Красный Дьявол и Каменная чаша

Клод задул свечу. Алан слышал, как Ингрид скинула куртку и, поворочавшись, затихла.

— Ты уверена, что они тебя не узнали? — прошептал Алан. — Может, было бы лучше уйти прямо сейчас?

— Какой же ты осторожный, юноша, — усмехнулась Ингрид, — всегда бы такой был. Нет, скорее всего, они еще сидят в зале, потягивая пойло Хью. Увидев нас, подумают еще чего, а ведь нам рисковать ни к чему?

— Все же, странно все это. Почему Олаф здесь и в таком виде. Он никогда не ходил небритым.

— Время, — отозвался Клод, — оно меняет людей до неузнаваемости. Коверкает жизни, создавая порой сущую нелепицу.

— Ты это про себя что ли, Клод? — спросила Ингрид.

Клод только печально вздохнул.

Глава 19

Гулкие шаги эхом отражались от стен спящих домов. Сбивчивое дыхание говорило, что жертва уже почти на приделе. Стоит отдать ей должное — для своих лет неплохо держится. Не каждый сможет пробежать столько с дырой в боку. Шаги затихли. Дурашка решил притаиться и переждать жнеца. Неужели он действительно думает, что способен спрятаться? Сама его плоть ждала освобождения и указывала путь. Багровые капельки вели в темный переулок.

Жнец шел не спеша, он знал, что жертва никуда не денется. Он хотел дать ей почувствовать всю прелесть истинного страха. Когда кровь пульсирует в висках и сердце бьется все быстрее, готовое вырваться из груди. Мысли сбивчивым потоком проносятся в голове, не позволяя разглядеть себя, ведь над ними главенствует только одна — "спастись". Жаль, что он сам не может испытывать подобных чувств. Работа жнеца накладывает определенные ограничения. Как же он завидует счастливцам, забившимся в самый укромный уголок и ждущих неминуемой смерти. Бедняжки, они до последнего цепляются за надежду спастись. Ничего, он спасет их. Он им поможет, ведь таков его долг.

Глупые люди думают, что жнец — простой охотник. Он убивает ради забавы. Но нет же! Он не убивает, а отпускает. Сколько их было? Десять? Пятьдесят? Сотня? Любой уже давно сбился бы со счета, но только не он. Сто шестьдесят четыре. Вместе с этим сто шестьдесят пять. Какое приятное число. Но он не должен торопиться. Наслаждение приходит с пониманием. Ведь своей стремительностью, он испортит все и уже не сможет называться жнецом.

Он завернул в проулок. Жертва сидела неподалеку, вжавшись в стену. Жнец проверил, в сознании ли она? Мужчина тяжело дышал, прижимая руку к кровоточащей ране. Одна она уже смертельна, но так нельзя. Пускай жертва ощутит...

Жнец не мог сдерживаться. Неведомая сила переполняла его. Он с завистью посмотрел на затравленную жертву. Должно быть, она сейчас на вершине блаженства. Медленно доставая нож, жнец смотрел, как вздрагивает его очередной трофей.

— За что? — тихо спросил мужчина.

— Ты избран, счастливец. Прими же мой дар! — слова давались ему с трудом. Предвкушение походило на нестерпимый зуд. Как же приятно слышать звук разрезаемой плоти. Это волшебная мелодия, это гимн!

— Нет! — простонала жертва, но убийца уже ничего не слышал. Он был поглощен действом. Удар за ударом, пока в руке не появится приятная усталость. Жертва уже не издавала звуков. Залитый кровью жнец ликовал. Он заглядывал в глаза мертвого мужчины, улыбаясь собственному отражению. Еще один, еще один! Теперь дело за малым.

Как он до сих пор не сбился со счета? Все очень просто. Он вырезал заветное число на груди жертвы. Поэтому ему нужно было следить за собой, чтобы ненароком не испортить полотно для его знака. Жнец разорвал рубаху. Грудь у мужчины была отличная. Широкая, почти без волос — то, что нужно!

Он принялся чертить, насвистывая модную песенку. Работа работой, но ведь этот простой торговец наверняка привык слышать подобные мотивы. Пускай он уходит под приятные ему звуки.

