— Государев человек..., — начал возмущаться вскочивший с лавки Михаил Юрьевич Захарьин.
— А ты, Михаил Юрьевич, чужую глупость за служением не прячь, — тоже подскочил князь. — Что, те дворяне, что в мануфактуры вложились да с того живут себе припеваючи, не так же службу несут? А те, кто по-новому пахать землицу согласился, разве не больше хлеба собирают, чем те, кто всё по старине живёт? Так отчего у одних ум есть, а у других его нет? И почто вольный землепашец должен за чужую глупость своею судьбой рассчитываться? Может тогда уж ты, Михаил Юрьевич, мошной тряхнёшь да дворян на свой горб взвалишь?
— Ты чего несёшь, князь! Тут божий промысел для смерда, нашему разумению недоступный: родили тебя крестьянином, так чего на судьбу обижаться? Грех это! Мир так устроен: знатные люди правят, дворяне воюют, смерды на земле сидят и всех кормят.
— То не божий промысел, — пристукнул посохом о каменные плиты пола Андрей. — То людское устроение! Я вот ведаю, что ежели дворянин не понимает, как надобно хозяйством управлять, то ему никакая крепость не поможет. Насмотрелся на таких. Я в своих вотчинах уже с десяток лет по-новому хозяйствую, урожай обильный снимаю, а дворяне-соседи всё по старинке пашут, да плачутся, что земля у них родит плохо. — Тут, надо сказать, Андрей слегка приврал, так как его соседи в основной массе своей давно уже на его метод хозяйствования перешли, но по началу-то именно так всё и было. — А то, что зерно, рукой посеянное, растёт абы как, да ещё и птицы половину склюют, то своим умишком не доходят. Привыкли на подсеке жить и по-иному хозяйство не мыслят. А то, что дай землице обильный пар и она тебя за то добрым урожаем отблагодарит — то им в тягость понимать! Зато моим полям завидуют. Да потраву несут — мол, по колдовству так только может быть. Идиоты! И ты, окольничий, из-за идиотизма одних хочешь лишить воли других? Бунтов крестьянских хочешь? Восстаний супротив власти?
— Да что с тех бунтов, — усмехнулся молодой Бельский. — Дворяне мигом всех в капусту порубают.
— Ой ли, Дмитрий Фёдорович, — саркастично улыбнулся в ответ Андрей. — Аль не ведаешь ты, как всего пяток лет назад вся немецкая земля от восставшего крестьянства полыхала, а вооружённые смерды били своих рыцарей в хвост и гриву? Вся закатная империя напряглась, чтобы силу восставших подавить. И то пять лет старались. А вот гуситов и того больше, полвека давили. Ты подобного на Руси хочешь? Так не дай тебе бог, князь, узреть мужицкий бунт — бессмысленный и беспощадный!
То, что Бельские примкнули к Захарьиным, Андрея несколько удивило. Занимаясь политическими раскладами при дворе, он обнаружил интересную вещь: потомки татарской знати и потомки выходцев из Литвы как-то слишком крепко сдружились. И несложно предположить против кого. Недаром церковных бояр и княжат севера зятьями в их семьях встретить было довольно сложно. Подобное разделение было интересно для будущей схватки за регентство (ведь Василий Иванович не вечен, да и умер от болячки, которую излечить попаданец даже не будет пытаться, ибо сам не ведает как). Но причину, почему к этому союзу примкнули старомосковские бояре Захарьины, он пока не ведал. Ну не из-за легенды же, что их предок из Прусс вышел?
— Людей в крепость садить нельзя, продолжил он. — И десяти лет не прошло, как Собор решил, что православный в холопах быть не может и что же, в угоду дворянам то решение отменять?
— Так не вечная же крепость будет? — толи и в самом деле, а толи наигранно удивился князь Телепнев-Оболенский.
