— Может перенесём огонь кормовых орудий на русские крейсера? — несмело поинтересовался старший артиллерист 'Асамы' у командира. — Оба дальномера пока в действии, так что это вопрос нескольких минут.

— Нет, — отрезал Ясиро. — Приказ был стрелять по 'Петропавловску'. Нет смысла прекращать по нему огонь и снова пристреливаться. Взгляните — Третий и Шестой отряды идут на выручку. Десять-двадцать минут, и русским крейсерам станет не до нас.

Адмирал Дева действительно повёл свои крейсера в атаку на крейсера артурские. Но, 'Кассаги', всё-таки получивший от 'Дианы' подводную пробоину и дырку в трубе развить более шестнадцати узлов не мог, что тормозило всю 'свору собачек'. Так что Рейценштейн ещё около двадцати минут без особых проблем расстреливал 'Асаму', а потом, при приближении вражеских крейсеров просто вошёл со своими в кильватерную струю 'Полтавы' — бой в линии вполне устраивал русские бронепалубники и 'Баян'. Бой против бронепалубных же крейсеров японцев.

Адмирал Того прекрасно понимал, что при бое на средних и дальних дистанциях скажется преимущество русских в количестве стволов тяжёлой артиллерии, а оно было весьма солидным — двадцать семь пушек калибром в десять-двенадцать дюймов против шестнадцати таковых с японской стороны. К тому же орудия 'Ясимы' обладали крайне малой скорострельностью — после каждого залпа её башни необходимо было разворачивать в диаметральную плоскость для заряжания. Поэтому командующий Объединённым флотом решил сделать ставку на средний калибр, в котором у его эскадры имелось серьёзное преимущество. Однако, для розыгрыша данного козыря требовалось сближение. Сближение на дистанцию хотя бы в тридцать кабельтовых. Всё правильно, но только с такого расстояния русские снаряды главного калибра уже прошивали даже основной броневой пояс любого броненосного крейсера японской эскадры. Со всеми вытекающими последствиями. Но, главное, с 'втекающими' последствиями. Очередной двенадцатидюймовый подарок с 'Полтавы' не просто вспорол в корме броню 'Адзумы', он, разбрасывая всё на своём пути, добрался и до помещения рулевой машины, где, с некоторым опозданием, выразили своё негодование все шесть килограммов пироксилина, которые он принёс с собой. Всё им предназначенное сделали и ударная волна, и триста с лишним килограммов стали, которые разлетелись крупными осколками по относительно небольшому помещению. Причём, если какой-то из этих кусков железа и не нашёл на своём пути живую плоть или механизмы, то, многократно отразившись от стен, рикошетирующие осколки не оставили ни одного совместимого с жизнью организма и функционирующего устройства в данном корабельном отсеке.

'Адзума' временно потерял управление, и крейсер потащило из боевой линии. Временно, конечно — рулевую машину наладить было уже невозможно вне своего порта, но управляться корабль мог. Через некоторое время. Плохо, но управляться.

Однако с 'Полтавы' продолжали сыпать снарядами в разлуку — запылало в районе кормовой рубки, рвануло у основания третьей трубы, выбросило огнём и дымом из среднего шестидюймового каземата.

Из дневника коммандера Пэкинхэма, английского военно-морского атташе в Японии. Борт броненосца 'Асахи'

Не устаю поражаться мужеству и упорству сражающихся эскадр. И, кажется, начинаю понимать, что тактически русские переиграли наших союзников. Пока бой идёт 'вничью', но русский флагман под сосредоточенным огнём держится вполне сносно — скорость не убавил, особых повреждений не заметно. По 'Асахи' стреляет 'Цесаревич'. Весьма метко стреляет. Надо отметить, что русские двенадцатидюймовые снаряды приближаются практически беззвучно, зато шестидюймовые — с шумом приближающегося экспресса. Попадания противника неэффектны, но очень эффективны — огня и дыма мало, а разрушения и потери среди личного состава очень значительны.

