Иная судьба. Книга 3

'Какой артист умирает...' — отчего-то вспомнились капитану Винсенту собственные слова, сказанные недавно Максу Фуке.

Брат Исаак пребывал в замешательстве, потому как с женской природой дел почти не имел, верить подозрительной особе не хотел, но уж очень она в тот момент трогательно рыдала.

Брат Тук лишь покачал головой. Как более опытный, он давно уже разглядел языки лжи, опутывающие голову незнакомки...

Часовой подумал: 'Шлюха'.

Ложь, ложь, и не во спасение, а лишь с целью разжалобить, отвлечь... Опустив глаза, брат Тук сощурился... и, стремительно нагнувшись, быстро задрал атласную юбку и выдернул из-за голенища женского сапожка сверкнувший хищным жалом стилет. Да столь споро, что дама даже не успела сообразить, и вскрикнула с большим опозданием.

— И ещё кое-что, — пробормотал брат Тук. — Ваша светлость, мне, как лицу духовному, желательно оной особы в некоторых местах не касаться, а вы, человек светский, загляните ей, прошу прощения, под корсаж. Там есть один интересный кругляшок.

— Не смейте! — завизжала эльфийка. — Ко мне нельзя прикасаться! Герцог, взываю к вашей справедливости! Защитите меня от посягательств на мою честь!

Брови его светлости недоумённо взлетели вверх.

— Честь? — медленно и со вкусом повторил он. — Лгунья, убийца, прикрывающаяся чужим именем, возможно, не одним — и вы ещё смеете говорить о чести? У вас её нет, риа. Капитан, вам там, сзади, удобнее, сделайте то, о чём говорил брат Тук.

Пожав плечами, Винсент Модильяни, стоявший за спиной пленницы, запустил руку ей... за шиворот, и не успела та ахнуть — вытянул наверх массивную золотую цепь, которая, оказавшись спрятанной глубоко под лифом, натянулась под его рукой и потащила за собой из ложбины меж плотно сжатых грудей массивный золотой медальон. Который капитан и стащил через белокурую, малость растрёпанную голову, едва успев увернуться от острых, клацнувших зубов.

— Ехидна, — не удержался герцог. — Дайте-ка глянуть...

Но внезапно посуровевший монах, протянув лапу, шустро отобрал трофей у капитана.

— Не так быстро, ваша светлость. Нам с братом Винсентом подобная штучка уже встречалась. Аккуратного обращения требует...

Эльфийка угрожающе зарычала. Вздохнув, брат Тук прижал пальцами несколько точек — у неё на шее и за ухом — и та обмякла на стуле, закатив глаза.

— Пусть отдохнёт. Брат Исаак, это ведь больше по твоей части, взгляни.

Без особого почтения, даже с какой-то долей брезгливости его товарищ повертел в руках плоский кругляш, чрезвычайно напоминающий 'Нюрнбергское яйцо' — карманные часы, диковинку, недавно вошедшую в обиход. Колупнув крышку, внимательно осмотрел содержимое. Кивнул.

— Тот самый случай. Портал и вызов.

— Дистанция? — поспешил уточнить капитан. Кому, как не ему, помнить подобное 'яйцо', оказавшееся так не вовремя в руках умирающего барона де Бирса, и дальнейший бой с орками! — Готовилось нападение?

Брат Тук развёл руками.

— Заставить оную особу откровенничать и проникнуться любовью вряд ли получится, слишком сильна на ней защита; от духовного воздействия, кстати. Кому-то сильно не понравилось, в каком состоянии вернулся наш вчерашний гость. Похоже, приняли меры.

А брат Исаак добавил:

— Ежели вы о дистанции выхода — то он недалече. Похоже, там, где у оной грешницы карета застряла. Мыслю, выпрыгнули бы из портала зелёные молодцы в помощь тёмным. А вот откуда будут прибывшие — точно не скажу, на пяти десятках лье моё чутьё заканчивается. Значит, подалее того будут. Но только всё это, я вам скажу, теперь тьфу, фитюлька... — Заметив, как насторожился герцог, пояснил: — Давеча мы с братом Туком прошлись по этому, как его...

