Иная судьба. Книга 3

'В лагере?'

'Да, традиционно переговоры с эльфами не ведутся на земле, закованной в булыжник. И не под крышей, только под небом. Так что — раскинем шатры. Не беспокойся, о погоде приглядят их маги, это они умеют. Ну, милая...'

Он привлёк её к себе, и Марта прижалась к мужу всем телом, сминая пышные юбки и не в силах оторваться от родного человека.

' Вспомни, какой должна быть герцогиня?' — шепнул он ласково. 'Ну же, голубка! Порадуй меня своей стойкостью!'

Улыбнувшись дрожащими губами, она отстранилась, заботливо поправила перевязь шпаги, лишний раз прикоснувшись супругу... Тишком вздохнула. И отступила.

Хорошо, Жиль. Всё, как ты наказываешь. Я слушаюсь тебя прямо с этого момента.

'Умница'.

Улыбнувшись, он церемонно поцеловал ей руку. Похоже, ему тоже хотелось сорвать ещё одно прикосновение.

'Помаши мне вслед платком. Как прекрасная принцесса своему рыцарю'.

...И уехал...

...В полуоткрытую створку окна потянуло сквозняком, зеркало дрогнуло, качнувшись на срединных шарнирах, и солнечный зайчик переместился на потолок. Это было хорошо, потому что, переведя на него взгляд, Марта невольно подняла глаза и — сдержала слёзы. Герцогиня должна быть стойкой.

Постучавшись, в дверь заглянули Берта и Герда, и 'принцесса' всё-таки чуть не разрыдалась. Обычно первым с утра в хозяйскую спальню заглядывал камердинер, докладывал о том, что брадобрей прибыл и ждёт. Сейчас Антуан тоже в дороге, а Марте теперь предстоит долгие дни проводить в женском царстве.

Ох. Какой там должна быть герцогиня?

И вообще. День зовёт. Муж оставил ей целый список обязательных дел, на неделю вперёд, с тем, чтобы ежедневно выполнять один-два 'пункта' обязательно. И писала бы ему каждый вечер письмо о том, как справилась. 'Отчёт'. Письма отправлять не нужно, чтобы не перехватили шпионы иных государств, а вот он приедет — и всё прочитает, и узнает, как тут милая жёнушка проводила время. И чтоб не скучала!

Максимилиан Фуке после завтрака должен огласить список сегодняшних дел, если они 'потребуют личного участия её светлости'. Марта поёжилась. А ещё — никто не отменял занятий с тётушкой Доротеей, а потом они едут к милым девочкам-урсулинкам, и не забыть навестить дядю Жана с мальчиками... Но это вечером, ибо днём с них 'будет спускать по три шкуры с каждого', по его же выражению, этот странный, но такой умный королевский шут. Он теперь при Мастере Жане, как при ней — Доротея. Тоже воспитывает и обучает. Ну, хоть не ей одной зубрить геральдику и историю благородных семейств...

Семейств...

Что-то с этим словом было связано. Кажется, что-то написано в том задании, что ей оставил Жиль.

Она уже свыклась с тем, что её одевали-обряжали в четыре руки другие люди, и не испытывала неловкости. В самом-то деле, это ж немыслимо: самостоятельно управиться с прилаживанием валика под юбки — хорошо ещё, без громоздкого каркаса, обязательного в Лютеции, диктующей моду всему просвещённому миру; и с бесчисленными нижними юбками, каждую из которых надо расправить особо; и со шнуровкой на спине, и с пристёгнутыми поверх основных рукавов ещё и дополнительными, широкими книзу и неимоверно длинными. А потом ещё пристёгивался стоячий кружевной воротник, очень красивый, безумно дорогой, украшенный по краям зубчиков крохотными жемчужинами, и особым образом завязывался пояс в тон окоёму рукавов, и также расширяющийся к низу, и украшенный богатой вышивкой. А потом ко всему этому подбирались кольца, фибулы, гребни... Марте ни к чему были эти безделицы, они изрядно оттягивали пальцы, уши, утяжеляли причёску, но... Недавно в её памяти поселилось ещё одно новое словечко: 'Статус'. Статусу нужно было соответствовать. Не подводя при этом сиятельного супруга.

