Увы, Дарина ни на первый вызов, ни на второй не ответила. Мэт и Клод также не откликались на попытки слизеринцев связаться с ними. И через потраченные в пустую десять минут настроение у Гарри и его друзей заметно ухудшилось. Они не знали, что делать. У них не было никаких известий о местонахождении министра или о планах Кобдейна. Они даже не знали, прибыл ли Фадж в Хогвартс или ещё нет, потому что Гарри, как на зло, забыл взять с собой Карту Мародеров. Получается, им оставалось просто сидеть в темном подвале магазина сладостей и ждать новостей из Ордена? Вернее, ждать приказа немедленно покинуть опасную территорию.
— Уходить ты, насколько я понял, не собираешься, — вздохнул Дэн.
— Уже в сотый раз говорю, нет. Не собираюсь. Во всяком случае пока точно не буду уверен, что ситуацию никак нельзя исправить. Ты мо...
— Не советую договаривать. Ещё один намек, на то, что я только о своей шкуре пекусь, и сломаю тебе челюсть. Ясно.
— Предельно.
— Что делать будем, умники? — подала голос Бекка.
— Ждать? — пожал плечами Гарри. — Я попытаюсь связаться с Витой, мы вроде ещё не пробовали.
— Вита, это девочка-гильотина? — усмехнулся Дэн.
— Девочка-что?
— Ну, ты же часто работал с ней в паре, и должен знать её пристрастия, — Дэн провел большим пальцем поперек шеи, показывая, что он имеет в виду. — Влад как-то обозвал её за это гильотиной. И он был, черт возьми, прав.
-Да, есть такое дело. И да, я именно с ней попытаюсь связаться. В конце концов, все остальные молчат.
— Удачи тебе в этом нелегком начинании, Гарри. У тебя с собой мантия — невидимка, которую мы героически отобрали у Лонгботтома?
— Иди знаешь куда со своим сарказмом. Зачем она тебе?
— Пойду на разведку.
— Это опасно.
— Предлагаешь сидеть тут и гадать, пора нам бежать отсюда или не пора.
— А что ты ожидаешь узнать? Или ты в Хогвартс собрался, узнать, прибыл туда министр или нет?
— Я пока на отсутствие мозгов не жаловался. Соваться в Хогвартс бессмысленно, но ясно же, что как только Фадж все разъяснит Дамблдору, нас начнут искать. А где нас искать в субботу? Верно, в Хогсмиде. Значит, по деревне будут гулять ранее не замеченные за этим занятием авроры. Как только их замечу, сразу к вам. Этого ведь будет достаточно, чтобы ты понял, что дело — дрянь и пора уходить. Я вообще не понимаю, на что ты рассчитываешь? На то, что директора нет в Хогвартсе? Или что Фадж, прежде чем прийти по твою голову, заглянет к Розмерте на кружечку пива?
— Я не знаю, Дэн. Просто не могу я вот так просто взять и сбежать. Может министр струсит и так и не явится сюда, а мы уже сбежали. Или Клод подослал к Фаджу кого-нибудь из агентов, и министр сейчас лежит хладным трупом где-нибудь в туалете Министерства.
— Ясно. Тогда давай мне мантию, — через минуту шатен, как следует укутанный в мантию-невидимку, покинул подвал.
— Мне страшно, Гарри.
— Мне тоже, Бекка. Но это делу никак не поможет. Проклятье, чем они все там занимаются, что никто не отвечает.
— Может, они и правда Фаджа ликвидируют?
— Угу, всем скопом. А может, они на нас решили поставить крест?
— Гарри! — возмущенно воскликнула девушка, гневно глядя на друга. А в глубине души наверняка сама боялась того, что тот прав и Орден отказался от них.
— Прости, я...
— Редкостный придурок! — раздался чей-то третий голос, и двое киллеров удивленно посмотрели на связное зеркало, из которого на них глядела очень недовольная Вита.
— Вита! Наконец-то хоть кто-нибудь ответил! Что у вас там происходит?
