Иная судьба. Книга 3

— А что Гайярд? — жалобно пролепетала Марта, уже готовая ко всему.

Матушка улыбнулась.

— Говорят, — сообщила таинственным шёпотом, — наш замок стал оживать. Перила в старой башне никто не подправлял, они сами наросли. Он ведь после старых хозяев никому не откликался, стал камень камнем. А ведь он живой, у него и Сердце своё есть, глубоко под землёй. Рассказывают, что Гайярд раньше стоял в горах, но один из герцогов, ещё в седьмом или шестом поколении назад, так полюбил Эстре, что договорился с Сердцем — и оно само перешло под землёй вслед за ним, сюда. И выбрало место — вот этот остров, и построило новые стены, и старалось, чтобы все тут жили счастливо. До тех пор, пока...

Аглая вздохнула.

— Пока голубку нашу Эстер не извели. Старый Герцог был тогда в отъезде, а ей — прислал кто-то корзину свежих персиков, до того прекрасных... и написал, что будто от супруга. А те — отравлены.

Марта ахнула.

— Его светлость только и успел примчаться, да в забытье её погрузить, чтобы, значит, во сне скончалась, не мучилась. Но зато уж отравителям, как нашёл, лёгкой-то смерти не дал. Весь Эстре содрогнулся от той казни.

Домоправительница долго молчала, прикусив губу.

— Так им и надо, — сказала жёстко. — На кого покусились, мерзавцы... Да какая разница, кто это был, — махнула рукой, перехватив испуганно-вопросительный взгляд герцогини. — Недругов у любого правителя хватает. А потом, когда старик лютость свою утолил, так и передал власть сыну. Чтобы, говорит, с таким тяжёлым сердцем, как сейчас, не натворить лишнего и ненужного. А сам голубку Эстер так и не смог пережить. Все они, здешние герцоги, такие, уж любят, так любят. На всю жизнь.

У Марты задрожали губы.

Вот почему Жиль над ней так трясётся. Журит за всякое отступление от требований охраны, выговаривает, если она отмахивается: 'Да кому я нужна? Что может случиться?' И Макс Фуке недавно целых полчаса пробирал её за то, что поднялась на башню одна, хотя там-то, под открытым небом, кто к ней подберётся? Он потом показал — кто. Марту едва не стошнило при виде обугленного уродливого скелета с пастью-пилой.

— Так мы и потеряли Старого герцога. Хоть был он и не старик, прозвали его так, чтоб не путать с новым, А Жиль очень уж тосковал по ним обоим, — добавила Аглая, и глаза её затуманись грустью. — Оттого и заклятье сплёл. Говорит: на мне вся Галлия, нельзя мне сильно горевать, так пусть лишний раз никто не напоминает о моих потерях. Иначе начну или лютовать, как отец, или сопьюсь. А на кого провинцию оставить? Бедный мальчик мой... Я ж его с Винсентом обоих к груди прикладывала, вместе сосали, друг друга отпихивали, потом спали в одной колыбели, обнявшись; как мне его сыном-то не считать? Так что, — вытерла глаза. — Берегите себя, ваша светлость. Ради муженька своего дорогого, который, не ровён час, если с вами что случится — может и не пережить, как и его отец.

Они долго молчали, вглядываясь в исходящие паром чашки чая, постепенно остывающие.

— Вот и всё что я могу сказать, — закончила Аглая. — Никто вам большего не откроет. Из слуг разве что самые старшие, вроде нашего Франсуа, кое-что сохранили в памяти, но те хорошо если слово в слово за мной повторят, а то и меньше. А остальной народ, почитай, прежнего хозяина совсем забыл...

...Вернувшись к себе, Марта уселась за письменный столик и долго думала, подперев щёку рукой. Затем достала из сек-ре-те-ра объёмистый свиток. Развернула.

'Задание моей разлюбезной жёнушке на время моего отсутствия'.

Слабо улыбнулась.

Придвинула чернильницу, окунула пёрышко, и твёрдой рукой дописала к длинному списку.

'25. Его светлость Старый Герцог. Её светлость Эстер. Непременно расспросить супруга о его родителях. Пусть мы познакомимся хотя бы по его рассказам'.

