Иная судьба. Книга 3

Спасибо его преосвященству. Как же славно, по-доброму он с ней поговорил... Как благословил.

А главное — сказал, что они с Анри ещё встретятся. Хоть и не сразу, лет через несколько.

И ещё сказал: надейся. Три добродетели христианских помянул: веру, любовь и надежду эту самую. Такие люди, как Бенедикт Эстрейский, словами не бросаются.

А потому — шагнула она в открытую зеркальцем портальную арку со спокойной душой, без страха и сомнений. Оставляя за спиной колебания, тягомотину рутинной жизни, жажду приключений, тоску и разочарование — и унося с собой лишь три добродетели, что не в тягость, а, в общем-то, напротив, в облегчение.

...Открытие портала сопровождалось настолько яркой вспышкой, что ей пришлось шагнуть в проём вслепую, торопливо, боясь, что проход недолговечен. Полуослепшая, она перенесла через угадываемый каким-то чутьём порог вторую ногу и прошла несколько шагов. Но едва пятна в глазах поубавились и на смену им начали прорисовываться контуры чего-то массивного — за спиной полыхнуло вторично. Пришлось зажмуриться.

— Вот черти зелёные! — в сердцах воскликнул девчачий голос где-то за спиной и... снизу? Аннет, приоткрыв глаза, так и завертелась на месте, пытаясь сориентироваться. — Да что ж вас так и норовит не по-людски сюда заявиться! Дамочка! Тебе говорю! Cтой, чудная, не крутись, а то загремишь с лестницы, костей потом не соберёшь!

Аннет замерла, и, наконец, сообразив, что к чему, прикрыла глаза ладонью, чтобы побыстрее привыкли к темноте. Всё ясно. В Эстре сейчас ночь, тут тоже, а ослепило её знатно, не хуже, чем если перед глазами порох для шутихи случайно бабахнет...

— Явилась на мою голову, — проворчал тот же голос. — А ну, покажь, что у тебя там? С чем ты сюда перенеслась?

Аннет выразительно повертела в руке портальное зеркальце, ставшее вдруг на ощупь ледяным. Заодно проморгалась. Впереди была пустота... Ах, нет. Просто почти у ног пол обрывался, и виднелись первые ступени вниз. Она обернулась — на всякий случай, мало ли кто там может оказаться... За спиной обнаружились массивные стеллажи, заставленные книгами в потрёпанных переплётах, дверной проём, ещё один стеллаж. Потолок с мощными балками угадывался, хоть и в темноте, но рядом, низко. Судя по всему, её занесло в мансарду или антресоль, вроде тех, что во флигелях для прислуги в Гайярде... Узкая лестница с вытертыми посредине ступенями начиналась буквально в полушаге, а у самого её основания, воинственно уперев руки в боки, какая-то белобрысая малявка зыркала на непрошенную гостью.

— У-у, взялась тут на мою голову, да ещё с этой цацкой... Ты, что ли, и есть та самая сучка Диана?

— А ты, что ли, и есть старая карга-отравительница? — тотчас нашлась Аннет, сообразив, за кого её приняли.

— Я не карга! — возмутилось юное создание. — И бабка моя сроду каргой не была, а уж отравительницей и подавно! Сами упьются микстурой, меры не зная, а потом всё на честную ведьму сваливают. Извинись сейчас же!

— Ну и ты извинись. — Бывшая трактирщица не намеревалась давать спуску какому-то там недоразумению. — Никакая я тебе не Диана, и уж тем более не сучка.

Белобрысое создание неожиданно хмыкнуло.

— Что не Диана — теперь вижу. Таких, как она, тут немало к бабке хаживало, брезгливых, аж тошнит. Всё носы платочком затыкали, делали вид, что вонь тут у нас несусветная...

Аннет невольно принюхалась. В воздухе сладко-горчаще пахло травами — их пучками были щедро завешены продольные перегородки в шкафах, стенные просветы, дверной косяк, что-то свешивалось и с потолка... Тянуло ветхостью — запахом, свойственным домам-долгожителям; да ещё тем самым специфичным душком старости, который долго не выветривается, когда одряхлевший владелец умирает, но вещи, скарб всё ещё тут, доживают за хозяина. Но какой-то особой вони, возможно, присущей зельеварению и ядотворению, не ощущалось. Хоть тресни.

