— Документы не забыл? — спросил напарника тот, который был выше.
— Забрал, — ответил низкий. — Зря ты с ним возишься, только зря теряем время!
— Сколько там того времени, — проворчал высокий, связал руки сантехнику и засунул ему в рот кляп, свёрнутый из валявшейся на полу ветоши.
Когда он закончил, оба вышли в безлюдный коридор и пробежались до нужной лестницы. Дальше быстро шли в ту часть дворца, где находился кабинет императора. Время было выбрано идеально: в десять утра Алексей Николаевич обычно работал в кабинете, а в коридорах почти никого не было. "Сантехники" встретили только несколько куда-то спешивших слуг. У дверей в приёмную стоял караул из двух дворцовых гренадеров, которые не успели отреагировать на действия идущих по коридору мужчин. Они получили в лицо по отравленной игле и молча упали на застеленный ковровой дорожкой пол. Один из убийц вошёл с духовой трубкой в приёмную, а второй вслед за ним потащил туда же одного из гренадёров. В большой приёмной находился один адъютант, который лежал у своего стола и судорожно скрёб руками пол. Бросив гренадера, убийца поспешно выбежал за вторым. Это заняло секунд десять. Когда затащили второе тело, низкий достал из-за пояса револьвер, рывком открыл дверь в кабинет и бросился к столу с сидевшим за ним императором. Закрытая им дверь приглушила выстрелы, которые в коридоре вообще не были слышны.
— Кончил? — спросил высокий вернувшегося напарника.
— Мог бы и не спрашивать, — ответил тот, перезаряжая револьвер. — Разделяемся. На мне его жена, а ты займёшься щенками. Уходим порознь.
С детьми всё прошло быстро и без сложностей. Детские комнаты не охранялись, а сами дети пришли в них после завтрака и потом никуда не отлучались. Обе великие княжны сидели на кровати в комнате младшей и смотрели книгу. Они с удивлением посмотрели на вошедшего в комнату мужчину и получили каждая по игле. Цесаревич, которому исполнилось тринадцать лет, был самым старшим из детей императора. Он успел понять, для чего в его комнату ворвался незнакомый мужчина, но смог только уклониться от первой иглы.
С императрицей вышло хуже: в её комнатах никого не было. Чертыхнувшись про себя, убийца вспомнил инструкцию и поспешил к комнатам фрейлин. На этот раз ему встретились не одни слуги, кто-то даже хотел заговорить, но он проигнорировал эту попытку. Отсчитав нужную дверь, низкий её распахнул и довольно улыбнулся. Его не обманули, и императрица сидела в комнате фрейлины, с которой была дружна. За эту дружбу девушке пришлось заплатить жизнью. Дело было сделано, и нужно было уходить, но убийцы уже растратили отпущенное им везение. Кто-то обнаружил отсутствие караула, заглянул в приёмную и поднял тревогу. Добраться до комнаты, в которой были нужные для ухода вещи, не получилось. В конце коридора появились гренадёры, а позади послышался топот ног и чей-то властный голос приказал бросить оружие и сдаваться. На первом этаже захлопали выстрелы, видимо, напарнику тоже не повезло. Ничего, главное дело в своей жизни они уже сделали. Достав револьвер, он успел два раза выстрелить. Второй раз на спусковой крючок нажал палец уже мёртвого человека.
Было только третье декабря, а нас уже завалило снегом. Второй день за окнами мела пурга. Смотреть на бешено летящий и кружащийся снег можно часами при условии, что ты сидишь дома и смотришь в окно. Пребывание по другую сторону оконного стекла не вызывало никакого удовольствия. Вчера было терпимо, а сегодня к снегу и ветру добавился сильный мороз. Я позвонил Владимиру и сказал, что сегодня не приду. Если сильно нужно, пусть приходят сами.
— С ума сошёл? — спросил я ввалившегося к нам полчаса спустя Вадима. — Ты похож на снеговика. Я не думал, что кого-то из вас принесёт, иначе отнёс бы сам!
