Внимательно проверив всю бухгалтерию друкарни и озадачив чеха-приказчика сроками выпуска своего трактата, князь позволил себе и посольству отдохнуть в Праге пару суток, после чего двинулся в дальнейший путь. И в конце сентября были уже в Штеттине — стольном городе герцога Померанского.
Герцогство то распадалось на малые части, то собиралось вновь под рукой одного правителя. Нынче им совместно правили дети Богуслава X Великого и польской принцессы Анны Ягеллонки — Георг и Барним, ещё не получивший прозвище Благочестивый. И по счастью, оба они ещё находились в городе, хотя и собирались уже отправляться на рейхстаг, который в этом году должен был состояться в Аугсбурге.
Посла императора всех рутенов братья приняли с опаской, ведь восточноевропейский политический расклад они знали куда лучше и императора, и эрцгерцога. Да и польский король приходился им родственником, а часть их земель была и вовсе формально подвластна польской короне. Что, учитывая постоянную угрозу со стороны бранденбургских Гогенцоллернов, делало Сигизмунда ситуативным союзником Померании. И вот как раз эту ситуацию Андрей и хотел изменить для пущей пользы себя, ну и Руси, соответственно.
Но прежде чем говорить о политике, он заговорил с братьями об экономике, ведь ничто так не помогает договариваться, как взаимовыгодное дело. А выгода от Померании для Руси была весомая.
Во-первых, по Одеру шел не менее значимый, чем по Висле, поток зерна, отчего ганзейский город Штеттин считался главным конкурентом польского Гданьска.
Во-вторых, трафик цветных металлов из Силезии, Моравии и Словакии тоже был достаточно внушительный.
Ну и в-третьих, по Одеру сплавляли столь нужную для кораблестроения древесину, как дуб, бук и тис.
Остальные сплавляемые по реке товары были обычной мелочью, но их было много и вкупе они тоже приносили огромный доход, ганзейские купцы не дадут соврать.
И вот на всём этом обилии буквально и наживался ганзейский город Штеттин, всеми доступными силами реализуя своё стапельное право. А поскольку река не море, то миновать город без остановки было практически невозможно, отчего штеттинские купцы и патриции богатели из года в год, набирая силу и вес. Но лишь жалкие крохи от этого пирога попадали в казну герцогов. И что с того, что город считался померанской столицей, если даже место под собственный замок отцу братьев пришлось буквально вырывать у горожан с боем? А когда герцоги на своей же земле поставили крепость-порт Свинемюнде, чтобы доход от таможни пошёл в их карман, обнаглевшие шеттинцы просто и без затей пошли и сожгли мешающий их торговле городок, нагло заявив герцогам, что и впредь не потерпят ничего подобного.
И вот на стыке всех этих противоречий Андрей и собирался построить своё предложение герцогам. А было оно простым и не затейливым: восстановить порт Свинемюнде вместе с герцогской таможней и лоцманской станцией. Причем принцип работы порта был бы прост: кто хочет платить двойную пошлину, пусть плывёт в Штеттин, оплачивая работу проводников, а кто не хочет — торгует в порту герцога. Причём последних в любом случае было бы достаточное количество, ведь Свина в последнее время обмелела, отчего Штеттин попал в ту же ситуацию, что и русский Новгород: далеко не все корабли нынче могли пройти в его порт.
Ну а кроме порта, князь собирался предложить герцогу создать собственный речной флот, дав ему право бестаможенного прохода по всем рекам герцогства, что весомо снизило бы цену на любой товар, доставленный им. В таком случае русские купцы (в лице Руссо-Балта, разумеется) за собственный счёт организовали бы в новом герцогском городе Гостинный двор и начали бы поставлять герцогу любые товары, как производящиеся в Европе, так и те, что везут из дальних земель испанцы и португальцы. Подобная торговля без ганзейских накруток Штеттина была бы выгодна и русским, и померанцам.
