Затопление Нуменора

А потом всё притихло, потому что на большой открытой площадке появились дети.

Они были разных возрастов, от совсем крошек до ребят возраста Сайти, и каждый нёс с собой большой кусок бересты. Они шли, маленькие, недетски серьёзные, расселись на всём пространстве поляны, и было ясно: хоть тут и толпа вокруг, хоть их и много, но каждый чувствует, что он — один.

Лара, волнуясь, сжала руки.

-Ну и вот, — сказала она негромко и чуть хрипловато. — А сейчас вы будете рисовать свои сны. И важно тут, как я говорила, не то, насколько хорошо и что вы нарисуете. Важно — ощущение настоящести. Так и будем выбирать.

Дети начали рисовать.

Майа заглядывал в их рисунки, сдерживаясь, чтобы не заглянуть в сознание каждого; это могло быть замечено. Неумелые, детские движения — углем по бересте, бумаги здесь, похоже, не знали.

Некоторые рисовали сразу, некоторые начинали крепко задумываться: может, выбирали, что надо, может, просто растерялись. Сайти был среди зрителей, зависти на его лице не было заметно, но всё же он был недоволен: эти ребятишки, похоже, считались чем-то особенным, а он — обыкновенный.

Под рукой одной из девочек проступал запутанный клубок тонких линий, она явно имела в виду кого-то крылатого... Постепенно тому, кто видел этих существ, стало бы ясно: это дракон...

Гортхауэр незаметно приблизился к девочке и смотрел через ее плечо. Он вдруг сам почувствовал себя мальчишкой — хотелось подсказать, поправить — вот здесь немного иначе, иной изгиб крыльев, иное движение...

Рядом мальчуган постарше рисовал море. Над ним летали странные существа: не птицы, больше похожи на рыб, но с длинными вытянутыми носами, они как будто улыбались... Таких существ никогда не было в Арде. Дальше — кто-то рисовал ночь и звёзды, на бересте это смотрелось странно... А ещё рядом — неумело, и мальчишка уже чуть не плакал от досады, потому что — не получалось... Но под его рукой проступали знакомые черты и яркие глаза, которые раз увидев, не забудешь...

Лара молча ждала. По глазам было видно: она вспоминала, как сама когда-то давно проходила такой же отбор...

— Лара, — шепотом, едва слышно, на ухо ей сказал Горт. — Вот... тот, с рыжеватыми волосами. Он рисует — это же Мелькор, посмотри... и девочка — дракон.

Лара вздрогнула, испуганно вскинула глаза: она же сказала ему — не ходить, и что же, и как теперь?!

"Прости, — одной мыслью сказал он. — Не удержался, невозможно — уйти и не увидеть ничего... Я тихо, я не потревожу никого."

"Их много, но выбрать можно только одного, — Лара справилась с собой. — Остальные — ну, кто как... Просто жить — это тоже счастье."

"Я могу сказать точно, кто из них — из эллери, но для этого нужно проверять их память. Могут быть многие, Хранителем нужно выбирать самого сильного... того, кто справится. Остальные могут — вспомнить, но хватит и своего..."

"Ну ладно, раскомандовался, — Лара возмущённо посмотрела по сторонам, бесполезно ища Гортхауэра. — Мы этим делом занимаемся уже много поколений."

"Прости, — в мыслях майа Лара услышала смущение. — Лара, а эта память... она не зовет в дорогу, в надежде узнать большой мир?"

"У нас этого нет, — отозвалась Лара. — Как-то никогда никто не пытался отсюда уйти. Зачем уходить оттуда, где хорошо? Один только был такой — тот, кто вышел за Границу и пропал. Хочется верить, что это и был тот самый Раденек, который появился из ниоткуда."

"Странно это в вас. Эллери очень любили путешествовать..."

Притихшая тишина на полянке потихоньку начала оживать: первые из ребят заканчивали рисунки, клали их на траву и отходили в сторону, обратно в толпу. Вид у них был опустошённый, как будто они отдали большую часть своей души и пока ещё не вернулись в обычную жизнь...

