась королева кладоискателей.
— Ну, вот же!
— Четвёртый нам встал в полторы тысячи рабов, — вздохнула Акнаккора. — Двести... э-э...четырнадцать лет тому назад. Тогда же пришли к выводу, что для открытия следующего потребуется не менее десяти тысяч человек... Не менее. А насколько более... И при этом очень ощутим будет шанс закрыть пульт вообще. Рисковать не стали. Ни пультом, ни...
Она замолчала. Продолжать не требовалось, все присутствующие понимали: небоевое умерщвление такого множества людей может настолько возрадовать Пшосграза, что остальные боги Шести взревнуют... А потерять благосклонность владетеля морей Постония, например, ради неверного шанса увидеть ещё две-три комнатки?!
Она взглянула на Агвелту.
— Четвёртый — двести семьдесят лет назад, — отчиталась и она: — Пожертвовали собой двести сорок два дворянина. Пятый открыла я. Почти без жертв. Накануне последней войны.
"Почти", — почти скрипнула зубами Клерисса. Эти-то жертвы вряд ли были из их добровольцев. Скорее всего, они были пленными вектами. Захваченные корами или нортами и проданные нагтилинам. Когда перед открытием военных действий войны Опавших листьев обсуждали возможность захвата заложников, неблагородные советники добили аристократов именно этим доводом: они наших — в рабы! Они с нашими не церемонятся! Наши у них — без следа пропадают!
— Четвёртый — сто пятьдесят лет назад, — мрачно сказала она. — Лаборатория мэтра Акродия.
Три королевы переглянулись. Имя знаменитого алфизика знала даже Шитона.
Клерисса продолжила:
— Они тогда обошлись без жертв. Пятый — тоже, как у вас, накануне войны. Но тоже без жертв. И из той лаборатории вышел Семереник. Но он допуска ещё не имел, потому ни в чём не участвовал, и ничего не знает.
— Вы настолько доверяете своим учёным?
— Задачу получилось разделить на несколько независимых этапов. Всё знали только двое. Которые в серянку не выжили.
— Ладно, хватит о прошлом! — не выдержала Шитона — Мальчики! Вытащить девчонок мы сумеем им помочь?
— А то ты уже не помогаешь! Почему не предупредила? Я еле успела хоть Акнаккору остановить! И своим отбой дать. Был бы у имперцев ещё один полный комплект артольцев — не приведи боги, — задумались бы...
— "Полный"?
— Мы своего сразу послали тоже, — проворчала Агвелта.
Она была недовольно собой: уговорить мужа предварительно обсудить всё с вектами, у неё не получилось: "Это из-за них, это из-за их девчонки он в Империю полез!" Не помог даже железный довод: "Представь себя на его месте, а меня — на её!". Ну и пытаться что-то делать в тайне от Клериссы... Где у них, у всех остальных артольцев, есть шпион, там у Клер — тоже. И ещё один от Имерния Тредиса. И ещё, может быть, один лично от их короля, который присматривает за ними обоими.
— И чтоб чужеземцев не слишком много казалось, мне пришлось свой личный стратегический резерв использовать... Девочки, давайте больше так не секретничать! Я понимаю — дети, я понимаю — мужья, но мы-то — разумные люди!
— Ты таковой в первые дни не казалась, — пожала плечами Шитона.
— Грубая ты, — выдавила Клерисса и с видимым усилием перешла на деловой тон: — Об остальном мужья сами договорились — с вас диверсионная сотня.
— Кошачий эскадрон — хоть завтра. Да хоть сегодня! Готовность — час!
— Да-а, уж Артерра над ними поработала, — заставила себя окончательно задавить и ненужные воспоминания, и бесполезные уже сожаления и даже сумела улыбнуться Клер.
— Да и кор... Ситтокорник... Руку он тоже приложил... Надо же, на лошади едва держится, а с саблями — против любых двоих из эскадрона выходил. Даже пешком против конных... Да и в остальном он... — Шитона тень, накрывшую чело Клериссы, фальшь её улыбки заметила... Но об этом она с хитромудрыми подругами переговорит и всё выяснит позже, а сейчас надо поддержать стремление бешеной ведьмы "не отягощать": — А уж эта твоя подполковница... Умудряться быть незаметной — практически невидимой! — даже в чистом поле! Без всякой магии! В общем, на последних манёврах вы присутствовали, чему парни научились, как они себя показали, наблюдали. Впечатлили?
