— Его тогда эдемцам давать нельзя, — пошутил Акобал, — И так-то, с тыквенной посудой, глиняную лепить и обжигать ленятся, а если им ещё и бамбуковые ножи дать, так они и железные делать перестанут, — мы все рассмеялись.
— Так кто ж им виноват в том, что им и полезные вещи не на пользу? Жаль, что тут он расти не будет — слишком сухо для него на Горгадах...
— Ну так вы же, я смотрю, африканский здесь посадили?
— Ага, за неимением лучшего. И размеры у него будут не те, и растёт медленнее, но хотя бы уж засуху выдерживает.
— Да, я вижу, один только этот остров ещё более-менее зелёный, да и то, одна только вот эта северная сторона — на ней ещё более-менее неплохо.
— Для того и заморачиваемся с углём и привозной древесиной, чтобы поберечь.
В горах нередко бывает так, что по одну сторону хребта хватает родников, и весь склон поэтому в зелени, а по другую хрен ты хоть один родник обнаружишь, и сам склон из-за этого — пустыня пустыней. Такая же хрень и на Сант-Антане. По северному склону гор родники есть, хоть и не хватает их в сухой сезон на то, чтобы до самого моря ручьи дотекли, но долины между отрогами всё-же зелёные — глаз радуется, глядя на них. Вот только коротенькие они совсем, потому как ближе здесь горы к берегу, чем по южную сторону. Нет бы наоборот! Там и склоны поположе, и долины длиннее и шире, и ближе к берегу в равнину сливаются, но родников постоянных, в сухой сезон не иссякающих — ну, нельзя сказать, чтоб совсем уж ни единого, но мало их там и совсем слабенькие, и хрен ли толку от этой ровной, но совершенно безводной части острова? Ведь без воды, как говорится — и не туды, и не сюды...
11. Исторический опыт.
— А что в этом смешного? — не въехал наш непосредственный босс, когда уже и Васькин держался за живот со смеху, и даже наша мелкая школота.
— Ты бы видел только, досточтимый, КАК эти черномазые своё железо куют! — Володя и сам едва сдерживался от смеха, — Вместо наковальни бесформенный камень — как есть, со всеми его неровностями, а вместо молота — такой же примерно, только размером поменьше, — спецназер показал руками все эти углубления и выступы в утрированном для наглядности виде, — Представляешь, какая там поверхность будет из-под ТАКОЙ ковки?
— Да ещё и твёрдющая от нагартовки, и попробуй её чем-то угрызи! — добавил я.
— Вот именно! А Макс взял и заставил этих дундуков педа... гм... ну, в общем, драить эту железяку, чтоб блестела как... гм...
— Как у кошки яичница? — догадался Фабриций.
— Ага, как у кота яйца. Это ж прикинь, тереть ту железяку каменюкой, пока все эти ямы от ковки как чисто не выведешь! Огонь они трением точно быстрее добудут!
— А зачем это нужно?
— Чтоб красивее и круче выглядело — они же любят всё блестящее. Ну и чтобы на образец было похоже, — я указал пальцем на висящую на стене винтовку.
— А дерево! — Серёга не смог договорить — захохотал.
— Что дерево?
— Очень хорошее дерево, досточтимый, — ухмыльнулся я, — У нас-то на это дело ореховое идёт, но там-то ведь есть и получше, и если уж делать, так делать вещь!
— А зачем?
— Ну, чтобы духу грозы понравилось, и он не побрезговал туда вселиться.
— Так ты, значит, надоумил их сделать ТОЧНУЮ копию этой машины? — босс начал потихоньку въезжать.
— Ну да, у них же магическое мышление — типа, сходство формы обеспечивает сходство сути. Я бы и нутро ствола им показал, и нарезы в нём, и устройство затвора со спусковым механизмом, но ведь они же всё это хрен сделают, так что я решил пожалеть их и не расстраивать понапрасну. Лом отковать и отдраить они ещё в состоянии, мелкие финтифлюшки замка тоже, ну и деревяшку...