Горт ждал. Он думал, что немыслимо — оставить этих ребятишек со столь древним прошлым в неведении; немыслимо — не оживить в совершенстве их память, чтобы ожили голоса давно ушедших, близких... это — словно возвращение давно потерянного дома, возвращение тех, кого считал погибшими, кто оставался в памяти лишь застарелой скорбью...

Майа молчал.

Поляна пустела. Последним оставался тот, рыженький, он всё что-то черкал, стирал, попутно вытирая рукавом нос, и сердито шмыгал: не получалось... Наконец он понял, что вокруг уже никого нет, встал... вгляделся в то, что получилось, и, вдруг опустив голову, свернул свою бересту в трубочку и ушёл, не оставив свой рисунок. Лара с тревогой посмотрела ему вслед: парнишка прошёл толпу насквозь и, не останавливаясь, углубился в лес.

"Я догоню его, — мысленно сказал Горт. — Прости."

Он неслышно шел следом за мальчишкой, чувствуя смутный стыд: мальчик хотел остаться один, а он крадется за ним по пятам...

Дождался, пока они совсем скроются с глаз. И...

Позвал его. Вслух.

— Погоди... Не уходи, прошу.

Мальчишка чуть не подпрыгнул, заметался, миг — и он нырнул куда-то в путаницу ветвей, листва почти и не шелохнулась... И замер там.

— Не бойся, — майа все еще не принимал видимый облик, боялся, что мальчишка испугается и побежит прочь. — Не прячься, прошу, я и так тебя вижу. Я Ортхэннер, может быть, ты меня помнишь. А на рисунке у тебя был Мелькор...

Там, за ветками, шумно вздохнули. Несколько мгновений тишины — и мальчик неохотно выбрался наружу. Вид у него был смущённый, растерянный, он злился — похоже, что на себя... Смотрел во все стороны, ища того, кто его позвал, не находил, и оттого ему становилось ещё больше не по себе.

-Пока что ты не Ортхэннер, а невидимка, — сердито сказал он. — Мелькор... Да ничего у меня не получилось, не надо было браться, знал же, что не получится, так нет, всё равно...

Майа наконец-то возник перед ним. Какой же он маленький — мальчишка-полурослик...

— Хорошо рисовать научиться — не так легко, а память — от рождения, — сказал он. — Здравствуй.

Парнишка смотрел на него — серьёзный до предела, ошеломлённый... Протянул руку — дотронуться, убедиться, что всё это действительно наяву.

-Ты на него похож...

— Я же его сотворенный, — Горт сел на траву, чтобы быть хотя б взглядом вровень с мальчишкой. — Это чудо, что я вас нашел. Чудо, что вы все же возвращаетесь...

Мальчик несколько мгновений стоял, замерев, — а потом кинулся Гортхауэру на шею.

-Я никогда не мог себе представить, что я тебя увижу...

Голос его прервался, потом он обнаружил, что у него в руке всё ещё зажат свёрнутый лист, — и отшвырнул его прочь.

-Ну зачем я взялся...

Горт поймал его — и отстранил. Сказал, посерьезнев:

— А теперь давай — рассказывай. Все, что помнишь. И не утаивай ничего, будь любезен, и без стеснения, конечно.

-Без стеснения не получится, — у парнишки запылали щёки и даже курносый нос. — Я такое помню... Ну, про... про девушек. Не расскажешь. Не могу. Извини. А так... Меня звали Гэлеон.

Горт зажал рот рукой — и только спустя несколько секунд осознал этот жест. Лицо майа выглядело сейчас, наверное, жутким — глаза расширились, в них стояло нечто иррациональное... словно он увидел призрака. Совладав наконец с собою, он произнес:

— Ну что ж... В этом случае рисовать ты скоро научишься. Говори, прошу...

Мальчик отступил на шаг, меж бровей пролегла горькая складка.

-Ты что, боишься меня?

— Страшно, — майа прикрыл глаза. — Страшно снова вспоминать. Я старался забыть — если бы я умел... Но помнить — нужно. Говори, прошу тебя. Рассказывай, что ты помнишь...

-Забыть... — в голосе парнишки была обида. — Тут стараешься, каждое мгновение — как драгоценность... Каждый раз проверяешь по сотне раз, не придумал ли, на самом ли деле это было, это как главные сокровища души — память...

