— Мерзкий мальчишка, ты умрёшь так же, как и твои родители, умоляя о пощаде, — голосовые связки восстановились не до конца, так что голос Волдеморта имел довольно специфическую тональность, что немного, но веселило меня.
— Я видел, как они пали, Том, — создав заклятие эхо, ответил я. — Нет величия в убийстве безоружного в его собственном доме.
Воспользовавшись идеей Виктора, я начал создавать маленькие зеркала, чтобы узнать, где находится Тёмный лорд. Его маленькое и слабое тельце не давало ему преимуществ перед большим человеком и, если бы он не обладал магией, то убить его не составило бы труда. Только вот магия фонтанировала вокруг него, так что с тем, чтобы убить его, у меня были небольшие проблемы. Восстановив себя в более или менее приемлемое состояние для столь неразвитого гуманоидного существа, Волдеморт остался стоять на том же самом месте, где должен был найти свое упокоение, расплющенным между двумя надгробиями.
Не угадав, где я нахожусь, ориентируясь на звуки, он создал несколько поисковых заклятий, которые распространились от него в разные стороны, словно нити паутины. Чтобы предотвратить моё скорое разоблачение, я создал небольшие подземные толчки, выворотившие комья земли. Так как нитям поискового заклятия приходится ощупывать каждый предмет, находящийся на их пути, это дало мне немного времени, чтобы похромать в более выгодное положение и как можно дальше от Волдеморта. Заклятие землетрясения отняло достаточно много сил, так что, спрятавшись за статуей смерти с косой, я продолжил наблюдение за лордом сквозь зеркала, пытаясь немного передохнуть и придумать хоть какое-нибудь подобие плана.
Было очевидно, что Фадж сумел отговорить команду школы от моих немедленных поисков, а так как Флер до сих пор была без сознания, то точного моего местоположения никто из них не знал, так что о помощи извне речи не шло. Убить Тёмного лорда магией я не мог. Разумеется, у меня хватило бы сил и фантазии на небольшой магический поединок, но Волдеморт был в силах предсказать любой мой магический ход и легко блокировал бы все, чем я его атаковал. Так что основным моим козырем был эффект неожиданности и надежда на то, что на этот раз ему не удастся создать защитную сферу вокруг себя.
Он мог почувствовать изменение магического фона рядом с собой, так что мне пришлось преобразовывать траву в плющ на достаточном расстоянии, чтобы Волдеморт не узнал об этом. Пока ветви неторопливо продвигались в сторону своей жертвы, оставляя за собой минимальный магический след, я собирался с силами, чтобы сотворить кое-что действительно жуткое.
Книги о некромантии я читал исключительно из любопытства, никогда особенно не вдаваясь в подробности ритуалов фактического управления мертвецами. Но я точно знал, что их было довольно легко поднять из могил. Управлять ими я не смог бы, но столь резкого изменения магического фона хватило бы на то, чтобы скрыть от Волдеморта плющ и полет всей каменной крошки, которую я подниму в воздух, чтобы буквально расстрелять ей лорда. Даже если он создаст сферу, которая защитит его от большинства снарядов, она не остановит плющ, а уж если он попадёт в силки, то свернуть ему шею не составит труда.
— На самом деле мне довольно интересно, — эхо разносило мой голос по всей территории старого кладбища. — Что именно ты хотел здесь совершить?
Помнится мне, Кларисса была очень огорчена, когда я неумело влил в заклятие льва столько сил, что он разнёс половину её дома. Теперь она была бы двойне возмущена, потому что я поднимал мертвецов очень старательно. Серые полуистлевшие кости взметались из-под земли, поднимая фонтаны комьев грязи. Мне не было никакого интереса в том, чтобы собирать правильные скелеты для управления ими, поэтому собирались воедино они вразнобой.
— Неужели, хотел взять Кость, плоть и кровь? — орал я, и мой голос разносился громоподобным эхо повсюду.
То, что творилось на кладбище этим чудным июньским вечером, было мечтой сюрреалиста. Мой голос, звенящий отовсюду; скелеты всевозможных форм в разной степени разрушения, собирающиеся из кусков костей и кусков земли, чтобы дополнить недостающее; носящиеся повсюду камни, земля, осколки костей и в центре всего этого — маленький Тёмный лорд с выбоиной в собственной черепушке.
Все заклятия, что приходили мне на ум, делали много шума и света. Смешиваясь друг с другом, они образовывали жуткую какофонию магии. Если бы Флер была здесь, то наверняка бы заработала мигрень уже через секунду. Судя по состоянию Тёмного лорда, он её уже заработал. Довольно злобно бросаясь в разные стороны огненными заклятиями, он спалил половину собравшихся скелетов, чем привнёс ещё больше хаоса в вихрь, который я создал вокруг него — теперь и огонь носился по медленно сужающему вокруг лорда кругу.
