Того Масамичи прекрасно понял, что идея поставить вражеский крейсерский отряд в два огня изжила себя ещё до начала воплощения в жизнь — сейчас русский 'большой дядька' начнёт предъявлять свои десятидюймовые аргументы, на которые возражать совершенно нечем. Но и актуальность поддержки крейсеров адмирала Дева уже отпадала — они отворачивали вслед за спешащим к своим собратьям-инвалидам 'Якумо'. Следовало тоже присоединяться к группе ведомой 'Ясимой' и ожидать подхода двух броненосцев командующего. В бинокль совершенно ясно было видно, что 'Сикисима' уже потерян — три русских броненосца его уже окончательно доломали, и сомнений в отношении дальнейшей судьбы корабля не оставалось...

— А вот этот номер у вас не пройдёт! — плотоядно пробубнил себе под нос Рейценштейн, увидев, как отряд адмирала Дева 'соизволил' прекратить бой и стал отворачивать к северу. — Куда ты на хрен денешься с одной-то трубой... Поднять: 'Следовать за мной!'.

'Баян' стал разгоняться до семнадцати узлов, 'Аскольд', следуя в струе флагмана, легко поддерживал скорость. 'Богатырь' отставал немного, но всё-таки отставал. Что было не критично — если японский Третий боевой отряд попробует следовать дальше со скоростью 'Кассаги', то и пятнадцати узлов за глаза хватит, чтобы его догнал и крейсер Стеммана, а если 'Читосе' и 'Такасаго' решат бросить своего товарища и отрываться — всё равно от 'Баяна' и 'Аскольда' им не уйти, а лишившийся трубы 'Кассаги' достанется на растерзание 'Богатырю'. И 'Пересвету', который держал курс именно на предполагаемое место новой стычки лучших крейсеров обеих эскадр.

Но Вирен, увидев, что атака Шестого боевого отряда нашим крейсерам больше не угрожает, приказал изменить курс, и следовать за броненосцами Ухтомского, которые двигались к 'Ясиме', 'Ниссину' и 'Адзуме'., справедливо полагая, что артурским крейсерам вполне по силам справиться с тремя японскими бронепалубниками.

Это был шанс для отряда Дева. Когда каперанг Исибаси увидел, что 'Читосе' делает коордонат вправо, то понял безо всяких сигналов мысль своего адмирала: прикрыть от расстрела изнемогающий 'Кассаги' и попытаться увести русские крейсера за собой. 'Такасаго' тоже принял вправо, вышел из кильватерной струи впередиидущего мателота и прибавил узлов.

— Заманивают нас япошата, за собой увести хотят. А, Иван Фёдорович?

— Точно так, ваше превосходительство, — немедленно ответил Иванов. — 'Купить' нас пытаются...

— А мы 'купимся' — пусть уводят от своего подранка. По дороге ещё накидаем. А вот 'Богатырю' передайте: 'Добить'.

Стемман ответил 'Ясно вижу' и пожалуй самый грозный из бронепалубных крейсеров мира направил свой форштевень в сторону тяжело раненого 'Кассаги'. В судьбе последнего можно было уже не сомневаться — ни уйти, ни оказать серьёзное сопротивление подбитый корабль не был способен, а помощи ждать неоткуда. Даже теоретически.

'Богатырь' методично и хладнокровно, выдерживая дистанцию в десять-одиннадцать кабельтовых, расстреливал обречённого противника на протяжении двадцати минут. Сдаваться даже не предлагали — во-первых, японцы никогда бы белый флаг не подняли, а во-вторых, просто не было времени призовать вражеский корабль — артиллерия 'подарка' Владивостокского отряда требовалась и в других местах. Следовало как можно скорее заканчивать здесь и на всех парах мчаться к месту, где вот-вот должна была разыграться очередная партия сегодняшнего 'концерта'.

Ближе десяти кабельтовых подходить не рисковали, ибо имелся шанс нарваться на минный выстрел — последний жест отчаяния. Но и с такого расстояния шестидюймовые снаряды свободно пробивали скос броневой палубы на гибнущем японце, и скоро он стал неумолимо крениться на правый борт, лёг на него, перевернулся...

