— Сейчас подойду, — ответил я. — Иди, нечего тебе здесь делать, когда я одеваюсь.
— Подумаешь! — фыркнула она. — Очень нужно! — Повернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Судя по поведению, это явление природы доводилось мне сестрой. Я встал с кровати и первым делом начал искать, во что бы обуться. Под кроватью отыскались шлёпанцы, а в шкафу на плечиках висело много мужской одежды. Я надел одну из рубашек и серые брюки в чёрную полоску. Теперь нужно было отыскать туалет и ванную. Выйдя из комнаты, я попал в широкий коридор с несколькими дверями. Туалетов оказалось два: мужской и женский, а ванная комната располагалась между ними. Везде было привычное электрическое освещение с лампами накаливания, а сантехника ничем не отличалась от нашей. Отличия от моей бывшей квартиры были в размерах и интерьере. Здесь помещения были просторнее и богаче. Умывшись после посещения туалета, я вытерся одним из двух висевших в ванной махровых полотенец и в нерешительности остановился перед полкой, на которой лежали зубные щётки. Ну и какая из них моя? Решив, что зубы подождут, прополоскал рот и пошёл на кухню. Как оказалось, я это сделал зря. На непривычно большой кухне стояла широкая газовая плита с восемью конфорками, за которой работала девушка лет девятнадцати, одетая в длинное коричневое платье с закрытым воротником и передник. Наверное, она была кухаркой.
— А где все? — не здороваясь, спросил я.
— В столовой, — обернувшись ко мне, с удивлением ответила девушка. — Ваш батюшка, Алексей Сергеевич, о вас уже справлялся.
Столовой была не очень большая комната в самом конце коридора. В ней за застеленным белой скатертью столом сидели мужчина с женщиной и приходившая за мной девушка. Мужчине было примерно сорок пять лет. Среднего роста, широкоплечий, одетый в чёрный двубортный мундир с оранжевой окантовкой обшлагов и отложного воротничка. На его плечах красовались узкие золотые погоны с тремя расположенными в ряд звёздочками. Оставив еду, он приподнял голову и вопросительно на меня посмотрел. Я не стал его рассматривать, заметив только небольшие аккуратные усы. Женщина была лет на десять моложе и внешне мне понравилась. Приятные черты лица, густые волосы и стройная фигура. Одета она была в длинное платье из тёмно-зелёного шёлка с отложным кружевным воротничком.
— Что встал столбом? — спросил мужчина. — Сколько ещё ждать, пока ты займёшь своё место за столом? Мы и так долго ждали, а мне уже пора на службу. Это ты у нас можешь болтаться без дела. Не надумал ещё бросить эту редакцию?
— Сергей! — укоризненно обратилась к нему женщина. — Дай сыну поесть и ешь сам, а то опоздаешь. О его работе можно поговорить вечером.
— Мещерские всегда служили императору в армии или, как я, в полиции! — недовольно сказал отец. — А он окончил свою гимназию и даже не захотел поступать в университет!
— Ты же знаешь, что его диплом приравнивается к университетскому! — возразила мать. — А к службе в армии у него не лежит сердце.
— Это всё твой дружок! — возвращаясь к завтраку, пробурчал отец. — Тебя сбил с толку Олег Гагарин и его приятели. Игорь Николаевич верно служит отечеству, а его младший такой же шалопай, как и ты.
Ни на кого не глядя, я сел на свободный стул и принялся за еду. Никаких изысков на завтрак не было. Отдельно стояло блюдо с жареным мясом, в другом горкой лежала запечённая картошка. В салатниках были солёные грибы, квашеная капуста и овощной салат. Из столовых приборов пользовались только вилками и ложками, так что у меня не возникло трудностей в их использовании. От запахов еды разгорелся аппетит, поэтому я на неё набросился, на время забыв обо всём остальном. Отец поел первым, встал из-за стола и ушёл, а мы сидели ещё минут десять. Наевшись, я тоже поднялся и поблагодарил мать, заработав удивлённый взгляд.
— Ты не идёшь в редакцию? — спросила она. — Это не из-за самочувствия? Выглядишь как-то не так, как обычно.
— Да, что-то я себя неважно чувствую, — соврал я. — Ничего страшного, немного полежу, и должно пройти.