Вот уже месяц, как я с Владимиром и Вадимом перешёл на ты. Приятелей было много, но их я уже мог назвать друзьями. А теперь получилось так, что я выгнал Вадима в непогоду вместо себя.
— Ничего страшного, — ответил он. — Для меня такая погода привычна и в твоей работе личный интерес, поэтому не терзайся угрызениями совести, а давай сюда бумаги! Во что это ты вырядился?
— Японская одежда для борьбы, — ответил я. — Называется кимоно.
— И твоя жена такое надевает? — не поверил он.
— Моя жена надевает то, что нравится мне, — нравоучительно сказал я. — Ты будешь раздеваться или сразу уйдёшь?
— Давай бумаги, — повторил он. — Меня с ними ждут. Если приглашаешь, прибегу вечером.
Я сходил за папкой, отдал Вадиму и вернулся в гостиную, где ждала жена.
— Не мог быстрее? — недовольно спросила она. — То сам подгонял, а теперь сам же и расхолаживаешь!
Она два месяца занималась упражнениями, в том числе и с гантелями, а потом я добавил борьбу. За месяц занятий кун-фу мастером не станешь, но я научил правильно падать, стойкам и передвижениям. Она по-прежнему не сильно рвалась заниматься, но уже и не отлынивала. Кисель превратился в небольшие, но крепкие мышцы, а и без того красивая фигура стала такой, что меня на занятиях спасало только её мешковатое кимоно. Я сам за полгода занятий сильно оброс мясом и раздался в плечах. Моё кимоно её тоже спасало, но без одежды мы сходили друг от друга с ума. В прежней жизни я тоже любил жену, но такого безумства у нас не было.
— Не шуми, я и так не понёс записи. При случае поблагодаришь Вадима за то, что он сбегал вместо меня. Так, отставили разговоры. Куда бить, ты уже выучила, а сейчас будем разучивать простые связки. Простые они только по сравнению с другими, так что настраивайся на тяжёлую работу.
Оставшееся время занятий пролетело незаметно. Закончив, мы по очереди сходили в душ, после чего вернулись в гостиную и сели возле радиолы.
— Выключи этот приёмник, — сказала жена. — Всё равно в новостях одна ерунда. Давай просто поговорим. Ты всё время в делах, а говорить в кровати не получается. Сначала не до разговоров, а потом уже ничего не хочется.
— Сейчас приглушу. Буду одним ухом слушать тебя, а вторым — приёмник. Я не Гай Юлий Цезарь, который мог одновременно делать три дела, но на два моих способностей хватит.
— Мы отправили свои песни, а нам до сих пор ничего не ответили. Как ты думаешь почему?
Месяц назад я передал четыре бобины с двенадцатью записанными песнями, которых хватило бы на три пластинки, но ответа пока не было. Репетиции продолжались, но жена начала донимать такими разговорами.
— Что ты хочешь услышать? — сказал я. — Руководство не занималось песнями, отдали кому-то из исполнителей, а пока ещё те прокрутят! Даже если приняли в какой-нибудь компании, то поставили в очередь, а времени прошло немного. Захотелось славы? Так на пластинках не будет фамилии, только имена. Вот после победы прославишься. Мало того что из знаменитой семьи князя-террориста, который, не щадя живота, боролся с иностранцами, так ещё и воскресла, как птица феникс из пепла. А когда узнают, что это ты очаровала всех своим пением, не дадут прохода.
— Ты шутишь, — вздохнула она, — а я беспокоюсь не из-за славы. Просто хочу, чтобы наши песни слушали и пели другие.
— Совсем не хочешь известности? — не поверил я.
— Самую капельку, — призналась она, — но пою я не из-за славы.
— Подожди! — остановил я, делая громче звук. — Только что сказали, что сейчас с важным сообщением выступит канцлер.