Сработал один из принципов морского боя — с самого его начала слабейший начинает получать всё большие повреждения, нанося противнику всё меньший ущерб. При прочих равных, разумеется. И, конечно, при отсутствии приятных для одной и неприятных для другой стороны сюрпризов в виде 'золотого снаряда' угодившего, например, в заряженный минный аппарат или вообще прямо в пробоину сотворённую предыдущим собратом, внезапной поломки в машине, и тому подобного. Но и на 'лакишот'* шансы предпочтительнее у сильнейшего — закон больших чисел берёт своё.

Почти одновременно с потоплением 'Кассаги' аналогичная ситуация повторилась в десятке миль восточнее — 'Ретвизан', 'Цесаревич' и 'Победа', двигаясь вдогонку за Того, изметелили 'Сикисиму' до состояния 'несовместимого с жизнью'. Гордость английских корабелов, один из лучших броненосцев мира ещё не тонул, вернее, тонул медленно, но не оставалось никаких сомнений, что его генеральный курс может быть только один — вниз.

Задерживаться, чтобы добить не стали — оставался ещё всего один час светлого времени суток, а вокруг японского отряда выбитых из боя в начале сражения катавасия завязывалась серьёзная, и Макарову очень хотелось именно сегодня выжать из сложившейся ситуации максимальные дивиденды. Командующий повёл находящиеся при нём броненосцы туда, где должно было разыграться последней сцене сегодняшнего дневного 'спектакля' — к отряду возглавляемому 'Ясимой'. Туда же двигались корабли Того и Ухтомского, но если 'полтавам', чтобы продолжить сражение, требовалось только сблизиться на необходимое для открытия огня расстояние и повернуть на параллельный с неприятелем курс, то 'Микаса' и 'Асахи' даже успевая раньше не имели возможности сразу влиться в строй — они, либо страшно рискуя получить дружественный таранный удар, либо самим врезаться в борт японского корабля должны были попытаться возглавить свою колонну (причём манёвр нужно было бы проводить под огнём русских, что серьёзно увеличивало шансы на потерю управления при столь сложном маневре), либо пройти на контркурсах мимо своих, и только потом вступить им в кильватер.

Командующий флотом страны Ямато выбрал второй вариант. Чем дал возможность Макарову приблизиться к месту основной заварухи.

С английского — удачный выстрел.

А крейсера Рейценштейна продолжали делать своё 'чёрное дело'. Дева уже понял, как он ошибся, стараясь увлечь 'Баяна' со товарищи за собой от повреждённого 'Кассаги' — тот уже наверняка опустился на дно морское, а вот теперь подобная участь совершенно конкретно ожидала и 'Такасаго' — 'Аскольд' и кормовой плутонг 'Баяна' избили вражеский корабль так, что шансов на выживание у крейсера каперанга Исибаси не оставалось никаких.

Заканчивать боевой эпизод Иванов с Грамматчиковым опять предоставили подходящему 'Богатырю', а сами поспешили к Ухтомскому, гоня перед собой удирающий 'Читосе'. Вслед за ними поспешили и 'Пересвет', и 'Новик' с миноносцами. Как ни хотелось Матусевичу провести генеральную репетицию действий своего отряда на реальном вражеском объекте, но, во-первых, было жалко мин, которые с огромной степенью вероятности могли понадобиться в самое ближайшее время, а во-вторых, Стемман уже приступил к делу. И много времени ему не понадобилось, чтобы несколькими залпами окончательно доломать обречённого. Один из многочисленных шестидюймовых снарядов, по всей вероятности, добрался до котлов, ибо практически одновременно с тем как 'Такасаго' буквально разломило пополам, он окутался облаками белого пара.*

* Пар, конечно, 'белым' быть не может, если 'белый', то это, по научной терминологии 'туман', но уж так повелось в литературе...

Выполнив свою задачу, 'Богатырь' поспешил к основным силам, чтобы принять участие в финальном акте сегодняшнего боя.

* * *

Пока броненосцы Макарова спешили на соединение с остальными силами артурской эскадры, не было никакой необходимости находиться в броневой душегубке боевой рубки. Командующий с остальными вышли на мостик и стали получать временное удовольствие от морского ветра, освежавшего лицо и пейзажа радовавшего взор. Взор особенно радовала такая деталь данного пейзажа, как днище 'Сикисимы' пока ещё возвышавшееся над волнами.