— Довольно играть, мальчишка! — раздражённо взревев, Волдеморт влил в своё заклятие столько силы, что одновременно повалил все кружащие в воздухе предметы на землю. Но это не помешало огненным вспышкам продолжать свой бег, огонь теперь можно было погасить только водой, потому что любое заклятие воздуха лишь размножило бы его. Намеренно пользуясь заклятием левитации, я бросал в Волдеморта все, что он повалил. Раздосадованный ещё большей глупостью, что я творил, лорд все же потратил своё время на то, чтобы создать воду и погасить пламя. Этого времени как раз хватило, чтобы ветви плюща оплели его ноги. Взмахнув волшебной палочкой, я дёрнул ветви, повалив Тёмного лорда на землю. Дезориентированный столь резким падением, он не успел блокировать мой Экспеллиармус, так что его волшебная палочка улетела прочь. Мне было совершенно не нужно, чтобы он успел её призвать, так что я бросил огненное заклятие в ту сторону, позволив ему выжечь всю территорию. Перо феникса, находящееся в сердцевине палочки, охотно ответило огню, как только пламя оказалось рядом.
Даже без палочки Волдеморт все ещё был силен. Ему успешно удавалось бороться с плющом, несмотря на множество порезов, в которые попадала отрава. Вскормленный ядом Нагайны, он, наверное, даже не ощущал этого. На этот раз мне не удалось бы оторвать целую мраморную плиту, так что я приноровился бросать в борющегося с плющом лорда куски той, что разбилась в первый раз. Но, несмотря на всю тщедушность своего тельца, Тёмный лорд упорно доказывал мне, что просто так умирать он не собирался. Раздосадовано зарычав, я все же выбрался из своего укрытия, захромав в сторону лорда. Магией мне было его не убить, так что нужно было брать все в свои руки.
Подняв с земли чью-то бедренную кость, я упорно приближался к Тёмному лорду, попутно создавая больше плюща, чтобы хоть как-то уравновесить наши с ним шансы на мою победу.
— Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына! — прочитав первую строчку из заклятия, я от души врезал Волдеморту костью. И без того пострадавший и хрупкий череп лорда тут же снова пошёл трещинами, тонкая белая кожа, удерживающая его воедино, порвалась, оголяя нелицеприятную картину. Вблизи Тёмный лорд был очень далёк даже от подобия человеческого существа, а уж налитые кровью глаза и вовсе придавали ему сходства с дьяволёнком.
— Сдохни же ты наконец, маленькая тварь!
Я не останавливаясь бил его чёртовой бедренной костью какого-то давным-давно умершего человека, пока не понял, что больше ничто не пытается меня магически придушить созданным мной же плющом. Мои руки были в крови и ошмётках мозга, а на то, что осталось от головы Волдеморта, лучше было вообще не смотреть. Отбросив кость в сторону, я отполз подальше и без сил упал на раскуроченную землю. Глубоко дыша, я постарался прислушаться к посторонним звукам, чтобы понять, не появился ли на этом кладбище ещё кто-нибудь. Но не было ничего необычного, лишь фейерверки боли, взрывающиеся в моей голове, и ночной гул качающихся на ветру деревьев.
Я смотрел в ночное звёздное небо, размышляя о том, что никакое вранье в мире не сможет покрыть то, что произошло на этом кладбище. Как вообще можно кому-нибудь объяснить, что после того, как я воспользовался всем арсеналом заклятий, которыми владел, я забил Волдеморта до смерти бедренной костью? Чёртовой бедренной костью мертвеца, которого я поднял из-под земли.
Левую руку обожгло огнём, но у меня уже не было никаких сил и желания для того, чтобы наблюдать за тем, как на коже проступают кровавые гематомы. Я прекрасно понимал, что однажды это должно было случиться, так что почему не сейчас, когда у меня не было совершенно никаких сил, чтобы сопротивляться воле хозяина Стикса. Он жаждал моё сердце и сейчас я вполне мог его ему отдать.
— Нет! Нет! Что ты сделал, глупый мальчишка? Нет!
Я уже не понимал, разносятся ли эти крики в моем сознании или на кладбище появился кто-то ещё живой помимо меня. Мир, казалось, застыл, и в неописуемом приступе несуществующей боли я ощутил вкус и запах крови, тлена и сгоревшей земли. Мне нужно было все это остановить, прекратить мольбы и крики, что разносились в моей голове, вторя тем, что кричала Беллатриса, склонившаяся над тем, что осталось от человека, которому она отдала свою душу, молодость, силу и рассудок. «Грязнокровка» горела огнём на моем предплечье, начав действительно кровоточить, будто эту надпись вырезали прямо сейчас.
— Круцио!
Беллатриса кричит, и магия, повинуясь призыву, вьётся и вьётся в стремительном вихре, несущемся к моему сломанному телу. Весь мир магии открыт для меня в это мгновение, последнее перед вспышкой боли. Мир магии укутан серебристыми линиями, образующими замысловатый узор, что топчут Лунные тельцы. Мой вопль звенит на этих линиях, окрашивая их в цвет крови. Алые узоры тянутся прочь от моего сердца куда-то далеко в темноту бесконечной боли.
На периферии я замечаю яркие вспышки: это чужая магия. Люди, наконец, пришли сюда за мной или за ним. Алые узоры звенят, натягиваясь и загораясь ещё сильнее. Могу поклясться, что вместо мелодии я слышу слова.
