Красный Дьявол и Каменная чаша

Глава 1

По проселочной дороге неслась черная карета, запряженная двумя гнедыми жеребцами. Попадавшиеся пешеходы, заслышав шум, поспешно отходили в сторону, провожая взглядом экипаж. На козлах сидел высокий, худой мужчина в темно-коричневой мантии ордена. Его лицо было бесстрастно, плечи расслаблены и лишь изредка, на извилистых поворотах, он сильнее сжимал поводья, но затем вновь расслаблял руки и переводил взгляд с дороги куда-то вдаль.

— Эта тряска сильно выматывает, — заметил один из четырех пассажиров, здоровяк с добродушным лицом.

— Так пройдись пешком, — хмыкнул его сосед.

— Брат Мартин, брат Стефан, — сурово сказал третий, прервав свой разговор с самым молодым из них, — прошу меня извинить, магистр Фостер.

Магистр Фостер, юноша лет двадцати, кивнул.

— У нас слишком мало времени, — продолжил третий, — в Доргхейме большая резиденция и нам организуют пышный прием. Вы обязательно должны присутствовать.

— Но брат Олаф, — взмолился юноша, — я не был здесь десять лет! Нескольких часов будет вполне достаточно.

— Магистр Фостер, — покачал головой Олаф, — нас не поймут.

— Я постараюсь объяснить, опять же, я могу и приказать.

Олаф поморщился. За долгий путь Алан Фостер перестал изображать большого начальника и вел себя вполне прилично, но чем ближе они подъезжали к Доргхейму, тем все сильнее мальчишка начинал рваться пройтись по городу, что никак не входило в планы Олафа. Вообще, вся экспедиция сильно выматывала его. Уже давно Олаф не надевал торжественной мантии, яркие цвета которой быстро утомляли его глаза.

— Нет, — холодно произнес Олаф.

Алан гневно на него посмотрел и отвернулся. Откуда знать такому старику, ведь ему уже перевалило за шестьдесят, что значит оказаться в родном городе, в котором ты не был с детства? Опять церемонии. Нужно будет раскланиваться с напыщенными старшими братьями и слушать скучный отчет очередного командора. За полгода странствий Фостер ничего не видел, кроме стен ордена. Удивительное дело, все эти стены везде одинаковые, также как и населяющие орден люди. Нет, у него прекрасная память на лица и все братья отличаются, но их речи, поведение и, в конце концов, желание произвести впечатление на будущего главу ордена настолько надоели Алану, что он отдыхал только в поездке. Стефан и Мартин вечно что-нибудь придумывали. Густав, который слезал с козел, только чтобы отдохнуть, был немногословным, но он мог сказать даже одним взглядом куда больше, чем все эти истуканы на приемах.

— Через полчаса будем в городе, — донесся приглушенный голос Густава откуда-то сверху.

— Как хорошо, а ведь еще нет и полудня! — воскликнул брат Стефан. Он всегда прилагал все усилия, чтобы снять напряжение, возникавшее, время от времени, между братьями.

— Если бы кое-кто не дрых до рассвета, то мы бы уже сидели в резиденции, — язвительно сказал брат Мартин.

Алана всегда удивлял этот человек. При своем невысоком росте и худобе Мартин обладал низким голосом, никак не вязавшимся с его внешностью, что придавало брату некую таинственность. Молчаливый, он мог весь день не проронить ни слова. Таким немногословным Алан помнил его в резиденции. Сейчас же особых перемен не произошло, Мартин все также мало говорил, но что он говорил! Все его едкие замечания адресовались добряку Стефану. С остальными брат Мартин был дружелюбен и вежлив, но только не со Стефаном. Хотя и Стефан не упускал возможности подколоть Мартина, что, как однажды сухо заметил брат Олаф, бывало и раньше.

— А кто мучался с животом, и нам два дня пришлось просидеть на постоялом дворе? — парировал Стефан.

— Все из-за воды, — покачал головой Мартин, — она была настолько отвратительной...

— Брат Мартин, брат Стефан, — за сегодняшний день уже в десятый раз сказал Олаф.

Братья замолчали, но атмосфера стала значительно легче. Алан краем глаза заметил, что даже Олаф улыбается их склоке. Алан ломал голову, как же уговорить Олафа, отпустить его немного пройтись по городу.

— Брат Олаф, — обратился он, озаренный внезапной идеей, — а если отложить церемонию на завтра?

Олаф удивленно поднял кустистые, все еще черные брови. Алан заметил в серых глазах старика хитрую усмешку.

— Нет, — покачал головой Олаф, — боюсь, ничего не получится. Ведь братья готовились к нашему приезду и, я слышал, что даже из ближайших деревень придут братья-отшельники, дабы выразить свое почтение.

— Почему бы им завтра не выразить это почтение? — наивно спросил Алан.

— Потому что сегодня будет пышный стол, а за ночь блюда остынут.

— Так они хотят увидеть меня или же набить свои животы? — удивился Алан.

Олаф по-отечески улыбнулся. Он всегда так улыбался, когда Алан, по его мнению, говорил глупости. Эта улыбка означала: " Не несите вздор, молодой человек!", но в более мягкой форме. Что спорить с таким, когда ему все кажется вздором?

Через полчаса, как и говорил Густав, подъехали к городским воротам. У стен города их встречали лично бургомистр и капитан стражи. Часовые отдали честь, другие стражники очистили дорогу, разогнав зевак.

— Магистр! — восхищенно заговорил полный человек с цепью градоначальника на плечах, — это большая честь для нас, магистр!

Толстяк низко поклонился Олафу.

— Разрешите проводить вас до резиденции, магистр! — выпрямившись, сказал он. Градоначальник с трудом поднялся на ступеньку и, потеснив Алана с Мартином, обожающе уставился на Олафа.

— Магистр, мы вас так ждали! — с придыханием произнес он. Бургомистр плавно растекся по сиденью, вынуждая Алана прижаться к самому окну.

— Магистр Фостер, — сказал Олаф, обращаясь к Алану, — господин бургомистр выражает вам свое почтение.

Алан ощутил, как толстяк внезапно сжался, словно пружина и, издав тихое "ой", замер.

— Благодарю за оказанный нам прием, — проговорил Алан, тщетно пытаясь скрыть улыбку, — надеюсь, вы сегодня будете в резиденции на вечернем приеме?

— Приеме? — удивленно произнес бургомистр, — так сегодня же...

— Что сегодня? — уточнил Олаф.

— Нет-нет, ничего, — сбивчиво проговорил градоначальник и, густо покраснев, замолчал.

Выехав на городскую площадь, единственное место в городе, мощенное брусчаткой, они увидели величественное и одновременно мрачное здание ратуши, вздымавшееся своими островерхими крышами над остальными домами. Возле ратуши был большой, с лепниной по краям, бассейн, в который стекала вода из кувшина в руках каменного мальчика. Немного поодаль стоял памятник — мужчина с окладистой бородой, опирающийся правой рукой на меч, а левой указывая куда-то вдаль.

— Это наш покровитель, великий Карл, — прошептал бургомистр, косясь в окошко.

— Чем он велик? — с напускным безразличием спросил Фостер. Он не стал упоминать, что именно его, Алана, десять лет назад, стражники снимали с левой руки памятника. Какой-то дурак, из тогдашних приятелей Фостера сказал, что в носу у Карла растут брильянты.

— О, это легендарная личность, — бургомистр вытер платком выступившую испарину, — ведь он, когда наш город был еще деревней, бок о бок сражался с герцогом в Великой Битве. Тогда Карл был всего лишь старостой, но благородный герцог Эдмунд отметил его боевые заслуги и назначил первым бургомистром. Говорят, что старую крепостную стену, ту, что у самого кладбища, Карл возводил вместе с герцогом! Ведь Великий Эдмунд лично участвовал в строительстве пяти, — бургомистр поднял руку, растопырив пухлые пальцы, — великих городов-крепостей.

Фостер уже приготовился услышать лекцию по истории, но бургомистр, видимо стушевавшись, замолчал вновь.

Они проехали знатный северный квартал и, петляя по небольшой дороге, начали подниматься в гору. Уже больше не встречалось жилых домов, только склады. На возвышении, вдали от всех, словно сказочный замок, стояла резиденция ордена Каменной Чаши. Алана всегда поражала массивная каменная стена, едва ли не выше городской, с широкими зубцами и еле заметными отверстиями в них. Над стеной, с четырех сторон света, почти пронзали небо высокие башни из белого камня. Не было, разве что, рва с подъемным мостом, это несколько портило вид замка. За стенами, конечно, большой сад с тенистыми аллеями, певчими птицами, скамьями для вечерних бесед и небольшим фонтаном, но снаружи — настоящая неприступная крепость. Для Алана этот замок был пятым, не считая маленьких обителей ордена. После посещения Доргхейма, он должен вернуться в столицу и предоставить верховному магистру отчет о путешествии. Глупая традиция объезда всех владений ордена новым преемником прижилась более ста лет назад, и многие предшественники Алана воспринимали ее как последнюю возможность развеяться. Как говорит сам верховный магистр Гилкрист — больше не будет времени на прогулки. Дела лягут на его плечи, и Алан будет должен руководить, не видя ничего, кроме стен своего кабинета.

Делегацию вышли встречать все старшие братья и командор. Командор Уоррет был человеком в годах, пожалуй, даже старше магистра Гилкриста. На его сухом, морщинистом лице неестественно и немного комично смотрелись черные длинные усы. Он, согласно традиции, прижимая ладони к груди в знак почтения, подошел к Алану.

— Магистр Фостер, — сказал командор Уоррет с легким свистом, — разрешите поприветствовать вас от лица всей нашей братии. Вы проделали долгий путь и, верно, устали с дороги. Если позволите, мы проводим вас в ваши покои. Будет нашим оружием Истина.

— Будет нашим оружием Истина, — повторил Алан девиз ордена.

Командор вел Алана по широкому коридору. Со всех сторон на магистра были устремлены восхищенные взоры братьев. Они стояли, выстроившись, возле стен, они стояли на лестнице, они стояли возле высоких окон. Но никто не приближался к магистру. Алану начинало казаться, что все они разом обратились в статуи и даже перестали дышать.

— Ваши апартаменты, магистр, — сказал командор, распахивая двери.

Комната, не уступающая в размерах обеденной зале, была обставлена массивной мебелью. Огромная кровать с балдахином; письменный стол, пригодный скорее для великана, нежели для человека; шкафы, заставленные фолиантами; кресла, скамьи с подушками, табуреты и трон. Вернее тоже кресло, но Алан сразу назвал его для себя троном. Короли минувшей эпохи восседали именно на таком троне. Но Алан не удивлялся. В каждой из пяти резиденций все покои магистра были совершенно одинаковы.

— Располагайтесь, магистр, — сказал командор. — Ваши спутники будут в соседних комнатах. Сундуки с вашими вещами принесут с минуты на минуту.

— Да, хорошо, — кивнул Алан. Он заметил, что в дверях показался Олаф. — На сегодняшний пир, наверное, придет половина города?

Командор переменился в лице.

— Прошу меня извинить, — проговорил он, — но у нас произошла небольшая накладка.

— Накладка? — Олаф удивленно поднял брови.

— Да, старший повар внезапно заболел и, из-за сложности некоторых блюд, пришлось перенести пир на завтра.

— Надеюсь ему уже лучше? — спросил Алан.

— Господин магистр, — развел руками командор, — к сожалению, он мертв.

— Как мертв? — переспросил удивленный Алан.

— Да, все произошло так внезапно. Еще днем он прекрасно себя чувствовал, а вечером...

Командор замолчал.

— От чего умер повар? — спросил Олаф.

— Сердце. Он очень волновался из-за возложенной на него ответственности, а когда крем не получился, бедняга схватился за грудь и испустил дух.

— Мы соболезнуем, — сказал Алан и, немного помедлив, добавил, — значит, вся официальная часть переносится на завтрашний вечер?

— Еще раз прошу меня извинить, — командор склонил голову, — мы подумали, что вы и так очень устали после длительной поездки и будете не против немного отдохнуть.

— Да, конечно, — понимающе улыбнулся Алан.

Он осознал, что смерть несчастного повара пришлась как нельзя кстати. День, полный хлопот и скучных церемоний, будет только завтра. Сегодня же, Алан имеет полное право отдохнуть после дороги, а как он будет отдыхать, это уже его личное дело.

Еще раз извинившись, командор оставил братьев одних. Фостер посмотрел на Олафа. Тот был хмур больше обычного. Определенно, в его седую голову пришла та же мысль об отдыхе.

— Брат Олаф, — начал Алан, — кажется, сегодня мы имеем полное право на отдых.

— Магистр Фостер, — покачал головой старик, — мы не можем просто так покинуть резиденцию и пойти осматривать достопримечательности. Вам дадут эскорт, оцепят улицы и, в довершение всего, господин бургомистр лично вызовется исполнять роль проводника. Вы действительно хотите этого?

— Но можно же негласно. У нас есть неброская одежда, в которой я буду выглядеть как обычный горожанин. Я знаю Доргхейм не хуже бургомистра, и, можешь быть уверен, обойдусь без провожатых.

— Улицы могут быть опасны.

— Для магистра ордена Каменной Чаши?

— Для младшего магистра Фостера, — поправил Олаф.

— Я могу сейчас проделать дыру вот в этой стене и спокойно выйти, пока вы будете разбираться с командором.

— Бессмысленно.

— Я уже и раньше плавил камень!

— Не спорю, но этаж второй. Расплавите стену, а дальше что?

Алан замялся. Олаф всегда находил самые противные аргументы, против которых и сказать-то нечего.

— Я понимаю ваше желание развеяться, ведь неизвестно, когда в следующий раз вы окажетесь в родном городе, — наконец сказал Олаф, — с вами пойдут брат Стефан и брат Мартин. Хотя нет, лучше вместо Стефана послать Густава. Но у меня есть еще одно условие.

— Какое?

Фостер удивился внезапной мягкости Олафа. Всегда строгий и неуступчивый, он решил сделать поблажку. Может это его очередной урок?

— Вы должны пообедать.

Через час, переодевшись в скромные рясы братьев Покоя и Послушания, Алан, Мартин и Густав покинули крепость. Пройдя несколько кварталов, они свернули в тихий переулок, где переоделись вновь. Теперь Алан являл собой образец молодого зажиточного горожанина, Мартин скорее походил на мелкого перекупщика, а Густав так и остался самим собой. Он всегда выглядел одинаково, чтобы ни надел. Отрешенный взгляд, осунувшееся лицо и мешковатая одежда создавали образ философа-отшельника, каким он, в какой-то мере, и являлся. На плече Густава висела потертая кожаная сумка, в которой дремал миниатюрный хрустальный ястреб. В случае чего, Густав сразу бы отправил птицу с посланием в резиденцию к Олафу. Так что не следовало искушать судьбу и сразу же убегать от братьев.

— Встретимся здесь вечером, ближе к закату, — сказал Алан.

— Магистр Фостер, — возмутился Мартин, — брат Олаф нас проинструктировал, и мы не оставим вас одного ни на минуту.

— Какая радость от прогулки, когда возле тебя все время два телохранителя?

— Магистр Фостер, если хотите, я могу связаться с братом Олафом, — предложил Густав.

— Нет, не нужно. Тогда давайте сделаем так. Брат Густав, ты же можешь чувствовать меня на расстоянии нескольких миль?

— Могу и дальше, но все же...

— Вот и хорошо. Давайте я буду идти впереди, а вы шагов на двадцать сзади. Тогда и я останусь у вас на виду, и вы мне мешать не будете. Согласны?

— Да, но...

— Вот и отлично! Если мы по какой-нибудь причине разминемся, то встретимся здесь на закате.

— Магистр Фостер! — покачал головой Мартин.

— Решено. Только, смотрите, не отставайте.

И Алан пошел вперед. Не оглядываясь, он прошел несколько кварталов. Затем, пару раз свернул, поджидая братьев и, замерев у рыбной лавки, незаметно взял из бочки засоленную рыбу, которая жутко воняла, но в этом и заключался план Фостера. Он достал платок и завернул в него рыбу. Оглянувшись, Алан увидел выходящих из-за угла братьев. Они шли порознь. Густав задумчиво брел впереди, а Мартин, отстав на несколько шагов, рассматривал содержимое прилавков. Алан пошел дальше. Он ходил по улице ювелиров, несколько раз выходил на главную площадь, стоял у ратуши, сидел возле фонтана и, наконец, выждав удобный момент, скрылся в подворотне торговой гильдии. Он бывал здесь и раньше, еще ребенком. Добравшись до складов пряностей, а нос говорил, что это именно так, Алан бесцеремонно сжег замок и прошел внутрь амбара.

В темном помещении рядами стояли бочки. Он наугад открыл одну и, понюхав, удовлетворенно кивнул. Взяв пару горстей красноватого порошка, Алан положил их в карман. Затем закрыл бочку и вышел обратно на улицу. Крадучись, Фостер преодолел несколько кварталов. Братьев нигде не было.

— Ну что, Густав, чуткий нос, — улыбнулся он, — теперь поищи меня!

Алан повернул в сторону западного квартала, где обычно селились ткачи. Он медленно шел, осматриваясь по сторонам, словно ища что-то. За десять лет здесь почти ничего не изменилось: те же покосившиеся дома, та же дорога, только, кажется, деревья стали меньше. Он медленно бродил по улицам, заглядывая в окна мастерских.

— Нужно проведать родителей, — сказал он себе.

Прежде чем идти к ним, следовало купить цветов. Мать всегда любила полевые цветы, ни розы, ни тюльпаны, а какие-нибудь васильки или же ромашки. В детстве Алан часто приносил ей небольшие букетики. Она гладила его по голове и, улыбаясь, ставила цветы на самое видное место. Отец же никогда не любил все эти знаки внимания. Он говорил, что телячьи нежности нужно оставить для девиц. Теперь же Алан решил взять цветов и ему. Он подошел к лотку с сушеными цветами, выбрал два небольших букетика полевых цветов, взял еще несколько пучков мяты и пошел к родителям.

На кладбище Доргхейма, как и на любом другом, всегда было тихо и мрачно. Высокие вязы своими раскидистыми кронами почти не пропускали солнечных лучей. Могилы с покосившимися надгробиями заросли мхом и казались неведомыми зелеными растениями. Фостеры покоились под молодым буком, который, с момента последнего посещения Алана, заметно подрос.

Эпидемия, произошедшая одиннадцать лет назад, унесла много жизней. Еще здоровый вчера человек, мог запросто не дожить до утра. Умирали не только простые горожане, но и знать. Мор исчез также внезапно, как и появился. Люди говорили, что братья из ордена Каменной Чаши нашли лекарство и развеяли его по городу. Алан остался сиротой и год бегал с другими беспризорниками, пока его не заметили братья. Вернее, их заинтересовала его способность.

Алан всегда считал, что разжечь огонь в очаге — значит внимательно посмотреть на дрова и представить язычок пламени. Именно язычок. Как-то он подумал о неплохом костре, и огонь появился прямо перед ним, на полу. С тех пор Алан стал осторожнее. Но орден заинтересовал даже крохотный огонек. Быть членом Каменной Чаши — большая честь, но Алан мечтал совсем не о том. О приключениях, о которых так основательно написано в книжках. О сражениях со сказочными чудовищами, о которых не менее основательно нарисовано в тех же книжках и, конечно же, о принцессе, которой в герцогстве никогда не было, не говоря уже о Доргхейме, где дворяне, и те на перечет. Алан так и заявил пришедшему за ним брату Вильяму. Нужно отметить, Вильям не растерялся и сказал, что рыцари ордена путешествуют по разным странам и, конечно же, бьются с чудовищами и спасают прекрасных принцесс. Вместо прекрасных Алану послышалось брыластых, что несколько смутило мальчика, но идея путешествовать ему понравилась, опять же его приглашали в столичную резиденцию! Что и говорить, если у него и были какие-нибудь сомнения, то этот аргумент перевешивал все. Алан и так намеривался пойти в столицу, ведь там жил сам Великий герцог Эдмунд, которого он так мечтал увидеть. Маленький беспризорник уже видел, как герой многих легенд Эдмунд, сражается вместе с ним, плечом к плечу. Но мечты так и остались мечтами — следующие десять лет Алан, хоть и провел в столице, герцога так и не увидел.

Согласно ритуалу, Алан, читая молитву, растер в ладонях сухие цветы и развеял их над могилой родителей. Потом, встав на колени, он долго рассказывал им, чего достиг, кем стал и как жил все эти долгие десять лет.

— Мама, — говорил он, — магистр Гилкрист, очень хороший человек, избрал меня в свои преемники. Менее чем через месяц, я стану Верховным магистром ордена. Представляешь, я буду самым молодым Верховным магистром! Отец, я думаю, ты бы гордился мной.

Он никогда не знал, как разговаривать с отцом. Алан запомнил его сухим и строгим человеком, который не любил шутить, а, подобно брату Олафу, все время поучал его. Другое дело мама. Она всегда рассказывала Алану сказки перед сном. Каждый день сказки были разные, но каждый раз в них Великий герцог Эдмунд побеждал неприятеля.

Закончив свой рассказ, он молча продолжал стоять на коленях. Не решаясь уходить, Алан все вспоминал и вспоминал яркие отрывки из своего детства. Незаметно слезы подступили к глазам. Испугавшись своей чувствительности, Алан встал и, отвернувшись, украдкой смахнул несколько слезинок. Он вновь хотел опуститься на колени, но заметил, как солнце, скользя косыми лучами по молодой листве бука, начало клониться к закату. Вздохнув, Алан сказал несколько теплых слов на прощание родителям и пообещал, что обязательно еще навестит их.

Проходя мимо могил, он обошел человека, сидевшего на каменной скамье возле надтреснутого надгробья. Алан бы и не обратил на него внимания, если бы мужчина не окликнул его.

— Молодой человек, — обратился тот, когда Алан уже прошел мимо.

Юноша обернулся, думая, что это кто-то из старых знакомых узнал его, но нет, с этим человеком он, определенно, знаком не был.

— Да? — настороженно спросил Алан.

— Кажется, это ваше, — улыбнулся незнакомец.

Он протянул Фостеру сверток, из которого выглядывал рыбий хвост.

— О, благодарю, — сказал Алан, почему-то краснея. Он и не почувствовал, как рыба выпала у из кармана.

Человек еще раз улыбнулся. Когда Алан брал сверток, то заметил необычный перстень на руке незнакомца, с диковинным темно-синим камнем, в центре которого поблескивал белый лучик.

Когда Алан покинул кладбище и вновь вышел на узкую улицу, солнце уже освещало только верхние этажи зданий. Город постепенно погружался во мрак. Юноша хотел еще успеть посмотреть на свой старый дом, но вспомнил, что обещал Густаву и Мартину появиться до заката. Братья и так уже, наверное, весь город перерыли. Страшно подумать, что устроит Олаф, когда они вернутся в резиденцию. Скорее всего, опять начнет рассказывать, какой опасности Алан себя подвергал и что не гоже так поступать будущему Верховному магистру.

" Когда стану Верховным, тогда и посмотрим", — подумал Алан.

Он решил немного срезать путь и пошел по своему "секретному" маршруту. Если идти по главной улице, то обязательно выйдешь к городской площади, а если свернуть за два квартала, то можно выйти к мосту. Дальше всего двадцать минут быстрого шага и окажешься у ворот резиденции. Как, все-таки, хорошо знать родной город! В любом другом месте Алан ощущал себя чужаком, а здесь даже кот с черным пятном на боку кажется ему таким знакомым, чуть ли не родным. Алан обошел спящего кота и повернул за угол. По его расчетам, сейчас уже должен виднеться мост.

Здесь память немного подшутила над гостем родного города и за следующим поворотом перед его лицом предстала стена. Серая кирпичная стена, а может и белая. Сгущающийся сумрак мешал Алану разобраться с дорогой, не говоря уже о цветах.

Он развернулся на каблуках и пошел прочь из тупикового переулка, но дорогу ему преградили какие-то люди.

— Доброй ночи, господин, — сказал один из мрачной преграды.

— И вам того же, — отозвался юноша, — вы загородили мне проход.

— Все верно, господин, — отвечал все тот же хрипловатый голос, — дорога стала слишком узкой, и мы не можем разойтись.

— Придется скинуть лишнее, — вмешался второй голос, — например, ваш кошелек.

"Грабители, — подумал Алан, — в родном городе меня пытается обобрать горстка жалких попрошаек".

В действительности, эта горстка была вовсе не жалкой, и они никак не походили на попрошаек, скорее уж на матросов во время отпуска, но младшему магистру ордена Каменной Чаши виднее.

— Я советую вам убраться, — холодно произнес Алан, сжимая и разжимая кулаки.

В ответ Фостер услышал лязг клинка о ножны. Мерзкий звук, надоевший юноше еще в университете ордена, ведь занятия по обращению с мечом входили в обязательный курс рыцаря. Он всегда считал их излишними. Против хорошего заклинания любые железки ничто, ведь они могут расплавиться в руках этих дурачков, стоит лишь Алану щелкнуть пальцами. Другое дело зачарованные секиры герцога, закаленные дыханием Рольдера. Но откуда им тут взяться?

— Расступитесь, господа, — послышалось за спинами грабителей.

Невысокий мужчина пробирался к Алану, держа в руке фонарь. На мгновение осветились удивленные лица грабителей.

"Значит, не из них", — заключил Алан.

Фостер разглядел только пятерых. На лицо шестого, невысокого и тощего, была надвинута широкополая шляпа. Грабители неохотно расступились, и к Алану подошел человек, по одежде и жестам похожий на приказчика лавки. Его лицо показалось Алану смутно знакомым.

— Ух, — выдохнул человек, — еле успел.

Незнакомец посмотрел на удивленного магистра.

— Алан Фостер?

— Да, — неуверенно ответил юноша, стараясь вспомнить, где же видел его раньше.

— Очень хорошо, — усмехнулся незнакомец, — а то ведь знаете, как бывает. Смотрю, толпа какая-то. Вдруг я ошибся и завернул не туда? Что я потом тем молодчикам скажу? Не отвлекайтесь, я ошибся?

Алан удивился еще больше, также как и медлящие грабители.

— Тогда, что вы этим скажете? — осторожно спросил он.

— Этим-то и говорить ничего не нужно, — отмахнулся незнакомец.

Алан хотел спросить почему, но вдруг почувствовал, что не может произнести ни слова. Он даже шелохнуться не может. Непонятный ступор парализовал его.

Незнакомец направился к грабителям.

— Никому ничего говорить не нужно, Алан, — в его интонации появилось что-то неприятное.

Алан смотрел, как незнакомец подошел к одному из грабителей. Те, как и Алан, неподвижно стояли. Затем незнакомец осветил лицо мужчины. Маска удивления, смешанного с первобытным ужасом, застыла на лице грабителя. Алан заметил, как бешено метались его глаза. Грабитель ненавидяще посмотрел на лицо незнакомца, затем на фонарь и после перевел взгляд на Алана. Фостер отвел глаза, не в силах выдержать этого умоляюще-непонимающего взгляда.

— Стоит как миленький, — одобрительно сказал незнакомец, — дай-ка сюда.

Он взял из руки грабителя короткий меч, Фостер вспомнил, что на уроках фехтования его называли тесаком, взвесил клинок в руке и пошел назад, к Алану.

— Вот такими ножиками орудовали еще до Великой Битвы, — сказал он Фостеру, — Прошли века, а форма все та же. Что совсем неудивительно. Но что это я отвлекся?

Он подошел к Алану вплотную и внимательно посмотрел в глаза юноши. Фостер ощутил леденящий страх, наполняющий все его сердце. Затем он почувствовал жгучую боль. Юноша пошатнулся и начал оседать на землю, скользя спиной по кирпичной стене. Из его груди торчал клинок.

— Теперь разберемся с вами, — сказал убийца.

Он отошел от умирающего Алана и поставил фонарь. Полусидя, Фостер смотрел на завораживающий темно-синий камень в перстне на руке убийцы. Где же он его видел?

— Эй, здоровяк, — незнакомец указал рукой на одного из шайки, — подойди-ка ко мне.

Грабитель послушно подошел.

— А ты, ну тот, что в дурацкой шляпе, встань вон там. Да, здесь, — убийца одобрительно закивал. — Остальные, тоже подойдите ко мне. Так, еще на два шага. Хорошо! Ты, в капюшоне, сделай шаг вперед.

Пока незнакомец расставлял грабителей, словно фигуры на шахматной доске, в уже мутнеющем разуме Алана появилась идея. Он попробовал что-нибудь произнести. Из груди донесся тихий сип, затем окаменевший язык смог произнести короткое слово. Следующее слово далось юноше уже значительно легче. Внимательно следя за незнакомцем, Алан едва слышно начал шептать заклинание. Фостер хорошо понимал, что на взрослого человека его сил не хватит, а вот с ребенком может и получится. Он обратил внимание на маленькую фигуру в широкополой шляпе. Если это подросток, то шанс есть.

На лицо Алана брызнула теплая кровь. Один из грабителей рухнул к его ногам. Убийца, удовлетворенно щелкнув языком, подмигнул Фостеру и занялся следующим.

— Ты, — сказал убийца, — встань чуть прямее. Да, так. Теперь подними руку с мечом. Еще выше. Достаточно.

На ладони незнакомца появился маленький синий огонек. Он оторвался от руки и со свистом полетел в грудь грабителя. Не издав ни единого звука, человек упал. Вокруг неподвижного тела стала растекаться багровая лужа.

Убийца поочередно подходил к каждому, ставил его в нужную позу, после чего убивал. Фостер торопился, ведь через двух человек, маг доберется и до его подростка. Последние слова сорвались с губ Алана, и он медленно завалился набок. Убийца обернулся.

— Фостер! — воскликнул он.

Оставив свою жертву, маг подошел к Алану. Повернул его голову носком сапога и посмотрел в глаза юноши. В них больше не было жизни.

Внезапно убийца, краем глаза, заметил движение. Одна, еще из живых фигур, дернулась и побежала в сторону переулка. Маг взмахнул рукой. Вырвался сноп искр и полетел в сторону беглеца, но тот успел скрыться, а пламя с шипением врезалось в угол дома. Маг рассмеялся. Рокочущие переливы хохота отражались от стен безликих домов.

— Совсем забыл, — внезапно сказал он, поворачиваясь к оставшимся жертвам, и снова принялся за работу.

Глава 2

Открывшаяся дверь внесла в душный зал порыв свежего утреннего воздуха. Вошедший человек поправил широкополую шляпу и сильнее закутался в серый плащ. Окинув невидящим взглядом пустой зал трактира, он медленно побрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.

— Ингрид! — донесся возглас из глубины зала.

Человек в плаще остановился. К нему спешил здоровяк с пышными черными усами и нелепым красным носом.

— Ингрид! — повторил он, внимательно рассматривая вошедшего, — что случилось? На тебе лица нет!

— Зато ты выглядишь неплохо. Как твоя простуда, Клод?

— Где все? Почему ты одна? — сыпал вопросами здоровяк.

— Так вышло, Клод, — еле слышно проговорила Ингрид, — так вышло. Помоги мне дойти до комнаты, а то в глазах все плывет.

Едва договорив, она пошатнулась и упала в руки Клода. Здоровяк молча отнес девушку в комнату. Ингрид не теряла сознания, просто у нее не было сил. Усадив ее на кровать, Клод развязал шнурок плаща и, наконец, спросил:

— Вы попали в переделку и ребят схватила стража?

— Ребят взял сам черт, — прошептала Ингрид, — в сундуке лежит бутылка. Дай мне ее.

Клод достал из сундука бутылку дорого орингского вина, заготовленную для особых случаев.

— Все-таки нужно было пойти с вами, — заявил Клод, наливая вино в кружку, — ты сама на себя не похожа, бледная какая-то.

Девушка обхватила кружку двумя руками и сделала большой глоток. Постепенно серый оттенок начал уходить, щеки девушки немного порозовели, а в глазах вновь загорелась озорная искра.

— Ух, — выдохнула она, — хорошо, что ты не пошел, Клод. Наш наниматель не рассказал всей правды. Этот мерзкий негодяй обманул нас, как слепых котят.

— Он вас подставил?

— Хуже, — Ингрид сделала новый глоток, — он убил ребят. Всех.

— Как?! — воскликнул пораженный Клод.

— Если по порядку, то сначала он убил паренька, которого нам нужно было припугнуть. Потом настала очередь Моргана, — по лицу девушки пробежала тень пережитого ужаса, но она быстро взяла себя в руки, — он расставлял нас как кукол, Клод. Я сама повиновалась его приказам, и скажи он мне — убей ребят, а потом себя, я бы...

Ингрид передернула плечами.

— Чертов лавочник, — выругался Клод, — он сразу мне не понравился. Следовало бы послать его подальше!

— Нужно убираться отсюда. Возможно, придется уйти из города и где-нибудь залечь.

— Мы не будем мстить? — удивился Клод.

— Мы не сможем мстить! — воскликнула девушка. — Он всего лишь щелкнул пальцами, и мы больше ничего не могли поделать!

Девушка пристально посмотрела на Клода. Глаза ее блестели, но это был совсем не задорный блеск. Еще мгновение и Ингрид могла разрыдаться. Клод не рискнул смотреть на слезы своего главаря.

— Тебе нужно отдохнуть, — наконец сказал он, — полежи немного, а я соберу вещи.

Ингрид сняла шляпу. Рыжие волосы огненным каскадом ниспадали на черную кожу куртки. Девушка легла. Сейчас она казалась Клоду очень хрупкой маленькой девочкой. Главарь Красного Дьявола. И как она справляется с ватагой бандитов?

— Вернее, справлялась, — поправил себя Клод.

— Что? — карие глаза Ингрид внимательно смотрели на него.

— Давай накрою, — добродушно сказал Клод, укрывая девушку одеялом.

— Спасибо, — тихо прошептала она.

Клод начал собирать вещи, усваивая страшные новости. Томас мертв, Морган мертв, Джим, Крис, Освальд, Вилл! Лавочник оказался колдуном. Ингрид еле жива. Всего за одну ночь Красный Дьявол потерял шестерых членов банды.

Покачав головой, он взял полупустую бутылку. Отпил. Серые стены комнаты давили на него. Клода охватила бессильная ярость. Стараясь отвлечься, он начал набивать мешок, комкая одежду. На дне опустевшего сундука одиноко лежало зеленое платье.

— Ты его почти не надевала, а оно такое красивое, — почему-то с укором произнес Клод.

Девушка не отозвалась. Она равномерно дышала, отвернувшись лицом к стене.

— Схожу вниз, — прошептал Клод, — возьму немного выпивки и для тебя чего-нибудь из еды.

Красный Дьявол размещался в двух комнатах. Самая светлая и относительно чистая принадлежала главарю, а они, все семеро, жили в большой комнате напротив. Клод замер у своей двери, не решаясь войти внутрь. Его вновь охватил удушающий гнев, и Клод со всей силы ударил кулаком по стене. Рука приятно гудела. С вызовом посмотрев на стену, он пошел вниз.

Спускаясь по лестнице, Клод заметил пополнение в зале. Четыре стражника сидели за столом возле стены, еще один крутился у камина, и последний, по виду сержант, неспешно беседовал с трактирщиком.

— Мои люди говорили, — дружелюбно улыбался сержант, — что она остановилась у тебя.

— А мои глаза говорили, — в тон ему ответил невозмутимый трактирщик, — что ее здесь нет.

Клод подошел к стойке. Трактирщик приветливо кивнул, найдя повод отойти от назойливого сержанта.

— Чего желаете? — спросил он, старательно подмигивая Клоду.

— Две кружки покрепче и чего-нибудь из еды.

Сержант повернулся, внимательно изучая Клода.

— Скажи, приятель, — начал он, — ты не видел здесь девушку с длинными рыжими волосами?

— Ваша подружка? — с наивным видом спросил Клод.

— Она, — замялся сержант, — должна быть где-то здесь.

— Нет, — морща лоб, ответил Клод, — рыжую не видел. У нас же таких нет, Хью?

— Нет, — отрицательно покачал головой трактирщик, — я бы сразу запомнил.

— Но есть одна блондинка, — с заговорщическим видом сообщил Клод, — с такими пышными формами...

— Если встретишь рыжую, — нахмурился сержант, — скажи нам и получишь пять шиллингов.

Сержант хотел еще что-то добавить, но его внимание привлекло нечто за спиной собеседника. Клод затылком ощутил, кого видит стражник. Он слышал, как встали из-за стола четверо солдат. Сержант отошел от стойки, держась за рукоять меча. Когда он поравнялся с Клодом, тот медленно обернулся. Посмотрев на Ингрид, стоящую у лестницы, затем на четырех стражников, Клод ухватил за пояс солдата. В следующий момент в сторону четверки с отчаянным воплем летел сержант. Снаряд Клода попал точно в цель — все четверо рухнули под телом своего начальника. В довершении, Клод опрокинул на них стол и, не удержавшись, несколько раз нажал ногой.

— Проклятье, — выругался он, оборачиваясь к девушке, — зачем ты спустилась?

Ингрид удивленно на него посмотрела, будто видит впервые, и неуверенно спросила странным голосом:

— Где я?

Клода передернуло. Что же с ней сделал проклятый колдун, если она не может узнать трактир, в котором живет уже несколько месяцев?

— Чертова голова, — морщась, произнесла Ингрид, — что я вообще тут делаю, Клод?

Он хотел ответить, но заметил, как стражник, притаившийся у камина, обнажил меч и крался к девушке.

— Что же вы такие напористые? — спросила Ингрид, сбивая с солдата ударом ноги шлем.

Стражник рухнул возле нее, а шлем отлетел к стойке трактирщика.

— Ты начинаешь приходить в себя! — усмехнулся Клод.

— За эти сутки я слишком много бегала, — вздохнула Ингрид, проходя в зал, — а теперь, хочу кое-что спросить у наших новых друзей, прежде чем побегать вновь.

Клод услышал, как с глухим ударом заперлась входная дверь на засов — Хью помогал, как мог. Ингрид подошла к лежащим стражникам.

— Достань мне их главного, — велела она Клоду.

Здоровяк с готовностью одной рукой приподнял стол, так хорошо укрывавший всю компанию, а другой вытянул что-то мычавшего сержанта.

— Проснись, дружок, — с нежностью в голосе сказала девушка, — я хочу побеседовать с тобой.

Сержант что-то простонал, не желая приходить в себя. Ингрид, недолго думая, начала хлопать его по щекам. Один удар — голова влево, второй — вправо.

— Вставай же, олух, — протянула она. Сержант под напором ударов девушки отрицательно покачал головой.

От преображения своего главаря, Клод приосанился. Он с отеческой любовью смотрел на Ингрид, испытывая приятное чувство гордости.

— Ты зачем с ними так? — спросила она.

— Я же легонечко! — стал оправдываться Клод, — опять же, они первые начали. И вообще, зачем ты спустилась?

— Не твое дело, — раздраженно сказала девушка, — дай-ка какого-нибудь пойла.

Клод признавал, что напиток был не ахти какой, но все же так грубо назвать его пойлом, да еще и при трактирщике не стоило. Он неохотно сходил к стойке, встретившись взглядом с хмурым Хью, и протянул кружку Ингрид. Девушка сделала глоток. "Ну все, — подумал Клод, — сейчас брызнет в лицо несчастному сержанту. Так переводить питье!" Но девушка не спешила отнимать кружку ото рта. Выпив все, она медленно выдохнула.

— Сразу легче стало, — заявила порозовевшая Ингрид, — теперь могу с ним хоть до вечера болтать!

И она с новыми силами продолжила хлестать стражника по щекам.

— Не надо, — наконец простонал сержант.

— Смотри, ему уже лучше! — усмехнулась Ингрид. — Скажи мне, приятель, зачем ты пришел сюда?

— Это... — промычал солдат, пытаясь прийти в себя, — это приказ. Нам велели схватить рыжую девку в трактире "Пегий хвост".

— Зачем же вам велели сделать такую глупость?

Сержант открыл глаза.

— Это приказ, — еще раз простонал он, напряженно щурясь. Разглядев лицо Ингрид, он побледнел, — О боги, рыжая!

Клод покачал головой. Конечно, несчастному сержанту неизвестно, как быстро Ингрид выходит из себя, если слишком часто упоминать о ее цвете волос. Она была упертой девушкой и могла долго добиваться своего, но все же, ей не хватало терпения. Развязывать языки хорошо умел Освальд. Он мог часами задавать один и тот же вопрос, что Клоду начинало казаться, будто даже он знает ответ. Но Ингрид другая. Сейчас Клод наблюдал, как девушка стремительно теряла терпение. Выпивка придала ей сил, но только богам известно, что могло придать ей терпения.

— Я вижу, тебе уже лучше, приятель, — голос девушки начал пугать Клода, — ты, наверное, даже четко можешь отвечать на вопросы?

— Рыжая, я...

Последняя капля, размышлял Клод, всегда бывает такой неожиданной. Кажется, что еще есть время, но капля упала, и для кого-то настали черные времена. Бедный сержант только что прикончил терпение Ингрид одним дурацким словом.

— Приятель, — зловеще улыбаясь, сказала Ингрид, — если ты сейчас не расскажешь, зачем вам понадобилась рыжая, то очень скоро станешь молчаливым.

В руке девушки блеснул нож.

— Рано утром, вернее даже еще ночью, пришел бургомистр, — быстро заговорил стражник, — и приказал задержать рыжую. Тебя...

— Ее, — поправила Ингрид.

Сержант сглотнул, не в силах отвести глаз от клинка.

— Господин Фибс ничего не объяснял, лишь только сказал, что ее можно найти в этом трактире.

— Тебе не кажется странным, приятель, что пухлый Фибс лично пришел к вам? Ведь для этого есть капитан. Неужели поимка той рыжей настолько важна для него?

— Не могу знать, — прошептал сержант.

Когда нож коснулся его горла, стражник добавил.

— Я вспомнил, леди! — нож Ингрид замер, — господин Фибс говорил, что мы обязательно должны найти ее, иначе сэр Мэтью...

— Кто таков, этот сэр Мэтью? — быстро спросила она.

— Я не знаю, — прерывисто дыша, проговорил сержант, — я никогда раньше не слышал о человеке с таким именем.

— По мне, так обычное имя, — усмехнулась Ингрид.

— Да, обычное. Даже моего кузена так зовут, — осторожно кивнул сержант, — но я не знаю никакого Мэтью, которого бы называл сэром сам господин бургомистр.

— Стало быть, он не из местных?

— Истинно так, леди!

— Молодец, лейтенант, — похвалила Ингрид.

— Сержант, — поправил тот.

Девушка удивленно изогнула черную бровь.

— Ты думаешь, что не дослужишься до лейтенанта? — Ингрид дотронулась лезвием ножа до его щеки. Выпучив глаза, сержант закивал. Однако, осознав вопрос, он тут же начал отрицательно мотать головой. Клод уже давно не видел ее такой. Сейчас Ингрид упивалась страхом несчастного солдата. Так раньше она еще не глумилась.

— Постой, — вмешался Клод, — парень уже на пределе.

— Знаю, — устало сказала девушка и убрала нож.

Под перевернутым столом послышался стон. Один из поверженных стражников начал приходить в себя.

— Ты вещи собрал? — спросила она.

— У меня всегда все с собой, — отозвался Клод, не сводя глаз с перевернутого стола.

— Вот и хорошо, — кивнула Ингрид, — а ты, приятель, передай привет сэру Мэтью.

Она взяла глиняную кружку, лежащую у ее ног, внимательно посмотрела на нее, взвешивая в руках, потом перевела взгляд на сержанта. Их глаза встретились. Стражник весь сжался и натянуто улыбнулся.

— Крепкий малый, — сказала она, — поспи немного.

Ингрид приложила сержанта кружкой. Кружка раскололась на четыре крупные части, а на лбу у стража тут же выросла пунцовая шишка.

— Хью! — крикнула девушка, — мне бы...

— Веревку не дам, — отозвался трактирщик. Все это время он старательно натирал и без того сияющую стойку. — Вы мне всех посетителей распугаете. Опять же эти. Думаете, что они мне скажут, когда очнутся?

— Ладно, свяжем ремнями, не впервой. Кстати, — сказала девушка, роясь в карманах солдат, — тут тебе и на починку стола хватит.

— Тебя послушать, я только и делаю, что мелочь из карманов вытрясаю, — проворчал Хьюго, — помогаешь вам, так сразу за своего принимают. Я, в отличие от вас, — он ткнул большим пальцем в грудь, — честный человек!

Когда Клод вернулся с плотным мешком, набитым вещами, Ингрид уже сидела у стойки.

— Все, я готов! — сказал он, протягивая девушке шляпу, — Хью, присмотришь за вещами парней?

— Куда мне их девать? — буркнул трактирщик.

— Закрой пока у себя, я позже все заберу. И еще, Хью, — голос Клода внезапно стал трогательно сердечным, — нам бы в дорогу пожевать чего-нибудь.

— Хе-хе! — изображая старческий смех, просипел Хьюго, — как по счетам платить, так дохлыми кошками кормлю, а как что, сразу пожевать!

— Хью, — заговорила Ингрид, — мы же помогаем тебе с маленькими неприятностями. Почему бы и тебе не помочь нам?

— Ладно, ладно! — отмахнулся трактирщик, — все забирайте! Грабьте! Вычищайте закрома!

Он положил на стойку две заранее приготовленные сумки.

— Здесь только хлеб и вяленое мясо! — возмутилась Ингрид, заглянув в одну из них.

— Жадные грабители, — процедил трактирщик, — ты все время утверждала, что у меня ничего нет, кроме пойла? Держи.

На стойку упал бурдюк с вином.

— Спасибо, Хью, — улыбнулась девушка, надвигая шляпу на глаза, — потом сочтемся!

Трактирщик хмыкнул и отвернулся.

Глава 3

В дверь постучали. Отложив томик хроник Каррера, Олаф открыл дверь. В коридоре стоял брат Покоя и Послушания.

— Брат Олаф, — прижав ладони к груди, проговорил монах, — командор приглашает вас на вечернюю трапезу. Памятуя вашу любовь к уединению, командор также добавляет, что будут присутствовать только старшие братья.

— Хорошо, — кивнул Олаф. Он действительно недолюбливал шумные компании и был удивлен осведомленности Уоррета.

За столом сидело всего четыре человека. Командор, привстав, указал на место подле себя.

— Право, брат Олаф, — заметил Уоррет, когда подали горячее, — магистр Фостер, помимо того, что одаренный маг, так еще и очень интересный человек. В первый же день своего приезда отправиться осматривать город!

— Магистр не был в Доргхейме десять лет, — проговорил Олаф, — поэтому неудивительно, что он решил пройтись по старым местам.

— Но как же сопровождение? Ведь он не захотел никого с собой брать!

— Ничего страшного, за ним присматривают брат Густав и брат Мартин.

Командор еще какое-то время продолжал восхищаться молодым магистром, потом встал и, подняв кубок, сказал:

— Давайте выпьем за наших гостей!

Вино оказалось немного горьковатым, но довольно приятным на вкус. Олаф сделал несколько глотков, не желая своим отказом ставить командора в неловкое положение. Когда Олаф вернулся к себе, уже стемнело. Он удивился, почему еще не вернулись Фостер и братья, и уже хотел, было, позвать Стефана, как вдруг все поплыло у него перед глазами и, ощутив резкую усталость, он уснул.

— Брат Олаф, проснитесь, — кто-то сильно тряс его за плечо.

Олаф приоткрыл глаза, морщась от резкого света, бьющего ему в лицо. Над ним склонился взволнованный Стефан.

— Брат Олаф, брат Олаф! — продолжал трясти его Стефан.

— Который час? — во рту все пересохло и слова давались ему с трудом.

— Брат Олаф! — воскликнул розовощекий монах, — наконец-то вы проснулись! Беда, брат Олаф, беда!

— Что случилось?

— Только что прилетел хрустальный ястреб от брата Густава! Магистр Фостер, брат Олаф, его убили!

— Что? — вскричал Олаф и висок пронзила острая боль, а к горлу подкатил неприятный комок.

— Брат Густав нашел младшего магистра уже мертвым, — робко проговорил Стефан, — по-видимому, на господина Алана напали уличные грабители.

— Где записка? Дай мне ее.

Стефан протянул скомканный листок бумаги. Олаф несколько раз внимательно прочитал записку. Густав не пытался извиняться или оправдываться, он лишь сухо описал произошедшее. Заколотый Фостер и рядом тела шестерых вооруженных людей, убитых магией, место и приблизительное время — около десяти вечера.

— Идем, — сказал Олаф, пряча записку в карман, — нужно сообщить командору.

— Но, брат Олаф, мы должны спешить к Густаву!

— Устав, Стефан, — вздохнул Олаф, — таков устав.

Он попытался встать, но ноги не слушались его. Малейшее движение раскатами отдавалось в гудящей голове.

— Брат Олаф, вам помочь? — услужливо спросил Стефан.

— Не нужно, — сухо ответил тот, усилием воли подавляя предательскую слабость.

Пока они шли по узким коридорам, Олаф пытался привести мысли в порядок. Еще вечером все шло просто замечательно. Приезд, встреча, радость Фостера, оказавшегося в родном городе, и ужин. Олафа сильно смущало свое странное опьянение. "Неужели Уоррет?" — думал он.

Командор спал. Олаф приказал стоящему возле двери Уоррета рыцарю немедленно разбудить командора. От своего громкого голоса, гулко разносившегося по темным коридорам, с новой силой заныл висок.

— Брат Олаф, — шепотом позвал Стефан, — что будем делать?

Олаф улыбнулся. Стефан, не смотря на свой внушительный вид и силу, был человек мягкий. Наверное, ему даже совестно, что пришлось разбудить командора.

Дверь открылась и все тот же рыцарь, склонившись в поклоне, сказал:

— Братья, командор ждет вас!

Комната оказалась кабинетом. Уоррет сидел за массивным столом в кресле с высокой спинкой. На столе, загроможденном книгами и свитками, стояло два подсвечника, слабо освещающих помещение. Слева от стола возвышался громоздкий книжный шкаф, заставленный толстыми фолиантами. Справа угадывались очертания двери, ведущей в спальню. Командор сидел в ночной рубашке с белым колпаком на голове. Он внимательно смотрел на вошедших. Морщинистое сухое лицо было скорее удивленным, нежели встревоженным или напуганным.

— Что случилось, брат Олаф? — спросил он.

— Младший магистр Фостер убит, — четко произнес Олаф, впившись глазами в командора.

Уоррет привстал, опершись руками о стол. По обычно бесстрастному лицу пробежали: удивление, смятение, осознание, сожаление и отчаяние. Он стоял, приоткрыв рот, уставившись невидящим взглядом на Олафа.

— Вы уверены? — наконец выдавил он.

— Брат Густав нашел тело магистра. У моста на него напали грабители.

Уоррет бессильно повалился обратно в кресло и уставился на свои ладони. Эмоции, сменяя друг друга, вновь пронеслись по его лицу, остановившись, на этот раз, на сожалении.

— Бедный, бедный магистр Фостер, — проговорил он надтреснутым голосом, — раньше никто и никогда не смел нападать на братьев и надо же было такому случиться...

Старик замолчал, продолжая всматриваться в ладони. Стефан хотел что-то сказать, но Олаф жестом остановил его. Спустя минуту, Уоррет перевел взгляд на Олафа.

— Братья, — его решительный голос отдался легкой болью в виске Олафа, — мы не можем терять ни минуты. Нужно ехать к... — он сделал неопределенный жест, — ехать на место убийства. Чтобы не возникло трудностей со стражей, я напишу капитану Грогану.

Командор обмакнул перо и оно, ведомое его рукой, быстро забегало по листу. Закончив, он коснулся пальцем небольшого сапфира, вделанного в стол, но затем, словно о чем-то вспомнив, убрал руку с камня и потянулся за шнуром, висевшим за креслом. В коридоре послышались торопливые шаги. Дверь бесшумно приоткрылась и в комнату вошел немолодой брат в рясе Покоя и Послушания. Олаф узнал монаха — именно он приходил к нему вечером с приглашением от командора.

— Кевин, — запечатывая письмо, проговорил Уоррет, — нужно доставить капитану Грогану срочное послание и подготовить карету.

— Будет исполнено, командор, — Кевин подошел к столу, принимая письмо и, поклонившись, вышел.

— Простите братья, — Уоррет натянуто улыбнулся, — но мне нужно переодеться.

— Хорошо, мы подождем внизу, — кивнул Олаф.

"Алан Фостер, — идя по коридорам, размышлял Олаф, — неужели его смогла убить шайка простых грабителей? Магистр Гилкрист не мог ошибиться в выборе преемника. Опять же, это странное похмелье. Командор? — вновь спрашивал себя Олаф, когда они начали спускаться по лестнице, освещенной рядами факелов, — но какова его выгода? Уоррет стар, чтобы претендовать на кресло Верховного магистра. Возможно, после сегодняшней ночи он лишится даже своего. Кто-то хотел насолить командору? Такая возможность тоже отпадает. Нужно быть сумасшедшим, чтобы попытаться напасть на младшего магистра, даже не зная его истинной силы".

Брат-привратник отворил массивную дверь.

Выйдя во внутренний дворик, Олаф с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух. Голове стало заметно легче. Звезды, все это время плясавшие в его глазах, растаяли, а вместе с ними и опасения, что он уже слишком стар.

Подъехала карета. Олаф устало посмотрел на ее помпезный вид. Неужели нельзя взять что-нибудь менее приметное? Возница ловко спрыгнул с козел и открыл дверь.

— Уже все готово? — послышался голос командора за их спинами, — тогда можем ехать.

Наряд Уоррета удивил Олафа еще больше. На нем алела торжественная мантия командора, которую следует одевать только в особых случаях. Сзади спешил Кевин, сжимая в руке церемониальный меч.

— Господин Уоррет, — он с поклоном протянул командору клинок.

Олаф краем глаза заметил скользнувшую тень.

— Вы хотите взять с собой мрачного брата? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Уоррет, — он и сам может передвигаться быстрее любой лошади. Когда мы приедем, брат уже будет на месте.

Ехать пришлось недолго. Добравшись до рыночной площади, возница остановил карету и, извиняясь, сообщил, что дальше проехать нельзя — улицы для такой кареты слишком узкие.

— Мост через Таглу всего в трех кварталах, — проговорил командор, выходя из кареты, — дойдем и пешком.

Пока шли по безликим улицам, Олаф с грустью смотрел по сторонам. Ему почему-то казалось, что Фостер шел именно этим путем и, возможно, эти стены были последним, что он видел. Появился туман. Легкой белизной, он медленно обволакивал улицу, и чем дальше они шли, тем гуще становился туман.

— Река уже рядом. В этом квартале такие туманы частое явление, — пояснил Кевин.

Начало светать, отчего слабые огоньки, окутанные туманом, в редких фонарях над дверьми, выглядели еще более призрачно. У Олафа появилось ощущение, будто он бредет по безликому лабиринту вечности, в котором постоянно царят молочно-серые сумерки. Вдали появилась высокая бесформенная фигура с болтающимся маленьким фонарем в руке. "Еще одна жертва лабиринта" — подумал Олаф. Из-за тумана голова вновь стала тяжелой.

— Это брат Густав, — всматриваясь, проговорил Стефан, — там еще брат Мартин и какие-то солдаты.

— Наверное, Гроган пришел, — предположил командор, — я написал, чтобы его люди ничего не трогали.

Олаф заметил, как мрачный брат, все это время бесшумно следовавший за ними, отстал и растворился в тумане.

— Он здесь, — сказал Густав, всем своим видом показывая печальную решимость, будто ему сейчас отрубят голову. Но Олаф не спешил с расправой.

— Где Мартин? — спросил он.

— Я тоже здесь, — проговорил Мартин, подходя к ним. Стоя рядом с Густавом, монах едва ли доставал головой до его плеча, — стоило на мгновение отвернуться и мы потеряли Фостера из виду, а когда вновь нашли, то уже...

— После поговорим, — оборвал его Олаф.

Когда завернули в переулок, Олаф увидел Фостера. Сердце неприятно заныло. Мальчишка лежал дальше остальных, завалившись на бок. Над телом склонился капитан стражи, который всего двенадцать часов назад встречал их вместе с бургомистром у городских ворот. Капитан поднялся и со скорбным видом подошел к ним.

— Брат Олаф, знакомьтесь, — сказал Уоррет, проходя вперед, — капитан Джек Гроган, поддерживает порядок в Доргхейме, — капитан вежливо кивнул, — и вы капитан — брат Олаф, священный рыцарь ордена. Брат Олаф прибыл вместе с младшим магистром.

— Неприятная вышла история, — сочувственно проговорил Гроган. На вид ему нельзя было дать больше тридцати. В нем было что-то мучительно знакомое, будто Олаф знал его не один десяток лет, но что именно, старый рыцарь сказать затруднялся. В отличие от сновавших стражников, капитан не носил кирасы, предпочитая куртку, в каких ходят молодые франты. Вместо шлема ему служила элегантная шляпа с диковинным пером на тулье. На рукояти меча поблескивали кроваво-красные рубины. Но в целом, Гроган оставлял впечатление приятного молодого человека, даже если и служил не только закону.

— Посмотрите, — капитан указал на тело Фостера, — видите, как клинок вошел в грудь, а тело грабителя, что лежит рядом, вот этот с вытянутой рукой, с пустыми ножнами. Я думаю, магистру нанесли удар внезапно и, умирая, ваш брат прикончил всех, кого успел.

— Вы думаете, убийц было больше?

— Если честно, — усмехнулся капитан, — то не знаю, но ваш ... брат Густав, показывал на стену и что-то толковал про искры. Правда, я совсем ничего не понимаю в магии...

— Густав, — позвал Олаф, — какие ты увидел искры?

Густав указал на угол дома, около которого стоял Мартин.

— Посмотрите, брат Олаф, — монотонно произнес он, — здесь использована Стрела Ярости, но рядом никаких тел нет.

— Может, тел попросту не осталось? — предположил Стефан.

Подойдя к стене, Олаф провел рукой по обожженному камню.

— Стрела Ярости, — медленно проговорил Олаф, — тела должны быть или он промахнулся.

— Посмотрите, — сказал Стефан, внимательно рассматривая обожженные раны грабителей, — магистр Фостер их всех убил простым Огоньком. Странный выбор.

— Это его любимое заклинание, — пояснил Олаф, — он всегда любил огненные шарики.

Олаф посмотрел на лица убийц. На одном, самом дальнем от тела Фостера, застыла маска ненависти. На другом, массивном верзиле с коротким мечом в руке — удивление. Третий, лежащий у противоположной стены, с ужасом смотрел на своих приятелей. Последний, хозяин клинка в груди Фостера, вообще не выражал никаких эмоций. Он лежал на животе и, вытянув шею, смотрел остекленевшими глазами на мостовую. Морщась, Олаф подошел к телу Алана. Младший магистр лежал на боку и чему-то хитро улыбался. Рядом встал капитан Гроган:

— Умереть с такой улыбкой, — задумчиво сказал он, — у меня такое ощущение, будто он был очень доволен собой, прежде чем испустил дух.

— Возможно ли опознать убийц?

Капитан задумался. Он стоял молча, внимательно изучая носы своих начищенных сапог.

— Можно найти знающих людей, — наконец произнес он, — но это займет время.

Подошел командор.

— Вы же сделаете это как можно быстрее? — спросил Уоррет, делая ударение на последнем слове.

— Быстрее, — усмехнулся Гроган, — попробовать, конечно, стоит. Дюкоп, подойди!

Из тумана вышел стражник.

— Лейтенант, нужно найти человека, который сможет опознать убийц.

— Но, капитан, — возмутился Дюкоп, — кто же их опознает?

— Это приказ! Даю тебе двух солдат. Приведешь сюда.

— Так точно! — лейтенант вытянулся и чеканным шагом пошел прочь.

— Найдут кого-нибудь. У таких, — Гроган кивнул в сторону трупов, — всегда есть знакомые, которые, при должном нажиме, назовут имена.

Спустя полчаса, когда солнце уже ярко светило над крышами и легкий ветерок разогнал весь утренний туман, лейтенант привел человека.

— Настоящий оборванец, — хмыкнул командор.

Очень худой мужчина, лет сорока, в рваной куртке на голое тело, в коротких штанах и без башмаков не вызывал у Олафа ни малейшего доверия. Такие люди не так просты, как кажутся. Несмотря на убогую одежду, у мужчины были чистые руки с аккуратно подстриженными ногтями.

— Капитан, — его сиплый голос, казалось, доносился откуда-то издали, — зачем вы привели меня сюда? Я не хочу разглядывать мертвецов на пустой желудок.

В воздухе просвистела монета. Описав дугу, она оказалась в кулаке нищего.

— Полкроны, капитан, — он спрятал монету, — этого не хватит даже на кружку паршивого пива!

"Видимо, — заключил Олаф, — нищий питается в дорогих трактирах или пьет особое пиво. Полкроны хватило бы наесться четверым".

— Винсент, — усмехнулся капитан, подходя ближе к оборванцу, — я дам тебе еще полкроны, если ты назовешь их имена и скажешь из какой они банды.

Винсент слушал заговорщическую речь капитана, переступая с ноги на ногу и что-то вычесывая из курчавой бороды.

— Хорошо, капитан, — наконец сказал нищий.

Внимательно всматриваясь в лица, он обошел всех покойников.

— Это ваш парень их так приложил? — спросил Винсент, склоняясь над очередным телом.

— Не твое дело, — резко ответил Уоррет, — выполняй свою работу!

— Да, славная получилась битва, — не обращая внимания на командора, продолжал нищий, — так он первый на них напал?

Этот вопрос удивил даже капитана.

— Нет, первый удар нанес этот молодец, — Гроган указал на тело здоровяка рядом с Фостером, — после чего раненный маг атаковал их.

— Они закололи мага? — изумился нищий, — странно, эти ребята не занимались убийствами. Ножом припугнуть могли, но чтобы резать... для этого они слишком гордые.

— Ты их знаешь? Назови имена! Банда вся? — скороговоркой прокричал командор.

По лицу Винсента пробежала тень.

— Да, ребята всегда ходили вшестером, — утвердительно покачал головой нищий, — их имен я не знаю. Они редко с кем разговаривали. Странные были. Откуда приехали, не знаю, а так здесь они совсем недавно. Встречал пару раз, но где жили, тоже не знаю.

— Кто из них главарь? — спросил Олаф.

Нищий отвел глаза:

— Вот этот, что на животе лежит. Он-то ими и заправлял.

— Ты говоришь не всю правду, — заметил Олаф, — ведь ты знаешь больше.

— Я говорю все, что знаю, — развел руками нищий, — зачем мне недоговаривать о мертвецах?

— Капитан Гроган, — Олаф подошел к капитану, — я хочу узнать все, что ему известно об этих убийцах.

— Винсента нельзя пытать, — прошептал Гроган, — он говорит только то, что хочет сказать.

— Случай особенный, капитан, — гнул свое Олаф, — я должен знать все детали убийства.

— Не стоит, — покачал головой Гроган, — он все равно ничего не расскажет.

— Мы не будем его пытать, капитан, а только поспрашиваем.

— Чего это вы там шепчетесь? — вытягивая шею, спросил нищий, — капитан, давай монету и мне пора. Детки уже заждались.

— Винсент, — улыбнулся Гроган, — расскажи все, что только о них знаешь и я дам тебе целую крону!

— Я редко их видел и, вообще, больше ничего не знаю!

Олаф вздохнул. Когда нужно что-то срочно узнать, то брат Стефан всегда готов прийти на помощь. Он обладал уникальной способностью проникать в чужие воспоминания. Подобная техника хранилась в строжайшем секрете и ей разрешалось пользоваться только братьям-дознавателям, но Стефан открыл эту способность в себе без чьей-либо помощи, и Олаф, в редких случаях, прибегал к ней.

— Стефан, — позвал он, — подойди сюда.

— Что вы задумали? — нервно передернув плечами, спросил Винсент, — я действительно больше ничего не знаю. Я не хочу проблем с орденом, но я все сказал!

Нищий начал пятиться назад и его спина вдруг коснулась чего-то. Обернувшись, Винсент невольно вскрикнул. Над ним нависала мощная фигура Стефана. Крепкие руки легли на плечи Винсента.

— Что вы задумали? — возмутился Гроган.

— Действительно! — поддержал его недовольный командор, — читать мысли разрешается только братьям-дознавателям и согласно уставу...

— Плевать я хотел на ваш устав, — прошептал Олаф и громче добавил: — Стефан, начинай!

Стефан прикоснулся левой рукой к голове нищего и закрыл глаза. Лоб его наморщился, а лицо Винсента, наоборот, расслабилось и приняло отрешенное выражение.

— Банда Красного Дьявола, — голос Стефана звучал неестественно монотонно, почти как у Густава, — их главаря здесь нет, также как и еще одного.

