— Это ты так говоришь... — пролепетала я. — Специально... чтобы добиться своего... — Про виденную в избушке сценку я старалась не думать, упорно отгоняя назойливую картинку вглубь подсознания, чтобы она не досталась любопытному магу.
— Ты думаешь, я тебе вру? — еще сильнее взъярился он.
— Да... — кивнула я.
— Разве до этого я сказал тебе хоть слово неправды? Хоть раз солгал, выгораживая себя или пытаясь быть лучше в твоих глазах?
— Да... — вновь кивнула я.
— Когда это? — его вид мог бы стать эталоном надменности, если бы кто-то собирал подобные эталоны.
— Не далее, как пять минут назад. — пытаясь говорить спокойно, я приподнялась и села, принимая более удобную и менее провоцирующую позу.
— Что? — от его рыка вздрогнули стекла.
— А разве нет? — я сделала невинные глаза. — Ты обещал соблазнять меня, но не брать силой того, что тебе не дают! Признаю, — тут же подняла я ладони, останавливая его возражения, — я и сама увлеклась и в процессе была не слишком-то и против, но ведь сам поцелуй я не начинала! И тебе это отлично известно! То, что я, не в силах была отодвинуться, еще не давало тебе моего согласия! Не я тебя целовала! — припечатала я его, — я лишь поддалась твоей страсти, но не просила о ней и вряд ли когда-нибудь попрошу...
— Почему? — прошептал он, выпрямляясь и пристально глядя на меня. — Я так тебе неприятен? Противен?
— Нет... — покачала я головой, невольно застеснявшись под этим горящим взглядом. — Просто, у меня есть Стефан и....
— СТЕФАН! — опять вызверился князь, не дав мне договорить. Одним рывком меня подняли на ноги и грубо потащили к стоящему накрытым ажурным покрывалом, зеркалу. — Я покажу тебе твоего витязя, чтобы раз и навсегда устранить этот барьер между нами!
Продолжая одной рукой прижимать меня к себе, крепко и так сильно, что у меня ощутимо поскрипывали ребра, второй он сорвал покрывало, отшвыривая его в сторону и открывая нашим глазам артефакт. Все движения моего врага были так быстры и стремительны, что я до конца не успевала не то что осознать, но некоторые — даже просто заметить. Как он умудрился, просто с силой проведя по узорам рамы распороть себе ладонь, я не знаю...
Но следующее движение щедро окропило кровью мерцающую поверхность, скрыв наши лица. Еще быстрее кровь всосалась, исчезла, покрывая зеркало уже знакомыми мне зеркальными разводами.
— Это — Зеркало Времен... — прохрипел маг мне на ухо. Я попыталась отодвинуться, но он не дал, бездумно вцепляясь в меня еще и окровавленной рукой. — Оно может показать все, кроме будущего...
— Почему? — невольно изумилась я.
— Потому что его еще нет... — ответили мне зло. — Смотри... сейчас ты сама всё увидишь! Я желаю покончить с этим глупым соперничеством раз и навсегда! — Кровавые пальцы погрузились в снежные узоры. — Князь Стефаниаст Девларт и княгиня Стефания 17 зараста 8189 года от пришествия богини...
По всему стеклу от центра в разные стороны хлынули разводы, как трещины...
И я увидела их...
+ + +
Надо ли говорить вам, что мне показали все...
И ночь, и слезы, и они целуются....
И свадьба. Она — вся в бледно-желтом, томная и печальная, хотя счастливый блеск глаз выдает ее с головой... и лукавая, довольная улыбка не сходит с губ. Он — в зеленом... Совсем ему не идет... Коротко пострижен, серьезен, собран, подтянут. Глаза пусты, но губы улыбаются...
Или просто мне хочется это так видеть?
А Вэрдиастер все "выплевывает" даты, словно забивает гвозди в крышку моего гроба и зеркало расцветает все новыми и новыми подробностями их супружеской жизни...
