Иная судьба. Книга 3

А ведь она так и не завела в гардеробе ничего тёплого, на зиму. Не успела. И теперь, наверное, не успеет.

Всхлипнув, подавила очередное рыдание. Надо держаться, Дори. Надо. Ради Макса, который непременно её найдёт. Ради Марты, с неё ведь наверняка хотят стрясти выкуп — а иначе для чего нужно похищать никому не интересную компаньонку? Ничего, она ещё утрёт нос всем этим неизвестным ей пока негодяям. Выкуп можно затребовать за того, кто сможешь вернуть, а она не собирается сдаваться. Пусть её похитители не рассчитывают, что возьмут её в два счёта.

Жаль, она посеяла берет, когда, кажется, чуть не загремела с лестницы. Хорошо, что плащ — с капюшоном, можно хоть голову прикрыть...

Рука скользнула за пояс. Там, заткнутый за модный этой осенью кушак на талии, притаился томик Эдмона Ростана, который она успела подхватить с прилавка перед разговором с букинистом, которого потом... потом... убили... И сразу после этого, не дав понять, что происходит, её, охваченную ужасом, втолкнули куда-то в разверзшийся синий тоннель. По глазам хлестнуло вспышкой, а по ушам — воем, мало похожим на человеческий. На какой-то миг стало очень горячо плечам, затем руки, державшие её, куда-то пропали...

Сияние тоже ушло.

Остался полумрак какого-то двора, окружённого со всех сторон высоченными глухими серыми стенами, словно её выбросило на дно гигантского колодца, и где-то там, в высоте, угадывалось небо, такое же серое, как и стены. В панике Доротея оглянулась.

В нескольких шагах от неё на земле корчились и загребали ногами в тщетных попытках встать двое громил, с виду вроде бы добропорядочных горожан, вот только за поясом у них торчали маленькие арбалеты. Морды у громил перекашивались от боли, на губах кипели кровавые пузыри. А руки... руки обуглились, и до сих пор, дёргаясь, тлели, как поленья, голубыми огоньками, вот что больше всего потрясло в тот момент Доротею. Не может человек гореть, как бревно, как дерево...

— Су-у...ка... — вырвалось из пасти одного. — Ве-едь...ма... Держи... её...

И тут она опомнилась.

'Держи её'!

Стремительно обернулась на пятках. Нет, сзади никого. Только ярко-голубая кромка того самого тоннеля, через который она сюда попала, утапливалась в стену здания и быстро таяла. А левее... была распахнута двустворчатая дверь, из которой уже доносились встревоженные голоса, топот ног и бряцанье железа.

'Держи её!'

Это за ней. Сейчас схватят...

Она заметалась по двору-колодцу.

Один из похитителей пытался подставить ей подножку, но Дори перепрыгнула через его обожжённый сапог — о, она стала вдруг такой ловкой! — и ринулась ещё к одной двери, в противоположной стене, моля всех богов, и христианского, и языческих, чтобы та оказалась открытой. Чтобы успеть закрыть её за собой раньше, чем прибегут те, кто бряцает оружием. Чтобы никто не встретился и не схватил по дороге. Чтобы...

Пол ухнул вниз. Здесь были ступеньки, и не ухватись она уже в падении за перила, инстинктивно путаясь удержаться — страшно представить, что с ней сталось бы. Но она вцепилась в деревянную планку мёртвой хваткой, до сведённых пальцев, ободранных на костяшках шершавой поверхностью стены. Подтянулась, морщась от боли в предплечьях — попробуй, прими без подготовки вес собственного тела! И, сперва на ощупь определяя край ступеней, а затем, окружённая невесть откуда взявшимся голубоватым светом, поспешила вниз, в темноту и пустоту, лишь бы подальше. Тут, в проходе, она была, как на ладони. Надо бы найти убежище, нишу, какое-то помещение, чтобы спрятаться... Каземат это или тюрьма, или замок, но подвальные помещения под такими зданиями обширны, и, как правило, не пустуют.

