Иная судьба. Книга 3

А рук этих дом не знавал давно, что уж там. Бытовые заклинания на рассохшихся ставнях, дырах в черепицах, треснутых стёклах, чудом не вывалившихся до сих пор из оконных переплётов, держались на честном слове. Ибо та, кто их накладывала, не так давно почила в бозе, и теперь её заклятья постепенно ослабевали, а силёнок преемницы для поддержания угасающих чар просто-напросто не хватало.

И не только из-за того, что Сабрина была ещё маленькая, или такая уж слабосильная ведьма.

Нет, магии в ней было... по бабкиному определению — как раз столько, сколько на её нос полагается в этом возрасте. Беда в том, приличная доля этой магии раз в сутки оттягивалась куда-то в неведомую даль, на потребу неизвестному Самому. И происходило это далеко не безболезненно, Аннет нагляделась, пока 'гостила'. Ближе к полудню девчонка заранее пристраивалась куда-нибудь — на топчан, старый диван, да хоть на пол, чтобы после того, как невидимый хобот отсосёт с её клейма на груди свою дозу ведьмовской магии — не упасть на ослабевших ногах. После чего её начинало бить в ознобе, с четверть часа приходилось кутаться в ветхую бабкину шубу и отогреваться кипятком, заранее приготовленным. Потом всё вроде бы проходило, но уже до самой ночи, а то и до утра Сабрина не могла заниматься волшебством. Поэтому работать с малочисленными заказами на зелья старалась с рассвета, пока в силе. А заказы нужны были позарез, ведь близился срок, когда ведьмочке должны были устроить проверку, и в зависимости от результатов либо выдать разрешение на работу, либо...

О последнем сама Аннет вспоминала с отвращением.

Каждый житель должен приносить пользу Некрополису. Таков здешний закон. Лучше хорошая шлюшка, аккуратно сдающая часть выручки в казну, чем никудышная бесталанная ведьма, зря переводящая ценные продукты...

Бывшая трактирщица твёрдо решила, что Сабрину она Некрополису не отдаст. И всеми правдами и неправдами заберёт её отсюда с собой, лишь только получит разрешение на отъезд. Если надо — оговорит это в треклятом магическом договоре, расплатится дополнительно, в конце концов, с этим Самим, который тут хозяйничает... но девчонку на произвол судьбы не оставит. А не разрешат — что ж, оставалась ещё одна возможность, для которой разрешения не требовалось. Но это уж — на самый крайний случай.

...Море и одиночное плавание всему научат, оттого-то моряки, как правило, мастера на все руки: и плотники, и швецы, и кузнецы. Хуберт переходил от одного очажка разрухи в доме к другому, как исцеляющий вихрь, но вот в погребе ему не повезло: пока он осматривал просевшую балку, слетело заклинание с проволоки, скрепляющей эту самую балку по трещине. Уж откуда прошлая хозяйка взяла эту штуковину, всю скрученную, в заломах, как будто из неё в своё время вязали кольчужку, а потом распустили? Хотя, может, так оно и было, у старой ведьмы в чуланах оставалось полно всякой рухляди и старья. Но как только проволока, свёрнутая спиралью, освободилась от заклятья — разогнулась, и острым концом, как бритвой, чиркнула боцману по руке, аккурат по венам на запястье. Хорошо, что тот, ко всему привычный, не растерялся, а пережал поскорее руку пальцами поверх раны, согнул в локте, да кликнул Сабринку. И та молодец, при виде крови не скукожилась: закрутила ему запястье полотенцем , да потуже, и поволокла раненого наверх. Лечить.