— У нас тут происходит экстренное совещание. Наш человек внедрился в отряд, который министр собрал для твоей...хм ликвидации. Так что теперь он на связь выходить не может, сидим и всей компанией слушаем через жучок тот бред, который Фадж втирает своим людям. Ты у нас, между прочим, отныне опасный сторонник Сам-Знаешь-Кого.
— Даже так?
— Да. Похоже, Фадж не хочет пока афишировать имеющуюся у него информацию. Может быть, боится утечки.
— А почему не отвечали на попытки с вами связаться?
— Думаешь, нам тут делать нечего? Сначала пытались придумать, как убрать этого придурочного министра, но он ведет себя как редкостный параноик, один не ходит, даже идя в туалет, берет с собой толпу авроров.
— Ясно. Что Клод планирует относительно нашего пребывания в Хогвартсе?
— Пока ничего. Ни Кобдейн, ни Юндерк не знают, как правильнее будет поступить. С одной стороны, безопаснее будет вернуть вас в штаб. Но тогда Орден теряет козырь в лице Мальчика-Который-Выжил. Наличие в наших рядах национального героя Британии может принести Несущим Смерть немало пользы, поэтому сейчас предпринимаются всяческие попытки не допустить разглашения той информации, которой обладает Фадж. А значит, вам пока лучше оставаться там, где вы есть. Короче, всё сложно.
— Это я уже понял.
— Главное знай, что в любом случае все ребята нашего отряда, которые имели возможность вернуться на базу, готовы в любой момент прийти к тебе на выручку, Гарри.
— Спасибо, я...— договорить парень не успел. С громким открылась стуком дверь, ведущая в подвал, где они с Беккой находились. Красный и запыхавшийся Дэн, наполовину уже стянувший с себя мантию-невидимку, в которой умудрился запутаться во время бега, хлопнул дверью и, перескакивая через ступени поспешил к друзьям.
— Что случилось? — приготовившись к худшему, прошептала Бекка.
— Фадж, — выдавил из себя Дэн, пытаясь отдышаться. — Фадж только что аппарировал в Хогсмид. Он и двадцать человек в аврорских плащах находятся у Трёх Мётел.
— Фадж здесь? — не веря в услышанное спросил Гарри.
— Да. Да, он здесь, — повторил шатен, глядя на то, как на лице друга появляется хищная улыбка.
* * *
Ремус сидел на своем месте за преподавательским столом в Большом Зале и думал. Рядом оживленно что-то рассказывал вечно жизнерадостный Сириус, раздражая не расположенного к шумному веселью оборотня. Последние дни Ремус Люпин старался как можно меньше общаться с Сириусом, другом, которого он не мог или не хотел понимать.
Всё началось в тот ужасный вечер, когда Гарри Поттер, единственное, что осталось от таких светлых и замечательных людей, как Джеймс и Лили Поттеры, открыл друзьям своего отца страшную тайну о своей жизни. Нет, Ремус и раньше замечал в поведении мальчика что-то странное, более того, даже подозревал его в участии в каких-нибудь маггловских сектах, в которых нередко использовались извращенные до неузнаваемости настоящие заклятия и ритуалы. Но оборотень ни в одном, даже самом кошмарном сне не мог предположить того, кем Мальчик-Который-Выжил был на самом деле. Люпин не мог с уверенностью сказать, какие чувства он испытывал к Гарри после того, как парень ему открылся, доверился. Хотя сложно говорить о доверии после двух Непреложных обетов, но всё же... Сначала был шок. Глубокий и ни с чем не сравнимый. Даже известия о том, что Сириус сначала оказался предателем, а потом о том, что он на самом деле был не виновен, в своё время не произвели такого впечатления. И находясь в состоянии этого непонятного шока, Ремус давал клятвы хранить тайну мальчика, обещал помогать ему, даже сочувствовал парню, почему-то видя в нём жертву. Непонятно, чью жертву, но и это было не важно. Сначала всё было нормально. Гарри больше не таился, не скрывал от них с Сириусом свой истинный характер, говорил то, что думал. И Ремус узнал абсолютно другого Гарри Поттера, ни на кого не похожего, ни от кого не зависящего. Но потом пришло понимание того, кем в действительности является этот парень. Он не просто убийца, которого кто-то принуждал совершать подобные злодеяния. Он и его друзья сами, по своей воле шли на это. Они обсуждали убийство кого-либо с таким видом, как будто речь идет не о человеческих жизнях, а о том, чтобы забить скот. Наконец, Гарри на первое места в своих приоритетах ставил месть. Месть, направленную на Альбуса Дамблдора, которого юный убийца почему-то винил в своей нелегкой судьбе, разрушенном детстве, растоптанных мечтах и так далее. А для Ремуса директор Хогвартса был не просто авторитетом. Это был человек, который первым подал ему руку помощи, который не отвернулся от больного ликантропией мальчика, а вник в положение и пошел на немалый риск, чтобы ребенок-оборотень смог получить образование. Ремус был предан Альбусу Дамблдору столько, сколько знал его. Он верил каждому слову старца, он готов был выполнить любой приказ, любое задание. Даже прикажи ему директор спрыгнуть с Астрономической башни, Ремус выполнил бы и это, даже не спрашивая, зачем это нужно.