Либо те, чьё приближение она слышала во дворе, бежали всё же не за ней, либо... Они занялись похитителями? Но те наверняка указали, куда она, Доротея, сбежала. Отчего же до сих пор нет погони? Неизвестно, по какой причине, но дверь, через которую она проникла в подземный ход-коридор, больше не открывалась. Её не преследовали.

Или убийцы скончались на месте, не успев навести на её след? Бывает, что от боли просто останавливается сердце...

Оказывается, здесь светились сами стены — таинственным зеленовато-голубоватым сиянием, похожим на то, которым светятся в лесу гнилушки. Только для этого места их пришлось бы собирать слишком много. Работала какая-то магия.

Лестница вскоре закончилась площадкой, упирающейся в высокие двери, обитые чеканной бронзой. Поскольку выбора не было — не назад же поворачивать! — она толкнула тяжёлые створки, и те нехотя подались.

...Картина, представшая перед Доротеей, очень ей не понравилась. Как и то, что дверь за её спиной закрылась сама. Впрочем, при попытке выйти — пропустила беспрепятственно: мол, пожалуйста, там как раз тебя ждут... Продолжать путь в неведомое казалось страшным, возвращаться — глупым. Людей не похищают, чтобы предложить им чашку чая и бисквитное пирожное.

Она обернулась — и вновь окинула взглядом просторный круглый грот со слабо светящимся потолком-куполом. Четыре тёмных тоннеля уводили в никуда. В промежутках между ними извивались по стенам громадные ящеры и змеи, вырезанные в барельефах столь реалистично, что, казалось, каждый ядовитый клык, каждая позолоченная чешуйка сверкали собственной полировкой и жизнью. Свивались в кольца мощные хвосты. Щерились пасти. Гипнотизировали неподвижные золотые глаза с вертикальными обсидиановыми зрачками. А ровно по центру простенков между каждым ходом высились постаменты, над которыми застыли в неподвижности цепи. Будто здесь кого-то приковывали...

Приносили в жертву?

Это капище? Ритуальный зал?

Куда она попала? К кому?

Но поскольку прямо здесь и сейчас никто не совершал гнусных богопротивных действий, да и присутствия кого-то живого не ощущалось — Доротея рискнула заглянуть в боковой ход слева от себя. Куда-то ведь надо идти, в конце концов... По крайней мере, становилось понятным, почему её не преследовали. Ритуальный зал мог быть запретным для простых смертных.

Тоннель не освещался, но не успела Доротея пройти и двух шагов, как что-то засияло у неё на пальце. Кольцо! Фамильное кольцо Макса озаряло ей путь мягким, почти солнечным светом, ничуть не похожим на мерцание гнилушек. Его живое тепло заставило сердце забиться чаще.

Максимилиан заботится о ней даже здесь. Он найдёт её непременно.

Но погодите-ка... Если кольцо и впрямь настроено на её защиту, то не оно ли опалило похитителей? Да, не успело или не смогло закрыть чужой портал. Зато как следует наказало кое-кого за слишком длинные руки, чтобы не тянулись, куда не следует. И этим самым дало ей несколько драгоценных секунд, чтобы убежать.

Что ж, если так... Если таким образом сработала эльфийская магия — Дори в этих катакомбах никто не страшен.

Она уверовала — и теперь смело шагала вперёд. Не забывая внимательно поглядывать под ноги и на стены: чтобы ненароком не наступить, не задеть что-то подозрительное, отчего может сработать ловушка или западня. В своё время она наслушалась немало рассказов от Алекса с Изольдой о том, какие опасности подстерегают разиню в подземельях любого, уважающего себя старинного замка. Кольцо кольцом, но и сама не плошай.

После полусотни шагов коридор раздвоился. Вспомнив про когда-то вычитанный закон построения лабиринтов, Дори повернула налево. И придерживалась этого правила каждый раз при очередном разветвлении.

Через час, после, наверное, полусотни поворотов и витков, она вышла в тот же грот. Петля замкнулась.