— Где их можно найти и как выглядит главарь? — быстро спросил Олаф, пока Стефан не вышел из транса.

— Трактир "Пегий Хвост", — монах нахмурился еще сильнее, — их главарь молодая женщина с рыжими волосами, но она скрывает их шляпой. Успокойся, — он убрал руку с головы нищего, — из твоих мыслей я больше ничего не скажу.

Винсент, все с тем же отрешенным видом, медленно отошел от Стефана и побрел куда-то прочь.

— Капитан, вы знаете, где находится "Пегий Хвост"? — спросил Олаф, провожая взглядом одинокую фигуру нищего.

— "Пегий Хвост", — задумчиво проговорил Гроган, — кажется, в восточной части города. Если вы не против, вас может проводить лейтенант. Мое появление там всех порядком переполошит.

— Вы хотите оставить тело магистра здесь? — зло сверкая глазами спросил Уоррет, — под палящим солнцем или же попросите капитана присмотреть за ним, пока не вернетесь из кабака?

— Почему же? — пожал плечами Олаф, — вы, командор, можете доставить его в резиденцию.

Глава 4

— Интересно, когда Хью их развяжет?

— Как только бедняги смогут сделать заказ, — усмехнулась Ингрид.

Они шли по улице цветочников. Каждая гильдия любила показывать самый лучший товар. Например, когда-то в Грюндорфе у ювелиров была своя небольшая площадь, в центре которой, под бдительным присмотром городской стражи, стояла статуя из чистого золота. Правда, одной особенно темной ночью, в канун городских торжеств, статуя бесследно исчезла, что и повлекло за собой разорение целого квартала потомственных ювелиров. Цветочники же Доргхейма славились своими садами на пологих крышах домов и клумбами диковинных цветов. У дверей многих лавок стояли целые переносные парки цветов и маленьких кустарников. Желтые, фиолетовые, красные и аристократически белые цветы буквально заполняли всю улицу, отчего у Клода начинало рябить в глазах. Не стоило и говорить об ароматах, витавших повсюду. Они сплетались в настоящие букеты и, щекоча ноздри, тут же сменялись другими. Клод чихнул.

— Почему-то моя простуда усиливается, стоит лишь понюхать цветы, — удивился он, — наверно, болезнь боится растений и сопротивляется как может.

— Предлагаешь полечить тебя одуванчиками?

Клод вновь чихнул.

— Проклятая хворь, — простонал он, шмыгая носом, — я думал, что уже почти выздоровел и вот опять. Жаль, у меня кончилась та вкусная настойка, которую давала Дафна.

— Неудивительно, ведь ты выпил ее за один вечер, — хмыкнула Ингрид.

— Ты тоже неважно выглядишь, — заметил Клод, — как твоя голова?

— По-прежнему раскалывается, но ничего, терпимо. Сейчас главное быстрее убраться из города.

— Верно, — соглашаясь, закивал Клод, — можем немного погостить у Дафны. Опять же, мне не нравится твое состояние. Дафна хорошая травница и, я уверен, она тебе поможет.

— Ты хочешь пройти полгерцогства, Клод? — улыбнулась девушка.

— Да.

— Очень хорошо, потому что я собираюсь в Нордфолк.

— Но Нордфолк совсем в другой стороне и, вообще, что мы забыли в столице? — изумился Клод.

— Во-первых, мы должны набраться сил, Клод, — начала загибать пальцы девушка, — во-вторых, из Красного Дьявола остались только мы с тобой, а повар и главарь много дел не наделают.

— Ты хочешь набрать новых ребят?

— Новых не новых, но нам не хватает людей, — пожала плечами Ингрид, — а я не хочу, чтобы Красный Дьявол исчез.

— Но пока есть ты и я, Красный Дьявол жив! — возмутился Клод. Немногочисленные прохожие с интересом посмотрели на них.

— Не ори во все горло, дубина, — шикнула Ингрид, — и так голова гудит. В общем, мы идем в Нордфолк.

— Может лучше к Дафне? — без особой надежды спросил Клод, — а потом уже в столицу. Придется сделать небольшой крюк, но зато мы немного отдохнем. Природа, птички порхают и, опять же, она там совсем одна.

— Нет, — отрезала девушка, — не хочу лишний раз ее беспокоить.

Клод хотел возразить и уже, было, открыл рот, но тут легкий порыв по-весеннему теплого ветерка донес до него новую порцию благоухающих ароматов. В носу защипало и проклятая простуда с новой силой обрушилась на несчастного повара Красного Дьявола. Он чихал до слез, стараясь поспевать за девушкой. Когда же внезапно накативший приступ, наконец, прошел, момент уже был упущен — они стояли на площади у городских ворот.

Площадь в это время дня была заполнена сновавшими людьми и повозками. Возле домов раскинулись переносные лотки со всевозможными товарами, начиная с овощей и заканчивая острыми клинками. Около распахнутых ворот стояли часовые с внушительного вида алебардами. Они внимательно всматривались в лица проходивших через ворота людей. Тех, кто был в шляпе или капюшоне, просили показать лицо.

— Это они нас ищут? — спросил осипший Клод.

— Они всегда такие, пора бы уже привыкнуть, — усмехнулась Ингрид, — но рисковать не стоит.

— Что предлагаешь? — Клод угрюмо посмотрел на свою спутницу.

Девушка пожала плечами. В ее глазах заплясали озорные огоньки.

— Можно попробовать проехать в какой-нибудь телеге или...

— Или?

— Или отвлечь стражу и быстро пройти.

— Как же мы их отвлечем? — удивился Клод.

— Сейчас увидишь, — улыбнулась девушка.

Надвинув шляпу на глаза, она, слегка пошатываясь, подошла к сидящим у дерева нищим. Те начали просить подаяния, протягивая свои деревянные миски.

— Милостивый господин, подайте на хлеб! — завывали они.

— Нечем деток кормить! — пуская слезу, жалобно простонал перепачканный верзила.

— Держите же, — проговорила Ингрид и бросила горсть монет.

Она бросила их не в миски, а на мостовую — прямо перед собой. Нищие, кряхтя, начали расталкивать друг друга. Послышались первые угрозы, проклятья и на брусчатке, усыпанной медяками, завязалась драка. Перепачканный отец голодного семейства начал ловко орудовать своей чашкой, которая, соприкасаясь с головами коллег-противников, издавала гулкий, вовсе не деревянный звук.

— Нужно спешить, — сказала Ингрид, приближаясь к Клоду.

Воспользовавшись суматохой, Клод быстро прошел мимо лотка с фруктами из южных провинций Тилвана и ловко смахнул себе в сумку красное яблоко. "Потом дам Ингрид", — с улыбкой подумал он, догоняя девушку.

Они быстро подошли к воротам, стараясь не смотреть на солдат. Стража же, заметив драку, поспешила разнять нищих.

— Разойтись! — истошно заорал сержант, — совсем озверели?

Вокруг потасовки начал собираться народ. Последующие крики сержанта потонули в общем гвалте голосов. Собравшиеся дружно обсуждали, оценивали, спорили и делали ставки. Некоторые даже подзадоривали понравившихся бойцов.

— Вот мы и ушли, — устало проговорила Ингрид, удаляясь от городских стен.

Клод довольно кивнул. Он опасался, что кто-нибудь из стражников окликнет их и так просто им уйти не дадут, но, похоже, все обошлось.

— Ты здорово придумала! — сказал он, оборачиваясь к девушке, — Ингрид?

Она лежала на земле, в нескольких шагах от него. Проклиная все и вся, Клод подбежал к девушке, осматриваясь по сторонам. Один стражник уже что-то говорил другому, указывая рукой в сторону Клода.

— Ингрид, что с тобой? — взволнованно спросил он.

Девушка не отвечала. Клод взял ее на руки, положил на плечо и быстро зашагал по дороге, надеясь не вызвать подозрений у настырных солдат. Он уже слышал глухой цокот копыт по пыльной земле, но все шел, устремив взгляд в сторону леса.

— Что, твой друг немного притомился? — спросил хрипловатый голос у него за спиной.

Клод медленно обернулся, осторожно сжимая под плащом рукоять меча. Подняв глаза, он убрал руку от клинка и приветливо улыбнулся. Перед ним в повозке, запряженной чалой лошадью, добродушно кивая, сидел старик.

— Да, похоже на то, — отозвался Клод, поправляя ношу на своем плече.

— Клади своего друга в телегу, а сам садись рядом со мной, приятель, — предложил старик, — все не ногами идти.

Поблагодарив, Клод положил девушку в телегу, подсунув ей под голову свой мешок. Старик повернулся к Ингрид и внимательно посмотрел на ее спокойное лицо.

— Просто спит, — сказал он, трогая поводья. — Куда путь держите?

— В Тенфорк, — почему-то соврал Клод, искоса посматривая на городские ворота — преследователей не было.

— Далеко собрались, — поглаживая седую бороду, проговорил старик, — я могу подвезти вас до развилки. Если ты не возражаешь, мы немного срежем путь.

Они свернули на проселочную дорогу, оставляя город за ветвями рощицы. Некоторое время ехали молча. Старик улыбался каким-то своим мыслям, а Клода беспокоило состояние Ингрид. "Обморок — это уже никак не простуда, — думал он, — чтобы она не говорила, но Нордфолк подождет. Проклятый колдун!"

— Погода портится, — заметил старик, — если мы не хотим вымокнуть, нужно прибавить ходу.

Клод посмотрел на голубое безоблачное небо. Он не стал спорить со стариком, может у него свои приметы, а может еще что. Дорога заворачивала в лес. Деревья приятно шелестели молодой листвой над их головами. Откуда-то сверху доносилось пение птиц.

— Я так и не представился, — усмехнулся старик, — совсем забывчив стал. Я Джордж, когда-то жил в городе, а сейчас честный земледелец, о чем не жалею. Вот, съездил продать немного из раннего урожая. Местные богачи очень ценят мою спаржу. Ты когда-нибудь пробовал спаржу? Обязательно попробуй, она очень полезна!

Такая открытость требовала немного подробностей и со стороны Клода.

— Меня зовут Клод, — представился он, — мы с моим другом решили навестить одну знакомую, живущую под Тенфорком.

Решив, что стоит добавить что-нибудь еще, Клод произнес:

— Ее зовут Дафна и она травница.

— Могу заметить, лучшая в герцогстве! — неожиданно воскликнул старик, — если, конечно, это та самая Дафна. Она ведь живет в лесу?

— Да, — удивленно кивнул Клод, — Дафна не любит города и в тенфоркском лесу у нее небольшой домик.

— Тенфоркский лес, — вздохнул Джордж, — когда я был немного помоложе, я не раз бывал там. Ты слышал о болоте, к востоку от Тенфорка?

— Не уверен, я не из этих мест, — честно признался Клод.

— Ну, тогда все понятно, — улыбнулся старик, — там лежат топи, о которых знает каждый мальчишка. Болото само по себе маленькое, но твари, что там водятся, бывают едва ли не с рослого теленка.

Клод присвистнул.

— Их шкура стоит не так много, чтобы рисковать из-за нее жизнью. Скорее, это способ доказать себе, что ты чего-то стоишь. Когда мои виски стали седеть, я решил бросить всю рутину и куда-нибудь уехать. Но прежде, мне хотелось испытать себя.

Клод понимающе кивнул. На сорок третьем году жизни ему тоже выпал шанс сменить половник старшего повара и теплую кровать на пыльный плащ и стоптанные сапоги. Прошло четыре года, за которые он успел многое повидать и почти не сожалел о своем решении.

— Именно из-за болотной твари я и познакомился с Дафной, — продолжал старик. — У болотников, кроме острых зубов, есть еще и яд. Представь мое удивление, когда честно добытые шрамы начали гноиться, а рука распухла до плеча! Я не на шутку перепугался. Хотя, скажу честно, долго бояться мне не пришлось. Не успел дойти до деревни, как впал в беспамятство. Там, на болотах, и нашла меня Дафна. Деревенские ее не очень-то жаловали. Предостерегали меня, что встреча с лесной ведьмой куда опаснее, чем прогулка возле берлоги голодного медведя. Много про нее говорили. Считали, что посевы портит, скот губит, да и вообще, глупости всякие. Даже объясняли, как ее от обычного человека отличить — глаза у нее зеленые, как изумруды. Хотя, вряд ли крестьяне видели настоящие камни. Когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на кровати в незнакомом мне доме, а рядом сидит на стуле зеленоглазая! Я сразу понял, что попал к ведьме. Не врали деревенские — глаза у нее, действительно, как пара изумрудов. Испугаться не испугался, но и слова вымолвить не мог. Потом ничего, отошел. Провел я у нее две недели. Она и отварами меня поила, и мазями натирала, а как выздоровел — сразу назад отправила. Говорит, глупостей больше не делай и иди своей дорогой. Через месяц я решил ее навестить. Бродил по лесу, бродил, а к домику так и не вышел. — Джордж горестно вздохнул. — Больше я так ее и не встретил. Ни через год, ни через два, а потом отправился путешествовать по бывшему королевству.

Увлеченный рассказом старика, Клод не заметил, как небо заволокло тучами. Подул пронизывающий ветер, смолкли птицы и только вдали слышалось одинокое воронье карканье.

— Эх, не успеем, — покачал головой старик, — укрой своего приятеля, чтобы не вымок и возьми для нас накидку.

Клод полез в телегу. Промасленная ткань лежала около Ингрид. Он укрыл девушку, посмотрел, как она ровно дышит и прикоснулся рукой ко лбу — жара не было.

— Давай сюда, — сказал старик, принимая ткань. — Сам сделал. Иногда бывает нужно в дождь ехать, пока дороги совсем не развезло. Укроешься таким одеялом и сухо. Вот только ноги могут начать мерзнуть, но на это у меня есть особое средство.

Он показал Клоду небольшую глиняную бутыль и, покачав ее в руке, с улыбкой добавил:

— Половина где-то, должно хватить.

Клод вновь повернулся к Ингрид, порылся в своей сумке и достал бурдюк Хью.

— У меня тоже есть неплохое средство, — он показал старику бурдюк, — вино, но не самое лучшее.

— Да ты опытный путешественник! — засмеялся Джордж.

Над их головами сверкнула молния, грянул гром. На Клода упали первые крупные капли.

— Гроза будет знатной, — покачал головой старик, натягивая шапку, — может и до утра хлестать. Скоро будет развилка на Тенфорк, но отпускать такого хорошего слушателя, как ты, было бы большой глупостью. Клод, ты не против заглянуть к старику и переждать ливень? Я угощу чем-нибудь горячим, опять же, я так понял, что твоему другу сейчас нужен покой.

Клод не знал, что и ответить. Неизвестно, как Ингрид воспримет подобное гостеприимство, но нести ее ночью в лесу под дождем — это настоящее безумие.

— Надеюсь, мы не сильно помешаем, — наконец, вымолвил он.

Дождь начал усиливаться. Всполохи молний отражались в кривых зеркалах луж. То и дело гремел гром, заглушая голоса собеседников. Через полчаса они добрались до крепкой изгороди.

— Мои владения, — усмехнулся старик.

Вдалеке виднелись очертания небольшого каменного дома с черепичной крышей. В окне горел свет. Подъехав, старик проводил Клода со своей ношей в дом.

— Мэри, подойди сюда, — позвал он.

К ним вышла белокурая девочка лет шести-семи в домотканом платье.

— Мэри, позаботься о гостях, а я пока распрягу Патрика.

Девочка приветливо улыбнулась.

— Меня зовут Клод, — представился он.

Мэри молча взяла Клода за руку и потянула в сторону камина. Она остановилась у низкой кушетки. Клод аккуратно посадил спящую Ингрид и снял с нее плащ и шляпу. Под замечательной тканью Джорджа одежда девушки почти не намокла.

— Это Ингрид, — представил свою спутницу Клод, снимая с плеча мешок.

Мэри с любопытством посмотрела на Ингрид и осторожно коснулась ее огненно-рыжих волос. Клоду захотелось чем-нибудь угостить маленькую девочку и он вспомнил о яблоке.

— Мэри, это тебе, — сказал Клод, протягивая ей спелое красное яблоко.

Девочка удивленно на него посмотрела и приняла подарок. Одно из поленьев в камине с треском разломилось и пламя, став ярче, осветило лицо девочки. У нее были удивительно голубые глаза, казавшиеся, из-за неровного света пламени, почти синими.

— Спасибо, — тихо прошептала Мэри, скрываясь во мраке комнаты, чтобы появиться вновь, держа в руках шерстяное одеяло.

Ингрид так и не приходила в себя, чем сильно беспокоила Клода. Он укрыл девушку одеялом, посмотрел на нее с минуту, после чего, словно вспомнив о чем-то важном, встал и снял свой плащ.

— У вас уютный дом, — осматриваясь, сказал он.

Крепкий деревянный стол, несколько стульев, скамья у входа и дверь, ведущая в еще одну комнату. На стенах висели какие-то гобелены, изображающие людей, животных и огонь.

— Доход от спаржи не так и плох, — произнес Джордж, входя в дом. — Как твой спутник?

— Жара нет, пока спит.

Старик посмотрел на Ингрид.

— Или, правильнее сказать, спутница? — пляшущее пламя отражалось в смеющихся глазах старика.

— Можно и так сказать, — согласился Клод, — ее зовут Ингрид.

— Ингрид, — медленно проговорил старик, будто пробуя слово на вкус. — Хорошее имя.

Джордж подбросил несколько крупных поленьев в камин.

— Я думаю, ты проголодался не меньше моего. Мэри, — позвал он, — принеси мяса и разогрей бульон.

Девочка бесшумно скользнула к двери в другую комнату.

Старик с улыбкой посмотрел на Клода.

— Мэри не из этих мест, — сказал он, — я случайно нашел ее. Кроме меня, о ней больше некому позаботиться, так что Мэри мне как внучка.

Клод кивнул. Он хорошо знал, что творилось за пределами герцогства. Растущая империя Готфрида пожирала своих соседей, истребляя не покорившиеся благородные семьи. Он часто слышал от беженцев, какие зверства творили солдаты. Клод посмотрел на маленькую девочку, сновавшую у стола, уже совсем другими глазами. Во всем ее образе было что-то печальное.

— Не бери в голову, — сказал старик, похлопав Клода по плечу. — Так, у нас есть немного куриного мяса и вино. Теперь ты отведаешь моего напитка. Мэри! — позвал он, — захвати кувшин.

Ели молча. Девочка старалась держать спину прямо, но все время съезжала с высокого стула, отчего ей приходилось класть один локоть на стол. Старик был погружен в свои, судя по лицу, невеселые думы. Клод же просто жевал. Ведь в последний раз он ел только утром у Хью.

Закончив трапезу, Джордж разлил по глиняным кружкам вино, для Мэри он налил в маленький кубок молока и добавил ложку меда. Вино оказалось приятным на вкус. С легкой горчинкой и ароматом неизвестных Клоду трав. Такого вина скряга Хью, наверное, не пил даже сам.

— Очень хорошее вино, — сказал Клод, ставя на стол кружку. — Я никогда не пил ничего подобного.

— Обычное вино, — улыбнулся старик, — я только добавил в него несколько трав. Для вкуса и здоровья.

Джордж подошел к камину, взболтал в кружке остатки вина и выплеснул в огонь.

— Таков обычай, — пояснил он, — меня согрело вино, но я не забываю о греющем меня пламени.

Клод решил последовать примеру старика и тоже подошел к камину. Огонь зашипел, став, на миг, зеленоватым.

— Теперь займемся Ингрид, — предложил Джордж. — Мэри, тебе пора спать!

— Доброй ночи, — еле слышно сказала девочка и ушла.

Проводив ее взглядом, старик с улыбкой заметил:

— Удивительно. Мэри редко говорит при посторонних. Похоже, Клод, ты ей понравился.

Для Клода здесь ничего удивительного не было. Он всегда хорошо ладил с детьми и, по сути, являлся нянькой одного вредного ребенка, которому все время не сиделось на месте.

— А сейчас мы посмотрим, как себя чувствует Ингрид, — проговорил Джордж. Он подошел к девушке и дотронулся до ее лба. Ингрид, что-то сонно пробормотав, повернулась на бок. Старик улыбнулся и нежно сказал:

— Проснись, о дитя.

В глазах Клода все плыло, предметы стали размытыми. Он четко видел только кушетку, на которой лежала Ингрид и стоящего возле нее старика. Клод вытер рукавом выступившую испарину. "Неужели я захмелел всего с одной кружки? — удивился он. — Наверно, просто устал с дороги". Он сел в удачно оказавшееся рядом кресло и молча наблюдал за действиями старика.

— Проснись же! — уже тверже повторил Джордж.

Ингрид повернулась на спину. Глаза ее открылись и девушка немигающим взором уставилась в потолок. Джордж щелкнул пальцами над ее лицом, привлекая, тем самым, внимание Ингрид. Она повернула голову к старику, и Клоду показалось, будто обычно карие глаза девушки стали ярко-зелеными.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Джордж.

— Странно, — ответила она.

— Ты помнишь, как тебя зовут? — продолжал спрашивать Джордж.

— Я? — лицо девушки напряглось, но затем вновь стало спокойным, — Алан Фостер.

Клод хотел, было, встать, но старик жестом остановил его.

— Вспомни, где ты был в последний раз.

— Я спускался по какой-то лестнице, кажется, это был трактир и на меня смотрели солдаты, — Клоду показалось, что голос у Ингрид изменился.

— Вспомни, где ты был до этого, — потребовал старик.

Лицо Ингрид напряглось вновь. Глаза расширились, словно она увидела что-то ужасное.

— Ночью, — голос девушки дрожал, — на меня напали люди.

— Ты стал жертвой тех людей?

— Нет, — сказала Ингрид и добавила после минутного молчания: — они тоже были жертвами, такими же, как и я. Пришел кто-то другой, сильный. Я не мог пошевелиться. Он пронзил меня...

Голос девушки оборвался и она закрыла глаза. Старик опять дотронулся до ее лба, но тут же отдернул руку, словно обжегшись.

— Почему ты здесь? — спросил он.

Ингрид ответила не сразу. Медленно открыв глаза, она вновь смотрела на теряющийся во мраке потолок.

— Искра Жизни, — медленно сказала девушка, — я случайно прочел о ней, думая, что это сильное заклинание огня. Там, ночью, я вспомнил про Искру и использовал его. Тело оказалось слишком сильным, поэтому я не могу долго говорить.

Она вновь умолкала. Старик задумчиво посмотрел на Клода.

— Пока не трогай ее, — наконец, сказал он, — а я схожу за лекарством.

Язык не слушался Клода и он молча кивнул. Время, пока старик отсутствовал, показалось Клоду вечностью. В его голове медленно ворочались мысли, появлялись не так старые, но почти забытые воспоминая. Во всех образах, встававших перед глазами Клода, была Ингрид. Вот они пробираются мимо сонного часового. Волосы Ингрид еще были короткими и ей не приходилось носить мешковатую одежду, чтобы походить на мальчишку. Теперь уже сидят в засаде. Ингрид подает ему знаки, что пора выскакивать из кустов. Затем Ингрид примеряет широкополую шляпу, спрашивая совета, не лучше ли обойтись простым капюшоном. Тысячи мелких сценок сменяли одна другую, пока не вернулся Джордж. Он направился сразу к Ингрид, держа в руках небольшую деревянную шкатулку с диковинными витиеватыми узорами на крышке. Старик открыл ее и вынул маленькую чашу из прозрачного зеленого камня, затем положил в чашку несколько пластинок спрессованной травы и растолок их пестиком.

— Клод, — позвал он, — возьми кувшин с водой и подай его мне.

Клод с удивлением ощутил, что может подняться и даже твердо стоять на ногах. Он подошел к столу — комната снова стала четкой, взял кувшин и подал старику. Тот плеснул воду в чашу, взболтал все тем же пестиком и, не оборачиваясь, сказал:

— Теперь можешь сесть назад в кресло.

Клод послушно сел, резко ощутив навалившуюся усталость. Он захотел пить, но не было сил, чтобы встать. Клод продолжил наблюдать за действиями старика. Постепенно, комната опять потеряла свои очертания и перед его глазами были только Джордж, Ингрид и огонь в камине.

— Открой рот, — сказал старик.

Девушка повиновалась и Джордж, осторожно приподняв ей голову, влил содержимое чаши.

— Проглоти.

Ингрид сделала глоток. Тут же все ее тело напряглось. Дрожа, она изогнулась, а затем вытянулась на кушетке и замерла. Старик, тем временем, спокойно убирал назад в шкатулку чашу и пестик.

— Кто ты? — снова спросил он.

— Ингрид.

— Алан.

Голоса прозвучали одновременно.

— Ингрид, как ты себя чувствуешь?

— Паршиво, — Клод улыбнулся, услышав знакомый, почти родной, голос.

— Алан, как чувствуешь себя ты?

— Легче, мне уже легче, — сказала девушка, не открывая рта.

— Алан, почему ты пришел в тело Ингрид?

— У меня не было выбора. Я схватился за последнюю возможность выжить.

— Ты хочешь жить в этом теле?

Голос медлил с ответом.

— Я просто хочу жить, — наконец произнес он.

— Ингрид, — старик заговорил заметно мягче, — в тебе есть другой человек. Он хочет жить, поэтому вошел в твое те...

— Я слышала, — оборвала его Ингрид, — мне все равно, чего он хочет. Убери его!

Джордж задумался. Он отошел от девушки и размеренными шагами заходил по комнате.

— Это большая редкость, — рассуждал он, — вмещать два разума. Ты уникальный человек. В истории не так уж и много подобных случаев. Искра Жизни — это сложнейшее заклинание, требующее большой духовной силы одного и отклик другого. Алан, как ты связан с магией?

Джордж остановился ровно посередине комнаты, глядя на девушку.

— Магия преследует меня с детства. Когда-то я умел разжигать огонь, лишь подумав о нем. В девять лет я стал послушником.

— Ты из ордена! — внезапно воскликнул Клод.

— Можно и так сказать, — ответил голос, — Я младший магистр ордена Каменной Чаши, но через две недели я мог бы стать Верховным магистром.

В комнате повисло напряженное молчание. Клод удивленно хлопал глазами, а старик так и стоял посреди комнаты, его лицо скрывал полумрак. Тишину разорвал смех. Не задорный, как обычно, а хриплый, немного приглушенный смех Ингрид.

— Поздравляю, парень! Мне кажется, что ты перешел дорогу кому-то из своих и, в результате, положили не только тебя, но и моих людей. Тот убийца, ты знаешь его?

— Нет, — неуверенно произнес Алан, — он не брат ордена, но владеет силой. Я никогда не встречал простолюдинов, наделенных такой мощью.

— Старик, — позвала Ингрид, — не знаю как, но убери его из меня. Если парень тебе так интересен, то пересели его в кувшин и любуйся им. Мне достаточно потери шестерых ребят. Возможно, тот убийца так просто не отстанет от нас, и мне не мешало бы убраться из этих мест, и побыстрее.

— Я понимаю, ты чувствуешь себя крайне неуютно, но прояви благоразумие. В тебе находится будущий Верховный магистр. Я уверен, что Алан потом отблагодарит тебя.

— Да, конечно, — отозвался Алан.

— За что отблагодарит? — в голосе Ингрид прозвучали угрожающие нотки. Кажется, она начала приходить в себя. — Я хочу жить своей жизнью и никаким сосудом ходить не собираюсь! Если можешь его отделить — отдели, и пусть все благодарности достанутся тебе, старик. Если не можешь — избавься от него. У меня есть немного золота и я смогу заплатить за твои травы и мази.

— Боюсь, ты меня неправильно поняла, — усмехнулся Джордж, — я не могу отделить или, того пуще, избавиться от него. Все, что я смог — уже сделал. Клод рассказал мне, что ты знаешь травницу Дафну. Она куда сильнее меня и, возможно, только она сможет помочь тебе и Алану.

— Ты знаешь, сколько идти к ней? — возмутилась Ингрид, — она живет под Тенфорком! Я еле дошла до городских ворот и мне не хочется, чтобы Клод нес меня на спине всю дорогу.

— Я же сказал, что сделал все возможное. Теперь у тебя не будет неприятностей с Аланом, если, конечно, вы поладите. Я разделил ваши сознания и ты — он указал рукой на девушку, — именно ты выбираешь путь. Алан слишком слаб, чтобы управлять телом против твоей воли, поэтому он неосознанно брал силу твоего тела. Не исключено, что через несколько дней он истощил бы тебя, не встреть я вас. Теперь Алан может только видеть мир твоими глазами, и еще я решил дать ему способность говорить, независимо от тебя, за счет силы собственного духа.

Лицо Ингрид стало задумчивым.

— А какая здесь твоя выгода, старик? — настороженно спросила она, — я не верю в добрых дедушек, которые помогают всем по зову души.

Под ногами Джорджа скрипнули половицы — он приближался к Ингрид.

— Вы идете в Тенфорк, — старик сел на кушетку, потеснив девушку, — идете к Дафне. Я, старый земледелец, когда-то обещал дать ей немного трав, растущих на склонах Доргхейма. Передай ей коробочку и, можешь считать, мы в расчете.

— Почему ты не отправил посылку с торговцами, ведь в Тенфорк едут многие?

— Но они едут не к Дафне и, что важнее, — старик дотронулся до плеча Ингрид, — не всех Дафна захочет принять. Думаю, что теперь я ответил на все твои вопросы, — он погладил ее по голове, — спи, дитя.

Ингрид ровно задышала. Джордж смотрел на ее лицо с заботливой улыбкой. Затем осторожно встал и укрыл девушку.

— Клод, ты не против составить мне компанию? — спросил он, кивая на кувшин с вином.

Клод начал приходить в себя.

— Конечно, — он встал с кресла и ноги больше не подводили его, — только давай сначала допьем мое вино.

Клод разлил искрящееся вино по кружкам. Старик поманил его рукой и вышел на крыльцо. Оказывается, уже стояла глубокая ночь. Гроза успела пройти, забрав с собой все мрачные тучи, и сейчас звезды, горевшие необычайно ярко, освещали владения старика и верхушки деревьев, скрадывая стволы во мраке. Луны не было.

— После грозы всегда очень свежий воздух, — заметил Джордж. — Я часто так стою, правда, в совершенном одиночестве. Мэри уже спит и поделиться таким великолепием мне попросту не с кем. Ты, Клод, оказываешь мне большую услугу.

— Какую же? — изумился Клод.

Старик улыбнулся.

— Ты даешь мне возможность показать свое сокровище. В лесной глуши есть один недостаток — мало собеседников. Очень грустно, когда звезды светят только для тебя. Смотри же, Клод.

Старик разлил по кружкам остатки вина и они стояли молча, подняв головы к небу.

— Обещай мне, — через некоторое время сказал Джордж, — что доставишь Ингрид к Дафне.

— Все завит от самой Ингрид, — поспешил заметить Клод, вспоминая ее своенравный характер.

— Теперь уже нет. Смерть Алана нужна кому-то очень могущественному. Возможно, он уже понял, что Алан не совсем мертв и не успокоится, пока не завершит задуманное. Дафна поможет вам. Даже если ее сил не хватит, то, по крайней мере, она сможет вас защитить. Прояви твердость, Клод, ведь ты очень сильный человек. Отведи Ингрид в Тенфорк ради нее самой.

— Почему ты помогаешь нам? Неужели только из-за маленькой посылки? Ведь я более чем уверен, что наша встреча была не случайной.

— Все в этой жизни не случайно, — задумчиво произнес старик. — Я должен был помочь, так же как и ты должен помочь Ингрид. Считай это симпатией или волей судьбы, но позаботься о ней.

Клод кивнул.

— Очень хорошо, — улыбнулся Джордж. — Кажется, уже совсем поздно. Если смотреть на сокровища слишком долго, то они утратят свою прелесть. Давай устраиваться на ночлег.

Глава 5

— Нехорошее это место, — прошептал кто-то из солдат.

— Тише ты, — шикнул на него другой.

— Лейтенант Дюкоп, — обратился Олаф к тщедушному провожатому, — что вы можете сказать о "Пегом Хвосте"?

— О трактире-то? — с охотой отозвался лейтенант, — такое же болото, как и весь квартал. Народ там собирается всякий, но по большей части разное ворье. Бывают, конечно, и заезжие, как Гарольд Ястребиный Глаз, но крайне редко.

— Кто таков Гарольд? — поинтересовался не в меру любопытный Стефан.

— Негодяй, мерзавец и, к счастью, покойник, — выпалил Дюкоп, — не поймите меня неправильно, но таких как он, нужно топить еще в младенчестве! Будучи простым грабителем, он прославился своей меткостью и любил упражняться на ночном патруле. Умудрялся пробивать шлемы одним выстрелом! Чего ему не сиделось в своем занюханном Форингсфоге? Всего за один месяц, он убил троих наших! Но, благо, перешел дорогу кому-то из местных и поутру нашли его в сточной канаве. Была бы моя воля, все бы они там валялись!

Несмотря на свои выкрики, лейтенант говорил довольно тихо, а стражники, шедшие впереди, то и дело останавливались, осторожно выглядывая из-за угла. В одном из проулков на них выскочила тощая рыжая собака. Облаяв стражников, она тут же унеслась прочь. Проводив ее недобрым взглядом, лейтенант шепотом начал проклинать все собачье племя. Плечи его слегка подрагивали.

— Брат Олаф, — позвал Мартин.

Старый рыцарь замедлил шаг и, поравнявшись с Мартином, приготовился слушать.

— Меня удивило, почему магистр Фостер остановился посреди улицы и, можно сказать, дал себя зарезать.

— Его окликнули? — предположил Олаф.

— Возможно, но не в этом дело. Почему тела лежат только со стороны рыночной площади, а со стороны моста никого? Ведь нападавшие непременно должны были перекрыть ему выход. Двоих вполне могло хватить.

— Думаешь, они убежали?

— Брат Олаф, там была стена, — нервно улыбнулся Мартин.

— Стена?

— Но необычная. Стену построил тот, кто владеет Силой Земли. После убийства, я думаю, он убрал стену.

— Ты хочешь сказать, что убийца из ордена? — изумился Олаф, озираясь по сторонам.

— Хуже, — Мартин перешел на шепот. — В кармане одного из убитых грабителей я нашел письмо. Не смотрите на меня так, вы сами понимаете, что это уже внутреннее дело ордена и посторонним, вроде капитана, знать о нем не зачем. Поэтому я решил умолчать о находке.

— Что в нем написано?

Мартин пожал плечами.

— Приметы Фостера. Конечно, ни печатей, ни подписей там нет, но тот, кто писал, хорошо знал магистра. Мне почему-то кажется, что нам оставили его не случайно. Ведь тот, кто использовал заклинание Глиняных Кирпичей, должен был знать о письме.

— Пока мы не допросим главаря, — проговорил Олаф, — лучше не спешить с выводами.

— Брат Олаф, — с ними поравнялся Густав, — я чувствую присутствие мрачных братьев.

— Старый мешок, — процедил Олаф и уже громче добавил: — Следи за ними, в крайнем случае, останови, но не калечь.

— Вот мы и пришли! — неожиданно воскликнул Дюкоп.

Посреди улицы, около раскидистого дерева, стояло двухэтажное каменное здание и, если бы не скрипящая на ветру вывеска "Пегий Хвост", оно могло бы сойти за дом зажиточного, но скупого торговца из Эрисвиля.

— Я и не знал, что в Доргхейме растут платаны, — рассматривая дерево, проговорил Стефан.

— В городе много чего растет, — хмыкнул Мартин.

Олафа всегда удивляло соперничество между магами стихий Воды и Земли. Вопреки сложившемуся мнению, обе стихии не могли найти общего языка. Братья стремились превзойти друг друга во всем, не важно, в магии или в простом споре. Несколько лет назад, Олаф стал свидетелем одной схватки. Впечатляющее зрелище по своей мощи и бессмысленности.

Дюкоп услужливо открыл дверь, пропуская братьев первыми. Зал был пуст. Грубые деревянные столы, казалось бы, сколоченные наспех, духота, свойственная всем трактирам и царивший полумрак, почему-то напомнили Олафу о его юности. У стойки со скучающим видом стоял трактирщик.

— Доброго дня, господа, — проговорил он, поймав на себе внимательный взгляд Олафа, — что будете заказывать?

— Мы пришли не для того, чтобы пить твое прокисшее пиво! — внезапно выпалил Дюкоп, — братья хотели бы побеседовать с тобой, так что, дружок, постарайся честно отвечать на их вопросы.

— Лейтенант, — спокойно сказал Олаф, — я ценю вашу заботу, но дальше мы справимся сами. Можете немного отдохнуть.

— Да? — неуверенно спросил Дюкоп, — что же, тогда не буду мешать. Мы пока посидим тут с ребятами, на случай, если вам вдруг понадобится помощь.

— Конечно, — улыбнулся Олаф.

Лейтенант махнул своим подчиненным и уселся за стол. Проводив Дюкопа взглядом, Олаф подошел к стойке.

— Вы сдаете комнаты?

— Иногда, — ответил трактирщик, усердно натирая сверкающую столешницу.

— Сейчас у вас есть постояльцы? — по бесстрастному, немного вытянутому лицу трактирщика пробежала тень.

— Нет, сейчас нет, — ответил он, продолжая скользить тряпкой по стойке.

— А до этого, кому вы сдавали комнаты?

— Много кому, — пожал плечами трактирщик, — обычно у меня останавливаются на ночь или две. Всех и не упомнить.

— Мне интересны люди, которые жили здесь до вчерашнего вечера. Их, кажется, было семь или восемь, — Олаф придвинулся ближе, — и еще с ними была рыжеволосая женщина.

— Семь или восемь, да еще и женщина? — морща лоб, переспросил трактирщик, — что-то я не припомню таких. Может когда и останавливались, но точно не в этом году.

Олаф взглянул на Стефана. Тот кивнул головой — трактирщик лгал.

— Тогда что вы можете рассказать о Красном Дьяволе?

— Я плохо знаю местные поверья. Так, что будете заказывать?

Олафу не хотелось прибегать к способности Стефана, но, как он понимал, трактирщик не собирался рассказывать о банде по собственной воле. Денег он точно не возьмет, тем более на глазах у стражи. Запугивать его также не имело никакого смысла. Долговязый трактирщик был жилист, а во взгляде скользила холодная решимость. Такие люди хранили в себе множество тайн и Олафу не хотелось бы копаться в чужих секретах. Но выбора не было. Он уже собирался подать условный жест Стефану, как вдруг за столом, где сидели солдаты, что-то звякнуло.

— Дубина, что ты там сломал? — проворчал Дюкоп.

— Господин лейтенант, я случайно задел ногой, а это лежало под столом, — поспешил оправдаться стражник, — вот смотрите.

Олаф тоже повернулся и увидел шлем в руках солдата.

— Дай сюда, — Дюкоп вырвал шлем и поспешил подойти к Олафу, — смотрите, это шлем стражника.

Олаф взял находку. На внутренней стороне было нацарапано имя "Робин".

— Что это? — спросил Олаф трактирщика.

— Шлем, надо полагать, — проговорил тот, стараясь не смотреть на Олафа.

— Лейтенант, вам знаком стражник Робин?

— Да! — с готовностью ответил Дюкоп, — у нас есть малый по имени Робин.

— Что же у вас делает шлем этого Робина? — Олаф вновь повернулся к трактирщику.

— Рано утром, часов в шесть, — морщась, проговорил тот, — пришли стражники. Они заказали обед и много пили. Ушли же они не так давно.

— Стражник никогда не будет пить в трактире! — воскликнул Дюкоп, ударяя кулаком по стойке. Трактирщик раздраженно взглянул на него и поспешил протереть то место, где только что была рука лейтенанта.

— Между прочим, — холодно проговорил трактирщик, — эти стражники ушли, так и не заплатив.

"Крепкий орешек, — заключил Олаф, — не стоит зря терять время".

— Покажите мне комнаты, — сказал он, — все.

— Браин, — позвал трактирщик. Из двери, ведущей на кухню, выглянул здоровяк в некогда белом фартуке. В руке он сжимал наполовину ощипанного гуся. — Браин, побудь в зале, пока я схожу наверх.

Повар молча кивнул и прошел к стойке. Усевшись на низкий табурет, Браин, с безразличным видом, продолжил ощипывать птицу. Белые перья падали к его ногам. Недовольно хмыкнув, трактирщик повел Олафа и братьев по лестнице. Лейтенант хотел последовать за ними, но Олаф остановил его.

— Будьте внизу, — кивая в сторону повара, сказал он. Дюкоп, заговорщически подмигнув, поспешил назад. Олафу не было нужды следить за поваром, он просто не хотел, чтобы лейтенант стал свидетелем настоящего допроса.

Щелкнул замок и трактирщик открыл первую комнату. Пустую, с узким окном и серыми стенами.

— Они все одинаковые, — проговорил трактирщик.

Он пропустил вперед братьев и остался стоять в дверях, сжимая в руке увесистую связку ключей. Олаф отметил, что ключей было куда больше, чем могло оказаться замков во всем трактире.

— Как вас зовут? — спросил он, осматривая комнату.

— Хьюго, — ответил немного удивленный трактирщик.

— Хьюго, вы должны рассказать нам все, что знаете о Красном Дьяволе, хотите вы этого или нет.

Трактирщик пошатнулся. Он собирался захлопнуть дверь и запереть братьев, но не смог ступить и шага. Густав уже прочел заклинание Незримой Рубашки и теперь трактирщик, отчаянно мыча и выпучивая глаза, сам шел к Олафу.

— Густав, кажется, господин Хьюго хочет нам что-то сказать.

— Будьте вы прокляты! — выкрикнул трактирщик, — не знаю, что вы от меня хотите, но все это пустое. Убивайте, рвите мою плоть, но я буду молчать!

— Его и трогать не надо, вон как орет, — ехидно заметил Мартин.

— Брат Густав очень осторожен, — сказал Олаф, — но заклинание Паралича нестабильно и он не сможет долго контролировать его. Минут через пять мы рискуем сделать вас калекой.

— Я же сказал, что не боюсь смерти, — раздраженно произнес Хьюго.

— Я и не говорю о смерти, — развел руками Олаф, — мы не стали бы использовать на вас такие страшные заклинания. Паралич же всего лишь превратит несколько ваших костей в мелкий песок. Брат Густав, я не помню, обычно это руки или ноги?

— Чаще ноги, — досадливо морщась, соврал маг, — но бывает и руки, от плеча до кисти.

— Так что, меня интересует главарь банды, рыжеволосая Ингрид.

— Не знаю такой.

— Хьюго, лучше расскажите все сами, — добродушно улыбаясь, сказал Олаф, — ведь помимо Паралича у нас есть и другие заклинания, благодаря которым мы узнаем все, даже против вашей воли.

Трактирщик молчал. Переломного момента, которого так ожидал Олаф, не произошло. Он махнул Стефану и тот, коснувшись рукой лба Хьюго, закрыл глаза, чтобы через минуту открыть их вновь, познав все тайны трактирщика. Олаф знал, как сильно потом будет болеть голова у мага Воды, когда чужие воспоминания начнут отмирать, но выбора не было.

— Ингрид ушла сегодня с рассветными сумерками. С ней человек по имени Клод, ее подручный. Было еще шестеро, но сейчас все они мертвы, — отрешенно проговорил Стефан.

— Куда они ушли? — спросил Олаф.

— Он не знает, — покачал головой маг Воды.

— Если есть какая-нибудь вещь, то я найду их, — сказал Густав.

Стефан снова закрыл глаза.

— Есть, — наконец проговорил он, — в тайнике. Одна из бочек в погребе пуста. Там все вещи банды.

— Нам нужна вещь рыжей.

— Есть, — кивнул Стефан, — она точно принадлежит Ингрид.

— Он еще что-нибудь знает? — маг Воды отрицательно покачал головой, — тогда отпускай его.

Стефан убрал руку с головы трактирщика и сказал уже ставшую привычной фразу:

— Успокойся, из твоих мыслей я больше ничего не скажу.

Пошатываясь, трактирщик сделал шаг назад и сел на пол. Он смотрел невидящим взглядом, но через пару минут в его глазах вновь заплясал осмысленный огонек.

— Будьте вы прокляты, — еле слышно проговорил Хьюго.

— Теперь нам нужен тайник и мы уйдем, — медленно проговаривая слова, сказал Олаф.

Трактирщик не стал спорить. Он спустился в зал и, минуя удивленных стражников и занятого ощипыванием птицы повара, провел их в кухню. В тайнике лежали скомканные вещи. Мартин вывалил их на пол. Несколько курток, залатанная рубаха, плащ, жесткий от засохшей грязи, штаны, одеяла. Из всего этого вороха нельзя было сразу определить, что принадлежало главарю.

— Открой следующую бочку, — мягко приказал Стефан.

Хмурый трактирщик открыл еще одну. В отличие от первой, вещи, лежавшие там были аккуратно сложены. Мартин не стал выкидывать их на земляной пол, а просто взял платье, лежавшее сверху. Платье было искусно сшито из зеленого шелка, с оторочками и золотым шнурком — таким могла бы гордиться любая молодая девушка из благородной семьи.

— Кажется, подойдет, — сказал Густав.

Он отрезал рукав и свернул тонкую материю в маленький квадратик, который с легкостью уместился в кармане.

— Здесь мы закончили, — сказал Олаф, проходя в зал. — Лейтенант Дюкоп, можете забирать своих людей. Мы сами доберемся до резиденции.

— Брат Олаф, даже утром эти улицы очень опасны! — заявил тщедушный лейтенант. — Нам не составит труда проводить вас до рыночной площади. Там, можете быть уверены, вам ничего не угрожает.

Олаф понял, что Дюкоп больше боится за себя, нежели за них. Неужели, какой-нибудь умалишенный решится напасть на вооруженный отряд стражи?

— Хорошо, — согласился он, — до рыночной площади.

Стражники встали и под предводительством бравого лейтенанта направились к выходу. Братья последовали за ними, оставляя молчаливого повара и его изможденного хозяина одних.

На улице Олаф увидел первого посетителя, неспешно направляющегося к трактиру. Удивленно посмотрев на стражников, он перевел взгляд на братьев. Олафу показалось, что во внимательных серых глазах незнакомца искрится улыбка, но тут его внимание привлек странный перстень с солнечным бликом в самом центре синего камня. Где-то он уже видел подобный камень, только немного крупнее, но не мог вспомнить, где именно.

Горожанин немного замедлил шаг, давая пройти солдатам. Олаф поприветствовал его кивком, не ожидая ответа, но, к своему удивлению, расслышал четкие слова:

— Доброго дня.

Сзади уже топтался Стефан, и Олаф, так и не оглянувшись, пошел вслед за стражниками.

* * *

Сержант Корт спешил, как на пожар. Вернее, он и спешил на пожар. Во главе шести солдат, он бежал к треклятому трактиру "Пегий Хвост". После утренних приключений, Корт, как истинный служитель закона, хотел засесть за рапорт, но перед этим, разумеется, необходимо было найти источник смелости. В "Пегий Хвост" за этим источником он, конечно же, не пошел бы. Корт вообще ни за что на свете больше не сунул бы туда носа, разве что, только посмотреть, как горит этот "Хвост". Как только эта мысль зародилась в его голове, запыхавшийся стражник доложил ему о случившемся. Подумать только, злосчастный трактир пылает, а ведь едва перевалило за полдень! "Хоть что-то хорошее", — с улыбкой подумал он, вспоминая о воплях Дюкопа, который полчаса кряду сотрясал шлемом несчастного Робина. Лейтенант грозился четвертовать всех, кто напивался в трактире. Дюкоп не хотел выслушивать оправдания, он даже отмахнулся от упоминания о приказе самого бургомистра. Лейтенанту просто хотелось орать. Как назло, куда-то пропал капитан и Дюкоп, как полноправный командир, гремел, размахивая помятым шлемом бледного, как смерть, Робина. Когда же капитан Гроган, наконец, объявился, лейтенант затих, густо покраснев. Выслушав провинившихся, капитан велел Корту провести остаток дня в написании подробнейшего рапорта. Потом до Корта дошла радостная весть о пожаре и он, с собутыльниками, побежал по солнечным улицам к пылающему "Хвосту".

Когда Корт добрался до трактира, балки уже успели прогореть и крыша с треском обвалилась. Из узких окон выглядывали языки пламени. Кругом собрались люди, но никто не пытался тушить огонь. Возле самой двери стояли долговязый трактирщик и здоровяк-повар. Они молча смотрели, как сгорает их "Пегий Хвост".

— А, сержант, — устало проговорил трактирщик, завидев Корта, — как видите, я сейчас не принимаю.

Корт сочувственно кивнул.

— Отчего случился пожар?

Трактирщик посмотрел на него с глубокой скорбью. Глаза его были красны, как спелая малина.

— Сам не знаю, — наконец сказал он, — как-то слишком много всего для одного дня.

Договорив, он вновь задрал голову и продолжил смотреть на огонь.

— Я почувствовал запах дыма, — проговорил повар. Его глухой голос доносился как звон колокола, — вышел посмотреть, все ли в порядке, а в зале столы горят и стойка уже занялась. Хью бродит возле столов и бормочет что-то. Потом лестница на второй этаж обвалилась...

— Кроме вас там еще кто-нибудь был?

— Человек, — многозначительно проговорил трактирщик, — хоть бы он там сгорел.

Повар покачал головой, давая понять, что трактирщик сейчас не в себе.

— Вы следите, чтобы огонь не перекинулся на другие дома, — приказал Корт стражникам. — Вы же, — он кивнул погорельцам, — пойдете со мной. Я знаю одно неплохое место, где можно отдохнуть и хорошенько напиться!

* * *

Олаф запечатал письмо и передал его Стефану. Тот вложил конверт в маленькую коробочку на спине ястреба и вышел на балкон. Прочитав заклинание, Стефан отпустил птицу. Взмахнув стеклянными крыльями, она скрылась из виду. Раньше хрустальный ястреб использовался только как охотник. Он выискивал определенную жертву и падал камнем на голову несчастному. Такие птички перебили многих вражеских генералов, пока песчаники не нашли защиту. Они стали использовать заклинание Темного Орла, способное перехватывать птиц-убийц в воздухе. Хрустальные ястребы стали бы бесполезными, если бы магистр Гилкрист, тогда еще подающий надежды молодой маг, не предложил использовать их в качестве курьеров. В случае гибели птицы, ящичек на ее спине вспыхивал и вся корреспонденция уничтожалась.

— Брат Стефан, — устало позвал Олаф.

— Да? — отозвался тот, возвращаясь в комнату.

— Что там с погодой?

— Будет буря, брат Олаф, — вздохнул Стефан.

— Как долго она продлится?

— Сложно сказать, возможно, до утра.

— Будь она не ладна! Густав, что там у тебя?

Брат Густав сидел на кровати, сжимая в руке зеленый лоскут.

— Они покинули город и сейчас движутся к западу, — монотонно произнес он.

— Мы должны идти, — сказал Олаф.

— Но, согласно уставу, мы обязаны доставить тело магистра Фостера в Нордфолк! — напомнил Стефан.

— Ничего, придется нарушить устав, — ответил Олаф, — зайдем к командору Уоррету и в путь.

— Вещи собраны, — сообщил Мартин, все это время возившийся с сундуком, — все, что принадлежит магистру Фостеру, я оставил в его комнате. Нам же — самое необходимое.

— Правильно, — одобрительно кивнул Олаф. — Берите сундук и спускайтесь в конюшню.

Командор оказался у себя. Он сидел за столом, перебирая бумаги. Однако, от Олафа не скрылись следы крайней спешки. До его прихода Уоррет что-то писал, о чем говорили открытая чернильница и перо, небрежно лежавшее на столе.

— Слушаю, брат Олаф, — Уоррет выдавил подобие радушной улыбки.

— Я пришел сообщить вам, командор, что мы покидаем резиденцию.

— Но тело магистра еще не готово для, — Уоррет отвел глаза, — путешествия.

— Тело магистра Фостера я оставляю на ваше попечение. Понимаю, что нарушаю устав, но у меня нет времени объяснять вам все причины.

— Вы хотите покинуть Доргхейм? — спросил Уоррет.

— Да и немедленно, того требует расследование.

— Прошу меня извинить, брат Олаф, — командор постучал пальцами по столу, — но я вынужден отказать вам. Скажу даже больше. Вы находитесь под негласным арестом. Ваше передвижение ограничено стенами резиденции. В крайнем случае, вы можете выйти в город, но только при сопровождении группы рыцарей ордена.

Уоррет продолжал постукивать пальцами и, как бы случайно, коснулся небольшого сапфира, искусно вделанного в поверхность стола. Он поглаживал его указательным пальцем, не сводя глаз с Олафа.

— Командор, — улыбнулся Олаф, — сегодня выдался трудный день, полный потрясений для всех нас. Не стоит делать его еще труднее.

Уоррет поспешно убрал палец от сапфира, словно обжегшись. Он гневно посмотрел на старого рыцаря.

— Бегство, это не выход, брат Олаф, — прошипел он, — орден найдет вас, куда бы вы не направились. Я не считаю вас виновным, но если вы попытаетесь вырваться, то я должен буду принять меры.

— Я не бегу, командор. Чтобы вы ни думали, но моя совесть чиста. Я хочу найти истинного убийцу и заказчика, после чего сам предстану перед магистром Гилкристом с исчерпывающим отчетом.

— Очень жаль, — проговорил Уоррет и, стиснув зубы, надавил на сапфир. Камень со щелчком ввалился в поверхность стола, а командор, застонав, схватился за дымящийся палец. — Будь ты проклят, — выдавил он.

Олаф уже был у двери. По коридору гулкими шагами грохотали десятки ног. Олаф выскользнул из кабинета и побежал в сторону лестницы. Быстрыми прыжками он скакал через ступени, придерживаясь за каменные перила. Оказавшись внизу, Олаф замедлил шаг. Ему на встречу бежало пять братьев Покоя и Послушания. Завидев Олафа, они в замешательстве остановились и вопросительно посмотрели на него.

— Что здесь происходит? — изумленно подняв брови, спросил Олаф.

Братья молчали, затем один, по виду старший из них, неохотно проговорил:

— Ничего серьезного, просто командор объявил собрание.

— Поэтому вы бежите, сломя голову? — продолжал напирать Олаф.

— Извините, брат, — смутился старший.

Олаф сердито покачал головой. Рыцарь понимал, что время дорого и сейчас прибегут еще и другие братья, но все же, он хотел уйти без драки.

— Будьте осмотрительней, — наконец вздохнул он.

— Да, конечно, — выпалил старший. Густо краснея, он обошел Олафа и вместе с остальными заспешил по лестнице.

Дождавшись, пока они повернут и скроются из виду, Олаф побежал. Ловко скользя по отполированным плитам первого этажа, он завернул в коридор, который, по его памяти, должен был вести прямиком в конюшни. Высокие своды, горящие факелы и тишина, нарушаемая его сапогами. Он добежал до дверной арки. Деревянная дверь была распахнута и он, не сбавляя скорости, ворвался в помещение. В глаза ударил яркий свет множества факелов. За его спиной дверь захлопнулась.

— Брат Олаф, — раздался знакомый голос, — сдавайтесь!

— Черта с два, — прошептал Олаф и сам удивился своему ответу. Факелы светили ему в лицо, но он, щурясь, осмотрелся. Все-таки он попал в конюшню. Несколько десятков магов-рыцарей преградили ему путь. За их спинами угадывались очертания повозок. Его кареты не было. Олафу сразу стало легче. Значит, братья выбрались из осиного гнезда. Теперь дело за малым — нагнать их и, конечно же, выбраться самому.

— Командор, — спокойно сказал Олаф. Его глаза уже привыкли к освещению и теперь факелы были скорее врагом, нежели помощником несчастных магов. — Вы совершаете ошибку.

— Я следую уставу, брат Олаф, — язвительно ответил Уоррет, видимо, не простивший ему шутку с пальцем. — Вы, как священный рыцарь, должны прекрасно меня понимать и...

Командор не успел договорить. Всегда спокойного и рассудительного Олафа пьянила сила, исходящая от факелов. С кривой улыбкой он взмахнул руками и, словно по его команде, рыцари почти одновременно ответили ему воплем, полным ужаса, им вторили перепуганные лошади. Языки пламени объединились и начали расти ввысь, щекоча своды потолка. Олаф понимал, что среди рыцарей обязательно должны быть маги, наделенные силой Огня, что через мгновение они придут в себя и смогут действовать, но старому монаху было достаточно этого мгновения. Он разбежался и прыгнул в пламя. Яркая вспышка осветила самые темные углы конюшни и внезапно исчезла. Все погрузилось во тьму.

Оказавшись во дворе, Олаф огляделся. Кареты нигде не было. Тяжелые низкие тучи над головой недовольно гремели. Рыцарь побежал. Вдалеке, у главных ворот, где всего лишь сутки назад их радушно встречали, стояла черная карета. Ее медленно обступала дюжина рыцарей. Кривая молния разрезала тучи. Пошел дождь. Дверь кареты внезапно открылась и из нее высунулся Стефан.

— Братья! — прокричал он, сопровождаемый рокотом грома, — расступитесь!

Олаф покачал головой. Подобной глупости от Стефана он никак не ожидал. Один из нападающих рыцарей поднял руку и из под его ног вырвался поток грязи, полетевший прямо на Стефана. Маги Земли любили это связывающее заклинание. Грязь попадает на жертву и мгновенно каменеет, сковывая противника. Внезапно, поток грязи резко повернул назад, словно отскочив от щита, и полетел обратно в заклинателя.

— Одумайтесь! — продолжал призывать Стефан. — Насилие в стенах ордена недопустимо!

"Что за дурачок", — подумал Олаф, подбираясь к карете. Однако нападающие действительно медлили, словно прислушиваясь к словам здоровяка-оратора.

— Смотрите, еще один! — внезапно прокричал рыцарь, указывая рукой на Олафа.

Все повернулись в его сторону, оставляя без внимания карету. Олаф приготовился к атаке, но краем глаза увидел, как из кареты вылез Густав. Он, вместе со Стефаном, воздел руки к небу.

— Брат Олаф, — прокричал один из нападающих, — сдавайтесь!

И на них обрушилась стена дождя. Никакой ливень, когда-либо виденный Олафом, не мог сравниться по силе с сегодняшним. Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Олаф шел в направлении кареты, стараясь не столкнуться с рыцарями. В подобных условиях сила Огня практически бесполезна. Внезапно, перед ним образовалось подобие коридора. По бокам и сверху продолжал шуметь дождь, но на Олафа не упало ни одной капли. В конце коридора он видел карету и машущего ему Стефана. Старый рыцарь ускорил шаг. Едва Олаф добрался до кареты, как стена дождя вновь сомкнулась за его спиной. Он посмотрел назад. Всего в шаге от кареты бушевала буря, здесь же лишь накрапывал мелкий дождик.

— Брат Олаф, — сказал Стефан, — мы так волновались за вас. Когда мы начали выезжать, к нам подошли братья и предъявили нам нелепые обвинения. Я решительно ничего не понимаю.

— Потом объясню, — сказал Олаф, садясь в карету, — Густав, где Мартин?

Густав уже сидел на козлах. Не оборачиваясь, он сказал:

— Брат Мартин пошел посмотреть, что там с воротами. Едемте, он уже должен был управиться.

— Простите меня, братья, — Стефан бросил печальный взгляд на стену дождя.

— Что это? — спросил Олаф.

— Ах, это Гнев Небес, — виновато сказал Стефан, — парное заклинание. Мы не были уверены, что получится, но когда увидели вас, решили рискнуть.

— И долго оно еще будет длиться?

— Обычно минут десять, но внутри братья. Они могут развеять его и быстрее. Бедняги, потом будут все в синяках. — Стефан сочувственно покачал головой.

У ворот было тихо. Часовые угрюмо смотрели на подъехавшую карету. Почти по пояс в земле, они напоминали статуи возле озера в парке.

— Мартин! — позвал Олаф.

— Да! — отозвался тот, — вы не поверите, но эти паршивцы не захотели сказать мне секрет открытия врат.

— Разве он нужен? — удивился Стефан.

— Нужен, — кивнул Мартин. Весь перепачканный в грязи, он довольно улыбался. Улыбка на его обычно мрачном лице смотрелась непривычно и даже зловеще. — Смотрите!

Мартин положил руку на плечо одной из статуй.

— Говори же, как открыть ворота!

Часовой попытался сбросить руку, тщетно дергая плечами. Потом, наградив гневным взглядом Мартина, отвернул голову.

— Видите! — продолжал улыбаться Мартин, — из всего тайну делают. Ни рычагов, ни цепей, ни засовов — ничего нет, а ворота закрыты. Может, мне тебе уши оторвать?

Лицо статуи стало напряженным.

— Мартин! — сердито сказал Олаф, — мы не можем медлить. Ломай их.

— Но это же ворота резиденции! — изумился Мартин.

— Ломай!

Маг Земли подошел к воротам, внимательно изучая их. Затем он коснулся рукой плиты мостовой возле ворот. Медленно выдыхая, Мартин все сильнее нажимал на камень и ворота, со страшным скрежетом и хрустом, начали подаваться вперед от него, словно невидимая сила толкала их. С гулким грохотом они упали на землю. Мартин встал, отряхивая руки. Его лицо было бледным.

— Братья, путь открыт! — устало улыбнулся он.

Глава 6

Последствия вчерашнего ненастья можно было встретить повсюду. Особенно отчетливо они были видны на проселочной дороге, размытой накануне. Бескрайние лужи отражали безмятежно голубое небо. Пройти по этим зерцалам было не так-то просто, если учесть, что в своей глубине они таили топкую глину, пожирательницу обуви и мелких грызунов. Единственно возможный путь — наступать на обломанные ветки, разбросанные по дороге. Они, растеряв почти всю молодую листву, выглядывали из луж, словно протягивая руки к путникам. На одну такую руку наступил сапог с изящным носом, затем, на соседствующую, еще один сапог, и ловкими, стремительными движениями путник пронесся по океану грязи. Встав на другом берегу, он развернулся и помахал своему приятелю.

— Что ты все время возишься, Клод? С твоим ростом можно запросто перепрыгнуть эту маленькую лужицу!

— Да, и угодить в другую, не менее маленькую, — отозвался Клод.

За спиной Клода поднималось солнце. Яркие лучи отражались в луже и били Клоду в глаза. Щурясь, он попытался повторить номер Ингрид, но подлые ветки потонули под его весом, а вместе с ними и он сам.

— Будь она неладна! — выкрикнул Клод, — Я же говорил, что лучше идти по лесу, а не по дороге!

Он поправил мешок на плече и, отказавшись от надежды не промочить ноги, зашлепал по луже.

— С такими сапогами нас не пустят ни в одну таверну, Клод, — заключила Ингрид, когда он, наконец, выбрался из лужи.

Клод хмуро посмотрел на нее.

— Ничего, заночуем в конюшне.

На удивление Клода, она только хмыкнула и пошла вперед. Перемены ее в характере, отчасти, объяснил Джордж, но все же, в былые времена, Ингрид непременно бы ответила еще большей колкостью. Интересно, тот паренек все еще в ней?

— Ингрид, может сделаем привал? Стоит свернуть с дороги и смотри, какая хорошая лужайка.

Ингрид замедлила шаг.

— Мы вышли всего два часа назад, а ты уже хочешь сделать привал? — изумилась она. — Нам нужно спешить, чтобы до сумерек выйти к постоялому двору, если, конечно, он здесь есть.

Клод не нашелся, что ответить и молча последовал за ней. Он уже не пытался обходить лужи, а шел напролом, посередине. Весеннее солнце начинало пригревать Клоду спину, а мешок резал плечо. Клод не был любителем загородных прогулок. Сейчас он сильно жалел, что не прихватил с собой какого-нибудь ослика для поклажи, и теперь ему самому приходилось исполнять роль осла, причем во всех смыслах.

Спустя еще час, Ингрид тоже утратила свою грацию и топала по лужам, наравне с Клодом.

— Ладно, — сказала она, — давай перекусим.

Они свернули с дороги, пробрались через заросли шиповника и устроились на лесной поляне. Чтобы создать подобие комфорта, Клод расстелил свой плащ, жестом приглашая Ингрид к трапезе. "Вывести старые привычки не так и легко", — подумал он, роясь в мешке.

— У нас есть вяленое мясо, — начал он оглашать меню, — вчерашний хлеб и по глотку вина. Думаю, нам хватит.

— Вполне, — отозвалась Ингрид.

Ели молча. Ингрид хмурилась больше обычного, а Клод не хотел попадать под горячую руку и понимающе отводил глаза.

— Как вы можете так спокойно есть?! — раздался голос у самого уха Клода.

Клод чуть было не подавился и, вскочив на ноги, огляделся. Никого не было.

— Ты тоже это слышал? — спросила Ингрид. Вид у нее был не менее удивленный. Клод кивнул.

— Ты думаешь, это тот парень? — спросил он.

Ингрид пожала плечами и продолжила есть.

