| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ты еще вспомнишь нашу встречу... В другой жизни... — и добавил неразборчиво еще какие-то слова на чужом языке.
— Сомневаюсь, дружище... — почти дружелюбно оскалился Ла Мана. — Ты ведь сейчас отправишься в рай... Ну а я...Я вряд ли туда попаду...
— Я не убиваю безоружных... — проговорил Юстэс и кинжал глухо ударился о палубу.
Но пленный вдруг упал на колени и, схватив брошенный им нож, вонзил лезвие себе в грудь.
— Вот мерзавец!.. — Ла Мана покачнулся и смачно плюнул в лицо самоубийцы. — Перехитрил ме...— договорить он не успел — кулак Гилленхарта запечатал ему рот.
Дюжина пиратов мгновенно повисла у юноши на плечах, со всех сторон посыпались удары.
— Оставьте его!.. — прохрипел капитан, вытирая разбитые губы. — Он — теперь мой...
На мокрой палубе образовался круг. Внутри него остались трое — один мертвый, и двое, готовые последовать за ним... Лица людей в неверном свете факелов казались мордами чудовищ, — Юстэс понял: выхода из этого круга для него не будет. Но ему все равно. Честь дороже жизни...
В руке Ла Маны появился длинный нож. Первым же выпадом он рассек юноше кожу от правого уха до подбородка. Толпа плотоядно заурчала. Боль вернула Юстэсу его обычную осторожность и ловкость: безоружный, он кружил вокруг противника, не давая ему приблизиться к себе, а сам незаметно подбирался к телу безымянного самоубийцы. Капитан не сумел вовремя разгадать его маневра и Гилленхарт резким движением вытащил кинжал из груди погибшего — теперь их шансы уравнялись. Живое кольцо затаило дыхание...
Волны швыряли корабль из стороны в сторону — волнение на море все усиливалось; шквалистый ветер злобно рвал паруса, хлестал дождь, но люди, собравшиеся на палубе, не замечали ничего: поединок поглотил все их внимание. Корабль все глубже зарывался носом в бушующие волны и все тяжелее было ему вырываться из их жадных объятий, но две человеческие фигурки кружились и кружились в странном танце — резкие движения танцоров венчались блеском стали и, словно их продолжение, вспарывали черное небо хвостатые молнии, будто и там в тучах кто-то дрался не на жизнь, а на смерть...
Ла Мана был сильным и страшным противником — куда более ловким и опытным, чем его юный соперник, но Гилленхарту удалось полоснуть капитана по груди, чуть пониже ключицы.
Неглубокий порез, оставленный ножом рыцаря, тотчас стремительно удлинился, точно кто-то изнутри рассек ставшую ненужной оболочку человеческой плоти, и наружу через страшную рану вывернулось нечто, похожее на огромного скорпиона. Остатки туловища капитана болтались у чудовища на спине, будучи с ним, по-видимому, одним целым — и голова Ла Маны хохотала и извергала поток проклятий, а его руки продолжали сражаться, разя налево и направо. Исчадие ада заревело, перекрывая шторм, и рядом с Юстэсом в палубу вонзилось лезвие страшного хвоста. Люди бросились врассыпную, чудовище хватало их и ломало клешнями; иные в ужасе прыгали за борт — смерть в морской пучине лучше объятий порождения мрака...Раскаты грома и грохот волн заглушали вопли несчастных, и лишь один только недолгий звук перекрыл буйство стихии: то со страшным треском подломилась и рухнула мачта, перебитая одним ударом свирепого создания. Гилленхарта задело ее обломком и последнее, что он увидел во вспышке молний, проваливаясь во тьму, была гигантская клешня, занесенная над его головой...
* * *
* * *
* * *
* * *
... Утром третьего дня выспавшееся солнце лучами-пальцами пригладило обиженное море, разогнало тучи, посадило ветер на цепь — и в мире наступило затишье. Потрепанный бурей остов пиратского корабля сносило течением к югу.
Юстэс очнулся от нестерпимой жажды. В голове непрерывно гудел колокол. Он попытался подняться на ноги, но обнаружил что крепко прикручен веревками к основанию разбитой мачты.
— Э-эй... — он думал, что кричит, но из пересохшего горла вырвалось хриплое сипенье. — Воды...
Палуба была пугающе пуста — среди зияющих пробоин только обломки и мусор. В канатах над его головой нежно и тоскливо пел ветер. Он приподнялся: за качающимся бортом подернутое мелкой рябью море... И пусто, пусто, пусто, — словно он один на белом свете...
Гилленхарт стал грызть веревки. Возможно, во время шторма они спасли ему жизнь — ведь всех остальных, похоже, смыло за борт, — но теперь эти путы могли стать причиной его гибели, если он не сумеет от них избавиться. Обессилев, он ложился лицом вниз и слизывал с досок палубы соленые брызги, потом снова принимался за веревки, — чем ему еще было заняться? А корабль-могила плыл себе дальше, беспечно отдавшись коварным волнам, что так ласково лизали теперь его крутые бока...
Ближе к полудню из чрева истерзанного судна послышались какие-то шорохи. Юстэс насторожился. На палубу, шатаясь, выполз человек. Не обращая внимания на привязанного, он со стоном распластался на теплых досках, нагретых солнцем. Вскоре к нему присоединилось еще шесть или семь пиратов — все, что осталось от команды. Последним, щурясь от яркого солнца, поднялся капитан. Хмуро оглядевшись по сторонам, он уверенно направился туда, где лежал Гилленхарт.
Подойдя к нему, он достал из-за пояса кинжал и перерезал веревки, опутывавшие пленнику руки. Юстэс сел, прислонившись спиной к основанию мачты и растирая затекшие кисти. Ла Мана присел напротив на просмоленную бухту каната. Несколько минут они молчали, разглядывая друг друга. Из прорех когда-то белоснежной шелковой рубахи на груди капитана виднелся уродливый багровый рубец шрама толщиной в руку.
— Я убил бы тебя... — произнес наконец капитан, так словно речь шла о чем-то незначительном.
Юстэс молчал. Капитан принялся чистить кинжалом ногти.
-... но я хочу знать, кто ты... — и лезвие уткнулось юноше в горло.
Юстэс сплюнул — слюна была окрашена розовым: он сильно натер десны и губы, пытаясь освободиться от пут.
— Отвечай!.. — неожиданно взорвался капитан, теряя самообладание.
— Что ты хочешь услышать? — равнодушно пожал плечами Юстэс. — Мне нечего тебе рассказать...
Глаза капитана превратились в узкие щелочки. Он машинально провел пальцами по груди, ощупывая шрам.
— Что же ты сделал со мной? — спросил он тихо. — Что?!
Несколько человек подошли к ним поближе, с интересом прислушиваясь к разговору.
— Пошли вон! — рявкнул капитан. — Быстро все по местам!..
Любопытствующие тотчас разбежались и затаились кто где. Никто, однако, и не подумал заняться делом.
-Той ночью, когда я превратился в чудовище... — не глядя на юношу, заговорил капитан, словно бы обращаясь к самому себе, — ... мне было хорошо... Очень хорошо... Я чувствовал себя сильным и... бессмертным... Мне вдруг показалось... — он задумался, подбирая слова, — показалось, что я — обрел себя. Настоящего... Стал таким, каким и должен быть... — из его груди вырвался вздох сожаления. — А сейчас мне — чертовски хреново... — неожиданно сварливо закончил он. Схватив юношу за грудки, он с силой притянул его к себе, и вглядываясь в его глаза, прошептал:
— Я — боюсь!.. Я — не хочу превратиться снова... — Юстэс вдруг обнаружил, что у капитана нет зрачков — из глазниц Ла Маны сквозь выпуклую и влажную оболочку смотрела Темнота. -Что ты сделал со мной?!
Гилленхарт с силой оттолкнул противника и вскочил на ноги. Ла Мана выпустил его и тоже поднялся.
— Я здесь ни при чем... — хрипло рассмеялся Юстэс. Суеверный страх капитана забавлял его: и этот злодей чего-то боится!.. Он вспомнил вдруг глаза пленника и его странные слова: — Тебя прокляли! — сказал он и смачно плюнул прямо в лицо пирату.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но в дело вмешался коротышка, — тот, что советовал Харди избить пленника:
— Капитан!.. — хнычущим голосом сказал он, неожиданно возникнув за спиной у Ла Маны, — мы приближаемся, капитан...
Ла Мана, немного помедлив, с сожалением опустил сжатые кулаки.
— Ладно... — пробормотал он, — разберемся после... Глаз с него не спускать! — прикрикнул он на коротышку, отвешивая ему оплеуху. — Головой мне за него отвечаешь!.. — и чуть не бегом отправился на мостик.
Коротышка злобно взглянул на Юстэса и погрозил тому костлявым, но увесистым кулаком:
— Я тебе это припомню, сопляк... — зловеще пообещал он, точно это Юстэс ударил его.
Юноша молча двинулся на задиру. Но Коротышка, едва достававший ему до локтя, и не подумал испугаться: его верхняя губа дрогнула, обнажив мелкие острые зубы, и зарычав, он неожиданно высоко подпрыгнул вверх и обеими ногами нанес Юстэсу страшный удар в лицо...
Когда Гилленхарт снова сумел подняться на ноги, Коротышки и след простыл. Но Юстэс и сам тут же забыл о нем: не далее, чем в полумиле из воды вздымалась огромная каменная арка. Прямо над аркой стояло в зените солнце, но еще одно, только зеленое, он ясно видел в каменном проеме. Вокруг загадочного сооружения, кипя, бурлили огромные водовороты, жадно затягивая под воду острова плавучих водорослей и обломки разбитых кораблей, коих тут плавало множество. Неумолимое течение вод несло истерзанное судно прямо к гибельному месту...
Завороженный невиданным зрелищем, юноша поднялся на мостик. Остальные уже были там. Никто не проронил ни слова. Ла Мана стоял у штурвала, крепко сжав рулевое колесо. Жилы на его лбу, покрытом мелкими бисеринками пота, вздулись, крепко сжатые губы побелели, — лик капитана был страшен, но спокоен той отрешенностью, какая порой возникает у человека, когда грань между жизнью и смертью становиться тоньше волоса...
...Белопенные буруны на воде все ближе и ближе... Подводное течение рвет штурвал из рук капитана, пытаясь направить корабль туда, где вращаются гигантские водяные валы ... Невыносимый грохот оглушает людей, ледяной страх сковывает их члены... И кажется им, будто кто-то огромный хохочет, сотрясая небеса: "Безумцы! — куда вам тягаться с буйством взбесившихся волн!.." ... Но капитан наваливается на штурвал — на его руках вспухают в оплетке вен узлы мышц, лицо искажают судороги, он что-то кричит, — и из последних сил уводит корабль в сторону ... Казалось, спасение близко, но деревянную скорлупку подхватывает новая мощная струя и несет ее прямо на каменные своды арки, откуда смотрит на них чужое зеленое светило ... Люди замирают, ожидая неминуемого столкновения, но рука капитана вновь отводит корабль от гибели, уверенно направляя его прямо к зеленому солнцу, — к жизни...
И вот все стихло... Юстэс, как и другие, невольно оборачивается назад: ни арки, ни водоворотов... Вокруг расстилаются спокойные темные воды; впереди, в вечереющем свете, — редкие огоньки... Корабль медленно входит в устье незнакомой реки, ее берега поросли густым лесом... Тишина и усталость заставляют людей понизить голоса, они перешептываются, настороженно и внимательно вглядываясь в проплывающие мимо зеленые кущи, — как-то встретят они измученных скитальцев?.. Но как бы то ни было, ясно одно: с Петром-ключником обитатели корабля встретятся немного позже...
* * *
* * *
* * *
**
... Все-таки взрослые — странные люди. Как быстро забывают они то, что так хорошо знали в детстве! Загадочное происшествие на Кухне у Гилленхартов — лишнее тому подтверждение.