— Может быть, вызвать Фёдора Матвеевича? — предложила мать. — Не хочешь? Ну дело твоё. Но редактору позвони.
"И что делать? — думал я, лёжа на застеленной кровати. — Меня раскусят даже родители, что уж говорить о редакции или друзьях!"
Лежал я с полчаса, пока не пришла сестра.
— Мама же говорила тебе позвонить в редакцию! — с осуждением сказала она. — Звонит твоя Верочка, которой не терпится узнать, что случилось с её князем. Сам пойдёшь к телефону или ответить мне?
Я молча встал, обул тапки и пошёл следом за ней. Ну и где в этой квартире телефон? Телефонов оказалось два. Один был в кабинете отца, а второй стоял для общего пользования на тумбочке в прихожей. Я взял лежавшую рядом с аппаратом трубку и поднёс её к лицу.
— Это ты, Вера?
— Конечно, я! — раздался из трубки приятный женский голос. — Ты почему не в редакции? Что-то случилось?
Странно, но допотопный на вид телефонный аппарат почти не искажал речь.
— Я немного приболел, — повторил я свою отговорку. — Нет, ничего серьёзного, но работать с головной болью...
— Значит, мы сегодня не увидимся, — грустно сказала она. — Я прибежала бы, но боюсь того, как на меня отреагирует твоя семья. Они князья Мещерские, а я какая-то купеческая дочка!
— Ты не какая-то, а самая лучшая, — сказал я то, что она хотела услышать. — Я тоже по тебе скучаю, но сегодня в редакцию не пойду. Скажи редактору, чтобы мне ему не звонить.
Мы перебросились несколькими словами, и я положил трубку на рычаг и взял лежавшую тут же газету. За чтение взялся на кровати и был неприятно поражён пестрящей чуть ли не в каждом слове буквой ять. Читать можно, хоть и неудобно, но грамотно что-нибудь писать уже не смогу. Из чтения выяснил, что нахожусь в Российской империи и газета была за двадцать третье июля одна тысяча девятьсот сорок второго года. Поскольку она была свежей, сейчас действительно сорок второй год. Более тщательное изучение четырёх газетных страниц "Русской молвы" не дало ничего существенного. Ну есть в этом мире Германия, Англия и Франция, а ещё уцелела Австро-Венгрия — мне-то что! Соединенные Штаты Америки именовались Американскими штатами, а в Болгарском царстве почему-то правил наместник нашего императора. Да, этим императором был сын Николая II Алексей, которому скоро должно было исполниться тридцать восемь лет. Отложив газету, опять попытался хоть что-нибудь вспомнить. Из этой попытки ничего не вышло, потому что я умудрился заснуть. Когда проснулся, за окнами было ещё светло. Я встал с кровати и тут же упал в неё обратно. Кто-то засунул руку в мою голову и сейчас медленно перемешивал её содержимое, вызвав сильное головокружение и желание расстаться с остатками завтрака. Не знаю, сколько это продолжалось. Когда мозги успокоились и прошло головокружение, я стал другим. Не писателем Алексеем Николаевичем Роговым и не окончившим месяц назад Вторую Санкт-Петербургскую гимназию князем Алексеем Сергеевичем Мещерским, а чем-то средним, слепленным из нас обоих. Все знания моей молодой половины стали доступны, но я уже не относился к ним просто как к источнику сведений об этом мире. Я любил Веру Воденикову, хотел работать в газете "Русское слово", и вместе со своими друзьями... Тут более старшая и опытная половина общей личности присмотрелась к кружку князя Олега Гагарина и заявила, что не позволит заниматься такой чушью. Некоторое время я сидел, собирая себя из двух частей, пока в голове не установился хоть какой-то порядок.
— Ты смотришь на часы? — спросила приоткрывшая дверь сестра. — На завтрак тебя звали, а сейчас приходится звать на обед! У тебя есть совесть?
— Есть у меня совесть, Оля, — ответил я. — Просто заснул. Спасибо, что предупредила. Иди, я сейчас подойду.
Она недоверчиво посмотрела и ушла. Ещё бы сестре не удивляться, если я уже забыл, когда благодарил её в последний раз. Причина была в её неприязни к Вере. Я высказал всё, что о ней думаю, после чего в наших отношениях уже не было прежней теплоты.