Кряхтя, жнец не заметил, как в проулке появился человек. Он его даже не почувствовал, пока не услышал хлопки.

Незнакомец стоял, опершись спиной о пыльную стену, и хлопал в ладоши, будто на спектакле.

— Поздравляю! — произнес он.

— Чего тебе? — прошипел удивленный жнец.

— Прекрасно, давно не видел подобного.

— Ты про вознесение?

— Вознесение? — задумчиво переспросил незнакомец, — ты так называешь свою резню?

Жнеца охватил гнев. Он выпрямился и крикнул:

— Это не резня! Не смей так говорить!

— По мне, так точно резня, — безразлично ответил тот, — хотя, это не так уж и важно.

Удивление прошло, а вместе с ним и гнев. Жнец понял, кто стоит перед ним. Он посмотрел на незнакомца по-новому. Вот он какой, сто шестьдесят шестой. Каждая жертва особенная, но эта была просто бесподобна. Он уже предвкушал, как они вместе насладятся страхом незнакомца. Главное, не вспугнуть. Хотя, куда он отсюда денется?

— Тебе действительно понравилось? — спросил он, медленно приближаясь и одновременно забирая вправо, чтобы жертва не попыталась скрыться.

— Да, я оценил, — ответил тот.

Кажется, сто шестьдесят шестой ничего не заметил. Неужели он считает себя равным ему, жнецу? Вот дурачок. Жнец подошел вплотную, вроде как желая получше разглядеть незнакомца и всадил нож в печень. Клинок мягко вошел в тело, а какой звук! С блаженной улыбкой он посмотрел на лицо незнакомца. Довольна ли жертва? Конечно, она должна быть удивлена и испугана. Жнец отшатнулся. От растерянности он даже выпустил рукоять, и нож так и остался торчать в боку жертвы. Незнакомец продолжал улыбаться. Даже больше. Теперь его губы изогнулись в зловещей усмешке безумца. Ему не больно? Ошибся, промахнулся или же этот сумасшедший так ничего и не понял?

— Браво, — наконец сказал незнакомец.

Его рука со странным перстнем дотронулась до священного клинка и без видимых усилий вынула его. Крови на лезвии не было. Незнакомец держал рукоять двумя пальцами, разглядывая клинок.

— Неплохо, — задумчиво проговорил он, — удобный?

Растерянный жнец не знал, что ответить. Он был потрясен. Животный страх пробрался в его сердце, делая ноги ватными. Но как? Ему же нельзя, ведь он жнец!

— Никак нельзя, — пробормотал жнец.

Этого не может быть. Незнакомец осквернил его оружие своим прикосновением. Он испортил ему весь вечер. Он заставил его бояться! Выхода нет, он должен... бежать.

Жнец рванулся с места и выбежал из переулка. Ему казалось, что ноги двигаются слишком медленно, и что незнакомец вот-вот его догонит. Он просто безумен, этот незнакомец. Что ему нужно от жнеца? Ведь тот всего лишь выполнял свой долг!

Дышать становилось тяжелее. Уличный мрак давил на него. Проклятые ноги, почему так медленно!

Жнец споткнулся и растянулся на мостовой. Быстро оглянувшись, он искал глазами безумца. Улица была пуста. Отстал, отбился, выдохся! Или его и вовсе не было? Конечно же, просто сегодня слишком тяжелая ночь. Жаль, пропал клинок, но ничего, есть другие.

Он медленно встал, отряхивая колени. Правая ладонь неприятно саднила. Выдохнув, он собрался идти.

— Быстро ты бегаешь, — раздался голос.

Прямо перед ним, всего в нескольких шагах, стоял тот противный безумец. Он был ужасен своим спокойствием. Жнец непроизвольно издал отчаянный вопль и разрыдался. Бежать уже не было никаких сил. Крупные слезы стекали по его щекам.

— Ну-ну, будет, — произнес незнакомец, — что же ты, как малый ребенок?

Утирая слезы, жнец недоверчиво посмотрел на неприятного человека. Он разглядел нож в его руке и разрыдался вновь. Это были слезы страха, смешанные с отчаянием.

— Как тебя зовут, малыш? — спросил незнакомец.

— Я жнец, — всхлипывая, ответил тот.