— По периметру, — любезно подсказал Винсент.

-Вот-вот, да и сработали охранный барьер. Через него эта фитюлька не сработала бы, нет. Глушилки там. На всякий случай повтыкал, вот и пригодились.

Помедлив, его светлость сказал неожиданно мягко:

— Винсент, напомни, когда вернёмся, поговорить с его высокопреосвященством. Мне нравится его система обучения. Итак, господа...

Прихлопнув по коленкам, задумчиво встал.

— Даму изолировать. Наши гости, думаю, продержат её до рассвета в стабильном состоянии. Винсент, утром к побудке установите по центру лагеря столб для наказания. Придётся устроить суд. К тому времени, думаю, как раз прибудут высокие гости с той стороны леса, дабы застукать меня в непотребном виде в постели с прекрасной риа Сандриэль... Или мёртвым. В первом случае у них в руках был бы прекрасный повод для давления, во втором — сорванные переговоры и...

Он задумался.

Неужели такая подстава? Не пожалеть крупнейшую фигуру, снять с доски... возможно, разыграть партию со своим претендентом... Ведь он бы не умер мгновенно даже от отравленного кинжала, а его убийца живым из лагеря уже не вернулся бы.

— Ждём до утра, — дополнил вслух. — Тогда всё прояснится окончательно. А пока — унесите её куда-нибудь по соседству, не могу же я спать с этой блудодейкой под одной крышей. Я, в конце концов, женатый человек.

* * *

Павильон графа Бургундского сиял великолепием. В отличие от простого походного шатра самого герцога, он возвышался в центре лагеря, как небольшой дворец, притягивая всеобщие взгляды вымпелами на деревянных башнях и зубчатыми куртинами. Ещё две башенки высились при входе, служа, заодно, опорами для натянутого гобеленового полога.

Наружный слой павильона представлял собой отнюдь не парусину, как на прочих шатрах, а был сделан из верблюжьей шерсти, хорошо удерживающей как тепло изнутри, так снег и воду снаружи. Второе покрытие, внутреннее, из красной тафты было обвешано гобеленами со сценами охоты, пиров и любви романтической, а полосы между ними расшиты жемчугами и золотом. Жёсткость деревянного настила здесь умягчалась драгоценными персидскими коврами, столь мягкими, что даже капризные эльфы, сидя за круглым столом переговоров, украдкой от людей разувались, дабы погрузить ступни выше щиколоток в приятную мягкость кашемира. Павильон-дворец с лёгкостью вмещал до сорока пяти человек и эльфов, это не считая слуг и стражи, скрывающихся в пространстве меж наружным и внутренним пологами.

Вот к этому-то самому павильону-дворцу, у которого, дожидаясь герцога и сопровождающих лиц, столпилась делегация эльфов, и подошла странная процессия.

Занимался рассвет. Но в появлении дроу в этот час не было ничего удивительного: остроухие, живя с природой в едином ритме, любое важное дело начинали с восходом солнца, и на привычки людской знати спать иногда допоздна взирали со снисходительным высокомерием. Людям, скрепя сердце, приходилось приспосабливаться к их режиму, дабы не провоцировать гостей на новые неудовольствия. Однако сегодня ранние гости встречались с каким-то нездоровым энтузиазмом.

Первое, что увидели высокие лица при подходе к месту переговоров — это оцепление солдат вокруг высокого столба со скобами для цепей, установленного прямо по центру утоптанной перед павильоном небольшой площади. Заспанные, будто после бессонной ночи, физиономии гостей, и без того с утра не отличающиеся приветливостью черт, помрачнели. Похоже, в предчувствии неприятного сюрприза.

Его светлость герцог Эстрейский появился через полчаса томительного ожидания, жив-здоров, бодр и весел, чего нельзя было сказать о скуксившихся островитянах. И — о чудо! — дроу не роптали, не строчили ноты протеста, не выражали явно или тайно негодование по поводу оскорбительной для них задержки. Одним словом — поведением своим напоминали ту самую кошку, что поджимала уши и берегла зад, памятуя о сожранной накануне хозяйской говядине. Отчего-то их не удивило, что в сопровождении герцога шли не только граф Бургундский и маркграфы Дижонский и Аваллонский, но и давно и печально известный им капитан Модильяни, а также два лица духовного звания, наличие которых явно не вписывалось в протокол.