— Может, всё-таки наши? — попробовала настоять Акнаккора. — Бои внутри здания — это будет очень похоже на абордаж.
Агвелта больше в обсуждение вмешиваться и своих предлагать не стала: нагтилины хороши в хирде и на стенах родных городов, а разные скоротечные диверсии — это не для их... Да и она поняла, что едва не взъярило властительницу вектов. А сейчас, когда её дети в опасности — дети не с нею! — лучше быть осторожнее.
Да, тогда погибли векты — у неё на глазах. Именно она увидела варианты возможных решений проблемы допуска, и её к проведению ритуала допустили. Вариантов было немного, но на правильный выйти получилось не с первой попытки. Несколько рабов погибли.
И ещё одно... Агвелта настолько сильной магиней, как Клер, конечно, не была, но зато её стихией была — земля. А это вотчина не только Пшосграза, но ещё и Ниобеи животворящей... И то, что нагтилиния сейчас ощущала в женщине напротив... Вот сейчас она и думала: сказать — не сказать? Но в любом случае в таком положении женщины подвержены неустойчивости психики, и лучше лишних поводов к срывам... тем более на свою голову... не давать.
И она молчала.
— Бой в замкнутых пространствах твой Ситтокорник нортам своего эскадрона поставил — сама убедилась. А твои на рефлексах всегда помогают себе магией, и все они привыкли к богатой артефакторике. В пределах Огненного дворца всё это может сработать непредсказуемо, — и Клер опять заставила себя улыбнуться: — "Кошкарям" будет сподручнее.
Шитона облегченно рассмеялась: проехали!
— И правильно! — воскликнула она, и чуть пригладила руку Клериссы.
Вполне естественный жест! А что при телесном контакте, она ещё и подхватив её внутреннее состояние, убедилась в отсутствии злокозненности, так об этом её умении только Рег в курсе. Ну и брат. И дети. Даже младшенький. Они его унаследовали. Что с мужчинами в их роду — редкость.
— Ты веришь, что твой Семереник успеет управиться? — проворчала Акнаккора.
— Да куда он денется!
Вечерний приём любого дворца — прерогатива хозяйки. Дневной, полный официоза, проводит мужчина и для мужчин. На нём хозяин раздаёт задания, проверяет исполнение ранее отданных, вникает в возникшие проблемы, принимает или предлагает варианты их решения, а вечерний... Вечером властвуют не мундиры, а наряды. И не дела — танцы. Даже для генералов, даже для дипломатов.
После смерти императрицы, после окончания траура по ней Император возложил эти хлопоты на свою любимицу-сестру — принцессу Листеллию, в замужестве герцогиню Вротийскую. Увы, ту беззаботность, которой были исполнены ежемесячные приёмы императрицы, восстановить не удалось, и Император стал на них редким гостем, его ближние родичи, выделываясь друг перед другом: у нас свои есть! — последовали его примеру, но удостоиться приглашения в Белоколонный зал по-прежнему считалось высокой честью, а не получить привычный конверт в первых числах месяца — явным признаком начала опалы. Потому, что хоть перечень приглашённых составляла хозяйка, но действительным — действующим! — "список шёлкового свитка" становился только после подписания хозяином. (Да, традиционно перед каждым приёмом список вышивался по шёлку — с обеих сторон: чтоб всем всё было видно!)
И традиционно в черновиках подобных документов все изменения выделены цветом чернил — заметны при первом же взгляде. Да и до главы дома они доходят только через руки канцеляристов, столоначальников, помощников, сановников... И чем выше титул владетеля дворца, тем длиннее эта очередь — тем труднее, тем невозможней внести в первоначальный текст хоть какое-то изменение...
В своё время пропихнуть в него Анаттолию не получилось даже у главного подателя халата. Ранг рода ла Ариерти был слишком низок. Точнее высок очень и очень недостаточно.
" — Зачем тебе она? — поморщился Император.
" — Она умеет видеть. Она прекрасно владеет языком — с нею разговаривают! Потому что слушать она тоже умеет. И слышать! Да одна та история с графиней Аскрой — помните же её? — чего стоит!
Царственный собеседник зябко передёрнул плечами. А потом ухмыльнулся:
" — Говоришь, прекрасно владеет языком? Да, это для женщины важный талант... Ладно, сделаем так...
