— Высокое, — бросил мичман, сидевший ближе всего к шкафу.
— Отлично. Тогда в месте сражения остаётся отряд конт-адмирала Барбашина-второго и контр-адмирала Поповича. Задача — попробовать достать пушки. Но сильно людьми не рискуй, Ерофей. Сам же флот пойдёт к Борнхольму. Пора показать ганзейцам, что зря они всё это затеяли.
На этом большой совет был окончен, и его участники были приглашены к столу, дабы отметить удачный прорыв конвоя.
* * *
*
Ганзейский город Любек буквально бурлил и кипел. Давно уже у Ганзы не было подобных щелчков по носу. И это сразу после того, как они столь успешно для себя вмешались в судьбы сразу двух королевских домов!
Так что чему удивляться, что на осенний Совет прибыли представители даже тех городов, что позволяли себе часто "прогуливать" подобные собрания. И все они с праведным гневом в очах взирали на представителя далёкой Московии, что прибыл на совет Ганзы с предложением мира и торговли. Именно так: мира и торговли. Будто бы это не они сожгли ганзейскую эскадру в бухте Ревеля, потопили два корабля из другого ганзейского флота, а потом ещё и нагло захватили Рённе — столичный город на острове Борнхольм, отданный датским королём вместе с островом Любеку на пятьдесят лет в качестве оплаты за долги. И словно мало того, быстрым набегом они захватили ещё и принадлежавшую Любеку часть острова Поэль, чем взяли под контроль вход в порт Висмара. И теперь кулуарно пообещали ратманам, что готовы рассмотреть вопрос о возвращении этих земель либо датскому королю, либо тому, кто больше заплатит, если, конечно, Любек от лица всей Ганзы не пойдёт на уступки. Разумеется, любекцы подобной оплеухи сносить не собирались, вот только московиты оставили на островах сильные гарнизоны, да ещё и договорились с герцогом Мекленбургским о том, что он возьмёт поэльский гарнизон на содержание, за что ему отсыпали хорошую сумму в звонкой монете. И вот это последнее известие заставило уже мэрию Висмара сильно напрячься, ведь ни для кого не было секретом, кто помог Померанским герцогам разобраться со Штеттином, и как к своим ганзейским городам относится герцог Альбрехт.
Так что представители Висмара, видя чужие войска практически возле своих стен, немедленно вступили в переговоры со своим сюзереном и по их результатам уже в следующем году строительство так вожделенного герцогом канала начнётся в полную силу. Причём половину финансирования проекта, как и хотел герцог, возьмёт на себя город.
А ещё до ушей ганзейских толстосумов всё чаще стали доходить слухи, что на востоке Балтики с упоением вспоминают времена лихих братьев витальеров, для усмирения которых понадобились объединённые силы Ганзы и Тевтонского ордена. И всем было понятно, что слухи эти родились не на пустом месте и имели весьма многозначительный подтекст.
В общем, страсти в Совете бурлили не шуточные. Сторонники войны били, пусть и словесно, сторонников мира и торговли, а те, в свою очередь, били сторонников войны. Впрочем, тех, кто стоял за войну было всё же больше. Ибо многие осознали, что дикие восточные варвары не просто сожгли ганзейский флот, они ещё и позволили себе то, чего не могли многие короли и герцоги: разом по собственному хотению исключили из союза несколько городов, причём среди них были такие важные для его посреднической торговли центры, как Рига и Дерпт. Да, Ревель всё же остался свободен и верен купеческому союзу, но без ливонского леса и зерна он был более чем бесполезен. А если учесть, что и часть Финляндии нынче принадлежит восточным схизматикам, то как-то слишком много русских стало вдруг на Балтике. И уступить им сейчас, это показать слабость союза городов. А со слабыми никто не считается.
