Генерал внутренне усмехнулся, а некоторые члены комиссии заулыбались открыто. Такое испытание не входило в перечень вступительных, центрифуга хоть и была в перечне обязательных тестов, но при этом определялась только степень физической пригодности соискателя, никаких задач решать не требовалось. Часть комиссии, с генералом во главе, увязалась за группой, занимающейся тестированием. Рыжего паренька, продолжавшего наивно хлопать ресницами (видно, бедолага не представлял, что ему предстоит), усадили, вернее, уложили в кресло, зафиксировали и запустили центрифугу.
— Дайте четыре же, — скомандовал Зуран и кивнул экзаменаторам, один из которых задал первый вопрос. К удивлению присутствующих, вместо хрипов послышался бодрый ответ! Полковник включил видеосвязь и застыл в изумлении — паренёк улыбался, правда, ресницами уже не хлопал, только этим выдавая, что ему не так уже и легко. Нагрузку подняли до пяти же и засыпали рыжего парня вопросами, он отвечал обстоятельно и подробно, почти не задумываясь. По его ответам не видно было, что он испытывает какие-либо трудности, разве что только голос стал более низким и хриплым. Когда вопросы кончились, центрифугу остановили. У выбравшегося из неё парня был такой вид, словно он катался на трамвае, а не подвергался перегрузкам. Его взгляд, уже не такой наивный, как это сразу показалось, остановился на полковнике Зуране, тот, вздохнув, сообщил парню:
— Испытание вы прошли на "отлично"! Вы приняты! Дальнейшие инструкции получите у вашего непосредственного куратора, майора Зиберта. Если вас не затруднит, ответьте мне на один вопрос, в ваших документах сказано, что вы окончили школу при монастыре Святой Матери Терезы, но выпускные экзамены вы сдавали приглашённым преподавателям, чем это вызвано?
— Наша школа отличается от подобных, она не совсем монастырская, вернее совсем не монастырская, просто при монастыре расположена. Как вы убедились, учат там очень хорошо. Но признайтесь, когда вы узнали, что я окончил монастырскую школу, то первая ваша мысль была о крайне низком уровне моих знаний как выпускника такой школы. Вот поэтому я и настоял о независимой оценке.
Зуран почувствовал нечто похожее на стыд, он именно так и подумал, когда прочёл, что школа монастырская, а вот заглянуть в документы дальше не удосужился. Чтоб скрыть свою неловкость, он задал следующий вопрос:
— Рекомендацию вам дали в полицейском управлении и в местном отделении УГАБ, эти ведомства несколько... гм. Вы имеете к ним какое-то отношение? Как известно, подобными рекомендациями они не разбрасываются.
— Стали бы вы со мной разговаривать, если бы мне рекомендацию дал монастырь? Сюда ведь всех, кто захочет, не принимают. А моё отношение к полиции и фиделфийскому отделению УГАБ... — улыбнулся парень. Полковник хотел сделать ему замечание о недопустимости такого тона к преподавателям академии, но так и застыл с открытым ртом, услышав, что дальше сказал такой нежный с виду паренёк:
— Мне дали там рекомендацию, чтоб от меня избавиться. Ведь я уехал из Фиделфии и вряд ли туда вернусь, если закончу академию. А если и вернусь, то не в прежнем качестве.
— Избавиться? Если хотели так избавиться, то почему просто не арестовали? — удивился один из офицеров, членов приёмной комиссии. Ответ паренька обескуражил всех. Тот, улыбнувшись, теперь это была не прежняя наивная улыбка, объяснил, почему столь авторитетные организации хотели избавиться, но не могли это сделать привычным образом:
— Меня не могли поймать, для ареста предъявить нечего было.
Майор Зиберт увёл рыжего паренька, а Зуран сказал Джонсону:
— У меня уверенность, что с этим парнем, так похожим на воспитанницу института благородных девиц, будут очень большие проблемы! Да и имя у него!..
