Иная судьба. Книга 3

...Ага, вот как. Значит, старина Гийом провёл её по галерее предков. И Гайярд раскрыл перед ней скрытое крыло, в которое пускает только избранных. Что ж, после того, как он показал ей тайные ходы — удивляться нечему. Хотя, конечно, мэтр Франсуа наверняка был сражён наповал. И поспешил затем поделиться с прислугой своим удивлением и восхищением: замок окончательно признал хозяйку и пустил в святая святых! Помнит кто-нибудь, чтобы нечто похожее хоть раз случилось со злобной Анной, первой Анной, Анной неправедной? Не вспомнит, если бы и сильно захотел. А-а, вот то-то и оно. Кто ещё хочет поспорить, которая из хозяек настоящая?

Прекрас... А это что такое?

'А ещё мы вместе с ним поднимались на Ту Самую Башню'...

Улыбка слетела с лица герцога. Сощурившись, он вчитался в зачёркнутые строки. Ноздри раздулись от сдержанного гнева. Прихлопнув злосчастным письмом по колену, вскочил.

— Винс! Винсент, где тебя носит?

И, не дожидаясь ответа, рванулся вон.

Шатёр герцога был ни чета прочим, обычным круглым, в которых его люди располагались по пять-шесть человек. Нет, его временный дом, хоть и возведённый при помощи таких же шестов, опор и прочной парусины, был своеобразным небольшим домом, состоящим из нескольких 'комнат' и даже переходов. Сообразно статусу, и, вдобавок, затруднял возможные попытки покушений, ибо можно было каждый раз на ночь располагаться в другой 'комнатушке'. Но сейчас — его светлость, рыча от нетерпения, едва не снёс плечом опору очередного купола.

— И ты оставил её одну? — взревел в негодовании. — Когда в небе летают чёрт знает какие монстры, чёрт знает кем посланные? Отвечай сейчас же!

Капитан не спеша перекинул камердинеру мокрое полотенце. Взялся за свежую рубаху.

— Всё в порядке, ваше светлость, — ответил чётко и твёрдо. Ловко единым движением, выдающим военного человека, привыкшего одеваться по тревоге за секунды, накинул рубашку, перепоясался. — Извольте следовать за мной, я сейчас вам кое-кого представлю... — Выждал, пока герцог с шумом выдохнет. — Это единичное происшествие, игнорировать которое, впрочем, было бы глупостью с нашей стороны. Поэтому, будьте уверены...

Кивнул Мишелю, показывая, что больше ничего не требуется, подхватил молочного брата под локоть, увлекая наружу.

— ... я бы не оставил её светлость без надлежащего присмотра. Гарнизон на месте и бдит, ребята в казарме начеку, Макс на посту, к нему стекается вся информация о возможных странных происшествиях. Защита вокруг замка обновлена и усилена...

— Кем? — рыкнул герцог.

— А вот...

Часовые у входа отсалютовали шпагами. Жильберт машинально отмахнулся... и во все глаза уставился туда, куда приглашающе махнул рукой капитан Винсент.

Двое монахов, сложением более похожих на борцов, нежели на смиренных служителей Господа, мирно переговаривались с невесть для чего забредшим в лагерь эльфом. Собственно, заходить на чужую территорию никому не возбранялось, лес был нейтрален, да и войны между Островами и Галлией ещё не объявляли; но негласное правило: мой лагерь — моя земля, и чужим тут делать нечего! — соблюдалось. Что тут забыл остроухий фаворит Аквители — неизвестно, но только парочка служителей Божиих беседовала с ним, злобно шипящим что-то в ответ, вполне доброжелательно. Но вот один из братьев-бенедиктцев приложил ладонь к груди, сдержанно поклонился — по-видимому, извиняясь, что не может продолжить беседу, и отошёл буквально на несколько шагов к штабелю массивных брёвен. Заострённые с одного конца, это были резервные заготовки для центральных шатровых опор, на тот случай, если вдруг возникнет нужда в дополнительных временных жилищах. Естественно, вновь прибывшей братии понадобился кров, поэтому-то один из них не торопясь взвалил на плечо брёвнышко — толщиной, пожалуй, с эльфа, чуть не брызжущего слюной от ярости... Остроухий вдруг поперхнулся словом и замолчал. Монах нёс мощное бревно на облюбованное место легко и непринуждённо, словно тренировочную деревянную пику. Потом, зайдя в солидный просвет между двумя палатками, прикинул центр будущего шатра — и так же легко, как и нёс, стащил дерево с плеча, перехватил поудобнее, приставил остриё к земле...

