Красный Дьявол и Каменная чаша

Приятное вино быстро кончилось, и девочка вновь вышла из мрака, с кувшином в руках.

— Значит, ты и есть, — проговорил Эдмунд, когда ушла девочка, — тот мудрец из легенды.

— Легенды? — усмехнулся Юрген, — мои верные ученики исказили правду, возвеличив меня.

— Я не могу понять, почему ты получил бессмертие, а все остальные, кто пил из того же источника, только способности к волшебству?

— Все очень просто. Источник был осквернен.

— Осквернен? — переспросил Эдмунд.

— Да. Кровью. Лучший из моих учеников, самый рьяный в учении и самый верный, служивший мне опорой много лет, заколол меня, когда я склонился над источником. Но я успел сделать глоток.

— Зачем? — непонимающе воскликнул Эдмунд.

— Всему виной моя мудрость. Он считал, что кровь из сердца наставника передаст ему все мои знания, но я упал в воду и он сделал глоток уже оскверненной воды. Я же, как и гласят легенды, исчез, прихватив с собой убийцу.

— А остальные ученики, почему они не остановили его?

— Не знаю. Возможно, они не догадывались о его замысле. Возможно, тяга к моей мудрости была всего лишь простой алчностью. Мне уже все равно. Каждый из них испил из источника и получил способности, о которых и не мечтал ранее. Они и не догадывались, что дар волшебства на самом деле проклятье. Представь себе, когда появляется человек, умеющий делать то, что недоступно другим, но при этом он слабее. Что с ним будет?

— Его убьют, — без колебаний ответил Эдмунд.

— Верно. Они должны были стать изгоями, и если учесть, что этот проклятый дар переходил от отца к сыну, к внуку, словом, ко всем отпрыскам мужского пола, то весь род был обречен. Но, видимо, я все-таки чему-то научил их. Привыкшие вместе следовать за мной, они не спешили расходиться. Так появилось то, что сейчас называют орденом Каменной Чаши.

— Тот, убийца, что ты сделал с ним?

— Он успел глотнуть и чистой воды, так что я уже ничего с ним сделать не мог. Он изгой среди нас, и, кажется, безумец. Это был его выбор. Я временами встречаю его. Совсем выжив из ума, он постоянно пытается сразиться со мной, а, проиграв, бессильно рычит. Кажется, я до сих пор для него что-то вроде эталона. Он и сейчас ищет способ стать сильнее, чтобы повергнуть меня. Возможно, в этот раз, он придумает что-нибудь интересное.

— Для чего?

— Когда есть цель, жить, как правило, интереснее, но мой ученик выбрал неправильную цель, а его усердие и методичность сыграли с ним злую шутку. И как результат — глупая идея превзойти меня поглотила его. Когда я предстал перед богиней, она отвергла меня. Я был опустошен. Несколько веков скитался по пещерам, воя от ненависти к самому себе. Потом понял, что неограниченность во времени может сыграть мне на руку и начал жить вновь. Опять же Мэри, моя маленькая помощница, не давала мне скучать.

— И она тоже одна из нас? — удивился Эдмунд.

— Не знаю, — невозмутимо ответил старик, — никогда не спрашивал.

* * *

— Милорд еще отдыхает, — сообщили Натану. Это немного удивило канцлера, ведь Эдмунд с восходом солнца возвращался к себе в кабинет и делал вид, что провел за книгами очередную бессонную ночь. Подождав час, Натан отправился в склеп. Он не любил это место. Слишком мрачный, навевающий тоску, склеп раздражал его. Как можно сидеть в подобном месте каждую ночь двести лет подряд? Двери были раскрыты, и Натан увидел сидящего на полу герцога. Он, касаясь спиной саркофага супруги, казалось, спал.

— Милорд, — позвал Натан, подходя ближе, — уже утро, милорд.

Но герцог не ответил. Наклонившись, Реджис, легонько коснулся его плеча. Эдмунд, словно большая кукла, скользя спиной по камню, завалился на бок. Солнечные лучи игриво сверкали на маленьком пузырьке из желтого стела, зажатого в руке герцога.

По лицу канцлера пробежала тень. Он осторожно высвободил бутылочку из холодных пальцев Эдмунда. Склянка была пуста. Реджис поспешно засунул ее себе в карман и начал трясти герцога.

