Я отложила надкусанный бутерброд. Вот теперь мне становилось, действительно, плохо. Да, конечно, в итоге тролль оказался на четвертом этаже, но это ровным счетом ничего не значило. Он никуда не шел, а выжидал практически возле самых лестниц, откуда его несложно было спустить на этаж ниже, направляя к запретному коридору.
— Гарри, что случилось? — Дин встревожено потряс меня за плечо. — Ты белее скатерти стал.
— Н-ничего, — пробормотала я. — Все в порядке, просто устал. Пожалуй, лягу спать пораньше.
Выбравшись из-за стола, я побрела наверх, в спальню. Там было пусто и тихо: как раз то, что мне сейчас требовалось. Подойдя к окну, я прижалась лбом к холодному стеклу. За окном шел дождь — противный, промозглый, какие бывают только поздней осенью. Стекло мелко вздрагивало под упругими ударами ветра, и капли чертили на нем узкие длинные дорожки, преломляющие свет фонарей. Тупо глядя в темноту ненастного вечера, я пыталась убедить себя, что ничего ужасного не произошло бы, даже если бы расчет Квиррелла оправдался. Снейп разобрался с троллем на раз-два, даже не запыхавшись, и вряд ли вмешательство недотепы Квиринуса, пускай и при моральной поддержке сидящего на затылке Волдеморта, сильно изменило бы баланс сил. Получалось плохо.
Когда на лестнице послышались веселые голоса моих однокурсников, я быстро забралась под одеяло, притворяясь спящей, но еще долго после того, как ребята заснули, лежала, глядя в темноту и слушая, как воет за окнами ветер, и как ударяют по стеклу капли дождя. Мне было страшно, причем не только за себя.
Глава 19. Ночь безвременья
К ночи погода окончательно испортилась. С затянутого тучами неба сыпал мелкий ледяной дождь вперемежку с ледяной же крупой, и налетающий порывами, казалось, со всех сторон одновременно ветер так и норовил швырнуть в лицо пригоршню этой адской смеси. Ночь Самхейна, а не Хэллоуина, как его поименовали много позже, отдавая дань пришедшей с материка новой вере, — ночь безвременья — как нельзя лучше подходила для Дикой Охоты, и, возможно, где-нибудь северо-западнее по вересковым пустошам сейчас, действительно, мчалась кавалькада призрачных всадников, гоня прочь сумевших пересечь грань мира изголодавшихся духов, но над мирно отходящим ко сну Хогвартсом властвовало одно лишь ненастье.
Притворив за собой массивные двери замка, Снейп поднял воротник, плотнее запахнул полы дорожного плаща, укрывая от дождя объемный продолговатый сверток, и, устало сутулясь, зашагал к антиаппарационному барьеру.
Празднование Хэллоуина в этом году выдалось беспокойным, не в пример прежним, и благодарить за такое разнообразие следовало как минимум трех личностей, хотя основная благодарность все же доставалась Лорду, так как идея попытаться добыть философский камень в годовщину собственной гибели, несомненно, принадлежала ему. Лорд всегда придавал слишком большое значение символике чисел, пророчествам и прочим бессмыслицам, которые в итоге погубили и его, и тех, кого он счел предсказанными противниками. Вновь заявить о себе спустя ровно десять лет с момента собственного исчезновения, разумеется, было бы весьма символично, и, объективно оценивая произошедшее, Снейп вынужден был признать, что, пройди все в соответствии с задумкой Квиррелла, предприятие имело бы шансы окончиться успехом.