И ещё написала, подумав:

'26. Живой замок. Сердце Гайярда. Так хочется узнать побольше'!

Маркиз, внимательно следящий за ней со шкафа, одобрительно минул жёлтыми глазищами. Пррравильная хозяйка, пррравильная...

* * *

Они встретились в библиотеке, в отдалённом уголке, у большого углового окна с видом на парковый фонтан. Максимилиан предпочитал это рабочее место любому другому кабинету, своему ли, хозяйскому — из-за бесконечного моря зелёных макушек дикого леса, колышущегося невдалеке, из-за звонких певучих струй, журчание которых позволяло ему 'привести себя в должное состояние и собраться с мыслями'. Доротея подозревала, что на самом-то деле тёмного эльфа сюда приманивает его собственная природа, не позволяющая прожить ни дня без насыщенного свежестью и влагой лесного воздуха.

— Господин Фуке!

На лице его отразилась досада. Всем своим видом его чёрная, в преувеличенном усердии согбенная над бумагами фигура демонстрировала: Вы мне мешаете! Тем не менее, как истинный галл, а, значит, и рыцарь, при приближении дамы он встал и покланялся.

Доротее очень хотелось назвать угрюмого секретаря по имени. Но плотно сжатые губы и выражение чрезвычайной занятости, застывшей на физиономии суровее обычного, как-то... не располагали к сердечности обращения

— Вы не могли бы мне помочь? — упавшим тоном добавила она. И совсем уже тихо завершила: — Советом...

А в её утомлённом бессонницей взгляде он прочитал: 'Что изменилось между нами?'

— Я весь к услугам вашим, — ответил сухо. 'А между нами что-то было?' — сверкнули его бездонные чёрные глазищи. — Однако прошу вас...

Одной рукой, легко, как пёрышко, подхватил кресло из дальнего угла и приставил ближе к столу. С такой торжественностью, будто это был, по меньшей мере, трон.

— Я в растерянности, — призналась компаньонка герцогини, опускаясь на сиденье, обитое атласом. — Это наследство, что свалилось мне, как снег на голову... Я даже хотела от него отказаться, но вдруг поняла, что не смогу, ради памяти Алекса, который жил в этом доме, ради...

На мгновение она сбилась и подняла на Фуке вопросительный взгляд:

'Вас не смущает, что я упоминаю о своём муже? Достаточно ли это... тактично?'

— Вы правильно потупили, сударыня. Здраво и благоразумно.

'Вы вольны говорить о нём и о ком-либо другом сколько угодно. Это ваше дело. Мне безразлично'.

— Но это означает, что рано или поздно я должна буду покинуть Гайярд, а я так привязалась к Марте...то есть к её светлости...

'... и ещё...'

— Только к ней?

'Неужели только к ней, сударыня?' В глубине тёмных глаз зажглись крохотные огоньки. 'Ну же! Подарите мне хоть тень надежды!'

— ... и к девочкам, моим новым ученицам из монастыря святой Урсулы...

'Надежды! Да вы в последнее время меня даже не замечаете! Я уже забыла...'

— Тем более, сударыня, — торопливо заговорил секретарь, отводя взгляд и лихорадочно перебирая бумаги на столе, не замечая, что трижды хватает и кладёт на место один тот же документ. — Вы поступили здраво. При вашей бескорыстности и великодушном сердце, обладая столь значительными средствами, вы теперь в состоянии взять под патронаж не только этот монастырь, но и...

'Что? Что вы забыли'?

— Как... У меня нет ни малейшего опыта в обращении с такими громадными деньгами, в управлении замком. Я не знаю, с чего начать. Посоветуйте же, сударь, что мне делать?

'Как выглядят ваши глаза, Максимилиан. Вы постоянно их отводите. Что же мне делать?'

Секретарь неосознанным жестом положил руку на грудь. Можно было подумать, что у бесчувственного сухаря вдруг ожило и заколотилось о рёбра сердце.