— Позволь тебе, Иван Васильевич, напомнить одну мудрость: нет ничего более постоянного, чем временное. Дворянам, особенно самым глупым из них, быстро понравится, что люди не смогут от них уйти, какую бы чушь они не делали. Сейчас ведь как: захотел взять больше положенного, крестьянин пальцем у виска покрутил и в Юрьев день отъехал туда, где лучше. А будет крепость — начнут дворяне сначала две, а потом и три шкуры с крестьянина драть. И побегут тогда людишки во все стороны.
— И то верно, — негромко крякнул Немой, вступая в спор.
Андрей, услыхав голос главы клана Шуйских, усмехнулся и опустился на лавку. Ой не зря он прибирал к рукам корчмы и подорожные харчевни. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке — народная мудрость не с потолка берётся. Подвыпившие клиенты начинали говорить свободнее, обсуждать самое наболевшее, а люди Андрея их слушали, кивали, да всё услышанное записывали. Так что о брожении в дворянской среде он узнал заранее. Как и то, что самые обнищавшие к кому-то из думцев за защитой пошли. Видать совсем служивых припекло, раз решились на такое. Потому что, если кто на Руси и был в это время последовательным противником закрепления крестьян, так это русские аристократы. И не верьте советским учебникам и на голову ушибленным русским либералам: поначалу русская знать в основе своей была против крепостничества. Ей, как это ни странно, было выгодно свободное перемещение рабочей силы и всё, что они хотели, лишь упорядочить этот процесс. А то ведь было время, когда крестьянин мог сорваться прямо посреди полевых работ, бросив поля на произвол судьбы. Появление Юрьева дня привело лишь к тому, что хозяин земли теперь был твёрдо уверен, что его поля будут вспаханы, а урожай собран. По сути это было этаким "страхующим пунктом договора аренды". И введение крепостничества плохо сказалось бы на их родовых вотчинах.
Но была и ещё одна причина, не осознаваемая любителями истории, ибо те, кто занимался этим вопросом профессионально как-то не стремились этот момент пояснять.
В общем, как известно, любое феодальное общество представляет собой сложную систему сдержек и противовесов, где из трёх главных составляющих — дворянство, простолюдины и духовенство, кто-то должен был быть ущемлён, ради покупки лояльности монарху. И выбор, обычно, делался на податное население. Вот только и сильное увеличение привилегий дворян тоже не способствовало централизации власти и процветанию государства. А потому монархи старались как могли оградить собственную власть от посягательств. Кто-то в этом вопросе опирался на города, а кто-то на мелкопоместных дворян. И вот тут-то и появлялась на свет эта вторая причина.
Увы, благодаря учебникам истории, люди с детства привыкли объединять русскую знать одним словом — дворяне. Вот только в шестнадцатом веке это было далеко не так! Дворяне и знатные люди вовсе не были одним сословием. Аристократия была аристократией, а дворяне — боевой дворней, которых она себе ровней не считала. Потому у дворян и не было почти никаких прав (кроме службы и возмездного держания) и привилегий. А вот у аристократов — были. И они за них стояли горой, противостоя любым поползновениям со стороны государственной власти! Причём в былые времена им в помощь было то, что армия любого русского княжества состояла именно из княжеских и боярских дружин, что приходили по зову правителя под его знамёна. И не всегда дружина государя была самой большой из них.
Однако ничто в мире не стоит на месте. И вот в годы правления великого князя Ивана III Васильевича на эти права знати было начато масштабное наступление. Которое велось столь выборочно и гибко, что знатное сословие не скоро почувствовало приближение опасности. Оно даже согласилось с доводами правителя, озвученными при создании дворянского ополчения.
Мол, бедный крестьянин — бедное государство. Когда денег в казне нет, сложно строить не то что могущественную, а хоть какую-нибудь единую страну. Так пусть крестьяне хотя бы содержат своих защитников! Так и была придумана поместная система и дворянство, при которой дворяне служат государю, а крестьяне — дворянам. Заодно такая пирамида позволяла сконцентрировать все ресурсы в одной точке, то есть на её вершине.