Аннет пожала плечами.

— Вот я и говорю, — совсем уже нормальным голосом продолжила девчушка, поправляя громадные круглые очки, то и дело сваливающиеся с хорошенького носика. — Не сучка. Прости уж, чего уж там. Обозналась. К бабке редко кто из нормальных людей заходил. Да ты давай, спускайся, что ли, нам, как ни крути, говорить-разговаривать теперь нужно.

— И ты... извини, — медленно сказала Аннет.

Начинать знакомство со скандала не хотелось, но и безнаказанно, да ещё незаслуженно быть оскорблённой — тоже. Однако хорошо, что всё обернулось недоразумением. Выяснили — и ладно, давайте дальше жить дружно.

Тем более, на ночь глядя. Где-то ей надо перекантоваться, в незнакомом-то месте, а уж с утра — думать, в какую сторону идти к новой жизни.

— Тебя как зовут-то, не-ведьма?

Девчонка фыркнула. При ближайшем рассмотрении оказалась она щуплой девицей лет четырнадцати, с серыми глазищами, и без того громадными, а тут ещё и увеличенными очками, в ветхой драной одежонке вроде балахона... Аннет вдруг вспомнился приснопамятный недоучка Лир в его засаленной мантии. Впрочем, возможно, девчонке просто-напросто надеть больше нечего. Беглого взгляда на единственную комнату, служащую одновременно и кухней, и прихожей, и вроде как гостиной, хватало, чтобы понять: в этом домишке царит бедность. Она проглядывала во всём: и в линялых домотканых ковриках, вытертых кое-где до нитей основы, и в древнем, с виду столетнем, столе и трёх стульях, щелястых, еле-еле держащихся на ножках, и в выщербленных оловянных тарелках на единственной кухонной полке, и в перекосившихся ободках светильника под самым потолком... Впрочем, три единственных свечи в нём горели относительно ярко, а сама комната была чистейшей, словно ежедневно отдраивались половицы, оттирались пыль и очаговая копоть и менялись, как в лучших трактирах, полотенца рядом с рукомойником. Пусть и посеревшие от времени.

— Сабрина я, — стараясь выглядеть солидно, отозвалась юница. — Ведьма, как есть, но не карга. Вот. Я тут теперь вместо бабки. Давай, проходи, садись. А ты сама-то кто есть?

Аннет осторожно опустилась на стул, на удивление крепкий, даже не покачнувшийся. И вдруг почувствовала, насколько устала. Груз двух бессонных ночей и хлопот над больными, и близость Анри, и смерть Дианы, и стремление начать жизнь сызнова — всё вдруг опустилось на спину.

— Попить не найдётся?

Помедлив, будто отчего-то заколебавшись, девчонка черпанула ковшом воды из бадейки, пристроенной на скамье рядом с очагом и плитой. Налила в большую глиняную кружку. Буркнула:

— Серебра не держим-с, не обессудьте.

Тут только Аннет поняла, насколько иссохла и проголодалась. Одним махом осушив кружку, протянула хозяйке:

— Ещё.

— С похмелья, что ли? — проворчала та, хоть и беззлобно, чувствуется, больше для порядка. Налила, но поторопила: — Ты, давай, пей-пей, но особо не засиживайся. Говори желание да выметайся. Нечего мне тут...

Аннет вытерла ладонью рот, перевела дыхание. Глянула на белобрысую. Та сердито нахмурилась, поправила очки. Левый заушник прикреплялся к оправе толстой медной проволокой, а сам раритет, похоже, достался Сабрине от той самой бабки, которую она то и дело поминала, и был явно большеват, потому что то и дело сползал.

— Желание?

— Ну да. — Поддев рукава балахона и сверкнув тощими мослами, ведьмочка уселась, облокотившись на столешницу, глянула сурово. — Зеркальный портал оплачивается вместе с желанием. Пришла — загадывай, получай по мере моих сил и убирайся на все четыре стороны. И живей, а то у меня к твоему зеркалу привязка: если не исполню, чего попросишь — плохо мне будет. Черти зелёные, придумали порядочки... При Дианку мне бабка успела пересказать, но тебе того, что ей, уже не нужно... Давай, загадывай, раз явилась. Но только держи в уме, что я не всё могу. Бабка три недели как померла. Силу мне отдать успела, но я с ней ещё не того... Не освоилась. Могу и переборщить.

