Да, Шигалей, обиженный в лучших чувствах тем, что пролетел мимо казанского трона, не нашёл ничего лучшего, как начал фрондировать перед государем. Василий Иванович, занятый войной на границах, долго терпел не умные выходки царевича, пока добрые люди не донесли, что "похвалялся Шигалей среди своих людишек тем, что царский титул московскому князю носить не надлежит. Ибо титул сей лишь истинным Чингизидам достоин". Подобного царь уже не стерпел и отправился повязанный оковами царевич вместо Касимовского стола в ссылку на Белоозеро. Однако больше самого хана пострадали его люди, которых отдали на дознание самым умелым палачам Москвы. Но ни огонь, ни дыба, ни иные методы, применённые к ближникам касимовского сидельца, не вырвали из их уст признаний об "измене" Шах-Али. Во многом каялись его люди, но только не в этом. Либо были они так верны своему сюзерену, что терпели любые пытки, либо "измены" и впрямь не было, а был оговор недругов касимовского царевича. Впрочем, и того, что они наговорили, вполне хватало, чтобы оставить царевича в ссылке в далёком Белоозере под суровым приглядом тамошних монахов. Ну а его людей, кто выжил при "дознании", просто и без затей покидали в глубокие ямы, заменявшие москвичам тюрьмы, и оставили умирать от болезней и с голода. И нет, их не морили специально. Зачем брать грех на душу? Просто в те простые времена о том, что у преступников есть какие-то права не ведали и содержали сидельцев за счёт милосердия посадских: дадут сердобольные люди еды — покормят, не дадут — будут голодать. Ну, или из семьи кто принесёт сидню тюремному поснедать. А откуда в Москве касимовские семьи, если их тоже по монастырям отправили? Вот и умирали вчерашние славные батыры и вельможи в полутёмных ямах на соломенных подстилках, голодные и опаршивившие.
Однако набег хана тюменского многое поменял как в судьбе хана касимовского, так и в судьбах его вассалов. Причём сама мысль посадить Шах-Али на тюменский стол пришла даже не Андрею, а Шигоне-Поджогину, который просто экстраполировал казанский метод на каспийскую проблему. А ведь, казалось бы, причём тут Тюмень и ближник государев? Так просто всё. Добиваясь того, чтобы хаджи-тарханский хан признал себя " братом молодшим", русский царь обещался оберегать его от набегов врагов. Однако постоянно держать в тех краях большой гарнизон было достаточно накладно, и вызывало раздражение у государя, едва разговор заходил о деньгах. А Русско-Персидская компания ещё не набрала тех оборотов, чтобы иметь свою армию. Зато купцам, как известно, для хорошей торговли просто необходимо знать всё о политических раскладах в тех землях, где они торгуют, вот начальник царских лазутчиков и ведал ситуацию, можно сказать, из первых уст. И не просто ведал, но и проанализировал и понял, что для того чтобы защитить взятого под опёку самим царём хаджитарханского хана, проще всего посадить "своего" хана где-нибудь неподалёку. И Тюмень, зажатая между шамхальством и ногаями, представляла из себя просто идеальный вариант.
В общем, найдя достойное, как ему показалось, решение, Шигона принялся нашёптывать государю, что надобно бы опального Шах-Али вернуть, да направить его энергию на решение истинно государевых задач. И пусть он делом докажет, что вправе носить титул хана. А то на казанском-то троне он себя правителем как-то не показал. Вот пусть и заступиться за обиду малолетнего хаджи-тарханского хана, а коль получится, то и Тюменский стол под себя заберёт. Раз он так хочет быть полновластным ханом — пусть будет! На Тюмень многие рот разевают, так что отложиться от тебя, государь, Шах-Али не посмеет — съедят его местные шамхалы да шахи, и косточек не оставят. Ну и я его без своего внимания не оставлю.