Полдень к тому времени уже миновал. Для Хуберта отъём силы, как для человека без магических способностей, прошёл без особых последствий. Когда к его клейму присосался неведомый Сам, боцман лишь побледнел да отсиделся на полу. А вот Сабрине в этот раз досталось особенно сильно, и потому исцелять магией она бы сейчас не могла. Но к чему колдовство, если полон шкафчик лекарственных снадобий — кровоостанавливающих, снимающих боль, заживляющих? Пока ведьмочка рылась в своих запасах, Аннет поставила греть воду. Нашарила в кармане висевшего на стуле боцманского поношенного камзола заветную флягу с ромом, а заодно спросила у двухголового Януса, который с важным видом восседал на комоде, и, кстати, отлично понимал человеческую речь, где у них тут иголки с нитками, на случай, если придётся зашивать рану. Вот она, пригодилась наука старого Хью. Что-то ей в последнее время всё чаще вспоминаются молодость и юношеские ухватки, в жизни не подумала бы, что они ещё пригодятся! Видел бы её сейчас незабвенный папаша, триста раз пожалел бы, что замуж выпихнул. На корабле от Аннет было бы куда больше толку. Она до сих пор помнит, как надо менять галсы и ложиться в дрейф, обходить мели и вести себя в тумане...

А может...

Она так и застыла с протянутой к Янусу рукой.

Может, ну её к чёрту, эту сухопутную жизнь? Куда она собралась из Некрополиса? В свой трактир? Обрадовалась, что теперь свободная вдова, и может жить, где хочет, и делать, что хочет? Вот именно, что хочет! Спёрся он ей, этот трактир, этот проходной двор, который так и не стал ей домом! Что там, мёдом намазано?

А ребята, которых она давно знает, как облупленных, оказывается, здесь. Половина их дружной команды. И если только...

Янус недоумённо фыркнул одной мордой, второй ткнулся в ладонь, напоминая о себе. Многозначительно щёлкнул обеими хвостами по ящичку с рукодельными причиндалами.

Ах, да...

Прикрикнув на Хуберта, чтобы он спокойно сидел за столом и не разматывал полотенце, она плеснула в блюдце бренди — крыс даже поморщился от резкого запаха и затряс головами в негодовании — и кинула туда же несколько игл с широким ушком. Нарезала ниток — у девчонки в запасе оказались и шёлковые, вот что удивительно, будет на дядьке Хью настоящая дамская вышивка... Поставила блюдце на стол, нарочно рядом с жертвой её будущего рукоделья.

— Кро, — тот страдальчески поморщился. — Ты же знаешь...

Аннет подмигнула подоспевшей ведьмочке.

— Запомни, этот старый вояка...

— Кроха, не надо!

— ...боится крови, — безжалостно докончила трактирщица. — Да, бывает и так. Сам других может в лоскуты порезать, а как себя штопать — дрейфит, как барышня. Так что — ты давай, отвлекай его разговорами, я гляну, что у него там, да зашью...

И осеклась. Зря она так при ребёнке... 'В лоскуты...'

Но девчонка покосилась на боцмана, пыхтевшего от негодования, с изрядным уважением. И хлопнула по здоровой руке, когда тот, по привычке, чтобы отвлечься, попытался сунуть в рот обгрызенный мундштук трубки-носогрейки.

Идиллия...

Аннет только хмыкнула. И взялась за полотенце, через которое кровь уже не просачивалась.

— Давай, откупоривай свои пузырьки. Чем там можно рану промыть, чтобы, заодно, заживала быстрее? От гвоздей да от штырей самые грязные раны.

...Через полчаса боцман дымил-таки у полуоткрытого окна, вычислив место, где дым подхватывался сквозняком и уносился наружу. На его плече, почти не морщась от табачной вони, восседал двухголовый раттус, Сабрина в отдалении, чтобы не пропахнуть, болтала ногами на стуле, оседлав его спинкой к себе, и с упоением внимала морским байкам дядюшки Хью.

Идиллия...

Наверное, у девчонки давно не случалось такого — просто посидеть, поговорить. По её рассказам, характер у бабки был угрюмый, нелюдимый, а последние три года она постоянно мучилась от болей в подреберье. Вылечиться не могла всё то той же причине: магия исцеления требовала слишком много сил, а их ежедневно отнимал ненасытный Сам...