— Я вас хоронил, — выговорил майа после давнего молчания. — Хоронил, понимаешь... а тебя — и там не было... Твой перстень сейчас — у нуменорцев. Помнишь перстень со змейками?

Тот кивнул — как о само собой разумеющемся.

-Я много чего вижу, — проговорил он не сразу. — Тут нет металла, совсем нет, а я вижу — венец из золота... Я названия знаю, понимаешь? Золото, серебро, медь... — он произносил слова на ах"энн. — А тут ничего нет. Только деревья и листва.

— Гэлеон... А Иэрне? Иэрне, твоя невеста, танцующая-с-луной...

Мальчик помолчал. Затем опустил голову.

-Она рисовала дракона...

Горт прикусил губу.

— Ты хочешь вспомнить все? Вспомнить по-настоящему? Я могу открыть твою память.

Тот задумался — основательно, совсем не по-детски. Затем отрицательно качнул головой.

-Не надо. Я и так знаю, что там... Всё — не надо. Я же не эллеро... сейчас. Так, как они, помнить и не получится, оно всё равно забудется, отойдёт... будет жалко. И потом... Главное — не то, что было. Главное — то, что есть сейчас. А сейчас...

Он посмотрел в небо, на высокие кроны деревьев, тихо шепчущиеся с ветром.

-Сейчас — хорошо...

— Да, это верно... А быть хранителем памяти ты хочешь?

-Хочу, — он досадливо тряхнул головой. — Только теперь уже всё. Не выберут.

— Разве это не менее трудно, чем помнить прошлую жизнь... и то, чем все закончилось?

-Да не в трудности дело. Когда просто помнишь, то, как бы сказать, только за себя отвечаешь, и... что твоё, то твоё. А там — не твоё. Там общее. Не — твоё. Понимаешь? общее. И ты — над всем этим. И... Лара говорит, это красиво. Когда видишь жизнь как с птичьего полёта. Как будто у тебя появляются крылья. Уходить же нельзя, а видеть мир — хочется.

— Смотря как уходить... наугад — опасно, конечно. Я могу показать тебе мир. Да и к тому же, сказать честно — хочется, чтобы рядом был тот, кто понимает прошлое... да и твое мастерство могло бы нам понадобиться. Тхурингветиль вернулась тоже... Кстати, сколько тебе лет? Уж больно совпадения интересные, чтобы быть случайностью.

-Совпадения — с чем? — удивился парнишка. — Мне двадцать три скоро будет. Не знаю, у кого как, мы долго растём...

— Как эльфы? — удивился на этот раз майа. — Интересно. Совпадение — с тем, что Тхурингветиль сумела вернуться, и вот — вы; она вернулась раньше вас, и вернулась осознанно... но срок в десять-двадцать лет не так уж велик для Эа. Словно приоткрылась дверь для тех, кто хочет вернуться...

-А, вон как... Да, похоже. Но ведь мы тут давно уже живём... не знаю, сколько, но давно. Если бы я стал Хранителем памяти, то знал бы, сколько... Наверное. Или ты считаешь, что раньше были не те, кто возвращается, а неизвестно кто?

— Гэлеон и Иэрне — вы были моими друзьями, — пояснил Горт. — И вы близко знали Мелькора... ближе многих. И погибли вы в Валиноре... Слушай, Гэлеон. Я хочу вернуть Мелькора. Мы уже три тысячи лет живем этим. Не можем найти способ...

Глаза мальчишки расширились.

-Вернуть? Но — как? Это же не... не молотком по металлу, это же Грань Мира... Я... прости, я не представляю, как тебе помочь. Я правда не знаю.

Он растерялся, расстроился и отвернулся.

— То-то и оно, что не молотком по металлу... По логике вещей, вам бы с Иэрне отправиться вместе со мной, вспомнить все, узнать все, что было в Арде за эти века... а потом — быть всем вместе. Я, Тхурингветиль, улаири, вы двое... — майа усмехнулся, — пока еще дети, но все равно — кого представить ближе?.. Я понимаю, это слишком много — для тебя. Слишком много обрушивается сразу. За все годы жизни не быть нигде, кроме своего поселка — и вдруг перед тобою распахивается весь мир и вся история, и ты — среди тех, кто вынужден влиять на судьбы этого мира...

