Место под деревеньку воины, которых по меткому выражению, услышанному от князя, уже стали именовать сибиряками, нашли сами, присмотрев хороший кус земли в нескольких верстах от Чинги-Туры. Да, мужчины понимали, что война ещё далеко не окончена и возможно их жильё ещё не раз разорят дикие кочевники, но тяга к созидательному труду перевесила всё. Тем более что земли тут выделялось на одного хозяина куда больше, чем на Руси, которая за последние десятилетия изрядно полюднела. И, что не менее важно, земля та вся числилась черносошенной. На которой все новосёлы по государевой жалованной грамоте освобождались от оброка и от всевозможных налогов и повинностей на срок от трёх до десяти лет, в зависимости от степени запущенности земли, богатства или бедности почв, да от возможностей самой крестьянской семьи.
А возможности у всех были разные. К примеру, прибывшие с зимним караваном крестьяне практически не имели ничего и шли сюда лишь в надежде на ссуду и беспошлинные года. И ссуду эту на обзаведение семенным зерном, скотом, упряжью и утварью, новый чинги-туринский воевода давал. Ибо тоже понимал, что без крепкого крестьянина жить здесь придётся в голоде. Да и ссуду он давал не деньгами, а как раз скотом да зерном для посева. Крестьянин же со своей стороны обязывался завести прочное хозяйство — поставить избу с сенями, баней и овином, да забором всё огородить, распахать пустошь под хлеб, под овощи и как следует унавозить землю.
Разумеется, на фоне подобных новосельцев бывшие бойцы Камского полка тут выглядели куда лучше. За счёт воинской добычи имелись у них и свои кони, и скот какой-никакой. Да и знаниями по правильному ведению хозяйства, многополью и севообороту, который они сами наблюдать могли в княжих вотчинах, с ними поделились тоже изрядно. Как и семенами того же дойника и клевера. А по весне товарищи по оружию пришли подсобить добротные избы пятистенки поставить, да с печами по белому, для чего из Княжгородка мастера с учениками вызвали. Мастер тот, кстати, печи сложил, вокруг огляделся, да и тоже решил тут остаться. А что, земли вокруг много, люди едут — работы непочатый край предстоит. Это сейчас тут бедно и голодно, а в скором времени станет людно и богато, а кто первым место застолбил, тот, как известно, и сливки снимает!
Так вот и родилась на земле сибирской первая русская деревенька из восьми дворов с многозвучным названием Первачи.
Но не всем сельская жизнь была по душе. Кто-то захотел осесть в самом городе, да ремеслом на жизнь зарабатывать. А что, согласно царской жалованной грамоты, отныне былую татарскую столицу Чинги-Туру велено было именовать русским градом Тюменью. По той же грамоте признавалась она столица воеводства Закамского, и даровалось ей своё городское уложение. А что за град без ремесла и посадских? Вот и порешила часть ратников стать горожанами.
Ну а полковая казна, как и в случае с будущими крестьянами, тут же выкупила для них места под дворы. Ведь, как говорили на Руси, "не купи дом, а купи место". Правда, ко двору прилагался лишь сам дом, а вот тын и хозяйственные постройки, что стоило тоже немалых денег, уже сам хозяин должен был ставить на собственные средства, но на эту тонкость люди внимания уже не обращали. Ведь свой, правильно выправленный двор дорогого стоил.
Кстати, как и в иной истории, оценив расположение Чинги-Туры, возведённой на вершинах холмов, образованных оврагами, русские розмыслы всё же решили изменить своё первоначальное решение и ставить свой город на новом месте. Русская Тюмень поднялась на берегу реки Туры, тогда как цитадель Чинги-Туры располагалась через лог на небольшом холме. Зато это позволило оставить в покое и старый ханский дворец, и мечеть, возведённую самаркандскими зодчими. Впрочем, долго им всё равно не простоять — уж слишком недолговечен сырцовый кирпич в сибирских условиях.
