Приняв верительную грамоту с вислыми великокняжескими печатями, молодой махараджа не стал ходить вокруг да около, а сразу перешёл к деловой части переговоров. То, что прямо сейчас помощи он получить не сможет, его, конечно, не обрадовало, однако думал Джаяперкоса не только о сегодняшнем дне. Он прекрасно осознавал, что война с Демаком закончится не завтра, а португальцы оказались совсем не такими, как о них ходили слухи. Ни укрепить Бантен, построив в нём форт, ни разгромить Демак они суданцам не помогли. И теперь Прабу Суравишеса более сдержанно относился к союзу с любыми европейцами. Но свои планы он строил сразу на несколько лет вперёд. И если нежданные гости готовы были помочь ему в возвращении Бантена, то почему бы и не принять их помощь? И уж тем более, почему бы и не пообещать им место под Гостиный двор в Бантене, который сейчас даже не принадлежит ему? Если гости отобьют город — они докажут свою силу и с ними придётся считаться. Если же они ничего не смогут, кроме слов, то и он будет вправе не считаться с их желаниями.
В общем, хоть обе стороны и не добились того, о чём желали изначально, однако предварительные договорённости были всё же достигнуты, и переговоры можно было смело считать успешными.
Так что "посольство", одарив правителя Сунды богатыми дарами, спокойно тронулось в обратный путь, увозя с собой не только договорные грамоты, подарки и дорогие товары столичного рынка, но и схему городских укреплений, с указаниями всех вскрытых слабых мест. Так, на всякий случай. Как и описание сундского воинства, которое ни своим оснащением, ни своей организацией русичей не поразило. Полк морских стрельцов, на хорошо оборудованной позиции, пожалуй, сдержал бы атаку всей собранной махараджей армии. Вот только где его взять, полнокровный полк?
К возвращению "посольства" на эскадре всё уже было готово к отплытию, так что долго задерживаться в этих гостеприимных водах Гридя не стал, и Экспедиция тронулась, наконец-то, в путь.
Чтобы избежать лишних встреч, Григорий, основываясь в основном на словах князя, не стал проходить Сундским проливом, чтобы плыть по известным всем местным маршрутам, а сразу от Пелабухан Рату направился в открытый океан, тем самым нечаянно повторив путь Абеля Тасмана и Джеймса Кука (Дрейк и Эль Кано прошли сильно южнее, но о том в этом мире никто, даже попаданец, не ведал). Подхваченный южно-пассатным течением и попутными ветрами, русские корабли довольно быстро пересекли Индийский океан, по пути наткнувшись на уже открытые и описанные португальцами Маскаренские острова, которые поразили русичей обилием огромных сухопутных черепах и богатством мира пернатых, среди которых особо приглянулись своими вкусовыми данными невиданные нигде ранее птахи, весом своим доходившие порой до пуда. И их на острове было так много, что казалось, будто долины буквально кишат ими, причём птицы абсолютно не боялись людей, подпуская их к себе вплотную, отчего охота на них была всегда удачной.
Отдохнув тут и пополнив запасы воды и пищи, Экспедиция продолжила свой путь и вскоре прошла мимо южного побережья Мадагаскара, распугав по пути пару местных судёнышек. Глядя им вслед, Гридя лишь печально вздохнул и велел усилить наблюдение за морем, так как шанс нарваться на португальцев был теперь достаточно велик. Правда, поодиночке они тут редко ходили, предпочитая пересекать местные воды конвоями, подгадывая под муссоны, но в жизни ведь бывает всякое.
И, согласно законам Мерфи, всякое как раз и случилось.
Бухта, где встали на якорь корабли Экспедиции, была помечена на португальских навигационных картах просто как "место высадки с пресной водой". А также, как удобный навигационный ориентир для огибания коварного Агульхасского рифа для следующих на восток. И поскольку вода в тропиках тухла достаточно быстро, а впереди был ещё долгий путь, то Гридя не задумываясь решил посетить столь интересное место.
А оно и вправду оказалось довольно неплохим. Хорошая бухта, укрытая от материка горными хребтами, приятный климат, большие и малые реки, впадающие в океан. Здесь и вправду можно было неплохо отдохнуть, но Григорию, при взгляде на надпись на карте, отчего-то с первых мгновений было не по себе, и он велел двум из трёх кораблей нести постоянное дежурство, пока экипаж третьего набирает воду и отдыхает.