Сразу же после убийства семьи императора Братство принялось выполнять план захвата власти. Боевым отрядом было занято Министерство внутренних дел, а граф Апраксин арестовал министра и занял его место. Поскольку на ключевых постах в департаменте полиции сидели его люди, какого-то существенного противодействия этому захвату не было. То же произошло и в Военном министерстве, но в нём место арестованного министра занял сочувствовавший Братству начальник Генерального штаба генерал от инфантерии Александр Дмитриевич Шуваев. Остальных министров тоже задержали. Канцлера взяли, когда он примчался в Александровский дворец.
— Что это значит? — возмущённо спросил он у осуществлявшего задержание офицера.
— Вам объяснят, — невозмутимо ответил тот. — Прошу сесть в нашу машину. Поверьте, князь, не стоит нас вынуждать прибегать к силе. Результат будет тем же самым, а вот отношение к вам — совсем другим.
Сразу же взяли контроль над Центральным телеграфом, Центральной телефонной станцией и станцией правительственной радиосвязи. Собственные возможности Братства были ограничены, поэтому для арестов среди чиновников использовали департамент полиции. Пока арестовывали немногих, в первую очередь принятых на службу за последние полгода иностранцев. Великий князь Михаил Александрович уже тридцать лет вместе с семьёй жил в Германии, и по ряду причин никого из них не стали трогать. Семьи дочерей вдовствующей императрицы тоже не представляли опасности для заговора, а её саму взяли под негласный контроль, чтобы позже отправить в ссылку. Задержанного канцлера привезли в Министерство внутренних дел к Апраксину. Разговор между ними состоялся в кабинете нового министра.
— Здравствуйте, Николай Дмитриевич! — привстав из-за стола, поздоровался Апраксин. — Присаживайтесь, у нас разговор не на пять минут.
— Злодейское убийство императора и его семьи — ваших рук дело? — спросил канцлер.
— Помилуйте, князь, — усмехнулся Апраксин. — Разве я похож на убийцу? Я даже вас не убил, хотя очень хочется. Сдерживает лишь то, что есть надежда использовать, да ещё жалко ваше семейство. Сколько у вас детей, не считая внуков? По-моему, семь. И жена-француженка, которая вряд ли вынесет сибирские морозы. А императора я не убивал, в чём могу вам поклясться. Он был застрелен фанатиками из социал-демократов. Глупо было это не использовать, мы и использовали.
— Мы? — спросил канцлер.
— А вы думали, я такой один? — засмеялся Апраксин. — Нет, Николай Дмитриевич, нас много! В нашем Совете заседает и ваш брат Александр. Это в немалой степени способствовало тому, что вас привезли сюда, а не за город, чтобы потом где-нибудь закопать. Вы не заслужили ничего другого за вашу деятельность на посту канцлера!
— И в чём меня обвиняют? — спросил канцлер.
— Вы же умный человек! — сказал Апраксин. — Прекрасно понимали, к чему всё идёт, и всячески этому способствовали!
— Обвинять легко! — рассердился канцлер. — Вас бы на моё место!
— Мне и на своём неплохо! — отставив показную весёлость, жёстко сказал Апраксин. — Каждый из нас сам выбирал своё место, князь! У меня не так уж много времени, чтобы вас уговаривать. Или вы едете с моими людьми на радиостудию и зачитываете написанное нами обращение к народу, или уже сегодня вместе с женой отправитесь в ссылку! И она будет у вас бессрочной. А с вашими детьми ещё разберёмся.
— А если прочитаю? — спросил канцлер.
— Детей не тронут, а вас сошлют не так далеко и ненадолго. Как только разберёмся с делами, вам разрешат вернуться. И о ваших делах в печати ничего не дадим, чтобы не позорить род Голицыных.
— Что нужно читать?
— Можете ознакомиться, — сказал Апраксин, протягивая канцлеру бумагу с текстом. — Читать нужно слово в слово с подходящим для фраз выражением! Ваше выступление сначала запишут, а потом выпустят в эфир.
