Затопление Нуменора

Он не доверял миру. Он лучше, чем кто бы то ни было из нуменорцев, знал Гортхауэра, помнил его слова о том, что если на них не нападут, они не начнут войну... Но в душе что-то тревожно ныло, и от этого нельзя было отделаться.

Черную тень он заметил не сразу, наверное, потому, что здесь, под самой Завесой Тьмы, темнота была привычной. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что что-то неладно, и, подняв голову, увидел — крылатый конь. А на нем — всадник. Уже совсем рядом.

Конь черный, всадник в черном...

Стража на башне немедленно, не дожидаясь приказа, взяла его на прицел.

Тариэль замер. Разведка?

Разведка не полезла бы так близко... Конь снизился, завис уже совсем близко от парапета, и Тариэль наконец с изумлением узнал всадника.

Таринвитис. Он не видел ее уже очень давно, а последний раз видел юной девушкой... она почти не изменилась. Только сейчас она была в мужской одежде, и волосы были убраны в косу, уложенную вокруг головы — наверное, чтобы не путались на ветру.

Он вскинул руку: не стрелять! Та тревога, которая жила в душе, вспыхнула ярким пламенем, пронизала всё его существо, стала основой всех мыслей.

Он шагнул вперёд. Раз прилетела, значит, что-то скажет... Но — что?!

— Я могу опуститься на стену? — крикнула Таринвитис.

Тариэль бросил взгляд на своих: те как будто сами превратились в натянутые тетивы.

-Да, — не сразу отозвался он.

Конь ловко опустился на стену, рядом с Тариэлем, и Таринвитис спрыгнула с него.

— Здравствуй, лорд Тариэль, — сказала она. — Воистину, давно не виделись... ты мало изменился. Что же вы так боитесь одной-единственной женщины?

-Это не страх, — медленно ответил он. Чувствовал: что-то изменилось в ней, изменилось необратимо, она стала похожа... да, точно.

Похожа на самого Гортхауэра. По ощущению. Да, точно, он сделал своей сестре тело-фана...

— На этот раз я к вам как посланник, — сказала она. — И вести мои, увы, не несут вам радости.

-И что же это за плохие для нас новости, которые тебя огорчают? — поинтересовался Тариэль. — Интересно будет услышать.

— Если ты хочешь знать мое мнение, Тариэль — я не считаю эти действия опрометчивыми. К сожалению. У нас большой опыт подобных противостояний, и ни разу политика выжидания не оправдывала себя. "Светлые" лишь используют годы затишья для того, чтобы накопить силы, после чего бросают их на нас, и мы вынуждены применять ответную силу, и удар наш вынужден быть куда мощнее, чем если бы мы не давали противнику вызревать.

Таринвитис выглядела, как юная девушка, и эти слова не вязались с ее тонким, почти нежным обликом.

-Гортхауэр ошибается. В этой войне, ежели таковая начнётся, пострадают в первую очередь не люди.

Таринвитис чуть склонила голову набок.

— Кто же?

-Те, кого охранял чёрный ветер, — коротко сказал Тариэль.

— Лорд Тариэль... А тебе не кажется, что подобный шантаж бесчестен? Впутывать в наши дела тех, кто не имеет к ней отношения, тех, кто подобен детям в своей жизни?

-Это не шантаж. Это предупреждение.

Он несколько мгновнеий раздумывал, что и как сказать.

-Как вам известно, я — командир гарнизона Минас-Итила. Я не управляю тем, что происходит вдали отсюда. Но я предупредил.

— А честно — можешь? — спросила Таринвитис, и Тариэль знал, что она сейчас проверяет его речь — звучит ли в ней ложь. — Ты сам-то понимаешь бесчестие подобного ответа? Мы ведь тоже могли бы сказать — отдайте нам крепость, а не то мы уничтожим ваших женщин и детей в каком-нибудь отдаленном поселении.

-Я — предупредил, — Тариэль не надеялся, что она поймёт его правильно, и говорил ровно. — Это всё, что я могу сделать.