— Мой вам совет... — Он опустил в смятении веки, но вдруг открыто глянул в лицо измученной женщины. Так прямо, упорно смотрят, когда, наконец, на что-то решились. — Начните со знакомства с управляющим. Спишитесь, затребуйте отчёт о состоянии дел на последнюю дату, о состоянии земель и замка, о необходимости каких-то срочных работ, о количестве людей, в том числе работоспособных, о... Впрочем... — Решительно встал. Помертвев, поднялась и Доротея. — С непривычки вам недолго и запутаться. Я вот тут подумал: а не заняться ли этим...

'Вместе' — твёрдо добавил.

Она неожиданно зарделась.

— Я... могу рассчитывать на вас, не так ли? Говоря откровенно, мне так не хочется уезжать...

'... от вас'.

— Не надо торопиться. Вы не хуже меня знаете, какие сейчас напряжённые отношения между Галлией и Бриттанией. Что с вами? Вам нехорошо? Пройдите ближе к окну, тут легче дышится. — Рука Макса Фуке словно сама собой оказалась на женской талии и увлекла даму к окну. И не спешила убраться. — Вот какая у меня идея, — продолжал он, отчего-то понизив голос. — Пока не вернулся наш капитан и не согнал магов на исследование портала в имении господина Суммира — попробуем его опередить. Уверен, я сумею разобраться в его управлении и настроить на выход в подвалы вашего замка. Но для этого желательно и ваше присутствие. Здесь. Рядом.

— Я так боюсь... — И сказанное относилось вовсе не к предстоящим экспериментам мэтра Фуке.

— За меня, госпожа Вербена? — шепнул он, склоняясь к её губам.

— За нас, господин Ворон, — успела ответить она.

* * *

...Ровно в полночь в окно Доротеи стукнул камушек.

Это было бы не столь странно, если бы балконное окно не находилось на втором этаже, а этажи у Гайярда высокие, замок есть замок... И добросить голыш, да столь аккуратно и метко, могла, пожалуй, только очень сильная и ловкая рука, а тот, кто это сделал, умел свои силы рассчитывать...

Доротея вздрогнула.

Ей не спалось. Поцелуй в библиотеке до сих пор будоражил и заставлял кипеть кровь в жилах. Как он понимал, понимал её с полуслова, с полувзгляда! Неужели так бывает? Совсем как у них с Алексом... Она зарылась лицом в подушки. Прости, милый. Прости, мой дорогой, покинувший этот мир. Я больше не буду сравнивать тебя с другим и другого с тобой, вы совсем разные... И с облегчением вздохнула, поняв, что, наконец, отпустила прошлое. Сейчас. Навсегда. Она будет вспоминать его с благодарностью — но жить, жить — настоящим.

Сейчас ей было досадно, что тогда, в библиотеке, их прервали. Хотя, едва опомнившись от головокружения после поцелуя, она даже возликовала, когда хлопнула дверь, зазвучали лёгкие шажки Марты и её голос, окликавший 'тётушку Дору'. Знала бы воспитанница, чем только что занималась 'престарелая', в её понимании, тётушка... Интересно, пала бы она в глазах невинной Марты, или возвысилась бы? Подумать только: целовалась с мужчиной, к которому, собственно, пришла недавно сама, надеясь вызвать на решительное объяснение... Руки Максимилиана Фуке с явной неохотой соскользнули с её талии, красиво очерченные губы, к которым он приложил палец в знак молчания, дрогнули в улыбке... Боже мой, она никогда ещё не видела его улыбающимся! Разве что... тогда... в паване...

Сейчас, ночью, при одном воспоминании о тех минутах у Доротеи кружилась голова. Как у девочки, впервые получившей признание в любви.

Она и впрямь боялась. Очень хотелось любить. Быть любимой. Но сможет ли она? Не разучилось ли её сердце, столько лет бьющееся в одиночестве, не слыша ответного стука?

И именно на этой мысли застал её звук попадания камушка в стекло. 'Стук...' А за ним второй.

Подхватившись с постели, она торопливо нашарила на кресле халат. Заворачиваясь на ходу, поспешила к балкону. Разбуженное сердце трепыхалось в радостном ожидании. Конечно, это мог быть только Макс!