Мальчик поёжился.

-Жутковато звучит: вынужден влиять... Ортхэннер, я не знаю. Я правда не могу ответить. У меня ведь папа с мамой есть, я не могу их бросить. Они мои, понимаешь? Папа... он хороший, и мама тоже...

— Чего уж тут не понять. Они сами-то хоть понимают, кто — их сын? Равно как и родители той девочки, что была — Иэрне?

-Ну, как сказать... Я же — их. А не чей-то ещё. И зовут меня Райни. От того, что у меня в прошлом было... что-то, я же не перестаю быть их сыном, жить здесь и сейчас.

— Райни, — повторил Горт. — Вот что. Мы с Тхурингветиль, конечно, еще будем к вам наведываться — пока, должно быть, втайне; после — посмотрим. Больше пока нам ничего не нужно. Но рано или поздно вашему народу, боюсь, придется покидать эти места. Нуменорцы могут пойти войной на Мордор, через ваши земли, а что такое война — уж ты-то должен помнить.

Райни ссутулился.

-Я знаю. Но если придётся уходить — ты же не оставишь нас? Не исчезнешь?

— Чтобы я оставил народ, где воплощаются бывшие эллери? Я еще не враг сам себе.

-Знаешь... — Райни помолчал. — Это очень страшно — когда вокруг бездонность Эа. Когда всё чужое. Когда есть только одна мысль — вернуться домой, и не знаешь даже, где он, дом. И вдруг... Я бы хотел больше никогда, никогда не уходить отсюда. Но если бы я умел!..

— Это можно устроить... Мне страшно за души уходящих, Райни. Неужели и в Эа нет ни подлинного света, ни чего бы то ни было, кроме черной пустоты...

-Там... Знаешь, я там разговаривал... с кем-то. Когда умрёшь, то вокруг становится так тепло и легко... поначалу. Как будто вернулся домой. Но знаешь, что это не так, и тогда... Ты слышишь голос. Я не могу сейчас сказать точно слова, это было больше — как ощущение... что ничто не зря, что из самого страшного зла вырастает добро, что... каждый получает по заслугам, даже если и не при жизни... Я не знаю. Не могу сказать, сколько это было, я как будто спал и видел сон. В нём были травы, касавшиеся моего лица. В нём была Иэрне... Но не было тебя, не было Мелькора, и я знал, что я вам нужен, я просил, я хотел вернуться... И вот — вот... Прости. Мне трудно рассказывать словами.

— Покажи, — попросил Горт. — Открой свою память, ты же знаешь, как это делается... я увижу то, что помнишь ты.

...Крепость-страж, защищающая от нападения единственный в этих горах проход во вражеские земли, возвышалась у перевала уже не первый год. Ее светлые башни горделиво возносились к темному небу, словно желая поспорить с чернотой окружающих скал. Крепость строилась так, чтобы выдерживать нападение сверху, с перевала, в том числе и с воздуха; стены ее были укреплены с помощью светлых чар. Много сил было затрачено на возведение этой крепости — и только закончив его, нуменорцы почувствовали себя в относительной безопасности. Крылатая конница Врага была, по всем имеющимся сведениям, немногочисленна, крепость стояла так, что не страшилась горного обвала, от прочих земель ее отделял речной поток... надежное место.

Враг же за все это время не проявлял никаких признаков жизни. Не было слышно о темных воинах в близлежащих землях, занятых нуменорцами, тем более — в Итилиене и близ него, и к устью Андуина... даже крылатые кони, которых изредка видели в небе во время вассалитета, то ли избегали этих областей, то ли вовсе перестали появляться над ним.

Лорд Тариэль, возглавлявший военный гарнизон крепости, стоял на стене, вглядываясь вдаль. Чары были делом его рук, это была _его_ крепость, и он порой вспоминал Тол-Сирион: там точно так же строили когда-то, вкладывали душу в каждый камень...