Грохот относительно близкого взрыва, разумеется, разбудил всех членов гарнизона бухты, и они немедленно выскочили из землянки. Жёлтое пламя, полыхающее на тонущем японском корабле, давало достаточно света, чтобы прапорщик и матросы смогли предельно ясно рассмотреть результаты своего труда.

Хуже нет для корабля, взорваться ночью на якорной стоянке — экипаж спит, бодрствуют только вахтенные. А уж если сам процесс затопления занимает несколько минут, то поди попробуй соскочить спросонья с койки, сообразить, что произошло, подняться на палубу среди толпы таких же ошалелых как и ты, найти хоть что-то, что смогло бы удержать тебя на воде в течение хотя бы четверти часа... Из двухсот человек экипажа 'Мияко' спасли только восьмерых.

'Урааа!!!' — во всю мощь своих молодых и здоровых лёгких орали четыре русских моряка на берегу. Опасаться, что их обнаружат по крику не приходилось — японцы уже открыли беспорядочный огонь в сторону моря, ибо были уверены, что произошедший взрыв результат атаки русских миноносцев. Но дело даже не в этом, прапорщик и матросы в любом случае не смогли бы сдержать этот выплеск эмоций после столь долгих стараний и , главное, морального напряжения.

Первым, конечно, сумел взять себя в руки офицер. Лунный свет позволял разглядеть в бинокль, что на дно бухты лёг крейсер с двумя трубами и двумя мачтами. Таких во флоте микадо имелось преизрядное количество. Очень хотелось надеяться, что это был именно 'Асама', который недавно почтил бухту своим визитом.

Тем временем вражеские корабли поспешили ещё в темноте выбрать якоря и удалиться из столь негостеприимного места стоянки. При этом рвануло ещё раз, и в гости к Нептуну отправился японский малый миноносец...

Утром, когда море стало забирать свои волны обратно, и над поверхностью бухты показались уже не только мачты затонувшего корабля, Дейчман рискнул снова сплавать на китайской лодке к затонувшему крейсеру.

Отхлынувшая по воле Луны вода обнажила корпус погибшего корабля настолько, что стало понятно, что подорвался отнюдь не 'Асама', а совсем даже небольшой крейсерок, что, впрочем, совсем не умаляло достижения прапорщика и трёх матросов, которые этого добились.

— Вашбродь, — подал голос Осипов, который на этот раз вместе с Мельниковым сидел на вёслах, — разрешите пулемёт с гада свинтить? Вон же он! За четверть часа управлюсь, обещаю!

— Запрещаю! — немедленно отозвался Дейчман. — Гребём обратно — вон, на горизонте дымы, явно к нам. А на счёт представления к 'Знаку отличия Военного Ордена' — можешь не сомневаться — всех троих представлю. Я буду не я, если вас крестами не наградят.

— Да я же не для этого, — обиделся матрос.

— А я — для этого, — отрезал прапорщик. — Пусть ты вместе с нами и вешки не переставлял — в шампуньке места не было, но свой долг выполнял исправно. В результате — вражеский крейсер на дне, так что заткнись и жди награды. Я ясно выразился?

* * *

Известия из бухты Керр обрадовали Степана не столько фактом гибели жалкого и ничтожного судёнышка под именем 'Мияко', сколько тем, что события продолжают развиваться согласно прежнему сценарию. Оставалось дождаться завтрашнего утра — если и тогда всё пойдёт по прежнему — тогда есть все шансы вломить сынам страны Ямато по самое 'небалуйся'...

— Представить прапорщика Дейчмана, — диктовал командующий Васильеву, — к ордену Святого Великомученика Георгия четвёртой степени. И к производству в чин мичмана...

— Простите, ваше превосходительство, — удивился флаг-офицер, — вы, наверное, хотели сказать: 'подпоручика'.

Здесь, наверное, стоит сделать ещё одно 'лирическое отступление': в Российской Империи было четыре высших учебных заведения, для поступления в которые требовались либо титул, либо не менее ста лет потомственного дворянства в роду — Александровский Лицей, Пажеский корпус, Училище правоведения и Морское училище. Для поступление в последнее, правда, были исключения — сыновья погибших в бою офицеров флота.