— Да как же так! — опять раздался голос, — Вы, безответственные бандиты! Нужно спешить, а они привал устроили!

— Точно он, — хмыкнула Ингрид. — Не помню как тебя там, но у меня есть к тебе просьба — заткнись.

— Во-первых, меня зовут Алан Фостер. Для вас, магистр Фостер, — обиженно отозвался голос, — во-вторых, я не собираюсь молчать, когда моя жизнь поставлена на карту. Отведите меня к госпоже Дафне и дальше устраивайте свои привалы, сколько душе угодно!

— Чудной какой-то, — засмеялся Клод, — Ингрид, а как он умудряется говорить, когда ты молчишь?

— Не знаю, — она пожала плечами, — вроде у самого уха вопит, но рта я не открываю. Эй, магистр, ты как говорить умудряешься?

Ответа не последовало. Клод гадал, обиделся ли на них парень или же просто выдохся. Поев, они немного погрелись на солнце, которое уже приятно припекало. По всему телу Клода медленно расползалась усталость. Он почувствовал, что его начинает клонить в сон, и вспомнил про сапоги. Из-за паренька, он совсем забыл, что их нужно привести в порядок.

— Грязь начала подсыхать, — сказал Клод, указывая на нос своего сапога, — сейчас хорошо будет отваливаться.

Ингрид молча смотрела на него. Ее лицо не выражало никаких эмоций. Если не считать внимательно следящих за Клодом пары карих глаз, то можно было бы сказать, что девушка спит с открытыми глазами. Клод встал. Немного отошел, чтобы грязь не попала на Ингрид и принялся старательно топать, оставляя на траве глиняные подошвы. Как только сапоги стали непривычно легкими, он еще немного пошаркал ногами и пошел назад.

— Вы невыносимы! — послышался тихий голос. Клод догадался, что парень вновь начал торопить Ингрид. — Жалкие разбойники! Головорезы! Ждете ночь, чтобы опять грабить честных путников?

— Заткнись, — устало отмахнулась Ингрид, — мы идем к Дафне. Мне тоже не нужен идиот в голове.

Приближаясь, Клод все отчетливее слышал голос паренька. Он остановился.

— Я обещаю, тебе дадут золото, если ты поспешишь! — продолжал кричать парень.

Клод сделал несколько шагов назад и прислушался.

— Но если ты так и будешь валяться и грабить людей! — голос стал заметно тише и Клод сделал еще шаг назад, — то власти тебя...

Голос совсем затих и Клод остановился.

— Ингрид! — крикнул он, — его почти не слышно с семи шагов!

— Вот здорово, — устало ответила она, — жаль, что я не могу отойти от него на эти семь шагов. Он мне уже все уши прожужжал.

Клод подошел к девушке. Голос что-то гневно кричал, но Клод не прислушивался. Он аккуратно сложил назад в мешок остатки пиршества, и когда Ингрид встала с плаща, накинул его.

— Уже перевалило за полдень, — сказала девушка, — пойдем дальше, пока мой гость совсем не разошелся. Жаль, ему нельзя врезать.

Клод рассмеялся. Он поражался твердости духа Ингрид. Неизвестно, как бы он себя повел, окажись в его голове такой паразит.

— Вы... вы! — только и смог сказать разгневанный голос.

— Молодец, — Ингрид одобрительно покачала головой, — кажется, ты наконец-то решил заткнуться.

Они вновь выбрались на дорогу. Лужи уже начали подсыхать и многие из них перестали представлять собой серьезную преграду. Над головой приятно шелестела листва и легкий ветерок, дувший в спину, подталкивал путников вперед. Через пару часов они услышали мычание за спиной. К ним приближалась телега, запряженная волом. Погонял ее крестьянин в соломенной шляпе и шерстяном жилете поверх холщовой рубахи. Клод поднял руку в знак приветствия. В ответ крестьянин помахал им и, погоняя вола, подъехал.

— День добрый! — сказал Клод, едва крестьянин остановил телегу.

— Здравствуйте, путники, — крестьянин приветливо улыбнулся, медленно обводя взглядом Клода и Ингрид. — Куда путь держите?

— В столицу, — многозначительно соврал Клод.

— Далековато, — покачал головой крестьянин, — дорогу прилично размыло, должно быть, вы сильно намучались?

— Так и есть, — добродушно улыбнулся Клод, — сейчас ничего, подсохло, а вот утром было тяжеловато. Нам бы до трактира добраться засветло, как думаешь, успеем?

— Трактир здесь всего один, и тот аж в двух днях пути. Если пойти через лес, то выйдет быстрее. Хотя в лесу кого только не водится, лучше ехать по дороге. Могу подвести немного, но у меня уговор.

— Какой? — спросил Клод.

Крестьянин еще раз обвел их взглядом, всматриваясь в лица.

— Скучно молча ехать, позабавил бы кто. Новости рассказал или истории интересные. Целый день только и делаю, что от Морли мух отгоняю. Так что, если хочешь ехать, — крестьянин многозначительно поднял палец, — рассказывай что-нибудь.

— Новостей не обещаем, — отозвался Клод, — но всякие байки, это мы запросто.

— Сказки я люблю, — засмеялся крестьянин, — только такие, чтобы дух захватывало и конец был хороший. Садитесь, довезу, покуда по пути.

Путники устроились в повозке. Крестьянин цокнул языком и вол, равномерно покачиваясь из стороны в сторону, потянул телегу. Ехали медленно, зато, на какое-то время, можно было забыть про лужи и грязь.

— Ты, наверное, слышал, — начал рассказывать Клод, — про замок графа Толбота?

— Кто ж про него не слышал, — отозвался крестьянин.

— А мне приходилось бывать там. Говаривали, что на месте руин по ночам появляется замок, во всем своем былом великолепии. Факелы освещают ворота, а на башнях жгут костры.

Крестьянин присвистнул.

— Однажды, шел я в Нордфолк и к вечеру остановился у каких-то руин. Развалины там знатные. Сейчас, думаю, разведу костер и на ночлег устроюсь. Но услышал я вой нехороший. Вроде похож на волчий, но не он. Я забрался на одну из плит и стал ждать. Солнце уже село, а костер развести я так и не успел. Слышу, вой ближе становится. Потом шарканье какое-то, рычанье. Думаю, сейчас ко мне подойдут звери эти, но вдруг, будто кто-то в рог протрубил. Те зверюги, что возле меня выли, побежали в лес, я даже клацанье когтей о камни слышал, а потом и цокот копыт. Еще раз протрубил рог, и сразу все стихло. Правильно говорят, что места эти недобрые. Когда-то колдуны там сборища устраивали, а потом Толбот прогнал их и замок свой построил. И говорят, что прокляли они графа и весь замок его заодно. Ты ведь знаешь, что замок сгинул за одну ночь, а графа в тряпье потом видели во многих землях? Вот такие они, ведьмаки. А выли, как мне потом рассказали, толботовы гончие. Они выискивали жертвы для своего хозяина. Стало быть, в рог трубил сам проклятый Толбот.

— Тьфу ты, — отмахнулся крестьянин, — кто такие страсти перед закатом рассказывает? Тут же тоже места лихие!

— Так я не рассказал тебе эту историю до конца! — смеясь, сказал Клод, — сижу я на глыбе этой, а камень-то холодный, замерзать я начал. Эх, думаю, жаль, что сумку свою внизу оставил. Там у меня немного эля в бурдюке было. Минут через двадцать стихло все и даже потеплело как-то. Сверчки запели, где-то в чаще сова прокричала. На небе звезды зажглись, и светло стало, почти как днем. Даже траву видно было. Смотрю я вниз, где там моя сумка лежит. Глаз от нее отвести не могу, но понимаю, что слезать на землю опасно. Вдруг, сумка моя шелохнулась, потом еще раз. По спине озноб пробежал. Неужели, слуги Толбота подразнить меня решили? Потом пригляделся, блестит что-то у сумки. Бусинки две на меня немигающим взглядом смотрят, и я на них гляжу, как привороженный.

— Страсти-то какие! — воскликнул крестьянин, — я тебя ссажу так.

— Ты дослушай, а потом говори, — обиженно сказал Клод, — а то ведь я могу и промолчать, а ты так и не узнаешь, что я там видел.

— Ладно, ты прав, — махнул рукой крестьянин, — не томи, продолжай!

— Стало быть, две бусины на меня смотрят. Потом писк услышал, и понял, что суслик это! Я, оказывается, сумкой своей ему норку закрыл, вот он и хотел ее сдвинуть, чтобы домой попасть.

— Так может, это слуги Толбота приняли облик суслика? — раздался уже знакомый голос, — Решили заманить тебя вниз и утащить в эту самую нору?

— Да брось ты, — усмехнулся Клод, — что я, простого зверья не видел? Говорю тебе, суслик это был.

— А ты потом слез с камня? — не унимался голос.

— Нет, уснул я. Утром взял сумку, а под ней оказалась нора.

— Чудно все это, — покачал головой крестьянин, — ты, юноша, с батюшкой своим не спорь. Ему виднее, что там было. Про графские земли, и правда, недобрые слухи ходят, но если начать сусликов остерегаться, то лучше вообще из дома не выходить. Я помню, был у нас один, примерно твоих лет, во всем тайный смысл видел. Ему говорят, вставай, иди с пастухами коров пасти, а он заявляет, что не пойду мол, пока солнце не взойдет. Так скотина-то рано встает и нет ей дела до примет и поверий.

— Что же с ним стало? — спросил Клод.

— Да ничего необычного, — пожал плечами крестьянин, — отец-то у него суровый человек был, но жене не перечил, а уж она чадо свое всегда защищала. Случилось однажды, что к нам монах забрел. Много он про чудеса разные говорил, а ему кто-то про нашего паренька рассказал. Монах захотел посмотреть на него, а после с родителями пошептался. Дал он матери паренька совет один ценный, после чего парень наш сам раньше всех подниматься стал, а работать начал за четверых.

Крестьянин выждал паузу.

— Пороть, говорит, его надо. Чем чаще, тем проку больше. Так даже в трактатах записано. Он свиток показывал. Поступили, как ученый человек велел. После первой порки парень в приметы глупые верить перестал. После второй — по дому помогать начал, а потом и вовсе за ум взялся. Вот так-то, юноша.

Клод начал опасаться, что парень опять поднимет шум, но тот молчал. Они медленно подъехали к развилке. Крестьянин цокнул языком и вол остановился.

— Эх, жаль конечно, — вздохнул крестьянин, — но вот она, развилка. Прямо пойдете — к трактиру выйдете. Хотя можно и срезать. Видите тропу? Дорога впереди крюк делает, а по лесу можно напрямую пройти. Там потом опять выйти на дорогу и до трактира останется с час ходьбы. Вот мой путь, — он указал на поворот, — за леском деревня стоит. Ежели хотите, то прошу к нам.

— Спасибо, — Клод слез с телеги и закинул за спину свой мешок, — Заночуем в лесу, а завтра к трактиру выйдем. Доброго пути тебе!

— И вам доброго, — крестьянин повернулся к ним лицом. В этот момент Ингрид, выбираясь из телеги, уронила шляпу и по ее плечам каскадом рассыпались длинные волосы.

— Чтоб их, — выругалась она.

Глаза крестьянина расширились. Он хотел что-то сказать, но язык его не слушался. Взмахнув кнутом, он стегнул вола и, трогаясь, все-таки смог выговорить слова охранной молитвы. Весенний ветер донес до Клода неразборчивое бормотание крестьянина с единственным отчетливым словом "Девка!"

Глава 7

В кабинете магистра Гилкриста повисла наряженная тишина. Патрик Моррис, первый помощник Верховного магистра, внимательно следил за лицом своего шефа. Обычно улыбчивое и добродушное лицо старика было угрюмым. Патрик и сам был удивлен срочным письмом брата Олафа.

Он строил догадки, что могло произойти за время путешествия младшего магистра и его свиты. Нехватка денег, болезнь, мелкие дорожные неприятности — иного брат Олаф просто не мог написать — ведь все отчеты об экспедиции должен был высылать лично магистр Фостер. Моррис показал конверт Верховному магистру и, распечатав его, вынул еще одно письмо. Гилкрист велел сначала прочесть первое. Ровные строки, идеально правильные буквы, поплыли у Патрика в глазах, едва он прочел несколько предложений. Он хотел замолчать, но Гилкрист жестом приказал читать дальше. Дойдя до середины этого, по-военному, сухого отчета, Моррис замолчал. Казалось, если все демоны сейчас будут заставлять его читать, он не сможет произнести ни слова. Ком подкатил к горлу.

— Читай дальше, — приказал Гилкрист. Его мрачные голубые глаза неотрывно смотрели на письмо.

— В одежде одного из нападавших, братом-рыцарем Густавом Мейером, была найдена записка с указанием примет младшего магистра Фостера и возможных мест, которые он посетит в городе, смотрите приложенный документ к данному письму. У нас нет сомнений, что это не случайное нападение, а заказное убийство.

Магистр Гилкрист развернул второе письмо. Быстро пробежал по нему глазами и положил перед собой на стол.

— Продолжай, — устало произнес он.

— Помимо всего, братом-рыцарем Мартином Хайнсом, было установлено, что на месте преступления использовалась Сила Земли, а именно заклинание Глиняных Кирпичей, чего сделать покойный Фостер никак не мог. Также было отмечено использование заклинания Огонек, которым, предположительно, Фостер расправился с четырьмя нападавшими. Есть следы использования Стрелы Ярости, жертв от которой не найдено, что натолкнуло нас на мысль о спасшихся убийцах. Я принял решение лично произвести расследование. Сейчас нам известно, что выжившие преступники есть и мы продолжаем их преследовать...

Патрик отвел взгляд от письма и посмотрел на магистра. Гилкрист сидел, скрестив пальцы у подбородка, и напряженно думал. Он взвешивал каждое слово, оценивал каждую улику.

— Вы думаете, заказчик из ордена? — неуверенно спросил Патрик.

Гилкрист внимательно посмотрел на своего секретаря:

— Читайте дальше.

— Да, конечно, — спохватился Патрик, — ... преследовать. Последующие рапорты, с появлением новой информации, будут отправлены через курьера ордена. Искренне сожалею и скорблю об утрате, Олаф Колхайн. Будет нашим оружием Истина.

— Патрик, — обратился магистр, едва тот закончил читать письмо. — Собери совет старших. Причину сбора пока не оглашай.

— Хорошо, Верховный магистр!

* * *

Через час в кабинете Гилкриста собралось десять человек. Два Старших брата Покоя и Послушания, заведующий Великой Библиотекой, Старший брат Священных Рыцарей, сам Патрик, второй помощник Верховного магистра, командор резиденции, Старший брат Лечебного Крыла, в самом темном углу разместился глава Мрачных Братьев. У окна, в кресле, отдаленно напоминающем трон, сидел Верховный магистр Элиот Гилкрист.

— Брат Патрик, — сухо сказал магистр, — ознакомь братьев с письмом.

Пока Патрик читал, никто не проронил ни слова. "Конечно, — думал он, — в душе каждый потрясен случившимся, но сейчас не время для эмоций". Закончив читать, он сложил письмо и встал возле кресла магистра.

— Это тяжелый удар для ордена и, в первую очередь, для меня, — начал магистр. — В моей голове до сих пор не укладывается это страшное известие. Казалось, только вчера Алан пришел в орден и поразил всех своими способностями. Не стоит говорить, что он для меня был, как сын и даже больше, чем сын. Утрату перенести можно, ведь время способно залечить любые раны. Алан всегда останется для меня, старика, — здесь магистр грустно улыбнулся, — веселым мальчишкой. Хуже всего то, что он умер не своей смертью. Брат Олаф, доблестный рыцарь и я был уверен, что он защитит Алана от любой опасности, но не всегда все получается, как рассчитываешь. Брат Олаф говорит о покушении и мы обязаны провести расследование, — голос Гилкриста стал неживым, сейчас он напоминал старый механизм, выполняющий монотонную работу. — Сэр Бернард, возлагаю на тебя эту нелегкую миссию, ибо я верю, что ты найдешь, если таковой есть, истинного виновника смерти Алана. Я наделяю тебя особыми полномочиями. Ты можешь использовать любые силы, можешь осматривать покои любого брата и даже, если того требует расследование, мои собственные.

— Это честь для меня, Верховный магистр! — командор резиденции согнулся в низком поклоне.

— Помни, наше оружие Истина.

— Да, Верховный магистр.

— Ход расследования будет фиксировать мой первый помощник Патрик Моррис. Остальных же, прошу пока не разглашать новость и оказывать содействие сэру Бернарду.

— Да, Верховный магистр.

* * *

В течение следующего дня Патрику так и не удалось поспать. Сэр Бернард собрал специальный отряд, который, не поднимая шума, буквально перевернул всю резиденцию. Из улик у командора была только записка с приметами и, не особо надеясь на успех, они проверяли почерк каждого брата ордена. Большинство из следователей предположили, что назначение Алана Фостера преемником Верховного магистра могло не всем понравиться. Как только они пришли к такому выводу, было найдено сильное сходство между почерком заказчика и младшего магистра Питера Милтона.

Милтона арестовали утром, в его же келье. Он собирался умываться, когда к нему пришли рыцари. Так как тюрьмы в ордене не имелось, его закрыли в малой кладовой. В тихом месте с крепким замком.

Обсуждая мотив Милтона, многие вспомнили, как часто тот возмущался выбором Гилкриста. Наверное, он был единственным, кто выступал против Фостера. Эту версию откладывали из-за ее очевидности, но сейчас Патрик спешил к Верховному магистру, чтобы тот мог лично допросить подозреваемого.

— Верховный магистр, — начал Патрик, входя в кабинет, — мы нашли его!

— Виновного? — уточнил Гилкрист.

Патрик утвердительно кивнул:

— Это Питер Милтон, его почерк совпадает с почерком в записке.

— Не спешите с выводами, — остановил его Гилкрист, — я хорошо знаю Питера и не думаю, что он способен на такое. Ведь он был одним из кандидатов в преемники.

— Именно! Основной мотив — зависть.

Гилкрист жестом прервал его.

— Пока рано что-либо утверждать. Я хочу поговорить с Питером, чтобы понять, виновен он или нет.

— Именно за этим я и пришел. Сэр Бернард поместил Милтона в малую кладовую. Допроса пока не проводили, ждем вас.

— Хорошо, идемте.

Они вышли из кабинета магистра, спустившись по лестнице, прошли большой зал и свернули в узкий проход с низкими потолками. Возле временной темницы стояло несколько человек во главе с сэром Бернардом.

— Магистр! — выкрикнул командор, едва завидев Гилкриста, — мы оставили его всего на несколько минут. Я не понимаю, когда он успел. К нему никто не подходил, заверяю вас!

— Что произошло? — спросил Гилкрист.

— Питер Милтон мертв. Мы оставили у кладовой охранников, а сейчас открыли дверь и увидели...

Гилкрист прошел в кладовую. Над телом младшего магистра склонился брат-лекарь. Милтон лежал на скамье, раскинув руки. Он казался уснувшим. Его лицо было спокойным и не выражало никаких эмоций.

— Магистр, он принял яд, — пояснил брат-лекарь. — Пока сложно говорить какой именно, но думаю, умер он мгновенно.

— Но у Милтона ничего с собой не было! Ведь мы обыскали его, прежде чем закрыть здесь, — поспешно сказал командор, — помещение давно не использовалось и все тут как на ладони. Любая склянка сразу бы бросилась в глаза.

— Сэр Бернард, — сказал магистр, отходя от тела, — я не виню вас. Свяжитесь с Мрачными Братьями, возможно, они смогут прочесть последние воспоминания Питера.

— Но магистр, — возразил было Патрик — чтение мыслей умершего запрещено и это неэтично!

Патрик ощутил, как пробежал по спине холодок. Магистр гневно посмотрел на него. Любой храбрец сжался бы от его взгляда.

— Хорошо, магистр, — ответил командор, — я свяжусь с мрачными братьями. Меня не покидает чувство, что за этими убийствами кроется нечто большее, чем простая месть. Возможно, это заговор.

Заговор, заговор, заговор — это слово стояло у Патрика в ушах. Он начал смутно догадываться, что действительно, у Питера Милтона могли быть сообщники.

* * *

Через два дня состоялось собрание ордена. Все братья, находящиеся в столице, прибыли в резиденцию. Пока никто ничего не знал.

Магистр молча сидел в своей ложе и слушал выступление командора. Как только прочитали письмо брата Олафа, по залу разнесся возглас удивления. Потом командор сухими фразами рассказал о ходе расследования и о смерти младшего магистра Питера Милтона. Затем, по приказу командора, в зал ввели двенадцать человек в накинутых капюшонах.

Глава 8

Клод искал, где бы обойти старое русло реки. Реки, конечно, уже давно не было, но вчерашний дождь отчасти помог напомнить земле, что некогда здесь бурлили шумные воды. Лужи начали подсыхать, а топкая грязь так и норовила ухватить случайного путника, прижаться к нему и с характерным звуком отпустить, забрызгав, на прощание, до самых колен. Попав несколько раз в подобные страстные объятья, Клод тщательнее смотрел себе под ноги. За его спиной доносился голос Ингрид. Благо, он уже прошел те злополучные семь шагов и голоса ее оппонента слышать не мог. Монолог же Ингрид звучал весьма забавно.

— Я тебе битый час объясняю, что лучше держать язык за зубами, болван, — не унималась она, — и что в результате? Да? Ты еще про короля с медной кружкой расскажи! Нет, даже здороваться нельзя. Он тебя не видит, дубина. Он видит только меня и Клода. Да плевать я хотела на твои формы вежливости! Сама знаю, что...

Клод улыбнулся. Все же, как хорошо, что он вызвался собирать хворост. Того костерка хватит на полчаса, а за это время Ингрид должна успокоиться. Но, с другой стороны, полчаса ходить кругами в поисках сухих веток в сыром лесу, ничем не лучше, чем слушать их перебранку.

— А парень не плох, — усмехнулся он, — умеет поддержать разговор. Наш молчаливый главарь сегодня на редкость красноречив. Обычно она так не выражается. Либо ругань, либо тумаки, но сам себя то не ударишь.

Клод остановился. На поляне стало как-то тихо, был слышен только обычный лесной шум. Он перехватил свою вязанку и поспешил к костру. Не разбирая дороги, Клод перепрыгивал через ветки, перелезал через поваленные деревья и шел на огонь, как мотылек на пламя, тщетно пытаясь услышать хоть какой-нибудь голос. Пробираясь через колючий кустарник, он резко замер.

— И мало того, что ты — жалкая разбойница, так ты еще и пытаешься учить меня, как вести себя с людьми! Да ты, за всю свою жалкую жизнь, не видела столько книг, сколько я прочитал! Ты понятия не имеешь, как ведут себя в цивилизованном обществе! Ты — порождение порока! Ты — само зло!

Клод выругался. Все ужасные картины, которые лихорадочно рисовал его мозг, рассыпались. Ингрид просто молчала. Ссутулившись, она сидела у костра и чистила шляпу, стараясь придать ей прежний вид. Голос же, видимо считая, что одержал над ней верх, ликовал.

— Принес дров, Клод? — не оборачиваясь, спросила Ингрид.

— Да, насобирал немного, — отозвался Клод, выходя к костру. Он кинул вязанку и, потоптавшись, уселся на нее.

— Ага! — воскликнул голос, — Явился еще один разбойник! Вы, жалкая шайка, немедленно отведите меня к госпоже Дафне!

— Что ты заладил, жалкая, жалкая? Сам ты жалкий! — пробурчала Ингрид, — Может, поужинаем, Клод?

— Конечно, — согласился он, — Помимо дров я нашел родник. Нужно сходить набрать воды, а то наши запасы заканчиваются.

— Завтра сходим, — сказала Ингрид, — уже стемнело и не хочется бродить по ночному лесу. Здесь могут быть волки, — лукаво добавила она.

— Волки не подойдут к костру! — сказал голос, — так что можешь не пугать меня. Я неплохо разбираюсь в повадках диких животных и прекрасно знаю, что огонь для них — опасность!

— Лучше бы ты в мозгах своих разобрался, — процедила Ингрид. Затем, немного помедлив, добавила: — Ах да, что же это я говорю? Совсем невнимательная стала! У тебя же нет мозгов, также как и тела. Так что сиди и молчи, паразит!

— Магистр! — голос взвизгнул, — Для тебя я магистр! И не смей меня оскорблять, жалкая воровка.

Ингрид засмеялась:

— Ты только посмотри, я теперь уже воровка, Клод!

Как отъехал перепуганный крестьянин, начался этот бессмысленный диалог. Одно и то же, перебираемое на разные лады. Верх в этом состязании острот пока не занял никто. Стоит замолчать одному, так другой продолжает, стараясь сильнее ужалить своего противника. Клод был рад только одному — его не пытаются втянуть в эту великую битву.

— Может, все-таки поедим? — спросил он.

— Да, конечно, — на удивление быстро согласилась Ингрид, — а ты, паразит, пока помолчи.

— Магистр!

— Да хоть сам герцог, — отмахнулась она.

Голос замолчал. Клод достал из мешка остатки припасов.

— Не густо, — сказала Ингрид, рассматривая еду, — на завтра оставил?

— Хватит только на завтрак, — отрапортовал Клод. Он, как повар Красного Дьявола, должен был всегда знать, сколько и какой еды осталось. Большинство команды ели все, кроме земли и дерева, даже собак бы, наверное, тоже ели, а вот главарь... Он посмотрел на Ингрид. Девчонка всегда отличалась привередливостью — одна из немногих странностей, которые Клод не понимал в Ингрид. По его подсчетам, если к полдню они не дойдут до постоялого двора, то придется охотиться. К сожалению, нет времени расставлять силки, вся надежда только на пращу Ингрид. Пока они брели по лесу, Клод отметил, что птиц тут в изобилии. Парочки, размером с куропатку, вполне хватит для неплохого обеда. Жаль, что не было соли. У скряги Хьюго ее никогда не допросишься, а у Джорджа было как-то неудобно спрашивать.

Ингрид взяла ветку, видимо, заранее заготовленную и насадила на нее мясо.

— Не люблю холодное, — сказала она, поднося ветку к костру.

— Твой вертел может перегореть и тебе придется есть мясо со вкусом золы, — вмешался голос.

— Тебе тоже, — холодно ответила Ингрид.

— Я не чувствую вкуса, — гордо заявил голос, — так что мне не страшно.

Ингрид не стала отвечать. Она, поджарив мясо, уселась на поваленный ствол и принялась есть. Голос, по-видимому, тоже решил взять перерыв и не мешал им.

— Давно нам так не приходилось сидеть, Клод, — задумчиво проговорила девушка. — Кажется, в последний раз, около года назад?

Клод кивнул. Он понимал, что Ингрид хочет немного отдохнуть от перебранки и просто поговорить, но не стоит забывать про паренька. Одно неловкое слово и он опять начнет шуметь.

— Да, — сказал Клод, — ночь тогда была чудесная, только теплее и луна светила. Зато сейчас хорошо видны звезды.

Он поднял голову и посмотрел на темное небо. Искорки от костра поднимались вверх и незаметно гасли. Ингрид молчала. Она, так же как и сам Клод, подняла голову и погрузилась в свои мысли. Клод не знал, о чем думает девушка, но, судя по ее лицу, о чем-то приятном и давно ушедшем.

— Так, спать будем по очереди. Меняемся через четыре часа, — внезапно раздался голос Ингрид, — Будем тянуть жребий?

— Как хочешь, — пожал плечами Клод.

— Тогда давай ты первый, а я послежу за костром.

Клод достал из мешка предусмотрительно взятое одеяло. Жесткое и колючее, оно все же было лучше, чем просто земля. Он лег спиной к костру, чтобы пламя не мешало ему уснуть. Сон пришел незаметно. За последние годы Клод выработал привычку засыпать, едва представится возможность, ведь неизвестно, когда еще придется спокойно поспать. Клод уже давно не видел снов, просто проваливался в бездонную яму, но сейчас ему приснилось, будто он маленький мальчик, только начинает работать помощником на кухне графа. Ему нужно набрать воды в большой, очень тяжелый котел, а на него кричат, что-то втолковывая.

— Клод! Просыпайся, Клод!

Клод открыл глаза.

— С добрым утром, — проговорил он, пытаясь отогнать сон.

— Сейчас ночь, — сказала Ингрид, — хотя, для тебя уже утро. Разбудишь на рассвете.

Он сел, скрестив ноги. Ингрид уже укладывалась. Она укрылась своим плащом, потому что не выносила запаха овечьей шерсти. Но Клод помнил, как однажды зимой этот запах ее внезапно перестал смущать, также как и колючесть одеяла. Девушка повернулась спиной к костру и, немного поворочавшись, ровно задышала.

— Спи, я посторожу, — прошептал он, подкидывая дров в костер.

— Разбойник, разбойник, — послышался тихий шепот, — подкинь еще дров, чтобы волки точно к нам не подошли.

Клод усмехнулся. Бедный парень испугался безобидной шутки Ингрид.

— Зови меня Клодом, — так же шепотом сказал он, подбрасывая еще пару крепких веток в костер.

— Хорошо. Тогда и ты не называй меня паразитом.

— Ладно, но, знаешь ли, называть тебя магистром как-то язык не поворачивается.

— Почему? — удивился голос, — я действительно младший магистр ордена Каменной Чаши, ко мне так все обращаются.

Клод промолчал. Через минуту магистр заговорил вновь:

— Хотя, можешь называть меня Аланом. Так ко мне обращался только сам магистр Гилкрист.

— Только магистр? — изумился Клод, — а как же тогда тебя называли родители?

— Я потерял родителей больше десяти лет назад, — пояснил голос, — с девяти я живу в ордене, так что...

— Стало быть, тебе девятнадцать лет?

— Почти двадцать, — с гордостью добавил Алан, — и я самый молодой магистр за всю историю ордена!

— А сколько вашему ордену лет? — спросил Клод скорее из вежливости, нежели чем из любопытства.

— О... — протянул Алан, — наш орден был известен еще при королях. Конечно, тогда у нас не было такой громкой славы, но учения тех лет дошли до наших времен и я смело могу тебя заверить, что орден Каменной Чаши всегда обладал могуществом и пользовался славой и почетом у венценосных...

— То есть ты не знаешь, сколько лет твоему ордену?

— Точной даты никто не знает, но есть записи датируемые ...

— Ему больше ста?

— Ему более пятисот лет, — усмехнулся Алан. — Я же говорю, еще при королях. А последний король пал в Великой войне, чуть более двухсот лет назад. Ты что, совсем историю не знаешь?

— Я не из ваших мест, поэтому могу и не знать всех подробностей, — уклончиво ответил Клод. Он прекрасно знал, когда была война, ведь после нее все земли королевства распались на графства, но до рассвета еще четыре часа, а он, к своему удивлению, так и не выспался. Небольшой разговор вполне может помочь скоротать часок-другой, главное, чтобы Ингрид не проснулась. — Стало быть, вашему ордену пятьсот лет...

— Я думаю, что намного больше, просто о нем нигде не упоминалось. Наш орден долго вел скрытную жизнь, ведь мы хранители чаши!

— Какой еще чаши?

— Каменной, разумеется. Ты даже этой известной легенды не знаешь?

— Когда-то слышал, — улыбнулся Клод, — но если ее расскажет сам магистр ордена...

— Ты не брат ордена, поэтому я, наверное, не имею права рассказывать. Опять же, мы едва знакомы. А общеизвестная легенда и предания самого ордена могут различаться в трактовках. В общем, я не могу...

Клода охватило любопытство. Он смутно припоминал легенду о волшебной чашке, которая исполняет желания или же, вода в ней становится горячей, стоит только наполнить ее...

— Я что-то помню, будто ваша чашка умеет подогревать воду для ванны, — попробовал он одну из версий.

— Нет! Что еще за вздор! — возмутился голос.

— Тихо! — спохватился Клод, — не шуми, а то Ингрид разбудишь. Если ей кто-нибудь мешает спать, то рискует сам уснуть навечно.

Обычно Ингрид просто чем-нибудь кидается и сыплет проклятьями, но для убедительности можно и приврать.

— Нет, неужели ты думаешь, что орден мог бы заслужить уважение королей какой-то теплой водой? — спросил шепотом Алан.

— Значит это другая чашка, мог и перепутать. Тогда я помню легенду про чашку-заклинательницу. Если ее куда-то там поставить, то в полночь она...

— Нет, это тоже не та. Как можно не знать такую изумительную легенду? И при этом помнить всякие выдумки про толботовых гончих и короля с медной кружкой?

— Хорошие легенды, главное очень поучительные.

— Но в них же все вымысел.

— Люди любят сказки, вот и сочиняют их. Это не то, что всякие тайные чашки.

— Может, наконец, заткнетесь, негодяи?

Клод вздрогнул. Ингрид все-таки проснулась. Не поворачиваясь, она что-то пробурчала и вновь замолкла. Клод молча сидел и боялся начинать разговор. До рассвета всего ничего, а получать тумаки ему не хотелось. Лишь бы парень чего не выкинул, но и он тоже молчал. Спустя полчаса, когда Клода опять начало клонить в сон, парень пришел на выручку:

— Ты сказал, что не из этих мест, — послышался очень тихий шепот, сравнимый разве что с дуновением ветерка, — откуда ты?

— Из графства Орвидж, что к северу отсюда, — ответил Клод таким же еле слышным шелестом, — вот там настоящие леса, не то, что здесь — рощицы. Правда и зима была там суровая. Сейчас посмотри кругом: снега нигде нет, листочки уже зеленые. А какие теплые ночи! В Орвидже все иначе. Нет, снег там не круглый год, но сейчас он сошел разве что в городах. В лес и не сунешься. Там за зиму такие сугробы наметает, что, наверное, только к первым летним денькам полностью сходит. Хотя, по лесам мне приходилось ходить не часто. Я, как и ты, с детства сидел в четырех стенах.

— Ты тоже маг? — удивленно спросил Алан.

— Маг? — усмехнулся Клод. — Я маг ложки и котла. Большую часть жизни я работал поваром в графском замке. Даже дослужился до главного повара, но начинал простым помощником. Знаешь, как бывает? Принеси то, подай это. Сколько я в ту пору перечистил лука, что слезы перестали течь у меня годам к восемнадцати. Иссохли. Говорят, такое со многими бывает.

— Значит, ты был поваром, — задумчиво проговорил Алан, — а стал разбойником?

— Ты был магистром, а стал голосом, которого и с десяти шагов не слышно, — заметил Клод.

— Но я все еще остаюсь магистром, и у меня не было выбора. Либо мертвец, либо ...

— А я, по-прежнему, повар и у меня были перспективы не лучше твоих.

— А-а... — послышался третий голос, с нежными нотками заправского живодера, — несчастное детство вспомнить решили. Вы, наверное, очень удивитесь, но сейчас ночь и я пытаюсь немного поспать. Ведь я не мешала никому спокойно дрыхнуть, Клод?

Клод напряженно сглотнул. Увлекшись, он и не заметил, как стал говорить громче. Он хотел возразить, сказать, что они всего лишь парой слов перебросились, но предательский язык прилип к небу, и у Клода не было твердой уверенности, что голос его не дрогнет. На удивление и Алан тоже замолчал. Повисла напряженная тишина, нарушаемая потрескиванием костра.

— Уже утро, — сказал Алан, — небо светлеет.

— Да, как раз собирались тебя будить, — подхватил Клод, — только думали, пусть еще немного поспит, ведь путь предстоит нелегкий. Вот и перебросились парой слов.

— Сговорились, проходимцы. Теперь каждую ночь станете задушевные беседы вести? Или, еще и днем болтать будете?

— Ингрид, но мы же, — Клод с огромным трудом подбирал слова. — Если нам придется быть в компании с Аланом около недели, согласись, ведь до Тенфорка путь не близкий, то хорошо бы найти общий язык. Он парень смышленый, много всего знает...

— Почему бы ему не молчать всю неделю? Пусть любуется себе пейзажами молча, а мы как-нибудь сами.

— Ингрид! — возмутился Клод.

— Ты хочешь со мной поспорить, Клод?

— Нет! Я тут подумал, ведь уже почти светло, — предательское солнце и не спешило всходить, — ты сиди, а я схожу на родник. Он недалеко, всего минут десять ходьбы. Принесу воды, а то запасы совсем кончились. Может, еще какой-нибудь травки полезной найду, заварю ее. У меня же котелок есть!

— Крапивы себе завари, — буркнула Ингрид.

Клод мысленно выдохнул — опасная часть пробуждения миновала. Минут через двадцать она уже и не вспомнит, что ей мешали спать. Главное успеть уйти.

— Так я пойду, — сказал он, сжимая два бурдюка в руке.

Не дожидаясь ответа, Клод быстрым шагом направился прочь. Он понимал, что родник в другой стороне, но проходить мимо Ингрид было опасно. Смешно, в его-то годы остерегаться какой-то девчонки. Но ему хотелось пожить еще и, желательно, здоровым. Он уважал Ингрид за хорошие качества главаря. За грязные дела не берется, всегда следит за слухами. Если что, готова даже сменить город, что не раз случалось. Сколько же, на первый взгляд, дельных предложений она просто отклоняла. Поначалу, ребята пробовали возмущаться, но потом поняли, что Ингрид поступает правильно. Без нее не было бы Красного Дьявола, ведь она и есть Красный Дьявол. Гибель ребят не менее тяжелый удар для нее, чем для Клода. Но всегда можно собрать новую команду. Люди пойдут за ней и он сам, старый Клод, будет идти в первых рядах. Но у всех есть недостатки. У кого-то они практически не заметны, а кого-то в глаза называют дураком. При всех своих качествах, Ингрид всегда отличалась крутым нравом. Он привык к ее поведению и принимал его как данное, но остальные... Посторонние люди не знают, что она за своих людей готова отдать жизнь. Скорее всего, Алан думает, что Ингрид хочет казаться сильной, поэтому и ведет себя так.

— Что это я ее оправдываю? — изумился Клод, — вредная девчонка, вот кто она!

Он и не заметил, как сделал большой полукруг и уже почти дошел до родника. Оторваться от мыслей ему помог звук ломающихся веток и стук убегающих копыт.

— Ну вот, — вздохнул Клод, — косулю вспугнул. Неплохо бы я выглядел, принеся добычу. Хотя, потом тащить такую тяжесть. Да и поймать ее не так-то просто. У меня, кроме ножа, ничего с собой нет. Убежала, значит убежала.

Небо из темно-синего успело сделаться серым, и Клод отчетливо видел бьющий родник. Он, журчащей струйкой, уносился куда-то за большой валун, и, судя по звукам, миновав череду порожков, тек дальше в сторону долины. Клод зачерпнул ладонью воду и поднес к губам. Холодная вода приятно пощипывала язык. Именно в такие моменты он жалел, что зачастую предпочитает пить дешевый эль или разбавленное вино. Он пил воду до тех пор, пока она не утратила для него всю прелесть. Как только появилась мысль, что текло бы таким потоком вино, и он бы здесь поселился, Клод наполнил бурдюки и пошел назад.

— Вот и водичка, — сказал он, протягивая Ингрид бурдюк.

Ингрид была хмурой, впрочем, как обычно в последнее время. Она молча взяла бурдюк, молча ела и молча собирала свои вещи. Когда закидали костер, Ингрид сухо сказала:

— К обеду должны выйти к трактиру.

Клод кивнул. Алан также не проронил ни слова. Все утро они шли в напряженном молчании. Клод остерегался начинать разговор. Пара сухих замечаний, несколько проклятий на весь род веток и больше ничего.

— Уже должна показаться дорога, о которой говорил крестьянин, — сказала Ингрид, — может, мы не туда повернули?

— Если только солнце надумало всходить с другой стороны или крестьянин что-то напутал, — раздался голос Алана.

— Надо же, магистр-всезнайка решил поделиться с нами мудростью! Может, еще что-нибудь нам про мох скажешь? С какой стороны растет, с такой и север?

Она выразительно махнула рукой в сторону дерева, заросшего мхом со всех сторон. Клод чувствовал, что пока он ходил за водой, между этими двумя что-то произошло. Возможно, Алан решил поладить с Ингрид и напоролся на стену лютых колкостей.

— Я всего лишь хотел сказать, что мы идем в направлении, указанном крестьянином, — холодно, с расстановкой, сказал Алан.

Страсти-то накаляются. Вчерашний день был не из легких, вечер так вообще, но сегодняшний день обещает быть еще жарче. Если их не остановить, то они так и будут грызться по любому поводу. Путь до Дафны покажется очень длинным.

— А что это там впереди? — спросил Клод. В действительности, он ничего не видел, но был уверен, что своим вопросом остановил грядущую бурю.

— И правда, Клод, — согласилась Ингрид, — там, определенно, какая-то дорога. Только вся заросла, но наверное, это наша!

Она ускорила шаг, обогнав Клода и, через пару минут, уже стояла на заросшей тропе.

— Действительно, тропа. Значит, нам нужно идти, — Ингрид подняла голову и посмотрела на солнце, — туда!

Она указала влево, где тропа, петляя, терялась за рядком ровных лип.

— Я думаю, лучше идти направо, — сказал Алан, — тропа может вывести нас на более объезженную дорогу. Крестьянин говорил, что дорога делает крюк, значит, мы прошли чуть дальше этого крюка и нам нужно выйти вновь на дорогу.

— Вперед, Клод! — сказала Ингрид и зашагала в строну липовой рощицы.

— Так мы только потратим время! — возмутился Алан, — я уверен в своей правоте. Еще в первый год обучения мы проходили положение небесных светил, и я прекрасно ориентируюсь на местности. Даже на незнакомой.

— Может, у тебя в голове карта всего герцогства? — спросила Ингрид.

Алан промолчал.

— Хорошо, — согласилась Ингрид, — мы пойдем по твоей тропе, но если ты ошибся, то грош цена всем твоим знаниям.

Она развернулась и пошла в обратном направлении. Клод же молча наблюдал, а когда она сделала десять шагов и не развернулась, последовал за ней.

Путники шли по тропке около получаса, непрестанно петляя. Кроме деревьев, кустарников и небольших лесных лужаек, еще только обрастающих сочной травой, ничего не было. Ни дороги, ни трактира, ни людей. Ингрид молчала, но всем видом показывала свою правоту. Обстановка стала немного легче. Если Алан ошибся, то у Ингрид появится лишний повод, чтобы подтрунивать над ним, чем она и будет заниматься добрую половину пути. Ночью, когда Ингрид уснет, Клод планировал поговорить с Аланом и попытаться ему объяснить, что, на самом деле, его промашка очень удачный ход, способный обеспечить Ингрид хорошее расположение духа на несколько дней. Главное — вяло оправдываться и, в конце концов, признать, что допустил ошибку. Но поймет ли его Алан и не услышит ли Ингрид? Клод определенно не любил политику.

— Там что-то белеет! — сказал Алан. — Кажется, какой-то большой дом. Значит, мы на правильном пути!

— Может, это заброшенный замок? Их тут больше, чем деревьев, — пробурчала Ингрид.

Тропка привела их к небольшому особняку, обнесенному частоколом. Бревна успели обветшать и служили скорее предупреждением, нежели преградой. Но дом выглядел жилым. Крепкая, массивная дверь не заросла плющом, в отличие от стен. Ингрид надвинула на глаза шляпу, пропуская вперед Клода.

— Запомни, магистр, — почти шепотом проговорила она, — если выкинешь какой-нибудь фокус, то тебе даже Дафна не поможет.

— Я буду молчать, — обиженно ответил Алан.

Клод подошел к двери и дернул за висевшую веревку. За дверью что-то глухо ухнуло и затихло. Клод выждал пару минут и дернул еще раз. Было бы неприятно, если бы хозяин особняка куда-нибудь ушел. Им не мешало бы поесть и спросить дорогу. После третьей попытки в доме послышался какой-то шум и шаркающие шаги. Скрипнул засов и дверь приоткрылась.

— Кто вы и что вам нужно? — спросил скрипучий голос.

— Мы простые путники, — начал Клод, — ищем дорогу на Рендвилль, может, вы поможете нам?

За дверью гулким эхом прозвучали приближающиеся шаги.

— Том, отойди!

Дверь распахнулась, и перед Клодом предстал облаченный в доспехи рыцарь. Приглядевшись, Клод увидел ржавчину на шлеме и боках панциря. В руках рыцарь сжимал внушительных размеров арбалет.

— Грязные попрошайки! — загромыхал он, — решили поживиться в глуши? Нет! Вы не получите ни единой крошки с моего стола! Убирайтесь!

Рыцарь направил арбалет в сторону Клода.

— Убирайся! — он гневно потряс головой и помятый плюмаж прикрыл ему забрало.

— Пф! Пф! — попытался сдуть перо рыцарь, — Том! Убери его!

— Кого, сэр? — услужливо спросил скрипучий голос. Из-за двери показалась лысая голова старика.

— Перо, чертов дурак! — прогудел рыцарь.

Скрюченный старик в потертой ливрее, короткими перебежками обошел хозяина, стараясь не попадать под арбалет, и встав, справа, протянул узловатые пальцы.

— Сейчас, сэр, — проскрипел он, — я его за спину уберу.

— Что? — прогрохотал рыцарь.

— Уберу за спину! — прокричал слуга.

— За спину? — задумчиво спросил рокочущий голос, — ты разве не помнишь кодекс, глупый оруженосец? Там же сказано, что п-плюмаж всегда должен быть по правую руку! И открой мне забрало, совсем дышать нечем.

Слуга выполнил приказания и на Клода воззрились два ледяных глаза, выделявшихся на морщинистом бледном лице.

— Все, отойди, — с открытым забралом он больше не громыхал, а немного шепелявил, — а ты, грязный попрошайка, убирайся и больше не подходи к моим владениям! Иначе!

Руки его затряслись, и что-то просвистело возле уха Клода.

— Черт! — крикнул старый рыцарь, — Том, зачем ты дал мне этот тяжелый?

— Вы сами его взяли, сэр, — поспешил ответить слуга, вынимая из рук хозяина разряженный арбалет.

— Есть же легкий, тот, подаренный герцогом. Ты должен помнить, что у меня руки, — проворчал он. Потом, словно внезапно вспомнив о Клоде, он гневно смерил его взглядом и добавил: — это будет тебе уроком!

За последние четыре года Клод привык рисковать жизнью. Он рисковал ей, даже когда служил у графа, но никогда не рисковал столь бессмысленно. Быть застреленным старым безумцем в глуши — вот кончина, которой Клод никак не желал. Он всегда представлял себе, что умрет в теплой постели собственного дома, в окружении внуков и детей, но так как ничего из выше перечисленного у него не было, то о смерти он задумывался крайне редко.

Клод провел рукой по щеке, возле которой только что пролетела стрела. Крови не было, ухо на месте.

— Старый дуралей, — не сдержался Клод, — я тебе сейчас покажу попрошайку!

Он пошел на рыцаря, прикидывая в голове, что может сделать старику, не способному даже держать оружие.

Старик попятился, но под тяжестью доспехов не смог дойти до двери. Клоду стало стыдно.

— Рыцарь, — прокричал он в самое ухо старику, — мы не попрошайки, а путники. Мы заблудились!

— А? — промычал старик.

— Сэр, — вмешался слуга, — это недоразумение! Господин неправильно вас понял, конечно, мы вам поможем.

— Вы сбились с пути? — медленно проговаривая слова, спросил рыцарь.

— Да, — громко сказала Ингрид. Клод и не заметил, как она подошла вплотную и уже разжимала его руку на запястье старика.

— Так вы заблудились! — засмеялся рыцарь, — и давно тут бродите?

— Второй день, — терпеливо ответила Ингрид, отталкивая Клода в сторону, — позавчера вышли из Доргхейма.

— Много же вы прошли, — покачал головой рыцарь и перо, опять съехав, закрыло ему половину лица, — Пф! Пф!

Ингрид аккуратно убрала перо. Старик внимательно посмотрел на лицо девушки. Его холодные глаза вспыхнули, и Клоду показалось, что на щеках старика появилось подобие румянца.

— Спасибо, — поблагодарил он, — вы, должно быть, устали. Не хотели бы вы немного отдохнуть в моем замке?

В его голосе появились неуловимые нотки, говорящие Клоду, что в молодости этот ржавый рыцарь слыл сердцеедом.

— Мы не можем обременять вас, — сказала Ингрид, — прошу, только подскажите нам дорогу к трактиру и мы уйдем.

— Нет, я не могу просто так отпустить вас, — заявил рыцарь, — после того, что я тут учинил. Вы, должно быть, голодны. Идемте, я устрою пир в вашу честь! Знаете, ко мне сейчас редко кто заглядывает.

Он приосанился и, беря Ингрид под руку, повел к двери.

— Прошу, проходите, — сказал он, пропуская Ингрид вперед. Она вошла. Старик повернулся к Клоду, — сударь, прошу и вас. Будьте моим гостем.

Глава 9

— Братья! — проговорил командор, поднимая руки ладонями вверх, — на меня возложена крайне трудная задача и я обязан ее выполнить. Разобраться в смерти младшего магистра Фостера, обладая клочком бумаги — это сложность материального порядка. Другая же сложность — наблюдать, выискивать и, что самое неприятное, подозревать братьев моих. Вот тяжкий труд! Оружие наше — Истина! Перед вами двенадцать братьев. Все они многие годы верно служили нашему ордену, но совершенное преступление разом перечеркнуло их заслуги. Откройте свои лица, братья, перед взором настоятеля вашего, Верховного магистра!

Двенадцать человек, почти одновременно, сбросили капюшоны и по залу прокатился ропот. Священный рыцарь сэр Роджер — легендарный воин, прославившийся далеко за пределами ордена. Брат Джон от Покоя и Послушания — всем известный своей праведной жизнью. Сэр Николас — полностью освоивший силу Воды и создававший собственные заклинания. Остальные братья были моложе, но все отличались доблестью и заслугами.

Патрик участвовал в задержании каждого из них и записывал первые показания. Сэр Бернард настоятельно просил ничего не докладывать магистру Гилкристу, пока они не будут полностью уверены в виновности подозреваемых. Теперь в кладовых закрывать не стали. Для следственных нужд был выделен верхний этаж крыла Покоя и Послушания. Большую трудность представляла охрана заговорщиков. Они были настолько умелыми магами и опытными воинами, что даже дюжина братьев-рыцарей не выстояла бы против каждого из них. Сэр Бернард решил разделить братьев и, так как свою вину они отказывались признавать, взял с каждого слово чести, не оказывать сопротивления. Просмотреть их мысли при помощи братьев-дознавателей было запрещено уставом, потому что все подозреваемые являлись уважаемыми братьями ордена. Даже если переступить через порядки и правила, вряд ли дознаватель смог бы что-нибудь найти, ведь всех старших братьев обучают защите души от проникновения, чтобы никто не выпытал у них тайных знаний. Сам сэр Бернард признавался Патрику, что уповает на величие магистра Гилкриста.

— В вещах покойного младшего магистра Питера Милтона, был найден журнал, — сэр Бернард вынул из складок мантии небольшую тетрадь, — в ней говорилось о грядущей справедливости и милости старших. Я спрашивал себя, неужели это заговор? Но кто может оспаривать решение Верховного магистра? В течение суток я искал и нашел улики, обличающие двенадцать уважаемых братьев, столпов нашего ордена в тайном сговоре. Не секрет, что покойный магистр Фостер не вызывал у вас теплых чувств. А после избрания его преемником, вы даже ходили к Верховному магистру, советуя ему пересмотреть свое решение. В качестве лучшего кандидата вы предлагали Питера Милтона.

Патрик отчетливо слышал растекающееся по залу слово "заговор". Ошеломленные смертью Фостера, братья теперь были сражены другой новостью. Заговор старших.

— Это нельзя считать уликой, — произнес со своего места Верховный магистр, — они действительно спрашивали, почему мой выбор пал на Фостера, но все это было предано огласке, причем самими братьями.

— Да, Верховный магистр, — кивнул, принимая возражение, сэр Бернард, — это никак нельзя считать доказательством вины, также как и записи покойного Милтона. Но есть и иные, более веские доказательства. Вы спросите, что можно найти всего за одни сутки? Да еще сразу на двенадцать братьев ордена. В записках Милтона было сказано еще кое-что. Конечно, он не называл имен, но упомянул о тайной комнате, в которой однажды ему удалось побывать. Ведь он один из достойнейших кандидатов в преемники, ему просто обязаны были оказать такую "честь". И я нашел эту комнату. Да, сэр Роджер, ту самую комнату, в которой вы и ваши единомышленники разработали свой план, а в этот раз вы решили собраться, чтобы обсудить свои дальнейшие действия!

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр Бернард, — сухо произнес брат Роджер, — вы, как командор резиденции, должны отлично знать все потайные ходы и скрытые комнаты. Я не принимал участия в том, что вы тут рассказываете. Я просто пришел из-за письма.

— Также как и я, сэр командор, — сказал брат Джон, — я знаю этих братьев уже очень много лет, и нас связывает служение ордену, а ни какие-то там заговоры. В день, когда меня задержали, как уличного воришку, и учинили допрос, вы все выпытывали у меня, откуда я узнал про комнату. Но я показывал вам записку, из-за которой явился туда.

— Какую записку, брат Джон? — спросил Верховный магистр Гилкрист.

— В моей келье лежала записка с просьбой явиться в комнату Радуги, — пояснил он, — когда я туда пришел, там уже были сэр Роджер и брат Вильям. Они тоже, решительно ничего не понимали, а как только пришел сэр Николас, тут же явились братья-дознаватели. Из ниши же, где обычно стояла старая ваза корцейской школы, вылез, весь в пыли, сэр Бернард с выпученными глазами и обвинил нас в измене.

— О чем говорилось в записке? — продолжал спрашивать Гилкрист.

— Ничего особенного, просто просьба прийти в комнату, где, якобы, будет совершен совет.

— Совет! — вскричал сэр Бернард, — вы говорите совет?

— А что вы так удивляетесь? — изумился брат Джон. — Неужели сами ни разу не были в комнате Радуги? Не понимаю, почему молодежь перестала ее использовать? Там всегда проводили тайный обряд распределения. Вы же были послушником Покоя и Послушания и должны были пройти этот обряд. Его всегда в шутку называли советом, и приглашали в верховные члены старших рыцарей, пользующихся глубоким уважением среди братьев ордена. Я просто не мог не прийти, ведь я бы нарушил традицию, когда ее хотели вновь воссоздать!

— У меня было точно такое же письмо, — закивал головой брат Вильям, — и я тоже вам об этом говорил.

— Именно! Вы все, как один, твердили про письма. И письма действительно были написаны, — сэр Бернард поднял со стола несколько листов, — вот ваши письма. Вы написали их для собственной безопасности. Чтобы, в случае чего, сослаться на них и выйти сухими из воды. Обряд посвящения в комнате Радуги? Конечно! Но почему, скажите мне, письма были написаны при помощи Силы Огня, а именно, заклинания Тиснения Букв? Чтобы не опознать руку автора?

— Сэр Бернард, простите меня, но вы несете несусветную чушь! — сэр Роджер побагровел, — вы обвиняете нас в какой-то нелепице! Зачем нам убивать Фостера? Вы, правда, думаете, что мы, двенадцать братьев, взяли и послали письмо с приметами каким-то наемным убийцам?

— Сэр Роджер! — вмешался Гилкрист, — прошу вас, сохраняйте спокойствие!

— Разрешите, я продолжу, — сдержанно произнес командор. — Я не говорил, что вас было двенадцать, сэр Роджер. Разумеется, вы не посылали никакого письма. К слову, о письмах, давайте вернемся к письму Священного рыцаря Олафа Колхайна.

Он пробежал пальцами по столу и грациозным движением подхватил лежащее письмо.

— Братом-рыцарем Мартином Хайнсом было установлено, что на месте преступления использовалась Сила Земли, а именно, заклинание Глиняных Кирпичей, чего сделать покойный Фостер никак не мог...

Командор отложил письмо и внимательно обвел взглядом присутствующих.

— Братья, — проникновенно сказал он, — я прочел строки этого достойнейшего рыцаря, где он упомянул о Глиняных Кирпичах! У меня есть другое письмо от командора Уоррета, в котором говорится, что на момент убийства Фостера, Мартина Хайнса, мага Земли, под крышей резиденции не было!

— Сэр Бернард, — вмешался Гилкрист, — брат Мартин Хайнс охранял магистра Фостера. Это естественно, что его не было в замке. Вы сами прекрасно знаете, что по уставу, телохранитель обязан всегда быть рядом. Брат Олаф указывал на свою, как он выразился, непростительную ошибку. Да, Мартин Хайнс, а также Густав Мейер, в ту ночь негласно сопровождали Алана, — Верховный магистр вздохнул, — магистра Фостера. Но Фостер сам избавился от наблюдения и был найден уже мертвым. Все это есть в отчете.

— Командор Уоррет провел свое собственное расследование и сообщает, что братья скрылись в тот же день. Они заявили о, якобы, оставшемся в живых исполнителе, и пошли по его следу. Это еще не все, также командор Уоррет сообщает, что сразу, после осмотра места преступления, они отправились в некий трактир в сопровождении стражников города. После чего трактир, — сэр Бернард прищурился, напрягая зрение, — "Пегий Хвост", сгорел дотла. Причина пожара осталась неизвестной, но есть предположение, что тут замешана магия! Прошу вас, сделаем перерыв.

— Не возражаю, — кивнул Гилкрист.

Патрик не верил своим ушам. Получается, что магистра Фостера убили его же телохранители? Но это невозможно! Он прекрасно знал всех четверых. Братья были далеки от политики, также как и эти двенадцать обвиняемых... Смутная догадка промелькнула в голове Патрика. Он боялся думать о ней, но чем чаще к ней возвращался, тем правдоподобней она ему казалась. Такие же мысли витали и в рядах собравшихся братьев. О заговоре говорили, его обсуждали и строили предположения. К удивлению Патрика, некоторые уже начинали спорить, велико ли будет наказание заговорщикам. Заговорщикам! Теперь об этом заговорили в открытую, еще до объявления приговора! Патрик цепким взглядом посмотрел на споривших братьев, и отметил про себя их имена. Наше оружие Истина, а не предположения!

Спустя полчаса все вновь собрались в зале. В кресле судьи сидел Верховный магистр Гилкрист. Рядом стоял, исполняющий роль обвинителя, командор сэр Бернард. Минутой позже братья-дознаватели ввели обвиняемых.

— Слово обвиняемым, — сказал второй помощник верховного магистра брат Артур, ведущий роль секретаря, — начинайте, сэр Роджер.

— Верховный магистр, братья! Каждый из вас наизусть знает девиз ордена, но вряд ли вам доводилось слышать об его истинном предназначении. Пусть будет нашим оружием Истина. Верховный магистр, я, равно как и эти одиннадцать братьев готов принести клятву верности действующему магистру! Если наши сердца опорочены, то мы превратимся в пепел, едва проговорим клятву. Если же мы следуем нашему девизу, то, произнеся клятву, мы будем служить нашему магистру.

Как несколько часов назад по залу гуляло слово "заговор", так же сейчас отчетливо слышалось "клятва верности". Самая редкая из всех приносимых клятв в ордене. Кто-то считает, что она убивает волю, иные же говорят, что она закрывает путь к греху. Но Патрик знал, что именно эту клятву произносят те, кто готов вступить в мрачное братство.

Глава 10

— Добро пожаловать в Эверсфилд! — сказал ржавый рыцарь, едва слуга снял с его головы шлем, — Располагайтесь. Том покажет ваши комнаты. Вечером мы устроим маленький пир в честь гостей. Понимаете, в этих местах редко встретишь благородного человека, а тем более, прекрасную юную леди.

Когда старик произносил последнюю фразу, он пристально смотрел на Ингрид. Его ледяные глаза сейчас лучились теплом и дружелюбием.

— Но, сэр, — поспешила возразить Ингрид.

— Мои глаза не так хорошо видят, как в былые годы, — улыбнулся рыцарь, — но, все же, я могу разглядеть девушку. Даже, если она решила закрыть свое личико шляпой и закутаться в плащ.

Ингрид вспыхнула. Клоду не нужно было смотреть на ее лицо, он это почувствовал. Очень странное ощущение, которое нельзя объяснить словами. Все равно, что искра из пальца, когда имеешь дело с шерстью. Так и сейчас, он понимал, что Ингрид задели. Но что за этим последует и как она отреагирует, Клод не знал.

— Ваши пылающие щеки выдают вас с головой, — продолжал улыбаться старик, — но, не подумайте плохого. Я истинный рыцарь и никогда не посягну на честь дамы. Просто позвольте старику насладиться ужином в вашей компании, и, разумеется, в компании вашего друга. Том, проводи гостей в их комнаты.

Ржавый рыцарь поклонился и зашагал в сторону дверного проема, ведущего в глубины первого этажа. Внутри дом был больше, чем казался снаружи. Лысый слуга вел их по широкой лестнице на второй этаж. Этаж разделялся на два крыла. Прихрамывая на обе ноги, слуга повернул в левое крыло.

— Прошу извинить господина за это недоразумение во дворе. К нам иногда наведываются бродяги. Стучатся в дверь, воют под окнами, а по ночам таскают гусей, — проскрипел он, когда открыл дверь одной из комнат, — Прошу вас, проходите, леди.

Комната оказалась большой и просторной. Кровать с балдахином, камин, небольшой столик с кувшином воды, гобелены с замысловатыми узорами на стенах и окно с почти прозрачным стеклом.

— У нас здесь жутко не прибрано, но все же, — развел руками старик, — это лучшие покои для гостей в ближайшей округе! Размещайтесь, а я покажу комнату вашему другу. Идемте за мной, — обратился он к Клоду, — она рядом.

Старик направился дальше по коридору.

— Вот и она, — проговорил слуга, дрожащей рукой вставляя ключ в замочную скважину. Замок щелкнул, и старик со скрипом отворил дверь. Комната была значительно меньше. Небольшая кровать, никаких гобеленов и пыль на покосившемся столике.

— Ваши комнаты сообщаются дверью, — сказал он, указывая на парчовую штору возле кровати, — когда вам что-нибудь понадобится, то дерните за шнур. Если услышу, то приду.

Старик пропустил в комнату Клода, а сам, поклонившись, зашагал прочь. Клод бросил мешок возле кровати и сел. Серый туман на миг окутал его, после чего медленно начал оседать. Клод чихнул.

— Ах да, — раздался скрипучий голос возле открытой двери, — как я уже говорил, к нам редко заглядывают гости, а пыль так быстро садится, что я просто не успеваю ее убирать. Например, в правое крыло даже зайти не рискну! Кажется, там лет десять никого не было. Если вы не против, то давайте возьмем это прокрывало и вытрясем его вместе. Одному тут возиться и возиться.

Он подошел к кровати и ухватился за край покрывала.

— Мне рассказывали, — доверительно проговорил слуга, когда Клод ухватил покрывало с другой стороны, — что в некоторых замках мебель в пустующих комнатах покрывают тканью. Вы только представьте себе, тканью! Чтобы пыль не садилась. Давайте сюда, — они вышли в коридор и прошли несколько шагов от двери. — Раз-два. Куда проще так, как мы. Взяли, тряхнули, и нет проблем. Но вот беда, здесь из слуг — только я один. Господину не так много нужно, так что моих усилий вполне хватает. Но не подумайте, что господин какой-нибудь выживший из ума бедняк. Основное имение лежит к югу от Нордфолка. Там и земель побольше и слуг целый полк, но полюбил он этот домик.

Они вернулись в комнату. Слуга, на удивление, ловко расстелил покрывало на кровати.

— Про дверь я уже сказал, — задумчиво проговорил он, — покрывало вытрясли. Ах, да! Я же забыл про подушку.

Клод только сейчас заметил, что на кровати кроме покрывала и свернутого одеяла больше ничего не было.

— Про подушки я говорю, — гордо произнес старик, — они всегда должны быть в чистоте. Никакой пыли, никакой грязи. Ведь мы же лежим на них головой! Впрочем, я думаю, вы меня понимаете.

Клод молча кивнул. Он никак не мог вклиниться в этот монолог полезных сведений слуги. Видимо, в последнее время, он мало с кем общался. Хочет поговорить, а кроме привычной для него суеты, тем для разговора и не осталось. Бедный старик.

— Я принесу вам несколько, — улыбнулся он беззубым ртом.

Затем развернулся и вышел. Удаляющееся шарканье было слышно еще несколько минут. Клод не стал садиться на покрывало, хоть, как утверждал слуга, оно было в полном порядке. Он отодвинул занавеску и, действительно, за ней находилась небольшая дверь. Клод попробовал ее толкнуть — подалась. Он поспешно закрыл ее, затем, немного выждав, постучал.

— Да? — послышался удивленный голос, — Я и не знала, что здесь есть дверь.

Дверь отворилась и из нее выглянула Ингрид.

— Во всех замках есть такие потайные двери, Клод? — спросила она. Судя по всему, Ингрид пребывала в хорошем расположении духа.