Глаза её хитро и торжествующе блеснули.

— Везёт мне на недоучек, — беззлобно отозвалась Аннет. Щёки хозяйки так и вспыхнули он негодования, но... Промолчала Сабриночка. Видать, и впрямь, с бабкиной силой пока не очень дружила. — Ты вот что, дитя природы... Приюти меня на ночь, да поесть что-нибудь сообрази. А завтра расскажешь мне, что и как тут у вас устроено — и свободна. Вернее сказать, я — свободна, потому что уйду на все четыре стороны, как ты и просишь. Вот тебе моё желание. Как раз по силам. Справишься.

Юное создание растерялось. Почесало в затылке.

— Э-э... Как-то... Чужие мне тут не нужны...

— Желание, — твёрдо повторила Аннет.

И, кое-что вспомнив, запустила руку в карман. Наугад нащупала монету из тех, коими щедро одарил её на дорогу его преосвященство архиепископ. Брякнула об стол полновесным золотым.

Девчонка не сводила глаз с жёлтого кружочка с точёным королевским профилем.

— Какое же это желание? — промямлила нехотя. — Это ж просто... постой. Ночлег. Ты же платишь. Оставайся, так и быть, только насчёт поесть — особо не рассчитывай, мало у меня... Желание давай говори.

Аннет глянула в голодные жадные глаза.

— Это не плата. Подарок. Поняла? Что загадала, на том стою. По правилам это?

Девчонка, поколебавшись, потянула руку к монете... Отдёрнула. Прислушалась к себе.

— Вроде по правилам, — сказала неуверенно. — Ну, раз так...

Золотой растворился в недрах грубого балахона.

И вскоре Аннет заполучила миску чечевичной похлёбки, хоть и пустой, на воде, но зато согретой над очагом. И четверть подчерствевшей краюхи серого хлеба, показавшегося необыкновенно вкусным. Бывшая возлюбленная короля, чувствуя всё разгорающийся голод, не чинясь, отламывала жёсткие куски и макала в похлёбку, размягчить, и отмечала взглядом почерневшую вязь на черенке ложки, как и старинную солонку с чьим-то, почти затёртым от чистки, гербом, в которой-то соли была щепотка, видать, дорогая соль-то... Странно. В ведьминском доме — и серебро с солью... А ещё — Сабрина, сидящая напротив, вдруг глянула ей за спину, сделала большие глаза и что-то зашипела сквозь зубы, и дёрнула рукой, будто отгоняя.

Аннет едва не поперхнулась горбушкой.

На соседний стул вспрыгнули две крысы. Нет, крыс был один! Но двухголовый. Белый. Небольшой, с котёнка величиной, гладкий, хорошенький, красноглазый... Нет, правда, хорошенький. Ведьмочка застонала от досады, видать, ожидая визга и крику, но её гостья, ничуть не испугавшись, обмакнула в похлёбку очередной кус хлеба, разломила на две половинки и протянула белому чудику.

То ли она была ещё малость заторможена после бурного дня, то ли насмотрелась на крыс ещё в трюмах отцовского корабля. Зрелище, от которого у настоящей Дианы случилась бы истерика, её не напугало. По сравнению с голохвостыми и клыкастыми омерзительными созданиями, жирующими среди бочонков солонины и мешков с сухарями, этот двухголовый и двуххвостый смотрелся ангелочком.

Головы принюхались, уморительно подёргали розовыми усатыми носами, ловко выхватили угощение. И стали торопливо жрать, поглядывая друг на друга с опаской.

...Это был крыс Янус, единственный друг ведьмочки-сироты. Пока что не фамильяр, нет, но мог вполне им стать. Если Сабрина сможет-таки освоить бабкину силу...

Та же Сабрина потом, увы, её и сдала. Доложилась местной страже. Но честно предупредила, что иначе — никак. А что делать, пересечение магического барьера, хоть и косвенное, хоть и посредством портала, не могло быть не замечено где-то там, на охранном посту, куда стекались сигналы со всего защитного контура, проложенного по периметру городских стен. Как пояснила ведьмочка, отводя глаза, уже наверняка по всему Некрополису улицы прочёсываются патрулями в поисках чужака. И, неровен час, стукнут к ней в дом и обнаружат неклеймёную чужую...