Только выпускники Морского училища носили золотые погоны и считались строевыми офицерами флота. Всевозможные инженер-механики, корабельные инженеры, врачи, а зачастую и штурманы, считались 'чёрной костью' и хоть и допускались в кают-компанию, но ровней себе их кадровые офицеры не считали.

Сам Макаров, сын 'ластового прапорщика', стал кадровым офицером флота просто чудом — адмирал Попов в своё время заметил, что данный гардемарин умён и талантлив, именно он настоял, чтобы этот выпускник Николаевского училища, к тому же сдавший выпускные экзамены с рекордным для училища средним баллом, получил чин мичмана, а не подпоручика...

— Именно мичмана, — Степан сурово посмотрел на Васильева. — Этот молодой человек достоин носить золотые погоны более, чем те, кому они достались по праву рождения. Очень надеюсь, что Его Императорское Величество не откажет мне по поводу этого представления.

— Ваше превосходительство, — посмел возразить флаг-офицер. — А может стоит поинтересоваться мнением на этот счёт самого прапорщика? Ему тридцать лет, в таком возрасте мичманские погоны на плечах смотрятся несколько нелепо, не находите? К тому же он шкипер торгового флота, и, почти наверняка захочет после войны вернуться к своей прежней профессии.

'Штирлиц понял, что был на грани провала...' — Степан тоже сообразил, что сморозил очередную глупость, а Васильев прав во всём. Действительно: нужно постараться выбить для этого прапора чин поручика по Адмиралтейству с соответствующим жалованием, а золотые погоны ему и самому нафиг не сплющились...

— Ладно... С этим разберёмся позже... Поднять приказ выйти на внешний рейд 'Баяну', 'Аскольду', 'Диане' и 'Новику'. И всем боеспособным миноносцам. Я отправляюсь на 'Аскольд'. Броненосцам быть готовыми к выходу.

— Слушаюсь, ваше превосходительство. Но не разумнее ли поднять флаг на 'Баяне' — всё-таки 'Аскольд' небронированный крейсер.

— Зато более быстроходный. И везучий, — с улыбкой добавил адмирал. — Да и мне значительно более приятно будет стоять на мостике рядом с Грамматчиковым, чем этим сухарём Виреном.

'Аскольд' действительно имел на эскадре репутацию 'счастливого корабля' — взять хотя бы тот случай, когда в первом же бою осколки одного из попавших в его борт снарядов пробили зарядное отделение готовой к выстрелу мины Уайтхеда. Некоторые прошли буквально в сантиметрах от капсюля с гремучей ртутью, но взрыва не последовало...

— Я просил вас осведомиться о том, как идёт ремонт повреждённых кораблей. Когда можно ожидать их возвращение в строй?

— 'Паллада' практически готова, руководитель ремонтных работ обещал сдать её в течение двух-трёх дней, 'Цесаревич' тоже заканчивает починку и можно ожидать его присоединение к эскадре через неделю. 'Ретвизан' должен быть готов дней через двадцать.

— Долго возятся, я столько ждать не могу. Вернёмся с моря, придётся подскипидарить руководителей ремонтных работ...

— Разрешите, ваше превосходительство? — в салон зашёл лейтенант Азарьев.

— Слушаю.

— Катер у борта.

— Добро. Едемте, господа.

Когда катер под флагом командующего отваливал от борта 'Петропавловска', 'Аскольд' уже вытягивался на внешний рейд, где уже поджидал своих товарищей по отряду выскочивший туда первым 'Новик'. Следующим двигался к выходу из порта 'Баян', за ним готовилась идти 'Диана'. Корабли шли на удивление уверенно, и Макаров не без удовольствия наблюдал за действиями крейсеров.

— А ведь молодцы, Степан Осипович, ничего не скажешь, — шепнул на ухо адмиралу Верещагин, тоже напросившийся сегодня в море. — Уже выходят совершенно без помощи буксиров. И это ваша заслуга.

