Острые грани Пророчества

Он скорчился, хватаясь за грудь, не понимая, что происходит. Где-то рядом страдал кто-то, от кого исходило такое знакомое ощущение. Такое... родное?

Люк вскинул голову, и застонал, поднимая себя на ноги. Кто это? Кто? Агония страдающего разумного рвала нервы в клочья, обжигая расплавленным металлом. Мозг отключился полностью, рука сама цапнула меч. Инстинкты взвыли, заставляя кипеть кровь. Волна боли вновь ударила по нему, отшибая последние крохи разума, и Люк с рычанием бросился туда, где страдал кто-то, отдаленно похожий на отца отпечатком в Силе. Он несся, не чувствуя ничего, превратившись в нерассуждающую машину. Ярость вспыхнула, переплавляясь в Силу. Люк перевалил за россыпь крупных камней, и остановился.

Лагерь тускенов.

Он сощурился, рассматривая представшие перед ним шатры, не удивляясь, что видит все четко и ясно. От стоящего в середине купола из шкур бант донеслось эхо боли, неожиданно заорал часовой, вскидывая длинное ружье, и палец сам нажал на кнопку, зажигая зеленый луч.

А потом рука плавно отбила направленный в него выстрел, в шатре закричали, дико, отчаянно, и Люк бросился вперед, снося все на своем пути. Он прорывался к своей цели, не щадя никого, меч порхал в воздухе, разрубая на части, наполняя все вокруг тошнотворным запахом паленого мяса, ярость заволокла глаза алой пеленой, Сила бушевала, хватая всех в пределах досягаемости, ломая кости, удушая, убивая ужасом. Люк захохотал, кружась в диком танце, чувствуя себя полностью свободным и счастливым, как никогда. Агония десятков разумных била по сознанию, но ему было все равно. Это были враги, а врагов надо уничтожать.

Последняя искра жизни погасла, когда он нырнул в манивший его шатер, где лежало что-то, похожее на человека. Люк упал на колени, отключая меч, перед глазами плавало воспоминание, как перед ним лежал умирающий отец, которого он не смог спасти. Не смог? Не захотел? Он наклонился ниже, поворачивая лицо несчастного. Это оказалась женщина, опухшая от побоев до невозможности, багрово-синяя. Он коснулся ее рукой, и вздрогнул, когда его схватили за запястье.

— Сын? — еле слышно просипела женщина, и сердце Люка остановилось, а реальность с грохотом рухнула вокруг него.

Глава 1.

Мир "Беш". 23 ДБЯ.

Люк заботливо поправил одеяло на спящей матери и неслышно вышел из комнаты. Встретившийся по пути на улицу Клигг Ларс молча посторонился, пропуская парня на улицу, отводя взгляд в сторону. Люк кивнул, и исчез в темноте.

Клигг поежился. Глаза у мальчишки... Боги, у матерых убийц иногда добрее. Мужчина вырос на Татуине, знал, что представляет собой этот оплот криминала, и совершенно не обманывался миловидной внешностью внезапно вылезшего явно из какой-то бездны сына жены. Не после того, что он видел. Невысокий светловолосый красавчик, выглядящий на первый взгляд безобидным и ласковым, как фелинкс, этот девятнадцатилетний паренек оказался настоящим чудовищем. Когда собранная с огромным трудом на пятый день отсутствия Шми поисковая экспедиция двинулась в пустыню, уже на середине пути их ожидал шок: двигающая прямо на них процессия. Караван из бант, нагруженных непонятно чем, и молодой паренек, практически подросток, везущий закутанную в кусок какой-то ткани Шми.

Он только злобно оскалился, и так зыркнул на попытавшегося подойти к жене Ларса, что у того от ужаса затряслись руки. Мальчишка никому не доверил женщину, сам ее занес в дом, сам обработал раны, а потом постоянно сидел возле кровати, держа замученную Шми за руку. Клигг так и не понял, что он делал, но результат был налицо: уже через несколько дней состояние его супруги улучшилось, а еще через неделю она полностью пришла в себя.