Троллей, действительно, было двое. Это выяснилось уже после того, как Доу и Драко, наконец, удалось отправить в относительно безопасные помещения факультетов. Как оказалось, Макгонагалл и Хуч, привлеченные доносящимся с верхних этажей шумом, покинули подземелья и столкнулись на лестницах с озадаченным Квирреллом до того, как бродящего по подземным коридорам непрошенного гостя удалось обнаружить, но поднявшийся на четвертый этаж с изрядным запозданием Флитвик сообщил, что того тролля, в конце концов, тоже нашли и обезвредили. Итак, не окажись шум поднят раньше срока, первая тварь, запущенная в подземелья, должна была послужить вполне надежным способом отвлечь внимание на продолжительный промежуток времени, за который можно было бы успеть подняться на четвертый этаж и спустить ждущего у лестниц тролля к запретному коридору. О дальнейшем развитии событий гадать было бесполезно, поскольку слишком многое зависело от случайностей. Снейп был уверен лишь в одном — снимать защиту с двери, ведущей в коридор, он не собирался, а значит, хотя бы вмешательства цербера можно было избежать, но и без этого при необходимости полной концентрации на поддержании противотролльего заклинания даже Квиррелл с его скудными знаниями и малыми возможностями мог оказаться лишним элементом. Мог бы, если бы не непредвиденное обстоятельство в лице Доу, одним махом разрушившего сложное построение. О том, зачем тот вообще полез в пасть к троллю, разговор будет завтра вечером, поскольку, если мальчишка знал о том, что должно случиться в Хэллоуин, на основании прочитанных мемуаров, то причины должны будут быть очень вескими, чтобы оправдать риск не только собственной жизнью, но и жизнями сопровождавших его учеников. Попытка вмешаться в планы Лорда к таковым не относилась. Если бы хотел полезного вмешательства — лучше бы заранее предупредил о том, что затевается. Хотя умолчание о планах Квиррелла Снейп, пожалуй, стал бы припоминать Доу в последнюю очередь. Уже было ясно, что Квиринус попытался минимизировать угрозу для учеников, а в остальном... Раз уж Лорд твердо намерен воскреснуть, придется вспоминать, каково это — постоянно быть настороже, не уповая на чью-либо помощь или подсказку.
Обвинять Доу в использовании Бастиона тоже было бессмысленно, поскольку это, действительно, было единственным заклинанием из его арсенала, которое могло удержать тролля на расстоянии. Скорее уж следовало удивиться тому, что без должной подготовки ему удалось создать заклинание достаточной силы. Правда, и цена оказалась соразмерной. Снейп с досадой поморщился, сжав и снова разжав левую ладонь, онемение которой до сих пор еще до конца не прошло. Принудительное восполнение магии всегда было неприятной процедурой для обеих сторон, а сейчас, помимо затухающих отголосков ритуала, сказывалось еще и то, что восполнять пришлось немало. Доу выложился практически досуха. Можно было, конечно, оставить все, как есть: не умер бы, в конце-то концов. Ну, полежал бы неделю-другую под присмотром Помфри, зато в следующий раз, может, наконец, вспомнил бы про необходимость постоянного контроля вкладываемой в плетения силы. И все-таки Снейп предпочел вмешаться. Почему? Мерлин его знает. Вероятно, потому, что такое плачевное состояние Доу не вписывалось в легенду о Колопортусе, — повод не самый разумный, но уж какой есть, поскольку других причин быть просто не могло.
Как бы то ни было, винить в теперешнем отвратительном самочувствии кроме самого себя профессору было некого, и это не могло служить причиной для внесения изменений в дальнейшие его действия, остававшиеся неизменными на протяжении последних девяти лет. Хотя, признаться честно, сегодня при выходе из замка у него возникло желание остаться в Хогвартсе и попытаться отдохнуть, чтобы не сидеть весь завтрашний день на бодрящем зелье, но в ночь Самхейна подобное выглядело бы как предательство. Холодный дождь, казалось, только усиливался со временем. Снейп аппарировал сразу, как только переступил невидимую черту барьера. Оставалось лишь понадеяться, что двухсот пятьюдесятью милями южнее погода будет лучше.