— Эдуард Николаевич, запросите пока 'Цесаревича' и 'Победу' о повреждениях.

— Запрос уже сделан, ваше высокопревосходительство, — отозвался Щенснович. —

Ждём ответа.

— А что у нас?

— Думаю, что через несколько минут смогу ответить. Если не исчерпывающе, то близко к тому.

Действительно, через четыре минуты лейтенант Скороходов доложил об основных повреждениях: пробоина в носовой части в районе кондукторской кают-компании, (несколько выше ватерлинии, но захлёстывается волнами), солидные дырки в первой и третьей трубах, разбиты все прожекторы кроме одного на фок-мачте, уничтожены оба дальномера, несколько попаданий в броню без её пробития. Кроме того выкрошились зубья подъёмных шестерён у двух шестидюймовых орудий левого борта. Но самые большие неприятности доставил двенадцатидюймовый, угодивший в кромку амбразуры кормовой башни, причём, попавший именно в тот момент, когда производилось заряжание орудий — от взрыва собственный снаряд сместился назад, раздавил оба полузаряда и заклинил зарядник. Парусиновые чехлы на амбразурах загорелись, и при их тушении залили водой реле и клеммы электрического привода. Башня теперь могла разворачиваться только вручную. Убито на броненосце восемнадцать матросов, ранены мичманы Саблин, Столица и князь Голицын и сорок девять нижних чинов.

Степан, слушая доклад, успел посмотреть на котельное железо, которым заузили смотровые щели боевой рубки, и только с левой её стороны насчитал восемь отметин от осколков. Осколков не влетевших, и не посеявших смерть внутри.

К тому моменту, когда закончил свой доклад старший офицер 'Ретвизана', поступили сведения с 'Цесаревича' и 'Победы'. Если на первом, как впрочем и ожидалось, всё было в полном порядке — восемь раненых, мелкие дырки и вышедшая из строя средняя шестидюймовая башня левого борта, то от Зацаренного доклад оказался менее оптимистичным: прошило восьмидюймовую броневую плиту — затоплена угольная яма и три отсека, в районе миделя пробит верхний броневой пояс, пять пробоин в небронированных участках, попадание в отделение носового минного аппарата — благо, что Макаров категорически запретил заряжать оные перед боем... Семь убитых, тридцать шесть раненых.

Но все три броненосца вполне могли поддерживать пятнадцатиузловый ход, что и делали. Расход боезапаса был у всех приблизительно равным — около половины снарядов главного калибра и треть шестидюймовых.

— Ухтомский начал, Степан Осипович, — привлёк внимание командующего Молас. Звук пока ещё не успел долететь до мостика 'Ретвизана', но все, кто смотрел в нужную сторону, увидели огонь и дым выстрела на 'Петропавловске'. Когда услышали и собственно отдалённый грохот, лейтенант Кетлинский щёлкнул секундомером.

— Двадцать шесть секунд, — небольшая пауза... — Около сорока кабельтовых.

— Уже меньше. Спасибо! — кивнул старшему артиллеристу броненосца Макаров. — Эдуард Николаевич, — это уже Щенсновичу, — Прикажите передать: 'Быть готовыми к развороту влево на пятнадцать румбов на траверзе второго в линии корабля противника'. И примите два румба вправо.

— Есть!

— Вы что задумали, Степан Осипович? — слегка обеспокоено поинтересовался начальник штаба. — Зачем разворот? Не разумнее ли пройти на контркурсах до конца японского кильватера и обрезать им корму?

— Если бы до захода солнца оставалось бы ещё хоть пару часов, Михаил Павлович, я бы именно так и сделал. А сейчас у нас времени на это нет. Тем более, что в хвосте его колонны наиболее защищённые 'Микаса' с 'Асахи', а головным идёт 'Ясима' у которого с бронированием пожиже. Так что воспользуемся приёмом, которому попытался научить нас сам Того.

* * *

— Павел Петрович, — ещё раз несмело предложил Яковлев, — может всё-таки в лазарет?

— Оставьте, — раздражённо отозвался Ухтомский. — Рана — пустяки, царапина. Чувствую себя вполне сносно...

Выглядел сейчас контр-адмирал ну просто очень импозантно. Прямо как в ещё не написанной песне: 'Голова обвязана, кровь на рукаве...'.