Рэг Шеридан, убедившись, что его приказы не возымели на подчиненных никакого действия, решил зайти с другой стороны: отлучившись часа на два, он вернулся во главе компании из нескольких весьма занятных особ. Среди них была низенькая женщина необъятной толщины, высокая носатая старуха с сердитым лицом, молодой человек с туманным взором и розовыми волосами, солидный господин во фраке и цилиндре, и еще несколько человек. Все они были представителями довольно прибыльной в Городе профессии: без лишней скромности именовали себя колдунами и магами. Бабушка, впрочем, обычно называла их попроще — шарлатанами...
Уяснив суть происходящего, гости начали действовать.
Первым за дело взялся господин во фраке. Промучившись с полчаса под язвительными взглядами коллег по цеху, он был вынужден отступить, изящно объяснив неудачу неблагоприятным расположением звезд и тому подобными тонкостями.
Под гипнотическим и недвусмысленным взглядом розоволосого юноши Дуния сотоварищи немного опустились вниз. Бабушка при этом громким шепотом объяснила всем, что скорее всего это потому, что воительнице, вероятно, очень хочется вздуть нахала...
— Ишь, уставился как кот на сметану...
После такого комментария юноша обиделся и впал в транс. Его увели под руки двое помощников неопределенного пола, так зыркнувшие на непочтительную старуху, что у Бабушки тотчас невыносимо разболелась голова.
Низенькая толстуха, выступившая вслед за тем, головную боль у Бабушки сняла, но с висевшими под потолком сделать не смогла ничего. И на том спасибо...
Носатая старуха оказалась вдобавок адептом Церкви Вечных Девственниц и прочла присутствующим целую проповедь о том, какое слабое и противное существо человек и как Господь его за это наказывает... Ее зажигательная речь заставила тетушек прослезиться, а у старшего из полицейских выросли маленькие рожки. На этом колдунья посчитала свою миссию выполненной и потребовала у Папы чек.
— А где результат? — возмутился Папа.
— Вот... — гордо заявила старуха, указывая на рогатого полицейского.
— Извините, — уклончиво отвечал хозяин дома, — но это немножечко не то, на что мы рассчитывали... Впрочем, — торопливо добавил он, спохватившись, — я могу, конечно, сделать пожертвование...
Остальные оказались вообще ни на что ни годны — это вам, знаете ли, не туристов дурачить...
Ажиотаж вокруг заколдованных между тем не стихал: в дом так и ломились журналисты и любопытствующие, и к полудню Бабушка строго распорядилась никого больше не впускать, однако некоторые все равно ухитрялись всякими правдами и неправдами просачиваться внутрь. Практичная Мэрион предложила брать с посетителей деньги.
— Как тебе не стыдно! — возмутилась тетка Люсильда.
— Что тут такого? — искренне удивилась девочка. — Я буду вроде как продюсер, — на артистов ведь тоже за деньги смотрят...
Потом была эпопея с кормлением несчастных пленников, в результате которой сердобольная тетка Жоржетта, которая вечно кормила и привечала всех бездомных собак и кошек, разделила участь полицейских, а дядя Антуан, полезший ей на выручку, едва не свернул себе шею, упав со стремянки... Потом прибежали жена и теща старшего полицейского — жена плакала, теща ругалась, но ни то ни другое не возымело успеха... Приходил доктор Сибелиус, — посмотрев на висящих под потолком с безопасного расстояния, он заявил, что медицина тут бессильна... Нарисовалась парочка чудиков из Обсерватории — как всегда при очках и галстуках... Словом, обитатели Замка были уже близки к помешательству, и тогда Бабушка предложила пообедать, — по времени, правда, было самое время ужинать... И домашние и гости с радостью ухватились за эту идею и перекочевали в столовую: вдруг после сытного угощения придет в голову какая-нибудь здравая мысль...
Обед близился к десерту, когда из Кухни раздался страшный грохот и дикие вопли. Спустя несколько минут мимо изумленных гостей стремительно пронеслись освобожденные пленники: впереди мчались со скоростью хорошей скаковой лошади полицейские, за ними — разъяренная Дуния, размахивающая мечом. Ее лицо не предвещало товарищам по несчастью ничего хорошего...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