Аннет вытирала посуду после сытного позднего обеда, в который добавил лепту и её старый товарищ, притащив из ближайшей мясной лавки громадный окорок. На вполне законный вопрос — откуда в городе вообще продукты? — лишь пожал плечами. 'Контрабанда... Не спрашивай, Крошка, легче спать будешь'. От Сабрины она уже знала, что часть горожан научилась разбивать огороды прямо на крышах, и с помощью нехитрых заклинаний выращивала овощи не только для себя, но и на продажу. Но вряд ли там же, на высоте второго и третьего этажей, пристраивались и свинарники, и курятники, и сеяли гречку и овёс... Контрабанда? Впрочем, к дальнейшим пояснениям боцман не был расположен, а вот спросить кое о чём другом так и чесался язык.

Она решительно поставила на полку последнюю оловянную тарелку. Забросила сушить расправленное полотенце и потянула на себя второй стул, всем видом показывая, что есть серьёзный разговор.

— Вот что, Хуберт, ты совсем заморочил девочке голову. Поговори лучше со мной.

Крякнув, моряк принялся чересчур старательно выбивать трубку. Сабрина разочарованно вздохнула. Её постоялица терпеливо ждала.

— Ну, что тебе? — неохотно отозвался Хью, оправляя манжет камзола поверх повязки. — Я же знаю, что не отвяжешься! Чего ещё ты не разнюхала в этом паршивом городищке?

— Да самого главного, — развела руками Аннет. — Кто такой этот Сам, которым тут детей пугают?

Боцман с треском захлопнул окно. Нахмурился.

Ведьмочка опустила голову и глянула исподлобья виновато.

— Об этом тут болтать не велено, — бросил Хуберт Вальжан. — Вслух, по крайней мере, и на всю округу. Поняла? Эх... — Прошёлся по кухне вразвалочку, привычной походкой моряка, держащего равновесие на качающейся палубе. — Ну, да что с тобой делать, лучше я расскажу, чем кто-то другой, да потом тебя же и сдаст... В общем, слушай.

Нацедил из бочонка с чистой питьевой водой, выпил залпом полкружки, поморщился.

— Бррр... какая гадость эта ваша вода... — Повторил: — Ну, слушай...

'Сам' — это прозвище здешнего правителя, Самаэля. Чтобы, значит, всуе не поминать. Так его местные перекрестили. Сущности он от рождения змеиной, вернее сказать — полузмеиной, и не потому, что гад, а природа у него такая — змеелюд. Они, почитай, только здесь и оставались, да ещё где-то в Тартарии, за Уральскими горами. Самаэль здесь долго княжил, лет сто, не меньше, и город при нём, говорят, расцветал. Жили здесь бок о бок люди и полузмеи, и ничего, никто друг друга не грыз, даже роднились. Был этот Самаэль особым, вроде как даже не Змей, а Полоз, что значит — с магией знался. Вот он и возомнил о себе больше, чем следует. Гордыня, брат, она доведёт... как меня — считай, до петли, так ведь кто и подзуживал: врежь этому мерзавцу в правый борт, чтоб пасть-то свою не разевал, отыщет он тебя, как же... Кхм... Вот, значит. При последней войне с бриттами старик Вильям собрал в Ла-Манше все свои посудины и двинул значит, прямо сюда, прямым курсом на Город Солнца, значит. Филипп сюда со своим флотом не поспевал — а дело было при старом короле Филиппе — а сам город не отбился бы. Прямой наводкой раздолбили бы эти стены, делов-то, тут и пяти бортов хватило бы, а их пятьдесят... Вот Сам и вызвал демона. Какого-то необычного и с запросами. Тот корабли старого Вильяма в щепки разнёс. А потом потребовал плату. Нет, не душу, без неё ещё жить можно худо-бедно, а тело. И никто его из предложенных не устроил,, а вселился он в самого князя, и... завей горе верёвочкой, как говорится. Стал приказы раздавать направо и налево. От жизни брал, что можно и чего нельзя. Демоны — они, говорят, в аду скучают по настоящей-то жизни, вот тот и отрывался. Дев молодых, невинных, говорят, возили во дворец сотнями...

— Неправда, — вдруг тихо возразила Сабрина, и в глазах её стояли слёзы.