— Милорд, — звал он, — проснитесь, милорд!

Через четверть часа взъерошенный канцлер вышел из склепа, прикрыв дверь, и поспешил к себе в кабинет. Проходя мимо секретаря, он велел принести хрустального ястреба. Сидя за письменным столом, он, глубоко вдохнув, спокойной рукой написал короткую записку Гилкристу. Отправив птицу с посланием, Реджис вновь вернулся к склепу.

Реджис не мог смотреть на тело бездыханного герцога, и поэтому не стал заходить в старый, пропахший тысячелетней пылью, склеп, а остался стоять в маленьком дворике, напротив плотно закрытых дверей склепа. Ему иногда казалось, что внутри слышны шаги и герцог вот-вот откроет дверь. Натан поспешно заглядывал внутрь и, увидев, что Эдмунд лежит на том же месте, отходил назад.

— Натан, — ступая по каменным плитам, Гилкрист вошел в маленький дворик у склепа, — я ничего не понял из твоего письма. Что за таинственность?

— Герцог мертв, — прошептал канцлер, — я нашел его утром, здесь, в склепе.

— Этого не может быть, — проговорил пораженный магистр, — Эдмунд бессмертен!

— Можешь сам посмотреть, — Реджис отворил дверь.

Пройдя внутрь, магистр склонился над телом герцога. Он проверил пульс, дыхание, хорошенько потряс герцога за плечи и, вновь покачав головой, посмотрел на стоящего в дверях канцлера.

— Он мертв, — медленно проговорил магистр, — даже успел остыть. Но как это возможно? Натан, ты не заметил ничего подозрительного?

— Нет. Мои люди проведут тайное расследование, но сейчас важно другое. Элиот, Большой совет будет через неделю! Если на нем не будет милорда, то поползут слухи. Опять же этот посол. Герцог должен принять его лично. Пока, кроме нас двоих больше никто не знает, — Реджис немного помедлил, подбирая нужное слово, — о случившемся. Может быть так, что он всего лишь уснул?

— Его сердце не бьется, дыхания нет, — развел руками Гилкрист, — мне кажется, что это не сон.

— Точно! — Натан пристально посмотрел на магистра, — есть ли какое-нибудь заклинание, возвращающее душу? Герцог мне как-то говорил, что без воли Анкейн, он никогда не покинет этот мир. Возможно, он еще не ушел.

— Натан, — Гилкрист удивленно посмотрел на канцлера, — не все так просто...

До самого вечера, склонившись над телом герцога, они перебирали возможные варианты. В любом случае, решили они, пока о смерти Эдмунда никто не должен знать. Бессмертие сыграло с ними злую шутку, оставив герцогство без наследника. Реджис продолжал наставать, что у ордена должно быть заклинание, способное вернуть дух Эдмунда назад в тело, пускай не надолго, лишь бы успеть провести Большой совет. Под напором канцлера, Гилкрист обещал подумать, что можно сделать.

— Но тело лучше перенести в резиденцию, — наконец сказал магистр, — мои люди могут вызвать подозрение, если будут ходить здесь.

— Я прикажу подготовить карету.

— Нет, — усмехнулся магистр, — есть более удобный путь.

Он подошел к одной из стен. Потрескавшаяся лепнина в форме колонн придавала ей вид портала, символизируя тем самым путь в иной, лучший мир. Гилкрист внимательно изучал лепнину, словно выискивая замочную скважину, чтобы отпереть дверь.

— Натан, давай поднесем сюда герцога.

Они взяли тело герцога, которое оказалось почти неподъемным, и подтащили его к стене. Пока Натан пытался удержать тело, Гилкрист взял руку покойника и приложил к одной из причудливых фигур на стене. Что-то щелкнуло, и часть стены исчезла.

— Что это? — не веря своим глазам, спросил Реджис.

— Древний лабиринт, — коротко пояснил магистр, — пройдя через него, мы окажемся в резиденции.

— Но, Элиот, мы же его не донесем!

Ничего не отвечая Гилкрист вышел из склепа. Через минуту он вернулся в сопровождении четырех человек, закутанных в серые темные мантии.