Стоило открыть балкон, как её приняла в свои объятья необычайно тёплая для сентября ночь. Ласково дохнул в лицо южный ветер. Качнулись кроны олеандров, украшающих собой фасад замка. Луна, выглянув из-за тучи, подмигнула лукаво — и скрылась.

— Моя Вербена! — послышался шёпот снизу. — Что значит поцелуй?

С облегчением выдохнув, она рассмеялась. Это и впрямь он, Макс!

Дори успела заметить лишь смазанное движение где-то у подножья деревьев. Дрогнули плети мощного плюща, обвившего стены замка от цоколя почти до самой крыши, изрядно расцвеченного начинающейся осенью, но крепкого в плетях, как железо.

— Что значит поцелуй? — негромко засмеявшись в ответ, продолжил мужчина. И продолжил:

— Непрочный, легкий знак,

Что подкрепляет нам признанья, клятвы, слезы...

Голос его приближался. Доротея в восхищении замерла, прижав руки к груди. Этот смельчак лез прямо по стене, цепляясь за плющ, он рвался к ней! К своей... Вербене.

— ...соединенье душ, дыханье нежной розы...

Ещё несколько рывков малахитово-багряных плетей, дрожаний листьев, и гулких ударов в груди.

— ... от сердца к сердцу путь, таинственный цветок...

Уцепившись за перила, Максимилиан Фуке подтянулся на руках и одним рывком перебросил себя на балкон. Видел бы сейчас своего 'сухаря' герцог д'Эстре!

— Что наполняет нам всю душу ароматом...

У него даже не сбилось дыхание. О, эти эльфы умеют залезать в окна любимых женщин!

— Что значит поцелуй? — продолжил он, шагнув к женщине, и глаза его искрились и сияли во тьме, а лицо отсвечивало таинственно и прекрасно.

— ...Один лишь лепесток

в живом венке любви, роскошном и богатом...

Он опустился на одно колено перед Доротеей и осторожно потянул к себе её руку. Глянул снизу вверх.

— ...Воздушный мотылек, спустившийся легко

Припал губами к запястью...

— ...на розовый бутон, раскрывшийся с улыбкой...

Обнял её колени, прижавшись лицом, и глухо продолжал:

— Секрет, который принял за ушко

Твои уста прелестною ошибкой...

Легко поднялся на ноги. Обхватив за талию, потянул к себе. Прошептал, склоняясь:

— Что значит поцелуй? Ничто, одна мечта,

К нам залетевшая нечаянно из рая...

Миг бесконечности, который, замирая...

Нагнулся ближе, так, что Дори почувствовала его дыхание.

— ...подарят мне твои уста... *

И дальше было уже не с чем и не с кем сравнивать, ибо то, что происходило, происходило впервые для этой женщины и этого мужчины. Ночь, южный ветер, строки, рождённые не памятью, но сердцем, бьющим в унисон с другим, тем, что рядом, что ждёт и любит...

...Шли последние спокойные часы Гайярда.

 Макс цитирует Сирано де Бержерака из пьесы Ростана.

Глава 5

Просыпаться было приятно.

Правда, непривычно без ночной сорочки. Но обнажённому телу так приятно было ощущать прикосновения тёплых простыней и одеяла, а со спины, существенно грея, прижимался горячий и страстный мужчина... Её, Доротеи, мужчина! Сильная рука вольготно расположилась на женской груди, лаская, поглаживая сосок. Оттого-то, собственно, и от сопутствующего сладостного возбуждения она и проснулась.

— Моя Вербена, — шепнул на ухо Макс, щекоча её голое плечо своими локонами. Чёрные кудри эльфа переплелись с белыми, оттенка старой слоновой кости, локонами. — Моя несравненная... Как ты думаешь, может, мы ещё успеем...

Он не договорил. Привычно, как всегда по утрам, в дверь постучалась горничная. Доротея ахнула, но Фуке лишь обнял её сильнее.

— Не бойся. Она меня не увидит.

Дори не успела переспросить, как Марго, обожающая свою хозяйку, уже приоткрыла дверь и приветливо улыбнулась.

— Доброе утро, госпожа! Вы просили разбудить пораньше!