— Нет же, я спрашиваю, как твое имя.

— У жнецов нет имен!

— Ты хочешь со мной поспорить?

— Дитрих. Меня зовут Дитрих.

— Хороший мальчик, — улыбнулся странный человек, — хочешь назад свою игрушку?

— Угу.

— Сколько тебе лет, Дитрих?

— В этом году будет тридцать четыре.

— Да ты уже совсем большой! — сказал он, протягивая клинок, — бери же, не бойся.

Дитрих неуверенно протянул руку и принял оружие. Его священный клинок был вновь при нем. Сила к нему возвращалась. Он уже не боялся незнакомца, он его ненавидел. Промахнувшись один раз, он не промахнется другой. Бедный дурашка считает себя всесильным и унизительно разговаривает с ним, как с маленьким ребенком. Гримаса ярости исказила лицо жнеца и он, подпрыгнув, рассек голову жертвы. На этот раз жнец не промахнулся. Глубокая борозда разделила лицо незнакомца надвое.

— Ты ловко управляешься с ножом, Дитрих, — сказал страшный человек. На его лице уже не было и следа от пореза. Он вновь улыбался ему своими холодными глазами.

— Нет! — прокричал жнец, обхватив голову.

— Успокойся, Дитрих, — продолжал незнакомец, — ты храбр и у меня есть к тебе дело.

— Кто ты такой? — пробормотал жнец.

— Зачем задавать такие вопросы? Ты и сам прекрасно знаешь ответ.

— Да, хозяин, — внезапно для самого себя произнес Дитрих.

— Не хочешь немного прогуляться? Сегодня на удивление звездная ночь.

— Да, хозяин.

Через мгновение они очутились за стенами города, где-то в лесу. Они вышли на поляну, заросшую клевером.

— Четыре, мой дорогой Дитрих, очень нехорошее число. Три или два куда как лучше, но никак не четыре. Ты же понимаешь меня?

— Да, хозяин, — монотонно ответил бывший жнец.

— Через пару дней здесь появятся путники. Можешь забрать любого, но только не самого маленького. Юноша в широкополой шляпе на самом деле девчонка, а ты же не будешь обижать девочек?

— Нет, хозяин.

— Запомни, любого, кроме нее. Эта девочка уже давно принадлежит мне, и я сильно огорчусь, если с ней что-нибудь случится.

— Хорошо, хозяин.

— Держи клинок, — хозяин протянул Дитриху небольшой кинжал с изящной рукоятью, — пока он с тобой, никакое волшебство не навредит тебе.

— Спасибо, хозяин.

— Не скучай тут.

Дитрих смотрел, как хозяин постепенно становится прозрачным. Он обязательно выполнит поручение, ведь это его долг!

Глава 20

Удивительное дело, будь то Доргхейм, будь то Грюндорф, трактиры кажутся абсолютно одинаковыми. Жалкая каморка, называемая хитрым Хью лучшими апартаментами в округе, ничем не отличается от прежнего рассадника клопов в Доргхейме. Днем все замечательно. Даже прокопченные свечами пятна на потолке создают особую атмосферу затхлой роскоши. Ведь стул, черт бы его побрал, с его резной спинкой, мог бы сойти за мебель из покоев какого-нибудь графа. Вот только это вовсе не резьба, а многолетний труд жуков-древоточцев. Они и сейчас продолжают свое дело, начатое за сотню лет до их появления. Чем же еще примечательна комната? Сапоги Клода не в счет, они здесь всего первый день, а вот милые, жужжащие кровопийцы — предвестники лета, кажется, пасутся тут уже не первый год.

"Что-то я сама на себя не похожа, — подумала Ингрид, — раньше бы уже давно дрыхла, а сейчас все ворочаюсь. Правильно, возраст-то уже какой. Двадцать лет, подумать только. Еще немного и совсем превращусь в ворчливую, старую кошелку. К слову, о старом. Хью определенно не видит разницы между выдержанным вином и прокисшим. После этого пойла — будто песка наелась".

Где-то возле стены докучливо пищал комар. Ингрид села, ища в темноте сапоги. Нужно быть безумцем, чтобы ночью босиком наступать на полы в трактире Хью. Ингрид подошла к столу. Нащупав кувшин, она поднесла его ко рту. Пуст. Когда она успела все выпить или это уже Клод прикладывался? Он сейчас, счастливая душа, храпел за троих. Нос ему, что ли, зажать?