Вот только славные времена Аттердага давно прошли и потому на совете присутствовали и те, кто пытался остудить горячие головы. И главным их вопросом было: а как Ганза собирается помешать русским? Вновь введёт блокаду? Так русские лишь пожмут плечами и спокойно поплывут в Нидерланды сами. Господа ганзейцы как-то забыли, что на восточном побережье Балтийского моря нынче властвуют московиты, а не новгородцы, которые были куда более податливы на уговоры, а порой и на прямое давление. А раз блокада не выход, то что, атаковать теперь все русские конвои? Так ведь у русских есть свой флот. И тут как бы не узреть их корабли у ганзейских портов, как это уже случилось с Рённе и Висмаром. Или кто-то хочет почувствовать на себе все прелести штеттинской осады? И не забывайте, что нынешний ливонский наместник сам любит и умеет играть в морских разбойников. Причём он в этой ипостаси может стать куда страшнее витальеров. Но даже не это главное. А то, что совету давно уже известно: часть своих товаров русские везут из такого города, как Холмогоры. А кто-нибудь ведает, где он находится? Так вот, нашлись люди, кто всё же побывал в тех северных землях и смог кое-что выяснить. Увы, но так получается, что на пути из Персии много проще и дешевле попасть в Северную Двину, на которой и лежит городок Холмогоры, чем в Норовское. А это значит, что, начав блокаду балтийского побережья, ганзейцы сами заставят русских изменить пути следования как индийских товаров, так и своих из центральных земель, и те просто наладят их доставку в Холмогоры, а оттуда спокойно повезут уже в Европу. Да, это будет дольше, чем из Норовского, но зато безопасней. Ведь русские не ходят каботажем, они давно вышли в океан, а значит и ловить их на том пути будет куда труднее, если вообще будет возможно. То есть, пока здесь на Балтике весь русский флот будет громить торговое судоходство союза, сами русские будут спокойно набивать свою мошну, торгуя через северный проход. И уважаемые купцы, видимо, забыли, что стало с теми, кто уже пожелал поохотиться на русских в тех водах? Вот-вот: их всех перевешали, не разбираясь, кто там простой матрос, а кто знатный горожанин. Всех!
Ну и как вишенка на торте прозвучало грустное изречение, что русский император, это не обычный циркумбалтийский правитель, и он даже не почешется от ганзейских уколов, ибо ливонский наместник его о том и не побеспокоит. А посадить на русский трон своего ставленника, как Ганза не раз делала с датчанами, шведами и другими прибрежными правителями, или надавить силой, как на английского короля — это просто неисполнимое желание. Всей мощи союза не хватит, чтобы отбить даже ливонские города, не то что идти на Москву. Ганзе нужны союзники, способные выставить сильную армию. И такой союзник есть — это Польша и её король. Вот только у польского короля нет денег, чтобы оплатить войну с русскими. Зато они есть у Ганзы, которой прямое противостояние с русскими не принесёт ничего, кроме лишних растрат. И потому нужно сейчас соглашаться на предлагаемый мир, тем более, что русские ничего не требуют взамен, а позже начать воевать с ними чужими руками.
Разумеется, подобные дебаты шли вне присутствия русского посланника, но тому и не было нужды на них присутствовать, чтобы всё знать. И тут даже не столько Мюллих снабжал русское посольство информацией, сколько сами купцы. Точнее их слуги, которые много слышат и любят деньги. За десять лет русская разведка сумела пустить в столице Ганзы крепкие корни и теперь просто пожинала плоды своих утомительных трудов. Ведь право же, кто заподозрит в простой булочной разведывательный центр, а в румяном и добродушном толстячке-пекаре русского резидента. А то, что он некоторым слугам продаёт свою выпечку со скидкой, так мало ли чудаков на земле. Крамольных речей не ведёт, против города и патрициата не выступает, печёт вкусно и налоги платит исправно. Да, приезжий, так и что, он один такой что ли? Любек любит тех, кто приезжает к нему со своими деньгами, и это касалось не только купцов. Тем более, что право стать горожанином ещё никто не отменял. А раз сумел договориться с городским цехом, то живи и радуйся новый гражданин вольного города Любек.