Это не сильно понравилось командам, но дальше глухого ропота дело не пошло, а потом и вовсе люди с восторгом вспоминали о дальновидности адмирала. Ибо на третий день стоянки в бухту неожиданно вошли два корабля под португальским флагом.
И эта встреча оказалась неожиданной для обеих сторон.
Дон Дуарте Пояриш, мужчина сухопарый, с костлявым лицом и пронзительно серыми глазами, происходил из древнего, но обедневшего рода фидалгу, что со времён принца Энрике полностью сосредоточился на морских экспедициях. Пояриши участвовали во всех открытиях, что совершили португальцы в океане, и только с да Гаммой их не было, так как оба рода враждовали с незапамятных времён. Но с той поры, как корабли да Гаммы открыли морской путь на восток, в Индию дон Дуарте ходил уже несколько раз, хорошо заработав не только на пряностях, но и на перевозке переселенцев. Которых брал сверх любой меры и списков (благо желающих отправиться в путь всегда было с избытком), и ради которых он даже пошёл на нарушение королевского указа, сняв с корабля часть занимавших много места пушек, столь нужного для людей. Причём снимал в основном самые тяжёлые орудия, так что формально его каракка оставалась неплохо вооружена.
Сейчас трюмы его корабля были забиты дарами Востока: перцем, гвоздикой, шёлком и прочими товарами. Вот только запоздалая буря, что обрушилась на возвращавшиеся в Португалию корабли, не только раскидала их по всему океану, но и нанесла его судну существенный ущерб. Под ударами стихии главная мачта "Аргоса" треснула и сломалась, а морская вода стала просачиваться в трюм через разошедшуюся обшивку. И дабы удержать каракку на плаву, его люди работали без передышки, откачивая воду насосом и черпая вёдрами, и постоянно молясь господу.
Так продолжалось двое суток, пока, наконец, шторм не начал ослабевать, а через прорехи в тучах не выглянуло солнце. Господь сжалился над ними, вот только в безбрежном океане они теперь остались в совершеннейшем одиночестве. Которое, впрочем, продлилось не долго. Уже на следующий день "Аргос", что неторопливо тащился к ближайшему берегу, догнала каравелла "Сан-Жерониму". Вдвоём стало уже поспокойнее, а под вечер на горизонте затемнел столь ожидаемый африканский берег. И Пояриш вновь поверил в свою счастливую звезду. А уж когда самый глазастый сигнальщик углядел возле берега стоящие корабли, вера эта значительно возросла. Вот только приблизившись, он понял, что на португальские суда эти корабли походили очень мало. А вот на береберийские шебеки очень даже сильно.
Русские португальцев, благодаря белеющим парусам и оптике, разглядели куда раньше, чем те их, но до времени ничего не предпринимали, надеясь, что те просто пройдут мимо. Однако к обеду стало ясно, что они держат курс прямо сюда и Григорий понял, что боя не избежать. Это в Европе подписывались и уважались договоры, и существовали дни мира, когда купцов не трогал никто, кроме пиратов, но уже за Канарскими островами царили совсем другие правила. Здесь был прав тот, кто сильней и любой чужой корабль рассматривался только как добыча. Если ты силён — нападай, если ты слаб — убегай! Рассчитывать на что-то другое в этих водах — верный шаг к гибели. И потому Фёдоров и Пояриш, не сговариваясь, стали готовить свои отряды к бою.
На стороне португальцев было большее водоизмещение, что давало больше пушек и больше людей для абордажа. На стороне русских — лучшая сплаванность отряда и единая артиллерия. Так что Григорий изначально поставил во главу своего плана манёвр и огонь, в то время как Пояриш, из-за снятой артиллерии, решил положиться на успешный абордаж. Капитан "Сан-Жерониму", не менее опытный, чем Пояриш, выслушав его доводы, тоже согласился с этим планом. Ну а то, что с чужаками можно разойтись миром, вопрос даже не вставал. Не для того их соотечественники бились в сражениях, чтобы всякий плавал в этих водах без их разрешения.
