На самом деле приказ являлся в достаточной степени авантюрным — стрелять минами с не совсем известного расстояния чревато... Непопаданием чревато. И выбросом дорогущего изделия (собственно мины) в пустоту. Тем более, что ходили тогда торпеды максимум на полмили...

Над ночным морем потянулся вверх след сигнальной ракеты, которая через пару секунд засветилась в небе ярко-красным огнём. В ответ немедленно запшикали огнями выстрелов все одиннадцать минных аппаратов артурских эсминцев. Вернее, пока десять...

— Негатин! — (опустим матерные выражения, которые старший (он же минный) офицер высказал в адрес матроса, практически слившегося со своим минным аппаратом), — Ты ракеты не видел? Приказа не слышал? Пали, гадёныш!

— Ещё чуточку, вашбродь! — не оглядываясь на лейтенанта, отозвался минёр. — Ещё чуть-чуть... Всё! Пошла, родимая! — матрос дёрнул ручку минного аппарата, воспламенившийся порох выбросил из него торпеду, а та, нырнув, стала сверлить пространство, отделяющее борт миноносца, от днища японского крейсера.

Большинство из мин, выпущенных раньше, в 'Якумо' не попали. Одна попала, но, ткнувшись в борт, взорваться не соизволила. А вот та, последняя, с 'Бдительного', всё-таки нагнала уходящий крейсер. И дисциплинированно рванула. Аккурат посередине корпуса...

Двойное дно — неплохая защита от навигационных аварий, но минному взрыву оно всерьёз противостоять неспособно. В разрыв корпуса немедленно устремились тонны и тонны воды, которая очень быстро добралась и до котельного отделения. Как только она коснётся своим холодом котлов, те немедленно разорвёт многими атмосферами пара, который они в себе заключают. Так что его необходимо стравить. Немедленно!

Крейсер, ревя выпускаемым в атмосферу паром, как раненый слон, уходил. Преследовать его не стали — всё равно все мины уже были расстреляны. Перезарядить аппараты — дело небыстрое. К тому же 'Беспощадный'...

'Беспощадный' тонул. Его экипаж видел, как остальные эсминцы отряда всё-таки атаковали 'Якумо', видел и то, что одна из мин достигла цели, но шансов спасти собственный истребитель не оставалось — вода неумолимо вытесняла воздух из корпуса, и запас плавучести оставался совсем незначительным. А заделать здоровенную пробоину от попадания восьмидюймового снаряда было совершенно нереально.

— Тонем, Вениамин Константинович, — подошёл к командиру минный офицер Иениш. — Из низов доложили: электричества нет, а ручные помпы не справляются. Да и с электрическими не дотянули бы до Артура... Прикажете готовиться команде пересаживаться в шлюпки?

— Погодим немного, — нервно отозвался Лукин. — Наши возвращаются — может заметят...

— Тень на левом крамболе! — прервал разговор офицеров сигнальщик. Командир, вместе со своим помощником, немедленно развернулись в указанном направлении — ничего. Но выматерить матроса за ложную тревогу не успели.

— На 'Беспощадном'! — донеслось из темноты.

— Наши! — облегчённо выдохнул Лукин и поднёс рупор к губам. — Здесь 'Беспощадный'! Это кто?

— Здесь 'Бойкий'. Как у вас дела?

— Если без мата, Георгий Оттович, то очень плохо, — отозвался Лукин. — Погружаемся, ничего не помогает, до базы не дойдём. Примете команду на борт с борта?

Командир 'Бойкого' с не очень благозвучной для русского слуха фамилией Гадд задумался на несколько секунд. Рискованно, конечно, но оставлять на гибель или для японского плена семь десятков своих собратьев-миноносников — да потом же всю оставшуюся жизнь в зеркало плеваться будешь...

— Хорошо! Попробуем! Готовьтесь принять концы!

'Бойкий', замедляя ход, стал осторожно приближаться к борту своего обречённого собрата. Операция, в принципе, не самая сложная, если бы дело происходило днём. Сейчас же тусклого лунного света явно не хватало для более-менее спокойного маневрирования. Но удалось. Эсминцы несильно стукнулись корпусами, концы полетели на 'Беспощадный', где их тут же закрепили.