Так что русская разведка чувствовала себя в городе вполне вольготно, действуя осторожно и зачастую за гранью морали, а в случае ошибки физически устраняя излишне преданных патрициям слуг. Что ж поделать, если городские улицы не такие уж и спокойные бывают? Зато теперь информация текла к ней сама собой и из разных источников, позволяя создавать более-менее целостную и правдоподобную картину, которую и передавали посольским слугам вместе с закупаемым ими хлебом. Ведь тяжёлый для немецкого желудка русский ржаной каравай новый пекарь научился печь одним из первых в Любеке и начал это делать именно для обслуживания приходящих русских судов. Это была та самая ниша, куда он первым залез и где обустроился. Многие тогда считали, что булочник разорится и долгое время были правы — накопленных денег едва-едва хватило в первые годы. Пришлось и в кредит к ростовщикам залезть, прежде чем булочная начала приносить стабильный доход. Зато потом пекарь среди уличан и вес набрал и связями оброс, хотя до сих пор говорил с едва уловимым, и даже немного смешным акцентом.
Так что русский дьяк не сильно удивился, когда Совет решил принять русское предложение о восстановлении статуса кво между Русью и Ганзой. И не верил, хоть и делал вид, в многочисленные слова о дружбе, мире и торговле. Зато бойко обсуждал всевозможные инициативы и особенно старался сблизиться с представителем польского Гданьска, говоря, что времена непонимания между городом и Русью давно прошли и стоило бы расширить торговые связи между ними. Ведь два-три корабля в год для такого бойкого порта это ни о чём. И Руссо-Балт, чьи интересы он тут представляет, хотел бы более существенных торговых оборотов с польским городом, потому как зерно нужно ведь не только западным европейцам. В общем, договорился, что зимой в Гданьск прибудут представители компании для более предметного разговора.
Зачем? Это долгий вопрос. Гданьск ведь во многом являлся конкурентом русским товарам. Так традиционным и серьезным предметом экспорта через него были меха. Также постоянно рос спрос на древесину, ведь это было незаменимое сырье для постройки кораблей, и на смолу, при помощи которой можно было законопатить суда, на древесную золу, которая была незаменимой в ткачестве ну и естественно на крупный рогатый скот. На этом город и богател, да так, что его доходы не уступали доходам королевской казны.
И всё же главным предметом вывоза с каждым годом всё больше и больше становилось зерно. Только в этом году его отгрузили двенадцать тысяч двести ластов (при этом гданьский ласт пшеницы составлял две тысячи четыреста килограмм, а ржи — две тысячи сто девяносто). И это именно из-за него вдоль реки на целую версту протянулся "остров зернохранилищ" с сотней зданий, вместимостью от двухсот до двух тысяч метрических тонн. И этот "остров" продолжал расти и расширяться.
А Гданьск не унимался. Благодаря многочисленным торговым агентам в польских областях, массе контор и удобству путей сообщения ему удалось постепенно подгрести почти всю хлебную торговлю под себя и мало-помалу начать вытеснять из неё штеттинских купцов, через которых вела свой экспорт Великая Польша и Галиция. Так что разгром соперника герцогами Померанскими стали для Гданьска весьма приятной новостью.
Правда, ложкой дёгтя стала для гданьчан польская шляхта. Выбив себе привилегии на беспошлинный провоз, они стали сами свозить своё зерно в город (используя, разумеется для этого своих крепостных), отчего движение по Висле значительно возросло. Но город немедленно купировал и эту угрозу, приняв закон, что никто не может торговать в Гданьске с иностранцами, кроме самих гданьчан, чем заставил шляхту продавать зерно всё равно своим купцам, пусть и значительно дороже, чем это вышло бы у той же Варшавы или где в ином месте.
Так что город продолжал расцветать, имея торговый оборот более чем четыре миллиона талеров.