Ларс вздохнул, отгоняя воспоминания о том, как потом он с друзьями все-таки прошел по следам, пытаясь понять, что произошло, как наткнулись на остатки разграбленного стойбища, как их всех долго выворачивало наизнанку от вида состоявшейся здесь бойни и жуткого запаха разложения, и как все они решили молчать об увиденном. Если все это сделал этот парень, а судя по следам, так оно и было, то трогать его... себе дороже.

Ларс заглянул в комнату, лопатками чувствуя направленное на него внимание. Неважно, что он сейчас где-то снаружи, скорее всего опять скачет с этим своим сейбером, каким-то образом парень следил за домом, и чхать он хотел на стены и все остальное, Клигг уже имел возможность в этом убедиться. Поэтому он только заглянул внутрь, и ушел в другую комнату: этого монстра лучше не провоцировать.

Исполняющий ката в полной темноте Люк только криво усмехнулся. Для него чувства мужчины тайны не составляли. И плевать, что это вроде как неприлично для джедая, вот так пользоваться Силой. Плевать. Главное — он в курсе происходящего вокруг него, остальное несущественно.

Хорошо размявшись, Люк взял сейбер и встал в стойку. Связки исполнялись одна за другой, бездумно, повторяясь раз за разом, отрабатываемые до полного автоматизма. Ему многое надо наверстать, многое вспомнить и изучить. Вбить себе в подкорку, так, чтобы даже если он будет невменяемым, это не повлияло бы на его координацию. Попутно он обдумывал все, что произошло после того, как отключился от реальности.

Слова обнаруженной в шатре женщины послужили спусковым крючком, спровоцировавшим нервный срыв, закономерный после всего произошедшего. Пришел в себя он уже только тогда, когда ехал по пустыне во главе импровизированного обоза с добычей: Люк и не знал, что в нем присутствуют замашки матерого мародера. Хотя вид законной добычи вызвал только вяло дернувшееся в душе одобрение: на руках стонала в горячке мать, а для лечения нужны деньги. Особенно на Татуине, здесь никто альтруизмом не страдает, впрочем, как и в остальной галактике. Уж это он прекрасно понимал... теперь.

Шми металась в бреду, хватая ртом воздух, стонала и тянулась к нему Силой. Женщина оказалась Одаренной. Слабенькой, но этого хватало, чтобы ощутить ее и сравнить с отцом. Они были похожи, очень и очень похожи, хотя по сравнению с Энакином это был просто отблеск костра, однако сошедшему с ума Люку этого хватило. Одно-единственное слово перевернуло весь его мир, дав стимул и вырвав из обрушившейся на него депрессии, медленно сводящей его в могилу, как он теперь понимал. Если бы не это, он бы так и сдох там, под скалой, но у него появилась опора в жизни, а это самое главное.

Сейчас, танцуя смертоносный танец под звездным небом, он прекрасно видел, насколько ему искорежили сознание. Всего несколько умелых манипуляций, но результат был грандиозен. Сначала смерть опекунов. Да, они не всегда ладили, и это мягко сказано, в последние годы просто грызлись между собой, но как и любой ребенок, Люк был привязан к тем, кто его воспитал, хотя и хотел вырваться из их удушающей хватки. В одночасье он потерял все, и тут крайне своевременно возникает Кеноби. И что же они делают? Мчатся неизвестно куда, штурмовать вдвоем секретный военный объект. Только представить это — и уже возникают вопросы, а их у Люка не было. Он принял как данность и Силу, которая нежданно-негаданно очнулась от спячки, и то, что им надо спасать принцессу из той ямы, в которую она шагнула добровольно, и то, что у него вдруг появился Враг с большой буквы — на минуточку, второе лицо государства. Каково? При этом Бен Люка ничему не учил. То, что он показал — ярмарочные фокусы для простачков. И пошло-поехало...

Чем дальше Люк размышлял над всей своей жизнью, тем сильнее он недоумевал, тем больше видел нестыковок, тем чаще начинал их анализировать. Конечно, это только то, что он увидел в первом приближении, а что будет, если копнуть глубже?

