Клыка в хижине я поначалу не заметила, и только потом обнаружила пса лежащим возле застеленного шкурами платяного сундука. Клык постучал хвостом по полу, показывая, что рад меня видеть, но отведенного ему места не покинул. С учетом активности, проявленной четвероногим другом лесничего в прошлый раз, это выглядело немного странным, и я вспомнила сделанную Хагридом накануне утром оговорку о том, что Клык дома и что-то охраняет. Судя по всему, по мнению пса, это 'что-то' находилось в сундуке, и приказ на охрану еще не был снят.
Пока я осматривалась, Хагрид налил в закопченый чайник воды, половину расплескав на пол, повесил посудину на крючок над очагом и тяжело опустился на лавку.
— Погляди за ним, ладно? — попросил он, опять берясь за стакан. — Чай на полке в жестянке с валлийскими драконами. Ты извини... я... это... кажись, немного перебрал.
— Я бы сказал, что уже далеко не немного, — заметила я, привстав на цыпочки и снимая с полки указанную полувеликаном коробку, на которой были изображены два тускло-зеленых дракона среди гористой местности. — Зря ты так. Тебе ведь завтра опять на уроки.
Хагрид тоскливо вздохнул, заглянул в пустой стакан и снова потянулся к бутылке.
— Гриндилоу бы их побрал, эти уроки, — пробормотал он, наливая в стакан остро пахнущее пойло. — Какой из меня учитель то? Я ж сам на третьем году вылетел. И не делал, вроде, ничего, да только кто слушать-то стал? Даже палочку и ту сломали, а Олливандер новую продать не согласился — дескать, по распоряжению министерства не положено. Кабы Дамблдор тогда директора Диппета не уговорил меня при школе оставить, не знаю, куда б я подался. Родителей нету, денег нету, выучиться, как отец хотел, тоже не вышло. Он-то мне, покуда жив был, говорил, мол, любишь ты, Рубеус, со всяким зверьем возиться, так иди в магозоологи. А оно вон как получилось...
Хагрид одним махом ополовинил стакан, засопел и обреченно махнул рукой, задев бутылку. Я искренне понадеялась, что та свалится, поскольку лесничему и уже выпитого явно хватало с лихвой, однако бутыль, к сожалению, устояла.
— Да ты, Гарри, того... не боись так, — проговорил Хагрид, правильно угадав направление моего взгляда. — Снейп хорошие зелья варит. Приму чуток попозже, да к утру буду как новенький галлеон. Эх, чтоб еще от этих зелий писюльки так же лихо проверялись, как похмелье проходит...
Он с тихим ужасом глянул в сторону сваленных горой в углу учебников и свитков пергамента. Да уж, снейповской аккуратностью здесь даже не пахло. Интересно, он это завтра утром хотя бы по годам обучения рассортировать сможет? Про факультеты я уж молчу.
— Хагрид, а чем ты себя все-таки так накрутил? — воспользовавшись моментом, спросила я. — Это только из-за преподавания, или еще из-за чего?
Лесничий как-то посмурнел и нахохлился.
— Не забивал бы ты себе голову этим, а? — пробормотал он. — Вон хочешь сэндвичей с кабаньим мясом? Совсем свежее еще, вчера только довялилось.
— Сэндвич я хочу, — ответила я, заваривая чай и укутывая чайник тряпкой, которая в хижине полувеликана заменяла собой полотенце. — Но и голову позабивать тоже хочу. А почему ты директору Дамблдору честно не сказал, что преподавание не потянешь? Не у всех же к этому способности есть. Думаю, что ничего страшного не случилось бы, если бы мы просто подождали недельку или две, пока директор подыщет нового учителя.