— Я поняла, что ты имеешь в виду, — она приподняла руку. — Поняла. Гортхауэр не сомневается в твоей чести, да и я тоже. Мы не считаем тебя нашим врагом, но сам понимаешь — обстоятельства здесь сильнее личных пристрастий. Ты не изменишь своему народу, а нуменорцы жаждут нашей гибели и не остановятся перед войной.

-Всё верно, — кивнул Тариэль. — Обстоятельства сильнее. Мы — по разные стороны меча, Таринвитис.

— Жаль, — сказала она. — Жаль. Что ж... До встречи. И мой тебе совет — лучше отошли из крепости тех, кем дорожишь. Вам не удастся отстоять ее, ты должен это понимать.

Лёгкое движение среди воинов Тариэль заметил краем глаза, даже нет — не увидел, просто почувствовал... и резко шагнул в сторону, перекрывая обзор.

-Улетай.

— Меня не так-то легко убить, — проследив его взгляд, усмехнулась Таринвитис — и вскочила на крылатого коня. — До встречи.

Конь взмыл в воздух — вверх, вверх, вверх — и наконец, превратившись в точку, скрылся в клубящихся тучах Завесы Тьмы.

Тариэль молча проводил её взглядом, обернулся на стражу, которая ждала его слов.

-Все помнят то, что я говорил о чарах? Отлично. Все ко мне.

Тариэль много раз представлял себе, как это было когда-то давно, в Первую эпоху. В рассказах спасшихся с Острова было описано, как все это происходило. Было описано и появление Тхурингветиль перед штурмом — вероятно, она и в те времена была главным переговорщиком в подобных условиях; и появление темного майа, и черное облако, ползущее от его рук, и безумный ужас, охвативший всех, кто был на Тол-Сирионе... а ведь там были — эльфы. Голлори. Сведущие в самых разных чарах, и издревле считалось — превосходящие в этом людей...

На этот раз все началось с того, что земля задрожала под ногами. Небо озарилось красным, из-за Эфель-Дуата в него ударили алые молнии, зазмеились по тучам, растеклись по ним кровавым пологом.

-Красиво, — с усмешкой проговорил Тариэль. Стоявшие рядом с ним воины переглянулись: Тариэль положил руку на грудь, и сквозь пальцы заструился белый свет.

Свет этот потёк, как широкая лунная река, он спускался на камни, на башни, струился, заполоняя всё...

Им казалось — небо присматривается, глядит на них тысячами глаз; взгляд этот, пристальный, недобрый, явственно ощутили все.

Земля не переставала дрожать, дрожали стены крепости, словно высоко в горах назревал обвал, и казалось, земля вот-вот покроется трещинами...

Белый свет тариэлевских чар затопил крепость; все стало, словно в лунном тумане — крепость Восходящей Луны, воистину...

Дальше все произошло слишком быстро.

Змеящиеся по небу молнии собрались наверху в одну ослепительную точку; от нее вниз рванулся огненный сноп; он разветвился, и алые молнии впились в грудь закованным в доспехи воинам, стоящим на галерее. Тариэлю показалось — их доспехи на короткий миг вспыхнули бледным светом, словно раскаленные.

В следующую секунду его мозг обожгла невыносимая боль, он увидел перед самыми своими глазами огненную извивающуюся нить, а боковым зрением — фигуры, тела лежащих на камне воинов...

Он не боялся смерти, — уже раз посмотрев ей в лицо, — и сейчас как-то холодно и отстранённо подумал: всё... Мгновением мелькнула тень обиды... но он заставил себя прекратить надеяться. Всё просверкнуло в голове в доли секунды, но для него время как будто растянулось, и боль затмила мир...

Он потерял сознание, видимо, на относительно короткий срок; потом перед глазами оказалось огненное небо, а на его фоне была склонившаяся фигура, колеблющаяся, полупризрачная... он видел за ней — всадники на крылатых конях, драконы, много, все небо в них... но не мог пошевелиться, не мог ничего сделать, только смотрел, как фигура наклоняется над ним, и в ее очертаниях горит живой разумный взгляд. Улаиро?..

Он попытался собрать остатки сил, мысленно потянулся туда, где на груди были в холщовом мешочке "белые звёзды" — камни Феанаро. Впрочем, в присутствии силы Тьмы они и там горели, обжигали, сопротивлялись...