Возвёл очи к небу — как и полагается, прося благословение у Всевышнего перед любой работой...

И, хекнув, с силой вогнал бревно в землю, не меньше, чем на локоть. Как шпиговальную иглу в гуся.

Любо-дорого посмотреть...

Вот так, с одобрением, не обращая внимание на восторженные вопли рейтаров и охранников, посмотрел на него сотоварищ, а затем перевёл взгляд на застывшего с отпавшей челюстью субтильного, как и все эльфы, королевского любимчика. И что-то сказал негромко, ласково.

Глаза у того остекленели. Неуверенно улыбнувшись, гость вдруг задумался... Впал в прострацию. Постоял с минуту, усиленно размышляя, затем, спохватившись, пробормотал нечто вроде извинений — и, церемонно поклонившись, развернулся в сторону эльфийского лагеря. Шёл он какой-то деревянной походкой, чудом избегая столкновения с попадающимися на пути деревьями. Монах сердечно благословил его вслед, покивал — и, подобрав полы сутаны, не торопясь двинулся к герцогскому шатру-дому.

— Что вы ему внушили, брат Тук? — любезно осведомился капитан Винсент.

— Ничего особенного, брат мой. Всего лишь открыл глаза на некоторые вещи и заставил пересмотреть свою жизнь.

— Всего лишь? — В синих глазах капитана блеснула смешинка.

— Не более. Куда уж мне. Вот отец Бенедикт, тот, ежели захочет, может из разбойника в несколько минут душеспасительной беседы святошу сделать, а я... всего лишь подправляю мировоззрение, убрав шоры с глаз. Смиренно и с оглядкой на советы наставников своих.

— Ну-ну, — капитан кивнул. — Позвольте вам представить, ваша светлость...

— Мгм... Я понял, — промычал герцог. — Наслышан. Брат Тук? Безусловно, рад видеть вас здесь, но как вы... Стоп. Винсент, теперь поподробнее: ты совсем недавно собирался мне сказать, что...

— Дюжина сотоварищей этого вот молодца оставлены для дополнительной охраны и сопровождения её светлости, — невозмутимо сообщил капитан. — Физические данные плюс магический потенциал, плюс духовные силы... Ну, ты сам только что видел. Лучшего и желать нельзя. Его высокопреосвященство охотно выделил наиболее способных своих людей, тем более, что им время от времени необходима практика в миру. Говорит, засиделись в кельях-то, пусть подышат свежим воздухом.

— А заодно отправил нас к вам с определённой миссией, ваша светлость, — поклонился брат Тук. — И, как полномочный представитель Его Высокопреосвященства, архиепископа Эстрейского, я прошу у вас несколько минут для приватного разговора.

Его светлость смерил его одобрительным взглядом. Кивнул.

— Извольте.

И первым прошёл в 'приёмную'.

* * *

За истекшие почти двое суток в дороге, когда спать удавалось урывками, лишь бы побыстрее нагнать герцога — капитан Винсент изрядно вымотался. Выручала поддержка братьев бенедиктцев, которые, несмотря на его нервозность и поспешание, не пропустили в дороге ни одной утренней, полуденной и ежевечерней молитвы. И по своему, монастырскому уставу, творили ещё и полуночную. Модильяни попервоначалу энергично возражал против такой неразумной траты времени: отчего-то братьям Туку и Исааку для исполнения молитвенного правила непременно нужно было отыскать по пути следования х о р о ш е е место, будь то поляна в рощице, небольшой водопад с приозёрной скалы или просто тенистый сад добрых людей, пустивших их троицу на ночлег. Капитан этой блажи не понимал. Молиться ведь можно и в седле, твердил он. Какая, в сущности, Господу разница, откуда к нему вознесётся очередной псалом? На что, смиренно улыбнувшись, служители Господни ответили, что разница есть: в теле, зад которого не отбивается то и дело седлом, а спину не ломит, и не печёт жарким солнцем тонзуру, душе куда легче общаться со Всевышним: она не отвлекается на плотские неудобства, а сразу воспаряет в горние выси...