И вот теперь он, связанный своей клятвой, вынужден идти против человека, который заменил ему отца. И ради кого? Ради мальчишки, которому певать на всех, кроме себя самого. Ради мальчишки, который готов убить, искалечить, унизить и втоптать в грязь любого, кому не посчастливится случайно оказаться на его пути к мести. Каждый раз при взгляде на Невилла у Ремуса сжималось сердце от жалости и сочувствия к бедному парню, который потерял не только вещь, которая, как он думал, принадлежала его отцу, но и веру в людей, всю жизнь окружавших его. Гарри раздавил его, как букашку, и даже не обратил на это внимания, довольный тем, что сделал директору Дамблдору гадость. И ради этого человека он, Ремус, должен идти против себя и врать человеку, которому обязан всем.
Рядом без умолку говорил Сириус, довольный и счастливый, будто не его крестник — жуткое чудовище, похлеще Волдеморта, существование которого само по себе является ужасной ошибкой судьбы. Как можно радоваться тому, что твой родственник — безжалостный наемный убийца, который мечтает как можно более жестоко убить Альбуса Дамблдора. Великого мага, который является опорой и надеждой на победу в войне с Темным Лордом и его сторонниками для сотен и тысяч людей.
Хотя, если подумать, после двенадцати лет в Азкабане, Сириус мог измениться. И возможно, ему может быть даже понятна или приятна месть его крестника к директору, который никак не помог Блэку, когда того арестовали и обвинили в преступлении, которого он не совершал.
— Ремус! Ремус! Лунатик! — Люпин вздрогнул и повернулся к Сириусу, который, кажется, о чем-то его спрашивал.
— Извини, я задумался. Что ты хотел?
— Я иду в Хогсмид следить за молодежью. Ты пойдешь?
— Нет, я останусь в замке.
— Но почему? Посмотри, какой замечательный день.
— У меня... Если честно, у меня нет настроения куда-то идти, Бродяга. Прости.
— Да ладно, если ты не хочешь, то не буду же я тебя заставлять. Что-то случилось?
— Нет, всё в порядке, — Ремус кинул взгляд в сторону слизеринского стола, где вместе со своими друзьями и однокурсниками сидел задумавшийся о чем-то Гарри Поттер. О чём он думает? Какие ещё отвратительные планы сейчас рождаются в его голове. — Просто хотел посидеть с книгой, поразмышлять, подумать о жизни.
— Всё с тобой ясно. Ладно. Если надоест размышлять в компании книг, я буду в Хогсмиде в компании сливочного пива.
— Ты должен следить за детьми, Сириус.
— В компании сливочного пива и детей. Я всё помню, — Блэк улыбнулся, хлопнул друга по плечу и, осушив кубок с тыквенным соком, поднялся из-за стола. — Удачи в твоих размышлениях, Лунатик!
