Андрей улыбнулся. Помнил он, помнил обеих дочерей Рушинского. Ольгу-красавицу лучше помнил, чем маленькую Вику. Наверное, старшая уже замуж вышла.
— А что, Андрюш, давай как выпишешься — к нам? Местных в гости не дозовешься, а если и дозовешься, то червонеешь потом из-за порядков ихних... Было один раз: я им от души, все на стол, вечер вот такой, — (Виктор Николаевич показал большой палец), — а по уходе эти болваны все обоср...ли: смотрю — кто деньги, кто чеки под тарелки запихивает. Кошмар какой-то. Я раньше-то в буржуяндиях не жил, так, от знакомых слышал про это, да не верил. А тут — на своей шкуре, как говорится... Тоже плюнул, теперь в рестораны коллег вожу. Хотят расплачиваться — пусть расплачиваются... Не понять нам их, Андрюша... Так зайдешь?
— Да с удовольствием!
— Ну, давай, давай, парень... — Рушинский поднялся и снова тронул плечо Серапионова. — Поехал я, время поджимает. На днях заскочу. Надо тебе чего-нибудь привезти?
— Да нет, ничего не надо. Разве что книгу какую-нибудь...
Рушинский подмигнул:
— Али журнальчик непристойного содержания? А? А?! Ха-ха-ха! Ну все, бывай!
Они обменялись рукопожатием, и бодрячок-Рушинский покатился в сторону парковки. Андрей долго смотрел ему вслед.
Виктор Николаевич покачал головой. Изменился Андрюшка, сильно-сильно изменился. Просто другой человек. Болезнь — она, конечно, всегда людей меняет, но чудилось Рушинскому, что не только в ней дело. Вот Ольге сюрприз будет! А то все тайком фотографии с того Нового года разглядывает, за все три года, что они здесь, ни на одного парня даже не взглянула. Так ведь лучшие годы растранжирила бы, весь цвет, не попади мать в эту больницу. Может, и у Андрейки к Оле что-нибудь в сердце появится, кто знает. Ну, молодежь! Знать, судьба... Вовремя Аллу прихватило, прости господи! Рушинский усмехнулся.
Серапионов же утомленно вытянулся на своей кровати. Толстозадая медсестра подала ему два стаканчика с лекарствами, молча поставила укол и удалилась. Андрей закрыл глаза и тут же провалился в сон.
ВНЕ РЕАЛЬНОСТИ. НИКОГДА. РОСТАУ
Одним богам ведомо, сколько времени стоит лагерь полководца под стенами Инну. Неявны и неясны цели полководца — даже для него, правой руки властелина. Оправа талисмана на шее вечного воина до сих пор пуста, хоть и родилось недавно Пятое Солнце... Расколото и сожжено в прах сердце повелителя, и не собрать его, и не воссоздать талисман.
Юноша предложил провести переговоры с защитниками Храма, но расхохотался полководец и поднял на смех его затею.
— Только бой, мой лучший ученик! Теперь только бой решит все! — кричала женщина устами властелина.
Но бой не решал ничего. Снова — стенка на стенку. Снова — сотни смертей, боль, раны, мучения. Ни шагу вперед, ни шагу назад.
Пустыня алела зноем. Песок, напитавшийся кровью, высох и стал черен, словно доспехи полководца и его воинов.
И бился юноша со жрецом Инну, человеком, закутанным в черный плащ с широким капюшоном. И все больше овладевала его сознанием мысль: это противостояние — бесцельно. С каждым ударом ему все больше казалось, что рубит он собственную плоть. Зачем? Никто не помнил истоков этой войны. В сердце юноши уже не было прежней жажды мести. Мести за что? Даже этого он уже не помнил...
Он видел, как убитый им капюшоноголовый жрец возродился в прекрасной птице Бену, как воспарил он над капителями колонн храма, как бросилась к воскресшему Попутчику огненновласая жрица Нефернептет...