Он нежно улыбнулся, бросив взгляд на дом, и скользнув Силой по помещениям. Мать спала, спокойно, без кошмаров, ее тело медленно, но уверенно исцелялось, благодаря ему. Оказалось, что Люк каким-то образом может чуять внутренние повреждения и давать Силу выздороветь. Он так искренне хотел исцелить, что у него начало получаться. Коряво, медленно, но получаться. И это надо развивать, так же, как и искусство боя. Потенциал у него есть, но вот знаний катастрофически не хватало, как и навыков, поединок с Вейдером отлично это показал. Из боя Люк вынес самое драгоценное — опыт и знания. Он помнил схватку, каждое движение до мельчайших подробностей и теперь восстанавливал их в памяти, воспроизводя и повторяя.

Из дома потянуло болью, и Люк тут же метнулся внутрь, не обращая внимания на выступивший на теле пот. Потом залезет в освежитель. Шми с трудом открыла глаза, обводя помещение мутным взглядом. Удары сказались на зрении, она плоховато видела, но какое-то странное чувство в груди сообщало, что рядом с ней сидит ее сын. Тот, которого она звала в бреду, моля о помощи. Руку сжала твердая ладонь, склонившийся над ней силуэт тихо прошептал:

— Как ты себя чувствуешь, мама?

— Хорошо, Люк, — вяло улыбнулась женщина, и тут же ощутила окутывающее ее тепло, которое невозможно было ни с чем спутать. Она слегка повернула голову, поднимая руку, пытаясь коснуться его лица. Пальцы скользнули по широким скулам, твердому подбородку с ямочкой, красиво изогнутым губам, дернули за прядь волос.

— Сынок.

Сердце стучало в ровном ритме, убаюканное тихо напеваемой колыбельной, прекрасно ей знакомой: она сама ее пела когда-то. Шми вздохнула, и погрузилась в сон.

Люк держал женщину за руку, вспоминая, как Шми плакала от боли, когда он закутывал ее в найденное в шатре покрывало. Она смотрела на него, не видя, а ее разум пах безумием. Он тогда сам ничего не соображал, но подсознание четко знало, что надо делать. Это его мать, ее надо спасти любой ценой, больше он не потеряет родную кровь, никогда. Он чувствовал, как укрепляется связь между ними, превращаясь из бесплотной нити в толстый канат, с каждым мгновением вплетая в него новые волокна.

Почему она продолжила называть его сыном? Даже потом, когда увидела, что он — не Энакин. Люк не знал, но был благодарен за то, что ему дали то, ради чего стоит жить. Теперь он знал, что это вообще-то его бабушка, судя по всему, но разум упорно отбрасывал это знание, подсовывая другое, в котором он — сын Шми Скайуокер. Он ведь видел ее глаза...

Женщина смотрела на него, как на самое родное и любимое существо, с трудом следя за ним блестящим от внутреннего жара взглядом.

— Сынок? Эни?

— Я... — Люк сглотнул ком в горле и с трудом выдавил, — Люк. Люк... Скайуокер...

Женщина моргнула, слегка нахмурилась, что-то обдумывая, но тут же ее черты разгладились.

— Люк. Сынок. Я знаю, ты мой сын...

— Но... — парень сделал последнюю вялую попытку что-то пояснить, но Шми схватила его дрожащей рукой, а ее голос был тверд, как камень.

— Сын. Да, я помню, как рожала тебя. Роды были тяжелые, кто станет заботиться о рабыне? Никто. Рожала в каморке, едва не умерла... двое суток, чуть не истекла кровью. Лихорадка. Я помню, — горячечно шептала женщина, а у Люка сердце корчилось в агонии от ее воспоминаний. — Эни мне отдали. Потом, хотели сразу продать. Передумали. Я тогда спросила: раз долго рожала, сколько у меня детей? В семье предрасположенность к двойням. А они промолчали. Я решила, что Эни — один. А вас двое... двое... — по опухшему от побоев лицу текли слезы, и Люк внезапно почувствовал, что по его щекам тоже что-то течет. Слезы... Он только не мог понять, радости или горя. Женщина все шептала и шептала, стискивая его ладонь забинтованными пальцами, а он плакал, чувствуя и боль, и счастье.