В развязке предыдущего боевого эпизода японский восьмидюймовый фугас разорвался на мостике прямо перед боевой рубкой. Внутрь влетело совсем немного осколков, но одним из них всё-таки 'пригладило' адмирала по голове. Вскользь, но на пару минут Ухтомский сознание потерял. Рулевому и старшему штурману 'Петропавловска' прилетело посерьёзнее: у первого осколок в животе, а второму пробило грудь навылет.

— Начинайте пристрелку, лейтенант!

— Ждал только вашего приказа, ваше превосходительство, — весело отозвался старарт Кнорринг, и немедленно забубнил в телефон необходимые данные.

Грохнула носовая шестидюймовая башня, грохнула кормовая, вслед за ними ударила оставшаяся пушка из каземата...

— А хорошо легло, Любим Николаевич! — чуть ли не восторженно прокомментировал первую серию командир броненосца. — Думаю, что можно переходить на беглый. И главным калибром тоже.

— А вот и наш оппонент отвечает, — флегматично прокомментировал Ухтомский вспышки на борту 'Ясимы'. — Посмотрим как у них...

Японские снаряды тоже взрыли волны не особенно далеко от борта 'Петропавловска', а огонь постепенно разгорался по всей линии: загрохотали бортами как 'Севастополь' с 'Полтавой', так и противостоящие им 'Ниссин' и 'Адзума'. Эссен и Успенский, казалось, хотели всё-таки окончательно выяснить, чей броненосец является лучшим стрелком Тихоокеанского флота. Оба корабля открыли ураганный огонь по своим визави. По 'Полтаве' при этом сначала открыл огонь и 'Якумо', но вступивший ей в кильватер 'Пересвет' немедленно показал, что отвлекаться не следует, а очень даже стоит побеспокоиться о собственном 'здоровье'.

Рейценштейн не стал пристраиваться со своим отрядом за броненосцами — у него имелась другая цель для атаки. 'Баян', обрезав хвост своей эскадры, повёл за собой 'Аскольда' и 'Богатыря' вслед за 'Читосе'. Не для того, чтобы догнать и утопить, для того, чтобы отрезать крейсерский отряд Того-младшего от основных сил. Трое резали курс шестерым. И шестеро не посмели 'решительно возразить'. Не из трусости, просто любой из трёх артурских крейсеров был сильнее пары своих японских оппонентов. Снова бой крейсеров закипел в стороне от того места, где выясняли отношения броненосные корабли. А там в кильватер ведомый 'Ясимой' уже вписывались 'Микаса' и 'Асахи', и 'Пересвету' грозили серьёзные неприятности — пока всё шло для него неплохо в перестрелке с 'Якумо', но если и два этих гиганта обратят на него своё двенадцатидюймовое внимание (а им стрелять больше и не по кому), то долго не продержаться... Правда, в самом скором времени в драку должны были вмешаться три броненосца Макарова, но успеют ли?..

* * *

События последних полутора месяцев здорово проредили состав отрядов эсминцев и миноносцев первого класса в эскадре Того. В последнее время стало весьма чревато отправлять под Порт-Артур свои отряды истребителей — у русских их там было больше. Поэтому командующий Объединённым флотом отобрал у Камимуры не только 'Адзума' с 'Нийтакой', но и Пятый отряд истребителей.

С самого начала сражения двенадцать, наверное, лучших представителей своего класса в мире держались на левой раковине своих броненосных кораблей, благоразумно не пытаясь ввязываться в 'битву титанов'. Но теперь Того увидел реальную опасность — Макаров угрожал своими броненосцами обрезать хвост японской колонны. Этого допустить было нельзя и на мачту 'Микасы' взлетел сигнал своим минным силам атаковать неприятеля на встречных курсах. Молодые капитан-лейтенанты, стоящие на мостиках японских миноносцев немедленно повели свои стремительные корабли навстречу 'Ретвизану'. Они, конечно, не особенно надеялись попасть миной в какой-то из русских броненосцев, даже просто приблизится на разумное для выстрела расстояние шансы имелись ничтожные, но во-первых, и задача ставилась именно заставить противника отвернуть, а во-вторых... А вдруг повезёт? Вдруг замешкаются и не успеют повернуть и обрушить на атакующих свой грозный бортовой огонь?