На сорок третьей минуте боя наблюдал взрыв кормовой башни на 'Микасе': Огромные облака дыма не только вырывались вверх, но и выбрасывались в стороны, в то время, как обломки металла летели и падали во всех направлениях. Как выяснилось позже, на девятнадцатом выстреле в канале ствола правого двенадцатидюймового орудия разорвался собственный снаряд. Пушка уничтожена окончательно, и вся башня вышла из строя. Считаю, что в данном происшествии виновата капризная, хоть и мощная шимоза. Не случайно на нашем флоте отказались от использования этого взрывчатого вещества. * '

Командующий Объединённым флотом понимал, что всё идёт совсем не так, как планировалось. Да что там 'понимал' — видел. Русский флагман, находясь под сосредоточенным огнём трёх лучших броненосцев страны Ямато, хоть и горел местами, но продолжал уверенно вести за собой эскадру и достаточно активно стрелял. И эффективно. Первую же попытку Того использовать преимущество в ходе хотя бы в один узел и всё-таки охватить голову русского кильватера Макаров пресёк простым уклонением вправо на несколько градусов — японские броненосцы, двигаясь по дуге большего радиуса, теряли столь небольшое превосходство в скорости сразу, так что бой продолжался на параллельных курсах. И продолжался весьма неблагоприятно для японцев — уже покинул боевую линию 'Адзума', а для этого должны были иметься очень веские причины, вышла из строя кормовая двенадцатидюймовая башня 'Микасы', да и кроме этого флагманский броненосец наполучал достаточно попаданий разной степени серьёзности. Основательно подсел на нос 'Асахи' по которому безо всяких помех уже почти час лупил 'Цесаревич', 'Сикисима', судя по интенсивной стрельбе, особых повреждений пока не имел, но кто знает, что происходит на его борту... А вот 'Ясима' горел. Ничнго кроме пожара разглядеть с такого расстояния было нельзя, но было совершенно очевидно, что четвёртому мателоту японской колонны приходится ой как нелегко. Ситуация на броненосных крейсерах адмирала Мису не просматривалась, но, судя по вышедшему из кильватера 'Адзума', и там дела обстояли не лучшим образом.

Наблюдались, конечно, регулярные попадания и в 'Пересвет', и в 'Петропавловск' благо, что японские снаряды очень конкретно отмечали места своих попаданий выбросами дыма и пламени, но держали строй эти русские броненосцы пока очень уверенно и стреляли весьма бойко. Как и, демоны его побери, 'Ретвизан'.

И ничего, практически ничего, невозможно предпринять — какое-нибудь активное маневрирование при преимуществе в один узел малореально. Разве что...

— Идзичи! — обратился адмирал к командиру 'Микасы'.

— Слушаю, ваше превосходительство, — тут же обозначил полупоклон капитан первого ранга.

— Распорядитесь поднять сигнал: 'Сосредоточенный огонь отменить. Каждому кораблю стрелять по наиболее удобной цели'.

— Будет исполнено!

— Как считаешь, Томособуро?.. — повернулся Того к своему начальнику штаба.

— Тебе решать, — отозвался контр-адмирал Като. — В вопросах тактики я не особо ценный советчик.

— А всё-таки?

— По-моему, разумно. Если так пойдёт и дальше, то нам придётся весь флот отводить из Жёлтого моря на ремонт в Сасебо, а у русских останется здесь полноценная броненосная эскадра, которая будет контролировать всю акваторию как минимум месяц...

Боевую рубку тряхануло прямым попаданием шестидюймового русского снаряда. Толстенную броню он, конечно, не пробил, но ощущения у находившихся внутри были не из приятных.

— Может стоит увеличить дистанцию? — не очень уверенно спросил командующего Като.

— Ну уж нет — у нас преимущество как раз в среднем калибре. Подождём результатов перераспределения огня, — мрачно бросил Того.