— Это никакая не потайная, а самая обычная дверь. Просто завешана шторой, — раздался назидательный голос Алана.

— Заткнись, — добродушно сказала Ингрид. — Как думаешь, мне стоит надеть платье к ужину, Клод?

Клод пожал плечами. Ему не нравился этот дом, также как и ржавый рыцарь. Слуга скорее вызывал чувство жалости, нежели симпатию, а из-за проклятой пыли опять проснулась эта нехорошая простуда. Пощипывание в носу — верный признак противной болезни.

— Как хочешь, — вяло ответил он, погруженный в мысли о природе простуды, — можешь и в такой одежде посидеть, какая разница?

Клод тут же ощутил на себе тяжелый взгляд девушки. Ее настроение соответствовало весенней погоде. Солнце сменяется дождем и наоборот, а изредка случается даже град.

— Конечно, платье было бы лучше, — Клод поспешил загладить оплошность, — давай я его достану.

Он отошел от двери, стараясь не встречаться с Ингрид глазами. Что-то ему подсказывало, что бури можно избежать, если, конечно, он успеет. Клод дошел до мешка и начал перебирать в нем вещи. Одеяло, куртка, посылка от Джорджа Дафне, какая-то накидка — платья нет.

Ингрид села рядом и с любопытством заглянула в мешок.

— А где платье, Клод? — настороженно спросила она.

Клод медлил с ответом. Как он мог забыть его в этом чертовом трактире? Ведь он помнил, что клал его в мешок. Но платья не было. Потерять он его не мог. В доме у Джорджа он положил мешок под ноги, когда ложился спать, да Джордж и не взял бы его. Маленькая Мэри? Она слишком мала!

— По-видимому, платья нет, — нарушил молчание Алан.

Конечно, что ему бояться? Он же голос и не более того!

— Заткнись, — все тем же добродушным тоном сказала Ингрид.

— Ингрид, я помню, как положил его, — почему-то шепотом проговорил Клод, — Оно должно быть на дне. Давай, я еще раз посмотрю.

Ингрид молчала. Клод, с осознанием безнадежности, повторно осматривал содержимое мешка.

— Можно и так, ведь у нас очень приличная одежда! — сказал он первую, пришедшую на ум, мысль, — У тебя такая хорошая куртка, а сапоги? Я могу начистить их, чтобы сверкали!

— Ты же знаешь, как я дорожу этим платьем, Клод, — сухо сказала девушка.

Клод приготовился к жестокой расправе. Он всегда таскал с собой это дурацкое платье, в надежде, что Ингрид решит его надеть. Два года назад, когда проникли в одно поместье, кто-то из парней, кажется Освальд, приметил сундук с большим замком в спальне хозяйки. Провозились с ним полночи, думали, что там и лежит хваленое ожерелье. Замок оказался крепче сундука, что, впрочем, и не важно. Убрали крышку и увидели платья. Каких нарядов там только не было, а потом Ингрид подошла посмотреть, что за шум. Крепко же тогда досталось за эти тряпки. Это сейчас она стала сама не своя, а раньше Ингрид было все равно, кто перед ней. Даже шутка была — перед ударом сапога все равны. На память, тайком от Ингрид, решили взять парочку платьев. Вот и осталось одно. Теперь же и это пропало, неизвестно куда. Но она никогда ими не дорожила, даже наоборот, норовила изорвать на тряпки. То, зеленое, надевала всего дважды, да и то, ради дела. Может, она и сейчас что-нибудь задумала?

— Платье? — раздался скрипучий голос. Клод обернулся — в дверях стоял старый слуга, сжимая в руках пару подушек в розовых наволочках. — Так у вас нет платья? Ничего страшного, у нас есть несколько, как раз вашего размера! Я принесу вам.

— Нет, это совсем не обязательно, — поспешила возразить Ингрид.

— Не спорьте, — закачал головой старик, — для нас это сущие мелочи, зато вы будете выглядеть не хуже герцогини!

Он положил подушки рядом с Клодом, сочувственно посмотрел на него и зашаркал назад. Клод проводил его долгим взглядом. Старик, определенно, начинал вызывать у него симпатию.

— Пойду к себе, Клод, — сказала Ингрид, надевая на него свою шляпу. Огненные локоны рассыпались по ее плечам. Клод отрешенно посмотрел на девушку, не зная, радоваться ему или нет.

— Ты решила нарядиться из-за этого старикашки в ржавых доспехах? — озвучил опасения Клода бесстрашный дурачок Алан.

— Заткнись, — отмахнулась Ингрид.

Едва девушка ушла, как Клод ощутил неприятное урчание в животе. Действительно, они ели только утром, а сейчас уже давно перевалило за полдень. Роскошный ужин, который обещал ржавый рыцарь, будет позже, а есть хотелось сейчас. И как сильно хотелось! Клод порылся в злосчастном мешке. Платье он найти не рассчитывал, а хотел добраться до сумки Хьюго. Зачем все засовывать в один мешок? Рука скользнула по гладкой коже сумки.

— У тебя есть что-нибудь пожевать, Клод? — раздался голос возле него.

Клод вздрогнул. В последнее время, он стал замечать странности не только за Ингрид, но как не прискорбно, и за собой. Любые шорохи, скрип половиц, все настораживало его, но Ингрид сейчас передвигалась совершенно беззвучно. Может, это Алан так действует на нее?

— В сумке что-то было, — сказал он, — смотри, тут совсем крохи, но я думаю, тебе хватит.

— А как же ты, Клод? — спросила девушка.

— Я пока не голоден, — соврал Клод, — опять же, перед предстоящим пиром не хочу набивать живот.

— Что-то это на тебя не похоже, — удивилась она, — простуда еще не прошла?

— То пропадет, но начнется вновь, — шмыгнул носом Клод, — но ничего, она обычно долго не держится и дает мне передохнуть пару дней.

Клод протянул ей сумку с остатками еды. Сумка была совсем легкая, интересно, хватит ли ей? Без шляпы и плаща Ингрид выглядела, как девчонка на празднике урожая, которая наряжается во все, что подвернется под руку. Сейчас ей подвернулся отцовский охотничий костюм. Она и в плаще выглядела, скорее, как подросток на подхвате, а не главарь банды. Но сложилась такая традиция — не разубеждать Ингрид в ее внушительности. Пускай считает себя, кем хочет, лишь бы была довольна. В очередной раз Клоду пришла мысль, что он для нее как нянька. Оберегает, следит, чтобы вовремя ела и ложилась спать, вот только авторитет у такой няньки очень уж шаткий.

— Все равны перед сапогом, — вздохнул он.

Клод услышал приближающиеся, шаркающие шаги. Видимо, старик принес Ингрид платья. Стук в соседнюю дверь подтвердил его предположение.

— Я принес платья для леди, — проскрипел голос.

— Право, не стоило, — проговорила Ингрид.

У Клода появилась мысль. А что, если спросить у старика немного еды? Лепешка и пара глотков вина вполне могли утолить его голод. Он встал с кровати, только сейчас заметив на своей голове шляпу Ингрид. Ему никогда не шли шляпы, да и не привык он к ним. Куда лучше капюшон. Ветром не сдует, и уши не мерзнут. Он бросил шляпу на кровать и вышел в коридор. Возле двери Ингрид все еще стоял старый слуга.

— Дружище, — голос Клода сам подобрал необходимую тональность для задушевной беседы, — у вас есть что-нибудь на кухне из съестного? С утра во рту ничего не было!

— А... — проскрипел старик, — еда есть, может и госпоже что-нибудь приготовить?

Клод задумался, стоит ли отвлекать ее от нарядов? В сумке скряги Хью оставалось немного вяленого мяса и краюха хлеба. Если сейчас позвать ее к столу, то маленькая ложь с мнимой сытостью всплывет. Но, все же, это Ингрид, так что лучше позвать.

— Было бы неплохо, — пожал плечами Клод.

— Ну и дела, — засмеялся старик, — слуга решает, что нужно его госпоже. Вы стреляный воробей. Хотя, конечно, в ее-то возрасте ...

Бедный старик даже не представляет, насколько он ошибся. Ингрид всегда берет то, что хочет, а Клод никакой не слуга. Он повар и член Красного Дьявола. Хотя, большая часть его работы и заключается, именно, в потакании этому дьяволу с рыжими волосами.

— Неугодно ли леди немного перекусить? — спросил старик.

— Благодарю вас, я неголодна, — последовал ответ, — но не могли бы вы принести мне пару кувшинов горячей воды и таз.

Слуга удивленно посмотрел на Клода. Тот пожал плечами. Эта дурацкая привычка всегда его забавляла. Зачем так часто мыться и потом жаловаться, что тебя покусали комары?

— Хорошо, но тогда мне поможет ваш друг?

— Клод? — удивилась она, — конечно, он вам поможет.

Старик кивнул и пошел в сторону лестницы. Клод последовал за ним.

— Сейчас вскипятим воду, — размышлял вслух старик, — опять же, накормим тебя. Сколько сегодня хлопот, какой удачный день!

Они спустились по лестнице и свернули в ближайшую дверь. Прошли по темному коридору, затем вновь свернули и оказались на небольшой, но очень чистой кухне. Над горящим очагом висел котел, равномерно бурля. В центре стоял крепкий стол, на котором лежали овощи и большой нож, напоминающий кинжал. Старик прошел к котлу, беря со стола большую деревянную ложку. Помешал ей в котле, а затем попробовал.

— Маловато соли, — проворчал он, — господин всегда любит блюда с приправами, но где их достанешь в этой глуши? Приходится сыпать побольше соли и кидать парочку листьев травы, не помню, как называется.

— Базилик, — сказал Клод.

Старик обернулся и внимательно посмотрел на него.

— Точно! Базилик. Откуда ты знаешь его название?

— Я раньше работал на кухне графа, — пояснил Клод, — но как видишь, сейчас я занимаюсь более важной работой.

— Графиня? — задумчиво проговорил старик, — а кем ты там работал?

— Поваром, конечно, — ответил Клод, пробегая взглядом по кухонной утвари, — но это было давно, и я многое забыл.

— Поваром говоришь, да еще и у графа, — старик явно воодушевился, — я же так и не узнал, как тебя зовут.

— Клод.

Клод плохо понимал, куда клонит старик, и уже был не рад своей болтливости. У старика цепкий взгляд и хорошая память. Вдруг, он поймет, что на самом деле они и есть простые попрошайки? Ингрид, как бы странно она себя не вела, трудно назвать графиней. Он хорошо знаком с этими аристократами. Хорошо, что Ингрид не одна из них.

— Клод, — продолжал улыбаться старик, — я сразу заметил, что ты не просто охранник молодой госпожи. Сегодня господин решил устроить пир в вашу честь, и поэтому, мне не следовало просить тебя, ведь ты наш гость, но все же...

Клод начал понимать, чего, все-таки, старик от него хочет.

— Я знаю несколько простых блюд, которые быстро готовятся, — кивнул он, — а по вкусу могут поспорить с блюдами герцогского стола.

В действительности, он понятия не имел, как готовит повар герцога, но все же, раз уж назвался, то можно показать парочку секретов.

— Замечательно! — воскликнул слуга. Клод отметил про себя, что старик крепок и ловок для своего возраста, — мне очень неудобно, но ведь такова наша доля, служить господам. Прежде всего, нужно накормить повара, а то какую стряпню он может сделать? Давай, подходи. Этот суп господину на обед. Ест он, все равно, не больше тарелки, а все остальное мне. Так что и тебе тоже хватит. Потом мы примемся за дело. Ох, как хорошо, что ты повар!

— Госпожа просила подогреть воды, — начал входить в роль Клод.

— Точно, — старик хлопнул себя по лбу, — совсем забыл. Тогда так, ты давай ешь, бери чашку, вот она. Хлеб бери, да у нас есть хлеб. Белый! А я схожу, поставлю воды. Ей два кувшина хватит?

— Должно хватить, — кивнул Клод, отрезая ломоть белого хлеба. Он даже черствел иначе, чем обычный.

— Причуды у всех господ одинаковые, — проворчал старик, — зачем так часто мыться? После этого, хворь их всякая и берет.

Клод мысленно согласился со стариком, но промолчал, мало ли что. Нужно быть осмотрительным. Вдруг Ингрид где-нибудь рядом.

Старик зашаркал к двери, ведущей во двор. Он что-то напевал и был явно рад, что у него сегодня столько дел. Когда Клод работал у графа, прислуга гостям так не радовалась. Обычная рутина надоедала настолько, что приезд господ, даже не прельщал обилием вина. Хотя, здесь вина не было видно. Он посмотрел на полках, под столом. Вина нигде не было! Даже небольшого кувшина. Клод вздохнул и, наломав хлебный мякиш в тарелку, налил супа. Пересоленная гороховая похлебка на курином бульоне. Веточка сушеного базилика немного скрашивала безликость вкуса, но голодный Клод съел все. Как ни странно, одной тарелки ему вполне хватило, чтобы наесться и он, выпив, за неимением лучшего, кружку воды, прошелся по кухне. По сравнению с комнатой, отведенной Клоду, кухня являла собой образец чистоты и аккуратности. Видимо, старик большую часть времени проводил здесь.

— Совсем забыл, — проговорил вошедший старик. В руках у него было два кувшина с водой. — Я же не отнес господину обед. Вот два кувшина. Ты запомнил, как подниматься наверх?

Клод кивнул. Старик поставил кувшины на стол рядом с ним.

— Тогда не заблудишься.

Он взял с полки небольшой плоский горшок, повозился у очага над котелком и зашаркал в направлении выхода.

— Приходи, как освободишься, — крикнул слуга, уже скрывшись в коридоре.

Клод взял кувшины и пошел к Ингрид. Дорогу он нашел почти сразу, всего лишь однажды завернув не туда. Поднявшись по лестнице, он подошел к ее двери и постучал.

— Да? — послышался задумчивый голос Ингрид.

— Это я, принес воды.

— Входи, Клод, — последовал ответ через мгновение.

Клод толкнул дверь и вошел в комнату. Ингрид стояла у кровати, поправляя складки на подоле.

— Как тебе это? — спросила она.

— Тебе очень идет, — честно ответил Клод.

Он давно не видел ее в женской одежде. Эти огромные сапоги, с которыми она никогда не расставалась, мешковатые штаны и длинная, доходящая почти до колен, куртка полностью скрадывали ее фигуру. Сейчас перед ним стояла настоящая леди.

— Посмотрим, что получилось, — сказала она, — кажется, платье немного великовато.

Она прошла к зеркалу, и Клод заметил, сколько грации в ее движениях. Небольшое зеркало не могло показать всю ее сразу, и Ингрид, то отходя, то вставая ближе, внимательно смотрела в него.

— Кто эта девушка? — раздался встревоженный голос Алана.

— Ты про кого, придурок? — спросила поглощенная изучением своего наряда Ингрид.

Алан молчал. Клод понял, что сейчас, возможно, Алан видит ее впервые, или, в крайнем случае, такой впервые.

— Алан, это и есть наша Ингрид, — усмехнулся Клод, желая разорвать гнетущую его тишину.

— Да? — хрипло спросил Алан.

— Да, — передразнила его Ингрид. — Что думаешь об этом платье, Клод? Можно примерить еще синее, кажется, оно немного меньше.

— Это тоже очень хорошо, — сдавленно произнес Клод, — опять же, идет к твоим волосам.

— Может, мне убрать их за спину? — спросила она, касаясь своих волос. — Я где-то слышала, что благородные дамы так и ходят. Да, пока не забыла, чем ты чистишь сапоги?

— Сапоги? — удивился Клод.

— У тебя была же какая-то тряпка. Посмотри, — она приподняла подол, показывая пару пыльных сапог, — совсем никуда не годится!

Растущее напряжение внезапно исчезло. Теперь он видел перед собой свою Ингрид, а не какую-то незнакомую красавицу. Детская серьезность Ингрид заставила его улыбнуться.

Девушка повернулась к зеркалу, изучая свои сапоги.

— Нужно почистить, — произнесла она деловым тоном.

Клод услышал сдавленный всхлип. Потом еще один. Через мгновение, смех Алана уже звенел в комнате.

— Ты чего ржешь, как конь городской стражи? — спросила Ингрид.

— Ничего, — тщетно подавляя смех, ответил Алан.

— Придурок, да и только, — она повернулась к Клоду, — Скажи, что здесь смешного, Клод? Что-то с платьем или со мной?

— Ты хорошо выглядишь, — закивал Клод, — а сапоги мы почистим, не переживай.

Клод вдруг вспомнил, что в его руках до сих пор кувшины с водой. Он прошел к столику и, наконец, избавился от груза.

— Совсем забыл про воду, — сказал он, стараясь не смотреть на Ингрид. — думаю, тебе столько хватит.

— Да, хорошо, — сказала она, вновь посмотрев в зеркало.

Почти сразу раздался оглушительный смех Алана.

— Мерзавец, — прошипела Ингрид, — я приложу все усилия, чтобы вернуть тебе тело. Можешь быть уверен, оно у тебя будет. Но поверь, ты этому совсем не обрадуешься.

— Почему? — удивился Алан.

— Едва ты станешь человеком, то пожалеешь, что не стал собакой. Ведь он пожалеет, Клод?

— Да, еще как, — согласился Клод, уже почти добравшись до двери, — Ингрид, вода остывает, не забывай о ней.

— Хорошо, Клод, — отмахнулась она. — Первым делом, я оторву тебе уши и заставлю их съесть. Ведь ты, наверное, давно ничего не ел и тебе нужно будет перекусить. Потом я буду ломать тебе пальцы, по числу дней, что ты сидел во мне. Чтобы ты вспоминал, как весело мы проводили время, едва взглянув на них. Если пальцев на руках не хватит, ничего — есть ноги. Потом я...

Клод не стал дослушивать, он вышел за дверь, стараясь не отвлекать Ингрид от столь красочного повествования. Он, крадучись, дошел до лестницы, а потом, как в детстве, побежал по ней, перескакивая через две ступени. Отдышался он только, когда достиг кухни. Старый слуга уже был там.

— Наконец-то ты пришел! — воскликнул старик, едва Клод вошел. — У нас осталось совсем немного времени.

Нехватка времени и жар кухни — что еще нужно для отдыха от наскучившей суеты повару.

— Поросята есть? — спросил он. Тон его стал деловым, также как и взгляд. Сейчас Клод был в своей стихии.

— Нет, из мяса только птица, — ответил озадаченный старик.

— Дичь?

— Нет, домашние куры, есть несколько гусей.

— Значит, возьмем кур. Под правильным соусом они не хуже куропаток. Из зелени что-нибудь есть?

— Только сушеный базилик.

— Не беда. Сейчас весна, можно достать крапиву и щавель.

— Щавель? — изумился старик.

— Да, лучший соус для мяса. Не будем терять времени, вперед!

В течение последующих трех часов Клод с головой ушел в готовку. Старик оказался очень умелым помощником. Он точно знал, что есть, чего нет и что можно найти, порывшись в погребе. Они выходили во двор, собирать крапиву. Они ловили кур во дворе. Варили, жарили и, в конце концов, Клод произнес фразу, которую на кухне графа мог произнести только он — главный повар, шеф Клод.

— Готово!

Глава 11

— Брат Олаф, вы уверены, что мы едем в правильном направлении? — спросил Стефан.

Олаф усмехнулся. За последние сутки он уже ни в чем не был уверен. Весь мир перевернулся с ног на голову, и кто-то мудрый и великий доверил держать его в равновесии Олафу. За последние пять лет, которые он провел, не выезжая из герцогства, Олаф начал привыкать к мирной жизни. Ни тебе хитрых магов Песка с кривой саблей, ни преданных рыцарей, которых нужно вести в неравный бой, ничего. Находясь в этом мнимом спокойствии, Олаф умудрялся обходить интриги в стенах ордена. Для всех он был героем, доблестным священным рыцарем, который стоял вне мелких заговоров и подлостей. К нему не бежали, чтобы он решил, кто прав, а кто виноват. Его не просили поддержать того или иного, его просто уважали и выполняли одну единственную просьбу — не беспокоить.

Олаф всегда хотел погрузиться в глубины Великой библиотеки ордена и читать, читать. Вбирать мудрость веков и размышлять, почему сейчас пасмурный день, а не ясная ночь. Он действительно начал воплощать свою мечту, и уже был близок к мысли, что пресытился чтением и уютом в стенах ордена, как полгода назад сам Верховный магистр Гилкрист обратился к нему с просьбой. Естественно, Олаф не мог отклонить ее, ведь он жил не первый день и прекрасно понимал, что просьбы Верховного магистра нужно выполнять и выполнять быстро. Собрать команду телохранителей и оберегать будущего Верховного магистра, пока еще желторотого мальчишку, Алана Фостера, от любой напасти — весьма незначительная просьба. Как на нее не откликнуться? Олаф помнил всех своих боевых товарищей, опытных рыцарей и сильных магов. Его выбор остановился на троих: Стефан — маг Воды, с покладистым характером и небывалой силой; Мартин — маг Земли, немногословный человек, от взгляда которого, у любого пробегали мурашки; Густав — маг Воздуха, всегда невозмутимый и рассудительный, обладал способностью слышать на многие мили и различать любые запахи. Три абсолютно разных человека, представляли собой мощную силу, если ей правильно управлять. А Олаф умел управлять и за короткое время нашел подход к каждому. Он долго думал, брать ли Мартина, ведь способных магов Земли в ордене всегда было очень много, но что-то ему подсказывало, что Мартин является неотъемлемым звеном команды.

Роковая же ночь перечеркнула будущее этих троих и славное прошлое Олафа. Он понимал, что былые заслуги теперь ничего не стоят, ведь он потерял Алана и как потерял. Интриги, которых он всегда сторонился, наконец, коснулись и его. Заказное убийство, за которым, как говорило чутье Олафа, стоит нечто значительно большее, произошло, когда Священный рыцарь спал. Позор, страшный позор для него. Единственный выход — найти, разгадать, поймать, выяснить и покарать. Олаф уже вычеркнул себя из братьев ордена. Должно быть, Уоррет, снарядив погоню, закрылся у себя в кабинете и пишет отчет магистру. "Вернее диктует" — улыбнулся Олаф, вспоминая про обожженный палец командора. Он плохо знал Уоррета, но догадывался, что тот преподнесет события в особом свете. Но решение принято и оборачиваться назад было глупо.

— Брат Олаф, — не унимался Стефан, — почему мы свернули сюда? Ведь, скорее всего, они могли пройти по главной дороге. Кто захочет идти по этой топкой грязи?

— Если ты не заметил, — ехидно сказал Мартин, — дождь шел всю ночь и закончился только пару часов назад, а они покинули город днем или, в крайнем случае, вечером. Опять же, спроси у Густава, он тебе все разъяснит.

— Бедняга, — сочувственно произнес Стефан, — провел всю ночь под дождем, не смыкая глаз. Может, его сменить?

Стефан высунулся в окно и прокричал:

— Брат Густав, оставь поводья мне, а сам отдохни немного.

— Нет, — было ему ответом, — я еще не устал.

— Густав, ты чувствуешь след? — спросил Олаф, высовываясь из другого окна.

— Да, — отозвался тот, — они не так далеко. Возможно, остановились на постоялом дворе.

— Откуда здесь взяться трактиру? — удивился Мартин.

— Действительно, — согласился Стефан, — в такой грязи останавливаться никто не захочет.

— Рассмешил, — хмыкнул Мартин.

Олаф посмотрел на Мартина. Он был все еще бледен. На открытие ворот понадобилось слишком много сил. Случись что, из него выйдет неважный боец.

— Мартин, может, ты немного поспишь? — спросил Олаф.

— Спасибо за заботу, но я и так неплохо себя чувствую.

— Густав, — позвал Олаф, — ты не чувствуешь преследователей?

— Нет. Либо они очень опытные маги и скрывают свое присутствие, либо идут по ложному следу.

— Слышал, Мартин? Отдохни, если что, я разбужу тебя, — сказал Олаф.

Мартин не стал спросить и закрыл глаза.

Через полчаса, когда самого Олафа уже начало клонить в сон, Густав остановил карету и спрыгнул с козел.

— Что случилось? — спросил Стефан, высовываясь из окна.

— След пропал, — вкрадчиво ответил Густав, прохаживаясь возле кареты.

— Как пропал? — удивился Олаф.

— Сложно сказать, — задумчиво проговорил Густав, — такое ощущение, будто мы пересекли барьер. Всего несколько минут назад я хорошо чувствовал след, но затем он начал слабеть, а сейчас и вовсе исчез.

— Может, тебе нужно отдохнуть? — спросил Стефан.

— Не в усталости дело, — отрицательно покачал головой Густав, — я решил проверить местность, но тоже ничего не чувствую. Кажется, будто кто-то решил поиграть с ветрами.

— Сейчас же нет никакого ветра, — изумился Стефан.

— Нет, я говорю об иных ветрах. Они повсюду и движутся, не касаясь ветвей деревьев. Может разбушеваться страшная буря, а ни один листочек не дрогнет, и вряд ли ее заметит непосвященный. Сейчас бури нет, но ветра ведут себя очень необычно. В последний раз я видел подобное, когда один маг Песка сбил с пути наш разведывательный отряд. Мы даже не заметили, что идем куда-то не туда, только ветер был странным и все.

— Он завел вас в ловушку? — спросил Олаф. У него появилась нехорошая догадка.

— Нет, не успел. Искажать течение ветров очень сложно. Ему приходилось все время быть возле нас. Мы его заметили, и песчаник оказался слабым противником. Позднее, я многое узнал о магии Ветродувов. Они могут то, чему мы так и не научились, но и мы способны показать им пару фокусов.

— Мартин, ты слышал? — спросил Олаф.

— Да, конечно, — отозвался тот, открывая глаза.

— Задача не из легких, но постарайся осмотреть лес. Возможно, мы найдем этого Ветродува.

— Сейчас, попробуем.

Все вышли из кареты. Мартин немного прошелся, ища самое сухое место. Выбрав бугор посередине дороги, присел на корточки. Он коснулся рукой грязи и из земли появился небольшой светло-зеленый росток. Росток вытянулся, обвивая кисть Мартина, затем он начал набухать и менять цвет, становясь темно-зеленым. Через мгновение, росток стал уменьшаться, отпуская руку мага, и опять скрылся в грязи. Мартин встал, отряхивая руку.

— Нашел? — спросил Олаф.

— Даже не знаю, — задумчиво протянул Мартин, — вроде что-то нащупал, но затем это что-то взяло и исчезло.

— То есть, он ушел?

— Я раньше не встречал подобной техники. Кажется, да. Но такое чувство, будто его вообще не было. Просто показалось и все.

— Думаете, это один из братьев? — спросил Стефан.

— Нет, — ответил Густав, — я бы почувствовал.

— Тогда кто же? — удивился Стефан.

— Если не повезет, то узнаем, — усмехнулся Мартин.

— Я вновь чувствую след, братья, — проговорил Густав, — сейчас я могу сказать расстояние.

Он задумался, касаясь пальцами лба.

— Миль пять, — наконец сказал он, — может даже меньше.

— Поспешим, — скомандовал Олаф.

Братья сели в карету и тронулись в путь. Ехали молча. Стефан напряженно смотрел в окно, Мартин уставился в одну точку, видимо стараясь не уснуть, а Олаф думал. Пропадающий след, барьер, Ветродувы — не слишком ли много всего? Неужели, люди Уоррета сбились со следа и идут не в том направлении? Все это можно списать на череду случайностей, но Олаф не верил в простые совпадения. Он надеялся, что все обойдется, хотя и готовился к худшему. Если в отряде Уоррета будет несколько мрачных братьев, то придется сражаться в полную силу, которой сейчас осталось не так и много. Олаф недолюбливал мрачных братьев. В них было что-то непонятное и отталкивающее. Он многих знал, когда те еще были, как и он, простыми рыцарями. Но что заставило их отказаться от нормальной жизни и стать бездушным инструментом в чужих руках, Олаф никак не понимал. Алчность, жажда силы или же страх — что их толкало на это? Ведь верность ордену можно показать и так, не принося мрачной клятвы. Как можно жить, не управляя собственной жизнью, чтобы кто-то другой указывал, когда тебе стоит сражаться, а когда и умереть? На памяти Олафа было несколько неприятных случаев, когда ему приходилось брать в отряд одного или двух мрачных. Они были безучастны, пока дело не касалось битвы. Они не разговаривали с другими братьями, не отдыхали и даже, как утверждали некоторые, ничего не ели и не пили. Живые мертвецы — так их прозвали. "Если все же Уоррет отправил мрачных в погоню, то мертвецами можем оказаться мы", — подумал он, погружаясь в сон.

— Брат Олаф, — позвал Стефан.

Олаф открыл глаза. Карета остановилась. Возле двери ходили Густав и Мартин, что-то обсуждая. Над ним склонился Стефан.

— Почему остановились? — спросил Олаф.

— Брат Густав говорит, что приехали. Они где-то здесь.

Олаф вылез из кареты и подошел к братьям.

— Брат Олаф, — сказал Густав, — мне кажется, они где-то рядом.

Олаф огляделся. Дорога поворачивала за небольшую опушку и, продолжая также извилисто петлять, терялась вдалеке. Слева от них, над верхушками молодых осин, поднимался еле различимый дымок. Он был практически незаметен, но для мага Огня было достаточно и этого.

— Запах дыма, — сказал Олаф, — возможно, за той рощицей постоялый двор и те, кого мы ищем.

Они проехали немного дальше и за опушкой увидели почти неразличимую тропу, отделяющуюся от дороги и уходящую в рощу. Проехав мимо стройного рядка молодых осин, братья оказались у полуразрушенной изгороди.

— Какой странный трактир, — озвучил общую мысль Мартин, — и дорога к нему не лучше. Не похоже, что дела у них процветают.

— Может, это и не трактир вовсе, а чей-нибудь дом? — предположил Стефан.

— В такой-то глуши? — удивился Мартин.

— Может и дом, — сухо проговорил Олаф, — был.

— Почему был?

— Особенный запах дыма, — пояснил Густав, — так камины не пахнут.

Через пару минут им открылся вид на закопченный каменный дом.

— Здесь был пожар! — воскликнул Стефан.

— Верно подмечено, — хмыкнул Мартин.

Братья вылезли из кареты.

— Ты чувствуешь людей? — спросил Олаф, — в доме или где-нибудь поблизости.

— Нет, — покачал головой Густав, — здесь были люди, но сейчас их нет. Хотя, след свежий. Я был уверен, что они где-то рядом.

— Осмотритесь тут, а я проверю, что внутри, — сказал Олаф, направляясь к дому.

Дверь изрядно обгорела и, не желая испачкать руки, он, щелкнув пальцами, просто сжег ее.

— Брат Олаф, — послышался сзади голос Стефана, — вы хотите идти в это пекло?

Олаф улыбнулся. В пустыне маги Воды всегда были заняты поиском влаги и не видели половины тех безрассудств, какие творили маги Огня. Горящий дом? Для него это такое же неудобство, как для Стефана мелкая речушка.

— Конечно, — ответил он не оборачиваясь, — за мной следовать не нужно.

Стефан что-то пробормотал, но Олаф не разобрал слов — сейчас он был занят более важным делом. Находясь в своей стихии, всегда чувствуешь небывалый прилив сил. Будто энергия из неведомого источника наполняет тебя как сосуд. Именно про это и говорится в основном учении о Каменной Чаше, но все равно, каждый раз, Олафа охватывало приятное волнение.

В последний раз это случилось около шести лет назад. Тогда его окружили песчаники и решили поджарить. Олаф понял, что задумали хитрые бестии. Они думали, что от огня, опьяненный силой, маг сойдет с ума и с ним будет легко расправиться. Такое не раз бывало, но не с ним, Священным рыцарем Олафом.

Он вошел в зал. Кое-где огонь доедал остатки мебели. То, что некогда было большим столом, из хорошего крепкого дерева, сейчас чернело посередине комнаты, изредка помигивая красными прожилками. Олаф обратил внимание на камин, возле которого тлела низкая кровать. Для домов герцогства характерны маленькие очаги, ведь и зимы здесь не такие суровые, как на севере. Этот же был большим, с кладкой в стиле минувших Королей. Хотя, по дому не скажешь, что он настолько стар. Олаф подошел поближе, заглядывая в камин. В нем был закопченный котелок, должно быть, с выкипевшим варевом и прогоревшие дрова. Возможно, огонь из камина перекинулся на кровать и далее по комнате. Но Олаф понимал, что дом подожгли.

Каждый маг наделен определенной первоначальной способностью. Маги Огня уже в детстве разжигают хворост, вызывают искру или же могут безболезненно касаться пламени. Всего лишь небольшие способности, которые, со временем, опытные наставники ордена развивают в мощную силу. Конечно, необходимо читать заклинания, созданные много веков назад, но та, первая способность навсегда остается с магом. Стоит ему только захотеть и он может ею воспользоваться, не произнося при этом ни слова. У Олафа тоже была такая способность. В отличие от своих братьев по Силе, она была совершенно безобидной и все удивлялись, как великий Донован, искатель одаренных, обратил внимание на него, мальчишку Олафа. Он умел только чувствовать природу огня. Он всегда знал, как развели костер. Раздули ли лучину, принесли ли горящие угли или воспользовались огнивом. Поэтому, стоя у камина, Олаф понимал, от чего сгорел дом. Ни искра, ни упавшая свеча и, даже, не факел поджигателя. Дом сожгли магией. Впервые Олаф не знал, каким именно заклинанием. Еще ему показалось, что дом отчаянно сопротивлялся, прежде чем вспыхнуть.

Рыцарь отошел от камина и направился к проходу со сгоревшей дверью. Языки пламени доедали остов небольшой кровати. Почерневшие каменные стены, остатки маленького стула и стола. Детская? Олаф услышал потрескивание балок над головой. Он в последний раз бросил взгляд на горящую кровать и вышел. В следующий момент балки обвалились и засыпали комнату снопом искр. Рыцарь медленно вдохнул. Такой едкий для других дым, приятно пощипывал ему ноздри. Олаф еще раз остановился у камина, всматриваясь в него. Крюк, на нем котелок, остатки дров — ничего необычного. Из любопытства он поднял крышку котелка — в нос ударил знакомый запах. Как он и думал, это было жилище лесного знахаря или мага-отшельника, который доживал свой век вдали от всех. Подобный травяной отвар ему приходилось пить в горах к востоку от герцогства. Тогда он подхватил неприятную простуду, перебираясь с отрядом через горы, и уже готов был умереть, как они вышли к хижине старого знахаря. Спустя пару дней Олаф вновь крепко стоял на ногах и хотел щедро отблагодарить старика, но тот, как это часто бывает с отшельниками, куда-то исчез.

Олаф перевел взгляд на обгоревший остов кровати, стоявшей рядом с камином. В его голове появилась мысль. Возможно, кто-то из разбойников ранен, и отшельник лечил его, но зачем потом сжигать дом? Он огляделся по сторонам и направился к выходу.

Едва рыцарь достиг порога, как в лицо ему ударила струя обжигающе холодной воды. Гнев мгновенно охватил его. Олаф уже собирался произнести заклинание Снопа Искр, как услышал взволнованный голос Стефана.

— Брат Олаф, — сбивчиво лепетал он, — какое счастье, что вы целы! Я уже собирался пойти за вами. Успел залить только вход. Вы не представляете. Едва вы туда вошли, как огонь разгорелся еще сильнее. Когда я подошел вновь, вас все не было видно.

Олаф приходил в себя. Видимо, он слишком увлекся и не заметил, как огонь опьянил его. Еще мгновение и от этого увальня Стефана осталась бы горсть пепла. Он поспешно встряхнул головой. Раздражение прошло.

— Я же говорил, — хмуро ответил он, — что маги Огня не могут сгореть.

— А утонуть могут, — услышал он едкое замечание Мартина.

— Я же так волновался! — всплеснул руками Стефан.

— Ничего страшного, — почему-то начал успокаивать его Олаф, — только больше так не делай.

— Брат Олаф, — позвал Мартин, — кажется, я нашел корень этого барьера.

— Корень? — удивился Олаф.

Мартин и Густав сидели на корточках в десяти шагах от дома. Мартин что-то ковырял прутиком.

— Да, все эти барьеры, следы и прочая пакость, брат Олаф, — усмехнулся Мартин.

Олаф подошел к ним. Мартин аккуратно откапывал небольшой кристалл нежно-розового цвета.

— Вот он, паршивец. Я еще тогда подумал, что-то здесь не то. Насколько я могу судить, тут таких камушков зарыто превеликое множество.

— Это кристалл Вромена? — недоверчиво спросил Стефан.

— Он самый. Вы посмотрите, какой цвет! — улыбнулся Мартин, — стоит рядом с таким камушком прочесть даже самое слабенькое заклинание и будет большой бум. Просто чудо, что мы не наткнулись на него раньше.

— Ты думаешь, это природные залежи? — спросил Стефан.

— Под Доргхеймом залежи вроменских кристаллов? — засмеялся непривычно разговорчивый Мартин, — умеешь ты, Стефан, настроение поднять! Нет, их сюда специально принесли, а разместили-то как! Такое чувство, будто мы в паутине из кристаллов. Куда бы мы не пошли, чтобы не сделали, будем возле таких. Брат Олаф, я думаю, нам стоит убираться отсюда.

— Все осмотрели? — спросил Олаф. — Тогда в путь.

Они пошли к карете, оставленной у изгороди. Странное место. Все они только что использовали магию и, каким-то чудом, не затронули кристаллы. Те лишь немного порозовели. Нужно быть безумцем, чтобы закопать кристаллы возле своего дома. Мало того, что при них рискованно использовать магию, так еще они создают сильные искажения, как в случае с Густавом.

Внезапно, Олаф заметил в рощице промелькнувшую тень. Она пролетела в направлении кареты. Олаф замедлил шаг.

— Внимание, — шепотом проговорил он, — кажется, нас нашли мрачные братья.

— Сейчас опасно использовать магию, — отозвался Мартин, — сколько их?

— Видел пока одного. Он двигался к карете. Остальные либо где-то рядом, либо это разведчик.

— Хоть бы он оказался разведчиком, — с надеждой произнес Стефан.

— Нам и его одного хватит, — раздражительно ответил Мартин. — Не думал, что Уоррет пошлет за нами мрачных.

Олаф искоса посматривал по сторонам. Теней больше не было. "Значит, они уже на местах и приготовились к атаке", — заключил он. Олаф всегда предчувствовал, что когда-нибудь столкнется с мрачными. В походах, он внимательно изучал их особенности боя, подсознательно выискивая уязвимые места. Согласно инструкциям, мрачных братьев нужно было использовать для зачисток, когда врага слишком много, а времени мало. Он так и не нашел слабостей братьев. Быстрые, безжалостные убийцы отлично справлялись с возложенной на них миссией. "Если, — рассудил Олаф, — они хотели бы нас убить, то вряд ли я успел бы их заметить. Скорее всего, старый командор решил немного потешиться, и велел схватить нас, но оставить живыми. Должно быть, он уже представляет, как отправляет нас в столицу, закованными в цепи. Жалкий дурак".

— Они не будут нас убивать, — сказал он. — Попытаются схватить и дождаться остальных.

— Вы думаете, за нами отправили кого-то еще? — спросил Стефан.

— Не удивлюсь, если сам Уоррет решит принять участие в погоне.

— Зачем ему это? — удивился Мартин.

— Мы, если можно так сказать, почетный эскорт Фостера. Только представь, как прославится Уоррет, когда лично поймает нас. Не исключено, что его имя внесут в хронику ордена, как великого кого-нибудь. Даже сложно представить, как они его назовут, после такого подвига.

Братья приблизились к карете. Ветер тихо шелестел листвой деревьев. Над головой медленно плыли облака. Солнце игриво отражалось в маленьких лужах. Все это придавало приятное чувство безмятежности. Единственное, что портило впечатление, так это тишина. Ни пения птиц, ни привычных лесных шорохов, только шелест листьев.

— Густав, не лезь на козлы, нам все равно не дадут скрыться.

— Но тогда они поймут, что мы заметили их, — возразил Густав, — и сразу нападут.

— Они и так нападут, — ответил Мартин.

— Да, — согласился Олаф, — а пока, не знаю как вы, а я жутко проголодался. Стефан, что у нас там есть?

— Ничего, — виновато ответил Стефан, — я не подумал о пище и ничего не взял с собой.

— Вообще ничего?

— Простите, — Стефан потупил глаза, — это моя вина. Под сиденьем есть бутылка вина и немного конфет. Я забыл их вынуть, когда приехали в Доргхейм.

— Конфет? — лукаво улыбнулся Олаф. Почему-то, ему стало абсолютно все равно, что будет дальше. Нельзя сказать, что он устал бояться, потому что рыцари никогда не боятся. Просто, его предчувствие говорило, что, возможно, это последний обед в их жизни, а также еще пары-тройки идиотов, решивших схватить их.

Глава 12

— Я повторю еще раз, придурок, — улыбнулась своему отражению в зеркале Ингрид. — Если ты вздумаешь сказать, хоть что-нибудь, своим гадким голоском, то, клянусь, ты будешь пищать до конца своих дней. Я верно говорю, Клод?

Клод вздохнул. Едва он закончил с приготовлением блюд, как сразу поспешил к Ингрид. Старик утверждал, что с сервировкой он справится сам, а вот молодой госпоже обязательно потребуется помощь. Она, видите ли, не сможет сама надеть платье.

Не доходя до двери, он уже услышал знакомые голоса. У Клода появилось ощущение, будто он и не уходил, и несколько часов, проведенных на кухне, ему пригрезились. Ингрид продолжала перечислять, что она сделает с Аланом, как только тот обретет тело. Поведение Алана несколько изменилось. Он стал отвечать на ее реплики и тем самым еще больше распалял Ингрид. Постучавшись, он увидел, что девушка уже успела надеть темно-синее платье и, картинно стоя у зеркала, говорила со своим отражением.

— Да, ты права, — вяло ответил Клод.

— Ты понял, придурок? — спросила она.

— Прекрати запугивать меня, — отозвался Алан, — я не набитый дурак, чтобы выдавать себя. Веришь ли, но я не хочу, чтобы тело, иными словами, сосуд, в котором я сейчас нахожусь, проткнули арбалетным болтом.

— Ах ты, — прорычала Ингрид, — сосуд, говоришь. Ничего, я вытерплю. Но запомни, придурок, скоро я оторву твой болтливый язык.

— Что ты заладила, — неестественно усмехнулся Алан, — придурок, придурок. Я младший магистр ордена, уважаемый человек, не то что ты — воровка и убийца!

Ингрид замолчала. Клод видел ее отражение в зеркале. Таких гневных глаз он еще никогда не встречал.

— Ингрид, — поспешил вмешаться Клод, — ты решила выбрать это платье? Оно тебе очень идет. Сейчас позовут к столу. Ты уже готова?

— Да, Клод, — устало сказала она, — я уже готова.

Она отошла от зеркала и села на кровать, повернувшись к Клоду спиной. Девушка склонила голову и внимательно изучала рисунок на покрывале, задумчиво водя по нему рукой.

— Я был не прав, — сдавленно произнес Алан, — пойми мое положение. Я, действительно, не хотел тебя обидеть.

— Замолчи, — оборвала его Ингрид, — не говори сегодня ни слова.

— Мы же совсем забыли про сапоги, — спохватился Клод, — давай я их почищу.

— Не нужно Клод, — отмахнулась она, — ничего не нужно.

Только сейчас Клод заметил стоящие на столике кувшины с водой. Они были там же, где он их оставил. Клод подошел к столику, искоса посмотрев на Ингрид.

— Вода совсем не тронута, ты не умывалась? — удивленно спросил он.

— Я хотела, — вздохнула девушка, — но этот придурок начал вопить. Совсем настроение испортил.

— Я не...

— Заткнись, — оборвала Алана Ингрид.

Клод отворил дверь в свою комнату и сразу направился к мешку. Порывшись в нем, нащупал бурдюк.

— Держи, — сказал он, протягивая бурдюк Ингрид.

— Зачем? — удивилась она, — я не хочу пить, и тем более, это пойло.

— Во всех благородных домах есть такая древняя традиция, — соврал Клод, — небольшой глоточек перед ужином. Чтобы почувствовать вкус блюд.

— Да? — девушка внимательно на него посмотрела.

Клоду показалось, что маленькая капелька скатилась по ее щеке.

— Конечно, а в нашем случае нужно сделать несколько глотков! — продолжал врать Клод, в душе проклиная Алана. — Мы давно не ели вкусной пищи и поэтому должны разогреть наши животы. Держи, немного крепковато для тебя, но так нужно.

Для наглядности, Клод поднес к губам бурдюк и сделал два больших глотка. Затем протянул бурдюк Ингрид. Она сделала маленький глоток и поморщилась.

— Еще, — переводя дух, сказал Клод, — сделай еще глоток.

— Но, — начала было возражать Ингрид.

— Традиция, — кивнул Клод, ища в уме забытое слово, которым он всегда пользовался в кругу недоверчивых служанок, — таков этикет!

Ингрид неохотно сделала еще один маленький глоток. По ее щекам медленно растекся нежный румянец.

— Ух, — выдохнула она, — ну и крепкая штука, что это?

В ее глазах вновь появился озорной блеск и девушка улыбнулась.

— Старина Джордж дал, — пояснил Клод, — говорил, что это особое вино.

— Что там дальше по твоему этикету?

В дверь постучали.

— Госпожа, — проскрипел голос слуги, — милорд приглашает вас разделить с ним вечернюю трапезу. Пожалуйте к столу.

— Уже идем, — ответила Ингрид.

Она сделала еще один глоток и направилась к выходу. Остановившись у зеркала, Ингрид погрозила своему отражению кулаком, а затем показала язык.

— Клод, — скомандовала девушка, протягивая ему руку, — вперед!

Начало смеркаться и старый ловкий слуга Том предусмотрительно зажег факелы. Клод, поддерживая пошатывающуюся Ингрид, ощущал себя героем старой сказки. Будто они идут по лабиринту волшебного замка.

Они спустились по лестнице и прошли в обеденную залу. Во главе длинного стола, уставленного свечами, почти у самого камина, сидел хозяин. Возле него, услужливо скрючившись, стоял старый слуга.

— Дорогие гости, — сказал ржавый рыцарь, едва они вошли, — разрешите разделить с вами скромный ужин.

Рыцарь был без доспехов. В дорогой, но несколько потертой, длиннополой куртке с отворотами на бобровом меху. Шею обвивал зеленый платок из тончайшего шелка, а на груди, на цепочке с массивными золотыми звеньями, покоилась подвеска с изображением щита и лошади — фамильным гербом.

Слуга, наряженный в парадную ливрею, отошел от хозяина и услужливо выдвинул стул для Ингрид.

— Миледи, вы просто неотразимы, — сказал хозяин, обжигая ее своими холодными глазами. — А вы, сударь, прошу, садитесь от меня по левую руку.

Клод сел напротив Ингрид. Она, действительно, была хороша в этом синем платье.

За ужином Ингрид показала себя с лучшей стороны. Она пробовала каждое блюдо и хвалила повара, что Клоду было очень приятно. Однако, Ингрид слишком часто отпивала из кубка, стоящего перед ней. Старый слуга Том услужливо подливал ей еще и еще. Клод вспомнил, как они со стариком перерыли весь винный погреб в поисках чего-нибудь стоящего. Старое вино, начинающее превращаться в уксус, никуда не годилось. И вот, в самом дальнем углу, Клод углядел пыльный бочонок. Им пришлось крепко попотеть, добираясь до него. Достав же бочонок, старик Том вспомнил, что это подарок самого герцога и именно это вино нужно подать к столу. Выйдя из погреба, они решили проверить, не скисло ли оно и были поражены вкусом. Приятно согревающее горло, с богатым букетом неведомых трав и пряностей, вино было сладковатым, но терпким. Милорд, как заверял позже старый слуга, был восхищен этой находкой. Когда Том разливал вино по кубкам, ржавый рыцарь обмолвился, что оно подарено Великим герцогом Эдмундом. Старик был хитер, что неудивительно для его возраста. Такие ловеласы живут, как правило, недолго, а если уж доживают до первых седин, то их можно, по праву, назвать мудрецами. Этот же дожил до глубокой старости, значит, его смело можно называть мудрейшим из мудрых. Вот так ржавый рыцарь разгадал детское любопытство Ингрид ко всему, что связано с герцогом. Скажи он, что тарелка, из которой она ест — подарок герцога, то Ингрид бы могла даже и умыкнуть ее. Сейчас же девушка пила вино и, с широко раскрытыми, то ли от восхищения, то ли от удивления, глазами, слушала байки старика.

— Я хорошо помню, как мы полком стояли в Дисберри. Тогда наш воинственный сосед, Фридрих, решил напасть с юга. Дисберри — небольшой городок с древней историей. А какие близ него развалины! К слову о развалинах, — он лукаво посмотрел на раскрасневшуюся Ингрид, — именно там Эдмунд разбил свой штаб. Я, как один из приближенных, верный боевой товарищ, был тогда около него. Герцог много рассказывал про былые времена. Вы же знаете, сколько ему лет?

— Около двухсот? — неуверенно спросила Ингрид.

— Уже почти двести пятьдесят! — назидательно поднял палец старый ловелас. — А как он выглядит! Вот что значит благословение богини.

— Он бессмертный? — решил поучаствовать в беседе Клод.

— Ты совсем ничего не знаешь, Клод, — улыбнулась Ингрид.

Клоду не нравилось ее веселое настроение. Он уже начинал жалеть, что дал ей выпить из бурдюка.

— Не стоит удивляться, прекрасная леди Ингрид, — проговорил старик, — образ герцога окутан легендами. Каждый придумывает что-нибудь свое, и поэтому Эдмунд кажется простым людям едва ли не божеством.

— А разве это не так? — наивно спросила девушка.

— Как я уже сказал, Эдмунд отмечен богиней, но он такой же человек, как и мы с вами, — при этих словах он выразительно посмотрел на Ингрид, но не нашел в ее взгляде того, чего так ждал. Клод знал, что стоит заговорить с Ингрид про герцога, как она сразу забудет обо всем на свете и увлеченно станет впитывать очередную легенду.

— Я не знаю, ограничен ли его срок на нашей земле, — несколько устало заговорил старый ловелас, — ведь все, что про него говорят, по большей части выдумки или, как выражались в пору моей молодости, мистификации. Но именно в Дисберри, в одну из лунных летних ночей, моя дорогая леди Ингрид, когда заливисто поет соловей, Эдмунд поведал мне о своем прошлом.

Клод заметил, как девушка сдерживает себя, чтобы не подскочить от радости на стуле. Ингрид часто так делала, но видимо, образ благородной дамы, который она приняла вместе с платьем, заставил ее держаться в рамках приличия.

— Если вы позволите, я расскажу вам немного.

— Конечно, мы очень хотим узнать про прошлое герцога, верно, Клод?

— Да, — кивнул Клод, пригубливая кубок. Вино, и правда, было превосходным.

— Тогда давайте создадим соответствующую атмосферу. Том, — позвал ржавый рыцарь, — погаси свечи, нам вполне хватит света от камина. Я хочу рассказать вам историю, которую много лет назад поведал мне Эдмунд. Тогда мы сидели у пылающего костра, но сейчас у нас есть камин и мы можем слышать потрескивание прогорающих поленьев, как и в ту ночь.

Старый слуга ловко задул свечи, и большая часть залы погрузилась во мрак.

— Эдмунд поведал мне, — начал рассказывать хозяин, — о временах Великой битвы. Той, что была более двухсот лет назад. Как гласят легенды и официальные хроники, земля разверзлась, и поднялись из бескрайних бездн четыре демона. Четыре великих владыки враждебного нам мира, возжелавшие захватить земли королевства.

— Их было всего четыре? — уточнил Клод.

— Да, можете мне поверить, этого было более чем достаточно. Демоны проникали в черные души злых людей и подчиняли их себе. Те, кого мы называем сейчас песчаниками, тогда были могучим народом. Целое королевство оказалось под влиянием демонов. Но есть мнение, что демоны вовсе не захватывали умы этих жестоких людей. Их разум подчинила себе алчность. Демоны пообещали им все сокровища нашего королевства. Так же — обещали хитрые демоны — все женщины, от седой старухи до совсем маленькой девочки, будут принадлежать завоевателям. Темные мысли людей победили все доброе, что было в их сердцах. На королевство шла армия безжалостных убийц, охваченных низменными страстями. Первым пало графство Торбон, что на востоке от Лаорона. В хрониках отмечают, что из поселян не выжил никто. Выжженные земли на многие мили — это было только начало страшного шествия демонов. Затем они, всего за одну ночь, напали и уничтожили цитадель графа Кремптона. Король, Вильям Рассудительный, собрал войска. Все до единого откликнулись на его призыв. Первый бой был очень жестоким. Сами дьяволы в тот день выступили против нас. Тогда погибла добрая четверть славных рыцарей, и вражеская армия шла на столицу, желая погубить монарха. Советники молили Вильяма покинуть город, отступить на окраины королевства. Но он принял бой и, как вам известно, погиб смертью мученика.

— Что же делал Эдмунд? — спросила Ингрид каким-то странным голосом.

— Эдмунд, во главе своих воинов, шел на спасение государя. Все это произошло очень быстро и многие из вассалов короля не смогли подоспеть вовремя. Эдмунд должен был примкнуть к армии брата короля, герцога Стивена, дабы отбить столицу. Об этом времени хроники умалчивают. Они заговорят об Эдмунде, только когда он возглавит войско и даст отпор врагу; когда победит в схватке одного из демонов и, отрубив ему косматую голову, поднимет ее на встречу восходящему солнцу. Легенд об обретении Эдмундом благословения богини Анкейн превеликое множество и каждая рассказывает свою, совершенно неповторимую историю. За двести лет эти легенды сплелись воедино и породили общую, гласившую, что якобы богиня снизошла к нему во сне и наделила силой.

— Да, я знаю это легенду, — проговорила Ингрид.

Клод подумал, что голос девушки переменился от выпитого вина. Но ее неподвижная, расслабленная поза и немного опущенная голова...

— О нет, — прошептал Клод.

— Что с тобой, Клод? — пропищала Ингрид, — ты как-то неважно выглядишь.

Алан, это был точно Алан, но что же с Ингрид? До Клода донеслось ровное сопение.

— Все в порядке, — прошептал Клод, — я просто очень увлечен рассказом.

— Я тоже, — ехидно ответил Алан.

— Но эта легенда не верна, — вздохнул старый рыцарь, — она, моя прекрасная леди Ингрид, также далека от истины, как мы от тех дней. Герцог рассказал мне, что было на самом деле. Как я уже сказал, Эдмунд, тогда еще граф, должен был соединиться с герцогом Стивеном. Но враги окружили войско герцога, и Эдмунду пришлось пробиваться к нему силой. Уезжая из родных земель, он оставил красавицу жену на попечение своей матери. Каждое утро, прежде чем облачиться в доспехи, Эдмунд, стоя на коленях, молил богиню справедливости Анкейн, чтобы она дала ему возможность еще раз увидеть свою супругу. Также было и в день битвы. Эдмунд скакал во главе своего отряда и столкнулся с противником первым. Вы же знаете его оружие?

— Секиры? — пропищал Алан.

— Верно, ни меч, ни лук, а секиры. Он почти сразу лишился коня, и, достав вторую секиру, начал рубить врагов. Я не буду рассказывать всех подробностей сражения, но скажу одно. Бой был долгим. Когда солнце начало клониться к закату, Эдмунд все еще бился. Из его отряда никого не осталось, и Эдмунд шел совершенно один, сражая противников. Он был сильно ранен, но, истекая кровью, продолжал сражаться. Эдмунд понимал, что его смертный час близок, и он больше никогда не увидит свою Маргарет. В нем вскипел гнев, и еще крепче сжимая секиры, Эдмунд продолжил бой.

Клод услышал странный звук. Он напряг слух и понял, что это храп, но старик, увлеченный своим рассказом, ничего не замечал.

— Именно тогда в его голове раздался голос.

— Голос? — удивленно спросил Алан, забыв изменить свой собственный.

— Да, голос, — кивнул старик, — не в ушах, а в голове прозвучал вопрос.

Эдмунд запомнил его навсегда. Голос спросил, почему он продолжает биться. Даже не так. Он спросил:

— Почему ты сражаешься, человек?

Эдмунд, ничему не удивляясь, ответил, что таков его долг.

— Ты умираешь, человек, — продолжал голос, — но вместо молитвы, ты еще крепче сжимаешь оружие. Зачем?

— Что мне молитвы? — отвечал Эдмунд, — мне недолго осталось, и я хочу забрать с собой как можно больше врагов.

— Ты не боишься смерти?

— Смерть. Скоро увижу, что это, а пока, я должен биться. Мне все равно, что будет дальше. Сражение! Сражение!

— Ты храбр или глуп? — усмехнулся голос.

— У меня нет времени отвечать. Я слабею!

Эдмунд упал, но, все еще сжимая одну из секир, попытался встать.

— Человек, упав, ты встаешь. Ты хочешь жить?

— Единственное, чего я хочу, так это одержать победу. Меня печалит, что я угасну в самом разгаре битвы. Больше мне ничего не нужно.

Раздался смех.

— Ты очень упрям, храбрец. Что же, я продлю твой век. Будь спокоен, ты увидишь...

Голос пропал, так и не закончив фразу.

Эдмунд ощутил, что может встать. Рана на груди больше не кровоточила. Он дотронулся до нее — боли не было. Вознося благодарности, сам не зная кому, он поднял вторую секиру и продолжил сражение. Эдмунд смог дойти до остатков армии герцога Стивена, но неприятель почти сразу продолжил атаку. Битва длилась три дня. К концу сражения все поле брани покрывали тела людей, лошадей, собак. Ранним утром, после очередной кровавой битвы, Эдмунд шел по полю. Витал красноватый туман, а на губах был соленый привкус. Он не мог найти никого живого. Пали все — и враги, и союзники. Эдмунд уже начал думать, не умер ли он и не пытает ли его тот проклятый голос. Доспехи Эдмунда были пробиты во многих местах. Дважды его протыкали копьями всадники. Мелкие дыры, на груди и плечах лат, говорили о меткости лучников. Эдмунд шел, ища уже не врагов, а выживших. Никого. Он один в этом царстве мертвых. Совершенно один. К полудню Эдмунд вышел к озеру. Оно было алым от стекавшей в него крови. Эдмунда мучила жажда, но он не мог пить такую воду. Внезапно, его внимание привлекло массивное тело. Оно сидело в сотне шагов от него. Похожее на человека, но не человек. Оно склонилось и пило. Эдмунд понял, кто это. Он, занеся секиры, с победным кличем бросился на демона. Тот встал и не спеша, переваливаясь с ноги на ногу, направился к рыцарю. В правой руке демона был трезубец, каким рыбаки пользуются для ловли рыбы в быстрых горных речушках, только значительно больше. Когда до Эдмунда оставалось не более десяти шагов, демон метнул в него трезубец. Мощное оружие пробило рыцарю доспех, и тот упал на спину, погружаясь в багровую воду. Довольный удачным броском, демон подошел к Эдмунду, дабы вынуть трезубец, но рыцарь был далеко не мертв. Привыкнув к своей неуязвимости, он намеренно позволил себя пронзить и, подпустив демона на расстояние удара, Эдмунд метнул секиру. Демон издал отчаянный вопль. Секира отрубила ему правую руку. С ужасом, он смотрел, как рыцарь поднимается из воды, сжимая в руке еще одну секиру. Бежать было поздно.

Эдмунд не знал, почему он ощутил прилив сил после убийства демона. Затем шли долгие дни сражений, побед и проигрышей.

Старик закончил свой рассказ и посмотрел на Ингрид. Та бессовестно храпела, и Алан поспешил заговорить, чтобы своим голосом заглушить храп Ингрид.

— Я никогда ничего подобного не слышала, — пропищал Алан, — вы превосходный рассказчик. Все это было прямо перед моими глазами!

— Что вы, юная леди, — улыбнулся польщенный старик, — я всего лишь попытался передать историю, услышанную много лет назад. Что-то уже стерлось из моей памяти, но я не стал приукрашивать.

— Значит, это было не благословение богини Анкейн? — спросил Алан.

Клоду показалось, что Алану действительно интересны все эти сказки. Ингрид, Алан, что они нашли в этом герцоге?

— Эдмунд и сам не знает. По его тону я понял, что он даже не знает, дар ли это или проклятие.

— Почему проклятие?

— Леди Маргарет, супруга Эдмунда, все дело в ней.

— Он ее больше не увидел? Она умерла? — продолжал сыпать вопросами заинтересованный Алан. Благо, храпа Ингрид больше слышно не было.

— И да и нет, прекрасная леди Ингрид. Эдмунд пришел героем и народ радостно встречал победителя. Маргарет ждала его в замке. Они отпраздновали возвращение Эдмунда и спасение страны. Тогда еще думали, что герцог Стивен займет престол. Все были счастливы. Но затем настало время смут и Эдмунду пришлось защищать свое герцогство. Ведь Стивен пожаловал его в герцоги и наделил землей, урезав границы соседних с Эдмундом графств. Вначале, все шло отлично, но потом появились недовольные. На Эдмунда устраивали засады, подсылали наемных убийц, даже пытались отравить несколько раз.

— Они убили Маргарет? — воскликнул Алан.

— Нет, она умерла своей смертью. Через сорок лет после возвращения мужа.

— Значит, они прожили счастливую жизнь?

— Они да, юная леди, — грустно улыбнулся старик, — а он нет. Не сочтите меня болтуном, но я расскажу вам о маленькой странности герцога. Как вам известно, он так и не женился после смерти Маргарет. Он носит траур по ней до сих пор, спустя двести лет. Мне рассказывали, что каждую ночь Эдмунд уходит в усыпальницу и разговаривает с ее саркофагом. Мне очень жаль герцога, ведь действительно, такая неуязвимость стала для него проклятьем.

— Но как же... — только и смог вымолвить удивленный Алан.

— Да, мы и сами не знаем, что теряем, обретая новое.

Клод заметил, как Ингрид начала заваливаться на бок и медленно съезжать со стула.

— Леди Ингрид, — поспешил сказать он, — мне кажется, вам пора отдохнуть.

Алан понял его ход мысли и поспешил ответить:

— Действительно, уже слишком поздно, — пропищал он, — вы подарили нам замечательный вечер, милорд.

— Что вы, что вы, — заулыбался старик, — ко мне слишком редко захаживают гости и наша встреча для меня большой праздник.

— Клод, — пропищал Алан, — проводи меня в спальню.

— Да, леди Ингрид.

Клод подошел к спящей девушке. Она мирно сопела, балансируя на краю стула. Он подхватил ее и галантно улыбаясь, помог встать. Сонная Ингрид, медленно перебирая ногами, что-то пробурчала.

— Доброй ночи, милорд, — кокетливо попрощался Алан.

— И откуда в тебе это берется, дружок? — не выдержав, шепотом спросил Клод.

— Доброй ночи, — ответил им ржавый рыцарь, — Том, проводи гостей до их комнат.

Старый слуга зашаркал, опережая Клода. Не желая отставать, Клод обхватил Ингрид за талию, приподнял ее, и крепко прижав к своему боку, понес. Он молил всех богов, чтобы старик ничего не заметил. Выходя из зала, Клод бросил быстрый взгляд на ржавого рыцаря. Тот, задумавшись, сидел вполоборота к камину. Блики от огня четко очерчивали его профиль.

Глава 13

Когда они напали, Олаф разжевывал конфету. Странный, немного кисловатый вкус был ему приятен и рыцарь решил, что потом обязательно еще раз попробует их, если конечно, выживет. Тактика мрачных братьев, насколько знал Олаф, заключалась в одиночном поражении наиболее сильных противников. Первым в очереди оказался Олаф. Поскольку, приказ Уоррета был — взять живыми, ведь они до сих пор еще живы, мрачные выбрали самое простенькое парализующее заклинание, пригодное разве что для ловли мелких грызунов. Олаф с легкостью отразил атаку, но вот незадача, половина конфеты выпала у него из руки и потерялась в траве. Недобрый знак, подумал он. От ладони Олафа оторвался ярко-алый шарик и полетел в сторону нападавшего. В рощице что-то вспыхнуло.

— Ушел, — с досадой сказал Мартин.

Следующей жертвой выбрали самого крупного — Стефана. Олаф не успел рассмотреть, что же полетело в Стефана. Тот отмахнулся и ответил маленьким белым облачком, которое с легкой руки Густава, ударило мрачного брата синеватой молнией.

— Опять ушел, — покачал головой Мартин.

— Правильно, это же лучшие маги ордена. Мы для них не противники, — сказал Олаф, — им бы только с драконами биться.

— К чему нужна такая доблесть, если ты в обычной жизни овощ? — усмехнулся Мартин.

— Овощ? — переспросил Стефан.