— Сколько у вас людей, Вениамин Константинович? — уже без рупора поинтересовался Гадд.

— Около шести десятков. Из них семнадцать раненых.

— Тогда давайте раненых первыми. Беру только людей. Ну и, конечно, документы с денежным ящиком. Больше ничего ко мне на борт не тащить!

— Разумеется — немедленно согласился Лукин. — Слышали, братцы? Давайте раненых!

Кто-то из пострадавших от попадания злосчастного японского снаряда перебрался сам, кого-то перевели под руки, ну а самых тяжёлых перетащили на койках...

— Вашбродь! — подскочил к лейтенанту Йенешу минёр Гуляев, — Христом богом!.. Дозвольте в кубрик сбегать? У меня в рундуке...

— Марш на 'Бойкий'! — ошалел от такой наглости офицер. — 'Бегун' нашёлся! Сейчас все за тобой побегут до рундуков свои запасные подштанники спасать. Пошёл!

— Да не подштанники! — лицо матроса выражало совершенно искреннюю боль. — Почти червонец скопил!! Неужто пропадать таким деньжищам!?

— Я сказал: на 'Бойкий'! — хмуро бросил лейтенант. — И благодари Господа, что заначку свою потерял, а не жизнь. Ещё немного, и пришлось бы нам всем с акулами шуры-муры крутить... Выполнять приказ!

А в это время в низах гибнущего миноносца матросы под руководством инженер-механика открывали кингстоны и клинкеты, перерубали трубы, соединяющие один отсек с другим, чтобы вода быстрее разбегалась по кораблю... Морякам было больно разрушать собственный корабль, ставший для них домом, но они старались не допустить ни малейшего шанса, чтобы 'Беспощадный' достался врагу в качестве трофея.

Лукин, как и положено командиру, оставил борт гибнущего корабля последним. На 'Бойкий' перенесли вахтенный журнал, шифровальную книгу, карты, свод сигналов, денежный ящик, а так же замки и прицелы орудий. Винтовки прихватить не успевали — нельзя было рисковать, ведь в любой момент из темноты могли выскочить японцы, и тогда привязанные друг к другу русские миноносцы оказались бы сверхудобной и почти беззащитной целью для атаки. Поэтому 'Бойкий', как только закончилась эвакуация, немедленно отвалил от борта тонущего истребителя.

'Беспощадный' погружался на ровном киле, без всякого крена, как будто подводная лодка уходила под воду. С его судьбой всё было ясно, поэтому Гадд приказал уходить не дожидаясь того момента, когда море полностью поглотит свою очередную сегодняшнюю жертву.

* * *

Капитан первого ранга Мацути, слушая доклады из низов своего корабля, уже прекрасно понимал, что 'Якумо' до ближайшего порта не дойдёт — 'жить' крейсеру оставалось, в лучшем случае, полтора-два часа. Имелась, конечно, возможность за это время дойти до берега и выброситься на него, но, учитывая результаты сегодняшнего сражения, этого делать категорически не следовало — хозяевами Жёлтого моря явно стали русские. Так что имеются все шансы, что они сумеют снять сидящий на мели корабль и оттащить его в свой порт, а это станет несмываемым позором, как для всей Японии, так и для него лично.

— Что со шлюпками? — морщась от боли в раненой руке, поинтересовался командир крейсера у своего старшего офицера.

— Целых нет ни шлюпок, ни паровых катеров, — отозвался первый помощник. — Но два баркаса можно подремонтировать в ближайшее время.

— Так прикажите это сделать! — недовольно посмотрел на кавторанга Мацути.

— Уже делается.

— Хорошо. В первый же готовый перенести портрет императора и спускать на воду пока мы на ней ещё держимся. Туда же раненых.

— Все не поместятся.

— Разумеется. Сколько поместится. Поручаю это проконтролировать лично вам. Во второй баркас тоже преимущественно раненых. Передайте команде готовиться спасаться по возможности. Инженеру Матида готовить 'Якумо' к затоплению. Выполняйте!