— Говорю тебе — сотнями! И ни одна... — Боцман трагически закатил глаза. — ... ни одна живой не вернулась. Всех погубил. Всех в жертву старым богам отправил. Ну, и сам, наверное... Кхм.... И потом совсем с глузду сдвинулся, от вседозволенности таковой. Узнал из старинных книг про какой-то там великий секрет — и давай его искать. Мало того, что сам — натащил сюда некромантов, всех, что ещё остались. Умертвия-то у нас откуда бродят? То ж их, некров, недоделыши, к работе приспособленные... И творит теперь этот... кхм... всё, что хочет.

Дальше — хуже. Некры — те не одни пришли, а с помощниками, со всяким отребьем, что им людей и трупы поставляет. Да ещё у каждого тёмного с собой — целый выводок летающих тварей. И каждый себя как дома чувствовал. Дошло до того что беглые преступники тут укрывались, а ежели король или герцог, прознав про то, требовали выдать — Сам не отдавал. Это, говорит, теперь мои подданные... Потому-то сюда всякая шваль и тянулась: колдуньи, орки, шайки всякие. Да ещё Сам навесил на городские стены защиту от королевских магов. И давай к себе путников заманивать, и всяких странников, потому как работать в городе стало почти некому — всех порядочных людей перевели, осталась одна шушера. Потому-то нас с ребятами и утащили с берега, как старушку 'Энн' на скалах заметили, тут каждая пара рук ценится...

И вновь Аннет обратила внимание, как Сабрина вскинула глаза и хотела возразить, но потом упрямо сжала губы.

Ведьмочке известно что-то ещё?

— А король наш Филипп не стал терпеть. Собрал Совет с Инквизицией и объявил Некрополис, как его теперь называли, вне закона. Дескать, раз моей власти не признают, то и на мою защиту пусть не рассчитывают, живут, как хотят, и от бриттанцев отбиваются тоже, как хотят. — Хью почесал заросший подбородок. — Да вишь ты, незадача. Церковники потом решили, что погорячились. Некромантов-то более не осталось, кроме как здесь. А у них, вишь, какая-то редкая магия, Церкви и государю иногда бывает нужна. Вот они и заключили договор: за услуги некромантов можно торговать с двумя соседними городами, но не более, и только раз в месяц, под надзором монахов. А кроме тех, кто торгует, из города никого не выпускают, да и за теми стража следит, чтобы не удрали, или чтобы кто лишний не выскочил. Понятно?

Аннет сложила руки на груди. Глянула на боцмана испытующе.

— А ты-то сам, Хуберт, почему остался? Тебе что, службу не предлагали, чтобы вход отработать?

Боцман отвёл глаза.

— Так ведь... Грех на мне, Кроха. — Засопел сердито. — Думаешь, просто так мы тогда в шторм угодили? Не-ет, то Божья кара. Зацепили мы один бриг, когда шли из Ливерпуля, думали — бриттанский, а он, подлец, наш оказался, франкский. Под чужим флагом шёл, чтобы границу легче пересечь. Пока разобрались — половину экипажа порубали. Хоть и разошлись бортами, да мне капитан всё орал, что запомнит моё рыло, и разыщет. Не утерпел я, шарахнул по ним с правого борта... Подбил. Не знаю, потонули или нет, потому как сразу налетел такой штормяка, что ни зги не видать, и разнесло нас в разные стороны. Я уже, когда здесь очнулся, струхнул: а ну, как выжил тот франк, да и впрямь я теперь в розыске? Повесят ведь на первой же рее. Ну и... решил пока здесь перекантоваться. Да сел на мель, чтоб меня...

Аннет в задумчивости подпёрла подбородок ладонью.

— А зачем Самому столько магии? Своей не хватает? Почему он к вам каждый день присасывается?

Моряк развёл руками.

-Ну, Кроха... Я сам, что узнал, то и передаю, а уж сколько в том правды — неизвестно. Говорят, Самаэль до сих пор пытается найти тот самый великий секрет. А сил у него мало, вот он и сосёт у других, как упырь. А ещё шепчут — что век его земной давно окончился, а за счёт чужих жизней он свою продляет...

— Неправда! -вновь сорвалась Сабринка. — Дядя Хью, что ты несёшь? Ты же умный человек, как ты можешь...

И закусила губу. Отвернулась.