— Ага, бездушная кукла, которая сидит в своем ящике, пока ее не призовут.

— Смотри, как бы эта кукла тебе голову не оторвала, — предостерег Олаф, — убивать нас не велели, но покалечить могут.

— Так без головы я умру, брат Олаф, — наигранным тоном сказал Мартин.

— Откуда овощу знать, без чего ты сможешь прожить, а без чего нет?

Сжатый поток воздуха с оглушительным свистом пронесся у их ног, прочерчивая глубокую борозду.

— Мне кажется, — сказал Стефан, — что они нас удерживают. Может быть, ждут подмогу?

— Да, — согласился Густав, — и она уже едет. Только это скорее не помощь, а почетный эскорт.

К ним направлялись две кареты ордена в сопровождении всадников. Среди них были как братья, так и солдаты городской стражи. Первая карета являла собой точную копию кареты Олафа, вторая же блестела на солнце вороненым железом.

— Вот и наш ящик едет, — усмехнулся Мартин, — а в первой кто?

— Должно быть, сам командор, — предположил Олаф, — как бы то ни было, но нужно уходить. На лошадях мы далеко не ускачем, поэтому карету придется бросить. Ну что, братья, готовы удивить командора?

— Как? — спросил Стефан.

— Если доберемся вон до тех деревьев, то наши шансы уйти значительно возрастут. Для этого придется использовать Кувшин.

— Кувшин? — переспросил Густав.

— Как же его там? — задумался Олаф, стараясь вспомнить название, — Башня Пыли снаружи и водяной Вихрь внутри.

— Вы хотите прочесть общее заклинание? — удивился Стефан.

— А что остается? — хмыкнул Мартин, — я согласен.

— Я тоже, — кивнул Густав, — нужно спешить.

— Решено, — улыбнулся Олаф, — начнем.

Они отошли от кареты. Тут же, возле них, разбрасывая рубленую траву, пронесся вихрь. Братья отступили на шаг.

— Теснят, — заметил Густав.

— Главное, — отозвался Мартин, — не напороться на кристаллы, а то потом, и правда, в ящик попадем, только в другой, если соберут.

Выпрямившись в полный рост, братья начали читать заклинание. Оно состояло из двух разных, сплетенных еще одним. Мартин и Густав создали вихрь, внутри которого они и должны были передвигаться. Стефан, краснея от напряжения, призвал воду, служащую прослойкой между ними и вращающейся стеной пыли. Скреплять все это должен был Олаф. Подобный фокус он проделывал всего один раз, когда песчаники, почти также как сейчас, окружили его отряд. Тогда их было шестеро. Закружив вихрь, рыцарям пришлось идти внутри него несколько часов, после чего у Олафа около недели свистело в ушах. Атаки на такую стену бессмысленны, но если что-нибудь пойдет не так, то братья могут либо захлебнуться, либо частички пыли с огромной скоростью до блеска отполируют их черепа и кости.

Олаф слышал несколько гулких ударов о стены, видимо мрачные братья решили испробовать их крепость на прочность.

Через двадцать минут Олаф ощутил усталость. Двигались вслепую, и он надеялся, что на пути не встретится дом или другое препятствие. Поворачивать в таких условиях было крайне трудно. Внезапно что-то их тряхнуло и вихрь, печально завывая, развеялся.

— Как? — удивился Стефан.

Они стояли в десяти шагах от сгоревшего дома, со всех сторон окруженные стражей. В руках каждого солдата было по заряженному арбалету.

— Мои поздравления, господа беглецы! — раздался голос Уоррета. — Я не думал, что вы уйдете настолько далеко. Пришлось перерыть весь тракт, прежде чем мы заметили вас. Ловко же вы следы запутали, что и говорить, профессионалы. Знаете, каково в моем возрасте весь день трястись в карете? Хотя, брат Олаф, наверное, меня понимает.

Олаф не сразу нашел командора. Тот стоял поодаль, между капитаном стражи Гроганом и еще одним, незнакомым человеком. Уоррет засмеялся, сверля ледяным взглядом Олафа. Это был особый тип смеха. Ни веселый, ни зловещий, а неуверенный и беспокойный. Обычно так смеется тот, кто до конца сомневается в своем успехе.

— Только дернись мне, брат Олаф, солдаты мигом тебя образумят! — пригрозил Уоррет. — Ваша магия бесполезна. Я верно говорю, сэр Мэтью?

Стоящий рядом с ним незнакомец ничего не ответил. Олафу показалось, что в невозмутимых глазах сэра Мэтью проглядывают бешеные искорки веселья. Он внимательно смотрел на Олафа, словно чего-то ожидая от него.

— Думали вызвать смерч и скрыться? — продолжал Уоррет, — согласен, сильное заклинание. Но не искушайте судьбу. Вы сами доказали свою вину этим побегом. Олаф, а я ведь предупреждал. Сейчас я имею полное право убить тебя на месте, ведь так и в Нордфолк везти будет куда проще, но, в память о твоих былых заслугах, я сохраню тебе жизнь.

— Густав, — прошептал Олаф.

— Да, — отозвался тот.

— Вытяни командора к нам, он будет хорошим прикрытием.

— Хорошо.

— Будь признателен моему великодушию, — закончил свою речь Уоррет и, с довольной улыбкой, скрестил руки на груди.

Легкая тень пробежала по его лицу и он оторвался от земли.

— Давай! — крикнул Олаф, — Мартин, барьер!

— Что это? — воскликнул перепуганный Уоррет, — убейте их! Что вы стоите, стреляйте!

Мартин успел поднять пыль, и стрелы вязли одна за другой в коричневом потоке. К братьям медленно опустился пойманный. Сквозь пыль Олаф отметил, что Уоррет оказался несколько выше ростом и шире в плечах. Удивляться времени не было и он схватил пленника, приставляя к его горлу кинжал. Маг должен уметь одинаково хорошо владеть как магией, так и клинком. А в битве с равными по силе магами, внезапное появление кинжала зачастую решает исход поединка. Кто-то скажет, что все это нечестно и, возможно, даже подло, но такова жизнь.

— Уберите оружие, — прокричал Олаф, — иначе командор умрет!

Пыль осела, и удивленные солдаты, в нерешительности, отступили на шаг. Олаф только сейчас понял, кто его пленник. Гроган, капитан городской стражи, напряженно сглотнул, отодвигаясь от клинка.

— Я ничего не имею против вас, брат Олаф, и уверен, что все это одна большая ошибка, но все же, — Гроган еще раз сглотнул, — уберите нож от шеи.

— Однако, — только и вымолвил Олаф, но хватку не ослабил.

— Немедленно отпустите капитана! — крикнул пыльный Уоррет.

— Отступаем к дому, — прошептал Олаф, — капитан, прикажите своим людям отойти.

— Я не могу.

— Не будьте героем, делайте, что вам говорят, — Олаф коснулся лезвием шеи капитана.

— Опустить оружие, — скомандовал Гроган. — Дюкоп!

— Да, капитан!

— Пропустите их.

— Есть, капитан!

Солдаты расступились, пропуская отряд Олафа.

— Не выпускайте их! — крикнул Уоррет, однако солдаты отступали, — я вам приказываю!

Олаф медленно пятился, не сводя глаз с Уоррета и сэра Мэтью. Стефан и Мартин пошли вперед, готовые прикрыть спину Олафа, а Густав пятился рядом с ним, чтобы в любой момент создать щит из воздуха. Командор махал руками, призывая схватить беглецов. К нему уже спешили маги. Олаф почувствовал присутствие мрачных братьев.

— Отпустите Грогана! — орал Уоррет, — не вынуждайте меня!

— Почему ты не взял командора? — спросил Олаф.

— Я его взял, — ответил Густав, — но кто-то мне помешал и подсунул капитана.

— Разве это возможно?

— Возможно, если рядом способный маг Воздуха.

— Там же были только солдаты, вряд ли кто-то из братьев смог бы помешать тебе на таком расстоянии.

— Он был рядом, думаю это тот человек, что стоит возле Уоррета. Я чувствую его силу.

— Все кончено, — сказал командор, — капитан, простите меня, но я не могу упустить их.

— То есть, как все кончено? — спросил удивленный Дюкоп.

— Капитан Джек Гроган умрет героем, — пояснил Уоррет.

— Я не могу допустить... — начал было Дюкоп.

— Лейтенант, вы же хотите стать капитаном?

Через мгновение лицо Дюкопа просияло. Он восхищенно посмотрел на командора.

— Так точно! — Дюкоп отдал честь и отошел.

— Мы почти у самого дома, — прошептал Стефан.

— Командор! — внезапно крикнул Мартин, — здесь везде вроменовские кристаллы. Стоит кому-нибудь использовать магию и все мы покойники, включая, разумеется, вас.

— Что он несет? — не понял Уоррет.

Метнулась тень, и мрачный брат что-то зашептал на ухо командору.

— Так, — наконец сказал Уоррет, — но ведь и вы беззащитны!

— И что? — усмехнулся Олаф, — нам нечего терять и мы не хотим вернуться в столицу, как преступники. Уж лучше умереть здесь и сейчас, вместе с вами, мой командор.

Вперед вышел сэр Мэтью. Улыбка играла на его губах. Он внимательно смотрел на Олафа. В эту минуту рыцарь был уверен, что перед ним стоит безумец.

— Сэр Мэтью, — проговорил взволнованный Уоррет, — что вы задумали?

Сэр Мэтью ничего не ответил. Он, не сводя глаз с Олафа и капитана, достал из кармана небольшую трубку. Не спеша набил ее и, продолжая улыбаться, зажал мундштук в зубах. Олаф следил, как он подносит руку с диковинным перстнем к трубке. Как из пальца появляется синее пламя. Затем, Олаф увидел красное свечение у самых ног мага. Сэр Мэтью стоял как раз над недавно раскопанным Мартином вроменовским кристаллом. Далее последовал страшный грохот, словно камнепад в горах, мощный толчок и приятно обволакивающая темнота.

* * *

— Вот так сюрприз! — засмеялся старик, — что ты здесь делаешь, путник?

— Путник? — переспросил Олаф.

— А кто же еще? — улыбнулся тот, — все мы лишь путники и не больше.

— Где я?

— Интересный вопрос, юноша. Но ты должен ответить на него сам.

Олаф огляделся. Он лежал на низкой кровати возле камина, а может и возле костра. Огонь, подрагивая, освещал только его и сидевшего напротив приветливо улыбающегося старика. Все остальное было полностью скрыто мраком.

— Как я здесь очутился? Где остальные? Давно я здесь? — сыпал вопросами Олаф.

Старик развел руками, продолжая улыбаться. Олаф попытался подняться, но тело не слушалось его.

— Успокойся, юноша, — наконец сказал старик, — ты сильно устал и тебе нужно хорошо отдохнуть. Ты хочешь отдохнуть?

— Нет! — ответил Олаф, — у меня нет времени на отдых. Я должен идти.

Олаф посмотрел на начавший гаснуть огонь, желая сильнее разжечь его, будто от пламени зависела его жизнь. Он напрягся, но огонь не изменился.

— Почему не действует магия? — опять спросил Олаф, переводя взгляд на старика.

— Магия? — старик удивленно поднял брови, — теперь вы снова так ее называете? Сила, знание, дар, мощь, а теперь и магия. Нужно запомнить. Кстати, путник, ты не хочешь выпить? Хорошее вино всегда помогает взбодриться или, наоборот, расслабиться, в зависимости от того, что ты ожидаешь от напитка.

Из мрака вышла белокурая девочка лет семи. Блики от огня играли на ее платье, придавая ему всевозможные оттенки. В руках она держала поднос с двумя кубками. Старик взял кубок и отпил.

— Очень помогает, — сказал он.

Девочка подошла к полулежащему Олафу. Рыцарь ощутил, как его рука сама приняла кубок, как поднесла к губам, и как он сделал глоток. По всему телу растеклось приятное тепло. Огонь, начавший гаснуть, разгорелся вновь.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Девочка улыбнулась и скользнула назад, во мрак.

— Тебе стало лучше? — спросил старик.

— Да, как-то легче, — задумчиво ответил Олаф.

— Так, куда ты должен идти?

— Я должен найти, — начал было Олаф, но тут же осекся.

— Продолжай, — улыбнулся старик, — я люблю тайны.

И Олаф, сам не ведая почему, все рассказал старику. Все догадки, все опасения и надежды. Старик внимательно слушал, время от времени, подбрасывая маленькие аккуратные поленца в огонь. Когда Олаф закончил, то ощутил небывалую легкость.

— Интересная история, — старик отхлебнул вина, — мне нравится твое упрямство, Олаф.

Рыцарь вздрогнул, он ведь не называл своего имени.

— Ты знаешь трактир со смешным названием "Пегий хвост", что в Грюндорфе?

— "Пегий хвост"? — переспросил Олаф, — я рассказывал про трактир в Доргхейме. "Пегий хвост" там.

— Там, — словно эхо отозвался старик, — я же слышал, что он в Грюндорфе. Наверное, что-то опять напутал.

Произнося последнее слово, старик вновь улыбнулся, но глаза его были серьезны.

— Тогда я повторю свой вопрос. Что ты здесь делаешь, путник?

— Не знаю, — честно ответил Олаф.

Старик кивнул и подбросил в костер еще дров. Огонь становился все ярче и ярче, а Олаф смотрел на пламя, как завороженный. Потом смотреть стало невыносимо больно, и рыцарь закрыл глаза.

* * *

— Эй, — Олафа трясли за плечи, — проснись же ты!

Олаф отрыл глаза и ничего не увидел. В первый момент он подумал, что ослеп от яркого света, но тут его глаза стали различать очертания человека, склонившегося над ним.

— Олаф, я же знаю, что вы живой, — продолжал трясти тот.

— Что случилось? — спросил Олаф, еле ворочая языком.

— Наконец-то! Я уже начал опасаться, что вы умерли. Как вы себя чувствуете?

— Пока не знаю. Где мы?

— Ах, это, — усмехнулся голос, — был большой взрыв и мы провалились под землю. Это какой-то старый тайный ход или лабиринт, я его почти не осматривал. Вы помните взрыв?

— Да, — вздохнул Олаф, пытаясь подняться. Крепкая рука ухватила его за плечо и рыцарь сел. — Кроме нас, больше никого нет?

— Никого, — сказал голос, — я и вас-то нашел почти случайно.

Олаф начинал приходить в себя. Он всматривался в темноту, желая понять, кто с ним говорит. Не Стефан, Мартин, Густав и уж, конечно, не Уоррет. Члены ордена обращались к нему не иначе, как брат Олаф. Может, это кто-то из солдат? Голос был определенно знаком.

— Там, где мы упали, можно выбраться?

— Нет. Все засыпано землей и камнями. Именно там я вас и нашел. Меня отбросило дальше, а вы лежали, засыпанный землей. Пришлось изрядно попотеть, прежде чем я вас откопал. Но вторая часть хода должна куда-нибудь вести. Думал, приведу вас в чувство и пойдем вместе. Кстати, вы можете разжечь огонь? Я нашел тут пару корней, сгодятся как факел.

— Использовать магию опасно, здесь могут быть вроменовские кристаллы.

— А что это? — спросил голос.

— Это то, из-за чего мы здесь и оказались. Возле дома они были повсюду.

— Идти в темноте опасно. Мне кажется, тут могут быть ловушки.

Олаф попробовал встать на ноги. Его сильно шатало, в глазах была пестрая рябь. Старый рыцарь оперся о стену, переводя дух. Стена была из обработанного камня. Тот, кто строил потайной ход, определенно не жалел денег на материалы. Возможно, он не поскупился и на установку ловушек.

— Где ваши корни? — спросил Олаф. Слова, по-прежнему, давались ему с трудом.

— Здесь, — рука протянула ему облепленные землей корни.

— Они же совсем сырые!

— Лучше, чем ничего. Хотя, можно намотать какую-нибудь тряпку.

Послышался треск разрываемой ткани.

— Держите.

Олаф плотно обмотал корни толстой тканью. Перед его глазами пронесся странный сон, где он не мог использовать магию. После минутного колебания, старый рыцарь все же произнес заклинание, и тряпка вспыхнула. Огонь осветил узкий туннель, уходящий во мрак. Олаф посмотрел на солдата. Перед ним сидел Гроган. Его шея была перевязана розовым от крови платком.

— Вы ранены? — спросил Олаф.

— Пустяки, — отмахнулся капитан, — когда мы полетели, ваш ножик немного поцарапал меня, но ничего страшного.

— Я сожалею, — искренне сказал Олаф, — у меня не было выбора. Брат Густав должен был вытянуть к нам Уоррета, но видимо, немного ошибся.

— Ничего, — пожал плечами Гроган, — вы действительно ухватили командора, и я уже видел, как тот болтал ногами, вися в воздухе. Неизвестно, что бы делал я, окажись в вашем положении. Вот, держите.

Капитан протянул Олафу кинжал.

— Это как-никак ваш.

— Но тогда вы будете безоружны, — вымолвил Олаф, принимая клинок.

— Ха, — опять усмехнулся Гроган, — у меня есть свой.

— Кинжал?

— Меч, — поправил капитан, беря у Олафа факел, — ладно, не будем напрасно терять время. Вы можете идти?

Силы постепенно возвращались к рыцарю. Олаф сделал несколько шагов, опираясь о стену. Затем попробовал идти самостоятельно, но его вновь начало клонить в бок и пришлось опять опереться о гладкую стену.

— Да, крепко же вас, — протянул Гроган, — давайте помогу.

Он взял рыцаря под руку. Олафу оставалось только передвигать ногами.

— Не слишком быстро? — спросил капитан.

— Нет, все хорошо, — ответил Олаф, утирая пот, — сейчас приду в норму.

Они шли молча, потом Олаф решил спросить.

— Тот человек, что был с вами, сэр Мэтью, кто он?

— Мэтью Спанглер, тайный инспектор самого герцога. Больше я про него ничего не знаю. Меня вызвал бургомистр и приказал сопроводить Спанглера в резиденцию ордена, после чего мы и отправились за вами. Тот еще молчун. Знаете же, иногда кожей чувствуешь, что не стоит беспокоить человека?

— То есть, командор за вами не посылал? — уточнил Олаф.

— Можно и так сказать, — согласился капитан, — когда командор сказал, кого мы едем ловить, я сильно удивился. Но он уже тогда отправил за вами этих бледных.

— Мрачных, — поправил Олаф.

— Да, мрачных. Ехать в дождь не лучшая затея, но против начальства не пойдешь. Бургомистр приказал оказывать помощь, и мы ее оказали.

— Вы знали, что сэр Мэтью маг?

— Видел. Это он остановил ваш вихрь. Да и перед самым взрывом. Вы видели пламя из пальца?

— Значит, мне не показалось, — прошептал Олаф.

Ни один маг, будь то рыцарь ордена, маг песка или же волхв Севера, не может управлять сразу двумя стихиями. В Великой библиотеке ордена есть упоминание только об одном человеке, способном повелевать всеми силами. Если, конечно, его можно считать человеком. Он начал свой путь много веков назад и история не сохранила его имени. Во всех трактатах и хрониках он упоминался, как Первый. В ранней юности, когда Олаф только начинал изучение традиций братства, его рассмешило такое напыщенное прозвище. Он всегда в шутку спрашивал, если есть первый, то где же второй и третий? Пока однажды, сам магистр не ответил на его вопрос. Тогда Верховным магистром был Бастлид, мрачный и нелюдимый, отличный от Гилкриста, как ночь ото дня. Услышав смех юного Олафа, он поманил мальчика к себе сухим, словно прутик, пальцем и сказал, что Вторым был основатель ордена Торгейн. Олаф тогда очень удивился. Ведь Торгейн жил почти пятьсот лет назад, а историям, которые он слышал про Первого, было не более трехсот лет. Магистр ему ответил, что Первый живет и поныне, только не хочет себя проявлять. Эти слова крепко засели в памяти Олафа и ему почему-то всегда казалось, что он встретит Первого. Вот и встретил.

— Жаль беднягу, — продолжал капитан, — кем бы он ни был, все равно страшная смерть.

— Ты видел, как он умер? — оторвался от своих мыслей Олаф, — его разорвало на куски?

Лучик надежды закрался в его душу.

— Скажете тоже, — усмехнулся капитан, — я человек невпечатлительный и много чего повидал, но все же. Я очень рад, что отвел глаза во время взрыва.

— Отвели глаза?

— Да, ваш ножик начал грозить моему горлу скорой расправой. Пришлось принимать меры. Смотрите, развилка! Уверен, что в одном из них ловушка.

Перед ними туннель разделялся на два хода. Левый выглядел старым и пыльным, а правый же, наоборот. Будто в нем, всего час назад, кто-то основательно убрался.

— Левый, — одновременно сказали Олаф и капитан.

Они пошли по заросшему паутиной туннелю.

— Почему вы без кирасы? — спросил Олаф.

— Помялась при полете, зато спасла от пары крепких камней. Кстати, потом еще из нее вышел замечательный совок. Я до сих пор бы откапывал вас, если бы не она. Надо же было додуматься, надеть парадные доспехи, — вздохнул он, — хотя, из плаща получился отличный факел.

Они медленно брели по каменному туннелю. Несколько раз останавливались, чтобы передохнуть и сделать новый факел. Когда от красного плаща, окаймленного золотой нитью, остался жалкий лоскут, капитан спросил:

— Как думаете, может, нам нужно было выбрать правый ход?

— Что сделано, то сделано, — сказал Олаф, переводя дух, — возвращаться обратно нет смысла. Сейчас, наверное, уже ночь?

— Не думаю, — усмехнулся капитан, — там, где нет солнца, трудно судить о времени, но пока мы приходили в себя, прошло часов семь и уже идем часов пять или шесть. Скорее всего, сейчас раннее утро. Пить не хотите?

— Пить? — удивился Олаф.

— Держите, — Гроган протянул небольшую флягу, — к сожалению, это всего лишь вода.

— Лучший из напитков, — сказал Олаф, отрываясь от фляги, — в пустыне многие отдали бы самое дорогое, ради одного маленького глотка.

— Я слышал от Уоррета, что вы много лет провели в песчаных землях. Меня всегда интересовало, правда ли там нет ничего, кроме песка и зноя?

— Неправда. Большая пустыня протянулась полосой, разграничивая наши владения. Большинство стычек происходило именно в песках, оттого и пошло название песчаники. Сами песчаники называют себя Моарин, что на их языке означает люди Древа. Возможно, мы для них такие же песчаники. Как-то раз моему отряду довелось пройти через пустыню и я увидел лес. Поистине, удивительное зрелище. Он рос ярусами. Сначала мы думали, что это гора и все деревья равны, но чем глубже мы заходили в лес, тем больше они становились. Пять, десять, двадцать обхватов — такова была толщина стволов. Но долго мы там не пробыли. Нас обнаружили и пришлось отступить.

Последние слова Олаф договорил с трудом.

— Может, устроим привал? — спросил Гроган.

— Не возражаю, — согласился Олаф, — можешь потушить свой факел.

Олаф щелкнул пальцами и возле них вырос бледно-алый шар. Туннель озарился призрачным светом.

— А как же кристаллы? — спросил капитан.

— Уже бы сработали, окажись они где-нибудь рядом, — пожал плечами Олаф.

Отдыхали несколько часов. Потом шли, шли и шли, а впереди катился все тот же бледно-алый шар, освещая им путь. Никакого другого света не было. Олаф уже начал думать, что они попали в зачарованный лабиринт, из которого нет выхода. Чтобы отогнать мрачные мысли, они много разговаривали. Олаф рассказывал о походных буднях рыцарей, о сражениях и нравах песчаников, но постепенно все разговоры свелись к смешным историям. Гроган знал много азартных игр и секретов благополучного выигрыша, как он это называл. Вода во фляге подошла к концу. По самым скромным подсчетам, они шли уже несколько дней. Изголодавшие, они по очереди рассказывали о самых редких, дорогих и просто вкусных и любимых блюдах.

— Как-то раз, — проговорил Олаф, — поймали повара песчаников. Он все норовил откусить себе язык, чтобы не выдавать врагам секретов родной кухни. Но его допросили и, — Олаф сглотнул подступившую слюну, — все тщательно записали в журнал.

Олаф замолчал.

— Что же они ели? — спросил Гроган.

— Свет, — только и вымолвил Олаф.

— Свет? — удивился капитан, — Олаф, я понимаю, что ты очень устал, — к тому времени они уже перешли на ты, — но как можно есть свет?

— Нет, — выдохнул Олаф, — впереди свет.

— Где? — капитан прищурился, но ничего так и не увидел.

— Вот, — Олаф указал на свой шар, — он начал менять цвет. Смотри, уже почти совсем белый.

— Догорает что ли?

— Да нет же! — махнул рукой Олаф, едва не потеряв равновесие, — это значит, что впереди свет, впереди выход!

Они побежали, если это можно назвать бегом. Впереди, всегда на одинаковом отдалении от них, катящийся белоснежный шар засветился еще ярче и исчез. Вдалеке белел другой, настоящий свет. Спотыкаясь, путники из последних сил добрались до него. Это оказалось маленькое окошко в большой железной двери. Они навалились на нее всем телом, желая скорее выбраться наружу. Медленно, с душераздирающим скрипом, дверь подалась. Они стояли на вершине горы, а прямо перед ними открывался живописный вид на город, окруженный вековыми соснами.

— Это же... — тяжело дыша, проговорил Олаф.

— Грюндорф! — удивленно воскликнул Гроган. В отличие от Олафа, в нем все еще остались силы для эмоций. — Но как? До него же идти больше недели!

Глава 14

В комнате Ингрид старый слуга зажег пару свечей. Клод бережно положил спящую девушку на кровать, непроизвольно поправляя складки ее платья. Сейчас она напоминала ему сказочную принцессу из заколдованной башни, такую беззащитную и такую несчастную. Ее губы внезапно искривились в усмешке.

— Ты спрашиваешь меня, что такое розги, щенок? — сонно пробормотала она.

Сказочный замок, вместе с образом плененной принцессы, тут же рассыпался в мелкую пыль, от которой у Клода вновь засвербело в носу.

— Том, — устало позвал он, — зачем ты все время ей подливал? Она же едва ли не полбочонка выпила!

— Ты и сам понимаешь, — проскрипел где-то у самого уха голос старика, — я простой слуга и моя задача следить, чтобы господский кубок не пустел.

— Так и следил бы за своим господином!

— Но таков этикет, — прошептал старик.

Клод нахмурился. Перед ужином он и сам говорил об этикете, наливая Ингрид крепкого вина.

— В прежние времена, — задумчиво проговорил Том, — молодые девушки любили хорошие вина, но теперь нравы совсем изменились и сейчас они не пьют ничего, кроме клюквенного сиропа, от которого сплошные колики в животе. Ты должен гордиться своей госпожой!

"Чем тут гордиться!" — раздраженно подумал Клод и бросил косой взгляд на слугу. В отблесках пламени свечей Том выглядел еще более сухим и сморщенным, нежели накануне, и лишь в черных глазах старика искрился огонь жизни.

— Сегодня выдался веселый денек, — проговорил старик, направляясь к выходу.

— Да, — поспешно согласился Клод, — вряд ли я завтра проснусь с первыми петухами.

— У нас и нет петухов, — пожал плечами слуга, — они слишком шумные.

За своей спиной Клод услышал шепот.

— Клод, подожди, — тихо позвал Алан.

— Странно, — задумчиво сказал старик, остановившись в дверях, — ты сейчас не слышал никакого писка?

— Писка? — притворно удивился Клод, — вроде нет. Наверно, это какой-нибудь мышонок.

— Как неудобно! В Эверсфилде раньше никогда не водилось мышей. Нужно будет проверить оберег.

Клод не стал уточнять, какой оберег решил проверить старик. Понимающе кивая, он закрыл дверь. Оказавшись у себя, Клод не торопился прощаться со старым слугой. Порывшись в сумке, он достал, казалось бы, бездонный бурдюк Джорджа. Старик поначалу отказывался, но потом откуда-то достал две пыльные кружки. Небрежено обтерев рукавом их глиняные бока, Том с улыбкой наблюдал, как льется темное благоухающее вино.

— За былое! — сказал Клод, поднимая свою кружку высоко над головой.

— За доброе прошлое! — поддержал Том.

Бурдюк опустел почти сразу, но старый слуга, вздыхая и кашляя, извлек из недр комнаты небольшой бочонок. Горестно поставив его возле ног приятеля, Том утер пот со лба и сипло рассмеялся.

— Тут много чего припрятано, — доверительно проговорил он.

Клод не знал, сколько прошло времени, но когда бочонок опустел примерно на четверть, старик икнул и с храпом повалился на кровать. Повар не стал тревожить старого слугу. Несмотря на выпитое, его голова оставалась ясной и совсем не хотелось спать, а раз уж кровать оказалась занята, Клод решил немного поболтать с мальчишкой. Отворив смежную дверь, повар прошел в покои девушки. Когда он закрывал дверь, пламя свечей колыхнулось, населив комнату замысловато пляшущими тенями.

— Алан, это я, — прошептал Клод.

— Я не мышонок! — обиженно воскликнул маг.

— Мышонок? — удивленно переспросил Клод, не сразу поняв, что имеет ввиду парень. — Ах, ты про это! Сам виноват, что старина Том услышал тебя. Ты же не хочешь, чтобы он узнал про нашу тайну?

— Нет, — сухо ответил тот.

— Устроил же ты сегодня, — проговорил Клод, усаживаясь на пол возле кровати, — хорошо, что старый барон плохо слышит, иначе выгнал бы нас взашей, да еще пустил бы вдогонку парочку зажженных стрел.

— Он рассказывал о герцоге, — смущенно ответил Алан, — я никогда не слышал таких подробностей.

— Помешались вы все на нем что ли?

— Почему помешались? Эдмунд — это легенда, ведь он живет уже более двух сотен лет и не стареет! Я мечтал увидеть его...

— И поговорить с ним... — продолжил Клод.

— Верно, — удивленно проговорил Алан, — как ты догадался?

— Я слышу подобное, едва ли не каждый день.

— От кого? — еще больше удивился молодой маг.

— От нее, — угрюмо отозвался Клод. — Только и делает, что рассказывает, какой хороший герцог, хоть сама ни разу его не видела. Говорит, что мне не понять. Еще бы. Ему же двести лет — о чем с ним можно толковать?

— Расспросить о былом, к примеру. Разве не интересно узнать, какие раньше были люди? Ведь он сразил демонов. Он герой.

— Герой, — повторил Клод. — Может, сейчас твой герой выглядит, как старый мухомор? Может, он вовсе разучился говорить, а только и делает, что спит в склепе своей ненаглядной жены?

Клод терпеть не мог все эти небылицы о герцоге. Ингрид часто о нем говорила, и временами Клод сдерживал себя, чтобы не бросить какое-нибудь едкое замечание. Ингрид восхищалась доблестью герцога, его прославленным великодушием и мудростью. Она видела в нем не человека, а легенду, также как и Алан. Клод никогда не перебивал девушку. На вопрос, согласен ли он, Клод отвечал "да, конечно" или "не может быть, я и подумать не мог!". Он считал это увлечение Ингрид всего лишь детской забавой. Отчасти, его мнение подтвердил Алан. Сейчас, пока девушка спала, Клоду выдалась возможность поговорить с почитателем этого старого Эдмунда и высказать все, без утайки, что он на самом деле думает о двухсотлетней развалине.

— Он не мухомор и не спит в склепе жены. Он вообще не спит, — продолжал Алан. — Эдмунд великий воин и даже время над ним не властно. Он носит траур по усопшей супруге и до сих пор любит ее.

— Ха! — усмехнулся Клод, — велика заслуга.

— Да он, да он, — Алан не мог подобрать нужного слова.

— Мухомор, — помог ему Клод.

— Нет!

— А кто его видит? — по мнению Клода, это был самый веский довод. Он мечтал спросить Ингрид, заранее зная, что она ничего не ответит.

— Ну как же, — тон мага стал снисходительно мягким, что скорее удивило, нежели задело Клода. — Его верные подданные. Неужели ты не знаешь, что раз в пять лет, в стенах герцогской резиденции собирается Большой совет, в который входят даже простые деревенские старейшины. Его видят сотни, нет, тысячи глаз!

Клод ничего не знал о совете. Ведь минуло всего лишь четыре года, как он расстался с теплым местом старшего повара в замке орвиджского графа и подался в эти края. Ингрид же, почему-то, о совете никогда не упоминала. Клод был даже благодарен Алану, что тот, сам того не осознавая, спас его от страшной ошибки. Но все равно, появилась какая-то горечь бессилия.

— Герцог, наверно, возвышается на своем троне и никто не видит даже его лица? — Клод решил ухватиться за последнюю соломинку.

— Великий Эдмунд приветствует каждого лично! — напыщенно произнес молодой маг, будто в том была его собственная заслуга. — Потом вместе со всеми разбирает дела и выслушивает доклады, опять же пир. Правда, в последнее время, пиром правит господин канцлер. Но все равно, герцог большую часть празднества восседает во главе стола, и уходит, лишь когда перевалит за полночь.

— Эх, и не поспоришь, — горестно вздохнул Клод, мысленно выпуская из рук стремительно тлеющую соломинку.

Повисло молчание и было слышно, как ровно дышит спящая Ингрид.

— Ты говоришь, девушка тоже интересуется герцогом Эдмундом? — нерешительно спросил Алан.

Чутье не подвело Клода. Еще днем, он обратил внимание, как удивился Алан, увидев отражение Ингрид в зеркале. Сейчас молодой маг впервые назвал Ингрид не воровкой или убийцей, а девушкой. Можно подумать, почему же он не называет ее по имени, но здесь опыт бывалого Клода говорил, что это вовсе не из-за ненависти или любой другой неприязни, а скорее наоборот. Алан стесняется.

— Да, Ингрид тоже любит слушать разные истории про герцога, — улыбнулся Клод и, немного помедлив, добавил: — Пожалуй, в этом вы с ней похожи.

Алан не ответил. Клод рассчитывал, что парень скажет еще что-нибудь, но пауза слишком затягивалась.

— Я вот думаю, — решил сменить тему Клод. — Сколько же герцогу на самом деле лет?

— Двести сорок восемь, — тут же отчеканил Алан.

— Так ему и, правда, больше двухсот? — притворно удивился повар.

— Конечно, ведь Великая битва была двести шестнадцать лет назад. Тогда Эдмонду уже исполнилось тридцать два года. Простая арифметика.

— Я тебе покажу, зазнайка! — внезапно раздался голос Ингрид.

Клод вздрогнул. Сидя вполоборота, он настороженно посмотрел на маленькую фигуру под одеялом. Неужели проснулась? Однако Ингрид больше ничего не говорила. Она перевернулась на другой бок и засопела. Клод облегченно выдохнул.

— Я же совсем забыл, — пробормотал он, заметив высунувшуюся из-под одеяла ногу. Заговорившись со стариком, а затем отвлекшись на Алана, Клод так и не снял с нее сапоги. Подойдя к девушке, он по-отечески бережно обхватил голень и стащил сапог с правой ноги. Стопа Ингрид была не больше его кисти. Он аккуратно положил ногу под одеяло и занялся следующим сапогом.

— Ты что там делаешь? — прошептал Алан.

— Что-что, — проворчал Клод, — сапоги снимаю. Если Ингрид слишком долго ходит в сапогах, потом у нее голова раскалывается и это сильно отражается на ее настроении. Ты же понимаешь меня?

— Более чем, — буркнул Алан.

Клод покрутил в руке сапог. Он не блестел, но его явно пытались чистить.

— Скажи, помимо герцога, еще есть такие же легендарные личности? — спросил Клод, поставив обувь девушки возле кровати.

— Смотря что понимать под легендарностью. Если ты о подвигах, то в древности были великие рыцари.

— А до наших дней эти рыцари дотянули?

— Так ты о бессмертных! — воскликнул Алан.

— Я тебе ноги... — опять пробормотала Ингрид.

— Тише ты, — шикнул на мага Клод. — Да, мне интересно, есть ли еще такие же старые мухоморы, как Эдмунд.

— Он не старый, — уже шепотом возразил Алан. — Говорят, что на вид герцогу никак не больше тридцати. Бессмертных же не так и много. Те, что жили в древности, сейчас едва ли не приравнены к богам и теперь сложно сказать, были ли они на самом деле. По-крайней мере, теперь они не живут среди нас, и я о них ничего не слышал. Хотя...

— Хотя?

— Я и не знаю, можно ли тебе рассказывать, — скороговоркой произнес маг, — ты не брат ордена и вряд ли когда-нибудь станешь им. Но с другой стороны, об этом в ордене знают все, так что ты запросто мог услышать от кого угодно и я тут ни при чем.

— Что услышать?

— О легенде основания ордена, — едва слышно проговорил Алан.

— А... чашка что кипятит воду, ты опять про нее?

— Да нет же! — вновь вскричал маг и тут же быстро зашептал: — Хорошо, я расскажу тебе, но ты должен поклясться, что никогда и никому не выдашь подлинную историю ордена.

— Колдуны, любите же вы тайны, — усмехнулся Клод.

— Клянись!

— Клянусь, — кивнул повар.

— А чем клянешься? — настороженно спросил маг.

— Да хоть своей шляпой!

— Но ты же не носишь шляпу.

— Ты знаком со мной всего несколько дней, и откуда тебе знать, что я ношу, а что нет. — с расстановкой проговорил Клод. — Вон, Ингрид носит, а значит и я могу.

Клод поймал себя на мысли, что спор начал занимать его больше, чем сама тайная-претайная история.

— Я раньше никогда не слышал, чтобы клялись шляпой, — помедлив, смущенно отозвался маг. — Я вообще не знал, что можно клясться вещами и всегда думал, что на вещи только спорят.

— А как же клятва на мече? — улыбнулся повар, — клянусь своим клинком и все такое?

— Сравнил, меч и шляпа!

— Кто трогал мою шляпу, придурки?!

Клод в очередной раз вздрогнул. Как же ему не нравилась привычка Ингрид разговаривать во сне. Сложно понять, спит она или нет. Как-то раз, на привале, Освальд рассказывал ей недурной план, составленный накануне ребятами. Ингрид даже что-то отвечала. Когда же Освальд спросил, нравится ли ей задумка, девчонка перевернулась на другой бок и пробормотала, что все они непременно отведают плетки.

— По-моему, — прошептал Клод, — это очень хорошая клятва.

— Ладно, — наконец согласился Алан, — но помни, в случае чего, никому не говори, что это я тебе поведал. В свое время с меня взяли клятву, строжайше запрещающую передавать сие предание чужому, иначе...

— Тебе лет тогда сколько было? — подозрительно спросил Клод.

— Шел первый год обучения, значит одиннадцать полных лет. Я уже не помню точную дату, но было лето, кажется ...

Клод покачал головой. Бедного ребенка запугали старшие, и нашли же кого пугать! Спустя почти десять лет, Алан считает эту тайну святой. Когда Клод сам был младшим поваренком, старшие мальчишки рассказывали всякие небылицы про винный погреб. Говорили, что там живут черные крысы, размером с годовалого теленка или что там обитает беспокойный призрак маленького мальчика, который, будучи ровесником Клода, попробовал вина из бочонка и умер страшной смертью. Много еще чего болтали, а, повзрослев, Клод сам стал сочинять. Через пять лет его истории приняли совсем иной характер, правда и рассказывать он их начал хорошеньким служанкам. Что и говорить — молодость.

— Так, — вздохнул Клод, — стало быть, тебе ее рассказали в одиннадцать лет и ты до сих пор все помнишь?

— В мельчайших подробностях, — гордо заявил Алан. — Но, думаю, стоит начать издалека, раз уж ты не знаешь самых известных фактов. Нашему ордену больше пятисот лет. Мне было мало официальной истории и я много часов проводил в библиотеке, внимательно изучая уцелевшие после пожара мемуары магистров прошлого. Знаю, так говорить не стоит, но помимо сухих заметок о событиях и нравах братства минувших эпох там было предостаточно давно забытых мелких обид, которые до самой смерти допекали Верховных магистров. Никогда бы не подумал, что почтенные старцы, а большинству из них уже перевалило за семьдесят, могут все время вспоминать сломанную ложку или прожженную мантию, тут и там поминая виновника, который к тому моменту уже лет двадцать, как умер. Но все-таки я узнал, что впервые о нашем ордене упоминается не в хронике или любом другом документе, а в письме. В простом письме мелкого торговца, кажется шерстью, который писал своему брату в орден. Он писал так, будто орден существует уже очень давно и все к нему привыкли. Однако же, если ты помнишь, в позднюю эпоху королей в главной резиденции, что была в Тюронде, вспыхнул пожар и за несколько часов почти полностью выгорела вся библиотека. Хоть это и произошло примерно за пятьдесят лет до Великой Битвы, но все же, именно тогда для ордена началось смутное время. Почти сразу после пожара умирает Верховный магистр, так и не успев назначить преемника, и многие захотели занять его место. Мне почему-то думается, что пожар, возможно, был уже после кончины магистра, а дату случайно перепутали. Братство раскололось на четыре лагеря. Начали восстанавливать хроники и уже едва ли не каждый претендент являлся прямым потомком Торгейна, а кто-то даже утверждал, что и самого Первого. О Первом-то я и хочу тебе поведать.

— Человеке что ли?

— Нет. Хотя можно сказать, что он был первым из нас, магов, — увлеченно проговорил Алан. — Меня давно занимала его история. Когда я услышал легенду из уст старших братьев, мне показалось, что чего-то в ней недостает и я начал искать все, что связано с первым учеником мудреца, отпившего из источника.

— Источника?

— Да, из источника мудрости, чашей дарованной Анкейн.

— Мудрец отпил из источника мудрости, — усмехнулся Клод и громче добавил: — я гляжу, эта Анкейн любит помогать людям. На этот-то раз чашка принесла пользу?

— Не ставь ее в один ряд с Норвушем! — возмутился молодой маг. — Милость богини велика!

— Хорошо-хорошо, — улыбаясь, сказал Клод. — Значит, ты говоришь, Первый, как и герцог, тоже бессмертный?

— Нет же. Эдмунд неуязвим и над ним не властно время, но он не наделен силой. Первый же, могущественней любого из братьев, ведь мы всего лишь потомки и с каждым поколением наша сила слабеет.

— Как так слабеет? — искренне удивился Клод.

— Мы уже не можем использовать большую часть заклинаний древности, так как на них наложен запрет, чтобы неопытный маг не прочел их. Ведь заклинание может вытянуть все силы мага и он погибнет. Поэтому нашими братьями-создателями строятся новые формулы заклинаний. Они более простые и требуют куда меньше сил. Только никому не говори, все это тайна.

— Клянусь шляпой! — с готовностью отозвался Клод.

— Я серьезно.

— Я тоже. Так что там открыла Анкейн мудрецу?

— О, в этом вся суть легенды основания ордена. Хотя лучше назвать ее преданием о появлении каменной чаши. Много веков назад в недрах горы-великана Нордгина бил священный источник. К нему вел тайный ход, проложенный теперь уже забытыми богами. Туннель уходил в самое сердце вечнозеленой горы, и о нем знали лишь избранные.

— Что-то я никогда не слышал о такой горе.

— Конечно, — согласился Алан, — ее сейчас нет, как и многих других великих гор и озер древности. Однажды Нордгин просто исчез, оставив после себя равнину, полную благоухающих трав. Считается, что на ее месте заложили Нордфолк. Остатки лабиринта же, мощенного диковинным камнем, нашли не так давно в старых катакомбах под резиденцией ордена, но саму пещеру с источником так и не обнаружили, да это и не важно. Легенда гласит, что испивший воды из источника становится мудрейшим из мудрых. Но все было не так просто. Ведь если каждый попробует священной воды, то что же станет с миром? Поэтому ее не мог отведать простой смертный. Любой, кто прикасался к источнику, тут же исчезал. Легкий дымок и пепел, уносимый ветерком — все, что оставалось от искателя мудрости.

— Так может, у источника было другое назначение?

— Какое? Сказано же, источник мудрости.

— Ну да, название правильное. Он эту мудрость не давал, он просто от дураков избавлял. Придет такой молодец, хлебнет и все — одним меньше.

— В тебе нет ничего святого! — возмутился Алан, — я тебе рассказываю легенду, а ты говоришь такие вещи!

— Хорошо, я больше не буду тебя перебивать, — улыбнулся Клод, — продолжай.

— Однажды, в наших краях появился старик-отшельник — кто он и откуда — никто не знал. Его сопровождал всего один ученик. Первый ученик. Через пару лет за отшельником закрепилась слава величайшего мудреца эпохи и многие последовали за ним, дабы тот взял их в свои ученики. Любая дверь была открыта перед ним, будь то лачуга нищего или покои вельможи. Даже короли того времени искали встречи с мудрецом, готовые осыпать его дождем золота и почестями, но отшельник ценил уединение. Старец жил в лесу, у подножия Нордгина, в кругу немногих учеников. Именно в лесу, а не в храме, он просил у богини Анкейн милости — сделать один глоток из источника. Он принес все необходимые жертвы и солнечный луч, падавший с неба, указал ему путь. Мудрец последовал за ним и уже к закату луч остановился. Он светил на небольшую чашу, неизвестно откуда появившуюся на вершине горы. Отшельник с поклоном взял чашу, она была из пепельно-серого камня невиданной гладкости, и луч, на этот раз уже серебристой луны, вновь повел его к входу в лабиринт. Он знал путь. Оказавшись в пещере у кристально чистых вод источника, старец еще раз вознес благодарственные молитвы богине Анкейн и зачерпнул чашей воду. Ученики, помогавшие свершать обряды, смотрели, как мудрец сделал глоток. Он обвел их взглядом и сказал, что неизвестное прежде, теперь не тайна для него и что сила источника придала ему мощь, которой он никогда не ведал ранее. Пораженные ученики смотрели на преображение своего наставника. Мудрец стал моложе и его взор сделался необычайно ясным, казалось, способным видеть даже сквозь толщу камня.

Сжав в руке чашу, учитель сказал: "я знаю тайное, но одна мысль не дает мне покоя. Что принесет второй глоток?" Эти слова взволновали учеников. Ведь нельзя знать больше, чем ты способен постичь. Мудрец поднес к устам чашу и второй раз отпил из нее. В следующий миг чаша глухо ударилась о землю, а от мудреца осталась только горсть пепла и легкий дымок, так же, как и от простого глупца. Ученики подняли чашу, но не посмели испить из нее. Собрав прах учителя, они поспешили покинуть священное место, страшась гнева богов. В смятении они брели по лесу, пока не вышли к горному роднику. Тогда, ничего не говоря, первый ученик зачерпнул чашей воду и сделал глоток. Его тело не изменилось, взор не стал яснее, но он ощутил силу. Сила помогала разжигать огонь, стоило лишь ему представить пламя. Второй глоток этот храбрый ученик делать не стал. Тогда другой, не менее храбрый, сказал, что пойдет к источнику и, подобно учителю, вкусит священных вод. Его звали Торгейн. Но входа в лабиринт они так и не нашли. Когда ученики вернулись в свою хижину, то каждый из них испил из чаши обычной воды — по глотку. Многие смогли влиять, так же как и Первый, на огонь, кому-то подчинились стихии Воды или Воздуха, а некоторые даже смогли слышать и понимать язык деревьев, овладев силой Земли. Того, кто испил первым, охватило сомнение. Он, подобно учителю, захотел знать, что же принесет второй глоток. Ведь он мог только управлять огнем, но ни ветер, ни воды не подчинялись ему. Другие ученики пытались отговорить его, но Первый заявил, что всегда должен следовать по стопам наставника своего. Едва он сделал глоток, как тело его обратилось в пепел, а чаша в белый дым.

Шло время. К детям тех учеников перешел дар их родителей, но люди сторонились их и тогда второй ученик мудреца, Торгейн, уже будучи почтенным старцем, основал братство и назвал его, в назидание потомкам, орденом Каменной Чаши. Эта легенда передавалась из поколения в поколение и сохранилась в хрониках братства. Можно еще сказать, что до Великой битвы, орден накапливал знания и обладал большой силой. Но пожар, борьба за власть и раскол общины, а в довершение, сама Великая битва практически уничтожили орден. Бывшие братья вновь превратились в изгоев. Позднее, герцог Эдмунд решил возродить орден. Его слуги искали по всему Лаорону людей, наделенных силой. Постепенно весть разнеслась по всей территории разрозненного королевства и к Эдмунду стали приходить люди из далеких земель. Орден вновь набирал силы, восстанавливал забытые традиции. Его библиотеки стремительно пополнялись книгами, как старыми, так и новыми. Решено было открыть резиденции ордена во всех четырех городах Лаорона. Казалось бы, еще пару веков и орден станет также силен, как и прежде, но Эдмунд остановил его рост. Герцог напомнил Верховному магистру про мудреца и каменную чашу.

Алан замолчал. Клод сидел несколько минут, усваивая сказанное. Надо же быть фанатиками настолько, чтобы в качестве детской страшилки использовать такую большую легенду. Ингрид же продолжала тихо сопеть. В комнате появился запах мокрого мха и утренней свежести. Повар бросил взгляд на окно — уже начинался новый день.

— Я так понял, — расправляя затекшие плечи, проговорил Клод, — этот Первый сделал глоток и исчез. Тогда как же он появился вновь?

— Этого я не знаю. Также как и его имени. Мне только известно, что его мечта в какой-то мере осуществилась. Он стал владеть могущественной силой. Огонь, Вода, Воздух и Земля — теперь все стихии стали ему подвластны. Именно по этому признаку его и отличают. Внешность же, нигде не описана — только сила.

— Вдруг это каждый раз другой человек?

— Можешь быть уверен, тот же. Когда восстанавливали архивы ордена, было найдено много упоминаний о нем. Первый никогда не помогал ордену, но и не вредил. Он мог объявиться в библиотеке или неожиданно пройти по столовой зале во время обеда, иногда его замечали в нижних ярусах резиденции. Но он не призрак. В одном трактате говорилось, что Первый ищет наставника и будет искать до скончания времен. Только в преддверии Великой битвы он куда-то пропал.

— А мудрец, он тоже жив?

— О старце больше никто никогда не слышал. Ведь он пил не простую воду.

— Воды, — сонно отозвалась Ингрид, — нет ничего лучше воды.

Девушка села на кровати, осматривая комнату невидящим взглядом.

— Утро уже, — вздохнула она и только сейчас заметила сидящего на полу Клода.

— Где твой хваленый кувшин с водой, Клод? У меня внутри все пересохло!

В этот момент у самого окна звонко прокукарекал петух, приветствуя восходящее светило.

— Странно, Том вроде говорил, что у них нет петухов, — удивился повар, потянувшись к столику с кувшином.

— Значит это не их петух, а какой-нибудь бродячий, — предположил Алан.

Когда Клод повернулся к кровати, чтобы подать девушке воду, то обнаружил, что кровати никакой и нет, даже больше, исчезли диковинные гобелены, а заодно с ними и каменные стены — их окружал зеленый, сырой от утренней росы, лес. Ингрид, вся усыпанная прошлогодней листвой, сидела под раскидистым деревом, облокотившись на его могучие корни. Повар встретился с ней глазами.

— Не проснулась что ли? — недоверчиво прошептала она, разглядывая Клода.

— Наверно, — кивнул ничего не понимающий Клод.

— Призраки! — вскричал Алан, — морок, наваждение, призраки!

— Прекрати орать, парень, — поморщилась девушка, — у меня и так голова раскалывается.

— Это же призраки! Настоящие призраки! Ты представить себе не можешь, как тяжело в наше время повстречать хоть что-нибудь необычное!

— Кто бы говорил, — хмыкнула она, выбираясь из своего ложа. Клод хотел учтиво отвести глаза, но заметил, что платье по-прежнему на ней.

— Вот и посидели вечерком, — заключил он. В своей руке повар все еще сжимал глиняный кувшин.

— Призраки, призраки, — продолжал ликовать маг, — все было совсем не так, как описано в трактатах о духах!

— Хватит! — оборвала его Ингрид. Она выхватила из рук повара кувшин и, с сомнением заглянув внутрь, поднесла к губам. Выпив все до единой капли, девушка вернула сосуд Клоду.

— Что-то вылетело из головы, как звали этого старика или он так и не представился? — спросила она.

Клод хотел ответить, но никак не мог вспомнить имя, вертевшееся на языке.

— Помню, Том говорил, что его хозяин барон, — проговорил он, морща лоб, — Керрей, вроде бы.

— А, — махнула рукой Ингрид, — какая теперь разница. Думаю, нам пора убираться отсюда.

— Да, пора, — согласился Клод. Под деревом лежали их аккуратно сложенные пожитки.

— Не понимаю, почему вы так спокойны? — возмущался Алан, когда они вышли на тропу, — неужели вас совсем не удивляет встреча с духом барона Керрея?

— Да заткнись же ты, наконец, — прошипела Ингрид, поправляя шляпу.

* * *

— Как-то нехорошо получилось, — проговорил рыцарь, провожая глазами путников, — нескладно.

— Ну что вы, господин, — проскрипел старый слуга, услужливо протягивая хозяину ржавый шлем, — вы были неподражаемы.

— Ты думаешь?

— Конечно, господин.

— Да, пожалуй. Я был рад встрече, леди Ингрид.

И две тени скрылись в стенах призрачного замка.

Глава 15

Солнечный луч медленно скользил по подушке, подбираясь к лицу Анны. Когда он достиг ее глаз, Анна проснулась. Потянувшись, она подавила зевок и только потом заметила, что кровать пуста.

— С добрым утром, — ласково сказал Натан.

— Как необычно, ты проснулся раньше меня, — удивилась Анна. — И уже успел одеться, а ведь еще нет и семи.

— Дела, дорогая, дела, — улыбнулся Натан, целуя ее, — я должен спешить.

— Что за срочность? Ты не завтракал?

— Нет, я уже поел, — сказал Натан, выходя из спальни.

Возле лестницы стояли слуги. Увидев хозяина, они согнулись в почтительном поклоне.

— Доброго дня, милорд, — хором сказали они.

— Доброго-доброго, — ответил Натан, улыбаясь собственным мыслям. Он вышел из личного крыла и пересек небольшой дворик. День намечался прекрасный. Чистое голубое небо, яркое солнце и освежающий ветерок, доносящий нежные ароматы цветов. У Натана было великолепное настроение. Войдя во дворец, как он называл про себя покои герцога, Натан зашагал по ослепительно белым коридорам, отвечая легким кивком встречавшимся придворным.

Лишь на миг он остановился у большой двустворчатой двери, ведущей в кабинет герцога, некогда бывший библиотекой. Караульные отдали честь, а слуга, отворив дверь, объявил:

— Прибыл господин канцлер!

— Доброе утро, милорд, — сказал Натан, подходя к герцогу. Тот, как и обычно, читал. На столе ровными стопками лежали книги, возле них стоял подсвечник с полностью догоревшими свечами. На могучие плечи правителя, поверх белой рубашки, была накинута серая длиннополая куртка, служившая ему домашним камзолом. Лицо, с правильными, немного жесткими чертами, было спокойно, как и обычно.

— Натан, друг мой, вы сегодня рано, — отрываясь от книги, сказал герцог, — слышали новости?

— О да, — вздохнул Натан, — мне очень жаль мальчика.

— Говорят, смышленый был парень. Жизнь так быстротечна, — герцог печально покачал головой.

— Милорд, это сильный удар для магистра, но время лечит. К слову о времени, вы опять сегодня не отдыхали?

— Вся моя жизнь, Натан, сплошной отдых. Ты подумал над моим предложением? — Его проницательные глаза впились в лицо собеседника. Натан давно, как и любой другой Реджис, привык к острому взгляду правителя, но всегда испытывал некоторую неловкость.

— Над каким, милорд?

— Лорд-канцлер, согласись, неплохо звучит.

— Но милорд, правитель вы.

— Я уже давно не правлю герцогством. За двести лет устаешь от возложенной на тебя ответственности и перестаешь ее ощущать. Твой род, Натан, служит мне уже сто пятьдесят лет или больше?

— Почти сто восемьдесят, милорд.

— Тем более. Ты, твой отец, дед, прадед — все Реджисы ни разу не подвели меня. На вас можно положиться. Тебе сейчас сорок три, Натан, у тебя подрастает сын, который со временем займет твое место. Так почему бы не дать ему большего?

— Милорд, спокойствие в Лаороне зависит только от вас. Люди уверены в завтрашнем дне, ведь ими правит сам Эдмунд. Стоит только появиться какому-то лорду-канцлеру, как сразу же найдутся недовольные. Вспыхнут мятежи, жители перестанут исправно платить налоги, опять же, обострятся отношения с соседями...

— Ты драматизируешь, Натан. Меня видят только на Большом совете раз в пять лет.

— Да, милорд. Ваше присутствие на совете и есть гарант незыблемости герцогства.

— Натан, — вздохнул Эдмунд, — никто ничего не заметит. Я не отказываюсь от посещения Большого совета, и я не буду снимать с себя ответственность перед людьми. Но согласись, к чему все эти ежедневные церемонии? Зачем мне восседать в пустом зале каждый день? Все и так идут к тебе, а ты ко мне. Почему бы мне не принимать тебя здесь, — он указал рукой на стол, — как сейчас.

— Милорд, таковы правила.

— Эти правила устарели, Натан.

— Милорд, я понимаю, куда вы клоните. Вы хотите совсем отдалиться от нас и перебраться в склеп к супруге?

— К Маргарет? — Эдмунд внимательно посмотрел на канцлера.

— Прошу извинить мою дерзость, — поспешно проговорил Натан, — но мне известно, где вы проводите каждую ночь.

— Это было известно всем Реджисам. Я не держу на тебя зла и, если ты решил говорить на чистоту, то да. Мне лучше с ней.

— Милорд, — вздохнул Натан, — леди Маргарет нет с нами уже почти двести лет.

— Неправда, она никогда не покидала меня.

— Есть и другие девушки, милорд. Снимите свой траур, развейтесь.

— Тебе этого не понять, Натан.

Реджис понял, что разговор начинает принимать неприятный оборот и поспешил сменить тему.

— Магистр Гилкрист собирался сегодня навестить вас.

— Элиот?

— Да, вчера он прислал мне письмо.

— В последнее время Элиот появляется у меня все реже и реже. Может мне принять его здесь, а не в приемном зале?

— Милорд...

Через час Натан отправился к себе. Он никогда не говорил герцогу, но все его предшественники вели дневники, также как и он сам. Начиная с первого Реджиса, каждый день делались пометки о здоровье, настроении и действиях Эдмунда. За все эти годы, вернее века, собралась большая библиотека записей. Согласно традиции, канцлер уходил на покой в пятьдесят пять лет. Заменял его следующий Реджис, который до этого проходил специальную подготовку. Преемник читал все эти дневники, начиная с первого, и знал все привычки герцога в мельчайших подробностях. Библиотека располагалась в тайной комнате, в кабинете канцлера.

Натан снял сюртук и повесил его на спинку кресла, затем потянул рычаг и стена, с тихим лязгом, подалась. Он ступил в хранилище Реджисов и, как того требовала традиция, взялся за ритуальную тряпку. Ни единой пылинки — так завещал первый Натан Реджис, ведь не только должность, но и имя переходило из поколения в поколение. Он не беспокоился, что ему помешают. Его секретарь, Артур, имел такие же древние корни, как и Натан, и не исключено, тоже вел дневник.

"Записки о канцлере" или же "Нравы и обычаи Реджисов" — Натан представил возможное заглавие дневника и улыбнулся. Закончив с уборкой, он отложил ритуальную тряпку и с благоговением посмотрел на стеллажи древних журналов. На корешках был указан только год и цифра, начиная с единицы и заканчивая восемью. Натан был девятым, но свои дневники хранил на отдельной полке, для быстрого доступа. Он взял дневник Натана четвертого, за сто тридцать шестой год, после падения королей. Пролистав, он нашел нужный момент и прочел:

"...Милорд все чаще проводит ночи в склепе покойной супруги. Я лично спускался к нему, но милорд прогнал меня, заявив, что это не мое дело. После той ночи он стал неразговорчивым. Отказывается выходить в приемную залу и почти ничего не ест".

Натан пролистал еще несколько страниц.

"...Я стараюсь не заводить речь о покойной леди Маргарет. Милорд продолжает каждую ночь ходить к ней в склеп, но от соблюдения церемоний больше не отказывается..."

Натан вздохнул. Каждый из его предшественников хотел помочь герцогу. Каждый предлагал ему снять траур, но все безуспешно. Тяжелее всего пришлось Натану первому. С момента кончины супруги прошло всего семнадцать лет, и канцлера не покидала идея вновь женить герцога. Он считал, что при удачном браке, герцогство будет расти, и постепенно Эдмунд станет законным властителем всех земель бывшего королевства. Не сразу конечно, но лет через двести, то есть к Натану десятому. От этой затеи отказался только Натан пятый.

За почти двести лет многое изменилось. Каждый Натан учитывал опыт своих предков и прекрасно знал, что нужно герцогу. Ему нужен был покой, как и любому смертному. Но это знание не мешало каждому повторять ошибки предшественников и стараться изменить герцога.

Время близилось к обеду, а еще нужно было разобрать несколько отчетов и ответить на письма. Канцлер вышел из хранилища и повернул рычаг. Стена со скрипом закрылась.

Натан накинул сюртук и уселся в мягкое кресло. Он никогда не понимал, почему герцог сидит на простом стуле. Преданность традициям, привычка и все такое, но ведь можно жить и с удобством. Реджис внезапно ощутил на себе пристальный взгляд. Обернувшись, он увидел хрустального ястреба. Птица бесшумно парила за окном.

— Нужно будет сделать какую-нибудь жердь, — проворчал Натан, впуская магического посланника.

Одним взмахом крыльев, ястреб преодолел полкомнаты и, выставив когтистые лапы вперед, приземлился на спинку кресла. Натан поморщился, когда когти впились в дерево. Достав из ящичка на спине птицы запечатанное письмо, Реджис сразу же забыл о ястребе и испорченной мебели. Лицо Натана мрачнело с каждой строкой. Закончив читать послание, он, заложив руки за спину, принялся мерить шагами комнату. Птица же продолжала наблюдать за ним стеклянными немигающими глазами.

— Как же все это не вовремя, — вздыхал канцлер. Наконец, он плюхнулся в кресло. Порывшись в бумагах, Натан достал небольшую тетрадь, исписанную условными символами. Тщательно подбирая знаки и проговаривая вслух слова, он написал ответ. Запечатав письмо, Натан поискал глазами ястреба и только сейчас вспомнил, что тот навис над ним, царапая любимое кресло.

— Смотри, не подведи, — прошептал Реджис, закрывая ящичек на спине птицы. Ястреб бесшумно взмахнул прозрачными крыльями и улетел. Утерев платком выступившую испарину, Натан какое-то время пытался просматривать поступившие доклады, но все его мысли были поглощены посланием.

— Артур, — устало позвал он.

— Да, господин канцлер, — в дверях показался помощник.

— Сколько дней пути от западной границы до Нордфолка?

— Конным экипажем около недели, милорд.

— Можешь идти.

— Да, милорд.

Сделав пометки в отчете, Натан покинул кабинет.

В приемном зале, напротив высокого трона герцога, уже стоял магистр Гилкрист. Он выглядел усталым и постаревшим. Его темно-синяя мантия Верховного магистра почему-то напомнила Натану саван. Обменявшись формальными приветствиями, Реджис сразу же перешел к делу.

— До меня дошли кое-какие вести, милорд.

— Прекрасно, я слушаю.

— Но магистр Гилкрист.

— Да, я уже собирался уходить, — кивнул Верховный магистр.

— Элиот, вы же не против выслушать Натана? Ближе вас двоих у меня никого нет, поэтому все эти секреты ни к чему.

— Хорошо, милорд.

— Один из моих шпионов сообщает, что Готфрид намерен направить к нам посланника из числа своих приближенных.

— Посланника? — переспросил Гилкрист.

— Да. Предположительно, чтобы заключить союз с герцогством.

— Готфрид хочет заключить союз? Интересную он выбрал тактику, — улыбнулся Эдмунд.

— Тактику, милорд? — удивленно переспросил Натан.

— Иначе и не назовешь. Должно быть, он считает нас крупной помехой. Что он получит, заключив союз с Лаороном?

— Возможно, силу, милорд.

— Сила у него есть и своя. Он получит гарантии, что мы не нападем на него первыми. Не исключено, что он предложит нам совместно подчинить распавшееся королевство и разделить его на две части.

— Я тоже думал об этом, милорд. Скажите, почему бы нам самим не выступить против него? — предложил Натан. — Ведь уничтожив Готфрида, мы принесем мир на всю территорию королевства. Опять же, как сообщают мои люди, многие мелкие правители, подданные Готфрида, хотят видеть вас своим королем.

— Почему бы им самим не напасть на Готфрида, вместо того, чтобы подчиняться ему? При твоем деде, у нас была похожая ситуация. Граф Роцтоля, Фридрих, решил соединить королевство. В самом начале кампании, его называли выскочкой и не воспринимали в серьез, а потом пожалели, став частью его быстро растущего королевства. Я лично выезжал охранять границы, но, если ты помнишь, королевство Фридриха треснуло изнутри и все верные ему провинции поспешно вернули себе независимость.

— Готфрид уже превзошел Роцтоля, милорд. Его маленькое графство разрослось на треть королевства! Его земли называют империей, а самого его...

— Достаточно. Тогда почему, он такой великий решил обратиться ко мне, если ему хватает и собственных сил? Все предельно ясно.

— Но если Готфрид боится нас, то рано или поздно он все равно нападет и лучше его остановить сейчас, — продолжал настаивать на своем канцлер.

— Элиот, а ты что думаешь?

— Орден готов выступить по первому требованию.

— Значит, тоже поддерживаешь Натана? Какие же вы оба вояки, — усмехнулся Эдмунд, — за годы своей жизни я не раз слышал подобные речи. Меня хотели сделать новым королем, меня провозглашали защитником, а зачастую и спасителем угнетенных. Но королевство еще не готово объединиться вновь. Сейчас никакой правитель не сможет удержать людей без насилия. То там то здесь будут вспыхивать бунты. Неурожаи, и как следствие, голод, мор и любая другая напасть могут вызвать смуту в умах народа. Разбитое государство уже привыкло быть таковым. Для воссоединения страны необходимы силы и средства, а не только желание. Введение налогов — мало кому понравится платить не только своему правителю, но еще и государю. Мы приложили много усилий, чтобы Лаорон не знал бедности. Создали законы, которые пригодны именно для нашего герцогства, а не для целого государства. В былые времена, подобное решали силой. Сожги деревню, повесь графа — и народ смирится. Для мира в стране придется пролить столько крови, что подумаешь, а нужен ли такой мир? Я устал от насилия. Я видел слишком много страданий, чтобы вновь причинять их. Возможно, у Готфрида неплохой потенциал. Своей жестокостью он может добиться многого.

— Неужели вы хотите заключить союз, милорд? — проговорил удивленный Реджис.

— А вступать с ним в союз — еще большее безумие. — Глаза герцога блеснули сталью. — Рано или поздно, Готфрид увидит во мне соперника. Соперника с неплохими шансами на успех. Если уже не видит. Единственный выход — сохранять нейтралитет. Пусть народ страны сам решает, кому служить. Во все времена были великие полководцы, но не каждое время давало им возможность проявить себя. Я уже показал себя, теперь очередь других.

— Послушайте, милорд! — возразил Гилкрист, — вы говорите о мире и нейтралитете, но что будет, когда Готфрид решит, что уже достаточно силен для схватки с нами? Хватит ли нам людей, милорд? У меня всего пять тысяч рыцарей! Остальные братья не смогут оказать должного сопротивления. Если бы вы распорядились, то я открыл бы еще несколько представительств ордена в ...

— Элиот, — перебил герцог, — пять тысяч рыцарей, наделенных магией и способных держать оружие — это очень большое число.

— Армия Готфрида насчитывает двести тысяч, милорд, — вмешался Реджис.

— Простых воинов, Натан, — улыбнулся Эдмунд. — Согласен, у него хорошая пехота и, насколько мне известно, сильная конница. Но что у них есть, кроме копей, мечей и стрел? Может, они владеют магией, и один рыцарь способен выжечь целый город за несколько минут?

— Они раздавят нас, милорд.

— Но какой ценой?

— Согласен, цена будет высока, — ответил Натан, — но они одолеют нас.

— Что будет представлять собой армия Готфрида после такой кампании? Никакая территория не окупится таким числом жертв. Ведь придется ждать следующего поколения, чтобы вновь нарастить силы. Но не забывайте, что мы не одни в этом мире. Сейчас Готфрид, возможно сам того не ведая, исполняет роль сторожевого пса. Он великий и могучий, а также жестокий и его армия насчитывает двести тысяч воинов. Кто захочет нарушить его границы и ступить на берег королевства?

— Но люди страдают! — воскликнул Натан.

— Они страдают всегда и не в наших силах это изменить. Но пока есть Готфрид, они в относительной безопасности.

— Вы жестоки, милорд! — сказал Гилкрист.

— Также как и вы, Элиот, — развел руками Эдмунд, — что даст вам лишняя тысяча рыцарей? Чтобы научиться использовать силу, теории недостаточно, нужна еще и практика. Где они будут практиковаться? Стрелять по белкам в лесах? Несчастные жители песков не так и страшны, как вы утверждаете. Сколько их осталось, Элиот? Неужели эти бедняги еще способны оборонять свои земли от наших спасительных походов?

— Милорд, они стояли на стороне демонов и до сих пор поклоняются им.

— Демонами они считают нас!

— Я думаю, что Готфрид может объединиться с магами песка, — сказал Гилкрист, — как вы заметили, милорд, в его армии совершенно нет магов, поэтому песчаники ему подойдут. Не исключено, что посланника отправят и к ним, с такой же целью — заключить союз. Если песчаники примут условия Готфрида, то его империя будет непобедима. Нас сметут, милорд.

— Что же вы предлагаете, Элиот?

— Уничтожить песчаников или выступить против Готфрида. Мы не можем допустить этого союза.

— Война, Элиот, требует ресурсов. Сколько вам нужно рыцарей, чтобы подчинить пески?

— При поддержке пехоты, мои рыцари одолеют их.

— Иными словами, вам нужно задействовать всех боевых магов и часть действующей армии?

— Возможно, милорд.

— Сколько времени займет ваша миссия?

— Около года, милорд.

— Около года, Элиот, — герцог покачал головой. — Наши земли будут без поддержки магии ордена? Против армии Готфрида, мы сможем выдвинуть только пятьдесят тысяч солдат. За год вашего похода герцогство будет уничтожено.

— Но если мы увеличим количество рыцарей, с пяти, скажем, до десяти тысяч, то сможем выстоять против любого неприятеля. Курс переподготовки молодых магов займет не более двух лет, а если мы будем рекрутировать в рыцари всех с даром, то...

— Элиот, мы не справимся с такой силой. Любая война имеет свой конец. Что они будут делать после битвы? Многие маги не захотят вместо доспехов вновь облачаться в мантии и выращивать клевер.

— К концу войны у нас будет целое королевство, милорд. Мы всюду откроем филиалы ордена, и братья будут нести мир и знание измученному народу.

— Войны не будет, — жестко сказал герцог, — Элиот, хватит об этом. Я устал.

Канцлер вышел проводить магистра. Они покидали приемную в напряженном молчании. Герцог был непреклонен.

— Элиот, не зайдете ко мне? — спросил Натан, едва они вышли во внутренний двор.

— Право слово, Натан, — вздохнул магистр, — я так опечален!

Проходя в кабинет, Реджис бросил Артуру:

— Не беспокоить.

— Да, милорд.

Порывшись в маленьком шкафчике для бумаг, Натан достал бутылку особого вина. Несколько глотков они пили в молчании. Затем магистр произнес:

— Прогнал, как мальчишек.

— Больная тема, Элиот, — отозвался Реджис, — когда Готфрид захватил первого соседа, я предлагал герцогу послать отряд и поставить на место этого выскочку, но он разразился целой тирадой о бессмысленности такого хода. Ведь мы будем выглядеть агрессорами!

— Конечно, — согласился Гилкрист, — ведь великий Эдмунд живет уже двести пятьдесят лет.

— Двести сорок восемь, — поправил Реджис.

— Все видел, все знает, — продолжал магистр, — мы для него и есть мальчишки. Возможно, он прав, но Натан, я не могу смотреть, как какой-то Готфрид подчиняет себе королевство. Бессмертный Эдмунд — вот кто достоин короны!

— Он не хочет, — вздохнул Натан, разливая вино по бокалам, — герцог устал от войн. Но в моей голове никак не укладываются его взгляды на жизнь! Мир, который можно принести людям, он видит страданием...

Реджису было необходимо выговориться, а лучшего собеседника, чем магистр Гилкрист, он не знал. Натан поведал бы куда больше, но солнце начинало клониться к горизонту.

Когда Гилкрист ушел, Натан еще немного посидел в тишине, наблюдая, как мрак постепенно заполняет кабинет. Затем он потянул рычаг и прошел в тайную комнату. Реджис зажег лампу и сел за письменный стол. В дневнике, за двести шестнадцатый год после падения королей, он записал события сегодняшнего дня. Его память воспроизводила каждое слово, произнесенное герцогом. Когда-то, кажется, при Натане Пятом, Эдмунд уже говорил нечто подобное. Как всегда, он оказался прав.

— Мы для него не мальчишки, — шепотом произнес Реджис, — мы для него тени, сменяющие одна другую.

Натану стало грустно от этих мыслей. Он всегда жалел герцога, хоть никогда об этом и не писал. Но сейчас Реджису было жаль себя. Песчинка в мощном потоке жизни, вот кто он. Натан Десятый займет его место и будет служить герцогу также преданно и самозабвенно, как и все его предшественники. Через семь лет все так и будет, а сейчас Натан Девятый допишет свой отчет и еще один день будет прожит.

Натан задул свечу и вышел из кабинета. Попрощавшись с Артуром, канцлер прошел во внутренний дворик замка. Анна, должно быть, уже ждет его к ужину, но Натан не спешил домой. Накинув черный плащ, благоразумно оставленный в одной из ниш замка, он тихо прошел мимо собственных окон. Его никто не заметил, впрочем, как и предполагалось. Осторожность никогда не была лишней. Он не мог рисковать, ведь страшно подумать, что произойдет, если его заметят. Реджис нащупал деревянную дверь тайного хода и, аккуратно приоткрыв ее, скользнул внутрь.

Глава 16

Клод любил весенний лес: когда теплый ветерок доносит волнующие ароматы, когда молодая трава мягко пружинит под ногами, когда начинают цвести деревья и на фоне сочной зелени, глаз внезапно приковывается к белым от множества цветков ветвям. А также пение птиц и приятная утренняя свежесть. Вот только проклятая простуда мешала ему. Голова гудела, как пчелиный улей!

— Клод! — голос Ингрид заставил его вздрогнуть.

Эти двое, ни на минуту не прекращая спорить, все время хотели перетянуть Клода каждый на свою сторону.

— Что, Ингрид? — неохотно ответил он.

— Я говорю, что идти нужно направо, а этот чудной утверждает, что налево!

— Ты хотя бы раз бывала в этих местах? — спросил Алан.

— Была, — хмыкнула Ингрид.

— Давно?

— Около года назад мы здесь проходили. Верно, Клод?

— Да, было дело.

— А я проезжал здесь всего пару недель назад! — ликовал Алан, — и я хорошо помню эту колею. Здесь тогда была большая лужа и брат Густав остановил карету, а брат Стефан специальным заклинанием осушил ее и мы...

— Сколько же у тебя родственников, — язвительно заметила Ингрид.

— Они мне не родственники! Они братья ордена, сопровождающие меня!

— Стало быть, следили, чтобы ты не убежал?

— Клод, с ней бесполезно говорить! Я знаю дорогу, но как видишь, она не хочет ничего слушать.

— Я уже почти неделю только и делаю, что слушаю твои вопли, — заметила Ингрид, — просто удивительно, что ты молчал при старом призраке. Хотя ты же не знал, иначе бы засыпал бы его своими идиотскими вопросами..

— Я действительно сожалею, что не успел нормально побеседовать с бароном и его слугой, — сдержанно произнес Алан.

— Однако в трактире ты, все-таки, перепугал всех, — не слушая его, продолжала Ингрид, — и по чьей вине нас выгнали? Почему мы не можем спокойно ехать с попутчиками? Целого дня не хватит для перечисления всех твоих заскоков. Я и раньше знала, что все вы там, в ордене, с приветом. Теперь я поняла, по какому принципу выбирают преемников Верховного магистра.

— И по какому же? — Алан уже начал обижаться.

— По придурковатости. Наверное, даже специальный экзамен есть?

— Ты очень остроумна, поздравляю! Тебя, должно быть, тоже по экзамену главарем выбрали.

— И по какому же? — передразнила его Ингрид.

— По злословию! Я еще никогда не встречал такой злобной женщины!

— А ты вообще встречался с женщинами?

Клод отметил про себя, что в последние несколько дней любой разговор стремительно превращался в оживленный спор и также быстро переходил в обычную ругань. Они говорили друг другу гадости, словно двое малых детей перебрасывались снежками. Они неплохо увертывались, но иногда снежок, полный едкой насмешки, попадал в цель, и тогда поверженный противник либо замолкал, либо старался ответить тем же, но удачливый стрелок, нащупав больное место, уже начинал глумиться.

— Ты же еще так молод, — заметила Ингрид, хищно улыбаясь.

— Были, были, и очень много!

— Много?

— Да!

— Тогда объясни мне, — сказала девушка доверительным тоном, — где ты с ними общался, если в ордене одни мужчины?

— Ах, ты! — выкрикнул Алан, — я иногда ходил по городу и вообще, почему я должен тебе об этом рассказывать?

— Как хочешь, — с напускным безразличием, отмахнулась Ингрид.

— Стой! — закричал Алан минуту спустя.

— Что у тебя опять?

— Мы куда идем?

— В Грюндорф. Мы же говорили об этом еще два дня назад. Ну и память у тебя, пустоголовый.

— У меня все нормально с памятью! Но почему мы свернули направо? Когда мы успели выбрать путь?

Тут Ингрид громко рассмеялась. Клод остановился и с жалостью посмотрел на девушку. Она опять провела несчастного мальчика. Пока тот был увлечен спором, она просто пошла вперед.

— Ты! — продолжал возмущаться Алан.

— Я, — довольно ответила Ингрид.

— Воровка, вот кто ты!

— Тоже удивил.

— Мало того, ты еще и трусиха!

— Вот это уже новость! — засмеялась девушка.

— Ты изображаешь из себя сорвиголову, а кто ты на самом деле? Что ты можешь? Чего ты добилась?

— Алан, — поспешил вмешаться Клод, — достаточно.

— Не останавливай его, Клод. Пусть парень выговорится, ведь когда он вновь станет человеком, ему будет нечем болтать.

— Ингрид, и ты туда же!

— Тихо! — резко сказала она.

Клод огляделся. Дорога, лес, поле. Ничего подозрительного. В двадцати шагах от них задрожали кусты, хотя ветра не было.

— Кажется трое, Клод.

— Обойдем?

— Нет, — покачала головой Ингрид, — нас уже заметили. Возможно, у них есть арбалеты, а мне бы не хотелось гулять со стрелой в спине. Пойдем напролом.

— Ингрид, их может быть и больше. Опять же оружие. У нас только пара мечей, а у них могут быть копья, ну и арбалеты тоже. Мы не можем рисковать.

— Все нормально, Клод. Мы справимся.

— Это, действительно, глупость, — поспешил вмешаться Алан. — Если ты хочешь доказать, что не трусиха, то необязательно делать это именно сейчас.

— Я ничего не хочу доказывать, — усмехнулась она, — я только хочу спросить дорогу и все.

— Ты же сама сказала, что они вооружены! — недоумевал Алан.

— Я тоже, пустоголовый. Опять же, такие ребята часто устраивают засады почти у самого города, значит, мы на правильном пути.

— Ингрид, не валяй дурака!

— Для тебя, пустоголовый, я леди Ингрид.

Клод покачал головой. Здесь определенно шла игра, о которой он не хотел догадываться. Ингрид никогда не шла на риск просто так, но сейчас, даже ее улыбка говорила о принятом решении.

— Держи, — сказал Клод, протягивая ей несколько камней.

— Я не буду использовать пращу, Клод.

Ингрид пошла вперед, заложив руки за спину. Со стороны казалось, что она вышла на прогулку и наслаждается своим маленьким путешествием. Клод поправил на плече мешок и зашагал рядом. Как он и ожидал, кусты зашевелились, стоило приблизиться к ним. На дорогу вышло двое верзил. Однако Клод заметил, что в кустах прятался кто-то еще.

— Путники! — крикнул один из здоровяков, — вы ступили на платную дорогу и должны отдать по четыре кроны с человека. Стало быть, с вас шесть крон.

— А он силен в арифметике, — шепнула Ингрид. Клоду же было не до веселья.

— Ежели нет с собой денег, — продолжал грабитель, касаясь рукояти меча, — тогда придется отдать другую ценность, на сумму...

— Шести крон! — помог ему второй грабитель.

— Да, шесть крон.

— Слишком много, — крикнула им Ингрид, — у нас нет четырех крон.

— Шести! — поправил второй верзила.

— Скажу честно, у нас нет даже двух!

— Тогда, — первый разбойник сжал рукоять меча, — нам придется забрать мешок и...

— Одежду тоже отдадите! — выкрикнул второй, — у тебя плащ хороший.

— Они мои, Клод, — шепнула Ингрид.

Девушка пошла вперед и Клод услышал, как Алан шепчет ей: "перестань, не надо!".

— Ты чего? — настороженно спросил первый, обнажая меч. — Не дури, мне прибить тебя, все равно, что ветку сломать!

— Ветку говоришь?

Подойдя к нему, Ингрид сняла шляпу. Разбойники, как зачарованные, смотрели на ее ниспадающие рыжие локоны.

— Девка, — проговорил первый.

Воспользовавшись их замешательством, Ингрид кинула шляпу в лицо одному, а другого ударила ногой в пах. Застонав, верзила согнулся пополам и тут же получил удар ногой по челюсти. Замычав, грабитель повалился на землю. Второй, отбросив шляпу, начал было доставать меч, но Ингрид уже бежала на него. В прыжке, она ударила верзилу ногой по лицу. Грабитель рухнул. Рядом приземлилась и Ингрид. Сидя в пыли, девушка посмотрела на поверженных противников и усмехнулась. Внезапно ее внимание привлек шорох в кустах. Клод явственно разглядел человека, в руках которого был заряженный арбалет. Он целился в девушку.

— Стой, — крикнул Алан.

Ингрид вытянула правую руку и из ее ладони вырвалось ярко-синее пламя. Арбалет вспыхнул. Клод уже бежал к девушке. Поддавшись непонятному порыву, он снял мешок с плеча и кинул его в Ингрид. Девушка упала на бок. В это же мгновение арбалетный болт со свистом вонзился в мешок.

Грабитель, отбросив горящее оружие, с воплями скрылся в лесу.

— Ингрид, ты цела? — воскликнул Клод, подбегая к ней.

Глаза девушки были широко раскрыты. Она дрожала всем телом.

— Клод, — едва слышно выговорила Ингрид. Зубы ее стучали. — Ты видел?

— Видел, — ответил Клод, усаживая девушку. — Встать можешь?

— Да, — кивнула она.

Клод помог ей подняться. Возле его ног постанывал приходящий в себя грабитель.

— Поспи немного, — сказал Клод и несколько раз ударил верзилу. Тоже самое он проделал и со вторым разбойником.

— Придурки, — выругался он, вынимая болт из влажного мешка, — никак, бурдюк пробили.

Понюхав мешок, Клод досадливо поморщился и еще несколько раз пнул неудачливых разбойников.

— Пошли, Ингрид, — сказал он, взваливая мешок на плечо.

— Шляпа, — сказала девушка.

— Что? — не понял Клод.

— Шляпу подними, — уже четче сказала Ингрид.

Клод только сейчас заметил пыльную шляпу, лежавшую возле разбойников.

— Вот ведь черти, — усмехнулся Клод, отряхивая шляпу, — грязная вся, ты ее будешь надевать?

— Да, — кивнула Ингрид.

Шли молча. Ингрид, опираясь на руку Клода, послушно передвигала ногами. Когда стали видны городские ворота, Клод, наконец, спросил:

— Алан, — позвал он. — Я, конечно, тебе благодарен, но что, черт возьми, это было?

— Само получилось, — почти сразу отозвался молодой маг, — я понял, что в нас сейчас выстрелят, а увернуться мы не успеем, ну, а дальше все произошло так быстро. Я даже не уверен, что это был я.

— Кто же еще? — удивился Клод.

— Благодаря снадобью Джорджа, телом управляет только Ингрид. Как бы я не старался, я даже моргнуть не смогу, не говоря уже о заклинаниях.

— Ты думаешь, это Ингрид? — настороженно спросил Клод.

— Я не знаю, — неуверенно ответил Алан, — я никогда не слышал, чтобы женщина могла использовать магию.

— А как же ведьмы с их приворотными зельями?

— Обычные травницы, они используют силу природы, — пояснил Алан, — моя же магия идет от стихии Огня.

— Какая разница?

— Если на примере моей силы, то огонь может появиться просто так, неоткуда, стоит лишь прочесть заклинание — это и есть магия. Травницы же ничего не смогут сделать без своих отваров, потому что они умеют использовать только силы природы, а не стихий.

— У них есть не только отвары, — вмешалась Ингрид.

— О, Ингрид уже с нами! — радостно воскликнул Алан, что несколько удивило Клода, — да, не только отвары. Но без зелья они все равно ничего не могут. То, что сделала ты, а я уверен, это была именно ты, просто поразительно. Нам бы не мешало провести несколько экспериментов...

— Ты на мне опыты ставить удумал?

— Нет, что ты! — возмутился Алан, — считай это простыми тренировками.

— Обойдусь.

— Но мы должны знать, на что ты способна!

— Кто должен? — спросила она, — меня до сих пор трясет, и поверь, это вовсе не из-за страха. Не знаю как у вас, ненормальных братьев-затворников, но мне такое колдовство не по нраву.

— Ты хочешь сказать, что сильно ослабла от такого простенького заклинания?

— Я говорю, что есть.

Алан умолк. Постепенно закончился лес и они увидели другую дорогу, по которой ехали телеги и шли люди.

— Значит, все-таки нужно было выбрать левый путь, — хмыкнула Ингрид, — поздравляю, ты не такой тупоголовый.

— Да? — отозвался Алан.

— Кто у нас есть в городе, Клод?

— Давно мы здесь не были, — вздохнул Клод, — несколько трактирщиков, один виноторговец...

— Вилл?

— Да, старина Вильям.

— Разве он не в Тенфорке?

— Нет, с полгода назад там была небольшая заварушка, и он решил перебраться в Грюндорф.

— Откуда ты знаешь?

— Бедняга Морган рассказывал.

— Да, — вздохнула Ингрид, — Морган знал все новости.

— Это был ваш подельник? — спросил Алан.

— Это был тот парень, клинком которого проткнули тебя, пустоголовый, — пояснила Ингрид, — будь проклят тот день.

Остаток пути никто не проронил ни слова. Ингрид надвинула шляпу и пошла в город первой. Клод, выждав полчаса, прошел через ворота. Стражники показались ему какими-то сонными. Они методично проверяли телеги, но в лица не смотрели, а пеших и вовсе не останавливали.

Клод медленно шел по городу, осматриваясь по сторонам. В отличие от Орвиджа, где он провел большую часть своей жизни, каждый город герцогства имел характерную особенность. Как говорил его старый знакомый, Боб-пьяница, некогда бывший конюшим графа, архитектура городов до сих пор сохранила свою уникальность, что, по мнению Боба, было просто замечательно. Клод же плохо понимал, чему здесь восхищаться. Какая разница, какой формы крыша у ратуши или кто изображен на гербе города? Хуже всего, что в каждом городе кварталы располагались по-своему. Если в Доргхейме торговый квартал находился в южной части города, то уже в Тенфорке он был в западной, а в Нордфолке вообще в северной. Грюндорф Клод знал хуже остальных городов. Он редко здесь бывал, и как часто случалось, покидал город в крайней спешке. Какие там достопримечательности, ноги бы унести. Сейчас он шел по улице, мучительно вспоминая, где же Вилл мог открыть свой винный погреб. У мастеровых его точно нет, в квартале знати тем более, возможно, в торговом. Но вот беда, Клод не помнил, где какой квартал.

— Эй, Клод, — послышалось из-за угла.

Клод оглянулся.

— Ингрид, ты нашла Вилла? — спросил он.

— Нашла, — вздохнула девушка, — только не все так просто. Идем, Клод.

И она завернула в переулок. Клод последовал за ней.

— Что случилось?

— Старина Вилл вздумал стать честным торговцем. Он решительно не узнает меня, а когда я начала перечислять ему все, чем он обязан Красному Дьяволу, ты знаешь, что он сделал?

— Нет, — покачал головой Клод.

— Позвал стражу!

— Вилл не мог пойти на такое!

— Оказывается смог. Я и сама удивилась. Как закричит: "Вот она! Держите рыжую!". Но потом он одумался.

— Она избила его, — вмешался Алан, — Она ударила толстяка по лицу, а потом прошла за прилавок и...

— Достаточно подробностей, — оборвала мага Ингрид, — когда он, наконец, смог говорить, то поведал мне интереснейшую историю.

— Какую?

— Мы стали знамениты, Клод! Вернее, я и какой-то там мой спутник. Что касается тебя, то описание весьма расплывчатое, но обо мне сказано достаточно. Рост, длина и цвет волос, вроде даже возраст. Нас обвиняют, вернее меня, в чем-то уж очень темном и запутанном. Кажется, в покушении на убийство.

— Алана что ли? — предположил Клод.

— Не все так просто, Клод. О пустоголовом как раз ничего не слышно, но вот о некоем важном чиновнике знает весь город. Примечательно, что нас ищут не только в Доргхейме и Грюндорфе, а во всех крупных городах сразу! Любой горожанин обязан сообщать о появлении молодой женщины с рыжими волосами. Теперь у стражников есть трактирный патруль. Они посещают каждую пивную по несколько раз в день и проверяют всех новых постояльцев. Вот что обидно, за мою поимку обещают всего пять соверенов, но при условии, что я буду целой и невредимой. Горожане считают, что я сбежавшая дочка из богатой семьи.

— Значит, они ожидают увидеть барышню, а не тебя? — спросил Алан.

— Сам же слышал, что рыжая спелась с каким-то проходимцем, не обижайся Клод, и пошла по кривой дорожке. Какая тут может быть барышня?

— Обо мне-то что говорят? — не выдержал Клод.

— Ничего интересного. Денег за тебя не дают, но шею сломать разрешают.

— Вот и связывайся потом со знатью, — вздохнул повар.

— Мне кажется, что ярмо прелюбодея преследует тебя, Клод, — засмеялась Ингрид.

— Прелюбодея? — не понял Алан.

— Да, старина Клод у нас такой, — продолжала улыбаться девушка.

— Алан, она шутит.

— Ладно, — выдохнула Ингрид, — сейчас я хочу сходить к старой знакомой.

— У тебя здесь есть друзья? — удивился Алан.

— Я не сказала бы, что она мне друг. Также я сильно сомневаюсь, что она будет мне рада.

— Ингрид, про кого ты говоришь? — спросил Клод.

— Про одну старую ведьму. Мы с ней лично не знакомы, но, как известно, в каждом городе есть парочка умалишенных старух, утверждающих, что умеют ворожить, предсказывать судьбу и, — морща лоб, Ингрид щелкнула пальцами, — насылать порчу.

— Она знакомая Дафны? — спросил Алан.

— Скажешь тоже, — усмехнулась Ингрид, — Дафна никогда бы не стала знаться с жалкими ведьмами-повитухами.

— А Дафна...

— Травница, — пояснила Ингрид, — очень хорошая травница и она не берет денег за оказанную помощь. Запомни, пустоголовый, в городе ты никогда не встретишь настоящих травниц. Тут много ведьм, продающих толченые опилки, моченый помет и прочий мусор, но травниц здесь нет. В действительности, они конечно не ведьмы, а всего лишь выжившие из ума старухи, которым мерещится, что с ними разговаривает паук. Правда, это совсем не мешает им брать деньги за свою отраву. Люди недолюбливают ведьм, но часто ходят в их лавки. Вот и мы сходим.

— Это далеко? — спросил Алан.

— Далеко, Клод? — улыбнулась Ингрид.

— Пропади оно все пропадом! — неожиданно вскричал Клод, — я тебе уже говорил, что к этим чудным старушкам я ни ногой. Алан, дружище, не верь ей, у этих ведьм не только толченые мухоморы и плесень на стенах. У них есть стеклянные банки!

— Ты до сих пор боишься? — спросила Ингрид.

— Я? Ничего подобного!

— А что страшного в стеклянных банках? — спросил Алан, — у нас в ордене тоже были банки из прозрачного стекла. Очень удобная штука для занятий практической ...

— Банки, пустоголовый, всего лишь сосуд, — пояснила Ингрид, — важно то, что в них находится.

— Ингрид! Это совсем не смешно. Говори что хочешь, но я не пойду к ним. Лучше подожду тебя где-нибудь здесь. Мне приятней милостыню собирать, чем ходить к этим ведьмам.

— Ничего не понимаю, — сказал Алан, — так что в банках?

— Молод ты еще, чтобы знать это. Ингрид, зачем тебе к ним идти? Денег они не дадут, а укрываться там еще опасней, чем в медвежьей берлоге! Давай лучше поищем трактир, ведь в городе есть несколько надежных людей, они нам помогут.

— Клод, Клод, — вздохнула Ингрид, — ты как малое дитя.

— Не нужно о детях! — замахал руками он.

— Хорошо, не буду. Перестань уже, что они, съедят тебя?

— Нет Ингрид. Ты как хочешь, но я туда ни ногой!

— Что с тобой спорить, — покачала головой Ингрид, — ладно, одна схожу. Пойдем, магистр Алан, узнаешь нутро магии природы или как ее там.

— Силы природы, — поправил Алан, — а куда мы идем?

— Уверена, тебе понравится это место.

— Ингрид, я буду ждать тебя здесь! — крикнул Клод уходящей девушке.

— Буду через пару часов, — не оборачиваясь, сказала она.

Клод проводил ее взглядом. Когда Ингрид скрылась за углом, он покачал головой. Как он себя вел! Взрослый человек, он, наверное, выглядел как тряпка в глазах мальчишки. Но что поделать, ведь это выше его. Обычно с Ингрид ходил Морган или Освальд, но однажды она взяла с собой Клода. В тот день он дал себе зарок — никогда больше не ходить по Потерянной улице. В каждом городе есть такая. Посреди разрушенных домов стоит одинокая лавка с какой-нибудь незатейливой вывеской. Что-нибудь вроде "Знахарка" или же просто "Помощь". Чтобы не говорила Ингрид об их безобидности, эти старухи настоящие ведьмы. Удивительно, как их не прикроют власти? Наверно, сами пользуются услугами ведьм, а может просто боятся проклятий. Магия ли это или какая-то сила, но соревноваться с орденом им не нужно. У этих ведьм всегда есть парочка снадобий под рукой, чтобы отравить кому-нибудь жизнь. Проклятые банки снились Клоду несколько месяцев подряд. Каждый раз он просыпался весь в холодном поту, а потом не мог уснуть. Изверги, заточать в банки младенцев. Целые стеллажи, уставленные банками. Тогда Ингрид сразу прошла к старухе и начала говорить с ней, а Клод решил осмотреться. Сушеные лягушки, змеи — все, как рассказывала ему бабушка. Но про младенцев она не говорила. У Клода свело сердце, когда он, в полутемном коридоре рассмотрел, что в банках. Потом он расспрашивал Моргана, но тот всегда отмалчивался. Мол, не смотрел или это ему не интересно. Должно быть все видел, просто не хотел сознаваться. Не Клода вина, что он честен перед собой.

Прогнав в голове эту тираду, он отбросил благородный порыв следовать за Ингрид и пошел по городу. Едва перевалило за полдень, но узкие улицы были во мраке. Клод спрашивал прохожих, где можно найти трактир. Ему указывали дорогу, а иногда даже, говорили название. "Пир короля", "Сытый кот", "Красный фазан" — откуда в городе столько трактиров? Но одно название заставило Клода удивиться. "Пегий хвост". Его нельзя назвать очень оригинальным, но что-то говорило Клоду, что стоит проверить.

Он вышел к неприметному двухэтажному дому. Таких в Грюндорфе было превеликое множество. Примечательно было то, что вокруг трактира не было ни одного дерева. Вернее, были одни пеньки. Клод вошел внутрь. Спертый воздух ударил в лицо. Четыре человека сидело за столами, у стойки стоял хозяин трактира.

— Приветствую тебя, путник, — сказал знакомый голос и тут же добавил. — Проклятье! Что ты здесь забыл, негодяй?

— Я тоже рад тебя видеть, Хью, — сказал Клод уместное в таких случаях приветствие, — что же ты здесь делаешь, старина? Переехать решил?

— Ты! Как ты смеешь появляться у меня на пороге? После всего того, что натворил? Кстати, где Ингрид? — неожиданно спокойным тоном спросил трактирщик.

— Пошла по делам, — усмехнулся Клод, подходя к стойке.

— Ты слышал, что творится в городе?

— Да, она мне рассказывала.

— Вы надолго?

— Пока не знаю, возможно, всего на одну ночь, — пожал плечами Клод.

— Мне не следовало бы тебя впускать, — начал Хьюго, — особенно после пожара.

— Какого пожара?

— Конечно, откуда тебе знать! — воскликнул трактирщик.

— Ты стал какой-то вспыльчивый, Хью. Я действительно не знаю, что у тебя стряслось.

Трактирщик открыл маленькую дверь и поманил Клода.

— Пойдем в кухню, супом угощу.

Клод последовал за ним. Помещение оказалось в точности таким, как и в Доргхейме. Возле очага сидел здоровяк Браин и, как и раньше, кого-то ощипывал.

— Браин, — крикнул Хью, — последи за трактиром, а я пока Клода покормлю.

Браин послушно встал и положил ощипанную птицу на стол.

— Здравствуй, дружище, — улыбнулся Клод, протягивая руку.

Мощная лапа пожала ее. Браин приветливо улыбался. Хорошо, что хоть он не в обиде, подумал Клод.

— Браин, иди, пока эти черти все скамейки не утащили, — замахал руками Хью и повар вышел.

Трактирщик кивнул на стул, предлагая Клоду присесть, а сам достал из шкафа небольшой кусок окорока и кувшин вина.

— Как прознал, что я в Грюндорфе? — спросил Хью, разливая вино по кружкам.

— Я и не знал, просто название знакомое услышал. Решил посмотреть.

— Нужно было название менять, — вздохнул Хью, — сам виноват. От трактира только одна вывеска и осталась, а ты знаешь, сколько сейчас стоит приличная вывеска? После пожара, у меня и шиллинга за душой не было, поэтому я и решил оставить старую.

— Когда погорел?

— Эх, — Хью осушил кружку, — едва вы за порог, в тот же вечер и вспыхнул. Сгорел мой трактирчик, как соломинка. Поджигателя, конечно, не нашли, а в городе на меня все стали как-то косо смотреть.

— Почему?

— Ты еще спрашиваешь! Вас вся стража искала, потом придурки из ордена приходили, ох, и натерпелся же я. Когда трактир сгорел, слух пошел, что вас покрываю, и понял я — не будет мне покоя в этом проклятом Доргхейме. Оказывается, ошибся.

— Почему? — опять спросил Клод.

— Почему, да почему, — передразнил трактирщик, — скажи лучше, что вы забыли в Грюндорфе? Бегите, пока вас не поймали. Лучше вообще из герцогства уходите. Ингрид то живой возьмут, а тебя, старого, и на кол посадить могут!

— На кол? — удивился Клод, — что-то новое.

— На кол, дружище. Ну, или четвертуют. Народ заскучал, давно уже таких развлечений не было. А тут, можно сказать, с разрешения властей, человека погубить можно.

— А если перепутают?

— Так ты думаешь, не путали? О, — заулыбался раскрасневшийся Хьюго, — они тут уже с дюжину переловили. Увидят девку рыжую, ее под руки и к капитану, а со спутником ее — прямо там разберутся. Как бы мне самому с вами не пропасть. Ночь, ладно, переночуйте, но дальше — не взыщи. Вдруг и здесь прознают, что я с вами знаком.

— Кто скажет-то? — усмехнулся Клод, вспоминая избитого виноторговца, — мы завтра уйдем.

— Вот и хорошо.

— Я все спросить хочу, что это у тебя вокруг трактира пеньки одни? В Доргхейме, вон какое красивое дерево было, я на нем даже одежду сушил.

— Досушился! Трактир мой и сгорел из-за того поганого дерева. Кто поджег, а главное когда, так и не ясно. Если бы не Браин, не говорил бы сейчас я с тобой. Мне после этого даже совестно стало, так мало платил ему.

Клод сидел с Хью, пока не кончился кувшин. Потом трактирщик хотел достать еще, но Клод вспомнил, что пора идти за Ингрид.

Он быстро шел по улице, боясь опоздать. Ингрид уже ждала его. Она стояла на том же самом месте и улыбалась. Увидев Клода, она помахала ему рукой.

— Нашел трактир? — спросила Ингрид, едва Клод подошел к ней. Он утвердительно кивнул.

— Трактирщик надежный? — она испытующе посмотрела на Клода, не переставая улыбаться.

— Более чем, — сказал Клод. Он был уверен, что Ингрид потешается над его малодушием. Нужно потом будет расспросить Алана.

Когда подходили к трактиру, Ингрид спросила:

— Что-то вывеска знакомая болтается, это не Хью?

— Он самый, — ответил Клод, — решил сменить город.

— Для нас, что ли, старается?

Едва они вошли в трактир, как на Клода набросилось несколько человек. Двое держали за руки, а третий приставил к его горлу клинок.

— Попались, голубчики, — прошипел кто-то из середины зала.

Клод краем глаза видел, как Ингрид, крепко держа за руки, провели вглубь.

— Что, не ожидала увидеть? — спросил все тот же голос, — я сразу понял, что ты сюда пойдешь. Ну, что ты смотришь?

— А ты кто? — наивно спросила Ингрид.

— Хватит придуриваться! — вскричал торговец Вилл.

— Эй, стой, — крикнул другой голос, принадлежавший старшему из охотников, — не трогай, а то сами можем головы лишиться.

— Головы, говоришь? Да ее утопить мало! Она сегодня меня, честного торговца, вот этими грязными сапожищами по лицу!

— Дядя, я тебя знать не знаю, — весело ответила Ингрид.

— Молодец! Это тебя тот папаша так научил? — спросил старший.

— Он мне не отец, — ответила Ингрид.

— Понятное дело! Хотя, кто же он тебе? — продолжал расспрашивать тот.

— Дядя. Отец с матерью умерли давно, вот мы и путешествуем вдвоем.

— Дядя, стало быть, — протянул торговец, — так может мне этому дяде усы оторвать? Можно же?

— Этому-то? Делай что хочешь, только смотри, чтобы ходить мог. Вдруг и за него пару медяков дадут.

— Не тронь его! — крикнула Ингрид.

Клод увидел, как она вырвалась и ударила кулаком торговца в живот. Мощное брюхо Вилла лишь колыхнулось. Он замахнулся в ответ, но Ингрид уклонилась и торговец скользящим ударом задел край шляпы. Шляпа слетела с головы девушки и все оцепенели, в том числе и Клод. Прекрасные огненные локоны, доходившие ей едва ли не до лопаток, исчезли. Перед ними стоял подросток с симпатичным лицом и черными, как крыло ворона, волосами. Хотя, Клод отметил, что для мальчика волосы, все же, длинноваты.

— Ты кто? — удивился старший.

— Я Алан Смит! — гордо ответила Ингрид.

— Да ты же Ингрид, рыжая шлюха...

Вилл не успел закончить фразу. Крепкий кулак старшего врезался ему в зубы и торговец отлетел к стене. Клод только сейчас заметил, что лицо Вилла и так уже было все в синяках.

— Это из-за него ты нас сюда притащил? — раздраженно спросил старший.

— Вы не понимаете! — вскричал Вилл, утирая рукавом кровь, — она одурачила вас всех. Меня же она не проведет! Дайте мне раздеть ее догола, и я покажу вам, какой это парень!

В зале повисла напряженная тишина. Старший колебался.

— Я узнал тебя! — внезапно воскликнул трактирщик. Все повернулись к нему. Он указывал на Вилла, — ты тот мерзавец, что вчера спрашивал у меня, не держу ли я мальчиков. Эй, Браин, — Хью повернулся к кухонной двери, — этот ненормальный опять пришел. Выходи, лентяй. Мало ты его вчера отделал!

В дверном проеме показалась мощная фигура Браина.

— Вы все врете, вы выгораживаете ее, — захлебываясь гневом, вопил Вилл, — я здесь впервые!

— Все ясно, — сказал старший, — отпустите усатого.

Клода отпустили.

— Не держите на нас зла, — сказал старший Клоду, — этот ненормальный ворвался ко мне с криками, что нашел беглянку. Вы понимаете, пять соверенов на дороге не лежат. Сейчас все в городе, словно с ума сошли с этой рыжей.

— Мы прибыли только сегодня, — сказал Клод, поправляя воротник куртки, — поэтому ничего не знаем о той, кого вы ищите.

— Будьте вы прокляты, — заорал Вилл, — я еще поквитаюсь с тобой, Ингрид!

— Ребята, берем этого под руки и пошли. Капитан дает за такого около кроны, на выпивку хватит.

— Отпустите меня! Как вы смеете! — вырывался торговец, но два глухих удара заставили его замолчать.

— Будешь знать, как порочить наш город, — раздраженно произнес старший, — а вы, господа, будьте здоровы!

Он кинул монетку Ингрид и вышел из трактира. Следом за ним вывели и притихшего торговца. Клод подождал, пока не закроется дверь, после чего уставился на Ингрид.

— Что ты сделала со своими волосами? — спросил он.

— Убрала лишнее, — улыбнулась девушка.

— А цвет, Ингрид, что это за цвет?

Она коснулась волос.

— Черный, как летняя ночь!

Глава 17

До полудня время тянулось мучительно медленно. Кристоф устало перелистывал страницу за страницей, монотонно читая заунывную оду о Великом Эдмунде. Джонни и Кэт, дети известного в столице и весьма состоятельного ювелира Лероя, заворожено ловили каждое слово учителя. Наконец перевернув последнюю страницу, Кристоф выслушал их сбивчивый пересказ.

— Верно, Джонни, — одобрительно кивал он, — герцог провел войска через горы.

Как только солнце подобралось к его тетрадям, Кристоф облегченно вздохнул — урок закончен. Он простился с четой Лероев и направился вниз по улице, к вычурному кварталу гильдии купцов. В Нордфолке не было никаких школ и учителя, облаченные в плотные черные мантии, давали уроки на дому. Его ждали почтенные Курцы, а потом еще и Далтоны. Весь день был расписан поминутно. Только когда большие часы на площади пробили четыре гулких удара, рабочий день учителя Кристофа подошел к концу.

Прохожие, приветливо улыбаясь, здоровались с ним. Вежливо кивая в ответ, Кристоф шел к себе домой. Он снимал комнату в самом тихом квартале столицы, где никогда не ступала нога правонарушителя. Кристоф жил едва ли не на чердаке, в доме аптекаря. Многие предлагали молодому учителю жить и вовсе бесплатно в куда лучших условиях, но Кристофу нравился вид из окна, а вернее выход на крышу.

Когда Кристоф только приехал в Нордфолк, знаки внимания, которые здесь оказывали учителям, сильно удивили его. Он даже подумывал сменить профессию и работать лекарем, но им, беднягам, доставалось еще сильнее. Буквально через неделю его уже знали почти все жители квартала, в котором он поселился. Потом с ним стали здороваться совсем незнакомые люди. За Кристофом закрепилась репутация доброго педагога и хорошего парня.

— Кристоф! — окликнули учителя, когда он уже подходил к крыльцу аптекарского дома.

Кристоф медленно обернулся. За его спиной стоял пожилой грузный мужчина в шелковой мантии старшего учителя. Он держал связку потрепанных книг и свернутую в трубку карту.

— Добрый вечер, наставник Добстон, — учтиво улыбнулся Кристоф.

— Эх, добрый, — вздохнул тот. — Хорошо, что я вас встретил. Есть свободная минутка?

— Да, конечно, — удивленно ответил молодой учитель.

— Тогда давайте выпьем по кружечке пива. В квартале отсюда есть сносный трактир. Я угощаю!

В трактире было многолюдно. Добстон заметил свободный столик, возле бочек размером с человеческий рост, и повлек за собой Кристофа.

— Томпсоны сегодня подпилили ножку моего стула, — раздраженно проговорил старик. — Шкодливые лентяи! Спроси что, ничего не помнят, ничего не хотят учить! Вот подниму оплату на шиллинг за урок и посмотрю, что сделает с ними их добрый папенька.

— У ребят сейчас шаловливый возраст. Подрастут, будут куда внимательнее.

— В солдаты бы таких внимательных!

— Вы слишком строги, наставник. Они всего лишь дети.

— Черти, а не дети. Вы говорите, подрастут и исправятся, но помяните мое слово, те разбойники в детстве наверняка были такими же мелкими пакостниками!

— Разбойники?

— Дорогой мой Кристоф, — сочувственно проговорил Добстон, — вы все время витаете где-то в облаках! Более чем уверен, вы даже не знаете, что творится в городе!

— Вы правы, не знаю, — согласился Кристоф.

Хорошенькая подавальщица принесла выпивку и, ставя кружки на стол, улыбнулась Кристофу.

— Завидую я вам, — сказал Добстон после внушительного глотка, — честное слово, завидую.

— Мне? — изумился молодой учитель, мысленно прикидывая, насколько затянутся ворчания старика.

— Да. Вы живете в каком-то особом мире, где нет зла. Но помните, оно рядом, оно всюду! Вы слышали, что по ночам теперь опасно ходить? Можете не отвечать, — махнул он пухлой рукой, — я и так вижу, что вы ничего не знаете. У нас в городе орудует банда грабителей. Они убивают людей! Убивают и вычищают карманы. Раньше, да простит меня милостивая Анкейн, эти мерзкие убийцы бродили только по окраинам, но вчера ночью они орудовали всего в двух кварталах отсюда!

Багровый то ли от негодования, то ли от выпитого пива, Добстон ненадолго замолчал, делая очередной, весьма продолжительный глоток.

— Ужас, — тихо сказал Кристоф.

— Именно! — подтвердил старик. — Теперь сам не знаю, как возвращаться домой. Ведь бывает же, что засидишься где-нибудь. А главное, наша стража не может их поймать. Усилили патрули, но все без толку! Поверьте, это только начало. Скоро молодчики начнут лезть в дома и убивать там! Кровожадные... неучи!

— Я думаю, стража обязательно их поймает.

— Все то вы думаете да думаете, — Добстон бухнул пустую кружку на стол, — о себе лучше подумайте. У вас есть какое-нибудь оружие?

— Конечно нет, — отрицательно покачал головой Кристоф. — Ношение оружия в столице запрещено и, кажется, даже налагается крупный штраф.

— Налагается, крупный, — усмехнулся наставник.

Маленькие черные глазки Добстона озорно блеснули. Оглядевшись по сторонам, он чем-то загремел под столом и вытащил небольшую булаву.

— Пусть только сунутся!

— Но ведь...

— И вам советую, — Добстон поспешно спрятал оружие. — Не хотите носить с собой, то хотя бы держите дома. Скажу по секрету, у меня в спальне есть компактный арбалет. Между прочим, двухзарядный. Конечно, дорогая игрушка, но она того стоит. Хотя наставник Говардс, зажиточная душа, даже нанял себе телохранителя! Теперь ходит по городу с верзилой, на две головы выше его самого.

После второй кружки, Добстон все чаще стал упоминать Говардса, а потом и вовсе заговорил о нем. Он перечислял, в какие богатые семьи тот ходит, как мало знает и сколько берет за урок. Кристоф слушал молча, не желая поддерживать ни того, ни другого. Под конец, начав загибать пальцы, перебирая все мнимые достоинства наставника Говардса, толстяк внезапно спохватился.

— Дорогой мой Кристоф! — воскликнул он, — я совсем засиделся с вами. Смотрите, уже начало смеркаться! Вы уж меня извините, но я поспешу домой, чего и вам советую.

Старик надел шапочку и взял книги.

— Остерегайтесь грабителей! — назидательно сказал он напоследок и, кряхтя, решительным шагом вышел из трактира, так и не заплатив.

Рассчитавшись с улыбчивой подавальщицей, Кристоф вышел на улицу. Подул прохладный ветерок, раскачивая трактирную вывеску. Поежившись, учитель направился домой.

Поднявшись к себе, он зажег свечу. Небрежно бросил мантию на стул и прошел к небольшому балкончику. На перилах белел в сгущающемся сумраке хрустальный ястреб. Привычным движением вынув секретную шпильку из боковой стенки маленького ящичка, Кристоф открыл дверцу и вынул письмо. Холодные глаза искусственной птицы наблюдали за ним.

В письме не было ничего нового. Отпустив магического посланца, Кристоф устало сел на кровать, привалившись спиной к стене. Когда ночной ветерок донес до него два гулких удара городских часов, Кристоф встал и открыл платяной шкаф. Порывшись в нем, Кристоф выбрал длиннополую черную куртку. Она несколько отличалась от формы учителя, но того требовал случай. Затем он задул свечу и вновь вышел на балкон. Встав на перила, Кристоф ловко забрался на чердак. Перепрыгивая с крыши на крышу, благо дома стояли почти вплотную, он добрался до старого заброшенного дома. Через несколько минут Кристоф уже стоял на крыльце. Старая дверь бесшумно закрылась. На улице, как и всегда, не было ни души. Он шел по спящему городу, бесшумно ступая по мостовой, словно тень. Путь предстоял неблизкий.

— Стой! — послышалось у него за спиной.

Не сбавляя шага, Кристоф продолжал идти, но прямо перед ним вдруг выросло два силуэта. Один вынул из-под плаща скрытый фонарь и режущий глаза свет ударил Кристофу в лицо.

— Гони деньги, — холодно приказал голос.

Кристоф заметил, как в руке второго блеснул нож. Сзади, шаркая ногами, подбирались еще двое.

— Ну же, не будь дураком. Верно, уже слышал про нас? — усмехнулся голос за спиной.

— Нет, — неожиданно прошептал еще один голос, — стойте!

— Ты чего, Билл?

— Посвети-ка ему в лицо.

Яркий луч вновь ударил в глаза Кристофу.

— Я так и подумал, — проговорил Билл, — это местный учитель, кажется, Кристоф.

— Ну и что с того?

— Я не буду его грабить, — прошипел Билл. — Убить учителя это тяжкий грех!

Он хотел еще что-то сказать, но не успел. Холодная сталь врезалась ему в сердце. Следующим пал человек с фонарем. Кристоф вновь оказался во тьме. Стоявшие сзади грабители, ничего не понимая, попятились, но было уже поздно. Изогнувшись, как пружина, Кристоф метнулся на них. Тихий вскрик и один упал ничком. Бандит с обнаженным тесаком в руке замер. Вытянув шею, он тщетно всматривался в темноту, желая найти Кристофа. Легкий хруст и обмякшее тело грабителя аккуратно легло на землю.

Кристоф подошел к его подельнику и, перевернув ногой тело, вынул из кровоточащей раны тонкий нож. Тоже самое он проделал с двумя оставшимися членами банды. Сегодня определенно паршивая ночь, заключил Кристоф. Взять всего три ножа. Последнему недоумку пришлось ломать шею.

"Но как они смогли заметить меня? — думал он, — впредь нужно быть осторожней".

Нордфолк утомил его. Слащавые речи ленивых горожан, которые готовы дни на пролет перебирать старые сплетни. Их сопливые детишки и, конечно же, коллеги. Кристофу впервые пришлось разыгрывать из себя учителя. Он всегда знал, что важные и суровые наставники с правильными надменными лицами и нравоучительными речами на самом деле завистники и скряги, но он даже не подозревал, что они еще и жалкие пьяницы.

В свое время Кристоф получил хорошее образование. В отличие от пресловутого Добстона или того же Говардса, он действительно закончил университет. Для него это было скорее делом чести. В юности Кристоф хотел восстановить престиж своей семьи. Он думал, что стоит получить блестящее образование и им обязательно заинтересуются люди двора. В отличие от своих отстающих товарищей, он не получил достойной должности и начинал мелким чиновником. Но Кристоф не отчаивался. Он приложил все усилия, чтобы проявить себя и, за выдающиеся способности, начал довольно быстро расти. В двадцать пять Кристоф уже занимал хороший пост, но потом, неожиданно, ушел в отставку. Император Готфрид лично пригласил его на тайную службу. Именно здесь Кристоф смог реализовать истинного себя. Ему предоставили полную свободу действий. Постепенно у его семьи появился собственный замок. Затем Кристоф женился на самой красивой девушке двора, прелестной Изабелле, что не вызвало никаких пересудов. Все и так знали, кем является Кристоф. Он все чаще стал отправляться за границу. Его личная армия шпионов находила необходимых лиц, которые помогали империи расти. Для предателей высокого ранга возможность разговора с Кристофом была гарантом безопасности.

Сейчас один из приближенных Эдмунда ждал его, чтобы продать своего хозяина. Конечно, Кристоф понимал, что у предателя есть свои цели. Если хорошо подумать, то предатель даже не так глуп, как прочие. Кристоф чувствовал опасность, исходившую от этого дружелюбного человека.

Когда городские часы пробили три, Кристоф осторожно подошел к двери. Постучал три раза, потом еще два. Почему-то все предатели любят играть в шпионов. Они назначают встречи непременно ночью, в каком-нибудь "проверенном" тихом месте.

Дверь открылась. Кристоф проскользнул внутрь и за его спиной тут же со скрипом опустился засов. В темной комнате с низким потолком стояло два кресла.

— Приветствую, Кристоф, — сказал знакомый голос. — Мне пришлось побеспокоить вас из-за очень важного дела. Прошу, присаживайтесь.

Предатель не любил показывать свое лицо. Он сидел в другом конце комнаты, окутанный мраком. Напротив же кресла Кристофа горело две свечи. Бедняга не знал, что шпион видит его не хуже, чем днем. Надменное выражение лица, жесты, позу, Кристоф даже слышал, как бьется его сердце. Что же касается человека, стоявшего возле двери, то Кристоф его практически не ощущал. Он только слабо чувствовал присутствие, что несколько угнетало его, но Кристоф уже успел привыкнуть даже к этому неприятному спутнику предателя. Шпиона трудно застать врасплох, а в случае схватки он покажет им несколько неожиданных фокусов.

— Неужели вы смогли уговорить Эдмунда? — раздраженно спросил Кристоф.

— Нет, к сожалению, герцог пока неприступен. Но важно следующее. Готфрид собирается начать переговоры. Мне стало известно, что он намерен заключить союз с Лаороном.

Кристоф усмехнулся.

— Вы ведь знали об этом, — продолжал голос, — но почему молчали? Неужели вы хотите обмануть меня и заключить сделку за моей спиной?

— Какую еще сделку?

— Если Эдмунд заключит союз, то я буду уже не нужен, — с плохо скрываемым раздражением, проговорил предатель.

— Так вы считаете, что герцог все же захочет объединиться?

— Конечно нет, — на его губах вновь заиграла надменная улыбка. — Я очень хорошо знаю герцога, очень. Именно поэтому я не могу понять, для чего этот союз?

— Сколько вы уже обещаете уговорить герцога? Император устал ждать, когда Эдмунд начнет наступление. Но вам, сударь, почему-то все время что-то мешает. Где же ваша решимость?

— Да как ты... — предатель запнулся, цепенея от взгляда шпиона.

— Не буду скрывать, я знал. Скажу даже большее. У вас ведь в скором времени намечается некий Большой совет. Планируется, что посланник империи прибудет именно к нему.

Предатель продолжал молчать. Его лоб расчертили глубокие морщины.

— Вы никогда не думали, что герцог может не согласиться? — наконец спросил он, поглаживая рукой большой медальон на шее. — Вы никогда не слышали, что Эдмунд сторонник мира?

— Именно эти доводы вы приводили в свою пользу. Вы утверждали, что Эдмунд объявит империи войну и поведет своих доблестных магов в бой. Так же вы говорили, что совершите переворот и свергните с престола засидевшегося герцога, едва он истощит Лаорон войной. Если я не ошибаюсь, вы даже утверждали, что знаете как его убить.

— Убить? Ну что же, все правильно. Но, — предатель хищно улыбнулся, — теперь мне известно, как сделать герцога сговорчивее. Вернее, я знаю, как сделать, чтобы Эдмунд слушал только меня.

— Я не понимаю вас.

— Все правильно, — кивнул предатель, — но мне нужно время. Думаю, я успею к Большому совету. Хочу вас предупредить, Кристоф. Мы будем иметь дело уже совсем с другим герцогом. Но пока не будем об этом. Когда придет время, я извещу вас. В дальнейшем, я искренне надеюсь, вы не будете устраивать мне подобных сюрпризов.

За спиной Кристофа со скрипом отворилась дверь. В душную комнату ворвался ветер и задул обе свечи. Проходя мимо призрачного охранника, Кристоф заметил безумный блеск в его глазах. По спине шпиона пробежал неприятный холодок.

— Доброй ночи, — донеслось ему вслед.

Ночной разговор сильно разозлил Кристофа. Предатель был явно уверен в своих силах. Опять же этот телохранитель. Шпион поежился от внезапно налетевшего пронизывающего ветра. Вдалеке послышались шаги. Кристоф вжался в стену дома — еще одна ночная стычка ему не нужна. Улицу осветил косой луч фонаря. Двое стражников медленно шли навстречу Кристофу. Они вяло спорили, где лучше устроиться на ночлег. Едва стражники скрылись за поворотом, шпион продолжил свой путь.

Глава 18

— Зачем? — продолжал повторять Клод, — зачем ты это сделала?

— Ты становишься похожим на ворчливую старуху, Клод, — заметила Ингрид.

— Во всем виноваты эти проклятые ведьмы, ведь это они тебя подговорили?

— Я устала повторять одно и тоже. Старый мерзавец Вилл только что доказал, насколько я права. Не переживай, волосы отрастут, с цветом тоже проблем быть не должно. Хотя, знаешь, так мне даже нравится!

— О, Ингрид! — взвыл Клод. Он выразительно посмотрел на нее, после чего накинул куртку и направился к двери.

— Ты куда, Клод?

— Хочется чего-нибудь выпить, — не оборачиваясь, буркнул он.

— Не наделай глупостей!

Клод вышел, хлопнув дверью.

Ингрид взяла со стола зеркало. Усевшись на кровать, она посмотрела на свое отражение, касаясь пальцами кончиков волос, словно привыкая к себе.

— Я согласен с Клодом, это очень смелый поступок, — начал, было, Алан.

— Помолчи, — оборвала его Ингрид, — у меня сейчас нет настроения выслушивать чье-либо мнение. Что сделано то сделано и назад не вернешь. По-крайней мере, сразу.

Алан задумался. Скорее всего, для Ингрид волосы стали большой жертвой. Ей должно быть и самой больно смотреть в зеркало. Такие прекрасные, длинные волосы самого любимого цвета Алана — огненные. Он видел их всего пару раз, ведь в лесу нет зеркал и времени для разглядывания себя в журчащем горном ручье. Каждый раз Алан с замиранием сердца смотрел на них, а сейчас из зеркала на него глядит не то подросток, не то послушница милостивой Анкейн.

Сколько же она отдала за это ведьмино зелье? Пять или десять шиллингов? Стоило ступить на проклятую, по словам Клода, землю, как сразу Алану стало не по себе. В Ингрид он был лишен чувств, но готов поклясться, что окажись он в собственном теле, холодок не раз пробежал бы по его спине. Девушка же вела себя вполне спокойно. Она будто бы знала куда идти, хотя, как говорила сама, была там впервые. Возможно, во всех городах кварталы травниц находятся в одной и той же части города. Возможно, Ингрид петляла по мрачным, в солнечный-то день, улицам, пока не остановилась у внешне неприметной лавки. Алан ощутил клубящуюся тьму в недрах этого ядовитого гнезда. На встречу к ним вышла истинная ведьма. Крючковатый нос, бородавки по всему лицу, спутанные волосы и морщины. Фостер даже не мог предположить, сколько ей лет. Семьдесят или сто двадцать? Неужели, такие тоже когда-то были детьми? От одного ее прикосновения, любой гриб должен был превратиться в мухомор или поганку. Она крючковатыми пальцами с предлинными желтыми ногтями расправила фартук и сделала приглашающий жест. Маленькие черные глазки впились в Ингрид, кривые тонкие губы изогнулись в зловещей и одновременно многообещающей улыбке.

Куда попадают души плохих людей после смерти? Старуха определенно знала куда и выбиралась оттуда не раз. Как же хорошо Алан понимал Клода, когда тот отказался с ними идти. Вначале он недоумевал, почему Клод отпустил Ингрид одну, но потом понял. Ингрид спросила, как поживает некая Метхен, на что ведьма, резко переменившись в лице, залепетала, что бедняжка давно умерла и она, бедная Тильда, живет тихой спокойной жизнью честной травницы. Лишь изредка, для прокорма своих малюток, она помогает людям, когда другие уже не в силах им помочь. Старуха сказала бы еще много всего, но Ингрид оборвала ее на полуслове. Так, отметил для себя Алан, она поступает со всеми, а не только с ним. На лице ведьмы застыла жалобная гримаса, будто она вот-вот разрыдается. Однако, когда Ингрид заговорила о цели своей, как она это назвала, маленькой прогулки на улицу убогих и хромых, ведьма почувствовала себя уверенней. За микстуру Цвета старуха потребовала десять крон и была непреклонна. Зелье дорогое, покупатели на него всегда есть, а готовить его очень тяжело. Она начала перечислять, загибая свои ужасные пальцы, сколько обходиться ей корень такой-то и листья такие-то. Пока они торговались, Алан пребывал, словно в зачарованном сне. Названия неведомых ему трав, непонятные выражения, намеки, возможно даже ругательства, и, как результат, все же, кажется, пять шиллингов. Вопреки ожиданиям Алана, ведьма дала не склянку средних размеров, на которую все время указывала рукой во время торга, а вынесла откуда-то из глубин лавки совсем маленькую, из темно-зеленого стекла бутылочку.

Потом Ингрид направилась в торговый квартал, где посреди улицы поймала рыжую кошку. Животное, приманенное изящной протянутой рукой, начало рычать и вырваться, едва девушка, держа кошку в руках, завернула в подворотню. На гневные протесты Алана Ингрид не обращала никакого внимания. Ловко обхватив животное, девушка достала пузырек и уронила одну каплю микстуры на язык кошки. Дальнейшее заставило Алана притихнуть. Шерсть животного стремительно меняла окрас. Через мгновение она была абсолютно черной. Отпустив кошку, Ингрид, шумно выдохнув, выпила содержимое бутылочки. Затем она сняла шляпу и взяла в руку прядь волос. Они так и остались рыжими. Чтобы удостовериться, девушка выдернула один волос и начала его рассматривать. "Вот ведь ведьма" — зло произнесла она. От корня ровно на половину волос был черным, а дальше, как и ранее, огненно-рыжим.

Но самое ужасное случилось после, когда Ингрид добралась до реки, разделяющей город надвое. Она внимательно смотрела на свое дрожащее отражение в воде. Алан хотел подбодрить Ингрид, предложить вновь сходить к ведьме и взять еще порцию микстуры, но почему-то не мог подобрать нужных слов. Он боялся обидеть девушку. Ему только и оставалось, что смотреть в воду, на отражение Ингрид. Он видел, как она спокойно достала кинжал, как хладнокровно, четкими движениями отсекала рыжие пряди. Ингрид срезала волосы явно с запасом и через десять минут ее было не узнать. "Ингрид" — только и мог вымолвить Алан. К слову сказать, пока они шли по городу, тут и там слышали о поисках рыжей девицы и ее спутника. Алан считал, что Ингрид слишком осторожничает, ведь о том, что они в городе никто не знает и, вдобавок, в своем наряде девушка никак не походила на сбежавшую дочку богача. Но в трактире Алан понял, что Ингрид все же оказалась права.

Дверь без стука открылась. В комнату вошел раскрасневшийся Клод. Не говоря ни слова, он прошел к сумке на столе, обычно болтающейся на поясе у Ингрид.

— Что ты задумал? — спросила она.

— Потом, — буркнул Клод, — все потом.

Двигался он как-то боком, что навело Алана на мысль, что Клод старается не смотреть на девушку. Послышался звон монет. Набив карман, Клод вышел. Дверь на этот раз закрылась мягко, почти не слышно.

— Что это он? — спросил Алан.

— Есть два варианта. Либо старина Клод решил утопить горе в вине, чем он занимается довольно часто, либо немного помучить удачу и сыграть с каким-нибудь заезжим шулером.

— Он хорошо играет?

— Прескверно.

— Тогда, может, стоит вразумить его? Я имею ввиду, побеседовать с ним. Как говорит брат Олаф, все азартные игры были придуманы из-за одиночества, иными словами, от скуки, вот и Клод решил развеяться. А ведь ему, всего-то, нужен собеседник, способный выслушать и понять.

— Парень, ты сейчас о чем толкуешь?