— Оставьте, Василий Васильевич. Даже неудобно слышать комплименты по этому поводу. Мои подчинённые просто умеют делать то, что им уметь должно. И то не всегда получается. Но сегодня действительно всё в порядке. И не более.

— Но, насколько мне известно, до вас эскадра вообще не могла выходить на внешний рейд за одну высокую воду.

— Это плохо. Но попрошу эту тему не развивать. Я не считаю для себя возможным обсуждать действия моего предшественника с кем бы то ни было.

Через двадцать минут Макаров вместе с офицерами своего штаба поднялся на борт единственного пятитрубного крейсера во всём Тихом океане. Команда была выстроена на шканцах, командир 'Аскольда', капитан первого ранга Грамматчиков отрапортовал командующему совершенно уверенным голосом, а матросы на адмиральское 'Здорово братцы!' ответили таким восторженным рёвом: 'Здравьжеламвашпревосхво!!!', что, казалось, в унисон завибрировали не только мачты и трубы, но и броня боевой рубки.

— Благодарю за приём, Константин Алексеевич, — адмирал пожал руку каперанга. — Проводите меня, пожалуйста, на мостик. Очень подозреваю, что события сегодня могут начать разворачиваться с минуты на минуту.

— Прошу, ваше превосходительство.

Внешность, надо сказать, Грамматчиков имел совсем не геройскую: невысок, отнюдь не строен, но, наверное, ни у одного моряка Тихоокеанского флота, кто хоть сколько-нибудь знал командира 'Аскольда' не было сомнений в его уме, смелости и решительности. Он пользовался заслуженным уважением и среди своих начальников, и среди других командиров кораблей. А подчинённые просто обожали своего 'первого после Бога'.

— Связь с Золотой горой? — нервно осведомился Степан, взойдя на мостик.

— Надёжная, ваше превосходительство, — тут же отозвался минный офицер крейсера лейтенант Киткин. — Только что проверял.

— Добро. Ну что же, господа, остаётся поскучать в ожидании. Более чем уверен, что Того и сегодня пожалует к нам в гости. А пока поднимите: 'Команды имеют время на завтрак'.

— Золотая гора передаёт: 'Дымы на норд-осте. Курсом к Артуру', — протянул адмиралу радиограмму взбежавший на мостик лейтенант Шереметьев.

— Ну вот, что я говорил. Однако позавтракать матросы ещё успеют. Просто обойдёмся сегодня без снятия пробы с матросского котла. Господам офицерам на завтрак двадцать минут, если кто желает.

Желающих отлучиться с мостика и других боевых постов не нашлось.

— 'Два отряда по три броненосца. Пять малых крейсеров при них.' — вслух прочитал Макаров очередное сообщение.

Значит всё уже пошло не так, как было в прошлой истории — адмирал Того заявился вместе с бригадой Насибы... Не иначе как хотят устроить Порт-Артуру показательную порку. Ну что же, '...посмотрим кто у чьих ботфорт в конце концов согнёт свои колени...'.

— Радио от Сарнавского!

— Ого! И что же пишет Владимир Симонович?

— 'Паллада' готова присоединиться к крейсерскому отряду.

Знатно! Полуотремонтированную 'богиню' в бой пускать, конечно, нельзя, тем более, что нарисовавшиеся главные силы японцев свершено не тот противник, на которого можно выпускать 'Палладу', но настроения среди офицеров крейсера, а ведь к гадалке не ходи, именно они уговорили своего командира на радиограмму командующему, эти самые настроения воодушевляют. Все артурцы хотят драться. И скоро получат такую возможность...

— Передайте на 'Палладу' мою благодарность, пусть разводят пары, но остаются на месте — сейчас в проходе всё равно от миноносцев не протолкнуться...

Миноносцы Матусевича и Елисеева действительно рвались на внешний рейд, рвались все, кто имел хоть какой-то вменяемый ход, хотя бы реальных двадцать узлов...