А где-то с месяц после Рождества прибыл сюда второй уже по счёту караван из Руси, в котором кроме продовольствия и новых поселенцев привезли и семьи решивших остаться в сибирской землице людей. Служба службой, а жизнь — жизнью, и у многих в полку были и свои семьи и даже уже достаточно взрослые дети. И вдовиц боевых товарищей (а таких тоже было не мало) поддерживали всем полком, сызмальства обучая их сынов ратному делу или ремеслу, коль у кого интерес к розмыльству просыпался. Понимали люди, что не всем же воинниками быть! Так что с приездом семей зазвучали в Тюмени звонкие детские голоса, показывая всем, что Русь пришла сюда всерьёз и надолго...
Весна в новом 1528 году выдалась многоводной, что пошло только на руку переселенцам: ставя свои избы, они учли излишне высокий паводок, и теперь Первачам не грозило никакое наводнение. Ну а на самой вершине холма построили, кроме церквушки, ещё и небольшую крепость с высоким частоколом и сторожевой вышкой. Места вокруг были дикие, да и в то, что побитый хан так просто смирится с поражением, никто не верил. К тому же вокруг хватало местных поселений, чьи жители тоже не всегда были рады пришельцам. Так что наличие хоть какой-то крепостицы было признано делом необходимым.
Зато от тех, кто ещё до прихода русских осел на землю и при этом не сбежал с воинами хана и не был настроен против новых соседей, будущие вольные пахари узнали много интересного: когда лучше всего пахать начинать, когда сеять, а когда — созревшее собирать. Оно ведь дело такое, хороший урожай от многих мелочей зависит. Так что, когда снег начал медленно сходить, освобождая стылую землю, принялись новоявленные сибиряки перебирать посевное зерно: тяжело ли на вес, не всплывёт ли в воде. К первому севу подходили со всем старанием. Заодно на сельском сходе, избрали своего старосту. Ведь в черносошной общине и староста и соцкие не назначаются сверху, от владельца земли, а выбираются самими общинниками, чтобы уже самим, на сходе, решать накопившиеся проблемы.
— Эхма, хорошо, — громко воскликнул Васька Гвоздь, лихо слетая со стропил на землю. — Просторы то какие. И землица добрая. Воистину оттяну оставшееся и тоже сюда приеду. Примите в общину-то?
Бывшие ратники, что вместе со всеми работали на строительстве, только хмыкнули в ответ. Гвоздь ведь не только воином был справным, но и в кузнечном деле понимал кое-что. Правда, тянуть служивую лямку ему предстояло ещё долго.
— А вообще нет, — сам с собой не согласился Гвоздь. — Вот пойдём на Искер, хана добивать — глядишь места получше отыщем. Там с парнями свою векшу и поставим.
— Балабол ты, Васька, — с усмешкой осадил его один из сибиряков. — Но в чём-то прав — землицы тут видимо, не видимо. На всех хватит. А теперь хорош лясы точить, до ночи надобно с крышей покончить.
Когда последняя изба в Первачах была доведена до конца, сибиряки устроили для всех большой пир. Для чего вскрыли бочки с привезённой из-за Камня медовухой и виноградным вином. Пили за всё: за новоселье, за ратную удачу, за будущие мечты. Здравницы звучали одна за другой. А поутру воины, оставив в селе запас пороха и пуль, поспешили в Тюмень, возле которой и квартировал Камский полк.
Сибиряки же занялись дальнейшим обустройством. Двор, конечно, хорошо, но и кроме двора у крестьянина дел и забот хватает.
Когда же земля основательно согрелась под солнцем, то они, бросив все остальные дела, вышли в поле на пахоту. Взявшись за уручины плуга (что вместо сохи выдавался всем воинским переселенцам, разоряя тем самым мошну князя, который таким вот образом пытался заставить помешанный на старине русский люд перенимать новшества), и, понукая конька, мужчины не спеша пошагали по будущей ниве, оставляя за собой сочный пласт поднятой земли.