— Я говорю, что азартные игры — это плохо.

— Так бы сразу и сказал, — усмехнулась Ингрид, — пошли что ли, вразумим непутевого.

В зале было шумно. Люди окружили один из столов и что-то оживленно обсуждали. Даже сам трактирщик Хью, нависнув над собравшимися, внимательно смотрел в самую гущу толпы.

— Вот тебе! — раздался довольный крик, — не ожидал, да?

— Куда катится этот мир? — ответил другой голос, — тебе, должно быть, не понравится такой расклад.

— Ах, ты! — сокрушался первый, — опять тоже самое. Хотя, может еще разок?

К облегчению Алана, Клод в разговоре участия не принимал. Но все же, один из голосов показался ему смутно знакомым. Ингрид подошла ближе.

— Что там, Хью? — спросила она.

— Да так, — туманно ответил трактирщик, отступая.

Ингрид проводила его взглядом до стойки, а затем попыталась протиснуться к столу.

— Лучше наблюдать с лестницы, — заметил Алан.

— Заткнись, — шикнула на него Ингрид, стараясь пробраться сквозь толпу.

В этот момент одна из спин повернулась и перед взором Ингрид, а заодно и Алана, предстал медведеподобный здоровяк.

— Что ты сказал, малыш? — спросил он, прожигая насквозь гневным взглядом Ингрид.

Вопреки здравому и любому другому смыслу, Ингрид ответила:

— Что слышал, дубина.

"Быть драке", — решил Алан, впрочем, так подумали и все остальные. Всегда, когда где-то намечается драка, или как сейчас, побоище, зеваки, словно мухи, собираются посмотреть. Они дружно отошли от стола, занимая удобные позиции для наблюдения. За столом остались сидеть только трое.

— Сморчок! — проревел верзила, но крепкая рука опустилась на его плечо. Из-за его спины вырос Клод, хотя, стоит отметить, что он несколько уступал здоровяку в размерах.

— Тебе чего? — громила повернулся к нему.

— А тебе? — спросил Клод, — чего мальчишку задираешь?

— Да я! — взревел тот, занося кулак. Клод ловко перехватил его руку и, словно в танце, крутанул его. Вертясь на одной ноге верзила отчаянно разевал рот и выпучивал глаза. Сделав ровный круг, его нос встретился с кулаком Клода. Отступив на два шага, здоровяк схватился за нос рукой.

— Ты еще пожалеешь! — прошипел он, доставая нож.

— Только не в моем трактире, господа! — зарычал Хью. — Некуда девать силу? Идите в солдаты, там для вас самое место!

— Чего орешь? — огрызнулся верзила.

— Браин! — певуче позвал Хью. Дверь, ведущая на кухню, отворилась. В зал вышел поваренок. Он был примерно одного роста с верзилой, только раза в два шире его в плечах. В кулаке, с голову Ингрид, Браин сжимал округлую палку. Алан не сразу сообразил, что это была скалка, только исполинских размеров, под стать повару.

— Браин, дружище, — хищно улыбнулся Хью, — у нас опять стало душно. Будь добр, проветри помещение.

Молча, как сама неизбежность, повар направился к смутьяну.

— Эй, ты чего? — проговорил тот, пряча нож.

Не оказывая никакого сопротивления, верзила дал могучей руке поднять себя за шиворот. Под благоговейный шепот, повар закончил возложенную на него миссию, высунув руку за дверь трактира. Он аккуратно поставил присмиревшего здоровяка, потом, легонько толкнув в спину, что тот поскакал, выставляя вперед руки. Проводив его взглядом, Браин закрыл дверь.

— Ты опять начинаешь? — спросил Хью Ингрид.

— Я? — удивленно переспросила девушка.

— Я видел, как все началось.

— И не вступился?

— Это еще зачем? — ехидно спросил трактирщик.

— Ладно, хватит вам, что было, то было. Я ведь прав, юноша? — спросил один из компании Клода. На вид ему было не больше тридцати. Одетый не хуже столичного франта, высокий, широкоплечий, с радушной улыбкой, — настоящий мошенник! Все это время он сидел за столом и с интересом наблюдал за дракой. Второй же, старик, медленно потягивая вино, задумчиво смотрел на пламя в камине.

— Это еще кто? — спросила Ингрид.

— А, это отличный парень, — усмехнулся Клод, — Себастьян. Мы тут разговорились немного и решили сыграть по маленькой.

— Но сегодня злой рок отвернул от меня удачу, — продолжал улыбаться Себастьян, — мы с Клодом никак не можем одолеть нашего грозного, седовласого противника. Может втроем нам, наконец, удастся низвергнуть узурпатора фортуны?

Он кивнул в сторону старика, заросшего по самые щеки седой щетиной. Что-то такое было в нем, внушающее трепет. Он одновременно походил на благородного владыку плодородных земель, привыкшего защищать свои границы и на главаря какой-нибудь шайки. Что, в общем и целом, почти одно и тоже. Старик был одет, в отличие от своего щеголеватого друга, в добротную, но видавшую виды куртку. Кустистые черные брови показались Фостеру очень знакомыми, будто он каждый день, по несколько часов кряду, смотрел на них, но вот где? Когда Алан проезжал Эрисвиль, единственный крупный порт в герцогстве, он беседовал со старым моряком, кажется капитаном. Моряк выглядел точь-в-точь, как этот старик. Но нет, не может быть.

— Сознавайся, сколько продул этим двоим? — бесцеремонно спросила Ингрид.

— Всего ничего, — Клод утер выступившие крупные капли пота со лба, — я еще отыграюсь! Считай это разминкой.

— Разминкой?

— Паренек-то с характером, — заметил Себастьян, — садись с нами, выпьем, сыграем, поговорим. Вечер только начался!

Он хотел, было, по-дружески положить руку на плечо Ингрид, но та ловко увернулась.

— Любишь создавать проблемы? — улыбнулся Себастьян.

В его голосе, таком теплом и дружелюбном, проскользнула леденящая жесткость. Алан был уверен, что этот повеса будет куда опаснее недавнего медведеобразного увальня. Но Ингрид не дрогнула. Она внимательно посмотрела в голубые, как весеннее небо, глаза с узкими, напряженными точечками-зрачками.

— Хватит вам, — поспешил вмешаться Клод, — давайте, действительно, сядем и выпьем.

Гнетущее напряжение разом пропало.

— Идет, — сказала Ингрид.

Они прошли к столу. Старик, как и прежде, безучастно тянул вино, задумчиво уставившись в одну точку. Ингрид села напротив и мельком посмотрела на него. Очень знакомое лицо.

— Гильом, — представил Клод старика, — удивительного везения человек, а это... — он задумчиво посмотрел на Ингрид.

— Алан, — назвалась она.

Услышав имя, старик вздрогнул. Он внимательно посмотрел на девушку, словно ожидая увидеть кого-то давно потерянного, и почти сразу отвел глаза.

— Хью! — позвал Себастьян, — кружку лучшего эля для нашего юного смельчака. Я угощаю!

Хмыкнув, трактирщик переглянулся с Ингрид, после чего принес полную до краев кружку.

— Мне ты столько не наливал, — заметил Себастьян.

— Двойная порция, — ответил трактирщик, — десять пенсов каждая. Итого, стало быть, двадцать.

— Двадцать? — переспросил тот.

— Так это же лучший эль!

Себастьян горестно вздохнул, опустив плечи, а затем расхохотался, хлопая себя по колену.

— Ну и жук, наш трактирщик, — сквозь смех сказал он.

— Просто у него своеобразное чувство юмора, — улыбнулся Клод.

— Ну, что, — Себастьян доверительно посмотрел на Клода и Ингрид, — может, сыграем, пока настроение есть?

— Я не прочь, — кивнул Клод, но тут же получил локтем в бок.

— Поздно уже, — проговорила Ингрид, подавляя зевок, — за выпивку спасибо, но что-то сегодня нет особого желания играть в карты.

— М... — протянул Себастьян, — кому-то уже пора в кроватку. Наверное, стоило заказать молочка?

"Нахал тот еще" — заключил Алан. Всячески задирает Ингрид, но она не поддастся, ведь...

— Хорошо, — сказала Ингрид, ставя на стол, осушенную несколькими большими глотками, кружку, — но карты я не люблю. Играть будем только в кости.

— Кости? — переспросил Себастьян.

— Сколько ты промотал? — спросила она, глядя в упор на несчастного Клода.

— Самую малость.

— Сколько?

— Пять крон, — выдохнул он.

— Пять крон? — переспросила она, — ты просадил целых пять крон за полчаса?!

— Но Ин... Алан, все начиналось довольно неплохо, и я даже выиграл пару раз, — начал оправдываться Клод, — но у Гильома действительно легкая рука.

— У него? — спросила девушка, указывая пальцем на старика.

— Да, — кротко ответил Клод.

— Хорошо, играть буду с тобой, — деловито сказала она старику, — ставим по кроне.

— По кроне! — воскликнул Клод.

— Ты лучше, вообще, молчи, — беззлобно сказала она. В глазах немного плыло и Алану начало казаться, что Ингрид пьяна. Точно такое же чувство он испытывал на ужине у ржавого рыцаря, перед тем, как она разразилась ужасным храпом.

— Хорошо, — сказал Гильом, доставая из мешочка аккуратные кубики. Алана все больше беспокоил этот старик. Такой знакомый голос, но это же невозможно!

— Гильом, ты же не будешь играть в кости? — спросил, почему-то встревоженный, Себастьян.

— Любая игра была придумана, только для того, чтобы развеять скуку, — назидательно произнес Гильом, — сейчас вечер и почему бы нам немного не отдохнуть?

— Олаф! — обрадовано воскликнул Алан. Конечно же, это Олаф! Как он сразу его не узнал, но почему он здесь?

Старик напрягся и еще больше помрачнел.

— Вина, — коротко бросил он, — в горле пересохло.

Ингрид опустила глаза, и Алан увидел под столом крепко сжатый кулачок, грозящий ему мучительной расправой.

— Ты будешь играть? — спросила она.

— Да, конечно, — ответил старик, пригубливая кубок, — ходи первым.

Он передал девушке кости. Ингрид подкинула кубики вверх и молниеносно поймала их.

— Смотри, мы договаривались на крону, — сказала она.

Девушка резко разжала руки и по столу, высоко подпрыгивая, покатились кости. Первая легла пятеркой, вторая показала шесть.

— Очень хорошо, — сказал старик, не сводя глаз с девушки.

Он повторил ее ритуал. Первая шесть, вторая четыре.

— Повторим? — спросил он.

— Выигрыш вперед.

Старик достал крону, и тяжелая серебряная монета покатилась через весь стол к Ингрид.

— Молодчина! — восхищенно выкрикнул Клод.

— Ты первый, — сказала девушка, не обращая никакого внимания на ликование Клода.

— Хорошо.

Пять и пять.

Ингрид взяла кости. Опять выпало шесть-пять.

— Еще? — спросил Гильом.

— Удача отвернулась от доброго Гильома, махнув ему хвостом! — пропел Себастьян.

Ингрид выиграла и в третий раз.

— Может, удвоим?

— Нет, на сегодня хватит, — сказала Ингрид, убирая выигрыш в карман, — игра не должна переходить границы развлечений. Идем, Клод.

Старик ничего не ответил.

— Ты опасный игрок, Алан, — сказал Себастьян. — Ну да ладно. Теперь моя очередь отыграться! Давай, Гильом, кинем кости.

Проходя мимо стойки, она пропустила Клода вперед, а сама подошла к трактирщику.

— Кто они?

— Не знаю, — ответил Хью, занятый обычным своим делом — полировкой столешницы, — появились три дня назад. Немного играют, но не грабят, что важно. Вина налить?

— Сколько они тебе платят?

— Ингрид...

— Алан, — поправила девушка.

— Крону в день, не считая постоя, но я тебе этого не говорил. Так что будешь пить?

— Молоко, — усмехнулась Ингрид.

Трактирщик внимательно на нее посмотрел, оценивая шутку.

— Да, — наконец сказал он, — хороший выбор. Кстати, они занимают комнату, как раз напротив вашей.

— Ты душка, Хью, — шепнула она. Алану стало смешно от растерянного вида трактирщика. Тот удивленно хлопал глазами, не в силах вымолвить ни слова.

В комнате Клод уже успел расстелить постель для Ингрид и сейчас колдовал над своим ночным ложем — кучей одеял, отдаленно напоминающих воронье гнездо.

— Молодец, Ингрид! — довольно сказал он.

Ингрид уселась на кровать, тщетно пытаясь стащить одной ногой сапог с другой ноги.

— Чтоб их, — проворчала она.

— Ингрид, я говорю, ты сегодня так отличилась!

— Слышала. Сегодня не я, а вы, два придурка, как следует отличились. Что, старый гуляка, давно без штанов по улицам не бегал?

— Да я же...

— Промотать пять крон, а главное с кем!

— Хорошие же ребята!

— Эти, твои ребята, хотя, сейчас не до них. Эй, отчаянный магистр, ты чего орать там удумал?

— Я уверен, что это был Олаф! — заявил Алан.

— И кто это? Только не говори, что твой друг детства!

— Олаф сопровождал меня, — пояснил Алан, — сегодня же, он почему-то назвал себя Гильомом и был с незнакомым мне человеком.

— Ага! Так это один из тех жуликов? Неудивительно, что он тебя все время поучал. Как ты там говорил? Азартные игры — плохое развлечение для хорошего человека, или как-то так? Этот старый пройдоха умудрялся проворачивать кубики даже в моей руке. Если вы там все такие, невинные и благородные, то ваш орден следует называть... Ладно, хватит об этом. Ты уверен, что это действительно был он?

— Да, — неуверенно ответил Алан, — он отрастил бороду и снял мантию, но это точно Олаф.

— Замечательно, — Ингрид всплеснула руками, — ты знаешь, кто был второй шулер, Клод?

— Нет, — кротко ответил тот, — выправка у него военная, может из солдат.

— Правильно, — кивнула Ингрид, — но он не простой солдат. Это сам капитан Гроган из Доргхейма!

— Не может быть! — Клод почесал в затылке. Алан и раньше замечал за ним такую странность. Стоило ему чем-нибудь удивиться, так он сразу начинал ерошить волосы или же крутить усы.

— Только он был наряжен, как многоженец в бегах. Дай чего-нибудь, в горле пересохло.

Клод подал ей глиняный кувшин с водой.

— Так-то лучше, — выдохнула она, — теперь, друзья-идиоты, давайте думать, что им понадобилось в этом трактире и почему они сидят здесь уже три дня, обчищая карманы местных горе-игроков?

Алан уже привык не обращать внимания на непрерывный поток ругательств, льющийся из уст Ингрид. Раньше у него уши бы отсохли, услышь он такое, а если бы увидел, кто это говорит, то, наверное, навсегда разочаровался бы в людях. Но сейчас он привык к этой манере Ингрид и воспринимал любую грубость в ее речах, как некое стилистическое обрамление мысли.

— Возможно, — предположил он, — они ждут нас.

— Нас? — удивился Клод.

— Да. Они могли осматривать ваших товарищей, если от них, конечно, что-то осталось, и могли разузнать, что кто-то из банды остался в живых.

— Но как? — спросил Клод.

— В распоряжении братьев ордена есть очень много средств и методов ведения расследования, — с гордостью сказал Алан.

— Парень, если у вас так много всего есть, то что тут делают эти двое?

— Олаф не мог оставить мое убийство безнаказанным.

— Все это здорово и твой Олаф отличный парень, но Гроган здесь причем?

— Он мог вызваться помочь ему.

— В каждом городе своя стража и она, как правило, сильно не любит, когда в ее дела суют нос посторонние. Гроган никогда бы не выбрался дальше окрестностей Доргхейма. Напрашиваются два варианта. Либо гибель такого великого магистра-недоучки оказалась для них серьезным потрясением, что они решили бросить все и умереть в какой-нибудь канаве, ведь рано или поздно все шулеры заканчивают там. Либо они пустились в бега.

— От кого им убегать? — удивился Алан.

— Вот этого я тебе пока сказать не могу. Как бы там ни было, но нам стоит делать ноги.

— Ноги? — не понял Алан.

— Не беспокойся, ты свои уже две недели как протянул, а нам с Клодом не мешало бы поскорее убираться отсюда.

— Сменим трактир?

— Бери больше, Клод. Мы сменим город. Утром, — сказала она, потягиваясь, — с первыми петухами будим Хью, набиваем запасами твой милый мешок, Клод, и быстрее ветра топаем отсюда. Теперь спать!

Клод задул свечу. Алан слышал, как Ингрид скинула куртку и, поворочавшись, затихла.

— Ты уверена, что они тебя не узнали? — прошептал Алан. — Может, было бы лучше уйти прямо сейчас?

— Какой же ты осторожный, юноша, — усмехнулась Ингрид, — всегда бы такой был. Нет, скорее всего, они еще сидят в зале, потягивая пойло Хью. Увидев нас, подумают еще чего, а ведь нам рисковать ни к чему?

— Все же, странно все это. Почему Олаф здесь и в таком виде. Он никогда не ходил небритым.

— Время, — отозвался Клод, — оно меняет людей до неузнаваемости. Коверкает жизни, создавая порой сущую нелепицу.

— Ты это про себя что ли, Клод? — спросила Ингрид.

Клод только печально вздохнул.

Глава 19

Гулкие шаги эхом отражались от стен спящих домов. Сбивчивое дыхание говорило, что жертва уже почти на приделе. Стоит отдать ей должное — для своих лет неплохо держится. Не каждый сможет пробежать столько с дырой в боку. Шаги затихли. Дурашка решил притаиться и переждать жнеца. Неужели он действительно думает, что способен спрятаться? Сама его плоть ждала освобождения и указывала путь. Багровые капельки вели в темный переулок.

Жнец шел не спеша, он знал, что жертва никуда не денется. Он хотел дать ей почувствовать всю прелесть истинного страха. Когда кровь пульсирует в висках и сердце бьется все быстрее, готовое вырваться из груди. Мысли сбивчивым потоком проносятся в голове, не позволяя разглядеть себя, ведь над ними главенствует только одна — "спастись". Жаль, что он сам не может испытывать подобных чувств. Работа жнеца накладывает определенные ограничения. Как же он завидует счастливцам, забившимся в самый укромный уголок и ждущих неминуемой смерти. Бедняжки, они до последнего цепляются за надежду спастись. Ничего, он спасет их. Он им поможет, ведь таков его долг.

Глупые люди думают, что жнец — простой охотник. Он убивает ради забавы. Но нет же! Он не убивает, а отпускает. Сколько их было? Десять? Пятьдесят? Сотня? Любой уже давно сбился бы со счета, но только не он. Сто шестьдесят четыре. Вместе с этим сто шестьдесят пять. Какое приятное число. Но он не должен торопиться. Наслаждение приходит с пониманием. Ведь своей стремительностью, он испортит все и уже не сможет называться жнецом.

Он завернул в проулок. Жертва сидела неподалеку, вжавшись в стену. Жнец проверил, в сознании ли она? Мужчина тяжело дышал, прижимая руку к кровоточащей ране. Одна она уже смертельна, но так нельзя. Пускай жертва ощутит...

Жнец не мог сдерживаться. Неведомая сила переполняла его. Он с завистью посмотрел на затравленную жертву. Должно быть, она сейчас на вершине блаженства. Медленно доставая нож, жнец смотрел, как вздрагивает его очередной трофей.

— За что? — тихо спросил мужчина.

— Ты избран, счастливец. Прими же мой дар! — слова давались ему с трудом. Предвкушение походило на нестерпимый зуд. Как же приятно слышать звук разрезаемой плоти. Это волшебная мелодия, это гимн!

— Нет! — простонала жертва, но убийца уже ничего не слышал. Он был поглощен действом. Удар за ударом, пока в руке не появится приятная усталость. Жертва уже не издавала звуков. Залитый кровью жнец ликовал. Он заглядывал в глаза мертвого мужчины, улыбаясь собственному отражению. Еще один, еще один! Теперь дело за малым.

Как он до сих пор не сбился со счета? Все очень просто. Он вырезал заветное число на груди жертвы. Поэтому ему нужно было следить за собой, чтобы ненароком не испортить полотно для его знака. Жнец разорвал рубаху. Грудь у мужчины была отличная. Широкая, почти без волос — то, что нужно!

Он принялся чертить, насвистывая модную песенку. Работа работой, но ведь этот простой торговец наверняка привык слышать подобные мотивы. Пускай он уходит под приятные ему звуки.

Кряхтя, жнец не заметил, как в проулке появился человек. Он его даже не почувствовал, пока не услышал хлопки.

Незнакомец стоял, опершись спиной о пыльную стену, и хлопал в ладоши, будто на спектакле.

— Поздравляю! — произнес он.

— Чего тебе? — прошипел удивленный жнец.

— Прекрасно, давно не видел подобного.

— Ты про вознесение?

— Вознесение? — задумчиво переспросил незнакомец, — ты так называешь свою резню?

Жнеца охватил гнев. Он выпрямился и крикнул:

— Это не резня! Не смей так говорить!

— По мне, так точно резня, — безразлично ответил тот, — хотя, это не так уж и важно.

Удивление прошло, а вместе с ним и гнев. Жнец понял, кто стоит перед ним. Он посмотрел на незнакомца по-новому. Вот он какой, сто шестьдесят шестой. Каждая жертва особенная, но эта была просто бесподобна. Он уже предвкушал, как они вместе насладятся страхом незнакомца. Главное, не вспугнуть. Хотя, куда он отсюда денется?

— Тебе действительно понравилось? — спросил он, медленно приближаясь и одновременно забирая вправо, чтобы жертва не попыталась скрыться.

— Да, я оценил, — ответил тот.

Кажется, сто шестьдесят шестой ничего не заметил. Неужели он считает себя равным ему, жнецу? Вот дурачок. Жнец подошел вплотную, вроде как желая получше разглядеть незнакомца и всадил нож в печень. Клинок мягко вошел в тело, а какой звук! С блаженной улыбкой он посмотрел на лицо незнакомца. Довольна ли жертва? Конечно, она должна быть удивлена и испугана. Жнец отшатнулся. От растерянности он даже выпустил рукоять, и нож так и остался торчать в боку жертвы. Незнакомец продолжал улыбаться. Даже больше. Теперь его губы изогнулись в зловещей усмешке безумца. Ему не больно? Ошибся, промахнулся или же этот сумасшедший так ничего и не понял?

— Браво, — наконец сказал незнакомец.

Его рука со странным перстнем дотронулась до священного клинка и без видимых усилий вынула его. Крови на лезвии не было. Незнакомец держал рукоять двумя пальцами, разглядывая клинок.

— Неплохо, — задумчиво проговорил он, — удобный?

Растерянный жнец не знал, что ответить. Он был потрясен. Животный страх пробрался в его сердце, делая ноги ватными. Но как? Ему же нельзя, ведь он жнец!

— Никак нельзя, — пробормотал жнец.

Этого не может быть. Незнакомец осквернил его оружие своим прикосновением. Он испортил ему весь вечер. Он заставил его бояться! Выхода нет, он должен... бежать.

Жнец рванулся с места и выбежал из переулка. Ему казалось, что ноги двигаются слишком медленно, и что незнакомец вот-вот его догонит. Он просто безумен, этот незнакомец. Что ему нужно от жнеца? Ведь тот всего лишь выполнял свой долг!

Дышать становилось тяжелее. Уличный мрак давил на него. Проклятые ноги, почему так медленно!

Жнец споткнулся и растянулся на мостовой. Быстро оглянувшись, он искал глазами безумца. Улица была пуста. Отстал, отбился, выдохся! Или его и вовсе не было? Конечно же, просто сегодня слишком тяжелая ночь. Жаль, пропал клинок, но ничего, есть другие.

Он медленно встал, отряхивая колени. Правая ладонь неприятно саднила. Выдохнув, он собрался идти.

— Быстро ты бегаешь, — раздался голос.

Прямо перед ним, всего в нескольких шагах, стоял тот противный безумец. Он был ужасен своим спокойствием. Жнец непроизвольно издал отчаянный вопль и разрыдался. Бежать уже не было никаких сил. Крупные слезы стекали по его щекам.

— Ну-ну, будет, — произнес незнакомец, — что же ты, как малый ребенок?

Утирая слезы, жнец недоверчиво посмотрел на неприятного человека. Он разглядел нож в его руке и разрыдался вновь. Это были слезы страха, смешанные с отчаянием.

— Как тебя зовут, малыш? — спросил незнакомец.

— Я жнец, — всхлипывая, ответил тот.

— Нет же, я спрашиваю, как твое имя.

— У жнецов нет имен!

— Ты хочешь со мной поспорить?

— Дитрих. Меня зовут Дитрих.

— Хороший мальчик, — улыбнулся странный человек, — хочешь назад свою игрушку?

— Угу.

— Сколько тебе лет, Дитрих?

— В этом году будет тридцать четыре.

— Да ты уже совсем большой! — сказал он, протягивая клинок, — бери же, не бойся.

Дитрих неуверенно протянул руку и принял оружие. Его священный клинок был вновь при нем. Сила к нему возвращалась. Он уже не боялся незнакомца, он его ненавидел. Промахнувшись один раз, он не промахнется другой. Бедный дурашка считает себя всесильным и унизительно разговаривает с ним, как с маленьким ребенком. Гримаса ярости исказила лицо жнеца и он, подпрыгнув, рассек голову жертвы. На этот раз жнец не промахнулся. Глубокая борозда разделила лицо незнакомца надвое.

— Ты ловко управляешься с ножом, Дитрих, — сказал страшный человек. На его лице уже не было и следа от пореза. Он вновь улыбался ему своими холодными глазами.

— Нет! — прокричал жнец, обхватив голову.

— Успокойся, Дитрих, — продолжал незнакомец, — ты храбр и у меня есть к тебе дело.

— Кто ты такой? — пробормотал жнец.

— Зачем задавать такие вопросы? Ты и сам прекрасно знаешь ответ.

— Да, хозяин, — внезапно для самого себя произнес Дитрих.

— Не хочешь немного прогуляться? Сегодня на удивление звездная ночь.

— Да, хозяин.

Через мгновение они очутились за стенами города, где-то в лесу. Они вышли на поляну, заросшую клевером.

— Четыре, мой дорогой Дитрих, очень нехорошее число. Три или два куда как лучше, но никак не четыре. Ты же понимаешь меня?

— Да, хозяин, — монотонно ответил бывший жнец.

— Через пару дней здесь появятся путники. Можешь забрать любого, но только не самого маленького. Юноша в широкополой шляпе на самом деле девчонка, а ты же не будешь обижать девочек?

— Нет, хозяин.

— Запомни, любого, кроме нее. Эта девочка уже давно принадлежит мне, и я сильно огорчусь, если с ней что-нибудь случится.

— Хорошо, хозяин.

— Держи клинок, — хозяин протянул Дитриху небольшой кинжал с изящной рукоятью, — пока он с тобой, никакое волшебство не навредит тебе.

— Спасибо, хозяин.

— Не скучай тут.

Дитрих смотрел, как хозяин постепенно становится прозрачным. Он обязательно выполнит поручение, ведь это его долг!

Глава 20

Удивительное дело, будь то Доргхейм, будь то Грюндорф, трактиры кажутся абсолютно одинаковыми. Жалкая каморка, называемая хитрым Хью лучшими апартаментами в округе, ничем не отличается от прежнего рассадника клопов в Доргхейме. Днем все замечательно. Даже прокопченные свечами пятна на потолке создают особую атмосферу затхлой роскоши. Ведь стул, черт бы его побрал, с его резной спинкой, мог бы сойти за мебель из покоев какого-нибудь графа. Вот только это вовсе не резьба, а многолетний труд жуков-древоточцев. Они и сейчас продолжают свое дело, начатое за сотню лет до их появления. Чем же еще примечательна комната? Сапоги Клода не в счет, они здесь всего первый день, а вот милые, жужжащие кровопийцы — предвестники лета, кажется, пасутся тут уже не первый год.

"Что-то я сама на себя не похожа, — подумала Ингрид, — раньше бы уже давно дрыхла, а сейчас все ворочаюсь. Правильно, возраст-то уже какой. Двадцать лет, подумать только. Еще немного и совсем превращусь в ворчливую, старую кошелку. К слову, о старом. Хью определенно не видит разницы между выдержанным вином и прокисшим. После этого пойла — будто песка наелась".

Где-то возле стены докучливо пищал комар. Ингрид села, ища в темноте сапоги. Нужно быть безумцем, чтобы ночью босиком наступать на полы в трактире Хью. Ингрид подошла к столу. Нащупав кувшин, она поднесла его ко рту. Пуст. Когда она успела все выпить или это уже Клод прикладывался? Он сейчас, счастливая душа, храпел за троих. Нос ему, что ли, зажать?

— Ты куда? — раздался в голове назойливый голос.

— Тихо ты, — шикнула Ингрид, — Клода не разбуди.

Она накинула куртку и крадучись пробралась к двери. Королевство за глоток воды? Конечно, неплохая мысль, но не нужно доходить до крайностей. Достаточно спуститься вниз, растормошить Хью или Браина и все. Главное, не забыть взять с собой кувшин. Второе такое нашествие паломников к водопою трактир может и не пережить.

Скрипнув дверью, она оказалась в коридоре. У лестницы тускло коптила масляная лампа, освещая путь. Должно быть, все уже спят.

— Я ждал тебя, — прошептал кто-то.

Ингрид немедленно отреагировала. Быстрый прыжок в сторону, легкий шажок вбок и вот, теперь они уже на равных. У стены, напротив двери в их комнату, сидела бесформенная фигура. Ингрид потянулась за кинжалом к поясу, но вспомнила, что забыла прихватить его. Но и злосчастный кувшин может сгодиться. Что же, бой обещает быть интересным.

— Ловко ты, — проговорила фигура. Голос был мужским, низким, с легкой хрипотцой. Старик! Точно, это был сегодняшний старик, Олаф, как он там себя сегодня называл? Гильберт? Гильом! По его тону было нельзя понять, удивление это или ирония. Если учесть, кто он, то скорее второе.

— Расслабься, я не причиню тебе вреда, — вновь заговорил старик, — я хочу всего лишь задать пару вопросов.

Ингрид продолжала молчать.

— Если ты не против, то не лучше ли нам спуститься в зал. Ты ведь туда шла?

"Шла?" — Ингрид показалось, что она ослышалась.

Старик поднялся и направился к лестнице. Его силуэт, обрамленный светом лампы, казался гигантским.

В зале уже никого не было. Олаф прошел к столу, за которым сидел вечером. Он сделал приглашающий жест и сел сам.

— Я много думал, — начал он, едва Ингрид села, — почему в нашей жизни столько случайностей и совпадений? Почему какой-нибудь великий воин, одержавший сотни побед, внезапно погибает от нелепой вишневой косточки, застрявшей у него в горле? Почему человек, считающий себя никчемным и слабым, совершенно случайно становится героем и обретает всеобщий почет и уважение? Почему юноша, приехавший в свой родной город, погибает в первый же день? И почему я слышу имя, которое не называл?

— Я плохо понимаю, куда ты клонишь, — сказала Ингрид, обжигая его ледяным взглядом.

— Ты играешь с огнем, Ингрид, — улыбнулся старик. — Да, я знаю кто ты. Знаю, что твоей банды больше нет. Но зачем было убивать мальчика, а сейчас еще и называться его именем?

— Брат Олаф, она никого не убивала, — наконец-то вмешался Алан, — она такая же жертва, как и я.

— Алан? — Олаф оглядел пустой зал, — это ведь действительно ты! Но где? Я не вижу тебя. Покажись!

— Я здесь. Прямо перед тобой, в теле Ингрид. Понимаю, это звучит крайне нелепо.

— Как? — спросил Олаф.

— Когда смерть уже была близка, я прочел заклинание Искры Жизни и перенесся в ее тело.

— Никогда не слышал о таком заклинании, где ты его нашел?

— В личной библиотеке магистра. Я подумал, что оно связано с огнем, а в тот момент почему-то вспомнил его. Все произошло так быстро, я и сам не заметил, как оказался в теле Ингрид.

— Алан, — Олаф навалился на стол, почти вплотную приблизившись к лицу Ингрид, — скажи мне, кто тебя убил? Это был кто-то из ордена? Может, мрачный брат? Ты его знаешь?

Непонятно почему, но Ингрид было приятно видеть старика в таком оживленном состоянии. Молчаливый и величественный, от одного взгляда которого пробирал мороз по коже, сейчас сыпал вопросами, как какая-нибудь прачка или уличная торговка. "Честное слово, будто лошадь потерял" — усмехнулась она.

— Это был очень сильный маг, брат Олаф, — медленно произнес Алан, — я не знаю его и он уж точно не мрачный брат. Мне показалось, что он был одержим безумием, как тот мужчина на переправе через Нобру.

— Почему ты так решил?

— Из-за его глаз. Они смеялись и ликовали, когда он проткнул меня, — голос Алана дрогнул.

— Не только глаза, — вмешалась Ингрид, — он сам едва ли не подпрыгивал, когда прикончил тебя, а потом занялся ребятами. Было даже не страшно, а мерзко стоять и смотреть, как он подбирается все ближе и ближе.

— Он парализовал нас, — пояснил Алан, — после чего проткнул меня, а остальных убивал с помощью магии Огня.

— Паралич или Незримая Рубашка — это заклинание Воздуха. Ты уверен, что он был один?

— Воздуха? — переспросил Алан, — странно, кроме него, я больше не видел магов. Возможно, кто-то скрывался за стеной.

— Стеной?

— Да, когда я повернул к мосту, то оказался в тупике. Там была стена, чем-то напоминающая поделки брата Мартина.

— Как он выглядел? — Олаф стал очень мрачным.

— Сложно сказать. Я его почти не рассматривал.

— Зато я разглядела. Неприятный тип. Носит все серое, шляпа обычная, клинка при нем не было. Создается впечатление, что он при деньгах, но скупой, будто какой-то лавочник. На вид ему лет тридцать — тридцать пять. Лицо невыразительное, полно таких. Вот только глаза у него действительно странные. Не безумные, а какие-то голодные.

— Ты очень наблюдательна, — похвалил Олаф.

— Еще бы, — как-то желчно усмехнулся Алан, — она его и раньше встречала. Он приходил к ним заказывать меня.

— Заказывать?!

— Следи за своим языком, придурок, — шепнула Ингрид и уже громче сказала: — Он хотел, чтобы мы припугнули мальчика.

— Я не мальчик, — пробубнил Алан.

— Да пошел ты, — уже не понижая голоса, отмахнулась Ингрид. — Тогда он утверждал, что мальчишка нечестно играет и такие конкуренты ему не нужны. Клонил что-то в сторону торговли и каких-то туманных интриг в гильдии. Упрашивал только припугнуть пацана и тот сам убежит в другой город. Мы, конечно же, решили, что парень здорово поразвлекся с его благоверной, а лавочник стесняется сказать нам об этом. Дело плевое, а платил он неплохо, за приватность. Теперь-то я понимаю, что он обдурил нас. Хитер, мерзавец.

— Да, — проговорил Олаф, — все, как я и предполагал.

— Брат Олаф, как вы нас нашли и где остальные братья?

— Я не знаю, Алан, — искренне ответил Олаф. Сейчас он выглядел сильно уставшим. — В мою судьбу тоже вмешался человек с безумными глазами. Я больше не брат ордена, а беглый преступник. Хотя, после взрыва, вряд ли они считают, что я жив.

— Взрыва? — удивился Алан.

Послышались шаги. Над стариком вырос улыбающийся Гроган.

— Что, Гильом, решил отыграться?

— Его-то зачем сюда притащил? — спросила Ингрид.

— Что? — Гроган непонимающе посмотрел на Олафа, вернее на его затылок.

— Джек, — старик повернулся к капитану, — это и есть та самая Ингрид.

— Что! — воскликнул Гроган, отступая на шаг назад.

— Садись, — Олаф хлопнул рукой по скамье, — Джек тоже стал жертвой того безумца, правда по моей вине, но сути дела это не меняет.

Гроган сел рядом с Олафом, внимательно разглядывая Ингрид.

— Что-то я ничего не понимаю, — наконец сказал он, — главарем Красного Дьявола была стерва с рыжими, едва ли не до пояса, волосами. Зачем же ты наряжался в девушку?

— Что! — на этот раз воскликнула Ингрид.

— Джек, — вздохнул Олаф, — карты и выпивка погубят тебя.

Ингрид отчаянно искала, чем бы запустить в этого идиота. Сжав ручку кувшина, с которым шла за водой, она подавила гнев и сказала:

— Капитан, я и есть девушка.

Ингрид с улыбкой наблюдала за переменами в лице капитана. Удивление, непонимание и, наконец, смущение. Разбей она о его глупую голову кувшин, то упустила бы такое развлечение.

— Какой же я болван, — сокрушенно проговорил Гроган.

"Да, — мысленно согласилась с ним Ингрид, — болван ты редкостный".

— Алан, — сказал Олаф, — я думаю, нам стоит вернуться в Нордфолк. Возможно, братья помогут тебе.

— Помогут? — удивленно спросил Алан, — чем они мне помогут?

— Кто это? — Гроган обвел взглядом зал, — Олаф, с кем ты только что разговаривал?

— Со мной, — спокойно ответил Алан.

— Младший магистр Алан Фостер, из-за которого все и началось, — представил Олаф, указывая на Ингрид.

— Что-то вы меня совсем запутали, — покачал головой Гроган, — только что ты называл ее Ингрид, а теперь уже Аланом. Покойник из Доргхейма сейчас сидит передо мной и выдает себя за девушку?

Ингрид побагровела.

— Слушай сюда, дылда, — прорычала она.

— Дылда?

— С помощью своей паршивой магии Алан оказался в моем теле. Больших неудобств он не причиняет, только порой молотит всякий вздор, ведь знает, что я его достать не могу. А теперь про тебя, капитан. В отличие от Алана, ты очень даже уязвим, — Ингрид пригрозила кувшином.

— Ингрид, успокойся, — сказал Олаф, выразительно посмотрев на девушку, — и ты тоже, Джек. Проявите уважение друг к другу.

— Очень хорошо, что ты не парень, — процедил Гроган.

Они ненавидяще впились глазами друг в друга. В голове Ингрид появлялись ласкающие душу образы, и самый безобидный из них можно было назвать "Болван-капитан с кувшином вместо головы". Девушка была уверена, что ее оппонент, сидящий напротив, видит подобные картины, только в главной роли выступает уже она.

— Раз уж вы так заняты, — вздохнул Олаф, — пока мы с Аланом обсудим наши дальнейшие действия.

— Ничего нашего, папаша, — не отводя взгляда, сказала Ингрид, — если тебе так нравится этот трактир, то сиди в нем и дальше. Мы же уйдем с рассветом.

— Куда?

— В Эрисвиль.

— Что вы забыли в портовом городе?

— Всегда мечтала увидеть море. Говорят, восход там просто великолепен.

— А если мы пойдем с вами? — спросил Гроган.

— Да скорее я...

Ингрид не успела договорить. Мощная дверь, запертая на крепкий засов, с грохотом слетела с петель. В трактир, держа в руках здоровенное бревно, служившее тараном, влезли четверо отвратительных типов. За ними угадывались силуэты вооруженных людей. Верзилы отбросили дерево и, осматриваясь по сторонам, достали тесаки.

Стол Ингрид находился в глубине зала. Скупой Хью никогда не использовал факелы, говоря, что с ними много мороки. Сальные свечи — куда лучше, но и на них он изрядно экономил. Одну зажигал у лестницы, одну у входа и одну в центре зала. Камин же он тушил, заставляя Браина заливать водой и оттаскивать уцелевшие дрова в сторону, для следующего раза. Сейчас, стоя в полутьме, ворвавшиеся тщетно пытались разглядеть хоть что-нибудь. Дверь, ведущая на кухню, распахнулась. Грустно вздыхая, в зал вышел Браин. Видимо, ночные налеты были ему не в диковинку. Он сжимал в руке давешнюю скалку. Следом вышел Хью. Ингрид всегда считала, что Хью здорово походит на ярмарочный шест, такой же высокий, тощий и нескладный. Сейчас он выглядел едва ли не внушительнее самого Браина. Нет, он остался таким же высоким и худым, но его движения переменились. Он не был напуган или удивлен, он не прятался как обычно за Браина, а сразу вышел в середину зала, преградив собой путь на лестницу.

— Человек, — заговорил трактирщик каким-то чужим, страшным голосом, — совершает много ошибок, которые ему охотно прощают. Меня нельзя назвать злопамятным и я готов закрыть глаза на сломанную дверь и испорченный сон. У нас есть два варианта. Если вы сейчас уберетесь отсюда, возможно, проживете долгую и бессмысленную жизнь. А если вы решите остаться, то я угощу вас своим лучшим блюдом.

Хью сбросил куртку, и в тусклом свете засверкало множество метательных ножей, вставленных, как в ножны, в его жилет.

— Кто первый? — спросил он, ловким движением вынимая пару ножей.

— Хьюго Метатель, — послышался голос с улицы. — Я могу спалить тебя и твой трактир только за то, что сегодня вечером ты выставил моего человека, как жалкого щенка, за дверь. Когда ты пришел, весь в грязи и заплатках, я разрешил тебе начать свое дело в Грюндорфе и какой же неблагодарностью ты отплачиваешь мне?

— Господин Роберт? — удивленно спросил Хью, опустив руки.

— Немолод я уже, для прогулок под луной, — сказал человек, входящий в дверь. Он шел, отмеряя каждый шаг ударом металлического наконечника трости. Следом за ним появились еще какие-то люди. Они держали в руках факелы, и был виден герб на их куртках.

— Господин Роберт, ваш человек вел себя очень дерзко и собирался устроить драку в зале. Я предупреждал, но он и слушать не захотел. При всем уважении к вам, я не могу допустить подобного.

— Знаю, — кивнул Роберт, усаживаясь на внесенное кресло, — он уже понес наказание. Но это не меняет дела. Ты тут только что говорил про злопамятность и два варианта. Так вот, у меня тоже есть два варианта. Первый, самый логичный и простой — спалить тут все. Очень хороший вариант, но не единственный. Зная тебя, Хьюго, я предлагаю тебе второй. Отдай мне зачинщика драки, и я уйду.

— Зачинщика?

— Да, того славного паренька, о котором поведал мне мой недалекий слуга. Ему ничего не грозит, просто кое-кто хотел бы посмотреть на такого смельчака. Предупрежу сразу. Не пытайся меня надуть. Отговорки, что ты его не знаешь или же он куда-то делся, тебе не помогут. Внесите Тома, — он еще раз стукнул тростью. Звон отдавался в ушах Ингрид.

Кряхтя, вошли еще двое, волоча под руки огромного детину.

— Том, ты же помнишь своего обидчика? — спросил Роберт.

— Да, мой господин, — прошипел Том. По залу разнесся запах крови.

— Хьюго, я жду, — и Роберт еще раз стукнул тростью, словно ставя ультиматум.

Ингрид насчитала двенадцать человек. Роберт и избитый Том не в счет, итого десять. Возможно, на улице есть еще люди. Сегодня, определенно, веселая ночь!

— Господин Роберт, — выдохнул Хью, — я обдумал ваше предложение.

— Да? — Роберт выжидающе посмотрел на него. В свете факелов он не казался дряхлым стариком. Скорее всего, какая-то болезнь иссушила его, наградив надтреснутым голосом и тростью.

— Ингрид, только без глупостей, — прошептал Олаф, — пробирайся на лестницу, пока мы с Джеком отвлекаем их. Бери своего друга и беги через крышу.

— А как же вы? — спросила она, одновременно стараясь услышать ответ Хью.

Олаф отрицательно мотнул головой.

— Ради Алана, — пояснил он.

— Вы сделали для меня много хорошего, господин Роберт, — наконец заговорил Хью, — закрыли глаза на мое прошлое и помогли начать мне новую жизнь, шесть лет назад. Я благодарен вам, господин Роберт.

— И? — словно помогая ему, кивнул сидящий человек.

— Браин, — вздохнул Хью, — проводи наверх троих людей. Да пребудет с тобой священный Клодьен, хранитель кухни.

Браин кивнул. Роберт жестом приказал своим людям следовать за ним. Те молча поднялись по лестнице за провожатым.

— Предатель, — прошептал Алан. Ингрид же только усмехнулась.

— Зачем он вам? — спросил Хью.

— Видишь ли, — улыбнулся Роберт, — я иногда завидую тебе, Хьюго. Чем выше я поднимаюсь в гильдии, чем больше людей служат мне, тем тяжелее мне приходится. Как бы я не вырос, всегда есть тот, кто стоит выше меня. Сейчас я могу сказать только одно — некто захотел заполучить девчонку. Глупый Том не понял, кто был перед ним и прибежал ко мне с жалобой. Ум, — Роберт коснулся пальцем виска, — а также желание познавать и развиваться, вот что больше всего ценится в людях. Но во всем хороша середина, Хьюго. Слишком умные, так же как и тупые, долго не живут. Поэтому я и говорю тебе — кое-кто хочет увидеть твою гостью.

Наверху послышалась возня.

— Раньше ты не был таким, Роберт, — грустно усмехнулся трактирщик, — семь человек. Всего семь человек.

— Семь? — переспросил Роберт.

— Да, — кивнул Хью, — не считая тебя.

В следующее мгновение Хью метнул нож и тот увяз в деревянной спинке пустого кресла. Растерянные слуги Роберта отступили на шаг. Второй клинок воткнулся в правую руку самого жилистого.

— Роберт! — прокричал Хью, вынимая еще два кинжала, — я достану тебя!

Слуги, наконец, пришли в себя и, бросив факелы, побежали на трактирщика. Но им на встречу выскочил Гроган, сбив двоих с ног. Сапоги третьего нападавшего вспыхнули от пристального взгляда Олафа, и ему стало уже не до Хью. Оставшиеся трое попятились к выходу.

— Не выпускай их! — крикнула Ингрид, лихорадочно ища какое-нибудь оружие. Кувшин, который так хорошо бы смотрелся на плечах Грогана, полетел в одного из верзил, почти добравшегося до выхода. Ойкнув, он рухнул на пол. Но двое продолжили свой путь. Когда нога одного из них уже коснулась порога, оба, с душераздирающим криком, упали ничком.

— Жалкие трусы, — донеслось откуда-то сверху.

— Ты все также жесток, — заметил Хью, взвешивая в руке нож.

— Как сама жизнь, — раздался хохот из другого конца зала.

— Он на балках, — прошептал Олаф, всматриваясь во тьму.

Сверху послышались быстрые шаги и в зал спустились Браин и Клод. Ингрид только сейчас заметила, что пламя с упавших факелов начало есть доски и, коптя черным дымом, расползаться по залу.

— Опять пожар? — воскликнул Клод, закрываясь рукавом от едкого дыма.

— Уходите, — приказал Хью, переступая по-кошачьи через поверженных людей. — Кроме нас, в трактире никого нет, так что будьте спокойны.

— Ты уверен? — спросил Олаф.

Хью ничего не ответил. Его внимание было поглощено балками. Разрастающийся огонь, словно арену, окружил трактирщика, с каждым мигом все сильнее освещая потолок. Казалось, еще чуть-чуть и Ингрид сможет увидеть притаившегося Роберта.

— Идем, — Гроган бесцеремонно закинул ее, словно добычу, на плечо и пошел к двери. Девушка не пыталась сопротивляться. Она смотрела на преобразившегося трактирщика, не в силах отвести взгляд.

— Браин, прихвати стол и уходи, — крикнул Хью.

Безмолвный поваренок перевернул стол и, прикрывшись им, словно щитом, встал у выхода. Когда Гроган проносил Ингрид, она отчетливо видела, как два лезвия, разрывая дерево, пробили стол в двух ладонях от лица Браина. Поваренок на миг качнул столом, приоткрыв озаренный зал. Роберт спустился с балок и стоял напротив Хью. Он отбросил в сторону трость-ножны и сжимал в руке узкий длинный клинок.

Выбравшись на улицу, Браин потянул за собой стол, с треском втягивая его в дверной проем, словно запечатывая ход.

— Ну вот, — послышался у самого уха Ингрид, вздох Грогана, — дальше сама.

Он поставил девушку на ноги. Возле трактира стояло три кареты. Никого, даже кучеров, не было видно. Гроган, обнажив меч, обошел кареты и, удовлетворительно покачав головой, сказал:

— Пусто.

— Браин, — проговорил удивленный Клод.

Оказалось, что Роберт выпустил не два, а три кинжала и один, все-таки, задел руку Браину. Клод оторвал лоскут от своей рубахи, и, что-то ворча себе под нос, принялся перевязывать рану другу. Браин казался безучастным. Он лишь смотрел, как дымок начинает пробиваться через щели и окна.

— Нужно помочь Хью, — сказал Клод.

— Нет, — ответил Браин, сказав, наверное, впервые на памяти Ингрид, хоть что-нибудь, — Это его битва. Мы бы только мешали. А сейчас — уходите.

— Браин, — сказала Ингрид, — мы причинили вам столько неприятностей. Держи.

Она протянула ему кошелек, полный денег.

— Не нужно, — покачал головой поваренок.

— А я сказала, бери, пока даю, — Ингрид выразительно на него посмотрела.

— Хорошо, — тут же согласился Браин, принимая кошелек, — при следующей встрече я верну тебе долг, только Хью не говори.

— Конечно, — усмехнулась Ингрид.

Небо уже начинало светлеть. Подул теплый утренний ветерок, шевеля короткие волосы Ингрид. Она только сейчас заметила, что не надела шляпу.

— Жаль, вещи остались там, — вздохнула она.

— Ничего подобного! — гордо ответил Клод, — когда Браин зашел ко мне, я выкинул все наши пожитки в окно.

— А шляпу?

— И шляпу, — улыбнулся он.

— Брат Олаф, — подал голос Алан, — куда вы дальше?

— Я больше не брат ордена, — сказал Олаф, касаясь рукой щетины, — но охранять тебя — мой долг.

Глава 21

— Это ты называешь едой? — громыхала Ингрид, — ты бы еще енота в глине запек!

— Весьма интересный выбор, миледи, — улыбнулся Гроган, — я обязательно учту ваши пожелания.

— Клод! — позвала Ингрид, — как ты мог доверить кухню этому идиоту?

Клод повернулся на другой бок.

— Таков его долг, — сказал он, поглаживая усы, — таков его долг.

— Что же это за долг такой? — негодовала девушка, — отравить меня или заморить голодом? Сам-то ты можешь есть эту бурду?

Она указала на котелок. В нем бурлило нечто мрачно-серое и, как казалось Алану, совершенно недовольное своей участью. Благо, Фостер не чувствовал ни вкуса, ни запаха, но судя по воплям разгневанной миледи, как называл ее Гроган, оно того стоило.

— Я порядочный человек, — заявил капитан, — и...

— Изверг порядочный, вот ты кто.

— Ингрид, но пойми, это его долг, — снисходительно сказал Клод. Алан уже знал, что Клода стряпня нового повара вполне устраивает. Он даже как-то высказался, что блюда выходят весьма пикантными. — Господин капитан, как-никак, человек чести.

— Сколько это еще будет продолжаться? — спросила Ингрид, — я порвала и выкинула карты. Я обещала скормить игральные кости тому, кто возьмет их в руки. Как он умудряется все время проигрывать?

— Удача улыбается не каждому, но хотя бы раз оказавшись в ее объятьях, ты уже не сможешь остановиться!

— Алан, — вздохнула Ингрид, — смотри, что бывает с людьми, которые играют с моим терпением.

Она подошла к капитану вплотную. Глаза девушки были на уровне его свежевыбритого подбородка. Она подняла голову, всматриваясь в лицо Грогана.

— Нагнись, — сказала она.

— Миледи, ваш рыцарь слушает, — капитан с улыбкой преклонил колено.

— Еще раз сваришь такую гадость, я подарю тебе шлем, о мой рыцарь, — прошептала она.

— Шлем? — переспросил Гроган.

— Да, именной, — кивнула Ингрид, указывая рукой на закопченный котелок.

— Очень смешно, — сказал капитан, дружески похлопав девушку по плечу.

— Джек, — крикнул Клод, — не знаю, что Ингрид тебе обещала, но имей ввиду — у нее весьма своеобразное чувство юмора.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Грогана, он как-то растеряно и удивленно посмотрел на девушку, убирая руку с ее плеча.

— Кажется, друзья познаются в беде, Клод?

— Именно так, — охотно отозвался повар.

— Помоги своему другу избежать страшной участи, Клод. Этот, — она указала на капитана, — может варить и дальше, но спрашивать теперь буду только с тебя. Учти это, Клод.

Алан уже привык к ее ходу мыслей. Ингрид могла приказать, припугнуть, намекнуть, но она никогда никого не просила. Девушка пыталась выглядеть настоящим главарем, что не всегда у нее получалось и она начинала злиться. Когда к ним примкнули Олаф и Гроган, Ингрид стала еще более замкнутой. Дерзкая на язык, она редко говорила о себе и своих планах. Каждый день они все куда-то шли и шли. Ночью, когда все засыпали, Ингрид ходила сверяться по звездам. Фостер уже перестал досаждать ей расспросами, удостоверившись, что Ингрид ничего не скажет, если не захочет сама. Иногда девушка обращалась к Алану, словно размышляя вслух. Тогда она говорила, сколько им осталось идти, какая их ждет завтра погода и как отвратительно готовит капитан. Теперь Гроган стал ее новым объектом для едких шуток. Нельзя сказать, чтобы Алан был сильно недоволен заменой, но теперь его не покидало странное чувство, будто чего-то не хватает.

— Где Олаф? — спросила она.

— Решил пройтись по лесу, — ответил Клод, довольный сменой темы разговора.

Ингрид часто разговаривала с Олафом. Фостеру слышались в ее голосе уважительные нотки, когда она что-то спрашивала у бывшего священного рыцаря.

— Олаф! — позвала Ингрид, отходя от костра, — придумал тоже, гулять по ночам. Олаф!

Вдалеке послышался голос рыцаря. Она шла, пробираясь через кустарник, пока не вышла к большому камню, высотой с человеческий рост. В свете луны угадывались очертания рыцаря, сидящего на нем.

— Олаф, — позвала Ингрид, карабкаясь на валун, — завтра мы перейдем через реку и уже вечером доберемся до хижины Дафны.

— Хорошо, — кивнул рыцарь, — путь был долгим, но надеюсь, трудности, возложенные на нас, того стоили. Я не сомневаюсь в способностях госпожи Дафны, но не могу понять одного.

— Чего же? — спросила Ингрид, усаживаясь возле него.

— Кто или что будет сосудом для Алана.

— Я как-то не думала об этом, — честно сказала Ингрид, — просто у меня есть уверенность, что только Дафна может помочь мне и парню.

— Любопытно, — задумчиво проговорил Олаф, — твоя уверенность идет от сердца, а это хороший знак.

— Вы в ордене все такие? — неожиданно спросила Ингрид.

— Какие такие?

— Странные, что ли. Что ты, что Алан, думаете не как обычные люди. Любой бы не поверил, что какая-то травница может вершить чудеса, неподвластные даже самим братьям ордена.

— Просто мы знаем, что орден не всесилен. Верно, Алан?

— А? Да, конечно, — ответил задумавшийся Алан. Он старался не принимать участия в их беседах, а только слушать.

Несколько минут они сидели молча, прислушиваясь к шуму ночного леса. Ингрид подняла голову, и Алан увидел крупные, мигающие друг другу звезды. Источник знаний, как учили в ордене, способный поведать сокровенное самому терпеливому. Казалось, еще чуть-чуть и звезды начнут открывать Фостеру тайну за тайной, стоит лишь немного подождать, но Ингрид перевела взгляд с неба на Олафа.

— Долго не засиживайся, — сказала Ингрид, спрыгивая на землю, — с восходом мы выйдем.

Когда шли назад к костру, Ингрид замедлила шаг. Она крадучись обошла кустарник и словно хищник в ожидании жертвы, замерла в нескольких шагах от огня.

— Ингрид, что ты...

— Тсс, — шикнула она.

Алан увидел, как с другой стороны костра, Клод и Гроган согнулись возле бревна. Посмеиваясь, они то и дело что-то подбрасывали в воздух, ловя светящийся шарик на лету. Фостер не сразу сообразил, что это монета.

— Как же, — усмехнулся Клод, — просто так не дамся!

— Удача сегодня на моей стороне, — ответил довольный Гроган.

Ингрид нашарила на земле камешек и метнула его через костер. Со звоном, он ударился о крутящуюся монету, отбросив ее в траву. Игроки резко вскочили.

— Вот оно что, — зловеще протянула Ингрид, выходя из укрытия.

— Это была моя последняя крона! — воскликнул капитан, — золотая!

— Ого, так у тебя еще остались деньги? — спросила она, обходя костер.

— Ингрид, в самом деле, чего плохого в игре? — возмутился Клод.

— Ничего, — улыбнулась девушка, — игра развивает чувство ответственности. Сегодня вы двое выросли в моих глазах. Теперь вам можно смело доверить пост часовых. Но, сторожить вы будете поочередно. Что, капитан, нашел свою золотую монетку?

Гроган, шуршавший прошлогодней листвой, зло посмотрел на девушку.

— Целая крона, — повторил он.

— Ничего, — тут же ответил Клод, — у Ингрид есть одна монета.

— Смерть болтунам, — оборвала его Ингрид.

— Ой, — вырвалось у Клода.

— Завтра обсудим, — вздохнула она, укладываясь на свое место, — а сейчас — спать.

— Ты разве не будешь ужинать?

— Спасибо, Клод. Мне хватило одного запаха.

Алан слышал, как вернулся Олаф. Он молча лег и затих. Гроган продолжал искать крону. Клод, судя по звукам, усердно помогал ему.

— Что за монета? — тихо спросил капитан.

— Да, — протянул Клод, — просто монета. Не обращай внимания.

— Нашел! — едва ли не прокричал Гроган.

— Джек! Тише ты.

Ингрид лежала спиной к костру, закрыв глаза. Алан не знал, спит ли она или, так же как и он, внимательно прислушивается к разговору Клода и Грогана.

— Сыграем еще? — предложил капитан.

— Хватит на сегодня.

— Неужели испугался девчонки? — попытался дразнить Гроган.

— Нет, — неохотно ответил Клод, — просто нет желания и все.

— Как выигрываешь, так сразу — Джек давай еще, давай еще, а стоит проиграть пару раз и все, пропало желание? Тем более, что играем-то не на деньги. Смотри, миледи только рада будет, если ты возьмешься за готовку. Еще и спасибо скажет.

— Не говори глупостей, — смущенно ответил Клод. По-видимому, ему было приятно слышать даже такую похвалу своей стряпни. — Ладно, давай разок.

Послышался свист крутящейся монеты. Алан смог разглядеть бревно, у которого лежала Ингрид. Затем он увидел спины игроков, склонившихся у костра.

— Клод, — раздраженно сказала Ингрид, — завтра мы уже будем у Дафны. Так что набирайся сил!

Игроки, как и прошлый раз, испуганно вскочили. Монета глухо ударилась о бревно и укатилась.

— Вот черт, — выругался Гроган.

— Мы уже все, — виновато сказал Клод, толкая друга.

— Да, больше никаких игр, — натянуто улыбнулся капитан, — честное слово!

— Придурки, — пробормотала Ингрид, поворачиваясь назад.

За полчаса до рассвета Ингрид проснулась. Клод мирно клевал носом возле догорающего костра. Гроган лежал рядом, с блаженной улыбкой победителя. Ночью Алан думал, что сойдет с ума, от постоянного гудения подбрасываемой монеты. Он удивлялся, почему Ингрид больше их не окликала, ведь и она, нет-нет да открывала глаза.

— Хороший же из тебя сторож, — сказала девушка, легонько толкая спящего Клода.

— Я всегда начеку, — почти сразу ответил он.

— Хоть завтрак приготовь, — буркнула Ингрид, направляясь к лесу.

Еще вечером, когда решили сделать привал, путники наткнулись на небольшое озеро. Сейчас Ингрид шла к нему. Ступая по мокрой от росы траве, она пробиралась через колючие ветки терновника, минуя серый камень, на котором ночью сидел Олаф. Добравшись до озера, она нагнулась, чтобы зачерпнуть воды в пригоршню и Алан на мгновение увидел ее отражение.

— Сегодня хорошее утро, — вдруг вырвалось у него.

— Да, просто замечательное, — отозвалась Ингрид.

Когда девушка умывалась, из-под рубашки что-то выскользнуло и повисло на шее, поблескивая в лучах восходящего солнца. Алан всматривался в водную рябь, тщетно пытаясь понять что это. Возможно, золотой кулон?

— Что это? — наконец спросил он.

— Где? А, это, — Ингрид взяла в руку монету и быстро спрятала ее под рубашку, — так, на память.

— Золотой соверен! Это про него намекал Клод?

— Не становись закоренелым занудой, парень.

— Дафна, кто она? — решил сменить тему Алан.

— Странный какой-то, — усмехнулась девушка, — кем ты, говоришь, был в ордене? Братом-дознавателем?

— Нет. С чего ты решила?

— С самого утра сплошные вопросы.

— Я всего лишь хотел узнать, что тебя связывает с Дафной. Я помню, ты говорила, что она заботилась о тебе, когда ты была совсем юной, но ведь знахарки просто так ничего не делают. Они вообще редко что-либо делают для людей и их могут не видеть по несколько лет кряду. С чего бы ей помогать маленькой девочке?

— Ты просто так от меня не отстанешь ведь, да?

— Именно! — с готовностью ответил Алан.

— Ладно, только давай договоримся — ты никому не разболтаешь, что я тебе сейчас скажу. В особенности, — девушка немного помедлила, — Грогану.

— Грогану? — переспросил Алан. Он ожидал услышать любое другое имя, начиная с Олафа и заканчивая самим герцогом.

— Договорились?

— Конечно, — согласился Алан.

— Я была не такой уж маленькой девочкой, вернее, тогда так думала. В десять лет весь мир кажется иным. Зима в ту пору выдалась прескверная, сырая, с постоянным тающим снегом и противным южным ветром. Вот в такую погоду, я сильно простудилась. Однажды просто шла по лесу, всего на миг закрыла глаза, и я уже лежу в теплой кровати в комнате с белым потолком. Оказывается, Дафна совершенно случайно наткнулась на меня. Как бы сказал Клод — вся наша жизнь состоит из дурацких совпадений.

— А что ты делала одна зимой в лесу, да еще в таком возрасте?

— Какой ты все-таки зануда!

— Извини, я больше не буду перебивать, — поспешил сказать Алан.

— Вот и славно, — хмыкнула Ингрид и продолжила: — Она отнесла меня к себе и долго выхаживала. Настолько долго, что когда я впервые встала и вышла из домика, все кругом уже благоухало и утопало в зелени. Еще через месяц, стало быть, к июню, я уже была на ногах и собиралась распрощаться с милой старушкой. Но она, как назло, подвернула ногу и теперь уже я ухаживала за ней. За это время мы успели подружиться и Дафна предложила стать ее ученицей. К слову, я тогда понятия не имела, что травницы всегда нелюдимы и никогда не берут себе подмастерьев. Об этом я узнала уже много позже, когда отправилась странствовать. Кстати, Дафна многому меня научила. Я и сейчас иногда делаю настой из иголок сосны, молодых листьев крапивы и хмеля, собранных сразу же после грозовой ночи. Сложный рецепт, но хорошо помогает от похмелья. Меня, конечно, пойлом не проймешь и я еще не разу не выпила лишнего. Но что-то я отвлеклась. Когда мне исполнилось шестнадцать, Дафна предложила стать ее помощницей. Я, конечно, сильно обрадовалась, решив, что она принимает меня за равную себе. Но, скажу честно, прыгать по болотам и ковырять в полнолуние молодые корни дуба, мне не так уж и нравилось. Про отвар из пиявок я вообще молчу. Я хотела, чтобы Дафна перебралась в город. Мы бы открыли лавку и стали жить веселой жизнью, но тут она проявила свой суровый нрав и сказала, чтобы я сама пожила в городе, а как надоест, вернулась бы к ней. Уже через месяц появился Красный Дьявол, и мы с ребятами обошли все герцогство вдоль и поперек. Время от времени, я наведываюсь к ней. Она молодец, хорошо держится, даже морщин почти нет, в ее-то возрасте.

— А как же твои родители, друзья? Почему ты сразу не вернулась к ним?

— Да, брат-дознаватель, — монотонно, словно произнося присягу, проговорила Ингрид, — а я никого не помню. Также как, что я делала в лесу, и почему мне было десять, а, скажем, не девять или одиннадцать лет. Дафна сказала, что все это из-за болезни. Сильный жар и все такое. Ладно, магистр-зануда, солнце уже высоко. Пойдем будить наших лентяев.