— Всё это весьма заманчиво, — задумчиво проговорил, выслушав князя, высокорослый Георг, подкручивая свои роскошные усы. — Но Штеттин не простит подобной выходки и опять сроет поселение. А воевать с собственным городом нам не с руки.
— Ну и пусть сроет, — тут же парировал герцога Андрей, вызвав у обоих удивлённые взгляды. — На то и расчёт! Вот не думаю я, что вам по душе стольный город, ведущий себя чересчур вольно. А тут пострадают не только ваши, но и мои интересы. И тогда я буду в полном праве прислать вам в помощь своих людей с хорошей осадной артиллерией. Что вкупе с вашими воинами, позволит захватить Штеттин и лишить его, наконец, вольного статуса. Столица герцогства должна быть под полным владением герцога, а не мужланов, даже не говорящих на его языке.
— А в чём ваш интерес, князь? — вступил в разговор Барним. — Или это интерес вашего господина?
— О нет, просто мой государь с горечью наблюдает, как земля его пращуров теряет себя.
— С каких это пор Померания — земля пращуров московского царя? Или и наши земли он собирается признать своими отчинами и дединами?
— Что? Нет! Василий Иванович вовсе не считает Померанию своей отчиной, в том же смысле, что и Литву с Ливонией. Просто он хорошо помнит, что все мы — Рюриковичи, Никлотичи, Грифинчи — выходцы из одной страны, когда-то располагавшейся на этих землях — Вендской державы. Но это было так давно, что многие забыли об этом. Однако люди, населяющие берега Одры, до сих пор говорят на старом языке полабов. Недаром же вам так легко общаться с польским королём, настолько ваши языки похожи. И только в городах преобладают германцы, разрушившие нашу общую державу.
"Но именно они и заставляют вас забыть язык пращуров", — подумал при этом князь про себя. — "Плывя сюда, я заметил, что вендами теперь зовут исключительно простолюдинов, а полабский язык уже запрещён в судопроизводстве и вводятся ограничения на его употребление в школе и церкви. Ещё немного, и вы станете настоящими немцами".
— Интересный взгляд на прошлое, — усмехнулся Георг. — Но мы не живём воспоминанием.
— Согласен. Воспоминания — удел стариков. А потому я и предлагаю выгодный союз здесь и сейчас.
— Ага, очень выгодный: ограбить собственный город и выступить против польского короля — усмехнулся Барним.
— Вкратце — да. Но это поверхностный взгляд. В итоге же после этого это будет именно ВАШ город, подчиняющийся вашим законам и признающий вас полновластным сюзереном, а польскому королю, возможно, в скором времени будет и не до вас.
— Откровенно, — хмыкнул Георг.
— А зачем словесные кружева там, где говорят воины? — вроде как удивился Андрей. — Приняв моё предложение, все остаются лишь в выигрыше. Вы получаете верноподданную столицу и спорные города, не принося лённую присягу, всего лишь за то, что заставите польского короля лишь оттянуть часть сил с восточного направления. А наши купцы в Свиномюнде получат гостинный двор с правом свободной торговли, как оптом, так и в розницу с любым купцом из пришедших в порт. С выплатой всех положенных пошлин.
— Заманчиво, однако Польша, в отличие от нас, не граничит с Русью, — напомнил Барним.
— Но ведь войска можно легко и по морю доставить, — парировал Андрей. — Впрочем, к этому разговору всегда можно будет вернуться позже. Но даже если вы и не захотите выступать против вашего родственника, то вот торговые дела, думаю, будут выгодны всем нам и без военного союза. Так что, думаю, откладывать их в долгий ящик явно не стоит...
— Долгий ящик? — удивился Георг, а Андрей поневоле прикусил язык. Ведь Алексея Михайловича с его длинным ящиком для жалоб в этом мире ещё не было. Но, быстро сориентировавшись, он рассказал эту историю, приписав одному их ромейских императоров, заставив обоих герцогов посмеяться над ней.