Андрей о подобной инициативе узнал уже когда Шах-Али из своего заточения вернулся и за ближника царского порадовался: Иван Юрьевич явно вырос как игрок в геополитических шахматах. Но всё же план его стоило слегка подправить. Ведь Тюмень Кавказская хороша не только с точки зрения войны, но и с точки зрения большого хозяйства она тоже весьма привлекательна. Плодородная долина Терека позволяла выращивать не только хлеб, но и различные восточные лакомства. А главное — там можно было высадить тутовник, на котором живёт шелкопряд. И тем самым завязать будущие шелкопрядческие мануфактуры не только на гилянский шёлк, чересчур подверженный колебаниям в русско-персидских отношениях, но и на тюменский.
А ещё Тюмень можно было сделать форпостом православия на Кавказе. Только тут действовать нужно будет осторожно, поступательно двигаясь от моря вглубь. И главным врагом на этом пути статет, как ни странно, Тарковское шамхальство, беспокойный сосед Тюмени, чьи шамхалы взяли на себя роль руководителей процесса исламизации Дагестана и окрестных земель.
Так что в гости к возвращённому из опалы царевичу они отправились вдовём.
Изрядно похудевший на монастырских харчах Шах-Али встретил приход двух могущественных вельмож настороженно. И поданые ему листы с исписанными условиями соглашения читал внимательно. Чтобы про него не говорили современники, но глупцом царевич не был и прекрасно понимал, что никто его на вольные хлеба не отпустит. Даже в такой дали, как Тюмень Кавказская, царские люди найдут, как его приструнить. Недаром же большую часть его ближников уморили в заключении. А ни один правитель не может усидеть на троне без команды преданных ему лично людей. Играя на противовесах между ними и иными центрами сил, умный правитель ведёт свою политику, глупый — служит марионеткой. Но сам-один не может править никто. А значит, ему придётся набирать себе новых людей, куда русский царь обязательно пристроит своих доглядчиков. Да и вот это требование разрешить строить православные церкви в местах компактного проживания христиан явно намекало, что такое проживание стоящие перед ним вельможи уж точно обеспечат. А русская церковь тоже работает на царя (уж он-то почувствовал это на собственной шкуре!).
С другой стороны, ему действительно стало неуютно на Москве. Ведь сладкая морковка в виде казанского стола ушла навсегда, а Касимовское ханство всё больше становилось бельмом на глазу у некоторых царедворцев, один из которых был как раз у него в гостях. Тюмень же Кавказская позволяла стать в глазах людей истинно полноправным властителем, тем более, что ему буквально прямо в глаза сказали, что он будет полностью волен в своих поступках, если только они не будут вредить интересам Руси. А значит, с помощью тех же ногайцев он может попытаться значительно расширить свои владения на Кавказе. И если это получится, то, найдя новых соратников и укрепив свою власть, он сможет потом уже по-иному поговорить и с русским царём, припомнив тому все обиды. Ну а пока можно и послужить чужим интересам, благо ничего нового от него и не требовалось.
И вот теперь, прибыв с русским посольством в ставку ногайского мурзы, шахалиевские люди охаживали его, предлагая Мамаю отложиться от заволжской части ногаев и образовать собственную Орду. Да, мирза не мог стать ханом, но ханом мог стать Шах-Али, Чингизид по роду. И как хан, он немедленно признает не мурзу, но бия Мамая своим беклярбеком. И не будет навязывать тому свою волю, так как собирается стать с его помощью ещё и ханом Тюменским, после чего Мамаевская Орда будет по своему желанию кочевать от Волги и до гор Кавказа, а Шах-Али строить своё ханство.