Кто-то еще появился в поле его зрения; похоже, просто человек, воин — в черном. Еще один...

Что-то они начали делать с его доспехом; миг — и Тариэль остался без защиты. Воин срезал мешочек с камнями с его шеи, передал еще кому-то... а Тариэль по-прежнему мог смотреть только перед собою. Тело его не слушалось.

Его вздернули на ноги, и тогда он понял, что сил хватает ровно настолько, чтобы голова не падала на грудь.

А призрак, стоявший перед ним, медленно обрел видимый облик, и Тариэль узнал его.

Хэлкар. Тот, кто некогда был отдан во власть жрецов Эру. Тот, кого они подвергли похожей пытке — только вместо огненного света был белый...

Тариэль не мог пошевельнуться, — мог только думать, чувствовать... Сначала душу захлестнул гнев: да, конечно, как же, умер он... А потом пришла усталая давняя неприязнь к этому человеку, отвращение...

— Жаль, что Гортхауэр запретил убивать тебя, — голос улаиро напоминал сейчас змеиный шип — в нем звучала неприкрытая ненависть. — Может, стоит сделать с тобою то, что вы сделали со мной в вашем храме, чтобы и ты испытал ту боль, на которую обрекал других?

Он вскинул руку, и от его пальцев в Тариэля ударила молния, оплела его сетью — на этот раз он не потерял сознания, боль заставляла согнуться, выламывала тело, но и этого не получалось — черные воины держали его крепко.

Тариэль пытался не кричать, — это почти удавалось, он закрыл глаза, чтобы не видеть лицо своего врага... Хэлкара он не ненавидел: презирал. И тогда, за давнишнее, и за предательство, за переход к Гортхауэру, и сейчас — за то, что тот дорвался до мести... Он понимал, что этот кошмар теперь долго не кончится... и только осталась одна мысль, даже не мысль — ощущение: Эру, как же больно... Эру. Кто это — Эру... да и есть ли ему дело до меня...

Кошмар действительно тянулся долго, с болью уходили последние силы, Тариэль повис в руках темных воинов, не в силах уже поднять и голову, и казалось, еще чуть-чуть, и наконец-то придет смерть... как вдруг все прекратилось.

— Ты убьешь его! — резкий знакомый голос.

Нуменорца отпустили, и он рухнул на каменный пол. Боль не уходила, жила отголосками в теле...

Тариэль судорожно хватал ртом воздух — короткое, рваное дыхание, он едва сознавал, на каком он свете... Понимал только, что жив... и — Гортхауэр, где-то рядом... Не осталось ничего, кроме одного: вот теперь, пожалуй, и всё, они по разные стороны меча... по разные... меч — острый, как бритва, клинок, рассекающий тело, отнимающий жизнь... Почему-то это предстало перед мысленным взором так ясно, как будто было наяву: клинок, приближающийся к нему, жаждущий его крови, его жизни... Как-то отстранённо подумалось: да, верно, это наш способ _уходить_, если всё безнадёжно, наш — жрецов Эру, и всплыли слова, которые он сам когда-то произносил на Посвящении... "И да заберёт меч Эру мою жизнь, если встанет передо мною нечто, что хуже смерти..."

— Тариэль! — кто-то приподнял его, положил его голову к себе на колени — лицо Гортхауэра совсем рядом, в глазах — страх, страх за него, нуменорца... — Не вздумай пытаться сбежать в смерть, прекрати это!..

Холодная рука легла на лоб, и сразу же начала уходить боль; навязчивое видение клинка рассеялось — неестественно, быстро, должно быть, снова чары, майа не позволяет ему умереть. Говорят, они умели такое — не отпускать даже в смерть...

Тариэль пошевельнулся, — он ощущал присутствие Хэлкара где-то рядом, и подумалось: и что теперь — на посмешище перед врагом?.. Не было сил говорить, он только знал: смерть не уйдёт, она будет теперь постоянно стоять рядом и ждать, раз она уже вышла, выпущена на свободу... Он понимал, что выпустил её — не намеренно, что таков закон, вложенный в душу жреца Эру, и он не сумеет противостоять ему...

— Не вздумай, — повторил майа. — Поднимайся.