Ну и, как следовало ожидать, торговые дела заинтересовали герцогов, вечно нуждающихся в деньгах, куда больше, чем возможный политический союз. Ещё бы, одна выплата на содержание императорской армии обходилась им в шестьсот тридцать марок серебром. Так что результатом долгого и плодотворного разговора стало принципиальное согласие обоих герцогов на восстановление Свиномюнде со всеми службами, и постройку в нём русского гостинного двора со своей церковью и постоянным населением в пару десятков человек.
Об остальном же они лишь пообещали подумать после рейхстага. Андрей тоже не стал настаивать, однако в нужный момент удачно "вспомнил" историю про короля Прежимысла Отакара, которого не избрали императором только по той причине, что он славянин, хотя к тому времени Чехия уже давно входила в Империю. Так сказать, для затравки под будущие планы.
А затем, простившись с обоими герцогами, посольство погрузилось на корабли святой эскадры, что зашла за ним прямо в Штеттин, и отплыло домой, на Русь, куда и прибыло, после некоторых приключений, в последних числах октября. Однако за то время, пока оно путешествовало по Европе, в делах, развёрнутых Андреем, случилось много чего интересного.
Глава 6
Летний вечер был хорош. Дневная жара уже спала, и от реки потянуло приятной прохладой. В кронах деревьев щебетали невидимые птахи, ворковали в сторонке фрейлины, а придворный певец Чурилка тешил придворных народными песнями, столь любимыми последними королями: и Александром, и Сигизмундом. И лишь одна польская королева пребывала в тяжких думах.
Вот не думалось юной Боне Сфорца, что, воссев на трон, познает она страшную тайну Польши: господарская скарбница в Вавеле имелась, и было при ней аж семь скарбничих, которым разрешалось открывать ее только всем вместе — сообща, вот только брать в этой скарбнице было особенно нечего. Скудной застала Бона королевскую казну супруга.
Но мало того! При прошлом короле магнаты на одном из сеймов буквально настояли, чтобы государственная казна была разбита на две части: собственно государственную (от налогов и пошлин) и господарскую (от личных владений короля и великого князя). И имея доходов больше, чем их король, постоянно просили последнего выделить из своей казны деньги на государственные нужды.
В результате получалась вполне удручающая картина: её супруг был нищ, как церковный попрошайка. Нищий король! И никакой власти не имеет, раз должен, словно побирушка с протянутой перед собой рукой, выпрашивать у фанаберистой шляхты налоги на ведение войн. Король без власти, король без казны, вот к кому приехала она, герцогиня Бона Сфорца! И это при том, что личная казна Сигизмунда в Литве приносила семьдесят четыре тысячи коп грошей, и ещё в Польше семьдесят. Однако любой вельможа в этой стране был богаче короля. И что же делать ей, родившей Сигизмунду наследника?!
Нет, деятельная итальянка вовсе не сидела сложа руки. Там, в Италии, её хорошо научили считать. И тут она тоже не собиралась сорить деньгами. Держава её супруга была богата землями, которые он и его предшественники на троне столь бездарно раздали вельможам, отчего в одной Литве насчитывалось немало невозделанных, лежащих под паром земель, попавших неизвестно в чьи руки. И мириться с этим Бона Сфорца вовсе не собиралась. Потратив кучу нервов и заполучив кучу врагов, она добилась у короля согласия на обратный выкуп королевских земель, как в Короне, так и в Великом княжестве Литовском.