За это время Дори успела побороть страх и даже немного освоиться в непривычном месте. Света было достаточно, и не факельного, от которого пляшут и ломаются тени, искажая реальность, и без того мрачную; пол под ногами, благодаренье Богу, не земляной, иначе она бы пришлось то и дело оскальзываться на подвальной сырости. Нет, туннели и ходы лабиринта устилала ровная брусчатка, почти как на центральных мостовых Эстре, разве что булыжники лежали не так аккуратно, зато отшлифованы были до гладкости, как будто по ним выхаживали часто, помногу, не один десяток лет.

Немного отдохнув, Доротея выглянула из-за дверей грота, прислушалась. И даже рискнула прокрасться по лестнице, узнать, что творится там, наверху. Во внутреннем дворе было тихо. Безопасно тихо? Подозрительно тихо?

Снаружи сквозь щели между створками и косяком проникал дневной свет, хорошо очерчивая силуэт самой двери, железных петель, и... двух широких брусьев, перечёркивающих просветы. Да, очень похоже на засовы. Птичку всё же отследили и заперли.

Мысль о возвращении в лабиринт и дальнейшем брожении по извилистым ходам-червоточинам посеяла в ней панику. Не перехитрила ли она сама себя?

Нет. Лучше хоть какая-то надежда на спасение, чем самой отдаться в руки убийц. Она должна найти выход, в крайнем случае — убежище, в котором отсидится до прихода Макса, а он непременно за ней явится. Просто ему нужно время — узнать, что она в беде, понять, куда она попала, добраться... Первое и последнее, должно быть, самое лёгкое, а вот разузнать, что это за проклятое место... Как это сделать, если её перенесли порталом?

Ничего. Он эльф, причём, тёмный, а те, говорят, куда более сильны в магии, чем светлые.

...В этот раз Доротея сворачивала на развилках только направо, но через какое-то время опять вернулась к ритуальному залу, как его для себя назвала. Тогда она решила поменять тактику: менять право и лево поочерёдно, и... пришла в опостылевший грот.

Вот тогда она и решила: хватит. Будь что будет. Ей надо передохнуть. Свернула в один из проходов, углубилась в очередную, уже знакомую, петлю лабиринта, натаскала выпавших из кладки булыг для жёсткого, но всё же сиденья... Устроить ложе не получилось бы: камень есть камень, а Доротея всё же женщина, пусть и не очень слабая, но всё же... Ничего, она подремлет сидя.

Постаралась утеплить ноги, завернулась в плащ...

Нащупала за кушаком книгу, которую в момент бегства умудрилась не потерять... и вдруг почувствовала такую острую тоску по дому, по Гайярду, который стал родным, по Максу...

И как так вышло, что томик открылся на Той Самой странице?

— Что значит — поцелуй? — прошептала Доротея.

И продолжила негромко, словно отвечая тому, кто этой ночью карабкался на её балкон:

— Что значит поцелуй? Непрочный, легкий знак,

Что подкрепляет нам признанья, клятвы, слезы...

Соединенье душ, дыханье нежной розы,

От сердца к сердцу путь, таинственный цветок...

Показалось ей или нет, что словно плющ зашуршал по стене?

— ...Что наполняет нам всю душу ароматом.

Что значит поцелуй? Один лишь лепесток

В живом венке любви, роскошном и богатом...

Она улыбалась. В подземелье неизвестного замка, брошенная, казалось, на произвол судьбы, одна, обречённая до скончания века на вечные поиски выхода из этих чёртовых катакомб, она черпала силы из воспоминаний о ночи любви и из прекрасных слов, чарующих, как музыка.

Дочитав, бережно закрыла томик. Положила на колени. И, опершись спиной о стену, задремала с блаженной улыбкой на устах.

И вот через эту дрёму к ней опять пробился странный звук — шуршание, перестукивание, шорох... Мужской голос, полный печали, зазвучал прямо у неё в голове:

'От сссердца к сссердцу путь, таинссственный тсссцветок... Кто ты, незссснакомка?'

Вздрогнув, она очнулась.

И застыла, встретившись с немигающим взглядом.

Жёлтые, в золотистую крапинку глаза с узкими вертикальным зрачком принадлежали змеиной голове, размером, пожалуй, с человечью. Естественно, держалась она на такой же толстой змеиной шее, переходящей в мощное туловище, а вокруг приподнятого в стойке тела свивались и вытанцовывали кольца бесконечного хвоста.