— Теперь, я думаю, справимся, — сказал он, беря из ниши оставленный герцогом подсвечник.

Глава 24

— Ингрид неплохо справляется, — сказала Дафна.

— Справляется? — усмехнулся Олаф, — она достигла просто невероятных успехов. Правда, мы разучили пока только одно заклинание, но мне кажется, из нее выйдет толк.

— Не стоит перегружать ее, — покачала головой травница.

Они сидели на лавке в саду, окутанные весенним сумраком. Олафа давно мучил один вопрос, но он все не знал, как его задать.

— Ты можешь помочь нам с Аланом? — наконец спросил он.

Дафна не успела ответить. Послышались гулкие шаги, и к ним, держа в руке фонарь, вышел Клод.

— Вот вы где, — выдохнул он, — извините, что прерываю, но мне нужно поговорить с Олафом.

Олаф непонимающе посмотрел на повара.

— Цветок, — коротко пояснил тот.

— Ты еще не успокоился? — улыбнулась Дафна.

— Это я виноват, что он вырос здесь. Знал бы, — Клод зловеще сверкнул глазами, — сжег бы его.

— Ты хочешь, чтобы я его сжег? — спросил Олаф.

— Да, — кивнул Клод.

За прошедшие два дня Клод пробовал пилить, рубить, выкапывать и обкладывать раскаленными углями несчастное растение. Но розе Джорджа все было нипочем. Олаф же считал цветок ранее неизвестным быстрорастущим видом гигантской розы, который нужно изучать, а не уничтожать.

— Клод, это редчайший экземпляр! — наверное, уже в сотый раз повторил Олаф, — у меня рука не поднимется погубить розу.

— Не поднимется, — повторил повар, — конечно, это же не ты сажал. Я бы посмотрел, как бы ты заговорил, вырасти такое чудо у тебя в ордене. Наверняка, пока никто не видит, сжег бы его.

— Перестань, Клод, — мягко сказала Дафна, — он неплохо смотрится в саду, пускай себе растет.

— Ну уж нет! — негодующе проговорил повар, — когда я принес куст шиповника с такими милыми, нежными цветочками, ты сказала, что его негде посадить. Вот я сейчас и подготовлю место!

Олаф понял, что момент упущен. Ничего, можно спросить завтра утром. Он встал и пошел за поваром. Около часа они ходили возле исполина. На нем уже успели затянуться следы прошлых нападений Клода. Такой регенерации Олаф еще не встречал. Он с интересом принялся ковырять схожий со стволом стебель, наблюдая, как маслянистая жидкость обволакивает ранку, сделанную ножом. Для успокоения Клода, Олаф все-таки сделал несколько красочных, но абсолютно безобидных огненных вспышек и они отправились в дом.

Сон пришел не сразу. У Олафа была выработана привычка мгновенно засыпать и также быстро просыпаться, но сейчас, лежа в темноте, он думал о судьбе Алана. Клод, несколько раз чихнув, захрапел. Это немного отвлекло Олафа от грустных мыслей и он незаметно уснул.

Олаф проснулся, когда еще не рассвело. Он подошел к спящему в другом конце комнаты Клоду.

— Я знаю, что нужно делать, — заявил он сонному повару, — просыпайся, мы должны спешить.

— Наконец-то ты понял, как мне ненавистен этот цветок, — пробормотал повар.

— Я не о нем, — отмахнулся Олаф, сейчас его переполняли эмоции, — собирайся, я знаю, как спасти Алана!

— Алана? — Клод едва не упал с жесткой лавки.

— Нужно разбудить всех, мы завтракаем и выходим.

— Куда выходим? — не понял Клод.

— В столицу!

Через пару часов они, распрощавшись с травницей и Гроганом, отправились в путь. Джек порывался пойти с ними, но был слишком слаб и Дафна, со свойственной ей нежной твердостью в голосе, посоветовала капитану еще немного отдохнуть. Олаф заметил, как тень пробежала по лицу Клода, когда Гроган, понурив голову, обещал их нагнать, едва ему станет лучше.

К полудню путники, наконец, вышли из леса Дафны и перед ними распростерлась на много миль вперед живописная лощина, обрамленная по обеим сторонам пологими склонами.