— Ты куда? — раздался в голове назойливый голос.

— Тихо ты, — шикнула Ингрид, — Клода не разбуди.

Она накинула куртку и крадучись пробралась к двери. Королевство за глоток воды? Конечно, неплохая мысль, но не нужно доходить до крайностей. Достаточно спуститься вниз, растормошить Хью или Браина и все. Главное, не забыть взять с собой кувшин. Второе такое нашествие паломников к водопою трактир может и не пережить.

Скрипнув дверью, она оказалась в коридоре. У лестницы тускло коптила масляная лампа, освещая путь. Должно быть, все уже спят.

— Я ждал тебя, — прошептал кто-то.

Ингрид немедленно отреагировала. Быстрый прыжок в сторону, легкий шажок вбок и вот, теперь они уже на равных. У стены, напротив двери в их комнату, сидела бесформенная фигура. Ингрид потянулась за кинжалом к поясу, но вспомнила, что забыла прихватить его. Но и злосчастный кувшин может сгодиться. Что же, бой обещает быть интересным.

— Ловко ты, — проговорила фигура. Голос был мужским, низким, с легкой хрипотцой. Старик! Точно, это был сегодняшний старик, Олаф, как он там себя сегодня называл? Гильберт? Гильом! По его тону было нельзя понять, удивление это или ирония. Если учесть, кто он, то скорее второе.

— Расслабься, я не причиню тебе вреда, — вновь заговорил старик, — я хочу всего лишь задать пару вопросов.

Ингрид продолжала молчать.

— Если ты не против, то не лучше ли нам спуститься в зал. Ты ведь туда шла?

"Шла?" — Ингрид показалось, что она ослышалась.

Старик поднялся и направился к лестнице. Его силуэт, обрамленный светом лампы, казался гигантским.

В зале уже никого не было. Олаф прошел к столу, за которым сидел вечером. Он сделал приглашающий жест и сел сам.

— Я много думал, — начал он, едва Ингрид села, — почему в нашей жизни столько случайностей и совпадений? Почему какой-нибудь великий воин, одержавший сотни побед, внезапно погибает от нелепой вишневой косточки, застрявшей у него в горле? Почему человек, считающий себя никчемным и слабым, совершенно случайно становится героем и обретает всеобщий почет и уважение? Почему юноша, приехавший в свой родной город, погибает в первый же день? И почему я слышу имя, которое не называл?

— Я плохо понимаю, куда ты клонишь, — сказала Ингрид, обжигая его ледяным взглядом.

— Ты играешь с огнем, Ингрид, — улыбнулся старик. — Да, я знаю кто ты. Знаю, что твоей банды больше нет. Но зачем было убивать мальчика, а сейчас еще и называться его именем?

— Брат Олаф, она никого не убивала, — наконец-то вмешался Алан, — она такая же жертва, как и я.

— Алан? — Олаф оглядел пустой зал, — это ведь действительно ты! Но где? Я не вижу тебя. Покажись!

— Я здесь. Прямо перед тобой, в теле Ингрид. Понимаю, это звучит крайне нелепо.

— Как? — спросил Олаф.

— Когда смерть уже была близка, я прочел заклинание Искры Жизни и перенесся в ее тело.

— Никогда не слышал о таком заклинании, где ты его нашел?

— В личной библиотеке магистра. Я подумал, что оно связано с огнем, а в тот момент почему-то вспомнил его. Все произошло так быстро, я и сам не заметил, как оказался в теле Ингрид.

— Алан, — Олаф навалился на стол, почти вплотную приблизившись к лицу Ингрид, — скажи мне, кто тебя убил? Это был кто-то из ордена? Может, мрачный брат? Ты его знаешь?

Непонятно почему, но Ингрид было приятно видеть старика в таком оживленном состоянии. Молчаливый и величественный, от одного взгляда которого пробирал мороз по коже, сейчас сыпал вопросами, как какая-нибудь прачка или уличная торговка. "Честное слово, будто лошадь потерял" — усмехнулась она.