И Анаттолия ла Ариерти получила свой нынешний титул. Который давал ей право... Больше! — по которому приветствовалось! — её присутствие на всех публичных мероприятиях, где было бы возможно появление царствующей особы.
Но для начала она посетила дневной приём... Была пропущена стражей, по всей форме представлена мажордомом и не была изгнана высочайшим неодобрительным взглядом или укоризненно нахмуренной высочайшей бровью. Тут-то все про давние привилегии титула и вспомнили.
А при первом визите в Белоколонный зал её у самых дверей встретил и очень поддержал герцог... Ну, и фурор вызвали её драгоценности. Особой древностью род её мужа похвастать не мог — всего шестьсот с небольшим лет, но вот богатством... Вон, даже члена императорской семьи нашлось, чем удивить.
(Это не особо обсуждалось, все и так знали, что почти семь сотен лет тому назад случился очередной поход в пустоши очередной шалой компании простолюдинов. Из которого вернулся только один. Который потом вдруг выкупил заводик, на котором поколениями вкалывала его семья. Потом — и шахту, которая поставляла на его — уже его! — завод руду. Следом — угольную шахту... Потом — завод конкурента... И ещё, и ещё... А перед самой смертью герцогом провинции ему был "дарован" наследуемый дворянский титул.)
И с ней было интересно мужчинам, но главное, с ней было, что обсудить женщинам: она... Она знала всё! И она... Ещё она знала своё место! Она не выставлялась явленной милостью самых высших лиц Империи, она умела восхищаться так искренне, она льстила так мило... И через неё так просто было передать туда, в самые уж верхи, какую-нибудь весточку, какое-нибудь ходатайство, какой-нибудь слушок.
Официального приглашения в Белоколонный зал она так и не удостоилась, но её присутствие стало привычным. С ней даже не смирились — её приняли.
Видом эксклюзивных драгоценностей работы прежних баловать двор она почти сразу же перестала, но сегодня...
Нет, и ныне её трудно было назвать красавицей, но сегодня её глаза блистали, осанка напоминала очерк вазы работы гениев двора рыжей императрицы, в манерах появились повадки хищных крупных кошек, а на пояске засияли изумрудные подвески.
— Что с женщиной делает волшебство прежних! — покачала головой графиня ла Трейси.
— Особенно когда им исполнены такие изумруды... — хмыкнула её подруга. — Если бы у меня на поясе болталось нечто подобное... Чтоб за каждый из них можно было купить по замку... — и она вдруг проказливо усмехнулась: — Да и может...
— Что?
— Может, тут работает другое... хм... волшебство...
— Поясни?
— На твоей дочке, когда она на свидание с принцем Рогттаром шла, что-нибудь в сравнимую цену было?
— Просила ожерелье из лунных агатов, но... молода ещё! Да и свидание с наследным принцем — чего ещё-то!.. Она и так — помнишь же! — вся светилась! Никаких прочей волшебы не требовалось.
— Уверена?
— Ты на что намекаешь?
— А то ты не понимаешь! За что Лее простили вазу эпохи Предшественников?
— Ты полагаешь, что сейчас на нашей эйдежь... — изобразила некоторое смущение придворная дама, — тоже?!
— Предлагаешь проверить? — хихикнула другая и отошла.
Графиня с неодобрительной улыбкой проследила, как её подруга подошла к другой группке, и через некоторое время женщины... Из их взоров почти ушла зависть, но появилась какая-то особая пристальность...
Нет, на следующий приём она всё равно это эллезийское безобразие на себя не наденет! Ни за что! Наверное...
Или, может, сначала дома попробовать? Когда муж на ужин останется? Нет, те розовые подвязки — это ни в коем случае! Однозначно. Подвязки! Придумают же! С бантиками! Она не девчонка! А если фиолетовые? Тёмные-тёмные, почти чёрные. Чтобы фиолет — только отсветом, только искрой над кожей бедра...
В Белоколонном зале зеркала украшали едва ли не каждую колонну, и графиня вдруг увидела своё отражение. Замерла, чтоб не спугнуть, чтоб не рассеять, чтоб запомнить — запомнить всё! И блуждающую полуулыбку, и рассеянное движение веера, и поволоку глаз...
И это, когда она себя в этом всего лишь представила?!