— Сама богиня говорила с тобой! — не переставал восхищаться Алан, — она говорила с тобой, обо мне!

— Чего ты радуешься, парень, — хмыкнула Ингрид, — вот придем в столицу, тогда посмотрим, стоит ли так ликовать. Надеюсь, Анкейн не поленилась явиться доброй половине стражников Нордфолка.

— Почему? — удивился Клод.

— Учитывая, какая за нами слава, мы крупно рискуем, — сказала девушка, — не зря же кто-то так усиленно ищет рыжую беглянку и ее ненаглядного спутника? Опять же наш провожатый, беглый брат Олаф. Неизвестно, как его встретят в ордене.

— Я все объясню магистру, — ответил за него Алан.

— Как же, — усмехнулась Ингрид.

С самого утра она выглядела хмурой. Когда Олаф рассказывал про видение и явление богини, она что-то равнодушно жевала, не выказывая никакого интереса к рассказу. Создавалось такое впечатление, что богиня ничего для нее не значит. Олаф сделал себе заметку, что нужно будет аккуратно объяснить девушке о милосердии и величии Анкейн. Конечно, в ее кругу почитают богов шутовства и лукавства, таких как Норвуш или Берген, но ведь Дафна должна была рассказать хотя бы самые известные легенды о богине Анкейн. Олаф с досадой покачал головой.

— Анкейн сказала, что только в столичной резиденции ордена можно решить проблему юного магистра. Нам благоволит сама богиня — мы должны действовать, — сказал Олаф.

— Юный магистр, — задумчиво произнесла Ингрид, — интересно, кто это?

— Как кто? — от удивления Олаф не совладал с голосом и прогремел, как в былые годы своего командования рыцарями.

— Брат Олаф, — тихо прошептал Алан.

— Как кто? — уже мягче повторил священный рыцарь, — конечно же, она имела в виду магистра Фостера.

— Может, она говорила про Гилкриста? — спросила Ингрид.

Олаф не понимал, шутит ли она или говорит на полном серьезе.

— Он совсем не юн, — снисходительно сказал Алан.

— У богов весьма странные понятия о возрасте, — развела руками Ингрид.

— Нет, — отмахнулся Олаф, — зачем ей говорить про магистра Гилкриста мне?

— Мало ли, ты же брат ордена.

Не зная, что ответить, Олаф решил переменить тему.

— Я думаю, дня через два мы будем у стен Нордфолка, — сказал он, — наше счастье, что Дафна указала нам короткий путь. Вы уже проходили здесь раньше?

— Вроде бы нет, — пришел на выручку Клод, — обычно от Дафны мы шли дальше на север, да и в столице нам делать было особо нечего.

— Почему? — спросил Алан.

— А что мы там забыли? — проворчала Ингрид.

Они шли до самого вечера, лишь раз сделав короткий привал. Когда ноги старого мага гудели от усталости, путники решили устроиться на ночлег. Заметив руины замка, Алан начал упрашивать Олафа и Ингрид разбить лагерь там. Клод помянул призрачных гончих псов какого-то Толбота, когда они приблизились к развалинам. Олаф и сам недолюбливал такие, как их называл брат Родерик, места с историей, но возражать не стал. Возможно, у Алана это последний шанс переночевать в руинах безымянного замка. Зачем отказывать ему в таком маленьком приключении?

От замка осталось всего лишь одна из стен с зияющим слепым окном и несколько истертых временем плит, заросших бурьяном. Поковыряв камни носком сапога, Клод, с видом эксперта, заявил, что им не менее трехсот лет. Времена Падения королей и раньше вызвали у молодого Алана бурю эмоций. Сейчас же он просто засыпал Олафа и Клода расспросами об исторических подробностях. Это могло затянуться до глубокой ночи, пока Ингрид, все это время хранившая молчание, не посоветовала Алану умолкнуть до утра. Олаф и раньше обращал внимание, что Фостер следует ее приказным просьбам, но сейчас в кротком молчании Алана ему почудилось что-то давно забытое, но такое теплое и светлое, что даже не хотелось вспоминать. Олаф не мог скрыть улыбки. Отвернувшись от костра, он сделал вид, что смотрит на звезды.