'Не бойссся,' — шепнул тот же голос. 'Не убегай, всссё равно некуда... Зсссачем ты зсссдесь?'

Похолодев от ужаса, Дори взирала на пляску змеиного хвоста, на сплетения колец, одного из которых хватит, чтобы её удушить, на мерцающие и переливающиеся в свете её сапфирита изумрудно-чёрные чешуйки...

Кольцо Макса!

Оно не... сработало, или не почувствовало угрозы?

'Кто ты?' — настойчиво переспросил голос. 'Ты так похожа на... Нет, моя Молли давно меня осставила, увы. Будь она сссейчас жива, она была бы, наверное, как ты. Такие же белые волосссы...'

Точно так же, безгласно, разговаривал с ней старый дракон, встреченный в Гайярдовском парке.

Ей показалось, что змей вздохнул.

'Идём зссса мной. Зсссдесь небезсссопасно. Я уже ссслышу, как наверху откидывают тяжёлые зсссасовы, как вынимаются изссс ножен мечи... Они боятссся меня, но идут зссса тобой. Пойдём, храбрая женщина. Я ссспрячу'.

Она кое-как привстала, едва не уронив томик, и опомнилась.

Змей. Должно быть, из тех, кто изображён там, в ритуальном зале... Там были ещё цепи. Постаменты. Это ему приносились жертвы?

Но Доротея безоговорочно доверяла Максу, а, значит, и его кольцу.

Кем бы ни было это существо — оно разумно и рассудительно. И захоти задушить её и сожрать — давно бы это сделало, ведь оно подобралось почти незаметно. Да ведь всё это время, пока Доротея здесь петляла, он мог за ней следить. Но не схватил, не тронул... Заговорил.

Заговорил после её стихов о любви, думала она, поспешая за тёмно-малахитовым хвостом в орнаменте бледно-зелёных и чёрных чешуинок. Они-то его и приманили.

Молли... Он сравнил её... со своей женщиной? Говорящий змей, потерявший когда-то возлюбленную — кто он? Оборотень? Доротея слабо разбиралась в классификации магических существ, к тому же часть из них ныне считалась вымершей. Но сейчас она вспомнила о Нагах, змеелюдях. Не из тех ли её невольный спаситель?

Где-то далеко, за спиной, что-то ухнуло, затем ещё раз. Пол под ногами дрогнул, с потолка посыпалась крошка. Дори невольно втянула голову в плечи.

'Тцссс', — похоже, Змей засмеялся. 'Глупые люди, я зсссакрыл вход, а они теперь пытаютссся его таранить... Ворота в Храм моих Богов откроет только Массстер, а зссса ним ещё нужно поссслать. Они понадеялисссь сссами выманить тебя, всссё поджшшшидали, когда ты поймёшшшь, что идти некуда. Думали, ты сссидишь и рыдаешь у ворот Храма. Дурачьё, того не поняли, что их людей ссспалила эльфийссская магия, а она родссственная нашей...'

— Поэтому ворота и открылись?

'Да. В тот момент я тебя и почувссствовал...'

Он вёл её практически по прямой, словно не замечая глухих стен и тупиков, проходя н а с к в о з ь. Каждый раз в том месте, где его башка вот-вот, казалось, протаранит камень, проявлялось жерло нового хода, тотчас затягивающееся кирпичом, стоило Доротее перешагнуть его светящийся контур. Они ломились напрямую...

И уткнулись в новые ворота, покрытые литыми пластинами золота. С улыбающимся во все створки солнцем, окружённым золотыми крылатыми змеями.

'Сссюда дойдёт только Массстер. Но войти не сссможет. Я не даю ему доссступа...'

Из нового грота потянуло, как ни странно, запахом вечерней прохлады и каких-то диких трав. Впрочем, это огромное пространство под землёй уже язык не поворачивался назвать гротом: то оказалась настоящая пещера, и свод её терялся в необъятной вышине, а противоположная стена еле угадывалась.