Надо сказать, что предложение застало мирзу Мамая врасплох. Да, он не ведал, что через каких-то два десятка лет его потомки сами придут к подобному решению, но как опытный политик, чувствовал, что Орда уже не была единой силой, а состояла из многочисленных уделов потомков великого Эдигу. Сильнейшим среди мирз в последнее время стал Саид Ахмед, а Мамай, благодаря собственным неудачам, находился в самом низу неписанного списка владетелей. И это сильно задевало его, как потомка Эдигу и сына бия Мусы. А ведь это он после смерти казахского хана Касима одним из первых возглавил борьбу за возвращение родных пастбищ. Но вся слава победителя досталась Саид-Ахмеду, который с помощью хитрости ловко перехватил бразды правления и отстранил его, мирзу Мамая, от верховодства в Орде. И это случилось как раз в то время, когда тот думал, что у него появилась реальная возможность собрать всё воедино. Причём, сам того не ведая, Мамай был в чём-то прав: центробежные силы истории, что в иной реальности и раскололи Ногайскую Орду на Большую и Малую, ещё не стали неодолимы и решительный вождь мог ещё многое исправить.
Но на их беду в игру вступили не только слепые силы истории, но и русские дипломаты, которым взялся помогать один неистовый попаданец, помнивший, что Ногайская Орда в этот момент стояла перед новым пиком собственного могущества, остановить или существенно ослабить который может только принудительный разрыв между её правителями. Русские строили свою игру на поле честолюбия и жажды власти — том поле, где начавший первым часто имеет неоспоримое, а порой и неодолимое преимущество. Тут, правда, главным секретом успеха было выбрать правильную фигуру для воздействия. А вот Андрей, хоть убей его, не помнил, кто там кем был. Но помнил, что Малая Орда, отколовшись от остальной Ногайской Орды, кочевала в предгорьях Кавказа. А поскольку в тех местах сейчас кочевал авторитетный и неуживчивый Мамай, то иной креатуры у русских просто не было.
Нет, всё же есть преимущество у знаний из будущего, даже таких вот отрывочных. Всё же распад любого государственного образования не происходит вдруг, как по мановению волшебной палочки. Его тенденции возникают и копятся годами, определяя вектор деяний исторических персон, хотя даже в самый последний момент решительный лидер способен изменить многое, если не всё. Вот окажись Ельцин на месте Горбачёва, ещё не известно, как повернулась бы история СССР. По крайней мере, свою решимость бороться за власть любыми методами он доказал уже в 1993, просто расстреляв Дом Советов, где засели его оппоненты, из танковых пушек.
И всё же всегда легче сломать то, что уже само готово сломаться. А Руси раздробление ногайцев на данном этапе было выгодно. Просто там, в иной реальности, это произошло само собой вследствии действий законов истории, и Русь порой даже не успевала реагировать на изменения в Степи. Теперь же ей было предложено не просто воспользоваться ситуацией, но и возглавить её. Конечно, чрезмерно консервативный и очень осторожный Василий Иванович не был готов к подобной революции во внешней политике, но тут, как ни странно сработал именно стереотип "деды так делали". Ведь отец Василия Ивановича именно что так и делал: садил "своего" Чингизида на казанский стол. Так что, опираясь на мощную фигуру Ивана Васильевича, Шигона и Андрей и смогли получить у государя его согласие, после чего и отправились в гости к тому, кто должен был стать исполнителем.
И вот теперь мирза Мамай слушал сладкие речи послов, что капали ядом на старые раны и тут же лили елей на владетельные мысли. За витийством слов стоял анализ разногласий между мирзами по поводу экономической и политической ориентации Орды, но упор всё же делался на личное. В конце концов, чем Чингизид Шах-Али хуже для мамаевских планов, того же Ислям Гирея? А вот Ахматович точно будет играть не под мамаевскую дуду. И это просто счастье, что Саид так долго думает о том, кто станет ханом. Но надо спешить, ведь место ногайского бия уже довольно долго пустует, а благодаря лживым слухам, что разносят люди Саид Ахмеда, далеко не все мирзы согласны видеть на нем Мамая бей Мусу. И если Саид Ахмед первым признает Ахматовича ханом ногаев, то заволжские ногаи уже не примут слова Мамая к сердцу. А Саид со спокойной совестью объявит его врагом и мятежником.