— Слушаюсь, — Сато чётко отдал честь, и немедленно отправился выполнять приказание.

Отремонтированные баркасы удалось спустить с борта крейсера. Вместе с 'содержимым'. Но даже не все раненые уместились на них. Матросы, кондукторы, вольнонаёмные и офицеры служившие на 'Якумо' горохом посыпались за борт, в уже относительно тёплые воды Жёлтого моря, прихватив хоть что-нибудь имеющее положительную плавучесть. Даже сам командир крейсера не стал изображать из себя 'рыцаря самурайского образа' и сиганул за борт хоть и последним, но задолго до того как 'Якумо' продемонстрировал в ночной темноте 'поворот оверкиль'.

И остался жив. Как и большинство его подчинённых: японские авизо не сильно пострадали сегодня в крейсерской баталии, не особо были нужны для поиска и минных атак русских кораблей этой ночью, но вот в качестве спасательных судов, они очень даже пригодились: 'Тацута' и 'Яейама' весьма активно выхватывали из волн моряков с торпедированного 'Микаса', на 'Тацуту' умудрились поднять из воды даже командующего флотом, а когда взрывом в ночи обозначилась ещё одна жертва, 'Яейяма' немедленно взял курс в соответствующем направлении.

Даже в июньском Жёлтом море температура воды чувствительно ниже, чем у человеческого тела, поэтому у любого оказавшегося за бортом вода, всей своей чудовищной теплоёмкостью, немедленно начинает отжирать калорию за калорией. А новых взять негде. Возможность заизолировать себя от самого жадного до тепла вещества в природе тоже отсутствует. Так что зачастую гибнут от переохлаждения люди даже в самых тёплых морях...

Адмирала Того, только что выхваченного из волн бил озноб. Но даже не успев переодеться, прямо на палубе 'Тацуты', стоя в луже стекающей с его одежды воды, он в первую очередь стал сыпать распоряжениями:

— Радиотелеграф у вас в порядке? Отлично! Передайте: 'Асахи' и крейсерам следовать к Чемульпо. Минным силам стараться перехватить противника на пути к Порт-Артуру'.

Адмирала шатнуло.

— Ваше превосходительство! — немедленно забеспокоился командир корабля. — Очень прошу вас пройти в мою каюту. Сейчас туда доставят сухую одежду, горячий чай и саке.

— Лучше рому или коньяку, — мрачно бросил адмирал. — О любых новостях докладывать мне немедленно.

Уже в каюте, приняв спиртного внутрь, и растираемый спиртом снаружи адмирал выслушал доклад, что на 'Тацуту' принято из воды сто тридцать семь моряков с 'Микасы', в том числе шестеро офицеров. Среди них его адъютант, капитан-лейтенант Нагата. Сколько-то спасла 'Яейяма'. Сколько — пока неизвестно.

Отпустив как делавшего доклад офицера, так и судового фельдшера, терзавшего массажем адмиральское тело, приказал последнему разбудить себя перед рассветом, Того впервые за сегодняшний день получил возможность относительно спокойно обдумать всё то, что произошло. Сражение проиграно. Вчистую. Даже если миноносцам удастся сотворить чудо, и они потопят или повредят минами пару русских броненосцев, то всё равно артурская эскадра стала хозяином Жёлтого моря. Надолго. Очень надолго. А значит, проиграно не только сражение — вся война. Экспедиционная армия на континенте не сможет получать регулярно ни подкрепления, ни оружие, ни боеприпасы. Ни 'просто припасы' в виде провианта, например... А к Куропаткину всё это приходит регулярно и постоянно. Пусть по 'тонкой ниточке' Транссибирской магистрали, но РЕГУЛЯРНО И ПОСТОЯННО. И очень скоро он задавит армию маршала Оямы просто своей численностью.

Единственное, что можно сделать сейчас, это постараться уменьшить высоту падения Японии в ту пучину позора, в которую она рухнет по результатам этой войны — максимально сохранить те остатки флота, которые ещё представляют из себя реальную силу. Не дотянуть сейчас не только до Сасебо, но и до Такесики. Да и до Мозампо не дойти — и угля может не хватить, и пробоины наверняка такие, что долгого перехода корабли могут не выдержать... Путь один — в Чемульпо. Там хоть начерно можно будет подремонтироваться, а потом идти к своим базам...