За последние сутки Марта узнала много новых слов и теперь постоянно прокручивала их в голове, чтобы не забыть и суметь ввернуть в разговор при случае.

Нет, конечно, сейчас её обряжали не в парадное платье, тяжёлое и сковывающее движения. Широкие и длинные рукава, из-за которых приходилось постоянно держать руки согнутыми в локтях, чтобы ткань не волочилась по полу, дорогая парча, затканная золотым шитьём, пышные юбки, тугой корсет — это всё 'на выход' в люди. Здесь, дома, в отсутствии гостей можно было позволить себе одеваться куда проще. Но тоже — 'статусно'. Впрочем, ко всему можно привыкнуть.

...Берта и Герда уложили её чудесные золотые волосы в большой свободный узел. Поцокав языком, словно неодобрительно Берта потянулась к шкатулке, которую, едва придя в хозяйскую спальню, поставила на туалетный столик. Открыла — и Марта ахнула, увидев нечто воздушное, переливающееся шёлковой гладью и перламутром.

— Сетка для волос, вот! — торжественно объявила Берта.

— Его светлость велел преподнести вам прямо нынче с утра. Необыкновенная новинка из Венеции, вот! Говорят, в Эстре ещё ни у кого такой нет! — добавила Герда с такой гордостью, будто лично носилась по лавкам иноземных купцов, выискивая, чем бы ошеломить юную герцогиню. — Ах, какой его светлость заботливый...

— Какой внимательный!

— Как он вас любит, госпожа!

— И ведь не надышится!

Они кружили вокруг Марты, пристраивая эту чудесную невесомую сетку, расправляя невидимые складочки на юбках, оправляя кружева, ещё раз проверяя, насколько удачно сел пояс и в тон ли ему и туалету крошечная сумочка-кошелёк; словно маленькие феи-рисовальщицы, наносящие последние штрихи на полотно, но всё ещё не до конца уверовавшие в идеальности сотворённого. А Марта и улыбалась, и старательно смаргивала слёзы: так растрогал её этот подарок.

За завтраком, в окружении таких знакомых лиц, тоска чуточку отступила. По традиции, если в Гайярде были гости, то на утреннюю трапезу собирались в Малой Столовой. Обычно его светлость выпивал первую чашку кофе в собственных покоях, наслаждаясь видом на парк из окна, или, если случалось встать слишком рано, либо выезжал верхом, либо разминался до седьмого пота на тяжёлых рейтарских мечах с дюжими охранниками. Потом следовала ванна, обсуждение с секретарём предстоящих дел, после чего герцог выходил к основному завтраку. И сейчас, поднапрягшись, можно было представить, что Жильберт просто задержался, и вот-вот ворвётся к ним, и всё будет, как обычно. Ибо всё в столовой было, как при нём. Присутствовали погрустневшая Доротея с очаровательной подругой Изольдой Белорукой, суровый Максимилиан Фуке, и сияющая предстоящим светом материнства османочка, и её почтенный родитель, и не менее почтенный управляющий Гайярда... Два почтенных человека всегда поймут друг друга, и неудивительно, что оба, умудрённых жизнью мужа, прониклись взаимным уважением и нередко коротали время у камелька в рассказах каждый о чудесах своей родины. Посмеиваясь, слуги нашёптывали друг другу, что старик Гийом начал зачитываться весьма цветастыми и фривольными виршами восточного мудреца и звездочёта, а в покоях мудрейшего Суммира ибн Халлаха всё чаще появлялись книги об истории Франкии, сочинения античных и современных философов и описания путешествий знаменитых Да Гамы, Магеллануса и Поло.

И, конечно, здесь, в столовой, на одном из почётных мест, по правую руку от хозяйки, восседала сама Аглая Модильяни, грозная домоправительница, присутствие которой делало утреннюю трапезу, как ни странно, необыкновенно домашней.

А потому, душевного спокойствия ради, надо было всего-навсего представить, что Жиль и капитан Винсент просто опаздывают, и... жить, как раньше. Ну, почти как раньше.

Хоть и очень трудно, когда столько глаз смотрят на тебя... Оценивающе? С сочувствием? С сопереживанием? Ободряюще?