Это и вправду позволило государству довольно резко увеличить количество исполчаемых полков, что стало неприятным сюрпризом для соседей. Однако уже в правление нынешнего государя знать в полной мере осознала, что дворяне были созданы не столько для войны, сколь в пику ей. Теперь государь имел силу, с помощью которой он мог расправиться с любым аристократом, не смотря на все его богатства и дружину. При этом малые поместья дворян не позволяли им стать полностью самодостаточными, и потому они во многом зависели от воли царя. И были покорны ей. По крайней мере, на первых порах.
Ничего не напоминает? Вот именно, русские правители в борьбе с собственной знатью пошли по пути Польши, где короли в противовес магнатам тоже оперлись на мелкопоместную шляхту. Но в отличие от своих польских собратьев, русские государи за основу взяли не дружинников, владевших собственной землёй как вотчиной, а турецких тимариотов, с их условным держанием. И потому долгое время могли куда лучше сдерживать своих дворян от осознания собственной силы и выставления требований, как это сделала польская шляхта ещё в пятнадцатом столетии.
Вот только Андрей-то знал, что закрепощение крестьян даст дворянам время окрепнуть, а Смута подорвёт единство знати и позволит поместным потребовать от царя и Думы приравнять их в привилегиях к аристократии. И Романовы пойдут на это, после чего знатные люди из Рюриковичей, Гедиминовичей, Чингизидов и старых боярских фамилий и станут со вчерашней боевой дворней одним сословием. Не сразу, конечно, но грань между ними довольно быстро истончится и исчезнет, и уже при матушке Екатерине указ о вольности дворянской будет касаться всех: и титулованных, и не титулованных. И потомки тех, кого когда-то знатные люди не считали за ровню, будут сами с презрением смотреть на "крестьянина" или "сына поповского", что смогут вырваться своим умом и старанием из низов в верха. Но сейчас на дворе стояла первая половина шестнадцатого века, и знать была ещё достаточно сильна. Аристократия словно чувствовала надвигающуюся угрозу и была решительно против усиления дворни, пусть и служивой.
Потому и Андрей, только после попадания разобравшийся во всех этих реалиях, понимал, что противовес желаниям помещиков искать нужно как раз среди старых фамилий. Да, те же Захарьины по какой-то причине сейчас поддержали дворян, но вряд ли они готовы поддерживать их до конца. Скорей всего, как только мавр сделает своё дело, его вежливо (ну или пинком под зад) попросят удалиться. Потому князь кулуарно пообщался на тему возможных урочных лет со всеми думцами из клана Шуйских и смог убедить Немого, как самого авторитетного боярина, выступить против "безумства Захарьиных". Сам же он начал спор так сказать для затравки и как только в дело вмешалась тяжелая артиллерия, скромно присел на лавку, наслаждаясь процессом.
Да, князь Шуйский не любил много говорить. Но если начинал, то делал это очень красочно, умело цитируя Священное писание и старых книжников. В его лице явно умер великолепный оратор, но всё же чувствовалось, что князю слегка не хватает уроков риторики. Однако все эти учёные греки были где-то там, а здесь ему оппонировали такие же бояре-самоучки, на фоне которых Шуйский выглядел весьма эффектно.
Разумеется, просто так сдаваться Захарьины не собирались и выдвинули вперёд собственного тяжеловеса — Ивана Фёдоровича Бельского. Этот говорил хоть и менее красочно, но заражал слушателей своей харизмой.