В своих многочисленных поместьях, дарованных ей, как польской королеве и литовской княжне, она постепенно вводила много нового из того, что давно прижилось в той же Италии. Так с её лёгкой руки часть этих земель были отведены под наёмные пастбища, а плата за пользование ими пошла прямиком в господарскую казну. Появление же больших стад немедленно оживило и торговлю скотом. Кроме того, она прекратила вековую традицию посещать бесплатно бортникам королевские леса, установив плату за вход, запретила валить лес, если вместо срубленного не сажали новый, велела осушать болота и даже деревни повелела застроить совсем по-иному, чтобы дома стояли в один ряд по обе стороны тракта. В результате всех этих деяний её личные вотчины в Литве стали приносить двадцать семь тысяч коп грошей ежегодно, а польские владения — пятьдесят тысяч злотых.
И всё же казну это не наполняло.
— Чурилка, — раздался вдруг голос короля. — Отдохни, выпей вина, а потом порадуешь меня балладой о зубре.
— Со всем почтением, мой господин, — тут же оборвал бренчание своей лютни певец.
Сигизмунд же, одетый в привычный ему подшитый соболем сукман, на пурпурном атласе которого узорчато сплетались фантастически стилизованные цветы, листья, и фрукты, хотя итальянская мода на чёрный бархат давно завоевала двор, неспешно подошёл к собственной жене.
— Мадам, что же вас тревожит в такой прелестный вечер? — галантно заговорил он.
— Скучнейшие дела, муж мой. Я — Бона Сфорца. И я не верю Габсбургам ни на грош. Они же признали нашего врага равным себе, и в то же время предлагают объединиться для борьбы с османской угрозой. Подумать только — Василий Московский теперь император! А вы, вместо того, чтобы сделать хоть что-то, спокойно слушаете это блеяние сарматских лесов.
— На этих песнях выросли сотни рыцарей Литвы, — возмутился король.
— Которые годны только горилку жрать, да подвигами предков хвалится. А может, вы, муж мой, всё же наймёте кого-нибудь, дабы посольство не смогло вернуться домой? Дантышек прав — пока в Москве сообразят, пока пошлют новых послов за императорской грамотой — многое может измениться в этом мире.
— Найм стоит денег, а их в казне нет.
— Так прекратите давать деньги в государственную казну. Чем ваша господарская хуже магнатской? Они захотели поделить доходы — пусть теперь пожинают плоды рук своих. А то пока что за всё платит один лишь король. А ведь на все наши ЛИЧНЫЕ деньги, мы сможем содержать и двор, и двадцатитысячное наёмное войско, но их у нас нет, потому что король перекрывает ими долги казны. Скажите своим магнатам, что ваши личные доходы ничем не отличаются от их личных доходов, однако они, почему-то, в государственную казну денег не дают.
— Мадам, вы ведёте опасные речи.
— Я знаю, но у меня кроме маленького Сигизмунда могут родиться ещё мальчики, которым будут нужны короны, а для этого нам просто необходимы деньги, и деньги немалые.
— И какую корону вы пророчите будущему наследнику, ну, кроме герцога Бари и Росано, разумеется.
— Наследника Людвика Венгерского. Почему сейчас ему наследует его сестра, а точнее, её муж — эрцгерцог Фердинанд? Чем ваш сын будет хуже Анны Ягеллон?
— Я бы не стал портить отношения с братом императора за корону Людвика. Достаточно нам нашего королевства и панств, над которыми нас провидение желало поставить. К тому же, мальчик ещё молод и вполне может стать отцом.
— Или не сможет, как молодые Пясты, — буркнула Бона.
— Вы опять об этом, — сморщился словно от зубной боли Сигизмунд.
— Да! — воскликнула Бона. — И об этом тоже! Зря вы не послушались меня и затеяли это сватовство Анны. Мазовецкое княжество — хороший подарок нашему сыну.
— Но Мазовия, как пястовские владения, по всем законам принадлежат Короне.
— Однако, вам ведь докладывали, что мазовецкая шляхта вполне способна поддержать притязания Анны, которая и без того называет себя не иначе, как дюкесса Мазовии, и, как донесли мне мои доверенные люди, желает править в Варшаве самостоятельно.