— 'Ясима' выходит из кильватера, — встревожено выкрикнул адъютант адмирала Нагата. — Горит и имеет крен на правый борт.

Виновата не сама шимоза (пикриновая кислота), а её соли, которые отличаются чрезвычайной нестойкостью. У автора в молодости была возможность убедиться как капризен даже пикрат калия ('лёгкого' металла), а если уж эта самая кислота образует соль с железом, то такое вещество взорвётся, вероятно, даже от пищания пролетающего рядом комара. Внутренние полости снарядов снаряжаемых шимозой японцы, конечно, покрывали масляной краской, сам заряд взрывчатки находился в шёлковом мешочке, но полностью гарантировать отсутствие контакта пикринки со сталью, как выяснилось, удавалось не всегда.

— Убавьте прицел на одно деление, Василий Нилович — как раз в борт попадёте, — посоветовал Кроун своему старшему артиллеристу.

— Ладно что вообще попадаем, Николай Александрович, — весело отозвался Черкасов. — Горит 'Ясима' этот...

— Лейтенант, — послышался скрипучий голос Вирена, — выполняйте приказ командира.

На адмирала недоумённо посмотрели и Кроун, и сам Черкасов. Вообще-то на корабле в бою имеет право отдавать приказы такого уровня только его командир. И совет — не есть приказ. Но оба смолчали — не время было сейчас разбираться по поводу данного распоряжения младшего флагмана.

— Первая 'А', — крикнул в телефонную трубку лейтенант.

— Здесь 'А-один', — немедленно отозвался мичман Поливанов.

— Прицел меньше на одно деление.

— Есть, на одно деление меньше!

Через пятнадцать секунд носовая башня грохнула очередным выстрелом...

'Пересвет' рычал в сторону японцев всем бортом, но именно этот снаряд провожали взглядами, взглядами усиленными цейсовской оптикой биноклей, офицеры из боевой рубки броненосца. И он, как это ни удивительно, попал. Причём угодил как раз в небронированную носовую часть 'Ясимы'.

Почти четвертьтонному изделию Путиловского завода хватило энергии пронизать и трёхметровую толщу воды, разделявшую место падения и вражеский борт, и собственно борт. 'Ясима' получил удар ниже пояса. Не броневого, просто под ватерлинию. Мощный траверс японского броненосца без особых проблем выдержал взрыв десятидюймового снаряда, чего нельзя сказать о стали борта — вырвало здоровенный кусок, и в образовавшуюся пробоину весело хлынула морская вода.

'Ясима' уже до этого принял своим бортом несколько снарядов главного калибра с 'Пересвета' и 'Петропавловска', но большинство из этих попаданий были без особых проблем отражены главным броневым поясом, имевшим очень солидную, можно сказать избыточную толщину. Зато в остальных местах броня имелась достаточно 'жиденькая' и, зачастую, прошивалась даже средним калибром русских — половина шестидюймовых орудий правого борта броненосца к этому моменту уже вышли из строя. А кроме всего прочего имелась уже пара дырок в корме. В полуметре от ватерлинии. И волны туда захлёстывали регулярно.

Не прошло и пяти минут, как капитану первого ранга Сакамото доложили, что броненосец не способен более поддерживать эскадренный ход — необходимо покинуть строй, хотя бы начерно заделать пробоину, только тогда можно будет попытаться дать узлов двенадцать-тринадцать. Пока же даже девятиузловую скорость держать опасно. Очень опасно.

Выбора не было — либо выйти из боевой линии в невероятно тяжёлый для эскадры момент, но позже вернуться в строй и продолжить сражение, либо почти гарантированно погубить 'Ясиму'. Окончательно и бесповоротно погубить.

— Три румба влево! — наконец принял решение Сакамото.