Надежда оправдалась. Дождь разом прекратился и, вроде бы, даже потеплело. Откинув со лба намокшие волосы, Снейп взглянул на слабо мерцающие в ясном небе звезды. Сейчас это, да еще серп убывающей луны, были единственными источниками света близ Годриковой Впадины. Само поселение давно уже спало, огни в небольшой церкви возле деревенского кладбища были погашены. Снейп уверенно зашагал вглубь кладбища. Дорогу он знал хорошо и, пожалуй, даже с закрытыми глазами смог бы отыскать простое мраморное надгробие среди множества других.
Белый мрамор, казалось, светился в темноте. На плите, достаточно широкой, чтобы укрыть двоих, как и прежде, не было ни цветов, ни каких-либо иных знаков памяти. Возможно, их носили к памятнику, установленному на деревенской площади, но Снейп не был в этом уверен. Что бы ни собирались внушить по планам Дамблдора Поттеру-младшему, в действительности магический мир предпочитал по возможности реже вспоминать, как о Лорде, так и о тех, кто оказался причастен к его исчезновению.
Опустившись на колени, Снейп развернул сверток, укладывая на надгробную плиту букет роз. Едва начавшие распускаться бутоны в контрасте с белым камнем выглядели кофейно-черными, хотя по-настоящему черные цветы вряд ли когда-нибудь будут выведены — хоть магами, хоть магглами. Странные все-таки выверты порой устраивает жизнь.
Тот, кто попытался бы намекнуть ему двенадцать лет назад или ранее, что когда-нибудь он будет носить цветы на могилку Поттеру, рисковал обзавестись неснимаемым родовым проклятием, распространяющимся на три последующих колена.
Одиннадцать лет назад он бы не поверил сказанному, потому что был уверен — Дамблдор способен защитить своих сторонников, если будет видеть пользу от этого действия и если предложенная за защиту плата окажется приемлемой. Информация из Ближнего круга Лорда была сочтена достойной ценой за безопасность Поттеров, это становилось ясно по торжествующему блеску в глазах старика, который тот не успел скрыть, понадеявшись на темноту. К информации в довесок также прилагалась собственная жизнь Снейпа, но с момента его появления на Трапраин-Ло без ведома и без дозволения Лорда она стоила недорого и мало интересовала Дамблдора. Обе стороны договора приносили клятву, прекрасно отдавая себе отчет, что, когда — сослагательного наклонения 'если' здесь даже не предполагалось — Лорд догадается о заключенной сделке, жить бывшему Пожирателю Смерти останется ровно столько времени, на сколько сочтут нужным растянуть казнь. Лорд Волдеморт терпимо относился ко многим вещам, считавшимся неприемлемыми на светлой стороне, но предательства, которое Дамблдор лицемерно именовал раскаянием, он не простил бы никому. 'Тебе придется постараться, чтобы это случилось как можно позже', — цинично заметил тогда величайший светлый маг современности. Он и постарался — как вскоре выяснилось, куда успешнее тех, о чьей защите просил, хотя на протяжении всего следующего года флакон с Дыханием смерти постоянно находился в потайном кармане на поясе его мантии. Снейп совсем не был уверен, что при возникновении необходимости успеет принять зелье, но его наличие все же немного успокаивало.
Десять лет назад он все еще не мог поверить в случившееся: даже не в то, что Поттер мог допустить глупейшую ошибку, назначив Хранителем Фиделиуса одного из своей школьной шайки, — как раз в это почему-то верилось легко, а в то, что ему эту ошибку позволили совершить. Теперь же, после упоминания Доу о защите на крови, установленной на Гарри, он, пожалуй, поверил бы, что Дамблдор знал о странном поступке своего подопечного, а возможно, и сам потворствовал ему, ведь по сравнению с возможностью уничтожить Темного Лорда две человеческие жизни не значили ровным счетом ничего. Десять лет назад Снейп и сам бы так сказал, если бы одна из жизней не принадлежала Лили...