Так что, воспользовавшись дувшим почти в корму ветром, португальцы попытались зажать чужие корабли между собой, берегом и островом, что торчал каменной грудой на горизонте. Однако русские быстро разгадали этот немудрённый план и их шхуны, отчаянно кренясь, побежали вдоль берега, стремясь вывести уже самих португальцев на "плохой" ветер. Но и те тоже среагировали правильно, вовремя повернув вправо и поймав ветер уже в борт, вновь попытались зажать русских между собой и берегом. Вот только имея лучшую ходкость на острых курсах, русские всё же умудрились проскочить за португальский отряд и теперь, повернув оверштаг, сами пошли на сближение, вырывая ветер на себя.
И всё это время пушки на обоих отрядах молчали. А первый выстрел грянул с русской стороны.
Идущий во главе отряда "Новик" содрогнулся от пристрелочного выстрела и вскоре рядом с передовой каравеллой взметнулся султан воды. Произведя быстрые расчёты, больше основанные на личном опыте, главный пушкарь усмехнулся в усы и велел палить залпом. Благо волнения на море практически не было, а, значит, точность пострадает не сильно.
Окутавшись дымом, "Новик" выплюнул пять горячих подарков в сторону противника. Следом отстрелялись и "Витязь" с "Гриднем". Вокруг каравеллы взметнулся целый частокол всплесков, и даже вспухли яркие пятна попаданий. Португальцы тоже отстрелялись в ответ, но их слабосильные пушки не могли причинить шхунам никакого вреда на такой дистанции.
Стоявший на юте Пояриш рвал и метал, проклиная собственную жадность. Сейчас снятые в Лиссабоне тяжёлые пушки были бы очень кстати. Да и наличие у противника собственной артиллерии стало для португальцев неприятным сюрпризом. За прошедшие десятилетия они как-то привыкли, что мусульмане — их главные морские противники в этих водах — предпочитали строить сражения в надежде на абордаж, и в открытом море оказывались беспомощными перед манёвренными судами португальцев, избивавших их артиллерией, которой жители стран Индийского океана отчего-то пренебрегали. Так что это именно пушки и позволили португальцам отправить в нокаут арабскую торговлю и сделать португальский флот абсолютным хозяином восточных морей. Многочисленный и сильный, он служил главным гарантом неприкосновенности португальских колониальных владений и безопасности Индийских Армад. Потому что ни один европейский монарх не имел столько военных судов, сколько было в распоряжении короля Жуана III. И вот сейчас им впервые "посчастливилось" нарваться на тех, кто использовал в бою португальскую тактику. Этакая насмешка судьбы: португальцы понадеялись на абордаж (решив, что их противники, основываясь на своей тактике, сами пойдут на сближение), а неизвестные враги поставили всё на артиллерию. И стало ясно, что капитаны "Аргоса" и "Сан-Жерониму" изначально приняли неверное решение, а временная мачта "Аргоса" теперь ещё и мешала кораблю резко маневрировать. Хорошо хоть, что на "Сан-Жерониму" капитан не погнался за наживой и его тяжёлые пушки теперь оказались очень даже кстати.
Обменявшись залпами, враждующие отряды резко отвернули в стороны, разорвав дистанцию. Вот только встав по ветру, португальцы теперь шли прямо на берег и хочешь не хочешь, а им теперь придётся поворачивать, и поворачивать в сторону открытого моря, от которого они так опрометчиво удалились.
— Дон Родриго, — обратился дон Дуарте к одному из фидалгу, взятым им в экипаж лишь недавно. А до того сей рыцарь чаще ходил по европейским морям, и много знал об европейских флотах. А в том, что сейчас они столкнулись именно с кем-то из европейцев, дон Дуарте уже не сомневался. Да, он мог поверить в то, что местные моряки наконец-то осознали нужность пушек на кораблях. Но одно дело поставить пушки, и совсем другое — научиться их правильно применять. Враг же не просто палил в белый свет, как в копеечку, а умело сочетал манёвр и огонь. Да, ещё оставался шанс на осман, но флаги, реющие над шебеками хоть и были красными, но явно не принадлежали Порте.
— Слушаю, дон Дуарте, — Родриго уже был облачён в кирасу и весь горел в предвкушении скорого боя.