А с 'Петропавловска' почти тут же последовало подтверждение того, что решение это оказалось верным — двенадцатидюймовый снаряд пробил броню среднего каземата, устроив ещё один локальный фейерверк на борту броненосца. Рвануло очень эффектно, и теперь 'Ясима' мог стрелять на правый борт только из двух шестидюймовок. Одну из вышедших из строя ещё имелись шансы сделать боеспособной через час-другой, остальные же потеряны безвозвратно. То есть, может быть, в заводских условиях их ремонт и представлялся возможным, но для этого сначала нужно было добраться до японского порта...

На 'Пересвете' и 'Петропавловске', увидев, что их общая цель покидает строй, дружно проорали 'Ура!'. Но расслабляться по этому поводу отнюдь не собирались — загудели электроприводы и башни стали хищно перенацеливать свои орудия на новые жертвы. И не только башни, разумеется. Огонь, ведомый по 'Сикисиме' и 'Ниссину' усилился практически вдвое. И если на отлично защищённом японском броненосце это сказалось не очень фатально, то броненосному крейсеру, который стали разносить в пух и прах уже в восемь только двенадцатидюймовых стволов 'Севастополь' и 'Петропавловск', пришлось очень лихо.

За десять минут даже главный броневой пояс изделия фирмы 'Ансальдо' пробило дважды, рванула кормовая башня главного калибра, длиннющие языки пламени вырывались из носового каземата, рухнула мачта, раздраконило четыре вентилятора на палубе, оба дальномера, выкосило более половины из состава расчётов палубной артиллерии.

Скорость, и так невысокая, упала на три узла и 'Ниссин' уже не был в состоянии вести следующие за ним 'Якумо' и 'Асаму' со скоростью броненосцев Того. Израненный крейсер тоже повалило влево. Хоть единственная мачта была сбита, и не имелось возможности отдать соответствующие распоряжения ни флагами, ни по радио, но командир 'Якумо' Мацути прекрасно понял, что флагман не ведёт за собой, а выходит из боя. Поэтому поспешил передать на следующую в кильватере 'Асаму' приказ временно увеличить ход на один узел, чтобы поскорее подтянуться к своим броненосцам и образовать хоть какую-то единую линию. Линию уже в пять против восьми...

Однако получали не только японцы — получив приказ адмирала Того стрелять индивидуально, командиры 'Асахи' и 'Сикисимы', не сговариваясь, приняли одинаковое решение: действовать по принципу 'где тонко — там и рвётся', то есть стрелять по наименее защищённым русским кораблям из находившихся в зоне поражения их орудий — по российским 'недоброненосцам', 'Победе' и 'Пересвету'.

— А вот и снова по нашу душу, господа, — мрачно процедил Вирен, когда невдалеке от скулы 'Пересвета' вздыбился фонтан от падения японского снаряда. — Для первого пристрелочного — очень неплохо положили.

— Бог не выдаст, Того не съест, — попробовал пошутить Кроун, но ближайшие же минуты показали, что положение стало достаточно серьёзным — по броненосцу бил 'Сикисима', артиллеристы которого были лучшими на всём японском флоте. И попадания вскоре не замедлили последовать: сначала несколько снарядов среднего калибра попали по трубам, казематам и в броню, а потом двенадцатидюймовым взломало борт впереди носовой переборки. К тому времени уже имелась большая пробоина и за ней. Через неё вода попала в жилую палубу и поступала в подбашенное отделение, погреба, отделение минных аппаратов и динамо-машин. Последние пришлось остановить, а обслуживающий их личный состав срочно вывести наверх. Поскольку в носовую башню прекратилась подача электроэнергии, она перешла на ручное наведение и заряжение, что, конечно, сказалось на её скорострельности. В подбашенном отделении осталось отрезанные водой двадцать пять человек, но они продолжали свою работу, беспрестанно подавая наверх снаряды и заряды.

— Какую скорость можем поддерживать? — нетерпеливо обернулся к Кроуну адмирал.

— Пока знаю столько же, сколько и вы, ваше превосходительство, — спокойно ответил Вирену командир броненосца. — В машинном всё в порядке — могут дать и шестнадцать узлов. А вот что творится в носовых отсеках — нужно ждать доклада...