Что-то замерцало в памяти юноши... Больше нет сил убивать, нет больше места ярости. Уйти, спрятаться, разобраться во всем — вот чего захотелось лучшему воину полководца. Сомнения, давно уже овладевшие душой верного пса, палача, воителя, дали побеги, и там, где прежде была выжженная пустыня, где высился алтарь Мести, ныне разрастался зеленый оазис. Корни тянули все соки из навязчивой идеи уничтожения. Из Смерти возрождалась Жизнь...
ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. СПУСТЯ МЕСЯЦ ПОСЛЕ ТРАГЕДИИ ТЕСНАУТО. РЭЙСАТРУ
Силища несметная в этих горах! Настоящий энергетический "узел"! Фирэ знал только одну такую "развязку" на Оритане, и даже там силы было гораздо меньше...
Да, он дезертировал. Просто покинул армию, не видя более никакого смысла в безумной войне. Соотечественники и дальше будут уничтожать друг друга до состояния полного хаоса, а он уже не мог ни видеть, ни слышать этого, ни, тем более, принимать в том участия.
Последней каплей яда, окончательно отравившей сердце юноши, стало выступление Правителя Оритана. Трансляция вышла в эфир поздней ночью, но вся страна узнала о ней уже к утру. Люди замерли.
— Жители Оритана, — тревожно-тихим голосом произнес господин Нэсоутен, а за спиной его восседал Совет страны, и неприятны были лица чиновников, давно лишившихся доверия людей. — Затянувшаяся война вышла на новый виток. Мы располагаем донесениями о готовности Ариноры нанести удары по Оритану. Мы отдаем себе полный отчет, что это сообщение посеет панику, но промолчать было бы преступлением перед десятками тысяч жизней. Каждый город нашей страны имеет подземные убежища, которые до сего момента носили статус секретности. Наступило время узнать об этом всем гражданам. В случае объявления тревоги вам необходимо незамедлительно обратиться в локальное Ведомство вашего города и, сохраняя спокойствие и порядок, выполнить распоряжения военных. Последний указ, подписанный Советом, обязывает служащих локальных Ведомств оказать всестороннюю помощь гражданам Оритана.
А через несколько дней по стране поползли слухи о том, что ори в ближайшее время собираются нанести упреждающий удар по врагу. Слухи есть слухи, но Фирэ точно знал, что это не лишено основания.
Те, кто еще был в состоянии что-то предпринять, покидали континент и расселялись по земному шару. Многие гибли во время путешествия, уничтожаемые аринорцами либо стихией.
Земля словно отзывалась на безумство, творимое людьми. Ее нутро содрогалось. Прогнозисты утверждали, что точно так же начиналось Потрясение четырехсот тридцатипятилетней давности, предъявляли в качестве доказательства своих заявлений архивные данные и призывали готовиться к новым катаклизмам.
Планету лихорадило. Внезапно появляющиеся гигантские волны сметали целые острова и безжалостно изменяли береговые очертания континентов. Многие леса полыхали пожарами, виной которых становилась магма, исторгнутая ожившими вулканами.
Фирэ уплыл на корабле, отбывавшем на Рэйсатру. Юноша надеялся, что Дрэян жив, здоров и ждет приезда младшего брата.
Путешествие было не из легких. Корабль едва не потерпел крушение на полпути, и лишь чудом удалось обойти рифы, не обозначенные в навигационных картах. Чтобы пройти починку, судно встало в доке одного из принадлежащих Оритану островов. И едва Фирэ подумал, что здесь можно было бы остаться и подольше — все-таки его мучили сомнения: стоит ли уезжать так далеко от родины? — как с воздуха начался обстрел. Синие клинки аринорских орэмашин рассекали сумеречное небо, а земля вспучивалась взрывами внезапной атаки.
Немногим уцелевшим все же удалось спустя пару дней вылететь с разоренного острова.
Оказавшись в Тепманоре (в переводе с языка ори — Край Деревьев с Белыми Стволами), Фирэ не смог найти попутчиков и транспорт, но все равно упорно двинул на юг в одиночестве. Ему было не привыкать к опасностям.
Он смертельно устал. Кроме того, по дороге в Кула-Ори ему предстояло преодолеть большие горы.
Молодой человек любил горы. На Рэйсатру было более или менее спокойно, сюда лишь изредка доходили отзвуки дальних землетрясений. Но сейчас громадные хребты Южных Гор самого большого материка оказались нешуточной преградой для достижения его целей.