Градус в палате постепенно нарастал, однако государь сидел спокойно, не пытаясь охладить спорящих грозным окриком. Казалось, ему по сердцу подобная брань. Даже митрополит и тот уже вмешался в спор. А Василий Иванович сидел себе и сидел, внимательно слушая выступающих. И только когда, казалось, думцы уже готовы были пойти в рукопашную стенка на стенку, царь шандарахнул посохом о ступени возвышения собственного трона и велел всем охладиться. Бояре и окольничие покинули палату, разбившись на кучки, вырабатывая стратегию на второй тур. И он не замедлил сказаться. Сытно пообедавшие, и хорошо отдохнувшие в послеобеденный сон, думцы с новыми силами ринулись доказывать свою правоту. Но обеденные кулуарные переговоры не прошли бесследно, и сторонники крепости по итогу оказались в меньшинстве. Так что урочных лет постановили не вводить, но и дворянам тоже смогли потрафить. Решено было дать им льготу в несколько лет, в ходе которых службу людно, конно и оружно будут требовать только с самого держателя поместья.
Правда, тем самым думцы не столько заботились о помещике, сколько закрывали вопрос "кадрового дефицита", внезапно образовавшегося на русских просторах. Территории, отнятые у Литвы, Ливонии и юга, а также изъятые из церковного держания организовали для правительства просто огромнейший земельный фонд. И даже то, что треть из него благодаря усилиям попаданца и сформированной им партии протокапиталистов была отдана под черносошенное владение, не помешала тому, чтобы не только все сыновья дворян, но даже почти все имеющиеся послужильцы были повёрстаны и испомещены на новых землях. Отчего и возник страшнейший дефицит тех, кого можно было выставить на смотрах. Льгота же давала помещикам время, чтобы безболезненно пережить этот период, пока не подрастёт молодое поколение.
Кроме того, чтобы привлечь дворян к ежегодной службе, Дума распорядилось "обелить" (освободить от податей) часть собственной запашки служилых людей. Ведь это поначалу основная масса поместных не имела её, а, следовательно, и не платила податей со своих усадебных хозяйств. Кроме того, в процветающем поместье первой четверти века помещик мог заставить крестьян оплатить "свой" налог за себя. Однако, чем больше проходило времени, тем меньше становились поместья, а барская запашка разрасталась, составляя уже от одной трети до половины всей жилой пашни. И такие платежи стали непосильны для крестьян, которые предпочитали не горбатиться на скупого поместного, а отъехать на новые земли или в большую вотчину. Так что "заморозка налоговых выплат" позволила бы помещикам разгрести свои финансовые ямы и слегка поднакопить жирок. Правда, реформа налоговой системы преследовала совсем другую, четко уловимую цель. Власти предоставили налоговые льготы в первую очередь и исключительно тем дворянам, которые несли государеву службу. Так-то в мирные годы помещик выезжал на охрану границ раз в два года. Вот в тот год, что его исполчали он бы и освобождался от налога на собственную пашню. То есть, не хочешь платить — добро пожаловать на береговую службу. А не хочешь платить постоянно — ходи в походы каждый год.
Понятно, что решения эти были скорее половинчатые, но иного пока придумать не могли. Ну не увеличивать же и вправду размер поместья. Земли-то, конечно, нынче хватает, но вот желание у властных мужей было как раз обратное. В общем, что делать с поместной армией, ещё предстояло думать и думать. Хотя у Андрея по этому поводу свои соображения давно уже имелись, но не думцам же озвучивать о вреде и бесполезности поместного войска, и взамен настаивать на появлении регулярных полков. Тут надо для начала государя уговорить, да, как будут говорить в будущем, пилотный проект запустить, на котором все тонкости и отработать. В том же Ливонском наместничестве, к примеру. К тому же, комплектовать новую армию можно ведь тоже по-разному: можно свободными людьми по найму (на что пошли Алексей Михайлович и сын его Фёдор, создав полки нового строя), а можно и подневольными, зато куда более дешёвыми в содержании, рекрутами (ну, тут, понятно, вновь отличился светоч русской истории). Вот только Русь, не смотря на все старания, всё же ещё не могла позволить себе сверхогромные траты на армию. И потому свои соображения Андрей пока держал при себе. До нужного момента.