— Да, мама... Двое. И ты жива... Я успел. Смог. На этот раз я смог спасти. Смог...

Он долго потом сидел в темноте, слушая хриплое дыхание, одна часть его кричала, что это обман, что так нельзя, но вторая... вторая цинично шептала голосом почему-то императора, что так будет лучше для всех, что теперь он сможет легализоваться, ведь есть родня, которая подтвердит, что он — это он, и самое главное — у него есть мать. Он не спас отца... Вейдера, но успел спасти мать. А семью надо защищать, значит, придется стать сильнее, возможно он исполнит свою мечту, пойдет в Академию... а там флот. Он сможет летать. Значит, надо расспросить, что сейчас и как, он почему-то провалился в прошлое, видимо так сработало дикое нежелание убивать напавших на него джедаев и Лею Органа, глупая принцесса, он ее спасал, а она вот так отплатила, а он любил ее, видимо зря, и тогда решил уйти, сбежать от врагов. Просто уйти туда, где они не достанут, а еще было желание отомстить, пусть пожинают плоды своего решения, он помнит то видение, помнит, что их ждет... Комнату наполнил тихий смех, Люк нежно поцеловал Шми в щеку, и продолжил размышлять. Раз Шми считает, что он ее сын, то значит, так и есть, тем более, никто не скажет, что ему за двадцать. Он почему-то помолодел, совсем мальчишка, тощий, но жилистый, даже вещи стали великоваты на размер. Почему так? Сила знает, но если это произошло, значит так и будет. Поступит в Академию, туда как раз с шестнадцати берут, но сначала сделает документы.

Неожиданно вспомнилось, что если ему сейчас около девятнадцати, то Энакин в Ордене джедаев, скорее всего, падаван. Жаль, он мало что знает, но есть и хорошая новость — о Люке никто из них не знает, и опровергнуть его слова никто не сможет, не после подтверждения матери. Да. Именно матери.

А пока надо начинать готовить все необходимое. Награбленное у тускенов пригодится маме и ее мужу, бант или продадут, или на мясо пустят, это им решать. Клигг ему мешать каким-либо образом не станет, он его до дрожи боится, и это хорошо. Даже очень. И хорошо, что они на Татуине — до произошедшего никому дела нет. А если припрутся джедаи... что они смогут сделать?

Ничего. Потому что, его здесь не будет.

Люк чуял, что у него в запасе не слишком много времени, не больше двух недель, что ему надо уходить. Эта уверенность зрела с каждым мгновением, проведенным возле выздоравливающей Шми, а еще он ощущал себя змеей, готовящейся перелинять. Неожиданно на пятый день на него напал дикий жор, и прекращаться не собирался. Он всегда был умеренным в еде, пустыня разносолами не балует, но и голодным никогда не был. Однако это переходило все границы, хорошо хоть Клигг помог. Он продал часть трофеев, и закупил на часть суммы специальные концентраты, применяющиеся для выхаживания больных, еще их часто использовали путешественники и воины. Концентраты представляли собой суперпитательную смесь, наполненную всяческими веществами, витаминами, микроэлементами и прочими полезностями. Стоило это удовольствие дикие деньги, но Люку было плевать. Он постоянно жевал, каждый час уничтожая по нескольку пайков, а ведь даже одного было достаточно, чтобы сыто отдуваться минимум шесть часов. Но все съеденное проваливалось в желудок, как в черную дыру, организм орал благим матом, требуя добавку, и еще через неделю Люк понял, что происходит.

Свершившееся явно по воле Силы перемещение высосало из него немало энергии, видимо поэтому он стал моложе, а теперь пошел обратный процесс, и Скайуокер видел, что у него начались проблемы. Поднялась температура, ныли зубы, кости зудели и чесались, сводя его с ума, а мышцы тянуло так, что он с трудом шевелился по утрам, скрипя зубами от боли. Единственное, что радовало — мать поправлялась на глазах, Сила и лекарства поставили ее на ноги, и теперь Шми уверенно передвигалась по комнате, сверкая глазами, обретшими прошлую остроту зрения.