Заметив недоумевающий взгляд гостьи, вздохнула, и, покраснев, ослабила шнуровку на лифе. Прямо меж острых грудок был пропечатан знак — три кольца, одно в другом.

— И такой на всех, кто живёт к Некрополисе, — пояснила, стыдясь и поспешно запахиваясь. — А у Самого другой, главный, который с нас силу тянет. Но ты не бойся, тебе такой не поставят, пока сама не решишь остаться. Зеркальце, главное, не потеряй, оно — знак, что ты здесь с разрешения.

— С чьего разрешения? — спросила ошарашенная Аннет. Они что же, людей здесь как скот клеймят, сволочи? В рабстве держат?

— С разрешения Самого. Такие портальные штучки только в его Службе делают. Говорят, они наперечёт, все записаны, кому какую отдали. Но только всё равно боятся, как бы во враждебные руки не попали, чтобы шпионы сюда не забрели, поэтому всех чужих отлавливают и проверяют. Прости. Если бы ты нормальное желание загадала — волшебство какое, или зелье, я бы колданула — и отправила бы тебя назад, на то же место, откуда пришла. Не хочешь? Тогда... Ладно, сейчас не пойду никуда, спи до утра. А потом всё одно придётся страже доложиться, порядок такой. Ты вообще здесь зачем? Ищешь кого или убегаешь?

— Убегаю.

— А-а... Тогда тебя просто поспрошают — имя там, то, сё... и предложат остаться. Тут всех беглых принимают, даже всякую шваль. Ой, прости, я не о тебе, а так... И всех стараются к делу пристроить, потому что живых мало, всё больше умертвия, а Сам и его люди — тоже живые, на них надо кому-то работать. Вот нас и используют, всякого по умениям. — Сабрина вздохнула как-то очень по-взрослому. — Бабку вот заставляли с заказами из большого мира работать, да чтоб по мелочи не разменивалась, чтоб непременно что-нибудь скверное и дорогое творила. Ей из оплаты — серебрушка, а в казну — золотой. Да ещё магию оттянут, что сверх установленного предела... Попробуй эту прорву прокорми. Меня пока не трогают, месяц дали, чтобы силу приняла, а дальше — надо работать. Или... — погрустнела. — Тоже работать, но совсем в другом месте... Фиг им. Я уже почти все бабкины книги нашла про зелья, читаю да варю потихоньку, Янус вон пытается помогать...

...Она постелила Аннет, ошалевшую от новых, вывалившихся на её голову, сведений, на маленьком чердаке, сухом и тёплом, и совсем без сквозняков. Магией были заделаны все щели. Ведьмочка сама тут спала много лет, до бабкиной смерти, и уж как могла, так и латала крышу, так что и в зной, и в зимнюю стужу тут можно было жить... пусть не в уюте, но хотя бы без риска промёрзнуть, свариться от жары или вымокнуть насквозь от первого же ливня.

Аннет тогда не удержалась, выглянула в круглое окошко.

Город как город. Не столица, конечно... Впрочем, с таким-то 'достатком' бабка-ведьма вряд ли жила в одном квартале со знатью. Но и не в трущобах, нет. Чистенькая улочка, булыжники мостовой под лунным светом блестят, будто маслом намазаны, в окнах напротив застыли или плывут свечные огоньки. Аннет опустила глаза — и содрогнулась. Вдоль сросшихся боковыми стенами домов скользила вереница тёмных фигур в балахонах, из-под провалов капюшонов светились красные точки, словно непогасшие угольки... Умертвия. Сабринка про них уже сболтнула, что бояться их нечего...пока дома сидишь, за закрытой дверью. Днём-то караул несут живые стражники, вот те — могут и пошалить, и поиздеваться, а эти просто высосут жизненные силы и не заметят, пройдут себе мимо. Идеальный дозор. С десяти часов вечера и до шести часов утра — их время. Стражники успевают выспаться и отдохнуть. Их, профессионалов, мало...