Я сменил помятую рубашку на выглаженную из шкафа и поторопился в столовую. Отец редко приходил обедать домой, больше пользовался расположенным недалеко от его департамента рестораном, поэтому наша кухарка и домработница Наталья накрывала стол на троих. Меня уже ждали.
— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила мама. — Только не надо мне врать! Ты уже десять лет не спишь днём!
— Чувствовал неважно, — ответил я, — а поспал, и всё прошло.
Минут пятнадцать мы не спеша ели куриный суп, а потом мясо с грибами. Были ещё блины со сметаной, но для них у меня не нашлось места в желудке. А вот сестра съела несколько штук.
— Растолстеешь, и никто не будет любить, — неудачно пошутил я.
— Рано ей думать о любви, — сказала мама.
— Мне через два месяца шестнадцать! — возразила Ольга матери и повернулась ко мне: — А ты смотрел бы не на мой живот, а на Веркин! Как бы он у неё не вырос!
— Оля, что ты такое говоришь! — возмутилась мама. — Иди немедленно в свою комнату!
— Что думаю, то и говорю! — сказала сестра, встала из-за стола и с оскорблённым видом вышла из столовой.
— И в кого она растёт, такая непослушная! — со вздохом сказала мама. — Алексей, я хотела с тобой серьёзно поговорить. Отец настроен против вашей дружбы...
— А почему? Вера красивая и замечательная девушка. Пусть она из купцов, но для меня это ничего не значит. "Замужние жёны поступают в рангах по чинам мужей их", — процитировал я Табель о рангах. — Она станет княгиней, а если кому-то это не по нраву, пусть подумает о том, что у её отца капитал больше ста миллионов рублей, и он не оставит дочь без поддержки. Мне его деньги не нужны, но если отец упрётся и мне придётся уйти из дома, они будут нелишними.
— Как уйти? — опешила она. — Что ты такое говоришь?
— А что ты хотела услышать, мама? — спросил я. — Я люблю девушку, а отец упёрся и хочет сам решать, что для меня хорошо, а что нет. Если для него представления о чести рода важнее моего счастья, то пусть и дальше читает нотации, пока я их терплю. Он вправе высказывать мне поучения за проступки, а не за любовь! В конце концов, уже середина двадцатого века, а он до сих пор живёт веком минувшим!
— Я с ним поговорю, — глядя на меня с удивлением, пообещала она, — а то вы только поругаетесь. А о Гагариных отец тебе правильно говорил. Не удивлюсь, если за ними присматривает кто-нибудь из Охранного отделения! Подумай сам, что хорошего в ваших посиделках? Договоритесь до ссылки, а отца выгонят со службы и не посмотрят на то, что он надворный советник.
— Я теперь редко бываю у Олега, — сказал я правду, — а когда начну работать в редакции, времени будет ещё меньше. И с ним поговорю, чтобы не занимались ерундой.
— Ты изменился, — задумчиво сказала мама, — да так резко... Скажи, тебе действительно хочется работать в этой газете, или это из-за того, что в ней работает Вера? Мне кажется, что ты способен на большее, чем перебирать бумажки в вашей редакции.
— У тебя неверное представление о моей работе, — засмеялся я. — Обещаю, что если меня посадят их перебирать, пусть даже на пару с Верой, я и сам оттуда уйду, и её заберу! А свою работу я смогу десять раз поменять. В моём-то возрасте...
— Ладно, если поел, иди, — сказала мама, которую начали пугать мои странности. — Ты никуда не собираешься?
— Посижу дома, — ответил я. — Чувствую себя хорошо, особенно после обеда, но если не пошёл в редакцию, лучше никуда не выходить. Могут увидеть, а потом пойдут разговоры. Хоть я пока не в штате, но всё равно.
Одна моя половина рвалась на встречу с Верой, а второй надо было полежать и подумать. Выйдя из столовой, я вернулся в свою комнату. Сменив рубашку на уже измятую, лёг на кровать и начал раскладывать по полочкам всё, чем этот мир отличался от моего прежнего. Отличий оказалось много, тем удивительней было то, что во многом обе реальности были не просто похожи, а фактически повторяли друг друга.
