Иная судьба. Книга 3

— Мне его подарил... — Вспомнив, Марта опять схватилась за сумочку. И хоть не к месту и не ко времени — вытащила сложенную в несколько раз записку.

— Монсеньор... — Протянула архиепископу. — Это ведь вы писали? Вы?

Бенедикт осторожно вытащил из её плотно сжатых пальцев листок бумаги. Развернул. Удивлённо приподнял брови — и, судя по слабой улыбке, вспомнил.

Затем широко открыл глаза, будто в озарении.

— Господа Совет! — сказал торжественно. — У нас будет поддержка с воздуха. Это я вам обещаю.

Глава 6

...А тем временем в соседнем заморском островном королевстве, давно уже мнящем себя Империей, хоть колонии его можно было пересчитать, используя пальцы на одной руке, случилось долгожданное несчастье. Умер, наконец, король Бриттанский, Ирландский и Шотландский, Его Величество Вильям Второй, славный тем, что объединил под своей рукой несколько враждующих королевств, реформировал религию и объявил себя Главой церкви; благополучно пережил девять жён, из которых потом пятерых объявил незаконными, славился ловкими политическими фокусами и интригами и под конец жизни настолько высох, что злые языки поговаривали, что зря молва называла его тайным вампиром: будь так — ох и разжирел бы Его Величество на кровушке загубленных женщин...

Лишь две из них, первая и четвёртая, принесли ему детей, но, увы — девочек. Сыновей Вильям так и не дождался. Поэтому после того, как тайный консилиум докторусов пришёл к неутешительному выводу, что вряд ли их обожаемый монарх исцелится от желудочного кровотечения, что болезнь, скорее всего, затронула уже и пищевод, и кишки, и жить последнему коронованному представителю династии Тюдор осталось всего ничего — изменил Закон о престолонаследии. Согласно которому, стать наследником на корону Бриттании и объединённых королевств имел теперь полное право любой отпрыск монарха, независимо от пола, возраста, очерёдности рождения, главное — рождённый в законном браке, то есть, осуществлённом в своё время прилюдно и освящённом церковью. На последнем Его Величество делал особый упор, ибо сам, будучи не особо крепких моральных устоев, требовал от подданных обратного. Это часто случается с великими людьми.

Тайный консилиум он, конечно, умертвил. Что тоже иногда наблюдается за великими людьми. За что? За наглый обман своего монарха. Ведь истинный диагноз, как и вердикт по нему, выносился и впрямь, тайно, на секретном совещании, куда совершенно случайно, удалось проникнуть одному из шпионов Его Величества. А официально королю было объявлено, что рвота с кровью по утрам и частые случаи несварения вызваны особой формой катара желудка, средней тяжести, поддающегося со временем лечению, и что Его Величеству предстоит ещё много лет здравствовать и радовать подданных хорошим расположением духа. В результате своих злокозненных действий четырнадцать медикусов отправились на виселицу. И это был, безусловно, большой удар для прогрессивной медицины.

Шпиона тоже казнили. За государственную измену, ибо не стоит огорчать короля, это отвратительно сказывается на внутренней и внешней политике государства. Но полученными сведениями Его Величество проникся и принял соответствующие меры: обратился к известнейшим магам Земли Обетованной. Те ценой невероятных усилий и значительного финансового оттока из экономики Оловянных островов в карманы своих великолепных халатов продлили его бренное существование ещё на пять лет, превысив отмеренный предателями-докторами срок многократно. Однако маг даже высшего ранга — не Господь Бог, могущество его ограничено. Весь отпущенный ему, как подарок свыше, срок, король пытался зачать наследника, но увы: последние два года сама природа положила конец этим попыткам. В тех частях штанов, которые монарх любил выставлять напоказ, щедро украшенных вышивкой и жемчугами, подбитых ватой и войлоком, так, что злые языки шутили, будто сперва из-за угла появляется королевский гульфик, а потом уже сам король — так вот, в этих могучих футлярах, символизирующих мощь и плодородие государственных чресл, увы, теперь оставалось слишком много пустого места.

А потому — разовое изменение Закона оставалось в силе, как ни любил король переиначивать свои прежние волеизъявления.

...И сегодня перед Палатой Лордов стояла простейшая задача: определиться с наследником. Ибо лучшие бальзамировщики уже ждали разрешения приступить к своему скорбному делу, но отдать такой приказ, как и другие, связанные с подготовкой к королевским похоронам, а равно прощанием с Его Величеством, отпеванием и окончательным погребением, мог лишь тот, кто после него наденет корону Бриттанской... ладно, пусть будет Империи. Всё, что требовалось от Палаты — формальность: проверить соответствие кандидатуры условиям, оговоренным в Законе о престолонаследии; подтвердить оное соответствие, поздравить нового монарха и вручить Большую и Малую королевские печати — прообраз скипетра и державы, регалий, которые монарх получит уже при коронации.