— Ага, КАМЕННЫМИ инструментами! — тут уже не смог удержаться от смеха и наш спецназер, — И дерево срубить, и из бревна вытесать, и обстрогать, и к железякам тем по месту подогнать, и отполировать потом не хуже тех железяк!
— А почему каменными?
— Так ведь традиция же! Наши жрецы какими ножами жертвенных животных на алтарях режут? — обосновал я начальству, — А значит, и священный предмет тоже должен каменными инструментами обрабатываться.
— Ну, мы ведь бреемся кремнёвыми и обсидиановыми лезвиями — дерево тоже должно бы поддаваться... Что смешного, Волний? — мой оболтус, до сих пор прыскавший в кулачок, тоже не выдержал и рассмеялся уже открыто.
— Это же чёрное дерево, дядя Фабриций! Оно же твёрдое как железо! Мы его в школе на уроке труда пробовали резать, так даже папиными инструментами замучились! А эти дикари — каменными! — и пацан снова сложился пополам от смеха.
— Так зачем всё это, если из нормальных материалов нормальным инструментом они могли бы сделать и легче, и быстрее?
— Фабриций! МНЕ — не нужно, чтобы ОНИ сделали легче и быстрее. Мне нужно было, чтобы они загребались делать! — разжевал я ему окончательно.
Хохотал босс долго. Переспрашивал о каких-то недопонятых ранее тонкостях и снова хохотал — то держась за живот, то хлопая себя ладонями по ляжкам.
— Пожалел ты их, значит? Не заставил и внутри всё делать так же, как и в этой штуке? — и опять хохочет до упаду, постигая всю глубину нашей шутки с черномазыми, — А купленных в Тингисе мавританок вы, значит, решили завезти и выгулять по причалам Керны незадолго до праздника Астарты? — и снова хохочет, потому как про то, как негры пользуются там старинным финикийским обычаем и как это тяготит самих финикиянок, мы ему уже рассказали, — А финикийцам посоветовали большой храм Астарты построить, чтобы не весь город видел, как они с этими дикарями ей служат? — Фабриций досмеялся уже и до икоты.
— Ага, вот сейчас примерно тех мавританок должны уже грузить на корабли в Тингисе, — подтвердил я, — И тогда где-то дней через пять будет эта остановка в Керне с их выгулом и покупкой до кучи парочки негритянок, — босс ржать уже не мог и молча хлопал себя ладонями и раскачивался в кресле, закрыв глаза и явно представляя себе эту картину маслом в цвете и в лицах, — Думаю, это должно бы подстегнуть решимость тех тамошних финикиянок, которые всё ещё колеблются...
— А их суффет, значит, управляет ими там как туземный вождь? — мы рассказали ему уже, естественно, и об африканском беспределе.
— Ну, не до такой степени, конечно, но — да, спорить там с ним как-то давно уже не принято, — согласился я, — И подозреваю, что черномазая стража там тоже не ради одной только экономии, а ещё и чтобы все понимали, что пощады в случае бунта не будет.
— Как и на Крите, папа? — тут же сопоставил и уловил аналогию мой спиногрыз.
— Скорее всего, — ответил я ему, одобрительно кивая.
— Макс, ну чему ты детей учишь! — прямо с порога попрекнула меня только что зашедшая Юлька, — Даже если это и правда, так кое-какую правду не мешало бы всё-таки и до старших классов хотя бы попридержать.
— Ага, мелкие подробности. Но суть надо объяснять сразу — и чтоб понимали, и чтоб не было потом противоречий с теми придержанными подробностями.
— Макс, если есть ПОЛНАЯ уверенность в том, что это правда, так я и не спорю.
— А в чём твои сомнения?
— Всего только одна единственная фреска, вдобавок — плохо сохранившаяся. Да, два вооружённых негра бегут за начальником-критянином, но почему ты так уверен в том, что это обязательно наёмники? Что, если это просто рабы-телохранители?
— Ну, их начальничек не очень-то смахивает ни на расфуфыренного вельможу, ни на крутого олигарха — те и разодеты должны быть в пух и прах, и шествовать важно и торжественно, а не бежать трусцой. Да и фреска всё-таки не в каком-то частном особняке, а в самом дворце, и явно имеет самое прямое отношение к казённому официозу.