На первом вынужденном простое капитан скрипел зубами от едва сдерживаемого нетерпения, и пока святые братья застыли на коленях, одинаково склонив головы, прикрыв глаза и перебирая чётки, мерил шагами мирную полянку, как загнанный в клетку барс. Но, едва дождавшись последнего 'Amen' и вскочивши на коня... вдруг почувствовал в теле лёгкость необыкновенную. Словно не было за плечами без малого двадцати лье пути и ночного бдения.

Более он со своим уставом в чужой монастырь благоразумно не лез, с молчаливой благодарностью принимая дар освежённых очередной молитвою братьев, которым, похоже, в дороге и почивать не требовалось. Те несколько часов, на которые Модильяни всё же сморил безжалостный сон, святые братья потратили на обсуждение каких-то своих насущных проблем. Ну, и конечно, на благочестивые размышления, сопровождаемые лёгкой разминкой в виде перекидывания друг другу трёхпудовых глыб с горчичного поля, у обочины которого остановились с вечера передохнуть и перекусить. Надо думать, несколько недель спустя, недосчитавшись во время вспашки под осень пары дюжин валунов, вросших за многие годы в землю, хозяин поля вовсе не огорчился.

И всё же капитан устал. Тело, утомлённое тряской в седле, дневным пеклом щедрого на солнце бабьего лета и ночной влажной прохладой, настоятельно требовало отдыха. Желательно, в лежачем положении и не в полглаза и вполуха, а полноценно провалившись в сон без сновидений, до очередного витка переговоров. Тем более что своими предложениями он уже поделился с герцогом, ему же передал на словах интересные вести от архиепископа Эстрейского, и теперь мог удалиться на покой. С чувством выполненного долга.

Тем не менее, посты перед сном надо было проверить. Давнишняя привычка, которой капитан ещё ни разу не изменил, не позволила ему почить на лаврах спасителя отечества, а подняла с уже нагретой походной кровати и отправила в обход по лагерю.

Он обошёл дважды периметр вагенбурга — кольца из обозных телег и возов, на которых из Аваллона и Дижона были привезены сюда свёрнутые тенты, шатры, павильоны и всё, что нужно для их возведения. При желании вагенбург вокруг лагеря можно было бы сделать и двойным, но... это означало показать, что Галлия всерьёз готова к обороне, а, возможно, и к войне. Поэтому на половине пустых телег и повозок отправили назад по домам плотников и установщиков тентов. Числом более двухсот двадцати человек... Ну и правильно: нечего было этакой прорве народу, после того, как они сделали свою работу, болтаться по лагерю без дела и подъедать казённые припасы, которые, к слову сказать, приходилось экономить, поскольку неизвестно было, сколько ещё придётся здесь торчать...

Первый заход капитан сделал в одиночку. Проверил часовых, пароли, шуганул кравшегося со стороны леса воришку, поговорил со старшинами о дисциплине, распорядился, чтобы прачек и иных девиц пропускали в лагерь сугубо в дневное время, и в определённые часы. Пригрозил наказанием за возможные азартные игры. И даже напомнил пример из хроники походов Карла Великого, когда лишь с помощью самых жёстких мер, и с большими потерями, командирам пришлось усмирять драки, вспыхнувшие в лагерях Карла из-за шлюх и жульничества при игре в кости. После таких оживляющих дисциплину бесед капитан Модильяни счёл свою вечернюю миссию выполненной — и отправился было на покой, но уже у входа в герцогский шатёр его перехватила парочка братьев бенедиктцев. Чей свежий вид радовал глаз и вызывал лёгкую зависть, свидетельствуя о тех самых нескольких часах сна, которых сейчас так не хватало капитану.