Поднимался пронизывающий ветер, свидетельствуя о грядущей перемене погоды. Возможно, скоро дождь доберется и до Годриковой Впадины. Профессор машинально поправил примятые листья цветов. В этот раз говорить ни о чем не хотелось. Да и что нового он мог сказать? Что сын Лили прибыл на учебу в Хогвартс? Это было бы осознанным обманом. Что вместо сына Лили, вплоть до своего десятилетия по прихоти директора Дамблдора прожившего в чулане у Дурслей, в школу приехал кто-то другой? Об этом было опасно говорить вслух даже на удалении от Хогвартса, да и вряд ли Лили обрадовалась бы такой новости.
В воображении отчетливо возникла расстроено качающая головой рыжеволосая девушка. Снейп попробовал представить, как бы она могла выглядеть сейчас, будучи его ровесницей, и не смог. И на колдографиях, и в памяти Лили Эванс так и осталась девчонкой-школьницей, с которой они когда-то вместе убегали к проходящему через Адлингтон каналу или же за окружную дорогу к ближайшей роще, лишь бы подальше от неодобрительных взглядов обеих семей. Кажется, это было в другой жизни, в которой не было места ни Поттеру, ни нелепому спору темного и светлого магов, в жизни, от которой не осталось ничего, кроме старого тесного дома в конце Спиннерс-Энд, стоящего пустым большую часть года.
Окончание школы оборвало последнюю нить, которая хоть как-то связывала его с Лили. О ее замужестве и о ребенке ему стало известно слишком поздно. Случись это немного раньше, будь у него самое малейшее подозрение, что пророчество может оказаться связано с Лили, и Лорд вряд ли узнал бы хоть слово из услышанного Снейпом в 'Кабаньей голове', даже прибегнув к кругам смерти, куда уж там круциатусам. Однако все произошло именно так, как произошло, и ему оставалось лишь попытаться исправить ошибку. Тогда это еще казалось возможным.
За последний год — год работы на Дамблдора — он так ни разу и не встретил Лили, и даже не смог узнать, сильно ли она изменилась за прошедшее время. Обелиск на центральной площади Годриковой Впадины изображал что-то совсем уж несусветное, этаких античных бога и богиню возмездия, заставляя подозревать, что неизвестный ваятель не был лично знаком с Поттерами, да и колдографиями его, похоже, обделили, так что образу, запечатленному в камне, Снейп не верил. Никого из четы Поттеров он не видел и перед похоронами. Впрочем, самих похорон он тоже не видел — Помфри, используя все имеющиеся у нее таланты колдомедика, удалось вытащить его буквально с того света лишь сутки спустя после того, как Лили обрела вечный покой под плитой из белого мрамора.
...Метка полыхнула прожигающей до кости болью, отдающейся даже в плечевой сустав и ключицу, уже заполночь первого ноября одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Не самый лучший способ побудки, хотя порой случались и такие. Впрочем, все познается в сравнении, и если выбирать между общим вызовом и Энервейтом в перерыве между Круциатусами Лорда, то лучше уж вызов, пускай и такой пронизанный безумной яростью, как сейчас. Приглушенно выругавшись сквозь зубы, Северус сел в кровати, зажимая пальцами левое предплечье, и только тогда до него дошло — ни черта это не вызов. Что угодно, только не вызов. При тусклом свете зажегшегося ночника было видно, как бешено извивается гробовая змея на татуировке, словно силясь вырваться из-под кожи. Пару секунд Северус оторопело смотрел на бьющуюся в агонии гюрзу, а потом, действуя одной рукой, кое-как натянул мантию, едва не забыл про брюки и поспешил к апартаментам директора. В последние несколько дней Дамблдор с особым настоянием повторял, что о любых странностях в поведении Метки следует сообщать ему незамедлительно, значит, придется старику проснуться ради такого дела.
Дамблдор не спал. Мельком взглянув на уже затихшую, крепко обвившую череп и, вроде бы, даже поблекшую змею, он коротко распорядился:
