При этом он рассматривал волинскую пивоварню не только как объект личного обогащения и финансирования любимого детища, но и как прообраз будущей транснациональной компании, что экономически свяжет между собой Русь и Померанию. А кроме того даст новый толчок к развитию его собственных стекольных заводов. Как? Да просто. Ведь сама История давно дала ответ.
Со времён, наверное, фараоновых известно, что производить высокомаржинальный товар выгодней, чем ширпотреб, но только до той поры, пока его производит один-два производителя. А если это начнут делать десятки, то произойдёт переполнение рынка и цены на него рухнут, разорив при этом и самих производителей. Это особенно хорошо показал 21-й век. Когда компании видели, что есть ниша с большим спросом, они начинали возводить предприятия под имеющийся спрос, не думая ни о чём, кроме прибыли. В результате там, где нужно было всего два-три завода, через какое-то время возникало целых восемь, потому что каждая компания планировала производство по-своему. И как итог получалось, что спустя короткий срок из восьми новых заводов в действии оставалось от силы пять, при этом работавших не на полную мощность и приносящих их владетелям совсем не те доходы, что планировались при их строительстве. А три и вовсе закрылись из-за нерентабельности, так что потраченные на их возведение ресурсы владельцы вынуждены были просто списать на убытки (если при этом сами счастливо избежали банкротства), и срочно искать новый рынок, где можно было отыграть хоть что-то из потерянного.
Вот что-то такое же со временем грозило и стекольному производству, если Андрей будет зацикливаться лишь на одних зеркалах. Всё же зеркала — это предмет роскоши, не доступный большей части населения, а при наличии дешёвой слюды и оконное стекло тоже ещё не могло стать в полной мере конкурентом на рынке. А потому производству нужен был такой товар широкого потребления, который бы позволял стекольным мануфактурам постоянно развиваться. И такой товар, проверенный историей, у Андрея был. Стеклянные бутылки!
Да, в начале 16 века розлив алкоголя по ним ещё не практиковался. Но как показала история, уже в 17 веке именно бутылки составят львиную долю всего стекольного производства, принося ему большую часть прибыли. Правда, разливали в них в основном вино, так как разливать пиво по бутылкам начали только в 19 веке. Но тут Андрей решил слегка ускорить прогресс. Для чего сначала наладил у себя поточное производство нужной тары, а уже потом стал вывозить её в Померанию, где и производился окончательный разлив. А в задумках оставались ещё и этикетки, которые бы печатались на русских типографиях и из русской бумаги.
Вот так по стечению обстоятельств и родился русско-померанский пивной гигант, у которого впереди будут века побед и приобретений. Причём изначально пивоварами в графской пивоварне работали исключительно кашубы, так как немцам князь не доверял. А всё потому, что даже здесь ему было, что предложить в плане технологий. Ведь средневековым пивоварам даже в голову не приходило, что в мире существует множество разных видов хмеля. Науке это стало известно только в 18 веке. А уж сведения про то, что хмель необходимо собирать примерно первого сентября, как можно скорее высушить, а затем держать в холоде, ибо именно так можно было сохранить его качество и получить от него максимум — и вовсе выглядели каким-то колдунством. За это можно было легко загреметь в "пивные ведьмы", которые по поверью людей уже веками губили пиво и жечь которых продолжали и в 16 веке.
Кроме того он помнил, что качество хмеля можно было определить как по внешнему виду и консистенции, так и по запаху, который может дать некоторое представление о конечном аромате продукта. И знал, что количество используемого хмеля зависело от количества несоложеного зерна в заторном чане и качества воды (конкретно по содержанию сульфатов в ней, но кем-кем, а химиком Андрей не был и таких тонкостей не помнил, да и повторить в этих реалиях просто не мог). Кроме того, чтобы сэкономить на количестве, хмель можно было предварительно измельчить, но от этого мог пострадать вкус пива, так что подходить к данной процедуре нужно было осторожно. Продолжительность варки тоже зависела от качества и крепости сусла и количества хмеля. При этом отработанный хмель мог стать источником инфекции, и его необходимо было как можно быстрее удалять от сусла. Обо всем этом средневековые пивовары знали мало, если вообще знали, за исключением того, что они могли усвоить методом проб и ошибок. Андрей же большую часть вопросов мог закрыть на собственном опыте. И потому волинское пиво получилось весьма достойным и недорогим в плане себестоимости по отношению к другим пивоварням. Но даже при таких раскладах оно всё же не сразу зашло в народ. И это при том, что опыты с пастеризацией не пошли дальше небольшой партии. Уж больно вкус у пастеризованного пива был для местных своеобразным, а хмель и сам по себе был неплохим консервантом, отчего пиво сваренное с хмелем и без того хранилось почитай до года, особенно если бочка была хорошо запечатана.
Однако грамотная рекламная компания (не по меркам, конечно оставленного за спиной 21 века) помогла ускорить процесс принятия, и вскоре волинский лагер стал встречаться всё дальше и дальше от места своего производства. Которое с каждым годом лишь набирало обороты.
В общем, графство от совместных проектов понемногу богатело, что вызывало у князя обоснованную озабоченность. Он ведь строил свои планы, основываясь на понятиях, которые в этом времени ещё не стали основой бытия. Да, пока он жив и в отношениях с Агнессой всё ровно — его планам почти ничего не грозило. Но дело не должно основываться только на подобном базисе. А капитализм как раз в эти годы терпел первое своё поражение. Итальянские города, вставшие на этот путь развития, из-за гремевших вокруг войн теряли своё значение, и во многих из них шёл откат к феодальной экономике и форме правления. Голландия же, которая и стала локомотивом капиталистических преобразований в его мире, пока что ещё даже не была "беременна революцией". Так что основы капитализма в данный момент истории (как и в его прошлом-будущем) затаптывались сапогом ландскнехта в Италии и только-только зарождались в голландских землях. А благодаря его деяниям, в этой версии мира ещё и на Руси. Но поскольку процесс этот был не быстр, то защиту своих европейских инвестиций он видел в обратной славянизации графства. Для чего и привлекал сюда не только кашубов, но и чехов, среди которых уже дали ростки идеи панславянизма, и русичей. А чуть позже собирался на правах отца, пусть и "крестного", забрать юного графа на Русь для воспитания его в нужных для Руси традициях.
В общем, Померания приносила ему не только доход, но и проблемы, решать которые предстояло прямо на ходу. Потому он и воспользовался оказией, чтобы не только насладиться прелестями Агнессы, но и держать руку на пульсе событий.
А вот в Осло (к тому времени уже официально вернувшей себе статус столицы) он заглянул уже по делам, но лишь как частное лицо, без верительных грамот и официальных подарков. Василий Иванович ещё не принял решения признавать ему или нет былого союзника королём Норвегии. Всё же на Москве именно Фридерик именовался пока королём Дании и Норвегии, и портить отношения с Копенгагеном без видимой выгоды здесь никто не собирался.
Однако Кристиан, заранее извещённый гонцом о скором прибытии князя, устроил тому торжественный приём в главном зале королевского дворца. Не смотря на то, что большая часть норвежских аристократов осталась верна унии с Данией, короля окружала пышная свита царедворцев, приближённых им к своей особе в ходе "похода за свободой", как уже стали именовать прошедшие события в народе. Почувствовавшие шанс на возвышение, обычные дворяне поспешили встать под знамёна Кристиана. И пока представители Ridderskapet думали, кого выгоднее поддержать, они уже замещали их не только во дворце, но и в Королевском совете, доступ в который простым аделям был до того закрыт. Ведь между рыцарством и обычными дворянами существовала значительная социальная дистанция.