Провожая взглядом Поттера, вместе со своими друзьями идущего в толпе жизнерадостных студентов Ремус принял решение, но следующие два часа взвешивал все за и против, прекрасно понимая, что как только он сделает первый шаг, пути назад уже не будет. Аза дважды нарушенный Непреложный обет собственная магия его жестоко покарает.
— Здравствуйте, директор. Можно? — Ремус робко стоял на пороге директорского кабинета, внутренне холодея от ужаса при мысли о том, что он сейчас собирается сделать.
— Да, Ремус, заходи, — Альбус, сидевший за столом засыпанном бумагами, поднял взгляд на оборотня и приглашающее улыбнулся.
— Если вы не очень заняты, профессор, то я хотел бы поговорить... поговорить с вами, — пробормотал мужчина, глядя на ковер на полу.
— Хорошо, — пожилой маг выпрямился в своем кресле и внимательно посмотрел на оборотня. — Я слушаю тебя. Проходи. Садись. Чаю?
— Нет, профессор, спасибо, — Ремус сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, чтобы успокоить бешено бьющееся в груди сердце. Было страшно, но он был уверен, что поступает правильно.
— Что-то случилось, мой мальчик? — с неподдельной тревогой в голосе спросил директор.
— Профессор Дамблдор, я хотел бы поговорить с вами о...
— О?
— О Гарри, профессор.
— А что с ним не так? — Ремус удивленно поднял глаза на директора. Что с ним не так? С ним "не так" абсолютно всё, начиная с факультета, которому он принадлежит, и заканчивая его осведомленностью по ряду вопросов. Это не говоря о том, кто он на самом деле, но Рему именно затем сюда и пришел, чтобы рассказать директору правду, пускай и ценой собственной жизни.
— Он... Вы не замечали, что он ведет себя... неправильно?
— Это сложно не заметить, мой мальчик. Признаюсь честно, Гарри — один из немногих, кому действительно удавалось вывести меня из себя. Хотя возможно, дело в том, что я старею и всё чаще допускаю ошибки, на которые мальчик не без удовольствия мне указывает. Но что беспокоит тебя, Ремус?
— Его... его прошлое, профессор, — с трудом выдавил из себя оборотень, с ужасом понимая, что он физически не в состоянии сказать всё напрямую. Это осложняло дело, но он справится. Альбус заслуживает того, чтобы знать правду. Чтобы быть готовым к мести это дьявола, называющего себя сыном Джеймса и Лили.
— Так. И что дальше? Ты что-то узнал, Ремус?
— Д...Да! — говорить становилось всё сложнее. В висках стучало, в глазах двоилось, язык не слушался. Интересно, сможет ли он? Сможет ли он сказать правду до того, как отдача от разорванного Непреложного обета убьет его?
— Хорошо. Я так понимаю, что ты пришел, чтобы рассказать это мне? — оборотень кивнул головой, но директор не заметил, какого труда мужчине стоило это простое движение. — И ты поступил абсолютно верно, Ремус. Я вижу, тебе сложно говорить, ты, может быть, сам еще не уверен в том, стоит ли открывать мне тайну, которая касается не тебя или меня, а Гарри. Но я уверяю тебя, ты поступишь правильно, если всё мне расскажешь. Зная, что гложет мальчика, что заставляет его ненавидеть нас... Ты ведь не мог не заметить, с каким пренебрежением он обращается, к примеру, с Уизли, или какие недобрые взгляды бросает в мою сторону. Зная, что заставляет его видеть в нас врагов, я смогу исправить ситуацию, не позволить мальчику пойти по неправильному пути, загубившему не один десяток талантливых ведьм и волшебников. Ты понимаешь меня, Ремус?
— Да, директор. Я думал о том же. Но я боюсь, что уже ничто не сумеет направить Гарри на истинный путь, он... — Люпин замолчал. Говорить было уже не просто сложно, каждая буква, каждый звук вдруг начали причинять адскую боль. Кровь прилила к лицу и, казалось, начала закипать, рискую растворить кожу лица, глаза... Дышать стало тяжело, нос внезапно заложило, а горло сдавило так, будто на шею надели толстую железную цепь, которую затягивают все сильнее и сильнее...