— Скажи, кому могут принадлежать эти суда. Я что-то не узнаю этих флагов.
— Ну, если это не кто-то из местных, то и в европейских портах они не частые гости. Хотя, погодите, сеньор!
Португальцы и русские, идя в галфвинд уходили от берега, постепенно сближаясь друг с другом и реющие над ними флаги иной раз раскрывались во всей красе.
— Санта Мария, — вскричал вдруг дон Родриго, поймав как раз такой момент и разглядев, наконец-то, чужой флаг. — Клянусь ранами христовыми, этот придворный недоносок теперь не отвертится от дуэли.
— Что за чёрт, сеньор?! — удивился Пояриш. Он хотел понять кто с ним дерётся, а вместо этого слушал о вызове какого-то бедняги на дуэль. Бедняги, так как дон Родриго был самым настоящим бретером и за его плечами было уже более полусотни дуэлей, с которых его противники в основном отправлялись прямиком на кладбище.
— Простите, дон Дуарте, это я об одном поручении, за которое на мою честь пало подозрение от самого короля. Конечно, я узнаю этот флаг, хоть он и вправду редок на морях.
— Ну и кто это?
— Поляки, сеньор. Красный флаг с белой рукой, сжимающей саблю. Подданные короля Сигизмунда.
— И союзники руа франков, — понимающе покивал головой дон Дуарте. — Теперь понятно, отчего они тут оказались. Видимо кто-то из франков им показал путь. Этим воронам не нравится наш успех. И им плевать, что папа подарил эти земли и воды нам. Что ж, надо преподать им должный урок. Как думаете, как скоро они пойдут на абордаж?
— Как только обездвижат нас. Пока мы способны встречать их пушечным залпом, они близко не сунутся.
— Что же, тогда попробуем приблизиться к ним сами, — кивнул своим мыслям дон Дуарте и вернулся к командованию боем.
Однако ситуация на море складывалась совсем не пользу португальцев. "Гридень", видимо имевший более чистый корпус и оттого более ходкий, вырвавшись вперёд, принялся быстро нагонять каравеллу. А сблизившись на достаточное (для его пушек) расстояние, принялся обстреливать её. Капитан "Сан-Жерониму" не стерпел подобного обращения со своим кораблём, особенно когда каравелла сотряслась от парочки попаданий и решительно переложил руль, выводя чужой корабль под бортовой залп. За что удостоился отчаянной брани от дона Пояриша, который первым понял, что произошло.
"Сан-Жерониму", изменив курс, несколько долгих минут, пока паруса вновь не выгнулись дугой, рыскал по ветру, потеряв ход. В результате залп его тяжёлых пушек пришёлся в кильватерный след шхуны, а приотставшие "Новик" и "Витязь" сумели достаточно приблизиться, чтобы открыть огонь. Совокупная огневая мощь трёх шхун намного превышала мощь "Сан-Жерониму", да к тому же они ещё и развили невиданную для португальцев скорострельность. Они просто ошеломили противника интенсивностью огня! На один залп "Сан-Жерониму" враг давал два, а то и три своих залпа. И вскоре количество стало переходить в качество. Так что к тому моменту, когда "Аргос" закончил разворот и двинулся на помощь избиваемой каравелле, дела у той стали плохи. Пояриш собственными глазами видел, как одно из ядер сбило грот и тот всей своей массой рухнул на шканцы, покрыв собой и палубу, и людей, словно саваном. Однако каравелла продолжала сражаться. А когда два её врага из трёх обратили своё "благосклонное" внимание на подходящий к месту боя "Аргос", капитан "Сан-Жерониму" даже воспрял духом. Но лишь затем, чтобы в бессильной ярости забарабанить по планширю. Уходящие к новому противнику корабли вовсе не бросили каравеллу и напоследок разрядились в её сторону полноценными бортовыми залпами. Под которыми "Сан-Жерониму" задрожал от носа до кормы. Причём стреляли они на этот раз не обычными ядрами, а двойными, скованными длинной цепью. Один такой подарочек упал недалеко от капитана, но перед этим он сумел натворить дел: порвал ванты и часть такелажа, отчего бизань-мачта, не выдержав давления ветра в парусах, с громким треском рухнула за борт, сковав "Сан-Жерониму" ход.