Зато Кристиан, много времени проведший в Империи и набравшийся духа зарождающегося абсолютизма, решил воспользовался сложившейся ситуацией к собственной выгоде. Дело в том, что Королевский совет был высшим государственным органом королевства, состоявшим из представителей высшей светской и духовной аристократии, включая архиепископа. Но уже к 15 веку он стал в значительной степени независимым от короля, добившись права выбирать или признавать претендентов на престол, и требовать от каждого нового короля хартию о престолонаследии. Доходило до того, что Совет сам выбирал из своего состава правителей в качестве регентов, превратив тем самым Норвегию в прообраз дворянской республики. Однако сложные времена влекут за собой нетривиальные решения. А период борьбы за власть сложно назвать простым временем. Так что мириться с подобной вольницей Кристиан, помнивший удар в спину от датских дворян, отнюдь не собирался. И, пользуясь тем, что в среде норвежских аристократов пока что не было единства, он, не теряя времени, приступил к реформированию властной вертикали, опередив в том будущих реформаторов униатского королевства Кристиана III и Фридерика III.
В результате многие законы и решения, принятые на Королевском совете, были отменены, а в руках короля по итогу сосредоточилось куда больше властных функций, чем было до реформы. Впрочем, всё забирать он не стал, памятуя, что лучшее — враг хорошего, и аристократам кое-что всё же осталось, хоть они и утратили большую часть своих формальных политических полномочий. Вошедшие в Совет и в окружение короля представители простого дворянства были покорены страстными речами Кристиана и поддержали его предложения. А немногочисленные представители рыцарства, как и сам архиепископ Олаф Энгельбректссон, оказались не готовы к такому повороту событий и прежде чем начали фронду, всё было закончено. Король укрепил своё положение и чувствовал себя куда более уверенно. Если б только не вечная нужда в деньгах...
Король на приёме был сама любезность. Благосклонно принял дары и, быстро покончив с официальной частью, отпустил свою свиту, пригласив всех на вечерний пир, после чего пришло время деловых разговоров.
И если Андрей собирался говорить только об экономике, то Кристиан больше упирал на политику. Дело в том, что изменение в истории теперь пошли не только там, где в ход событий вмешивался попаданец. Слишком много бабочек было затоптано за последнее десятилетие. И стоит ли удивляться, что многие события теперь писались совсем по иному сценарию. В Германии, к примеру, уже пролилась первая кровь между католиками и протестантами, и призрак Шмакадельской войны замаячил над Империей на несколько лет раньше, да ещё и в самый трудный период османского вторжения. А на Балтике поднял голову мекленбургский герцог-авантюрист.
Нет, Альбрехт VII Красивый и без всяких попаданцев не сидел на попе ровно и метил то на датский, то на шведский престол. Просто ситуация всегда складывалась как-то против него. Однако едва до Мекленбурга дошли сведения, что беглый король Кристиан с триумфом вернулся на норвежский престол, как в голове у герцога созрел дерзкий план. В конце концов, он ведь ничем не хуже ни Кристиана, ни Густава, ни Фридерика. Однако его голову по-прежнему украшала лишь герцогская корона! Потому как в своё время Любек не признал его кандидатом на датский престол, поставив на другого. Так что сейчас, воспользовавшись намечающейся скандинавской междоусобицей, он собирался откусить от датского королевства изрядный и довольно лакомый кусок. А точнее Сконе — жемчужину Скандинавских земель.
Вот только на Сконе зарился не только он. Кристиан тоже спал и видел её в составе своих владений. Да, втягиваясь в подобную авантюру, он опасался возможных последствий, однако при этом прекрасно понимал, что более выгодного случая прирастить собственные владения вряд ли представится. Густав завяз в мятежах, а земли Фридерика раздирали религиозные страсти. Мекленбургского-же герцога можно было не воспринимать всерьёз, ибо у того денег было ещё меньше, чем у Кристиана. Оставался Любек. И это было главной проблемой в его раскладах. Да, ему можно было пообещать торговые преференции в новоприобретённых землях, после чего Ганза, скорей всего, просто закроет глаза на его самовольство. Беда только в том, что между ними была не просто неприязнь, а самая настоящая вражда. Жестокая и оттого нелогичная по своей сущности. Так что договориться с Любеком он даже и не надеялся, и потому, не желая отказываться от собственных планов, остро нуждался в союзниках. И в душе лелеял надежду, что ими станут русские. Ведь ему было, что им предложить.