— Что тебе не нравится в этом парне, — улыбнулся генерал, ему понравилось, как этот соискатель со странным именем выдержал испытание. Не все курсанты, уже готовившиеся к выпуску, могли показать подобные результаты, а ведь они проходили специальную подготовку, больше похожую на подобные испытания! Это делалось для проверки профессиональной пригодности выпускников академии! Генерал, улыбаясь, продолжил: — А имя? Зак, чем тебе не нравится имя Алис? Имена, как и фамилии, выбираем не мы, нам они даются при рождении. Алис, пусть необычное, но короткое и запоминающееся имя, сокращать, как твоё, не надо, согласись — Изаккия звучит немного старомодно, да и для оперативных переговоров не совсем удобно.
После того как рыжий парень получил на складе форму, майор Зиберт решил вернуться к комиссии, отправив парня в общежитие, рассказав, как туда идти:
— Выйдешь на улицу, зайдёшь в следующий корпус, скажешь коменданту, чтоб поселил тебя в блок "С". Если всё понятно, то выполняй.
— Есть! — чётко ответил парень, вытягиваясь по стойке смирно. Майор, чуть подняв бровь, сказал:
— Так отвечают в армии Равалии, у нас принято говорить "Так точно" или "Да", но при этом обязательно добавлять — "сэр", понятно?
— Так точно, сэр! — ещё больше вытянулся паренёк, Зиберт улыбнулся и скомандовал:
— Кругом, шагом марш!
— Да, сэр! — выкрикнул парень и, чётко развернувшись, зашагал в указанном направлении, зашагал не парадным строевым шагом, но так, как положено по уставу!
Вернувшись к экзаменационной комиссии Зиберт, сказал Зурану:
— Готов поспорить на своё месячное жалование — этот парень знаком с воинской службой. Выглядит слишком молодо, но есть вещи, по которым можно определить — служил ли человек и как долго. У меня такое впечатление, что парень уже где-то служил!
Общежитие курсантов академии не было похоже на обычные студенческие, не было оно похоже на казармы в военных училищах, пусть и разделённых на отдельные комнаты. Отличия начинались уже с коридоров, они были узкие! Туда выходили овальные двери с высокими порогами, а сами помещения напоминали отсеки космического корабля: в маленький и узкий коридорчик, соединяющий входную дверь с санитарным блоком, выходили две двери, маленьких комнат-кают, расположенных напротив друг друга, в каждой из которых была двухъярусная кровать.
Стоя у зеркала в санитарном блоке, Алиса рассматривала своё снова изменившееся тело. Мало того, что бёдра стали уже, а плечи шире (не намного, но сам силуэт поменялся), так ещё грудь уменьшилась, можно сказать, что совсем исчезла! Конечно, есть такие девушки, которых называют за глаза (или дразнят) — доской, но Алиса никогда такой не была, а сейчас именно так и выглядела! С другой стороны, если бы на складе ей пришлось примерять все обновки, в том числе и майки, то её перебинтованная грудь вызвала бы вопросы. Но там обошлось, особенно когда майор Зиберт, обращаясь к интенданту-капралу, выдал дежурную шутку — воруешь понемногу, чернильная душа! Капрал страдальчески посмотрел на Алису, видно, эта шутка ему порядком надоела, но не начинать же спорить со старшим по званию, а отшутиться бедолага интендант просто не умел. Алисе стало жалко этого пожилого человека, и она выдала фразу, не раз слыханную (ещё в той жизни) от ушлого старшины:
— Воровать не только можно, но и нужно! Но не больше чем на дисциплинарное взыскание!