Ну и вернёмся к вопросу: зачем русским иметь дела с таким конкурентом?
А затем, что этот поток было пока что не в силах Руси остановить. Но, как известно: не можешь предотвратить — возглавь. В конце концов, торговля с врагом это не двадцатого века изобретение. Да и воевал с Русью только польский король, как великий князь Литовский, ну и многочисленные польские наёмники, а сама Польша придерживалась вполне мирных отношений.
Так вот, раз этот торговый поток было не остановить, то уж возглавить-то было просто необходимо. Ибо это были огромные деньги, которые уходили в карман Бургундских Нидерландов, чей рост торгового флота обычно связывают с сельдью, которая ушла из Балтики в Северное море. Но как-то забывают тот факт, что плодились будущие голландцы в те времена очень даже хорошо. Так ещё в 1430-м всё население Фландрии составляло примерно 130-140 тысяч человек. А к 1500 году оно практически удвоилось, достигнув 226 тысяч и продолжило расти, превратившись к 1580-м годам в миллион. А поскольку страна была через чур урбанизирована, то росло и её городское население. Тот же Антверпен в 1473 году насчитывал каких-то пятнадцать тысяч человек, в 1500 году — сорок три тысячи, и к 1570-м — достигнет ста тысяч. И всю эту прорву людей надо было кормить.
Справедливости ради заметим, что в части интенсификации земледелия Бургундские Нидерланды тоже не стояли на месте и благодаря сложной и трудоёмкой технологии обработки почвы иной раз достигались урожаи до 17 центнеров с гектара (нет, средние, конечно, были меньше, но тоже вполне себе приличные), что для Европы того времени не просто много, а ох... как много. И всё же населению банально не хватало земли. И как следствие — рост цен на продукты питания и угроза голода. А жить-то хотелось всем!
И вот тут на горизонте появилась Ганза, сделав Балтику настоящим спасением для бургундских земель. С тех пор много воды утекло. Давно уже погиб Карл Смелый, его владения перешли в руки Габсбургов, а балтийские земли всё так же снабжали Нидерланды зерном и сырьём. Причём со временем голландцы сообразили, что посредники в этой торговле им как бы и не нужны, и стали искать прямой выход на поставщиков. Так началось проникновение нижнеземельских кораблей в Балтийское море, особенно усилившееся в конце пятнадцатого столетия, когда Дания и нидерландские города заключили союз. И если Любек и западные города Ганзы активно сопротивлялись этому проникновению, то Гданьск, Рига и Ревель приветствовали новых контрагентов, став на долгие годы для них основными портами вывоза. Экспорт зерна в постоянно растущие Нидерланды с каждым годом только увеличивался — с десяти тысяч ласт в 1500-м году до семнадцати тысяч в 1530-м, и до восьмидесяти тысяч в 1560-м.
А в качестве оплаты голландцы везли в Польшу и Ливонию французские товары, английские товары, ткани собственного изготовления, как очень хорошего качества, так и дешевые, прежде всего хорошо отбеленное полотно. Везли изделия из металлов и оружие, которого всегда не хватает. Везли товары из района Средиземного моря (куда моряки из Гданьска ещё не проложили дорогу) и из Нового Света. И всё это налаженное действо требовало одного: постоянного увеличения тоннажа нидерландского флота.
Вот только и строить корабли в Нижних землях тоже было не из чего. С деревом плохо, с пенькой и льном тоже. А значит, нужно закупать и эти товары! Причём и здесь главные поставщики, это опять прибалтийские страны — Швеция, Норвегия, Польша и Ливония (через которую торговали и русские купцы). Таким образом, в иной истории увеличение вывоза зерна в Голландию спровоцировало не только резкий рост Балтийской торговли, но и резкий рост голландского флота. Оцените цифры: с девятнадцати тысяч метрических тонн в 1500-м году до шестидесяти трёх тысяч в 1560-м.