Силы потихоньку возвращались к Тариэлю; он уже мог бы, наверное, сопротивляться, если бы захотел — но что толку сопротивляться в окружении врагов?..

Хэлкара не было видно. Темные воины везде, среди лежащих тел нуменорцев...

Тариэль неловко сел. Отвернулся, глядя на своих. Мертвы?

Непонятно. "Темные" молча поднимали тела, перекидывали через седла крылатых коней... Нет, судя по тому, что кони направлялись в сторону Мордора — не мертвы, какой смысл везти трупы в Мордор...

— Мы предупреждали, — Горт помог ему подняться. — Хэлкар убил бы тебя... Идем внутрь, прочь с чужих глаз.

Тариэль молча пошёл вперёд. Зачем их увезли? "Обращать"? Прошла мысль: если бы убил, это было бы... хотя бы понятно. Сила на их стороне...

Майа то ли знал внутреннее расположение крепости, то ли каким-то образом угадывал его — обогнал нуменорца, шел к его, Тариэля, покоям.

Вошел в комнату, сел... и крылатый его облик сменился на человеческий.

Тариэль молчал. Остался стоять. Началась война, и прошлое не имеет значения.

— Да садись же ты, — чуть раздраженно сказал Гортхауэр. — Эта гордая поза приелась мне уже тысячи лет назад.

-А какая разница? — поинтересовался Тариэль. Где-то в позвоночнике последней огненной молнией просверкнула боль и исчезла, он охнул и невольно опустился на ближайший стул. — Что тебе надо от меня?

— Чего ты хочешь сам? Вернуться в Гондор? Быть со своими воинами там, в Мордоре?

Тариэль смотрел на него почти спокойно.

-Если ты даёшь мне выбор, то да, я хочу быть со своими воинами.

Он оставил при себе мысль о том, что в этом случае он рано или поздно всё равно попадётся Хэлкару, и тогда в свои права вступит смерть, потому что его, Гортхауэра, рядом не будет.

— Мы будем поступать с ними, как поступали тогда, в Первую эпоху. Клятва не воевать против нас — в обмен на свободу. У них будет время обдумать все. Каждый из них будет — пока — отделен от других. Я могу позволить тебе говорить с ними, если ты обещаешь не пробуждать в них упрямство.

-Я не буду говорить с ними в твою пользу.

— Это понятно. Не говори хотя бы против, — Горт усмехнулся, — Тариэль, пойми, не только моя воля во всем происходящем. Меня не поймут, если я позволю тебе сводить на нет все старания наших людей.

-Хэлкар точно не поймёт, — улыбка Тариэля была похожа на оскал. — Полагаю, он весьма и весьма недоволен.

— Аргор переживет. Он ненавидит в вас свое собственное прошлое, и в жажде уничтожить вас — хочет уничтожить себя, бывшего, Ледяное Сердце. Речь о множестве других людей. Ты ведь знаешь, как устроена у нас власть, по донесениям Эйранеля, не правда ли?

-Разумеется, знаю.

— Так что жизнь у тебя теперь будет тяжелая, Тариэль. Можешь винить в этом короля, что некогда обязал тебя следить за мною... свободы тебе, жрецу Эру, по правде говоря, дать я не имею права. Со мною ты бессилен, но вновь и вновь тебя будут посылать против нас и наших союзников. Хотел бы я, чтобы ты изменился... чтобы отрекся от тех, кто виновен в гибели вашей родины, и стал моим другом уже по-настоящему. Но вряд ли это возможно.

Майа говорил все это спокойно... Нет. _Заставляя_ себя говорить спокойно. За годы и десятилетия знакомства Тариэль уловил, когда у него появлялась такая интонация — когда майа хотел, чтобы никто не догадался о его подлинных чувствах... Что ж, большинство и не догадывались.

Тариэль слушал его, чуть склонив голову.

-Я никого не виню, Гортхауэр. Война есть война, и, как видишь, я принимаю то, что она приносит. На вашей стороне сила, и если бы Хэлкар убил меня, это было бы... ну, скажем так, естественно. Плен — это тоже естественно. Было бы неправильно, если бы меня отпустили на свободу. Так что... — он развёл руками.