Хагрид протянул мне здоровенный кус серого хлеба, на котором красовались не менее толстые ломти темного мяса, пахнущего какими-то загадочными травками. Мне такой щедрой порции вполне хватило бы на ужин, да еще и на завтрак кое-что осталось бы. Поблагодарив лесничего, я откусила кусок на пробу и констатировала, что мясо было хоть и жестковатым, но вполне вкусным. Хагрид последил за тем, как я расправляюсь с сэндвичем, и невесело сказал:
— Так ежели б только про неделю разговор шел. Год-то давно начался. Ты думаешь, так просто кого из учителей посреди года найти, чтоб не занят был? Да и должность такая, что все в Англии, небось, про нее уже наслышаны. Никто особо идти не хочет, Квиринус вот только без уговоров согласился. Дамблдор так рад был. Давно я его таким уже не видел, да, а вот поди ж ты... Так что мне теперь и отдуваться, раз уж из-за меня вышло, что он в тот подзапретный коридор зайти смог да к заколдованному зеркалу в подземельях пролез. Эх, чтоб Пушку пораньше найтись...
Я отложила недоеденный сэндвич. Так, похоже, мои изначальные предположения были верны и нашего лесничего сейчас мучили угрызения совести. Ничем не обоснованные угрызения совести, скажем прямо. И с этими угрызениями стоило попытаться хоть что-то сделать.
— Хагрид, а ты вот как думаешь? — проникновенно начала я. — Профессор Квиррелл был взрослым человеком?
— Э... Ну, да, конечно, — ответил озадаченный полувеликан. — Спросишь тоже. Он же вас учил, каким ему еще быть?
— Это хорошо, — порадовалась я. — А тогда напомни мне, что он преподавал?
— Чего-то я не пойму тебя, Гарри, — признался Хагрид, от удивления даже забывший про выпивку. — Ты ж это не хуже меня знаешь. Зачем спрашиваешь-то?
— Знаю, — согласилась я. — И ты тоже знаешь, что он преподавал защиту от темных искусств, а значит, что такое магические артефакты, и чем может быть чревато общение с ними, знать был должен. И на праздничном обеде в Большом зале он тоже присутствовал, а значит, должен был слышать предупреждение директора Дамблдора насчет запретного коридора. Если после всего этого он все-таки туда полез, то при чем тут ты?
С учетом характера нашего лесничего, сейчас к тому же усугубленного действием алкоголя, я не слишком-то рассчитывала, что мои аргументы будут приняты безоговорочно, но надеялась, что они хотя бы заронят зерно сомнения. Куда там. Хагрид хлюпнул носом и украдкой вытер глаза рукавом.
— Да если бы Пушок сидел на месте, никуда бы Квиринус не полез, — срывающимся голосом сообщил он. — Любопытство его сгубило, скажу я тебе. Я ж его еще мелким помню — вот таким же, как ты, так он вечно норовил куда-нибудь не туда нос сунуть. Вот и теперь, видать, не сдержался.
Я вздохнула. Любопытство, заставившее в очередной раз сунуть нос не туда, куда следует, сгубило Квиррелла несколько раньше и не в стенах Хогвартса, но прямо сказать об этом полувеликану я, конечно, не могла. Поэтому пришлось заходить с другой стороны.
— То есть, ты полагаешь, что было бы лучше, если бы профессора Квиррелла загрыз Пушок, когда он пытался пробраться к зеркалу, или если бы он причинил какой-нибудь вред Пушку при этой же самой попытке? — уточнила я. — Знаешь, Хагрид, я тоже предпочитаю верить в лучшее, но ребята с нашего факультета не слепые, и все говорят, что профессора Квиррелла постоянно возле запретного коридора видели. Не знаю, зачем, но ему было очень туда надо. И если, как ты говоришь, его останавливало только наличие цербера, то рано или поздно он бы все равно попытался устранить преграду. Может, не физически, конечно. Но если бы он его случайно выпустил из того коридора посреди бела дня, думаешь, было бы лучше?
Нашего лесничего передернуло, он почти трезвыми глазами посмотрел на стакан, видимо, представив результат появления цербера посреди школы, полной детей.
— Не, Гарри, все-таки ты выдумываешь, — не очень уверенно сказал он. — Не стал бы Квиринус ничего такого делать. Да и Дамблдор тоже, когда Пушка у меня одалживал, говорил, что никакого вреда от затеи не будет — ни для него, ни для кого еще. А он бы врать-то не стал.