— Ближе к нам, — начал выкрикивать сигнальщик, — 'Микаса', 'Асахи', 'Фудзи' или 'Ясима'. Мористее: 'Хатсусе' и 'Сикисима', с ними опять же, 'Фудзи' или 'Ясима'. Четыре 'собачки' и трёхтрубное авизо.

— Ждём! — мрачно произнёс Макаров, не отрывая бинокля от глаз.

Японцы явно направлялись за хребет Ляотешаня, причём, на подходе к нему стали перестраиваться из двух кильватеров броненосцев в один...

— Вроде подходят, — напряжённо произнёс Степан...

Под бортом первого трёхтрубного броненосца во втором отряде японцев выплеснулся фонтан взрыва. Звук ещё не успел долететь до русских кораблей и батарей, но дружное 'УРААА!!!' уже грохотало с крейсеров,, миноносцев, Электрического утёса, с Тигровки и с Золотой горы.

— Сняться с якоря всем вдруг. Крейсерам и миноносцам начать движение! — нервно затараторил Степан. — Атаковать противника!

Ох, как долго ждали этого приказа корабли эскадры! Ох, как они ждали, что 'Борода' пошлёт их в бой!

Свершилось! Густо задымили трубы крейсеров и миноносцев, загрохотали цепи выбирающие якоря...

— Степан Осипович, — обеспокоено зашептал на ухо Макарову Молас, — вы что, в самом деле собираетесь атаковать четырьмя крейсерами и миноносцами пять исправных броненосцев и столько же крейсеров? Днём?

— Не беспокойтесь, Михаил Павлович, ваш командующий не сошёл с ума, — весело ответил своему начштаба Степан. — Но угроза, зачастую, эффективнее нападения. Как говорят в Одессе: 'Сделаем японцам нервы!'. Пусть спляшут ещё разок на наших минах.

'Аскольд', 'Баян', 'Диана' и 'Новик', густо задымив из своих труб, двинулись на точку подрыва флагмана Насибы. За ними пошли почти все исправные миноносцы эскадры.

Игнорировать эту опасность адмирал Того не мог: на грот-мачту 'Микасы' взлетел флажный сигнал и первая бригада, уже миновавшая линию мин поставленных вчера 'Амуром' сделала два поворота все вдруг, чтобы прикрыть от минной атаки своего повреждённого собрата. Головным теперь шёл 'Фудзи'...

— Ааааа! Второй!! — разнеслось по всей эскадре. Да что там по эскадре — весь Артур дрожал от восторженных воплей моряков, артиллеристов береговых батарей, да и вообще всех, кто имел возможность сейчас смотреть на море. Матросов даже не подпускали к мачтам — на них карабкались мичмана и лейтенанты, карабкались, чтобы посмотреть, как тонут японские броненосцы.

Но оба подорвавшиеся пока ещё держались на воде. 'Микаса' и 'Асахи' отвернули с опасного курса, и открыли огонь из баковых двенадцатидюймовок по приближающимся русским крейсерам и миноносцам. Заградительный огонь, не прицельный. Но и на него следовало реагировать...

— Поворот восемь румбов влево всем вдруг, — немедленно скомандовал Макаров.

Контузило близкими разрывами 'Диану', 'Грозового' и 'Сторожевого', но лёгкие силы флота успешно выскочили из-под обстрела.

А в это время 'Хатсусе' течением натащило ещё на одну мину. Теперь уже долбануло так, что флагман адмирала Насибы в клубах жёлтого и чёрного дыма отправился на дно в течение одной минуты.

Первые две буквы крика 'Ура!' невозможно было различить на слух — над внешним рейдом, внутренним рейдом, по всему побережью грохотало и переливалось 'Ааааа!!!'.

Настроения японцам добавила радиостанция Золотой горы: 'Подводная лодка ?3 благополучно вернулась на рейд. Подводная лодка ?4 повреждена, но тоже вернулась'.

'Фудзи' сохранил какой-то ход и попытался вместе с остальными броненосцами отходить подальше от русского берега.

— Передать на эскадру: 'Броненосцам выйти на внешний рейд!', — со злой усмешкой передал Макаров. — Нечего этим супостатам думать, что мы позволим им тут организовывать спасательные работы.