Слава богу, под пашню пошли не совсем новины. Первый раз взорали тут землицу ещё по осени, аккурат перед заморозками и изрядно намучавшись. Что плуг, что соха — всё с трудом резало многолетнее дерновище. А уж корчевать пни и вовсе было деянием почти неподъёмным. Лишь с помощью волов да огня смогли они осилить часть отмерянной землицы. Остальную часть приводить в порядок придётся теперь лишь после пахоты да сева.
Кстати, к весне Первачи были уже не единственной русской деревней в сибирской землице. Поднялись чуть в стороне пятидворные Опоки, а по другую сторону от Тюмени трёхдворные Новины. Но Первачи с их восемью дворами и церковью так и оставались среди них самыми населёнными.
Впрочем, колонизация Сибири только делала свои первые шаги...
* * *
**
Яркое солнце заливало землю теплом и светом, сверкая в морской воде мириадами бликов. Мерно шумели волны, накатывая на берег, громко кричали чайки, кружащиеся над водой в поисках пропитания. Шелестели листвой деревья, высаженные людьми на границе песчаных дюн. А лёгкий дневной бриз охлаждал разгорячённые тела.
Андрей в сопровождении охраны медленно ехал верхом вдоль побережья, погружённый в собственные думы. Неделю назад в его доме в Балтийске, который при нём был назначен столицей Ливонского наместничества, состоялось собрание ведущих акционеров компании Южных морей. Хотя, конечно, ни государя, ни того же Шуйского-Немого, вложивших в дело достаточно средств, на нём не было, но ведь это не их дело, с купцами мелкие дела обсуждать. Да и в отличие от того же Руссо-Балта, Андрей, хорошенько подумав, больше не спешил распространяться о новой задумке, действуя в духе голландцев из его прошлого-будущего. Конечно, в отличие от них, ему не нужен был никакой Корнелиус де Хаутман, чтобы вызнавать у португальцев, как обстоят дела у главных торговцев на рынке. Просто потому, что основную информацию он знал и сам, а что не ведал, то выбили у пленников его пираты. Более того, произведя переоценку затрат, он понял, что ему не нужны сейчас и десятки инвесторов, так как денег аристократического пула и соратников для организации первой экспедиции вполне хватало. А уж подготовить её он сможет куда лучше, чем тот же Хаутман, которому пришлось полгода проторчать на Мадагаскаре, прежде чем пересечь Индийский океан. Правда, справедливости ради, стоит помнить, что до Корнелиуса никто из Соединённых Провинций ещё не путешествовал так далеко. Он был первым в тех водах! И да, его экспедиция, продлившись два года, в результате провалилась, но инвесторы, даже потеряв деньги, сделали иной вывод: корабли вышли в море, добрались до пункта назначения, достали кое-какие приправы и вернулись домой. И португальцы не смогли им помешать! А значит не стоит отчаиваться и стоит продолжать начатое. И они продолжили, захватив в результате в свои руки почти всю торговлю юго-восточной Азии. И возведя маленькую Голландию в мировые державы!
В этой же реальности подобный захват планировал совершить Андрей. Для чего ему нужны были даже не сотни, а тысячи кораблей. С которыми, как и с умелыми людьми, у него возникли большие проблемы. И если люди потихоньку нарождались, то вот кратно увеличить количество кораблей он долгое время не мог. И тут даже не в плотбищах было дело, а в количестве необходимого для строительства материала. До сих пор ведь, чтобы нарезать бревна на доски нужно было несколько человек и много терпения. Помните, как это процесс в фильмах про того же Петра показывали? Так вот на Руси всё было куда хуже: тут до сих пор доски тесали топорами, производя последующую доводку разного рода приспособлениями вроде рубанка или струга. Да, лесопилки, благодаря его стараниям, уже не были чем-то невиданным на Руси, но, как и в той же Голландии, не использовались для кораблестроения. Но попаданец на то и попаданец, что многое помнит, даже если специально не интересовался. А он как раз интересовался. И потому помнил, как с этой проблемой справился некий голландский владелец ветряных мельниц Корнелис Корнелисзон ван Уитгест (правда то, что он ещё и ван Уитгест, попаданец как раз и не помнил). А тот просто поставил силу ветра на службу голландскому могуществу, для чего сконструировал свой коленчатый вал, совершив тем самым революцию в строительстве кораблей. Ведь его технология позволила производить деревянные доски в тридцать раз быстрее, чем раньше. К тому же, одновременно с ростом скорости производства ещё и резко упала цена, отчего большие корабли стали обходиться намного дешевле. А рождение флейта с его полиспастами и прочей механизацией лишь закрепило это вне конкурентное преимущество голландцев окончательно!