В капитуле Вестминстерского аббатства атмосфера нынче вилась удушливая и напряжённая, несмотря на кажущуюся простоту грядущей процедуры. Лорды духовные и лорды светские, иерархи церквей и представители лучших родов, общим числом около ста человек — о, их много собралось сегодня под этими древними сводами! — все без исключения испытывали нервозность. И вроде бы не с чего. Всё известно наперёд: сейчас они заслушают церковное свидетельство о рождении Марии Тюдор, запись о бракосочетании её родителей — Вильяма Второго и Екатерины Арагонской. Подлинность озвученных документов подтвердят архиепископы Кентерберийский и Йоркский, Лондонский и Винчестерский, а двое последних — заодно и сами события, происходившие у них на глазах. Ибо даже при рождении королевских детей полагается присутствовать не менее, чем дюжине высокопоставленных лиц духовного и светского звания, дабы в дальнейшем исключить попытки подмены младенца.

Итак, всё было готово для начала торжественного действа.

Но что же смущало присутствующих? Тень какой заботы лежала на челе большинства из них?

Единственный претендент на королевский трон не стал дожидаться прибытия спикера с радостной вестью об избрании в Букингемском дворце; нет, этот претендент уже восседал... правильнее сказать — восседала на возвышении, предназначенном для особо важных персон, и нетерпеливо постукивала костяным веером по ручке своего кресла. Она ждала решения и немедленного вручения Печатей, как чего-то, само собой разумеющегося. И, как давно уже подозревали некоторые малодушные, непроста время от времени, близоруко прищурившись, вперяла взгляд в толпу пэров и духовных лиц. Она запоминала. Всех!

Кому будет обязана нужным ей решением.

Кто вздумает выступить против.

Кого затем возвысить, а кого отправить на костёр, рано или поздно...

Ибо, мало того, что впервые на Бриттанский престол намеревалась усесться женщина, судя по её поведению, ощущавшая сейчас под собой не кресло, но трон. Женщина! Неслыханно! Жалкие попытки приснопамятной королевы Матильды, продержавшейся однажды у власти чуть более полугода, показали всю несостоятельность существ женского пола, буде им возможность заполучить корону. Без своих приспешников эта выскочка не продержалась бы и того ничтожного срока... Недаром с двенадцатого века подобных нелепиц в истории Бриттании не случалось.

И вдруг — вот оно!

Единственная претендентка на корону. Женщина. Католичка. Фанатичка, уже сейчас прозванная в народе Кровавой, ибо, хоть и не своими руками, но через воздействие на слабеющего отца отправила на плаху многих.

Уже сейчас некоторые, особо мнительные лорды и пэры, отчётливо ощущали холод широкого стального лезвия на шее. Плевать, что, в знак уважения к лордству и голубой крови, топор заменят мечом: голову-то назад не приставишь...

И, наконец, самый главный аргумент их нервозности, до сих пор бушевавший на улицах Лондона.

Толпа.

Толпа, кричавшая: 'Король умер! Да здравствует королева!'

Вот только имя ею выкрикивалось совсем не той, что сейчас ждала от почти 'своей' Палаты Лордов символы власти.

'Елизавета!' — орали в толпе. 'Дайте нам Елизавету! Нашу Бесс! Довольно крови!'

И страшней меча в возможном отдалённом грядущем, был глас бунтующего против воли покойного короля народа. Тех горожан, оборванцев и честных тружеников, молотобойцев и портных, ремесленников и чернорабочих, портовых грузчиков и пивоваров, привыкших на всякий случай таскать в кармане кастет, а за пазухой или в тайном чехле за голенищем прятать нечто острое, запрещённое законом. В любой момент эти молодчики могли начать выворачивать булыжники из мостовой, и не надо быть пророком, чтобы понять, в окна чьих карет они полетят. Да и сколько проедут эти кареты...

Вот что страшило. Не туманное будущее, хоть и оно не радовало, а грозное настоящее.

Невнятный ропот и перешёптывание перекрылись пронзительным голосом будущей королевы Марии:

— Чего вы ждёте, милорды? Начинайте.

Шум стих.

Глава Палаты, лорд Сомерсет, умудрившись поклониться и с определённой долей уважения, и сохраняя при этом достоинство, принял от лорда Гаральда, лидера, шкатулку с подготовленными документами. Духовные лица нацепили на физиономии приличествующие случаю торжественно-скептические выражения. Мария Тюдор сидела, вытянувши спину в струнку, казалось, едва не выпрыгивая от напряжения из тугого жёсткого корсета. Глаза её горели в предвкушение сладостного мига.

Лорд Сомерсет набрал в грудь побольше воздуху, дабы огласить текст свидетельства о рождении. Под сводами Капитула воцарилась мёртвая тишина.

В полном молчании лорды и пэры прослушали то, что им и без того было известно.

Архиепископы Кентерберийский и Лондонский засвидетельствовали, что присутствовали при рождении у законной монаршей четы здорового крепкого младенца женского пола, которому в их же присутствии поставили на затылочную часть, чуть ниже линии волос, в месте, обычно скрываемом воротником, особую метку — знак принадлежности к королевскому роду. Оная метка ставилась также в присутствии свидетелей, подделать её было невозможно, и дальнейшая подмена младенца, либо случай самозванства, представлялись невозможными.