— Конечно не стал бы, — согласилась я, решив оставить при себе свое мнение о способностях господина директора. — Но директор Дамблдор ведь не предсказатель. Откуда он мог знать, что у профессора Квиррелла в голове? А думал он про него хорошо, раз, как ты говоришь, радовался его приходу на должность. Только все дети когда-нибудь становятся взрослыми, а взрослые ходят по запрещенным местам не из одного только любопытства.
Хагрид поежился и залпом допил все, что оставалось у него в стакане.
— Знаешь, Гарри, похож ты все-таки на свою мамку, чтобы там Дамблдор ни говорил, — шумно выдохнув, проговорил он. — Та, бывало, так же в самую душу заглядывала. Эх, а ведь где-то у меня было... Погодь...
Он, пошатываясь, дошел до сундука, отогнал пса и, подняв тяжелую крышку, начал копаться в содержимом. На свет божий появились окованный бронзой рог, довольно приличная связка каких-то пестрых перьев, несколько мелких шкурок, что-то клетчатое — не то плед, не то рубаха из плотной шотландки, а вслед за ними упакованный в коричневую оберточную бумагу и аккуратно перевязанный бечевкой крохотный сверток... очень знакомый мне сверток. Завидев его, я от неожиданности едва не пролила чай мимо кружки. Ого! Значит, вот где нашел себе пристанище философский камень, который Квиррелл так упорно пытался отыскать в запретном коридоре. При условии, если я не обозналась, все это становилось еще интереснее, чем прежде. Держать такую дорогостоящую вещь в практически неохраняемой — один пес, даже такой большой, как Клык, не в счет — избушке, хозяин которой большую часть дня, а то и ночи отсутствует дома? Это какое-то свежее веяние из разряда советов про то, что вещь, которую хочешь спрятать, нужно класть на самое видное место? Взглянуть на загадочный камень хоть одним глазком захотелось до жути. Впрочем, судя по тому, что лесничий продолжал рыться в сундуке, показывать он мне собирался все-таки не его.
— Хагрид, — осторожно поинтересовалась я, глядя в спину полувеликана, — а что про меня вообще говорит директор Дамблдор?
— Чего? — нетвердо переспросил тот, глянув на меня вполоборота.
— Ну, ты сказал, что, по-твоему, я больше похож на маму, а директор Дамблдор думает иначе. Вот мне и стало интересно, что именно он думает.
— А, ты про это... — Хагрид кинул на пол здоровенный затертый и уже изрядно помятый конверт и начал укладывать весь прочий скарб обратно в сундук. — Ну да, иначе. Поначалу-то, когда вы только в школу приехали, он только и говорил, как ты на своего папку похож, один в один, а теперь оговариваться стал, что, мол, не все так, и что характер ты, видать, унаследовал от обоих. И, вроде, от приключений не бегаешь, точь-в-точь как Джеймс, и последствия пред... прод... тьфу ты, просчитываешь, как Лили. Вот.
— Ага... — глубокомысленно сказала я, раздумывая, чем именно заслужила такую лестную характеристику от господина директора. Неужели только ночной прогулкой к Выручай-комнате и происшествием с троллем?
Хагрид тем временем вытряхнул из конверта пачку колдографий и, перебрав их, протянул одну мне.
— Вот, гляди, тут и твои папка с мамкой тоже есть. Дурсли-то, небось, неохотно про них вспоминали, да? Эх, помню, как Лили все про это переживала, хоть и вида не показывала.
— Дядя с тетей предпочитали вообще про моих родителей не вспоминать, — отозвалась я, рассматривая запечатленную на колдографии толпу народа, которая, как мне что-то подсказывало, была тем самым первым составом Ордена Феникса, из которого сейчас мало кто уцелел, остался на свободе и сохранил рассудок. — Кроме тех случаев, когда хотели меня за что-то упрекнуть. Так что фотографий их они мне не показывали. Хагрид, а кто из этих людей мои папа и мама?
— Э... — озадаченно крякнул полувеликан. — Так вот же они. Лили и Джеймс Поттер, да, они самые.