— Вы сошли с ума! — потрясённо сказал канцлер, прочитав обращение. — Меня обвиняли, а сами хотите уничтожить империю! Нам этого никогда не простят! Армия слаба и быстро не сделаем сильной! А если такое и можно сделать, что мы можем противопоставить объединённой силе европейских государств? Понятно, почему вы выбрали зиму, но это только отсрочка на несколько месяцев! Кого вы хотите возвести на престол?
— Владимира Андреевича Оболенского, — ответил Апраксин.
— Хорошая кандидатура, — согласился канцлер. — Ладно, текст я прочитаю, вы просто не оставили мне выбора. Я посоветовал бы выбросить этот абзац, если бы не понимал, что это бесполезно. Когда мне ехать?
В это же время граф Шувалов разбирался с министрами, собранными в одной из комнат для совещаний Мариинского дворца. Они здесь были все, кроме министров внутренних дел, Императорского Двора, Военного и Морского министерств.
— Господа! — сказал им Шувалов. — Довожу до вашего сведения, что наш император убит социал-демократами. Да, они уцелели и не оставили старых замашек. Вместе с императором погибла и вся его семья. Честно говоря, мне не жалко императорскую чету, а вот их дети пострадали безвинно.
— А в чём виноват государь? — спросил министр путей сообщения.
— Задавая этот вопрос, Пётр Ильич, вы или лукавите, или, что хуже, на самом деле ничего не знаете. Но в последнем случае вам место не в министерстве, а в каком-нибудь депо. Кстати, вас куда-нибудь туда и отправили бы. Вашим товарищем, если не ошибаюсь, был арестованный нами немец. За год он вошёл бы в курс ваших дел, а потом вас просто убрали бы. И такая же судьба ждала каждого из вас. Империя нам и так почти не принадлежит, а скоро убрали бы и видимость государственности. Сейчас вам раздадут бумаги, с которыми нужно ознакомиться. В них в сжатом виде описано реальное состояние нашей промышленности, финансов и всего остального. Там же есть программа, которой мы будем придерживаться в управлении империей. После прочтения каждый из вас должен решить, с нами он или хочет уйти отсидеться в стороне. Сразу предупреждаю о двух вещах. Во-первых, отсиживаться придётся далеко и вместе с семьёй, а во-вторых, в случае согласия товарищами вам будут назначены наши люди. Пока не докажете делом, что вам можно доверять, поработаете под контролем.
С полчаса девять сидевших за столом мужчин внимательно читали выложенные перед ними тонкие стопки отпечатанных листов, потом задвигались, переговариваясь с соседями.
— Минуточку внимания! — поднял руку Шувалов. — Сейчас вы будете решать, можете даже поговорить между собой, а я пока поговорю с обер-прокурором Священного Синода. Давайте, Николай Алексеевич отойдём, чтобы никому не мешать.
Князь Шаховский встал из-за стола и вместе с Шуваловым отошёл к одному из окон.
— Мне нужно, чтобы вы срочно съездили в Синод, — сказал Шувалов, — поэтому у вас меньше времени на размышления, чем у остальных.
— С чем мне ехать? — спросил семидесятилетний князь.
— С этим обращением. Можете его сейчас не читать, сделаете это по пути в Синод. Здесь то, что вы уже прочитали, только очень кратко. Это запечатанное письмо отдадите Святейшему. Вот перечень членов Синода, в поддержке которых мы уверены. Постарайтесь добиться поддержки остальных. Наше поражение — это их гибель, они это должны понимать.
— Сделаю всё, что в моих силах, — пообещал Шаховский. — Я долго этого ждал и уже не думал, что дождусь.
Закончив с министрами, никто из которых не выразил желание уезжать в ссылку, Иван Павлович подошёл к телефону и позвонил Вяземскому.
— Что с главами фракций, Борис Леонидович? — спросил он.
— Они решили устраниться, — засмеялся Вяземский. — Я ничего другого не ожидал. Предложил нас поддержать или уйти в бессрочный отпуск. Было ещё предложение их распустить, но на это не пошли. Я даже обещал частично сохранить денежное содержание. Теперь будут торговаться.