Глава 2
Прежде всего я обдумал своё бегство с того света и сразу же пришёл к выводу, что мне специально дали уйти, максимально облегчив этот уход. Смешно думать, что за мной никто не наблюдал, да и эти таблички на русском языке... Почему не сказали прямо, что это нужно сделать? Ничего не зная об ангелах, об этом можно было только гадать. Я не видел смысла в таких гаданиях, поэтому не стал ими заниматься, а задал себе вопрос: почему именно я. Гением я себя не считал, а посредственностью не был. Ко многому способный человек с большими знаниями и опытом. Но таких много, и я был почему-то уверен в том, что их не засылают тысячами в чужие реальности, сохраняя память прожитой жизни. И ещё я был русским. Это могло быть случайностью и не влиять на выбор, но в такую случайность не верилось. Наверняка ангелы хотели, чтобы я как-то встряхнул этот мир, иначе моё вселение не имело смысла. Мне дали понять, что нашим опекунам надоел бег по кругу с возрождением и гибелью человеческих цивилизаций, даже сказали, что причиной нашей недоразвитости является агрессивность. А чем русские отличаются от всех прочих? Если взять европейскую цивилизацию, к которой мы немного относимся, то отличие и будет в очень низкой агрессивности. Русские не столько завоевали свою огромную империю, сколько построили, включив в неё все жившие на занятых территориях народы. Мы не создавали колоний и доброжелательно относились к людям любой национальности, если они своими поступками не растаптывали эту доброжелательность. Единственными, кого в чём-то ограничивали по национальному признаку, были евреи, но их почти везде гоняли во все времена. Я не идеализировал русских, среди которых было достаточно мерзавцев, но в целом это был самый мирный из всех известных мне народов. Сделаю оговорку, что сказанное относится только к народам европейской цивилизации, которые имели возможность влиять на общемировые процессы. Нам такую возможность давали огромная, богатая всеми необходимыми ресурсами территория и высокая численность способного к любой трудовой деятельности населения, но в обеих известных мне теперь реальностях она в конечном итоге не реализовалась. И причины в обоих случаях были одни и те же, хоть и проявились совершенно по-разному. Этот мир сильно напоминал мой прежний. Говорю "мой", потому что чувствую себя больше бывшим писателем Роговым, чем вчерашним гимназистом князем Мещерским. Личность Рогова, его опыт и знания во всём превосходили то, что было у только вступившего во взрослую жизнь юноши, поэтому мои мысли и оценки были в основном роговскими.
Начнём с Америки. Латинская не интересовала мою юную половину, поэтому я почти ничего о ней не знал, а то, что вспомнилось, не выявило различий. А вот в Северной Америке они были и не ограничивались другим названием США. Ни одной из мировых войн здесь не было, поэтому Американские штаты ни с кем серьёзно не воевали. Военная промышленность развивалась, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что было у американцев в моём мире. И доллар был только одной из валют, так что янки не могли оплачивать свои расходы печатным станком. В Африке и Азии сохранилось большинство колоний, в основном у Великобритании и Франции. Индия стала независимой, но, по-моему, только формально, потому что англичане продолжали в ней хозяйничать. Может, освободился кто-то ещё, но я о них не знал. В Китае была республика, и пока он ни на что в мире особенно не влиял. Русско-японская война началась на год позже, но, в отличие от моей реальности, в ней не было победителей. Сошлись, потопили друг у друга флоты, побили солдат и разбежались. У нас было небольшое преимущество, да и Японию трудно сравнивать с Российской империей, поэтому японцам пришлось плохо и они дольше зализывали раны. А теперь перейдём к самому главному — Европе. Те противоречия, которые привели у нас к Первой мировой войне, были и здесь, но их умнее разрешили за наш счёт. Формально Российская империя была независимой, фактически она давно потеряла свою независимость. Почти вся промышленность и финансы принадлежали французам, англичанам и прочим европейцам. Американцы в этом тоже отметились, но здешний Алексей знал только о самом факте экономического порабощения, а не о том, кто и как его осуществил. Мне было известно больше. В своё время прочёл на эту тему несколько статей, так что мог проследить всё в процессе и оперировать кое-какими данными, правда, только до первой мировой войны. Душе были доступны знания личности, вот я и перенёс их в эту голову, а память у юного князя Мещерского была такая, какой никогда не было у меня. Я без большого успеха шесть лет учил английский язык, а моя молодая половина, окончившая гимназию с отличием, свободно говорила на трёх языках. Так что можно было без труда вспомнить любые знания, которые я привнёс в это тело. Я и вспомнил.