* * *

Кроун приказал затопить отсеки междудонного простанства за исключением носовых. Эффект был поразительным: 'Пересвет' вновь обрёл свои мореходные качества. В слегка подсвеченной луной ночи броненосец восьмиузловым ходом двигался в направлении Дальнего.

— Разумно ли, Николай Александрович, — Вирен оказался не очень доволен решением командира корабля. — В Талиеванском заливе мин больше чем блох на барбоске, не пройти нам его ночью.

— Разумеется, Роберт Николаевич, — тотчас же отозвался Кроун. — Но мы туда и подойдём с рассветом. А тогда уже и сориентируемся. Карты минных полей у нас имеются. А до Артура можем и не догрести.

— Неужели всё так серьёзно? — удивлённо выгнул бровь адмирал.

— Более чем серьёзно, ваше превосходительство, — ответил из-за спины только что поднявшийся на мостик Дмитриев.

— Что там, Аполлон Аполлонович, — мгновенно повернулся к своему старшему офицеру командир 'Пересвета'.

— Уже принято около трёхсот тонн воды, и она продолжает прибывать. Помпы не справляются. Дифферент на нос увеличивается. Медленно, но увеличивается...

— Факелы слева! — прервал беседу на мостике крик сигнальщика.

— Факелы справа! — немедленно отозвался другой.

Четвёртый отряд истребителей, отозванный недавно от эскадры Камимуры, всё-таки сумел найти в ночи раненый 'Пересвет'.

Японских миноносников обуревала жажда мщения за позор сегодняшнего поражения главных сил, и они до жути хотели покарать проклятых северных варваров за свои погибшие корабли. Не жалея ни своих истребителей, ни себя. И когда в лунном свете заметили силуэт большого корабля, то сразу было ясно, что это либо русский броненосец, либо крейсер.

Отряд разделился, 'Хаядори' и 'Харусаме' стали заходить на вражеский корабль с левого борта, а 'Мурасаме' с правого. 'Асагири' слегка поотстал. Намеренно поотстал.

— Не открывать огонь! — нервно крикнул Кроун, когда был получен доклад о факелах с обоих сторон

Лейтенант Черкасов пожал плечами, но всё-таки продублировал приказ командира в башни и казематы. Сам он ни секунды не сомневался, что его подопечные, комендоры 'Пересвета', прекрасно усвоили урок майского сражения, и начнут стрелять либо по команде, либо в случае минного попадания. Ошибся. Несмотря на полученный приказ, когда с обеих сторон вспыхнули огни прожекторов, которые очень быстро выхватили из темноты борт броненосца, офицерам, командующим группами орудий, стало ясно, что японцы уже не выпустят из этих пучков света 'Пересвет' — спрятаться в ночи возможности уже нет. Поэтому казематы загрохотали выстрелами не дожидаясь приказа. И правильно сделали.

Броненосец бил с двух бортов, всеми оставшимися в строю пушками среднего и противоминного калибра. Даже кормовая башня успела три раза шарахнуть по прожекторам сегментными снарядами. Плотность огня оказалась чувствительной: 'Мурасаме' потерял ход, а флагманский 'Хаядори' вообще разнесло в клочья. Казалось, что 'гиенам' дали понять: 'Слишком рано вы пришли за плотью раненого льва'...

— Миноносец под кормой! — резануло криком с боевого марса грот-мачты.

Да. Три эсминца Четвёртого отряда просто отвлекали на себя внимание и огонь, чтобы расчистить дорогу для 'Асагири', заведомо приносили себя в жертву ради его атаки. И капитан-лейтенант Исикава не оплошал, его истребитель успел. Успел выпустить обе торпеды, прежде чем получил два попадания шестидюймовыми снарядами из кормового каземата 'Пересвета'. Одна прошла мимо. Зато вторая в борт гиганта всё-таки угодила.