Всё-таки Зундская пошлина давно набила оскомину всем, кто ходил в Балтику и обратно, а ведь побережье Сконе является одним из двух берегов этого самого Зунда. И раз он уйдёт из рук датского короля, то с какого бодуна кто-то будет платить тому грабительские пошлины, если можно будет воспользоваться водами другого государства? А хабом вместо Копенгагена можно будет использовать ту же Ландскруну. А что, гавань там удобная, остаётся лишь построить укрепления и всё: знай себе получай с купцов плату за безопасную стоянку и оснащение судов перед дальней дорогой. Тем более что Ландскруна славна тем, что в своё время до последнего поддерживала свергнутого с датского трона Кристиана.
Андрей, выслушав доводы короля Норвегии, с одной стороны был бы рад заключить подобный союз, но с другой был ограничен как политически, так и финансово. Да, деньги после прихода Гриди у него имелись, но он давно нашёл им куда более выгодное применение, чем поддержка скандинавских разборок. Но и просто отказать тоже не мог. Потому как уж больно выгодное предложение делал король. Хотя и не без личной выгоды, ведь фактически получалось, что он хотел обменять отдаваемый русским практически безлюдный Финмарк на куда более обжитую и благоустроенную Сконе. И притом за русские деньги! Причём Андрей уже даже не ведал, что можно было взять с Кристиана за это. Ну не Исландию же в самом деле просить. Нет, в будущем Исландия станет важным фактором на пути между Америкой и Европой, но до той поры ещё не один век ждать.
А король под конец разговора уже прямо намекал на спонсирование его войны. Войны, одержать победу в которой он вряд ли мог. Ганза не даст возвыситься "узурпатору", а вновь сталкиваться с ганзейцами в прямом противостоянии Андрею не хотелось, ибо это было выгодно кому угодно, только не Руси. Ему и прошлого раза вполне хватило. Это просто повезло, что купцы вовремя не среагировали на те изменения, что произошли в русском мореходстве. Однако нынче драка с ними вряд ли будет столь же лёгкой: ведь что-что, а делать выводы немцы умеют. Хотя, конечно, совсем бросать Кристиана под ганзейский каток он не собирался. К тому же у него был идеальный кандидат для помощи норвежцам — Северин Норби. Знаменитый страх и ужас ганзейских купцов. За прошедшие месяцы князь сумел убедить Василия Ивановича отпустить присягнувшего ему датчанина к старому сюзерену. И поверьте, это было отнюдь не лёгкое дело. Василий Иванович не любил отпускать иноземцев, и в иной истории тот же Норби, прежде чем уйти на службу к Карлу 5, несколько лет отсидел в московской темнице. И только прямая и отнюдь не единичная просьба императора смогла вытянуть его оттуда. Но Андрей недаром столько времени провёл при дворе и научился уже определять момент, когда и где наступает "нужное время и нужное место", чтобы обращаться с просьбами к государю. Так что Норби, который ещё не рассорился с Кристианом, как это было в иной истории, был отпущен царём на все четыре стороны и теперь судорожно собирал по всей Северной Европе наёмные отряды, собираясь вернуть обратно то, что у него отняли ганзейцы — остров Готланд. Ну а откуда у беглеца появились деньги лучше не спрашивать. Висбю ведь ещё со времён легендарного Садко русичей интересовал. Так что в случае удачи в этом древнем городе вновь бы возродился русский гостиный двор, отбрасывая назад все успехи Ганзы за последние две сотни лет.