— Прошу извинить, господа, — без тени раскаяния произнёс герцог. — Дела, дела. Как видите, даже по ночам мне не дают покоя... Сегодня я невольно нарушу нашу обычную процедуру ведения дел, ибо обстоятельства таковы, что я вынужден обратиться к вам с неким заявлением. Ситуация довольно щекотливая...

Он обвёл взглядом присутствующих. На большинстве эльфийских ликов, абсолютно лишённых намёков на возраст, застыло угрюмое ожидание. Однако кое-кто — меньшинство — искренне недоумевал. Так. Определённо, во вчерашней акции участвовали не все, есть и несведущие. На них и делал ставку его светлость.

— Но что это? — Он замер в показном удивлении. — Её величества здесь нет? Блистательная не почтит нас сегодня своим присутствием? Должен ли я расценивать это как выражение протеста на какое-либо действие со стороны галлов?

— Её величество нынче в недобром здравии, — поспешил выступить вперёд с разъяснениями первый министр Аквители, вечно унылый Пантанюэль. — К сожалению, минувшая ночь была чересчур сыра, что не могло отрицательно сказаться на её голосе. Согласитесь, с больным горлом трудно вести переговоры. Однако я уполномочен...

— И, соответственно, её прекрасных фрейлин мы сегодня не увидим, — в задумчивости продолжил герцог, словно не замечая вопиющего нарушения этикета со своей стороны. Перебить первого министра эльфячьего... эльфийского двора! Но островные остроухие проглотили и это. Министр лишь сдержанно поклонился.

— Сожалею. Наши звёзды остались при своём светоче.

— Восхитительно сказано, господин министр! При светоче... Однако вынужден огорчить: одна из оных звёзд, похоже, сорвалась с небосклона и закатилась раньше времени. Что такое? Вы отчего-то побледнели? Впрочем, я отвлёкся. Не слишком ли большой вольностью с моей стороны будет уточнить: все ли фрейлины её величества остались при её величестве? Не случилось ли минувшей ночью какого-то неожиданного происшествия, трагической случайности, я не знаю... в результате чего в свите прекрасной Поднебесной оказалось на одну звезду меньше?

— Не понимаю ваших намёков, ваша светлость, — занервничал Первый Министр. — Не более получаса тому назад я видел свиту её величества в полном составе...

Его помощник с помертвевшим лицом делал какие-то знаки, то отрицательно мотая головой, то плотно сжимая губы, с которых, казалось, вот-вот сорвётся какое-то признание.

— ... в полном составе, — раздражённо повторил Пантанюэль. — А чем, собственно, вызваны подобные нескромные расспросы?

— Увы, моим искренним огорчением, — воздохнул его светлость. — Что мне за судьба досталась — уже второй раз в жизни вынужден обвинять женщину в самозванстве... Прошу извинить, господа, мы скоро закончим с этим неприятным делом. Итак, прошу внимания!

На последних словах он заметно повысил голос.

Караул вокруг столба — так и хотелось назвать его 'позорным'! — встрепенулся и встал по стойке 'смирно'.

— Сегодня ночью была попытка покушения. На меня, — без обиняков заявил герцог и обвёл сообщество эльфов испытующим взглядом. Кто дёрнется? У кого первого сдадут нервы?

— Надеюсь, неудачная? — ляпнул министр, растерявшись, и затем даже покраснел, сообразив, что сморозил глупость. Герцог вкрадчиво уточнил:

— А вам как хотелось бы? Впрочем, независимо от ваших тайных и явных желаний, я жив, господа, как видите. А преступник — вернее преступница — должен теперь понести заслуженное наказание. Согласитесь, попытка убийства даже простолюдина не может оставаться безнаказанной; что же касается венценосной особы, особы, кстати, являющейся носителем и королевской крови, то... — Развёл руками. — Мои действия обоснованы и законны. Но я очутился в тупике, ибо преступница — не моя подданная. Она — ваша соотечественница, и естественным было бы согласовать её наказание с вами. Хочу предупредить... — Жильберт д'Эстре бросил задумчивый взгляд на заметно посеревшие щёки 'знающих' эльфов. — Снисхождений с моей стороны не будет. Оная особа явилась в этот лагерь под личиной моей супруги, дабы получить беспрепятственный пропуск к моему телу, и напала на меня, спящего. При ней найдено оружие, а также некий амулет, прямо и недвусмысленно указующий на преступные намерения. Как главный судья своей провинции, я рассмотрел дело, выслушал оправдания со стороны обвиняемой, признал их относительно смягчающими вину и вынес приговор. Он вас интересует?

Первый министр прокашлялся. Оставшаяся дюжина дроу хранила напряжённое молчание.

— Безусловно, ваша светлость, не только интересует, но мы кровно заинтересованы, чтобы злоумышленница понесла достойное наказание. Покушение на вашу особу... гм... это вызывает негодование с нашей стороны и праведный гнев. Но... можем мы узнать имя вами осуждённой?

— А какая вам разница? Могу сказать одно: она благородной крови. Соответственно, наказание для неё будет с учётом её происхождения, не столь позорное. Её будут пороть, не снимая платья.

— По...

Эльф зашатался и глотнул воздуха. Двое из присутствующих схватились за кинжалы и шагнули вперёд. Солдаты из кольца оцепления тотчас развернулись — и ощетинились пиками в их сторону.

— По...роть?

— А как вы думали, рий Пантанюэль? Это и есть смягчённое наказание. Я проявил милость, оставляя в живых преступницу, которой полагалось бы, по меньшей мере, лишиться головы... — Его светлость с удовлетворением отметил, как у партии 'знающих' забегали глаза. Фавориты королевы, кося на вооружённых солдат, нехотя отпустили оружие. — Либо быть четвертованной. Но, принимая во внимание стремление к миру и взаимному уважению между нашими государствами, я приговорил её лишь к прилюдной порке. Пятнадцать плетей. И даже без отрубания руки, поднявшей на меня оружие. Этого достаточно, чтобы и соблюсти букву закона, и покарать в назидание тем, кому не нравится моя скромная персона. Я всё сказал. Приведите обвинённую!

Теперь дроу вряд ли можно было назвать тёмными. Щёки одних отливали багрянцем стыда — это у меньшинства, несведущего в истинной сути происходящего, остальные побледнели до синюшности. Вот только с чего: с досады, что неугодную им королеву не вздёрнули нынешней ночью на ближайшем суку и не лишат белокурой головы в ближайшее время, либо от стыда, гнева и возмущения? Ведь только что на их глазах должно было свершиться святотатство: низменная плеть, орудие палача осквернит благороднейшую плоть эльфийки! Аристократки! Короле...

Двое солдат выдернули из ближайшего к павильону шатра женщину со связанными за спиной руками, в изрядно помятом, чересчур воздушном для леса платье. Причёска её за ночь пришла в совершеннейшую негодность, под глазами темнели круги... но, в общем-то, она была узнаваема. Зря герцог надеялся, что к утру вторая личина развеется сама. Хоть бывали на его памяти и такие случаи, когда рассветное солнце развеивало заклинания ночи...

— Риа Сандриэль! — потерянно ахнул Первый. — Но как... Я же сам видел вас нынче утром в шатре её величества! Вы не могли, не можете быть здесь! Это не... вы? Ваша светлость, господин герцог, уверяю вас, это не она!

— Не она, разумеется. — Герцог с удовлетворением кивнул. — Я не просто так упомянул недавно о самозванстве. Взгляните на эту особу, господа высокие эльфы! Насколько мне известно, риа Сандриэль — настоящая! — славится безупречной репутацией верной жены, счастливой в браке, и матери троих дочерей. Её бы примеру — да следовали остальные... И вот эта особа, которую вы перед собой видите, особа, так и не назвавшая своего настоящего имени, посмела бросить тень скверны на столь уважаемую женщину! Нет, господа, не знаю, как это зовётся у вас, дроу, а у нас подобное деяние само по себе заслуживает наказания, как опорочивание чести и достоинства.