Мирза внимательно слушал чужие доводы, думал над ними, решал, прикидывал и, наконец, после долгих и томительных дней ожидания решился. Его, практически вождя всех ногаев, хитростью отодвинули на задворки. Что же, он покажет, что кто-то слишком рано списал его из своих раскладов. И вскоре по всем ногайским кочевьям понеслись мамаевские вестники, призывая признать Шах-Али ногайским ханом, а Мамая бием Орды.
Разумеется, стерпеть подобное Саид Ахмед даже не попытался. Орда вновь, как двадцать лет назад, встала на грань междуусобиц, чем немедленно собирались воспользоваться её соседи, боявшиеся и ненавидевшие мангытских биев, фактических узурпаторов древних царственных прав рода Чингисхана...
* * *
*
Никита Петров вернулся в родную Тарусу почитай через год после своего отбытия в персидскую землю. Дела заставили столь долго в чужедальних краях задержаться. Зато встречали его всеми семействами. Мать просто ткнулась в грудь, тихо радуясь, что единственный сын живой вернулся. Раньше вот так мужа встречала, теперь вот сына. И ведь по-иному не будет, такова она купеческая доля. Следом в объятья кинулась жена. Ту сжал с силой, аж до хруста, огладил по голове и плечам загрубевшей рукой.
— А ведь радость у нас, Никитушка, — заглядывая ему в глаза произнесла Дуняша. — Доченьку нам господь послал. Аграфеной окрестили.
— Что ж, родили няньку, — весело проговорил молодой купец, муж и отец, — родим и ляльку. Соскучился по тебе, ладо моё. Теперь бы в баньку да стол.
— Так истопилась уже, недаром служку прислал с письмецом, — рассмеялась Дуня.
Банька и вправду к тому времени настоялась, так что парился Никита с наслаждением, поддавая парку да исходя потом. Чертил сноровисто обхаживал зятя веничком, после кидались в кадку с натасканной ключевой и оттого холодющей водой, да снова лезли на полок. А потом распаренные пили пиво сидя на скамьях в беседке перед банькой, подсмотренной в своё время Чертилом у князя. А что удобная вещь получилась — от солнца крыша укрывала, а от людей кусты малины. Князь говорил, что в эллинских землях беседку лоза виноградная обвивает, но виноград в Тарусе не рос. Потому обошлись тем, что под рукой было.
— Как с Настенькой сложилось? — поинтересовался Никита судьбой старшей сестры Дуняши.
— Выдали замуж, — спокойно ответил Чертил. — Парень, как только её в церкви увидал, так и прислал сватов.
— А что же раньше не замечал, что ли? — удивился Никита
— А он не местный. Да и не купец вовсе.
— Как так, батько, вы же дочь хорошо пристроить хотели.
— Вот и присторили, — усмехнулся Чертил. — Парень тот городской харчевней заведует. Новой. "Крошка-картошка" прозывается. И не спрашивай, что за название, его, говорят, сам князь придумал. Теперь это целая сеть харчевен по всей Руси под патронажем сам догадываешься кого. Сначала думали не пойдёт дело-то, кабаков в Тарусе хватает. Ан нет, князь и тут всех удивил. Харчевня та не только для еды. Есть там и комнаты светлые для постояльцев, есть и развлечения разные. Певцы в ней целые состязания устраивают, а победителя гости выбирают.
— И что, нравиться певцам?
— А то, победителю целый алтын дают.
— А что за равлечения?
— Так вывешивают листок с различными новостями. А после рабочего дня его ещё и зачитывают для тех, кто читать не умеет. А там и что в ближайшей округе случилось, и что в городе и что в мире деется. Правда про мир с опозданием пишут, ну так пока та новость до Руси дойдёт. И для купца там много чего интересного. Особенно когда про цены пишут. Ныне в пятницу почитай в той харчевне купеческий день. Сидят, напитки пьют, про цены судачат да сделки совершают. Ну и игры разные. Для тех, кто хочет голову поломать — шахматы, для кого просто время скоротать — шашки или домино. Это игра такая, говорят из самого Китая завезённая.