Дабы не испытывать дополнительных трудностей, Фирэ полностью отключил разум. Он не думал ни о чем, пребывая в состоянии глубочайшего самопогружения. Измученное тело выполняло свою работу, сердце выбирало путь, как выбирают его перелетные птицы. Фирэ мог идти и самой темной ночью, и в густом тумане. Сердце отводило его от края пропасти, сердце сжималось, загодя предупреждая о горных оползнях и камнепадах, сердце вело юношу...
Ночлегом ему служили громадные пещеры (и разгулялся бы он здесь в иное время!), пищей — подстреленные дикие птицы и зверюшки, названий которых путник иногда и не знал.
А когда, сверившись с картой, Фирэ понял, что он уже близок к цели, сердце его возликовало. Он стал мечтать, как вскоре обнимет Дрэяна, отдохнет, а потом наконец получит шанс начать новую жизнь — вдали от войны, раненых солдат и бесконечных смертей...
Разгулявшееся воображение сыграло с юношей недобрую шутку. Он не почуял опасности и почти наскочил на логово дикого зверя. Хозяином этого жилища была довольно крупная кошка песочного цвета. Ее уши венчали черные кисточки, черным были обведены печальные — а сейчас разъяренные — глаза и губы оскалившейся пасти.
Фирэ не успел вскинуть оружие. Животное молниеносно бросилось на него, и, уронив свою поклажу, юноша кубарем покатился в обнимку со зверем под откос.
Самка защищала своих котят. Возможно, в другое время она не тронула бы человека или обошла его стороной. Но Фирэ успел понять, что нарушил границу и теперь пощады не будет.
Кошка рвала ему руки, а он старался лишь защитить живот и лицо. От быстрых безжалостных укусов хрустели суставы, кровь хлестала из ран.
Юноша закричал. В последней попытке спастись он собрал остатки сил, почерпнутых из щедрого пространства, и ударил зверя сконцентрированной энергией своей невыносимой боли. Посыл Фирэ буквально взорвал изнутри мозг кошки. Теперь закричала она — истошно, ужасно — и забилась на палой листве в последних конвульсиях.
У путника едва хватило сил выползти наверх. Ярко-красный след тянулся за ним, кружилась голова, тошнило.
Маленькие растерянные котята бестолково топтались возле его дорожной сумки, пронзительно мяукая и обнюхивая выпавшие вещи. Они совсем не испугались Фирэ. Юноша уже почти ничего не видел. Сознание угасало вместе с затихающим "Миу! Миу! Миу!" Он даже не успел добраться до коробки с медикаментами и ввести себе кровоостанавливающий раствор...
* * *
— Паском! Кулаптр! У нас тут дело, не терпящее отлагательств! — трескучий голос созидателя Кронрэя вырвался из микрофона переговорника.
Старый целитель посоветовал ему успокоиться и уточнил, что случилось.
— Паском, мои рабочие нашли в горах парня. Ори. Он очень плох.
— Что с ним? Не спешите, Кронрэй! Я слушаю вас.
— Похоже, его изорвал зверь. Руки — просто в лохмотья, не найти живого места.
— Грудь, живот, лицо?
— Сейчас раздеваем. На вид не понять: вся одежда изодрана в клочья, все в крови.
— Раздевайте. Лучше — разрежьте ткань, — кулаптр повернулся к своему помощнику: — Фартес, немедленно готовь транспорт. Сейчас же вылетаем в Виэлоро.
— Слушаюсь, господин Паском...
— У вас есть кровоостанавливающее, Кронрэй?
— Мы взяли с собой в горы коробку медикаментов, но кровоостанавливающего нет. И наш кулаптр остался на базе. Но у парня в сумке есть какие-то склянки, шприцы... Как бы он сам не кулаптр... — судя по темпу речи говорящего и позвякиванию, которое доносилось из микрофона, Кронрэй перебирал содержимое сумки раненого ори. — "Алэнеио" — это оно, кулаптр? Кровоостанавливающее?
— Да. Колите быстрее!
— Господин Паском, орэмашина готова! — в кулапторий вбежал помощник Фартес. — Реанимация?