— Хорошо, согласна. Тогда почему не какой-нибудь маленький отрядик элитной дворцовой стражи из редких и диковинных заморских воинов?
— Типа эдакой лейб-гвардии? Не вытанцовывается.
— Почему?
— Юля, ну ты вспомни хотя бы шерданов у кого-то из фараонов Нового Царства — вот то лейб-гвардия без базару. Длинные мечи, рогатые шлемы, панцири — ну, может и не металлические, но вообще-то похожи на эдакий прототип римской лорики сегментаты. Ну, понятно, что стиль везде свой, но я не про стиль, а про добротность снаряжения — это тяжеловооружённая и явно отборная пехота, наверняка самая престижная во всём войске. А эти черномазые, как и их отец-командир, снаряжены по форме одежды номер два — ни панцирей, ни даже шлемов. Ну и показаны, опять же, бегущими, а не тянущими носок на параде — явно самая обычная и ни разу не престижная лёгкая пехота, которой поставили задачу, и они летят мухой выполнять её. Причём, ты же понимаешь, надеюсь, что на этой фреске изображён, скорее всего, не какой-то экстраординарный, а вполне себе типичный момент в их службе?
— Ну, согласна. И что из этого следует?
— А то, что гораздо больше они похожи на полицаев, чем на элитную дворцовую стражу. Велели им, видимо, смотаться куда-то, разобраться там как следует, ну и наказать кого попало, так они и спешат "кого схватить, кого проткнуть". Для войны они оснащены убого, но для полицейских функций и этого достаточно, да и подвижность высокая.
— Так тогда это вполне могут быть и не наёмники, а рабы вроде той же скифской полиции в Афинах.
— Да какая разница? Заморские рабы-дикари — тем более идеальные каратели. На чужом острове им бежать некуда, как и с подводной лодки, из местных никто им не брат и не сват, чтобы его жалеть, и в каменоломни никому из них не хочется, так что служебное рвение — куда там до них настоящим вольным наёмникам! Сравни с теми же мамелюками средневековых египетских султанов или там, допустим, с турецкими янычарами — разве не такие же точно "псы режима"?
— Ну Макс, ведь по твоей логике тогда получается, что и афинские полицейские рабы-скифы — тоже "псы режима"?
— Абсолютно верно. Просто в Афинах сам режим немного другой — для граждан, по крайней мере. Для метеков — не уверен, что так уж прямо принципиально отличается от критского. А на Крите ведь и не полис ни разу, и вряд ли там было хоть какое-то понятие о гражданстве. Ихний Кносс — это ведь даже и не город в нашем понимании, а дворцовый комплекс и его обслуга — как превилегированная, так и не очень, а все, кто в неё не входит — вообще быдло вроде тех же египетских феллахов и с теми же примерно правами. Скорее всего, и религиозно зазомбированы по самое "не балуйся", но официоз только с силовой поддержкой эффективен — дурак схавает, умный промолчит и сделает вид, будто схавал, а смелого правдоруба как раз вот эти черномазые родину любить и научат.
— Макс, ну ты прямо фашизм какой-то описываешь вроде спартанского.
— Боюсь, Юля, как бы даже и не хуже. Спартиаты, по крайней мере, не отбирают у своих илотов всего и не гноят в дворцовых хранилищах, выдавая только паёк, а вот что Египет, что Крит — судя по вот этим здоровенным критским пифосам в подвалах дворцов — ага, и античный социализм тоже есть учёт, контроль и хлебная монополия.
— Пифосы-то тебе чем не угодили? Ведь прекраснейший же образец мастерства критских гончаров!