Он ткнул пальцем в середину колдографии. Чисто теоретически, на этой паре я бы, наверное, остановилась и сама, действуя методом логического исключения. Лили Поттер — единственная рыжеволосая на данном снимке — была миловидной, очень серьезной и очень молодой. По-хозяйски обнимавший ее за плечи Джеймс Поттер с вызовом смотрел в объектив — по всей видимости, мародерский запал никуда не делся и по окончании учебы в Хогвартсе. Хагрид, собственная фигура которого возвышалась на колдографии на заднем плане, называл и другие имена. Мне показали Сириуса Блэка, забыв, правда, упомянуть, что он является моим крестным, чету Лонгботтомов, Римуса Люпина, уже тогда одетого весьма скромно, Аластора Грюма, еще не успевшего потерять глаз... И чем дольше длился разговор, тем более невнятным становился голос лесничего. Хотя он больше не прикладывался к бутылке, все, что он уже успел выпить, в итоге одержало над ним верх. Голова Хагрида клонилась все ниже, и наконец, он захрапел, уткнувшись лбом в столешницу и успев перед этим пробормотать что-то насчет того, что мне надо возвращаться в замок, иначе ему, Хагриду, опять прилетит. Я, собственно, и не собиралась задерживаться надолго — только допить чай, который, без добавки в него несанкционированных примесей, оказался довольно вкусным. Я сделала еще глоток, задумчиво рассматривая колдографию. Созерцание Ордена Феникса таким, каким он был в конце семидесятых годов, вызывало не столько гордость, сколько сожаление. Слишком уж много присутствовало в кадре молодых лиц. Поттеры, Блэк, Лонгботтомы, Люпин, те другие, кого Хагрид назвать не успел, — все оказались в гуще боевых событий сразу по окончании школы. Ни о каком получении специализированного образования даже речи не шло. В моей собственной стране за последнее столетие молодежь предпочитала оружие в руках образованию как минимум в трех случаях — во время гражданской войны, во время Великой отечественной войны и в бандитских разборках девяностых годов. Происходившее в магической Британии десять лет назад на Великую отечественную точно не тянуло. А вот какой из двух оставшихся вариантов был более правдоподобен, чтобы для него понадобилось бросать в бой вчерашних школьников, а не специально обученных магов?
Я вздохнула, откладывая колдографию. Клык, опять разлегшийся возле сундука, заскулил и шумно зевнул. Приканчивая чай, я задумчиво посмотрела в сторону пса, поблескивавшего на меня зеленоватыми огоньками глаз. Мысли сами собой вернулись к недавно виденному свертку. Что же все-таки в нем было? Настоящий философский камень, или что-то еще? Внезапно решившись, я отодвинула кружку.
— Клык, а давай мы с тобой сейчас кое-что посмотрим? Хорошо? Я ничего не буду трогать, честное слово. Только взгляну и сразу обратно положу.
Пес ощутимо напрягся, когда я подошла к сундуку, и попытался было заворчать. Татуировки едва заметно потеплели... и ворчание сменилось активным вилянием хвостом. Дьявольщина! Поддернув рукав, я с подозрением глянула на узоры на коже. Кажется, в ближайшее время придется еще раз выбираться в родовую избушку и пытаться отыскать в книгах объяснение свежепроявившимся способностям. Не сказать, что они меня не радовали, но объяснения и советы по контролю и управлению лишними все равно не окажутся.
Когда я с трудом поднимала тяжеленную крышку сундука, Клык уже никаких претензий высказать не пытался, а наоборот первым сунул морду внутрь. Сверток лежал поверх остальных вещей. Я осторожно взяла его в руки, ожидая хоть какой-нибудь реакции со стороны татуировок, ведь согласно всем описаниям я должна была сейчас держать в руках частицу магической субстанции, но те подозрительно молчали. Я потянула за бечевку и развернула оберточную бумагу, стараясь не прикоснуться к содержимому свертка. Внутри оказался полупрозрачный камень светло-малинового цвета без каких-либо проблесков внутреннего свечения. На мой непрофессиональный взгляд больше всего это напоминало не магический сгусток, а необработанный рубин.