Близился миг, когда на Бриттанию опустится удушливый купол новой Инквизиции. Ибо о своих намерениях и планах на будущее Мария открыто заявляла, будучи ещё наследной принцессой.

Лорд Сомерсет, подавив тяжкий вздох, взялся за ларец с Королевскими Печатями. Одобренная Палатой Лордов, королева Мария встала, наконец, не скрывая улыбки, торжествующей и злорадной.

Но тишина вдруг взорвалась хрустальным звоном.

Огромное бесценное окно с драгоценными витражами сцен Апокалипсиса лопнуло, как мыльный пузырь, и усеяло цветными осколками непокрытые головы, плечи, мантии, сутаны лордов, пэров, дворян и лиц духовного звания, замерших с открытыми ртами от этакого святотатства. Опомниться им не дала голова ящера, словно высеченная из розового гранита, протиснувшаяся в освободившийся оконный проём.

С шеи дракона легко спрыгнула женская фигура, увенчанная рыжей гривой волос, так знакомой присутствующим.

— Приветствую, мои лорды, — звонко выкрикнула принцесса Елизавета. — Освободите центр, нижайше прошу вас, поскольку драконов со мной двое, и им надо где-то разместиться.

Лорд Сомерсет, замерший было со всеми остальными, опомнился и завопил:

— В стороны, милорды и святые отцы, в стороны! К стенам!

— Миледи, прошу вас, прикажите этим уважаемым... этим... пощадить остальные окна! — схватился за сердце архиепископ Лондонский. — Это же наша святыня!

— Кто пустил сюда эту незаконнорожденную?

Последний голос принадлежал Марии, уж безусловно, не могущей оставаться в стороне. Власть, которую она успела почувствовать реально, как подол собственного платья, который можно было придавить каблуком в любой момент — затрещала по швам и грозилась вот-вот расползтись, выставив её на всеобщее осмеяние. В ярости женщина сорвала с шеи защитный амулет и нажала в центр рубиновой броши, стремясь уничтожить соперницу — но стены аббатства обладали своей, духовной мощью, и магические предметы в них теряли силу.

Елизавета, двадцатипятилетняя дочь Вильяма второго, покачала головой.

— Мне жаль, ваши высокопреосвященства, но Апокалипсис пропал безвозвратно. Впрочем, вы не находите, что это символично?

Отступила в сторону от окна и кивнула дракону. Тот, сперва отпрянув, подался вперёд — и точным единым движением, умудрившись обвиться крыльями, как плащом, скользнул в зал.

Помещение было так велико, что в нём хватило места всем — и представителям Палаты, отступившим за резные каменные колонны, поддерживающие свод, и громадному, древнему, как мир, существу. Впрочем, древним был сам драконий род, а вот нынешний его представитель излучал силу и мощь, и отнюдь не выглядел жалкой развалиной. Шипастый хвост, чуть вильнув в сторону, оттеснил недостаточно резвых, и чётко обозначил границу полукруга.

Замкнул окружность, в центре которой уже стояла принцесса, второй дракон. Белый.

Украдкой покосившись на зияющий в стене оконный проём, епископы, не сговариваясь, перевели взгляд на картину, достойную, пожалуй, кисти великого Дюрера.

— Вам это ничего не напоминает? — не утерпев, шепнул архиепископ Кентерберийский Лондонскому.

Тот кивнул.

— Герб Тюдоров. Красный и белый драконы. Без сомнения, милорды, это...

— Знак свыше! — пронеслось в толпе лордов и пэров.

— Знак!

— Знак!

Елизавета тряхнула копной рыжих волос, не сдерживаемых ни сеткой, ни шпильками. Да и мудрено, пожалуй, даже самой надёжно уложенной причёске, остаться целой после полёта на драконе — от Вудстока, где опальная принцесса последние полгода прозябала в ссылке, нищете, голоде и холоде, до самого сердца Лондона. Впрочем, сейчас на народной любимице был подбитый горностаевым мехом плащ, который она уже скидывала на руки пропущенного в круг драконами молодого человека, тёплые перчатки и платье из лучшей шерсти, а также великолепный жилет из огненно-рыжей лисы, словно продолжающий природную шевелюру её высочества. Кто-то хорошо снарядил её ненаследное высочество для путешествия в поднебесье.

И во многих умах народилась шальная мысль: а такое уж и ненаследное?

Если две дочери покойного короля собрались в одном месте, а вторая, к тому же, прибыла столь экстравагантным способом... Джентльмены, да ведь это для того, чтобы успеть до оглашения вердикта Палаты, до признания наследных прав, до вручения Печатей! Вот оно что!

Откуда бы ни появились эти легендарные тва... существа — из двух принцесс они явно поддерживали ту, что моложе. Ту, которую принесли на своих спинах, а это, джентльмены, о чём-то, да говорит. Разумность свойственна лишь драконидам, высшим существам из пантеона рептилий-людей, а дракониды — это мощь, способная остановить даже Великую Армаду в океане. Ибо держит в подчинении целый сонм драконов неразумных, до сих пор обитающих в горах и пустынях и власти человека над собой не признающих.

Расклад сил был понятен.

Но... оставался ещё Закон о престолонаследии. И обойти его казалось невозможным.