Пожалуй, последнее. Улыбнувшись и пожелав всем доброго утра, Марта заняла своё место, со сдержанным вздохом кинув взгляд на пустующий в противоположном краю стола высокий стул Жильберта. И дрогнула в удивлении: тарелка для завтрака была на месте, мало того — поджидал кофейник с курящейся струйкой пара из носика, будто герцог и впрямь заявится с минуты на минуту. Очевидно, это была какая-то местная традиция — так вот напоминать о том, кто сейчас в пути, и ждать, что он скоро вернётся.

Рядом с Мартиным прибором стоял в крошечной вазочке букет её любимых фиалок.

Суровый Максимилиан Фуке улыбнулся ей одними глазами. Матушка Аглая почтительно наклонила голову. Леди Гейл так и впилась взглядом в сеточку, подарок Жильберта, и по глазам её можно было просчитать имена всех знакомых модисток, у которых Белорукая постарается непременно обзавестись такой же прелестью. Благородный господин Суммир, приложив поочерёдно ладонь к глазам, устам и к сердцу, в очередной раз назвал её прекрасной пери. Лакей в белых перчатках трепетно, словно священнодействуя, наклонил молочник над Мартиной чашкой. Все знали, что, подобно тому, как его светлость неравнодушен к 'раскалённому' кофе, так и её светлость обожает пить по утрам горячее молоко и любоваться при этом фиалками, а желания юной госпожи здесь угадывались на лету...

Всем прочим предлагали новомодный чай, и — специально для прекрасной Фотины, находящейся в интересном положении — фруктовый югурт, волшебный молочный напиток долголетия и здоровья, пришедший в Галлию с отдалённых Балкан. Горы булочек с корицей и витых рогаликов, вазочки с творогом, сдобренным изюмом и сочными грушами, соблазняли женскую половину стола. Мужчинам, как более отягощённым дневными трудами, а, стало быть, нуждающимся в солидном подкреплении сил с самого утра, предлагались паштеты в ещё горячих глазурованных горшочках, рыбка, жаренная на вертеле и исходящая жирненьким соком. Но: при этом на столе не было ни капли вина, что, хоть и не характерно, как Марта недавно узнала, для состоятельных домов, но в Гайярде считалось в порядке вещей. Вот почему во владениях матушки Денизы, бессменной главнокомандующей обеих кухонь, всегда были наготове чаны с ягодным и фруктовым взваром, морсом, а зимой — с настоящим 'сбитеннем', рецепт которого капитан Винсент по настойчивой просьбе родительницы выпросил в русском посольстве. Да, пришлось бравому капитану взять на себя эту миссию лично, ибо при первой встрече с красавицей даже в свои года, Аглаей, слишком уж лукаво подкручивал пышный ус дюжий посольский повар Феодор, ростом и статью более подходящий для кулачных боёв, нежели печных ухватов. И капитан, всерьёз и небезосновательно забеспокоившись, не западёт ли маменьке в сердце мечта о далёкой северной стране с её дикими, но могучими и обаятельными 'казаками', осмотрительно взял на себя дальнейшие переговоры.

С той-то поры и пристроилась перед очагом матушки Аглаи необъятная медвежья шкура, подарок-таки улыбающегося и щедрого на любезности Феодора. В кухонных же кладовых Гайярда значительно расширились полки для душистого перца, гвоздики, кардамона, лаврового листа, а в зиму ставились несколько дополнительных бочонков мёда — специально для дивного напитка, нехмельного, вот чудо, но согревающего и тело, и душу даже в самые сильные морозы.

...А пока на дворе ранняя осень — пили чаи и морсы, и горячее молоко, ели свежий душистый хлеб с хрустящей корочкой и ещё тёплым мякишем, на котором так аппетитно, просясь на язык, таяло жёлтое масло. С надломов булочек, обмакнутых в мёд, срывались янтарные тягучие капли, прозрачные, как слеза, велись за столом неспешные разговоры... И уже не замечались лакеи, выстроившиеся вдоль стен столовой в готовности к перемене блюд, и страх молодой герцогини перед одиночеством и собственной неумелостью растворялся окончательно, ибо невозможно быть одной, когда столько добрых и понимающих людей рядом.