— Вот! Устами младенца глаголет сама истина! — обрадовался такому ответу-находке капрал, после чего Алисе было выдано всё, что полагается, и нужного размера, как потом девушка заметила, не многим так повезло. Алиса улыбнулась, вспомнив реакцию каптенармуса на это изречение своего коллеги, жившего триста лет назад и в другой стране, натянула фланелевую нижнюю рубаху, грудь бинтовать девушка не стала. Ещё раз глянув на себя в зеркало, девушка осталась довольна тем, что почти ничем не отличается от парней, по крайней мере — выше пояса. В санблоке были две закрывающиеся кабинки туалета, так что с этим было всё в порядке, душевая кабина отделялась от остального помещения стеклянной дверью, но матовой, позволяющей увидеть, что там кто-то есть, но и только. А вот крючки для одежды были снаружи, из кабины надо будет выходить в том, в чём принимался душ, хотя... Можно обмотаться полотенцем, пусть оно даже будет мокрым, значит, и эта проблема решена. Остаётся сосед по комнате, вот ему придётся открыться, возможно, не ему одному, а и соседям в комнате напротив. Значит, вопрос соседей нельзя пускать на самотёк. Алиса оделась и вышла в коридор, встречать вновь прибывающих. Девушка из узкого коридора вышла в общий вестибюль и, увидев худенького юношу, по виду — типичного "ботаника" (Алиса выбрала этого паренька не потому, что ей понравился его внешний вид, а потому что об этом буквально кричал внутренний голос!), решительно ухватила его за рукав, поинтересовавшись:
— Парень, а как тебя зовут?
— Альберт Панирс, — ответил растерявшийся юноша, своим видом, и не только им (ещё чем-то таким, что девушка объяснить не могла), подтвердив правильность выбора Алисы. Девушка улыбнулась и тоже представилась, сразу предложив: — Меня — Алис Таволич. Как ты смотришь на то, чтоб быть моим соседом по комнате?
Кивок оторопелого парня непонятно что означал, то ли просто приветствие, то ли согласие, Алиса не стала разбираться, что его смущает. Ухватив опешившего Альберта Панирса, потащила того за собой, не заметив как два других парня, атлетической комплекции, переглянулись и пошли за ней. Войдя в отсек и втолкнув Панирса в комнату, Алиса указала на нижнюю кровать:
— Вот тут будешь спать, моя койка верхняя.
— Слышь, Тоб, вот тут мы будем жить. Тесновата комнатёнка, но ничего, — раздался звучный голос из коридорчика, и в комнату к Алисе и Альберту сразу заглянул широкоплечий парень. Криво усмехнувшись, он сообщил:
— Старшим по этом кубрику я назначаю себя. Уборщиками назначаю вас, как распределите обязанности — ваше дело, но убирать будете не только места общего пользования, но и нашу каюту. Возражения есть? Возражений нет! Вот и...
Договорить парень не успел, Алиса, схватив его за нос, резко стала поднимать этому наглецу голову вверх. Потом подставив подножку, опрокинула нахала на спину. Тот вскочил и, наклонив голову, словно собирался Алису забодать, двинулся на девушку.
— Ну, что там у нас случилось? — поинтересовался генерал Джонсон, поднимая голову от бумаг. Ему было достаточно одного взгляда на вошедшего, чтоб понять, что уже произошло какое-то чрезвычайное происшествие. Растерянный вид Зурана говорил красноречивее всяких слов. Кивнув своему подчинённому на стул, намекая, что не стоит рапортовать официально, генерал произнёс: — Рассказывай, Зак, что тебя так взволновало?
— Этот парень, Алис Таволич, избил Вираша и Горста! Избил на глазах у всего курса! Сначала гонял их по коридору, а потом, когда те выбежали, вернее, выползли в общий вестибюль, ещё и повозил носами по полу!
— Да? И?.. — не смог скрыть своего удивления генерал, полковник пояснил:
— Оба курсанта в лазарете и утверждают, что Таволич на них напал первым, когда они вошли в кубрик.
— Свидетели начала этой драки есть? Должна же быть какая-то причина, чтоб этот субтильный парень набросился на таких здоровяков! И как он только не побоялся?
— Судя по результатам этой драки, вернее, избиения, Таволич был абсолютно уверен в исходе этого столкновения. Свидетелей больше чем достаточно, но начало видел лишь Панирс, говорит, что его и его товарища оскорбили, очень оскорбили, — ответил Зуран, Джонсон вздохнул, показывая свою озабоченность:
— Час от часу не легче, а Панирс как там оказался?