Вот помня об этом, Андрей и захотел, как обычно, использовать чужое умение на собственное благо. Однако вернувшиеся из Голландии люди озадачили его сообщением о том, что ничего подобного они там не встретили, хотя обычных ветряных мельниц в стране хватало. А всё потому, что попаданец не учёл того, что шестнадцатый век он всё же большой, и данная революция в его прошлом-будущем произошла не в тридцатых годах, а в 1594. Так что сейчас о подобных технологиях не ведали даже в Голландии. А раз так, то грех не воспользоваться неожиданным преимуществом и не снять для себя все сливки, выбросив на рынок дешёвые суда. Причём для этого даже сильно ничего изобретать не нужно, ведь благодаря связям с мусульманским востоком, на Русь уже попала книга Исмаила ибн аль-Раззаза аль-Джазари в которой этот "да Винчи арабского мира" описал придуманный им коленчатый вал. Осталось только найти и научить розмысла, который и будет строить ветряные пильные мельницы. И дело в шляпе! Вот только количество технически грамотных людей на Руси даже после стольких лет просвещения было по-прежнему сильно ограничено, из-за чего от задумки до воплощения её в металле (точнее, в дереве) прошёл не один год. Но так даже получилось куда лучше: новый город, новое плотбище и новая технология. И никаких тебе тёрщиков, способных превратиться в луддитов! Это у Викола или Четвертака будет с ними головная боль, а у него, слава богу, нет.
Хотя вышеназванные мастера могли и не спешить с этим вопросом, ведь и по старым технологиям стоимость кораблей за тонну водоизмещения обходилась на Руси ниже, чем в той же Европе. С некоторыми странами так и чуть ли не в четыре раза ниже! Правда, доставка хорошего леса из-под той же Казани съедало почти пятнадцать процентов от себестоимости, но это было то неизбежное зло, с которым оставалось либо мириться, либо просто переходить на ливонский дуб.
Но всё равно задача стать этакой средневековой Южной Кореей, поставляющей корабли по всему миру, было для Руси делом вполне себе осуществимым. Недаром же Якобу Кетлеру для нечто подобного и одной Курляндии хватило.
Вот Андрей и ехал вдоль побережья, полный разных планов, родившихся в его голове после осмотра трёх поставленных мельниц. В конце концов, это Петруша с его головотяпством и вечным недоделом приучил русских функционеров строить некачественные корабли из сырого дерева, отчего их и не хотели покупать иностранцы. И испанская эпопея царского Военторга только подчёркивает это правило. Он же, помня, что спешка хороша лишь при ловле блох, всё делал по науке, отчего русские корабли получались вполне добротными. И пусть всякие там ганзейцы не очень-то спешили покупать их, считая русских всего лишь удачливыми выскочками, но ведь и мир не ограничивался только ими. А кораблестроение, как не раз уже упоминалось, это не просто квинтэссенция хай-тека, оно, как магнит, тянет за собой развитие десятков смежных производств. И развивая его, Русь просто по необходимости будет развиваться по пути страны производителя, а не сырьевого импортёра. Главное, чтобы не случилось как в послепетровской империи, когда в активную внешнюю торговлю могли только финны да ливонцы.