— Пройди по узору — он приведёт тебя домой, к тем, кого ты любишь.
Глава 33. Привкус корицы
Приходить в сознание в полной темноте, находясь, по всей видимости, в подвальном помещении, не было пределом моих мечтаний. Более того, даже в дурном сне мне снились более приятные вещи. Единственным положительным фактом во всей этой сомнительной ситуации было то, что мои сломанные ноги зажили, так что я мог спокойно перемещаться по этой не слишком большой клетке. Если не учитывать маленькое окно, зарешеченное толстыми, пусть и ржавыми, прутьями, то выхода из этой каменной клетки не было. Ситуация казалась патовой с первого же мгновения, как я открыл глаза и увидел перед собой испещренный небольшими выбоинами потолок, но с каждой минутой, проведенной в этом месте, все становилось более зловещим и напряженным.
Сначала это был отдаленный шум шагов. Звук был размеренным, но далеким, будто кто-то целенаправленно вышагивал поблизости с клеткой, не приближаясь к ней, но и не уходя. Маршировал на месте, чтобы устрашать тех, кто находился внутри. Затем к этим звукам добавились чуть сдавленные стоны, будто кто-то пытался сдержать крик, не желая показать подслушивающим его людям, как ему на самом деле больно. Самое неприятное заключалось в том, что эти стоны исходили из того помещения, где находился я. Осматриваясь по сторонам, я не мог увидеть ничего кроме окна в соседнюю клетку, но скулящий человек определенно был поблизости. Порой мне казалось даже, что он прижимается ко мне, чтобы найти во мне хоть какой-нибудь комфорт и спасение от боли и одиночества.
Когда к шагам и скулежу я привык, даже начав улавливать некоторую закономерность в них: стоило прячущемуся человеку приблизиться к клетке, как болезненные стоны становились чаще, то появилось кое-что новое. Из соседней клетки стало доноситься напевание. Мотив был таким знакомым, что невольно я забыл о своих поисках невидимого страдающего вместе со мной человека и приблизился к окну, чтобы получше расслышать мелодию. Определенно, я слышал её раньше, но мне никак не удавалось вспомнить, когда.
Растянувшись на полу у окна, я пытался увидеть узника, столь не боящегося своей судьбы. Но все, что мне удалось рассмотреть, лишь серый мрак такого же холодного подвального помещения, да пара глубоких трещин в полу. Не сразу, но мне все-таки удалось сложить из этих разномастных зарубок, а порой легких засечек, полноценную фразу «Я не должен лгать».
— Я бы сказал, что все, что здесь происходит, каким-то образом связано с волшебством, — мой собственный насмешливый голос, отражался от холодных стен. Оглядываясь по сторонам, я пытался понять, что изменилось, но вместо очередной выбоины в полу или потолке я обнаружил самого себя, прислонившегося к противоположной стене. Мой двойник насмешливо улыбался, поглядывая на меня. Должно быть, его забавляло то, что я оказался в этом месте и как реагировал на новые изменения климата. Надо заметить, что моя реакция была довольно унылой: до сих пор больше всего меня заинтересовала назойливая мелодия, которую мне пока никак не удавалось вспомнить.
— Вполне логично, — чуть усмехнулся я, внимательно рассматривая своего двойника. При полном сходстве мы с ним все же были разными: дело было не в одежде и даже не в манере поведения, тот другой Гарри, казалось, был… счастливее.
— Разве тебе не интересно, кто я и почему нахожусь здесь вместе с тобой? — флегматично поправив манжеты своей рубашки, протянул мой собеседник.
— Я полагаю, что знаю ответы, так что мне не нужно ни о чем спрашивать, — зеркально повторив его позу, ответил я. Тихий, чуть назойливый звук шагов и скулеж придавал всему оттенок сюрреализма, почти доведенный до абсурда.
— А понимаешь ли ты, почему находишься именно здесь — в этой клетке? Почему из множества вариаций, ты оказался в том мирке, что тебе не принадлежит? — оттолкнувшись от стены, он подошел ко мне, ухватив за плечо. — Понимаешь ли ты, что значит быть узником упрямства и гордости, что значит безропотно принести свой разум и душу на алтарь победы?
— Разве я уже не отдал все это? — взглянув в глаза своего собеседника, чуть насмешливо протянул я, наконец, в полной мере осознав, в чем именно была разница между нами. В радужке его глаз иногда проскальзывали алые всполохи.
— Ты до сих пор жив, — безразлично пожав плечами, он показал мне на одну из стен.
Привязанная веревками к стене, там была Гермиона. Я был зрителем одной из множества вариаций развязок в большой игре между мальчиком, который выжил и мужчиной, что сошел с ума, гонясь за непомерной властью над живыми.
Мне уготовано было увидеть, как змеи сдирают с львов шкуры.
— Исход всегда будет один, — оторвав взгляд от того, как лезвие вырезало на левом предплечье Гермионы слово Грязнокровка, произнес я.
— Разве? — чуть насмешливо протянул мой собеседник.