— Да. Кронрэй, мы будем через полчаса. Держите его всеми силами! Координаты дадите нашему орэмастеру, сейчас соединю.
Паском легко, словно юноша, снялся с места и помчался следом за Фартесом.
* * *
Фирэ казалось, что он заблудился и никак не может выйти из душной черной пещеры. Еще было очень больно, так больно, как никогда в жизни. А где-то вдалеке слышалось отрывистое "Миу! Миу!" и несколько человеческих голосов.
Он ощутил свое тело, и боль усилилась. Скрипя зубами, он разомкнул веки. Над ним склонялся пожилой мужчина-ори с непроницаемо-черными раскосыми глазами. Фирэ понял, что лишь благодаря вливанию силы этого человека он жив сейчас и летит в орэмашине, уложенный на носилки, замотанный в повязки.
— Потерпи, Фирэ, скоро станет легче, — сказал пожилой кулаптр.
Юноше даже не пришло в голову удивиться, откуда незнакомец знает его имя. Это уже по прилете Фирэ поймет, что спасший его кулаптр — знаменитый Паском, пять лет назад покинувший Оритан в числе первых переселенцев. Паском знал едва ли не всех своих соотечественников, а если и не знал, то легко прочитывал их "куарт" во взгляде. Но пока боль терзала тело молодого человека, ему было не до вопросов и догадок. Он силился не кричать.
— Ничего, кулаптр Фирэ, нам с тобой еще предстоит поработать бок о бок! — с доброй усмешкой посулил Паском и промокнул губы раненого смоченным водой кусочком хлопка. — Мужайся.
— Миу! Миу! — слышалось где-то в стороне, заглушаемое рокотом двигателей.
Кулаптр отошел в сторону, наклонился, потом снова предстал перед Фирэ, но уже с рыжим котенком на руках:
— Кронрэй навязал. "Забирайте, — говорит. — Все равно без матери погибнут. Попробуем приручить, базе нужны охранники"... Сейчас высадим твоего спасителя и этих крикунов, а потом — в Кула-Ори. Ты ведь туда держал путь, Фирэ?
Юноша почти не слушал кулаптра. Паском хотел отвлечь его, но уж слишком велика была боль...
* * *
Фирэ открыл глаза. Тупо ноющие раны уже не доставляли таких страданий, сон помог восстановиться. Наверное, он уже в Кула-Ори, как обещал древний Паском. Не думал юноша, что попадет сюда таким вот образом...
— Ну что, живой? — послышался высокий музыкальный голос неизвестного.
Фирэ показалось, что спросивший усмехается. Он собрался с силами и повернул голову в направлении звука.
У противоположной стены комнаты кулаптория в такой же, как у Фирэ, кровати лежал мужчина лет сорока. Его забинтованная нога фиксировалась в выправляющем зажиме. Да, подумалось Фирэ, похоже, перелом и, по всей видимости, нешуточный...
Лица больного почти не было видно: будто нарочно, он закрыл его взлохмаченными густыми волосами. Северянин. Невольная неприязнь шевельнулась внутри недавно воевавшего с аринорцами юноши. Но пора избавляться от предрассудков. Здесь-то какая разница, кто ты?
— Паском сказал, ты Фирэ?
Молодой человек напрягся и вгляделся в него:
— Ал?!
— Оу! Ха-ха-ха! Нет! Тессетен.
Фирэ был изумлен. Как он мог ошибиться?! Не мог... Это Ал!
— Вид у тебя, парень, еще тот...
У Фирэ не пропадало чувство, словно он что-то утратил. Это было и прежде, после гибели Саэти, о которой он все это время старался не вспоминать, но теперь ощущение стало объемным, еще более тягостным, злым. Так, будто ему ампутировали часть тела или, скорее, что-то внутри — сердце, легкое... Только сейчас он понял, отчего ему так трудно было дышать эти годы. Прежде бытовало выражение: "Не хватает духа". Нынче оно устарело и изменило свое значение. Но только оно — то, старое, полузабытое — точно передавало смысл раскола, недавно произошедшего в "куарт" Фирэ. Не хватало духа...