— Ага, размерчик горшков в натуре впечатляет. Во-первых, сама же говоришь, что образец мастерства. Вот и прикинь, каково тому бедолаге-гончару такую бандурищу вылепить и обжечь? Во-вторых, каково было её в подвал дворца затащить? А в-третьих, каково её использовать? Вот прикинь, если там зерно — стоит тот пифос в яме, засыпать удобно, а вот высыпать? Это же подымать его надо даже не вдвоём, а вчетвером, чтоб не уронить и не раскокать, да наклонять, а из-за неширокого горла ещё и не всё высыпется — представляешь, каково туда совком лезть те остатки выгребать? Ну и вот нахрена сдался такой мазохизм, спрашивается? Ведь делали же и нормальные амфоры, которые и сделать гораздо проще, и один человек подымет, а двое — вообще легко. Так нет же, подавай этим скопидомам-плюшкиным побольше, чтоб больше вместилось, и чтоб никто не унёс, а что неудобно из такой посудины пайки быдлу раздавать, так то проблемы быдла, а главное — это удобство учёта и контроля. Обезьяны доминантные — они ж страшно любят сгрести всё под себя, а потом контролировать и распределять.
— Макс, пифосы и сейчас используются и греками, и римлянами. Диоген — тот самый, который "отойди и не заслоняй мне солнце" — на самом деле жил не в бочке, а в очень большом пифосе. Представляешь размеры? Вряд ли меньше тех критских. Ну, это, конечно, самые большие, основная-то масса была поменьше...
— А форма?
— Да почти такая же, только дно не плоское, а округлое.
— Так это ж ключевой момент. Нынешний пифос, получается, гораздо удобнее наклонять, чтобы выбрать оттуда остатки содержимого.
— Ну, в общем-то да. Но всё-таки делать из этого ТАКИЕ выводы...
— Тётя Юля, там же было не только это, — вмешался мой наследник, — Там ещё и люди работали не на дому, а приходили на работу во дворец и получали за работу паёк.
— Да, это было, Волний, и не только на Крите — и в микенской Греции тоже был такой же дворцовый тип хозяйства. На разве это обязательно признак такого муравейника или улья, как твой папа описывает? У него у самого люди работают на мануфактуре, а не дома, и тоже получают паёк.
— Так это же рабы, тётя Юля. Где же им ещё работать, если у них ещё нет дома?
— Разве ТОЛЬКО рабы? У твоего папы есть там и свободные рабочие, которые тоже точно так же приходят на работу.
— Ну так это же БЫВШИЕ рабы, которых папа освободил. Кто решил остаться, те работают теперь как вольнонаёмные. В Лакобриге у нас уже целый рабочий посёлок есть для таких людей.
— Так я же тебе, Волний, об этом как раз и говорю. Там ведь тоже общество, как и у нас в Оссонобе, а вовсе не такое, как твой папа представляет себе крито-микенское. А чем ваша мануфактура в Лакобриге так уж сильно отличается от дворцовых мастерских Кносса? Ну, я не о машинах и механизмах, конечно, говорю, а о самой организации работ. Бывают такие общества, в которых подавляющее большинство людей ходят и даже ездят на работу на другой конец города, и так каждый день кроме выходных и отпуска, но и эти общества — вовсе не муравейник, — Юлька имела в виду, естественно, наш современный социум, — И даже те, кто работает сам на себя, не всегда работают на дому, а часто совсем в другом месте, в которое тоже ходят или ездят работать каждый день.
— Ну тётя Юля, они же не за паёк работают, а за деньги, которые сами решают, как и на что потратить, да и вообще, они отработали день, сколько положено, и никому больше ничего не должны и не обязаны. И никто им после работы мозги не полощет — ну, тем, у кого жена дома нормальная, а не стерва, — мы расхохотались всей компанией.
— Это — да, — усмехнулась и Юлька, — Но почему ты думаешь, что и на Крите эти люди, которые работали в дворцовых мастерских, жили не так же?
— Ну... Это самое, — мой спиногрыз замялся.
— Деньги, — подсказал я ему, — Критский бронзовый талант — это очень большая для простого работяги сумма. Не знаю, мог ли он заработать её за месяц, но уж точно не за неделю и не за день. А если он и получил его за месяц работы, то как его разменять? Где мелкая разменная монета для его повседневных мелких покупок?