Все трое обменялись приветствиями.

— Прекрасная ночь, брат мой, — с воодушевлением завёл беседу брат Тук. — А мы тут с братом Исааком надумали пройтись, размять ноги... Не слишком нескромным будет с нашей стороны попросить вас составить нам компанию?

— А заодно и предупредить часовых о нашем присутствии, — безмятежно подхватил брат Исаак, тот самый, чей воткнутый в землю шест для будущего шатра до сих пор не давал покоя местным Геркулесам. Однако столь легко и изящно повторить подвиг монаха не удалось никому. — Ибо разминать ноги нам хотелось бы как раз вдоль границы лагеря; или как вы, военные, это называете? Вдоль периметра.

Капитан вопросительно приподнял бровь.

— Избыток сил, — коротко пояснил брат Тук.

— Да, силушка играет, — вздохнул сотоварищ. — Маленько перебрал... Скинули бы немного на магический барьер, оно не лишним будет. Это ночью ваши люди бдят, а днём как-то... не очень. Я вот нынче приметил, что тот самый эльф, что всё ругался да злился, а затем в задумчивость впал... он ведь не просто так сюда просочился. На нём личина человека была, может, даже кого-то из ваших, потому и пропустили его без вопросов. Походил, пошатался, вышел из-за какого-нибудь тента уже тёмным. А раз ходит свободно, значит, пропустили, можно...

Капитан так и остолбенел. Нет, жаркое солнце бабьего лета всё же напекло ему голову в дороге, иначе он и сам бы задумался, почему это визитёра из соседнего лагеря не потрепали изрядно на входе: впрочем, тот с виду был безоружен, потому и не придирались, видимо. Нет, каков прокол с его стороны! И усталость — не повод ослаблять бдительность. Немедленно нужно допросить часовых.

— Личина, говорите? — мрачно произнёс вслух. — А пойдёмте, любезные братья мои. С удовольствием присоединюсь к вашей прогулке.

...В окончательно сгустившейся ночной тьме, кое-где прореженной редкими огнями лагерных костров, след от свежепоставленного магического барьера светился таинственно и красиво. И, надо сказать, успокаивал. Огорошенные второй внеплановой, и, чего уж там таить, нежданно-негаданной проверкой, часовые, расслабившиеся было после первого обхода, заметно подтянулись и... как-то насторожились. Не понравились им ни ночной моцион троицы, ни дополнительная, вроде бы им же в помощь поставленная магическая защита... По всему выходило — назревает заваруха. Зря расслабились. Глядеть надо в оба.

Поэтому, когда зашуршали по уже вытоптанной на поляне траве лёгкие шаги, с н а р у ж и , приближаясь к главному входу-проёму вагенбурга, оба часовых грозно окликнули:

— Стой! Кто идёт? Пароль!

— Ах... — зазвенел в темноте звонкий, как колокольчик, голос. — Что же вы меня так пугаете...

— Господин капитан! — окликнул приближающегося Модильяни один из солдат. — У нас, похоже, того... Нарушитель. Нарушительница...

И глупо заулыбался.

Рука капитана легла на эфес шпаги. Подобравшись, он поспешил к импровизированным воротам, не заметив даже, что с двух сторон его обошли монахи, скользившие по земле плавной, невесомой поступью, будто их грузные тела ничего не весили.

— Пропустите же, — прозвучал жалобный голосок, такой знакомый. — Я ужасно замёрзла... Я приехала к мужу. Как мне его найти? Ах, милый капитан, неужели вы меня не узнаёте? Прикажите вашим людям впустить меня!

Никогда ещё до этого дня, вернее, этой ночи госпожа Марта не называла Винсента 'милым капитаном'.

Тем не менее, пристально вглядевшись в невесть откуда появившуюся среди леса юную герцогиню, и впрямь дрожащую от холода под лёгким плащом, молочный брат герцога склонился в глубоком поклоне.