— Он сосед курсанта Таволич по кубрику, и судя по всему, эти ребята уже подружились.
— Неудивительно, земляки ведь, оба из Фиделфии. Может, там как-то пересекались, хотя... Теперь я понимаю, почему полиция хотела от этого парня избавиться любым способом! Кстати, я сделал запрос в полицейское управление Фиделфии, ответ уже пришёл. Этот Таволич очень интересная штучка. Он вырос в трущобах, но как-то сумел выбиться в тамошние боссы, что контролируют определенные районы. Об этом прямо ничего не сказано, но этот парень, когда у него появились деньги, организовал что-то типа детского приюта, где собрал детей из трущоб, не всех, но многих.
— Очень благородно с его стороны, — кивнул Зуран и поинтересовался: — Почему же полиция захотела избавиться от такой положительной личности?
— В тех трущобах волчьи законы, нет, даже хуже! Там очень большая конкуренция за территорию, на этого парня должны были наехать местные авторитеты, это неизбежно. Они и наехали, а потом бесследно исчезли. То ли этот парень сам их того, то ли кто-то ему помог, полиция этого не выяснила. Спросишь, откуда я знаю такие подробности о трущобах. Ну-у-у, Зак, ты же должен помнить, откуда я родом. Мой отец был не такой уж богатый человек, ему приходилось платить местному авторитету за "охрану", я это хорошо помню, — генерал, отвечая полковнику, чуть прикрыл глаза и скривился, видно, те воспоминания не вызывали у него добрых чувств, какие бывают у людей, вспоминающих своё детство.
Зуран кивнул, он и Джонсон были давними друзьями, затем, глянув на своего друга, поинтересовался:
— Так что будем делать? Если бы не Панирс, то я бы рекомендовал отчислить этого выходца из трущоб. В отличие от избитых им, влиятельных родственников у него нет. А рекомендации фиделфийских УГАБ и полицейского управления... Понятна причина их выдачи. Кстати, кто тебе ответил, судя по развёрнутому ответу, это была не простая отписка.
— Начальник четвёртого департамента полицейского управления Фиделфии, — начал генерал и, заглянув в бумагу, прочитал фамилию: — Бренк. Если такой чин нашел время и сразу ответил на мой запрос, то они там очень заинтересованы, чтоб парень к ним не вернулся. Сам же знаешь нашу взаимную любовь, и если выпадает возможность потянуть кота за хвост, то мы это непременно сделаем! Они поступят так же.
— Так что же нам делать? — снова поинтересовался полковник, генерал нашёл чисто армейское решение проблемы:
— Как обычно, всех участников драки — на губу! Чтоб впредь неповадно было!
— Но Вираш и Горст в лазарете, а Панирс только смотрел! Что скажет его отец, если...
— Он поймёт, — перебил Зурана Джонсон и повторил: — Он поймёт. Дисциплину нельзя нарушать! Вираш и Горст в драке участие принимали? Принимали, пусть и пассивное, а Панирс смотрел, даже не пытаясь пресечь это злостное нарушение дисциплины. Поэтому всех на гауптвахту! Этих двоих друзей из Фиделфии сразу, а тех двоих как только выйдут из лазарета, и надо их развести, чтоб подобного не повторилось. Хотя нет, негоже учёбу в нашей славной академии начинать с губы, замени внеочередными нарядами. Думаю, десяти хватит. А адмирал поймёт, я ему сам об этом скажу.
— Ал, когда учёба начинается с двойки, а служба — с губы или нарядов вне очереди, то это говорит о высоком уровне того, кого так наказали, — заявила Алиса, орудуя шваброй, Панирс попытался возразить:
— Лис, но если двойка — это же плохо!
— Когда незаслуженная двойка, то это не плохо, это говорит о разногласиях того, кто поставил, и того, кому поставили. Просто у того, кто ставит, нет аргументов, чтоб победить в споре, вот он и применяет свой последний аргумент — власть. А это свидетельствует о том, что тот, кого наказали — прав! Согласен?