Всё это было так непохоже на прошлую жизнь, на тяжёлые деревенские утра, когда в отапливаемой лишь кухонной печью комнатушке собиралась за скудной трапезой семья мастера Жана, когда под бдительным присмотром Джованны Марта едва не давилась кашей, а в иное время и сама делилась порцией с братишками — подрастающими, а потому вечно голодными... Когда неизвестно что мог принести очередной день, а завтрашний был ещё страшнее, ибо призрак злой воли барона де Бирса напоминал о себе постоянно, и даже могучие кулаки кузнеца могли оказаться бессильны перед всесильным самодуром...

Марта обвела взглядом мирно беседующую компанию.

Сейчас они закончат — и разойдутся по дневным делам. Обычно они с Доротеей в это время приступали к занятиям в библиотеке. Нынче — расписание пересмотрено, и сперва Максимилиан Фуке сделает ей краткий доклад о делах, требующих при рассмотрении в суде её личного участия — ежели таковые к настоящему моменту накопились, затем подаст бумаги, приготовленные на подпись и разъяснит суть каждой, ибо нет ничего хуже, как подмахивать документы, не вникая в содержание... У неё аж ладони взмокли от волнения. Оставалось надеяться, что прошений и приказов будет не слишком много. А в самом конце... герцогиня она или нет? она прикажет... нет, на это у неё ещё пороху не хватит, а вот распорядиться, посоветоваться... Да. Посоветоваться с Максимилианом насчёт того, что можно сделать для жителей Сара. Узнать, как справляется с делами новый управляющий, прибывший из Фуа, всем ли дана работа, готовы ли к зиме крестьянские дома, не появились ли в округе новые шайки. Довольны ли прихожане вновь прибывшими пастырями. Нет ли от кого жалоб. Не досаждают ли соседи-дворяне, потому что осень — пора охот, раньше по скошенным полям частенько проносились кавалькады бесцеремонных баронов и графьёв, пользующихся снисходительностью, а затем и хворым состоянием барона де Бирса. Этак они ещё долго по привычке могут безобразничать да обижать селян, и за девушками охотиться вместо дичи. Пора отваживать.

И многое чего пора. Герцогиня она или нет?

Глава 2

Марте очень хотелось, чтобы буковки выходили ровненькие и округлые, кал-ли-гра-фи-чес-кие, хоть вполовину похожие на заметки в изучаемых ею справочниках и словарях, сделанные рукою мэтра Фуке. У того даже мелкая скоропись выглядела, будто её тоже набрали типографским шриф-том, только помельче основного текста. Ну просто чудо-буквы, сиди и любуйся. Вот бы дорасти до такого уровня... А уж до мастерства тётушки Доротеи ей трудиться и трудиться. И то сказать: выучку бывшей Итонской пансионерки не переплюнешь. Науку письма в девиц там вбивали жёстко: за кляксы и помарки лупили розгой по пальцам, за неровности в буквицах сажали в тёмный чулан, сами по себе ошибки и описки тоже карались. Конечно, девиц благородного и священнослужительского сословия не пороли, дабы не низводить на одну доску с чернью, но вот без обеда и без ужина оставляли часто. Оттого-то, должно быть, почерк у госпожи Смоллет был на редкость красив, об этом даже её подруга, графинюшка, упоминала.

Где уж Марте до такого мастерства.

Впрочем... Она заулыбалась, кинув взгляд на лежащий неподалёку на полированной столешнице лист бумаги с поручениями супруга Жильберта д'Эстре ей лично на время его отсутствия. 'Домашним заданием', как он сам выразился. Буквы Жиля чрезвычайно были похожи на него самого: ни одна не стояла в строю ровно, как солдат, все они словно напряглись в ожидании момента, когда можно, наконец, сорваться и полететь прочь, по делам. Мол, зачитала нас, и хватит с тебя, мы тебе больше не нужны, чего выстаивать-то зазря? В отличие от прекраснейших творений Доротеи, они были напрочь лишены всяких украшательских завитушек и загогулин — равно как и туалеты того, чья рука их торопливо выводила. И в то же время писаны были десницей твёрдой, едва не процарапывающей бумагу пером. Видно было, что кал-ли-гра-фия как таковая герцога не заботила. Однако и у него, как и у Фуке, и у графини, не проскакивало в письме ни помарки, ни кляксы, вот что главное. А у неё...