Вот они на охоте, и он помогает ей спешиться, нежно держа за руку, хотя она, наверняка способна вообще без седла обходиться... Вот зал приемов, и статная и прекрасная пара, как в замедленном кино плавно, почти синхронно, всходит на возвышение, чтобы замереть величественным видением и царственно опуститься каждый на свой трон...
Балы, охоты, пиры, прогулки, и шутливые поединки, и перебранки, и примирения...
И обнаженное слияние супругов в свете звезд...
Её руки скользящие по его телу...
Его тело, вбивающее свою страсть в нее...
Закрытые глаза, запрокинутое в экстазе лицо...
Снова и снова... Мелькали и менялись спальни и постели, но ритм оставался прежним... Страстным... Неизменным...
Все мелькало и кружилось у меня перед глазами... Кажется я кричала и просила меня отпустить, не желая смотреть на мой оживший кошмар, на яркие иллюстрации самого страшного для любой женщины приговора...
Женат... забыл... и больше не любит...
Вэрд был жесток. Он держал мое тело, крепко прижимая меня к стеклу, заставляя смотреть и переживать этот ужас снова и снова... снова и снова...
Он отпустил меня, когда ослабевшие ноги уже совершенно не держали и от хриплых рыданий разрывалась грудь и болела голова. Сотрясающимся от боли кулем, осела я на холодный мраморный пол...
— Прости... — тихо прошептал он. — Не знаю, что на меня нашло... Я не должен был...
Князь протянул мне руку, предлагая помочь подняться. Я же шарахнулась от нее, как от ядовитой змеи! Не помню, как вскочила. Несколько мгновений я стояла и просто смотрела ему в глаза, пытаясь понять: за что? Почему этот человек так жесток со мной? Он не выдержал и первым отвел взгляд. В следующее мгновение я сорвалась с места, чтобы бежать! Бежать, не разбирая дороги! Не оглядываясь и не останавливаясь. Прочь! Прочь из этого замка, из этих проклятых гор, от этого ужасного жестокого человека, что зажег во мне любовь, а потом убил своими же руками... подло и несправедливо... как все правители... Бежать от его злобного, ненавидящего его и меня брата...
Бежать куда глаза глядят...
Прочь... Прочь от этого кошмара, что стоял у меня перед глазами...
Мой Стефан и Стефа...
Мой Стефан...
— Уже не твой... — тихонько шепнуло сердце, и я выскочила из замка, направляясь в сад, потом вдоль стены по парку и одним рывком открывая неприметную, найденную мною вчера совершенно случайно калиточку...
И дальше, дальше, в лес...
В горы...
Куда глаза глядят...
ГЛАВА 14
Из дневника Стефы:
Эти дни отдыха, дни которые я была предоставлена сама себе, пролетели так стремительно, что даже не верится. Я просто потеряла им счет. Жила, не задумываясь о том, что никто не знает где я и что со мной. Не думала, что обо мне может кто-то беспокоиться. Я просто сбежала от всего мира и действительно ЖИЛА! И все...
Но... все хорошее быстро кончается....
Он приехал под вечер.
Усталый, голодный, окинул меня яростным взглядом и на мгновение прикрыл глаза, сжав зубы и кулаки. Я знала, что это значит. Он пытался сдержать свою ярость. Стефан так часто делает, когда мы ссоримся. Как они, оказывается похожи. Я писала в дневнике, когда он вошел в комнату и при его появлении невольно вскочила. Он стоял в дверях и лишь сверкал на меня глазами, пережидая видимо, острый приступ желания прибить меня прямо на месте. Я же думала в эти мгновения о чем-то постороннем и, наверное, совершенно неуместном в этот конкретный момент. Я думала о том, как удивительно они похожи. Все братья Девларт. Похожи просто сказочно, но дело тут вовсе не во внешности — большинству из них достались черты матерей.
Это сходство было в движениях, в том, как они держат руки и жестикулируют ими. В том как они реагируют на одни и те же ситуации и раздражители... На меня, например. Касмир спокойнее, Тарис эмоциональнее... Стефан... Стефан когда как. И все же их реакция всегда очень яркая. Никогда это не было равнодушием. Интересно, это дело в них? Или все же во мне?
Мне сложно было ответить, так как я уже давно не встречалась ни с кем, кто не был бы изначально, еще до встречи со мной настроен определенным образом. Может быть, дело в моей репутации? Да. Наверное. Неприятно осознавать, что я сама виновата в том, как люди реагируют на меня, даже не будучи знакомы со мной лично.
Значит, мне пора что-то менять. Менять в себе, пока я не стала таким же невыносимым тираном, за спиной которого люди крутят пальцем у виска и тихонько хихикают, каким является мой родитель. Да-да. Не усмехайтесь, уважаемый архивариус. Я знаю, как к нему относятся люди. И, видит Всеблагая, я отнюдь не пытаюсь скрыть от себя эту истину. Он такой, какой есть. Но, не смотря на это, я все же люблю его. Просто потому, что он — мой отец. Он единственный, которого я люблю потому, что он — мой родной человек. И, пока я не рожу дитя, у меня не появится никого столь же близкого...
Но я отвлеклась. Я смотрела на то, как медленно, словно делая над собой усилие, он подходит. Смотрела и думала... Вы будете смеяться, мой дорогой архивариус, но я думала о том, каким привлекательным мужчиной он стал. Почему я не замечала этого? Кажется, мой муж заслонил от меня весь мир. Он не был так красив, как мой Стефан, все же неблагородное происхождение его матери, как ни крути, сказывается. Как некрасиво это прозвучало...
А ведь я лишь имела ввиду, что благородные, как правило, очень тщательно выбирают себе пару, поэтому большинство из отпрысков знатных фамилий, как минимум имеют приятную внешность. Это не их заслуга. Впрочем, как и титул, и деньги, что они тратят. Это заслуга их предков. Тех тысяч давно ушедших за горизонт предков, что изо всех сил старались на благо своего рода, не делая особых различий в том, насколько правильно и честно то, что они делают. Главное — целесообразность! Главное, чтобы их род выжил! И даже не просто выжил, но и процветал!
Его же мать была человеком, да еще и из простых. И это тоже не было снобизмом. Она была очень красивой женщиной. Я видела ее портрет в комнате матери князя, что сейчас превращена по сути, в музей. Предыдущая княгиня настояла, чтобы на портрете они были все вместе — три подруги, что по рассказам были ближе друг другу, чем сестры. И, наверное, роднее...
Они там такие красивые. Разные, но что красивые — это бесспорно. Да и в этом и нет ничего удивительного. Князь мог выбирать из лучшего. И именно этим он и занимался всю жизнь, пока несчастный случай не прервал его жизненный путь. Или все-таки не случай?
Интересно, сколько правды в слухах, что три подружки устали от активных похождений направо и налево своего дорогого и любимого? Быть может они действительно "помогли" свершиться возмездию? Кто знает...
Хотя, наверное, именно вы и знаете. Не так ли, мой дорогой архивариус?
Так вот, он подошел ко мне так близко, что я почувствовала тяжелый запах лошадиного пота, круто замешенный с пылью и его собственным запахом. Он был грязен. В злых морщинках, что прочерчивали лицо скопилась пыль и затаилась усталость. От этого его лицо напоминало злую маску неизвестного божества давно прошедшей эпохи.
— Что, чярт вас подери, вы себе позволяете? — его голос был похож на шипение огромной разъяренной кобры. — Как вы можете исчезать, вот так? Никого не предупредив о месте своего пребывания? — чем больше он говорил, тем сильнее нарастал звук. К концу речи он уже буквально кричал на меня. — Осознаете ли вы, княгиня, что являетесь не предоставленной самой себе крестьянкой, что может пойти куда ей вздумается и когда ей вздумается? Это будет не страшно! Даже если сгинет дуреха, так никого особо тем не опечалит! Но вы! ВЫ! Вы все же являетесь женой главы государства! Как можете вы, как СМЕЕТЕ быть столь легкомысленной и безответственной? Почему не предупредили никого о своем отъезде? Почему не взяли с собой охрану? О чем вы думали, гонец вас забери?
Я задохнулась от бившего меня наотмашь гнева. Сила его негодования была столь велика, что физически ощущалась, тяжестью ложась на плечи, заставляя тупой болью пульсировать виски и невольно сжимать ладони в кулак. Мне хотелось закрыться, защититься от него хоть чем-то. Поставить меж нами преграду, даже если это будет простой стул.
— Прекрати... на меня... ОРАТЬ!— Я неожиданно для себя и него, рявкнула в той же тональности. — осознаешь ли ты, С КЕМ сейчас говоришь? — я тяжело дышала. Его, не спорю, справедливые слова, вызвали во мне не только чувство вины, но и волну злобы. Он бесил меня, выводил из равновесия. Он заставлял меня буквально вибрировать, словно струна, от массы негативных чувств и эмоций. Не знаю, как именно он это делает, но так было всегда. Каждый раз, когда этот человек оказывался рядом со мной, он доводил меня до неконтролируемого бешенства. Размышляя в тишине, я пришла к выводу в последние дни, что он как будто осознанно пытался вывести меня из равновесия. Он не успокаивался, пока я не вспыхивала. Зато, едва я загоралась и, разнервничавшись, начала реагировать с неподобающей моему сану яростью, он тут же становился спокойным, как море в штиль и демонстративно подчеркивал сколь неподобающе мое поведение. Он всегда провоцировал меня. Осознанно. Старательно.
Он подставлял меня...
Я знала, что он не любит меня. И даже больше. Я догадывалась, что вызываю у него чувство глубокой ненависти. Я не знала причины этого чувства. В одном я была уверена на сто процентов — дело было не в Мари. И, хотя он был знаком с дайни князя, сам он никогда особо не проявлял о ней тоски и даже не вспоминал. Насколько мне известно, он даже поддерживал меня, когда я говорила Стефану о том, что надо забыть ее и идти дальше. О том, что надо жить, и жить настоящим, а не прошлыми, пустыми полустертыми воспоминаниями. Так в чем тогда дело? В чем причина его ненависти? Неужели все дело в тех встречах? Я не знаю...
— С кем я говорю? — прохрипел он, нависая надо мной. Внутри задрожали потоки энергии, как всегда случалось перед самопроизвольным превращением. — Я знаю, с КЕМ я говорю. Хочешь, чтобы я сказал это вслух? — выплюнул он едко и зло. Я уже едва сдерживалась, начиная заметно дрожать.
— Ты сошел с ума, советник? — прошептала я, не веря в происходящее. — Что произошло, что ты стал столь нагл? — Возмутилась я. И вдруг обожгла ужасная догадка — что-то со Стефаном! Только это могло вызвать во всегда осторожном Тарисе подобную реакцию. Ноги враз ослабели и вся ярость схлынула. От страха я не смогла даже найти в себе силы, чтобы задать волнующий меня вопрос.
— Что произошло, ГОСПОЖА? — Он отвратительно нагло ухмыльнулся. — Он пропал! Пропал так же, как это изволили сделать вы. Но с ним у нас состоится разговор после того, как его разыщут и вернут. А вот с вами... — он зловеще замолчал, дерзко обшаривая меня взглядом. Только в этот миг я осознала КАК выгляжу. Легкое платье из некрашеной ткани, так сильно напоминающее крестьянские (было жарко, а мои вещи не годились для повседневной носки), было изготовлено женой смотрителя по моей просьбе. Оно было весьма далеко от изысканных расшитых туалетов, в которых я щеголяла при дворах отца и мужа.
Я видела, как удовлетворенно сверкали его глаза и знала, что сейчас услышу о себе очередную гадость. Столь же изысканную, сколь и мерзкую. Прежде, чем он успел открыть рот, я замахнулась и ударила его...