Когда Ингрид вернулась в лагерь, все уже были на ногах. Клод, как и обещал, что-то усердно мешал в котелке. Гроган в этот раз гордо восседал на пеньке возле повара и, как догадался Алан, руководил готовкой со стороны. Олаф же, задумчиво поглаживая седую щетину, успевшую превратиться в небольшую бороду, смотрел на огонь. Алан знал, что для мага Огня это лучший способ спокойно поразмышлять.

— Ингрид пришла! — воскликнул довольный Клод, — а я тут как раз кашку приготовил.

— Съедобную? — с сомнением спросила девушка.

— Ну разумеется!

— А шпиона-отравителя к котелку не подпускал?

— Это почему я шпион? — возмутился Гроган, — мне как раз хуже всех пришлось! Ни в чем не повинен, а сижу тут с вами в лесу. Ты знаешь, что офицерский завтрак не чета вот этому? А какой обед, а ужин, — Гроган мечтательно закрыл глаза, — превосходное жаркое и вино!

— Не трави, — буркнул Клод, — если мы тут начнем вспоминать, как хорошо нам жилось...

— Ты, кажется, был поваром у какого-то графа? — спросил Алан.

— Да, парень, — грустно вздохнул Клод, раскладывая по грубым мискам варево. Сам он всегда ел только из котелка. — Вино, еда, женщины, что еще нужно нашему брату?

— Мозги, — едко заметила Ингрид, — они всем нужны и их вечно не хватает. Так что хватит жаловаться на несчастную судьбу и больные зубы.

В полдень вышли к пологому склону. Ингрид, немного подумав, уверенно указала рукой — вперед. У Алана создавалось впечатление, что они только и делают, что идут вперед. Ни разу не повернули, скажем, направо или налево. Строго вперед. Он, конечно, не роптал, ведь и не уставал вовсе. Алан сам никогда не проходил таких расстояний пешком и подумать не мог, что для других это вполне привычное дело. Гроган что-то напевал, разделив с Клодом поклажу поровну. Ингрид как-то порывалась взять часть груза на себя, но Гроган, галантно склонившись в полупоклоне, заявил, что юная леди не должна нести никакого другого груза, кроме бремени своей красоты. По мнению Алана, жуткая банальность, но Ингрид не стала спорить и пошла заметно быстрее. Почему-то Гроган в последнее время начал раздражать Алана. Всегда веселый, со своими избитыми шутками и показными манерами, он сиял как медный таз, стоило девушке лишь обратиться к нему. Опять же, эта утренняя просьба Ингрид, не говорить только капитану. Да кто он такой, чтобы ему вообще что-нибудь говорить? В случае опасности, такие повесы первым делом поджимают хвост и прикрываются всем, что попадется им под руку. Словом, лучше бы этот Себастьян оставался в трактире.

— Привал делать не будем, — объявила Ингрид, отрываясь от бурдюка с водой, любезно поданного, разумеется, Гроганом, — нам остается дойти вон до той кромки леса и мы дома. Вернее, я.

— К вечеру будем, — задумчиво проговорил Клод.

— Да, старина, — Ингрид хлопнула его по плечу, — наверное, весь истосковался по Дафне?

— С чего ты взяла? — напряженно спросил Клод.

— Что же ты так, Клод? — ехидно продолжала Ингрид, — я помню, ты так спешил сюда.

— Да, потому что ты оказалась в беде, — выпалил Клод, — а так, я предпочитаю более обжитую местность.

— Неужели?

— Именно! — буркнул повар, — если бы не ты, Ингрид, ни за что бы сюда не пошел.

— Почему? — не выдержал и спросил Алан.

— Видишь ли, — ухмыльнулась Ингрид, — когда-то Клод сватался к Дафне, да только она...

— Зачем ворошить прошлое? — гневно спросил Клод. В этот момент, добряк-повар-грабитель выглядел сущим злодеем, — если хочешь, давай вспоминать вместе. К примеру...

— Ладно-ладно, — оборвала его девушка. — Никто не виноват, что у тебя сегодня скверное настроение!

Клод выразительно посмотрел на нее. Алану казалось, что гневный взгляд прожжет его и Ингрид вместе взятых.

— Пожалуй, нам нужно поспешить, — сухо сказал Олаф, — с севера грядет буря.

Несколько часов шли в напряженном молчании. Гроган больше не насвистывал свои солдатские песенки, Клод всячески избегал смотреть на девушку, Олаф всегда, а в последнее время особенно, не отличался многословием, Ингрид же искоса бросала взгляды на спину повара. Неужели Клод был влюблен в Дафну, и что же такое он знает, чего не хочет озвучивать Ингрид? Сплошные загадки. В самом начале их пути Алан старался не задавать лишних вопросов, ведь на каждое его слово, Ингрид отвечала двумя, и, как правило, ругательными. Едва они привыкли друг к другу и девушка перестала его грубо обрывать, как они пришли в Грюндорф и встретили Олафа и Грогана. Казалось бы, Олаф, такой родной и близкий, как-то отдалился и почти не разговаривал с Аланом. Он все время был поглощен какими-то мыслями и никак не хотел отрываться от них. С болтуном Гроганом Алану говорить было не о чем. Но при них Ингрид вновь стала раздражительной и немногословной. Она изредка нормально беседовала с Фостером лишь наедине и то, на общие темы. Прошел уже месяц, а он так толком ничего и не узнал.

Солнце начинало клониться к горизонту. Как и обещал Олаф, прямо на них шли мрачные и тяжелые, словно полные снега, тучи. До леса оставалось не больше мили, всего-то пройти поляну. Как вдруг Гроган предостерегающе поднял руку. В траве что-то лежало, вернее, кто-то. Мужчина, весь перепачканный и изодранный, но все же в весьма дорогой одежде зажиточного горожанина, будто бы спал.

— Мух нет? — недоверчиво спросила Ингрид.

— Да вроде живой, — неуверенно сказал Клод, — только, что он здесь делает?

— Может, заблудился? — предположил Гроган.

Мужчина открыл глаза и сонно посмотрел на них. Вглядевшись в лица, он словно отгоняя наваждение, зажмурился.

— Эй, парень, что ты тут забыл? — спросил Клод.

— Я? Ах, грабители напали на карету. Я бежал, заблудился, здесь ночью ходят волки, они воют, — быстро заговорил тот.

— Умом, кажись, тронулся, — шепнул Клод.

— Скажите, среди вас есть женщина?

— Женщина? — насторожилась Ингрид.

— Да, это очень важно. Не бойтесь, я ей ничего не сделаю. Просто она должна быть среди вас.

— Среди нас нет женщин, — сказал Олаф, — разве ты сам не видишь?

— И правда. Поначалу я принял этого юношу за девушку, но, видно, глаза подвели меня, — вздохнул он и вновь с жаром добавил, — понимаете, она должна быть где-то рядом. Я это чувствую!

— Может, ты голоден? Мы дадим тебе кусок хлеба и глоток воды, — успокаивающе сказал Клод.

— Да? Вот спасибо, — по его лицу пробежала тень.

Незнакомец попытался подняться, но, видимо, сильно ослабнув, не мог устоять на ногах. Он стоял на четвереньках, что-то шепча, плечи его подрагивали.

— Побереги силы, парень, — сочувственно сказал Клод, подходя к нему ближе.

— Да, у меня есть сила, — громче пробормотал тот, — хозяин мой наделил меня ею.

Алан заметил странную перемену в незнакомце. От него повеяло непонятной опасностью. Он походил на голодного волка, истомившегося в ожидании жертвы. Дыхание его участилось. Незнакомец поднял голову и впился безумным взглядом в Ингрид. Алану стало не по себе.

— О, избранная дева, — нараспев произнес он. — Я не должен ослушаться хозяина, но мой долг Избавителя обязывает меня, ибо никто не может указывать жнецу!

Он резко вскочил и бросился на Клода. В его руке блеснул кинжал. Клод проворно уклонился, но лезвие вскользь задело могучее предплечье повара. Брызнула кровь.

— Нет, ты не достоин, — презрительно бросил сумасшедший. Вдруг яркое пламя врезалось в плечо безумца и тут же потухло.

— Твой огонь бесполезен, старик! Хозяин наделил меня силой! — хохотал он, отбивая клинком следующий огненный шарик Олафа, будто снежок. В следующий момент сумасшедший с небывалой скоростью метнулся к Ингрид. Когда до нее оставалось всего несколько шагов, кинжал безумца встретился с клинком капитана. Легким движением кисти Гроган выбил оружие из руки сумасшедшего. Кинжал упал в траву и тут же вспыхнул. Но в левой руке убийцы показался нож. Обжигая капитана ненавидящим взглядом, безумец всадил в его грудь клинок. Капитан рухнул на землю. Внезапно Алан почувствовал, как бешено стучит сердце Ингрид. Правая рука девушки резко поднялась. Незнакомец пошатнулся от невидимого удара и отступил от поверженного Грогана. Все еще сжимая в руке окровавленный нож, он с удивлением смотрел, как его тело жадно поглощает разрастающееся небесно-синее пламя. Тут глаза закрылись и Алан провалился в небытие.

Глава 22

Ингрид открыла глаза. Тусклый свет лампы освещал маленькую комнату. Девушка повернула голову, желая осмотреться, и встретилась с суровыми глазами-пуговицами игрушечного медведя. Он лежал рядом с ней на подушке, как и раньше. В последний раз они смотрели друг другу, вот так, глаза в глаза, лет пять назад, а может и больше. Когда Ингрид решила стать взрослой, она первым делом порвала с детскими привычками и слабостями. Она пробовала не есть варенье и не играть в куклы. Потом, изредка навещая Дафну, она уже была вожаком, а вожаку никак не положено спать с медвежатами. Сейчас Ингрид смотрела в немигающие глаза своего старого любимца и думала, сколько же глупых правил она успела выдумать и как старательно им следовала, а для чего?

По козырьку за окном глухо барабанил дождь, а порывы ветра заставляли стекла жалобно дребезжать. Где-то вдалеке пророкотал гром. Отгоняя воспоминания, Ингрид села, ища ногами свои сапоги. Ступни утонули в пушистой шкуре другого медведя, на этот раз настоящего. Ингрид не помнила, подарили ли шкуру охотники или Дафна сама убила его. Вроде, как-то раз травница обмолвилась, что медведь не оставил ей выбора — либо он, либо она. Шкура уже успела стать неотъемлемой частью комнаты, и Ингрид не представляла, как будут выглядеть деревянные полы без нее. Сапог нигде не было, только маленькие тапочки одиноко стояли у двери.

— Вот уж не думала, что Дафна и их сохранила, — проворчала она, направляясь к двери.

На стене висело зеркало. Проходя мимо, девушка, как обычно, посмотрела в него и оторопела.

Ночная рубашка, доходящая ей до щиколоток, с затейливыми рюшками на вороте, была кажется, из вещей Дафны. Сама Ингрид никогда, в здравом уме, не надела бы подобный балахон. Но венцом наряда, в буквальном смысле, был милый старушечий чепчик, нежного розового цвета. Если бы такое решила надеть Дафна, то Ингрид, наверное, хохотала бы никак не меньше недели. Более нелепой вещи ей еще видеть не доводилось. Но сейчас девушке было не до смеха, даже наоборот, немного обидно. Она быстро развязала бантик и сбросила с себя отвратительный чепец.

— Ничего, — успокаивала себя Ингрид, — никто же не видел.

— Я видел, — прошептал противный голос, — и, по-моему, очень мило.

— Вот и носи его сам, придурок! — вспыхнула Ингрид. Она краем глаза посмотрела в зеркало. Увидев алый румянец на щеках, девушка разозлилась еще сильнее. Но Алан, на свое счастье, больше ничего не сказал.

Дверь скрипнула и в комнату вошла Дафна. Травница совсем не изменилась за последние два года.

— Ингрид, как ты?

— Я в порядке, только голова немного болит.

— Тебе нужно просто отдохнуть.

Тут Ингрид вспомнила про Клода, Грогана и безумца с ножом. Она выразительно посмотрела на травницу и та понимающе кивнула.

— Жить будут оба. С Клодом все как обычно, а вот со вторым пришлось повозиться. Но парень он сильный — выкарабкается.

— Я хотела бы...

— Нет, ему нужен покой. Сейчас за ним присматривает Олаф, а Клод уже спит. Опять же, вряд ли ты захочешь выйти из своей комнаты в таком наряде. Твоя одежда насквозь промокла, и мне пришлось дать тебе кое-что из своего гардероба. Ведь из своих старых вещей ты уже выросла.

— Да, к слову о наряде, — вспомнила Ингрид, — что это такое?

Она указала рукой на розовый чепчик.

— Ночной колпак, — Дафна подняла с пола чепчик и протянула его девушке, — по-моему, очень милый.

— Милый! — воскликнула Ингрид, — да он просто ужасен! Нарядила меня как старушку, даже вниз теперь не спустишься.

— Не только тебя, — улыбнулась Дафна, — но я обещала ребятам, что никому не скажу. Так что — молчи.

Они пристально посмотрели друг на друга и рассмеялись. Ингрид поочередно представляла каждого из друзей в своем новом наряде. Комичнее всего смотрелся Олаф, с черными кустистыми бровями и седой щетиной, но и усатый Клод в чепчике, тоже был неплох.

— Я рада, что с тобой все в порядке, — уходя, сказала Дафна и, остановившись у двери, добавила, — ложись, твой медвежонок уже заждался.

— Дафна! — вновь воскликнула девушка, кидая подушку в уже закрывшуюся дверь. Ингрид знала, что Дафна любит подшучивать и даже больше, она и сама переняла своеобразный юмор травницы. Именно за едкие шутки ее и прозвали дьяволом, а цвет волос превратил прозвище в название банды. Однако до Дафны ей было еще очень далеко. Она, должно быть, специально обрядила всех в дурацкие платьица, чтобы потом было что вспомнить. Конечно, затея очень веселая, если смеются не над тобой.

Ингрид легла в кровать, продолжая бранить травницу.

— Это и была Дафна? — осторожно спросил Алан.

— Только тебя сейчас не хватало, — проворчала Ингрид.

— Что? — переспросил Фостер.

— Дурак, — буркнула она, обнимая медведя.

Ингрид проснулась от теплых солнечных лучей, светивших ей в лицо. Поначалу она решила, что это ночная лампа, но, осторожно приоткрыв глаза, увидела, что та давно уже потухла, и комнату, через узкое окно, заливает дневной свет. Она потянулась, прогоняя последнюю дрему и, ощутив прилив энергии, села. Вчерашний день сейчас казался ей дурным сном, который вот-вот растает и забудется. Усадив верного медведя на подушку, она еще раз посмотрела в зеркало, опасаясь вновь увидеть чудовищный чепчик. Его не было, зато рядом на стуле лежало вполне приличное платье-рубаха и красный пояс. У юмора Дафны были и положительные стороны — она не любила, когда шутка затягивалась слишком долго.

Внизу, у стола крутился Клод. Он старательно расставлял тарелки, насвистывая какую-то веселую песенку. Увидев Ингрид, повар улыбнулся ей.

— С добрым утром! — пропел он, что выглядело несколько странно.

— Ага, — кивнула Ингрид, — ты чего такой довольный?

— Довольный? — переспросил Клод, стараясь придать лицу серьезное выражение, — не может быть!

— Светишься даже.

Ингрид заметила, что правое предплечье повара перевязано.

— Ерунда, — Клод махнул рукой, — просто царапина. Вот нашему герою, досталось так досталось. Но ничего, потом еще щеголять будет таким шрамом. Правда, под рубашкой не видно, — он ненадолго задумался, а потом, усмехнувшись, произнес, — вот ведь незадача.

— Где все?

— Перевязывают Джека, — Клод кивнул на дверь спальни травницы, — везет же некоторым. Пока мы с Олафом, невесть в чем, всю ночь тут на жестких лавках ворочались, наш герой спал на мягкой перине и, главное, где!

— Не ревнуй, — усмехнулась Ингрид.

— Да ты что! — наиграно возмутился Клод, — скажешь тоже, ревную. Да Дафна, она же...

Он запнулся, подбирая слова.

— Та леди, что приходила к тебе вчера, это и есть Дафна? — спросил Алан.

— Да, это она. Та еще злодейка.

— Ты, верно, разыгрываешь меня, — сбивчиво прошептал он, — той леди никак не больше тридцати! А Дафна же, она...

— Успокойся, парень, — усмехнулась Ингрид, — зачем мне тебя обманывать?

— Но ты же говорила, что она старушка?

— Старушка? — воскликнула появившаяся травница, — эта девчонка называла меня дряхлой старухой, неспособной достать воды из колодца?

— Я этого не говорила, — покачала головой Ингрид.

— Да, Ингрид ничего плохого про вас не говорила, леди Дафна, — поспешил вступиться Алан.

— Алан Фостер, — величественно произнесла травница, — не стоит меня звать леди или госпожой, лучше просто Дафна. Ты же не хочешь, чтобы в ответ я называла тебя Великий магистр.

— Верховный, — непроизвольно поправил Алан, — но я не верховный, а пока еще младший. В общем, — вконец запутался он, — я согласен.

— Очень хорошо. Я поговорила с твоим наставником, братом Олафом, и узнала много интересного о твоих похождениях. Впрочем, удивляться тут нечему, ведь ты должен стать Верховным магистром и сменить, — Дафна задумалась, — кто там сейчас?

— Элиот Гилкрист, — пришел на помощь Алан.

— Верно, — кивнула она, — Гилкриста. Могу с уверенностью сказать, что тебя ждет великое ну или, уж во всяком случае, интересное будущее.

— Вы можете сделать меня опять нормальным человеком? — с надеждой спросил Фостер.

— Я никогда прежде не сталкивалась с подобными случаями, но подумаю, что можно для тебя сделать, а сейчас, наверное, уже готов завтрак?

— Так точно! — отрапортовал Клод. За время их болтовни он успел накрыть на стол и сейчас держал в руках кастрюлю. Аппетитные запахи быстро распространялись по комнате. Живот Ингрид предательски заурчал.

Во время завтрака, Ингрид несколько раз замечала на себе внимательный взгляд Олафа. Он редко смотрел на людей в упор. Сейчас Олаф вглядывался в девушку, словно увидел нечто диковинное, но стоило ей посмотреть в его сторону, как старый рыцарь тут же отводил глаза. "Уж не влюбился ли?" — подумала Ингрид и, с трудом сдерживая смех, вспомнила про другого старика.

— Клод, — спросила после завтрака Ингрид, — ты отдал Дафне посылку старика?

— Какого еще старика? — переспросил Клод, — ах, да, как же я мог забыть! Коробка до сих пор валяется в моем мешке.

Сидевшая рядом с Олафом Дафна удивленно на них посмотрела.

— О чем вы говорите?

— Старый Джордж, — пояснил Клод, подходя к мешку, — тот, что помог нам с Аланом.

— Я помню, ты рассказывал, — кивнула Дафна, — но почему ты промолчал про посылку и вообще, откуда он меня знает?

— Ну, я... — невнятно промычал Клод.

— Какой же ты хитрец, Клод, — усмехнулась Ингрид.

— Утаиваешь тут всякое, — продолжила мысль Дафна.

— Вы обе, будете опаснее всяких стрел, — с жаром выпалил повар.

— Каких еще стрел, Клод? — спросила Ингрид.

— Я лучше промолчу, — буркнул Клод, доставая из мешка шкатулку.

Ингрид видела ее всего пару раз. Сейчас эта деревянная коробочка, украшенная сложной резьбой, являла собой жалкое зрелище. В мешке Клода любая вещь рисковала стать раздавленной, потрепанной или просто помятой.

— Вот, — Клод неуверенно протянул шкатулку Дафне.

— Что-то вид у нее какой-то странный, — сказала Дафна, рассматривая коробочку. — Говоришь, Джордж?

— Да, — кивнул Клод, — просил отдать тебе шкатулку. В ней должны быть какие-то редкие травы.

— Травы? — изумилась Дафна, поднеся шкатулку к уху и встряхнув ее, — что же это за Джордж такой?

Еще немного покрутив коробочку в руках, травница, наконец, открыла ее. Все склонились, стараясь заглянуть внутрь. Ингрид заметила, что даже Олаф и тот вытянул шею.

— Да, — протянула Дафна, вынимая из коробочки цветок, — значит, Джордж?

Вопреки всему, цветок оказался свежим, будто его только что сорвали. Большой бутон с красивыми красными лепестками, на которых еще поблескивали капельки утренней росы. Гладкие зеленые листья с легким сероватым оттенком резко контрастировали с алым бутоном, придавая ему еще большую насыщенность.

— Даже шипов нет, — Дафна провела пальцем по стеблю, — вот так Джордж!

— Так ты его все-таки знаешь? — поспешила спросить Ингрид.

— Не уверена, — пожала плечами Дафна.

— Джордж говорил, что когда-то ты сильно помогла ему, и он тебе очень обязан, — неохотно сказал Клод.

— Не люблю должников, — Дафна положила цветок назад в шкатулку и с хлопком закрыла ее, — я никогда ничего не прошу взамен своей помощи.

— Но ведь это же роза! — взволнованно проговорил Алан. По его тону было непонятно, удивляется ли он цветку или холодности Дафны.

— Да мне хоть чертополох, — усмехнулась травница. — Клод, держи посылку и, пожалуйста, закопай ее где-нибудь подальше и поглубже.

— Будет исполнено! — охотно отозвался тот. По-видимому, Клод до сих пор не терял надежды. Взяв коробочку, повар энергично зашагал к двери.

Едва Клод ушел, Ингрид вызвалась проведать Грогана. Дафна, утвердительно кивнув, пошла за ней следом, не обращая внимания на сопротивление девушки. Олаф так и остался сидеть за столом, о чем-то напряженно размышляя.

Гроган лежал на кровати травницы, а самой Дафне, догадалась Ингрид, пришлось спать на деревянной кушетке у окна.

— Только не буди его. Пусть поспит, — предупредила Дафна, — сейчас ему нужен покой и сон, через неделю-другую будет как новенький.

— Хорошо, — кивнула Ингрид, приближаясь к бледному, словно простыня, капитану. Его осунувшееся лицо было спокойным. Гроган размеренно дышал.

— Когда его принесли, — прошептала Дафна, — я поначалу решила, что это сам герцог, уж очень похож, только волосы светлее.

— Вовсе не похож, — буркнула Ингрид.

— Если сомневаешься, то давай проверим, — улыбнулась травница, — тот соверен до сих пор при тебе?

— Ну, уж нет, — девушка непроизвольно сжала через платье монету.

— А вы знакомы с герцогом? — шепотом спросил Алан.

— Все может быть, юноша, — загадочно улыбнулась травница.

Видимо, истолковав все по-своему, Фостер с благоговейным придыханием принялся расспрашивать Дафну о герцоге, едва они вышли в маленький садик.

— Дафна, а вы говорили с ним? Он, и правда, немногословен? А секиры, вы видели те секиры?

— Какой же ты нудный, парень, — вздохнула Ингрид и уже собралась сказать, чтобы он отстал от травницы, но Дафна с по-прежнему загадочной улыбкой ответила:

— Когда Ингрид была совсем малышкой, она любила слушать легенды о непобедимом Эдмунде.

— При чем тут я? — воскликнула ошарашенная Ингрид.

— Легенд было превеликое множество, но она их слишком быстро запоминала и редко когда слушала одну и ту же во второй раз. Я ей рассказала все, что только знала и могла придумать. Время от времени, нам приходилось выбираться в город и там она докучала своим Эдмундом всем знакомым.

— Она даже и их расспрашивала? — спросил Алан.

— Что ты, она не такая. Ингрид никогда не поверит словам какого-нибудь простого торговца или портнихи. Она сама пересказывала эти диковинные истории, выворачивая все на свой манер, и утверждала, что так оно и было. Хуже того, когда людям надоедало слушать эти сказки, Ингрид упрекала их в измене государю.

— Дафна! — прошипела Ингрид, — это подло.

— Хорошо-хорошо, — усмехнулась травница и, как часто у нее бывало, направилась к клумбе с цветами.

— Ингрид, я ... — начал, было, Алан.

— Что-то вдруг есть захотелось, — оборвала его Ингрид и, пока не в меру разговорчивая Дафна не рассказала недомагистру что-нибудь еще, решительно зашагала к дому.

День тянулся мучительно долго. Обед, странные взгляды Олафа, улыбка Дафны и пугающее добродушие и покладистость Клода. Прогулка по саду, среди цветущих слив и, наконец, поиск секретных тайников, сделанных ею в детстве. Она смогла вспомнить, куда спрятала пустую бутылку, казавшуюся когда-то такой красивой. Достав ее из дупла старой груши, Ингрид потихоньку погрузилась в воспоминания. Вот она смогла залезть почти на самую верхушку векового дуба и увидела далекие вершины гор. Вот она вместе с Дафной варит зелье для глупых горожан, славящееся чем-то особенно полезным. Птицы, животные, растения, маленькие приключения, казавшиеся ей когда-то великими походами — воспоминания хороводом проплывали у Ингрид перед глазами, навевая легкую грусть о прошедшем детстве.

— Ингрид, — серьезный голос Олафа вернул ее из мира грез.

Девушка обернулась, все еще держа в руке пыльную бутылку. Перед ней стояли Олаф и Дафна.

— У нас к тебе разговор, — сказала Дафна, — для Алана он тоже может быть полезен.

— Что-то я сегодня немного устала для задушевных бесед, — вздохнула Ингрид.

— Олаф еще вчера вечером рассказал мне, как вы сюда добирались. Добрых пару часов, под проливным дождем, он нес раненого Грогана, а Клод тащил тебя. Что произошло с Джеком и так всем ясно, но вот что случилось с тобой?

— Я потеряла сознание, — с трудом сдерживая раздражение, сказала Ингрид. Ей было неприятно обсуждать свои слабости, — и ничего не помню.

— Да, — кивнул Олаф, — также стало плохо и Алану. Я пробовал звать его, но и он не отвечал.

— Я словно провалился куда-то, — проговорил Фостер.

— Клод мне рассказывал, что почти у самых ворот Грюндорфа на вас напали разбойники, и ты воспользовалась магией Огня.

— Не я, а Алан.

— Я тоже так думал, — кивнул Олаф, — пока не увидел все собственными глазами. С тем обезумевшим человеком справилась ты, Ингрид, а не Алан.

— Как это? — удивилась девушка.

— Я не уверен, но, кажется, ты можешь использовать силу стихий.

— Стихий?! — воскликнул Алан, — но стихии подвластны только братьям. Женщины, называющие себя колдуньями, используют живительную силу природы, но не стихий!

— Вы к чему клоните? — настороженно спросила Ингрид.

— Ты наделена силой, девочка, — спокойно проговорил Олаф, — возможно, часть силы Алана перешла к тебе и ты теперь способна управлять Огнем.

— Вздор, — резко сказала Ингрид, — еще скажите, что я буду первой сестрой за всю историю ордена.

— Ингрид, — улыбнулась Дафна, — ты и сама прекрасно понимаешь, что Олаф сейчас не шутит.

— Не наделяйте меня великими способностями, которых у меня нет.

— В том-то и дело, что они вовсе не великие, — грустно вздохнул Олаф, — после вчерашнего случая, ты лишилась чувств. В Грюндорфе, со слов Клода, тебя трясло, будто окатили ледяной водой. Ты не управляешь своей силой, а скорее наоборот, сила владеет тобой. В следующий раз, она может убить тебя!

— Вот обрадовал.

— Я хочу, чтобы ты научилась правильно использовать силу стихии. Я научу тебя простенькому заклинанию, способному, разве что, зажечь свечу. Потом, конечно, постепенно ты освоишь и другие необходимые заклинания, но это должно слетать с твоих губ, словно обычное ругательство. Только так мы сможем контролировать силу и, в критический момент, ты подожжешь соломинку, а не дом и себя заодно!

— Брат Олаф, — возмутился Алан, — разве можно так трактовать заклинания? Ведь все они священны, и мы должны читать их с трепетом в душе.

— Все правильно, — согласился Олаф, — они священны и велики, и каждый брат помнит об этом, но, в нашем случае, мы имеем дело с Ингрид.

— Что-то я не пойму, — сказала девушка, — вы меня за кого принимаете?

— Успокойся, — Дафна коснулась ее плеча, — это была моя идея. Брат Олаф собирался учить тебя, словно обычного послушника. Но не станешь же ты с блаженной улыбкой напевать заклинание, когда тебя окружают какие-нибудь злодеи? А вот с бранными словами все обстоит иначе.

Ингрид не знала, что и ответить. Она действительно часто бывала груба на язык, но чтобы считать это недостатком и, одновременно, извлекать выгоду — такое могла придумать только Дафна.

— Что я должна делать? — спросила Ингрид.

Весь остаток дня она твердила одно и тоже слово "Рин". Поначалу воодушевленный Олаф показывал, как должно читаться это заклинание и как загорается сухая травинка, затем пушинка, клочок бумаги и даже прутик. Несколько раз у братьев разворачивался настоящий спор, стоит ли использовать "Рин" или выбрать какое-нибудь другое заклинание. Во время спора они забывали об Ингрид и начинали обсуждать похождения какого-нибудь безумного мага, жившего несколько веков назад, который к этому "Рин" вообще не имел никакого отношения. Потом, словно спохватившись, они замолкали и Олаф вновь монотонно и сухо повторял с Ингрид одно и тоже слово, лишь изредка меняя объект для поджога.

Когда солнце уже клонилось к закату и Клод позвал их к ужину, Алан вновь стал усиленно предлагать другое заклинание, утверждая, что оно мелодичнее на слух. Олаф же опять начал отстаивать права этого несчастного "Рин". Вообще, в ходе их бессмысленной беседы, Ингрид поняла, что особой разницы во всех простых заклинаниях нет, в отличие от более сильных и мощных. Какие-то нужно было читать едва ли не четверть часа и при этом не допускать ошибок, иначе сгоришь на месте, какие-то, и вовсе, произносились только в безлунную ночь и так далее.

— Хватит, я устала, — сказала Ингрид.

— Хорошо, продолжим после ужина, — согласился Олаф.

— Может, лучше завтра? — предложил Алан, — для новичка слишком трудно отдавать весь день занятиям.

— Но без усилий мы ничего не добьемся, — резонно заметил Олаф, — опытные маги обязаны своей силой только ежедневным многочасовым тренировкам. Так что, я думаю, нам нужно поупражняться еще.

— Рин с вами, я есть хочу! — крикнула Ингрид и развернулась к дому.

— Ух ты! — услышала она за своей спиной.

Олаф держал в руке веточку, которую весь день мучила Ингрид. Сейчас на ее кончике плясало ярко-алое пламя.

— Невероятно, — проговорил Алан, — Ингрид, ты смогла!

— Как ты себя чувствуешь? — поспешил спросить Олаф, — слабости нет?

— Нет, — буркнула, довольная в душе, Ингрид.

— Отлично! — Олаф едва не подпрыгивал от радости, — наконец-то у тебя получилось! Теперь нам нужно закрепить достигнутое, чтобы было что показать Дафне.

Ингрид уже почти отчаялась получить свой ужин, но ей на помощь пришел Клод. Устав звать к столу, повар пошел к ним навстречу.

— Сколько же можно, все остывает! — прокричал он и, замедлив шаг, ойкнул.

— Ты чего, Клод? — спросила Ингрид, решив, что он удивился ее успехам.

— Там, — проговорил повар, указывая на сливы за их спинами. Ингрид обернулась и едва сдержалась, чтобы не повторить восклицание Клода. Над отцветающими сливами, в лучах закатного солнца распустилась гигантская роза. Она была точной копией подарка Джорджа.

— Куда ты дел шкатулку? — спросила Ингрид.

— Закопал там, — и он вновь указал на цветок.

— Вот так Джордж, — выдохнул не менее удивленный Олаф.

Глава 23

— Милорд, — продолжал настаивать Натан, — почему бы вам, все-таки, не ознакомиться с приготовлениями?

— Я уже сказал — делайте все как раньше. Людям нравится, мне, значит, тоже.

— Но нам важны ваши пожелания. Возможно, вы хотите какие-нибудь особенные блюда или развлечения? Опять же, в этом году было решено проводить пир под открытым небом.

— Кем решено?

— Я лишь подумал, что так будет лучше. Всегда же хочется чего-то нового, милорд.

— А если вдруг пойдет дождь, ты будешь объяснять гостям, что быть промокшими лучше?

— Дождя не будет, милорд. Магистр Гилкрист заверил меня, что братья совладают с любой непогодой и над головами гостей будут светить звезды.

— Раз у вас все продумано и решено заранее, то мне лучше не вмешиваться.

— Милорд, я хотел показать...

— Достаточно, Натан. Сегодня я уже никуда не пойду. — Эдмунд посмотрел на стремительно темнеющее небо и заметил: — как долго тянется сегодняшний день. Иногда мне кажется, что от рассвета до сумерек проходит едва ли не вечность.

— Милорд?

— Не обращай внимания, Натан.

— Вы выглядите уставшим, милорд. Возможно, вам лучше сегодня отдохнуть?

— Да, я это и собирался сделать. Ты можешь идти.

— Зачем вы каждую ночь проводите в склепе, милорд? Это истощает и выматывает вас.

— Истощает, выматывает, — задумчиво повторил Эдмунд, — как ты думаешь, каково это — не видеть снов? Когда ты закрываешь глаза и ничего не происходит. Просто лежать всю ночь для меня невыносимо, Натан.

— У Анны есть неплохое снотворное, милорд, — неуверенно сказал Реджис.

— Ни одно лекарство, равно как и яд, не действует на меня. Кто-кто, а ты должен знать это лучше других.

— Все же, я думаю, стоит попробовать, — канцлер поставил пузырек на письменный стол. — Она недавно говорила мне, что раскрыла секрет настойки травниц морновского предгорья. Возможно, именно эта настойка поможет вам.

— Анна как-то заходила ко мне, и мы немного поговорили, — сказал Эдмунд, разглядывая пузырек из желтого стекла, — по ее мнению, я изматываю не только себя, но и своих подчиненных. В частности канцлера, у которого очень плохой аппетит.

— Анна так и сказала?

— Да, она смелая женщина и привыкла говорить напрямую, даже со мной. Господин канцлер в последнее время стал сам не свой. Он приходит очень поздно, никогда не успевая к ужину. Утром почти не завтракает, а иногда даже исчезает посреди ночи из-за очередного срочного поручения герцога, которому, видите ли, не спится. Она тоже предлагала мне снотворное, очень переживая за своего супруга.

— Милорд, я действительно иногда задерживаюсь. С Большим советом столько хлопот.

— Я слишком хорошо тебя знаю, Натан. Поэтому и развеял все опасения Анны о супружеской измене. Я выглядел в ее глазах хладнокровным тираном, который выжимает из канцлера все соки. Поэтому я, как тиран, имею полное право возложить всю подготовку к собранию на тебя. Если тебе будет так легче, то считай, что ты делаешь для меня сюрприз, о котором я пока не догадываюсь. Но все же, не огорчай супругу, Натан.

Это маленькое пожелание чудесным образом изменило напористость канцлера и, еще раз попросив принять зелье, он поспешил откланяться. Для Эдмунда не было секретом, куда ходит Реджис. В какой-то мере, можно было согласиться с Анной и назвать это изменой, но у каждого должны быть свои тайны, иначе жизнь была бесцветной и скучной, такой, как у самого герцога.

С наступлением ночи, Эдмунд, освещая путь прихваченным из кабинета канделябром, спустился в склеп. Вряд ли кто-нибудь догадывался, что эта, самая древняя, часть замка когда-то была храмом Анкейн. Предок Эдмунда, Родерик Хромой, вел многолетнюю ожесточенную борьбу с соседом за право охранять святилище. Ведь победитель становится привратником храма — именно так в ту пору называли законного властителя земель. Сейчас все благородные дома успели забыть, отчего их кровь стала такой благородной, хотя и прошло всего каких-то пятьсот лет. Большинство первых святилищ Анкейн было разрушено и забыто, ведь теперь возводятся новые, правильные храмы и монастыри. Но немногие, отдавая дань предкам, отвели старинные постройки под фамильные склепы. Также поступил и Эдмунд. Маргарет лежала в центре склепа, в величественном саркофаге из серого мрамора. Он странным образом вписывался своей мрачностью в общую атмосферу склепа. Тишина, одиночество, забвение.

Эдмунд поставил подсвечник в каменную нишу и, сидя в полумраке, начал вспоминать давно прошедшие дни. Казалось, он помнил каждое мгновение, будто это случилось вчера. Он помнил юную Маргарет, которая мило смущалась и краснела в момент его признания. Помнил, как пришли тяжелые времена и, собрав отряд, он оставил молодую графиню. Как разрывалось его сердце от счастья, когда он вернулся с войны и переступил порог своего замка, а навстречу ему вышла супруга со слезами радости на глазах. Как сердце ныло от боли, когда Маргарет испустила дух. Все это проносилось в голове Эдмунда раз за разом, заставляя его вновь переживать красочные события прошлого. То, что происходило двести лет назад и было его жизнью, сейчас же он скорее призрак, заточенный в склепе. Невыносимая серость однообразия давила на него с каждым днем все сильнее. Только ночью, возле прекрасной Маргарет, он мог забыться в воспоминаниях и пустота, заполняющая его сердце, постепенно отступала, но с приходом рассвета возвращалась и терзала герцога с новой силой.

— То, что ты называешь даром, милая Маргарет, стало проклятьем, — проговорил он, — Я помню, как ты смеялась, что я никогда не буду морщинистым стариком с больной спиной. Что я всегда буду таким, каким ты меня знала. Но это не так, дорогая, я и сам не заметил, как моя душа постарела. Жизнь кипит вокруг меня, но я не чувствую ее жара. Так же, как и солнечного тепла в летний день. О, Маргарет...

Мысли герцога вновь устремились в минувшие дни. Перед его глазами стояла улыбающаяся Маргарет. Одно время он серьезно опасался, что забудет ее прелестные черты, но этого не произошло. Он видел ее четко, будто расстался с ней пару минут назад. Маргарет улыбалась, грустила, пела песни, рассказывала свои сны и мечтала. У нее всегда была одна мечта — дети. Но проклятие Эдмунда лишило ее этого счастья. Маргарет так и увяла, не оставив наследника. Все правильно, как однажды сказала она, бессмертному герцогу не нужны потомки — ведь он вечен.

— Стало проклятьем, — повторял Эдмунд, будто слова молитвы, которую произносишь только из-за того, что выучил в детстве и каждый раз она, сама собой, приходит на ум, — стало проклятьем...

Подул легкий ветерок. Пламя свечей дрогнуло и они, одна за другой, потухли, погружая герцога во мрак. Он не стал разжигать их вновь. Зачем? Скоро придет ненавистный рассвет, и он опять будет сидеть в приемном зале, скучая и считая минуты. Эдмунд вдруг вспомнил про лекарство Анны. Маленький желтый пузырек, в котором плескалась темная жидкость. Почему бы немного не отдохнуть? Эта наивная мысль Натана заставила герцога улыбнуться. Он достал из кармана пузырек и залпом выпил все содержимое. Сладкая, вязкая жидкость, напоминающая микстуры, которые Эдмунд пил в детстве. Как же давно это было. Проглотив лекарство, Эдмунд прислушивался к себе, с какой-то странной надеждой. Но ничего не произошло. Он уже должен привыкнуть, что сон — удел смертных, вернее, их дар и благодать.

Постепенно в склепе стало светлее. Быстро же пришел рассвет, подумал Эдмунд, но свет был иным. Герцог резко поднялся, осматриваясь. Стен склепа не было видно. Его окружал странный туман, будто он оказался в утреннем лесу. Все дышало влажной свежестью. Эдмунд обернулся к саркофагу, но на его месте был старый, расколовшийся надвое и весь заросший мхом камень. Под ногами шуршала старая сухая листва. Первое, что пришло на ум Эдмунду — не сон ли все это? Он не знал, радоваться или горевать. Но как же он без Маргарет? Это невыносимо. Эдмунд решил осмотреться, но не хотел отходить от камня — вдруг и он исчезнет. В душу герцога закралась страшная мысль, что он действительно уснул и только сейчас проснулся, может быть спустя тысячелетия, когда на месте замка вырос лес, а от саркофага остался лишь один треснувший камень.

Эдмунд зажмурился, изо всех сил стараясь отогнать наваждение. Когда он вновь открыл глаза, то увидел прямо перед собой фигуру, окутанную туманом. Было не ясно, приближается ли она или отдаляется. Эдмунд решился подойти к ней. Через несколько шагов он оглянулся, желая увидеть камень, но его уже не было, как и не было очертания деревьев. Густой, белый туман скрыл все, оставив его в одиночестве. В отчаянии герцог вновь повернулся к странной фигуре и увидел ее. Она стояла всего в нескольких шагах, в темном плаще. Капюшон скрывал почти все лицо.

— Маргарет, — прошептал Эдмунд.

— Нет, — ответил женский голос, и белая кисть с тонкими изящными пальцами откинула капюшон. На него, улыбаясь, смотрела зеленоглазая красавица с вьющимися каштановыми волосами. Но это была не Маргарет.

— Кто ты? — спросил он.

— А кто ты? — голос красавицы проникал в саму душу герцога, заставляя ее трепетать.

Эдмунд понял, кто перед ним. Он рухнул на колени.

— О, Анкейн, — взволнованно проговорил он, — наконец ты услышала мои молитвы.

— Ты никогда не взывал ко мне, Эдмунд, — нежно улыбаясь, ответила богиня, — ты никогда ничего не просил у меня, не правда ли?

— Я прошу, сейчас прошу.

— Чего же ты хочешь?

— У меня только одно желание.

— Встань, Эдмунд, — величественно приказала она, — я исполню твое желание. Ты этого заслужил.

Эдмунд поднялся с колен и с благодарностью посмотрел на богиню. Анкейн все также улыбалась. Туман начал рассеваться, оголяя очертания темной комнаты. Эдмунд подумал, что они вновь в склепе и вопросительно посмотрел на богиню. Она отвела от него взгляд и посмотрела куда-то выше плеча Эдмунда. Герцог тоже обернулся и увидел пламя. Оно равномерно поедало дрова в камине, освещая сидящего в кресле мужчину.

— Чертоги Юргена, — холодно сказала богиня, — как это понимать?

— Я хотел бы побеседовать с Эдмундом, — ответил мужчина. Это был старик с окладистой бородой и непомерно тяжелым взглядом, — клянусь, это не займет много времени.

Рядом со стариком появилось еще одно, точно такое же, кресло. Он сделал приглашающий жест рукой.

— Ты забываешься, Юрген, — сказала Анкейн.

На глазах Эдмунда комнату заволокло белым туманом, оставляя видимым только старика и кресло рядом с ним.

— Будь милостива, о богиня. Возможно, мне больше никогда не представится подобного случая, — проговорил Юрген. В тоне старика звучало чувство, которое, как понимал Эдмунд, никакого отношения к нему не имело, — Не смею просить, но если ты согласишься...

Рядом появилось еще одно кресло, напоминающее трон.

— Ты и так уже давно знаешь ответ, Юрген, — спокойно сказала богиня, — все это бессмысленно.

— Мы живем вне смысла, — развел руками старик, — поэтому я и не теряю надежды, ведь ты приняла мой подарок.

— Помни о времени, — холодно произнесла Анкейн, растворяясь в тумане, — живущий вне смысла.

Туман рассеялся, и они вновь оказались в комнате с горящим камином. Трон, предназначенный для богини, превратился в пар и исчез.

— Садись же, человек, — устало проговорил Юрген.

Эдмунду и раньше казалось, что он уже где-то слышал этот голос. Услышав же фразу, герцог узнал его.

— Это был ты, — сказал он, — ты тот, кто говорил со мной. Из-за тебя...

— На все есть свои причины, Эдмунд. Так же, как и теперь. Тебе досталось тяжелое бремя освободителя и героя. Помимо того, ты и сейчас не стал отшельником, как другие.

— Были и другие? — удивился Эдмунд.

— Мир живет не первый день, человек, — уклончиво ответил Юрген.

— Зачем я здесь?

— Твое маленькое государство должно жить. Поэтому мы ждем. Ты сам все поймешь, а пока...

Из мрака вышла белокурая девочка, держа в руках два кубка. Один она отдала Юргену, а другой, с поклоном, протянула Эдмунду. Герцог поблагодарил и девочка, еще раз поклонившись, ушла.

— Прекрасный напиток, — улыбнулся старик, — особенно хорош осенью, когда кругом одна слякоть.

Тон Юргена переменился. Он больше не казался Эдмунду величественным вершителем судеб, а был старым знакомым, с которым приятно поговорить. Будто исчезла какая-то невидимая грань и теперь Эдмунд видит все в ином свете.

— Ты такой же, как и я? — напрямик спросил он.

— Да, — просто ответил Юрген, — только это произошло значительно раньше.

— Кто даровал тебе бессмертие?

— В моем случае все было иначе. Всю жизнь я чувствовал, что мне чего-то не хватает. Тогда я не знал, чего именно и это незнание еще сильнее истязало меня. Я был хранителем царской библиотеки и думал, что в моем распоряжении вся мудрость веков. Я много читал, стараясь увидеть истину, спрятанную меж строк. Иногда она мне показывалась, а иногда нет. Однажды я подумал, что стал действительно мудрым и решил поделиться своими знаниями с другими. У меня появились последователи, которые верили каждому моему слову. Казалось бы, что еще нужно старому человеку? Ведь к тому времени я уже был седым стариком. Как-то утром, проснувшись, я понял, что мне не постичь всей сути вещей. Я попросту не успевал. Сколько мне осталось? Год, два, десять лет? Но я еще так и не понял, чего же мне не хватает, и тогда я встретил ее. Она пришла послушать меня и сидела среди простых крестьян, но всей той горсти знаний, которыми я обладал, хватило мне, чтобы узнать ее. Знаешь, как бывает, приходит одна простая мысль, казалось бы, такая случайная и безобидная, но именно она меняет всю твою жизнь. Та мудрость, которой я делился с людьми, теперь в моих глазах ничего не стоила. Что такое истина, и главное, зачем она нужна? Я так и не смог ответить на эти два вопроса. Я разогнал учеников, но ушли не все. Некоторые, самые настырные, продолжали называть меня учителем и следовать за мной. Что может дать им тот, кто теперь сам не верит своим словам? Я пытался им объяснить, но с каждым словом они вдохновлялись еще сильнее. Они стали считать, что я постиг истину и теперь из моих уст льется мудрость. Их благоговейные лица внушали мне отвращение. Они были молоды, а я стар. Они готовы были тратить свою жизнь на пустые поиски того, чего нет, а у меня наконец-то появилась цель. Я искал ее. Но также я понимал, что у старика нет ни единого шанса. И однажды я прознал про источник, который наделяет испившего вечной юностью. Я стал одержим. Все, кто хоть немного знал про него, становились моими добрыми гостями. В ту пору слава обо мне расползлась за пределы царства, и я вновь заинтересовал ее. Она не знала, почему я хотел продлить свой век. Когда же спросила, я солгал ей, рассказав про истину и мудрость. Не знаю, поверила ли она. Но я получил то, что так хотел. Она указала мне на источник и предупредила, что он превращает мудрецов в безумцев. Но я ведь уже тогда был безумен, а это значит, что у меня был шанс.

Приятное вино быстро кончилось, и девочка вновь вышла из мрака, с кувшином в руках.

— Значит, ты и есть, — проговорил Эдмунд, когда ушла девочка, — тот мудрец из легенды.

— Легенды? — усмехнулся Юрген, — мои верные ученики исказили правду, возвеличив меня.

— Я не могу понять, почему ты получил бессмертие, а все остальные, кто пил из того же источника, только способности к волшебству?

— Все очень просто. Источник был осквернен.

— Осквернен? — переспросил Эдмунд.

— Да. Кровью. Лучший из моих учеников, самый рьяный в учении и самый верный, служивший мне опорой много лет, заколол меня, когда я склонился над источником. Но я успел сделать глоток.

— Зачем? — непонимающе воскликнул Эдмунд.

— Всему виной моя мудрость. Он считал, что кровь из сердца наставника передаст ему все мои знания, но я упал в воду и он сделал глоток уже оскверненной воды. Я же, как и гласят легенды, исчез, прихватив с собой убийцу.

— А остальные ученики, почему они не остановили его?

— Не знаю. Возможно, они не догадывались о его замысле. Возможно, тяга к моей мудрости была всего лишь простой алчностью. Мне уже все равно. Каждый из них испил из источника и получил способности, о которых и не мечтал ранее. Они и не догадывались, что дар волшебства на самом деле проклятье. Представь себе, когда появляется человек, умеющий делать то, что недоступно другим, но при этом он слабее. Что с ним будет?

— Его убьют, — без колебаний ответил Эдмунд.

— Верно. Они должны были стать изгоями, и если учесть, что этот проклятый дар переходил от отца к сыну, к внуку, словом, ко всем отпрыскам мужского пола, то весь род был обречен. Но, видимо, я все-таки чему-то научил их. Привыкшие вместе следовать за мной, они не спешили расходиться. Так появилось то, что сейчас называют орденом Каменной Чаши.

— Тот, убийца, что ты сделал с ним?

— Он успел глотнуть и чистой воды, так что я уже ничего с ним сделать не мог. Он изгой среди нас, и, кажется, безумец. Это был его выбор. Я временами встречаю его. Совсем выжив из ума, он постоянно пытается сразиться со мной, а, проиграв, бессильно рычит. Кажется, я до сих пор для него что-то вроде эталона. Он и сейчас ищет способ стать сильнее, чтобы повергнуть меня. Возможно, в этот раз, он придумает что-нибудь интересное.

— Для чего?

— Когда есть цель, жить, как правило, интереснее, но мой ученик выбрал неправильную цель, а его усердие и методичность сыграли с ним злую шутку. И как результат — глупая идея превзойти меня поглотила его. Когда я предстал перед богиней, она отвергла меня. Я был опустошен. Несколько веков скитался по пещерам, воя от ненависти к самому себе. Потом понял, что неограниченность во времени может сыграть мне на руку и начал жить вновь. Опять же Мэри, моя маленькая помощница, не давала мне скучать.

— И она тоже одна из нас? — удивился Эдмунд.

— Не знаю, — невозмутимо ответил старик, — никогда не спрашивал.

* * *

— Милорд еще отдыхает, — сообщили Натану. Это немного удивило канцлера, ведь Эдмунд с восходом солнца возвращался к себе в кабинет и делал вид, что провел за книгами очередную бессонную ночь. Подождав час, Натан отправился в склеп. Он не любил это место. Слишком мрачный, навевающий тоску, склеп раздражал его. Как можно сидеть в подобном месте каждую ночь двести лет подряд? Двери были раскрыты, и Натан увидел сидящего на полу герцога. Он, касаясь спиной саркофага супруги, казалось, спал.

— Милорд, — позвал Натан, подходя ближе, — уже утро, милорд.

Но герцог не ответил. Наклонившись, Реджис, легонько коснулся его плеча. Эдмунд, словно большая кукла, скользя спиной по камню, завалился на бок. Солнечные лучи игриво сверкали на маленьком пузырьке из желтого стела, зажатого в руке герцога.

По лицу канцлера пробежала тень. Он осторожно высвободил бутылочку из холодных пальцев Эдмунда. Склянка была пуста. Реджис поспешно засунул ее себе в карман и начал трясти герцога.

— Милорд, — звал он, — проснитесь, милорд!

Через четверть часа взъерошенный канцлер вышел из склепа, прикрыв дверь, и поспешил к себе в кабинет. Проходя мимо секретаря, он велел принести хрустального ястреба. Сидя за письменным столом, он, глубоко вдохнув, спокойной рукой написал короткую записку Гилкристу. Отправив птицу с посланием, Реджис вновь вернулся к склепу.

Реджис не мог смотреть на тело бездыханного герцога, и поэтому не стал заходить в старый, пропахший тысячелетней пылью, склеп, а остался стоять в маленьком дворике, напротив плотно закрытых дверей склепа. Ему иногда казалось, что внутри слышны шаги и герцог вот-вот откроет дверь. Натан поспешно заглядывал внутрь и, увидев, что Эдмунд лежит на том же месте, отходил назад.

— Натан, — ступая по каменным плитам, Гилкрист вошел в маленький дворик у склепа, — я ничего не понял из твоего письма. Что за таинственность?

— Герцог мертв, — прошептал канцлер, — я нашел его утром, здесь, в склепе.

— Этого не может быть, — проговорил пораженный магистр, — Эдмунд бессмертен!

— Можешь сам посмотреть, — Реджис отворил дверь.

Пройдя внутрь, магистр склонился над телом герцога. Он проверил пульс, дыхание, хорошенько потряс герцога за плечи и, вновь покачав головой, посмотрел на стоящего в дверях канцлера.

— Он мертв, — медленно проговорил магистр, — даже успел остыть. Но как это возможно? Натан, ты не заметил ничего подозрительного?

— Нет. Мои люди проведут тайное расследование, но сейчас важно другое. Элиот, Большой совет будет через неделю! Если на нем не будет милорда, то поползут слухи. Опять же этот посол. Герцог должен принять его лично. Пока, кроме нас двоих больше никто не знает, — Реджис немного помедлил, подбирая нужное слово, — о случившемся. Может быть так, что он всего лишь уснул?

— Его сердце не бьется, дыхания нет, — развел руками Гилкрист, — мне кажется, что это не сон.

— Точно! — Натан пристально посмотрел на магистра, — есть ли какое-нибудь заклинание, возвращающее душу? Герцог мне как-то говорил, что без воли Анкейн, он никогда не покинет этот мир. Возможно, он еще не ушел.

— Натан, — Гилкрист удивленно посмотрел на канцлера, — не все так просто...

До самого вечера, склонившись над телом герцога, они перебирали возможные варианты. В любом случае, решили они, пока о смерти Эдмунда никто не должен знать. Бессмертие сыграло с ними злую шутку, оставив герцогство без наследника. Реджис продолжал наставать, что у ордена должно быть заклинание, способное вернуть дух Эдмунда назад в тело, пускай не надолго, лишь бы успеть провести Большой совет. Под напором канцлера, Гилкрист обещал подумать, что можно сделать.

— Но тело лучше перенести в резиденцию, — наконец сказал магистр, — мои люди могут вызвать подозрение, если будут ходить здесь.

— Я прикажу подготовить карету.

— Нет, — усмехнулся магистр, — есть более удобный путь.

Он подошел к одной из стен. Потрескавшаяся лепнина в форме колонн придавала ей вид портала, символизируя тем самым путь в иной, лучший мир. Гилкрист внимательно изучал лепнину, словно выискивая замочную скважину, чтобы отпереть дверь.

— Натан, давай поднесем сюда герцога.

Они взяли тело герцога, которое оказалось почти неподъемным, и подтащили его к стене. Пока Натан пытался удержать тело, Гилкрист взял руку покойника и приложил к одной из причудливых фигур на стене. Что-то щелкнуло, и часть стены исчезла.

— Что это? — не веря своим глазам, спросил Реджис.

— Древний лабиринт, — коротко пояснил магистр, — пройдя через него, мы окажемся в резиденции.

— Но, Элиот, мы же его не донесем!

Ничего не отвечая Гилкрист вышел из склепа. Через минуту он вернулся в сопровождении четырех человек, закутанных в серые темные мантии.

— Теперь, я думаю, справимся, — сказал он, беря из ниши оставленный герцогом подсвечник.

Глава 24

— Ингрид неплохо справляется, — сказала Дафна.

— Справляется? — усмехнулся Олаф, — она достигла просто невероятных успехов. Правда, мы разучили пока только одно заклинание, но мне кажется, из нее выйдет толк.

— Не стоит перегружать ее, — покачала головой травница.

Они сидели на лавке в саду, окутанные весенним сумраком. Олафа давно мучил один вопрос, но он все не знал, как его задать.

— Ты можешь помочь нам с Аланом? — наконец спросил он.

Дафна не успела ответить. Послышались гулкие шаги, и к ним, держа в руке фонарь, вышел Клод.

— Вот вы где, — выдохнул он, — извините, что прерываю, но мне нужно поговорить с Олафом.

Олаф непонимающе посмотрел на повара.

— Цветок, — коротко пояснил тот.

— Ты еще не успокоился? — улыбнулась Дафна.

— Это я виноват, что он вырос здесь. Знал бы, — Клод зловеще сверкнул глазами, — сжег бы его.

— Ты хочешь, чтобы я его сжег? — спросил Олаф.

— Да, — кивнул Клод.

За прошедшие два дня Клод пробовал пилить, рубить, выкапывать и обкладывать раскаленными углями несчастное растение. Но розе Джорджа все было нипочем. Олаф же считал цветок ранее неизвестным быстрорастущим видом гигантской розы, который нужно изучать, а не уничтожать.

— Клод, это редчайший экземпляр! — наверное, уже в сотый раз повторил Олаф, — у меня рука не поднимется погубить розу.

— Не поднимется, — повторил повар, — конечно, это же не ты сажал. Я бы посмотрел, как бы ты заговорил, вырасти такое чудо у тебя в ордене. Наверняка, пока никто не видит, сжег бы его.

— Перестань, Клод, — мягко сказала Дафна, — он неплохо смотрится в саду, пускай себе растет.

— Ну уж нет! — негодующе проговорил повар, — когда я принес куст шиповника с такими милыми, нежными цветочками, ты сказала, что его негде посадить. Вот я сейчас и подготовлю место!

Олаф понял, что момент упущен. Ничего, можно спросить завтра утром. Он встал и пошел за поваром. Около часа они ходили возле исполина. На нем уже успели затянуться следы прошлых нападений Клода. Такой регенерации Олаф еще не встречал. Он с интересом принялся ковырять схожий со стволом стебель, наблюдая, как маслянистая жидкость обволакивает ранку, сделанную ножом. Для успокоения Клода, Олаф все-таки сделал несколько красочных, но абсолютно безобидных огненных вспышек и они отправились в дом.

Сон пришел не сразу. У Олафа была выработана привычка мгновенно засыпать и также быстро просыпаться, но сейчас, лежа в темноте, он думал о судьбе Алана. Клод, несколько раз чихнув, захрапел. Это немного отвлекло Олафа от грустных мыслей и он незаметно уснул.

Олаф проснулся, когда еще не рассвело. Он подошел к спящему в другом конце комнаты Клоду.

— Я знаю, что нужно делать, — заявил он сонному повару, — просыпайся, мы должны спешить.

— Наконец-то ты понял, как мне ненавистен этот цветок, — пробормотал повар.

— Я не о нем, — отмахнулся Олаф, сейчас его переполняли эмоции, — собирайся, я знаю, как спасти Алана!

— Алана? — Клод едва не упал с жесткой лавки.

— Нужно разбудить всех, мы завтракаем и выходим.

— Куда выходим? — не понял Клод.

— В столицу!

Через пару часов они, распрощавшись с травницей и Гроганом, отправились в путь. Джек порывался пойти с ними, но был слишком слаб и Дафна, со свойственной ей нежной твердостью в голосе, посоветовала капитану еще немного отдохнуть. Олаф заметил, как тень пробежала по лицу Клода, когда Гроган, понурив голову, обещал их нагнать, едва ему станет лучше.

К полудню путники, наконец, вышли из леса Дафны и перед ними распростерлась на много миль вперед живописная лощина, обрамленная по обеим сторонам пологими склонами.

— Сама богиня говорила с тобой! — не переставал восхищаться Алан, — она говорила с тобой, обо мне!

— Чего ты радуешься, парень, — хмыкнула Ингрид, — вот придем в столицу, тогда посмотрим, стоит ли так ликовать. Надеюсь, Анкейн не поленилась явиться доброй половине стражников Нордфолка.

— Почему? — удивился Клод.

— Учитывая, какая за нами слава, мы крупно рискуем, — сказала девушка, — не зря же кто-то так усиленно ищет рыжую беглянку и ее ненаглядного спутника? Опять же наш провожатый, беглый брат Олаф. Неизвестно, как его встретят в ордене.

— Я все объясню магистру, — ответил за него Алан.

— Как же, — усмехнулась Ингрид.

С самого утра она выглядела хмурой. Когда Олаф рассказывал про видение и явление богини, она что-то равнодушно жевала, не выказывая никакого интереса к рассказу. Создавалось такое впечатление, что богиня ничего для нее не значит. Олаф сделал себе заметку, что нужно будет аккуратно объяснить девушке о милосердии и величии Анкейн. Конечно, в ее кругу почитают богов шутовства и лукавства, таких как Норвуш или Берген, но ведь Дафна должна была рассказать хотя бы самые известные легенды о богине Анкейн. Олаф с досадой покачал головой.

— Анкейн сказала, что только в столичной резиденции ордена можно решить проблему юного магистра. Нам благоволит сама богиня — мы должны действовать, — сказал Олаф.

— Юный магистр, — задумчиво произнесла Ингрид, — интересно, кто это?

— Как кто? — от удивления Олаф не совладал с голосом и прогремел, как в былые годы своего командования рыцарями.

— Брат Олаф, — тихо прошептал Алан.

— Как кто? — уже мягче повторил священный рыцарь, — конечно же, она имела в виду магистра Фостера.

— Может, она говорила про Гилкриста? — спросила Ингрид.

Олаф не понимал, шутит ли она или говорит на полном серьезе.

— Он совсем не юн, — снисходительно сказал Алан.

— У богов весьма странные понятия о возрасте, — развела руками Ингрид.

— Нет, — отмахнулся Олаф, — зачем ей говорить про магистра Гилкриста мне?

— Мало ли, ты же брат ордена.

Не зная, что ответить, Олаф решил переменить тему.

— Я думаю, дня через два мы будем у стен Нордфолка, — сказал он, — наше счастье, что Дафна указала нам короткий путь. Вы уже проходили здесь раньше?

— Вроде бы нет, — пришел на выручку Клод, — обычно от Дафны мы шли дальше на север, да и в столице нам делать было особо нечего.

— Почему? — спросил Алан.

— А что мы там забыли? — проворчала Ингрид.

Они шли до самого вечера, лишь раз сделав короткий привал. Когда ноги старого мага гудели от усталости, путники решили устроиться на ночлег. Заметив руины замка, Алан начал упрашивать Олафа и Ингрид разбить лагерь там. Клод помянул призрачных гончих псов какого-то Толбота, когда они приблизились к развалинам. Олаф и сам недолюбливал такие, как их называл брат Родерик, места с историей, но возражать не стал. Возможно, у Алана это последний шанс переночевать в руинах безымянного замка. Зачем отказывать ему в таком маленьком приключении?

От замка осталось всего лишь одна из стен с зияющим слепым окном и несколько истертых временем плит, заросших бурьяном. Поковыряв камни носком сапога, Клод, с видом эксперта, заявил, что им не менее трехсот лет. Времена Падения королей и раньше вызвали у молодого Алана бурю эмоций. Сейчас же он просто засыпал Олафа и Клода расспросами об исторических подробностях. Это могло затянуться до глубокой ночи, пока Ингрид, все это время хранившая молчание, не посоветовала Алану умолкнуть до утра. Олаф и раньше обращал внимание, что Фостер следует ее приказным просьбам, но сейчас в кротком молчании Алана ему почудилось что-то давно забытое, но такое теплое и светлое, что даже не хотелось вспоминать. Олаф не мог скрыть улыбки. Отвернувшись от костра, он сделал вид, что смотрит на звезды.

Возможно, через два дня их пути разойдутся, и Олаф больше никогда не услышит об Ингрид и Клоде, также как и о Грогане. Он собирался научить девушку новым заклинаниям, более сильным и интересным, способным заставить ее остаться в ордене подольше. Но маг понимал, что Ингрид, едва освободившись от Алана, сразу покинет резиденцию, а возможно и сам город. Такова ее природа, человека странствий.

— Сегодня опять звездная ночь, — заметила Ингрид.

— Да, — не оборачиваясь, сказал Олаф, — звезды сегодня великолепны. Жаль, Грогана нет с нами, он много знает о них.

— Откуда? — спросила Ингрид.

— Джек объяснял это скучными ночами на посту. Когда спать нельзя, а играть в кости не с кем.

— Зато сейчас есть с кем, — еле слышно пробормотал Клод.

— Брат Олаф, — позвал Алан, — расскажи о герцоге.

За время путешествия рассказы про Эдмунда стали чем-то вроде сказок на ночь для молодого магистра. Когда Фостер узнал, что Олаф знаком с герцогом, то был готов слушать его истории часами.

— Ты с ним знаком? — удивленно спросила Ингрид.

— Немного, — задумчиво проговорил Олаф, поворачиваясь к костру.

Клод уже лежал, укрывшись одеялом. Ингрид по-прежнему сидела, подкидывая дрова в костер. Этот жест напомнил Олафу о том странном человеке, который точно также бросал аккуратные поленца в огонь.

— Я видел герцога всего пару раз, — стараясь отогнать назойливые, как комары, мысли, сказал Олаф, — впервые, когда только отправлялся в земли песчаников. Нас, новопосвященных рыцарей, собрали в церемониальном зале. Эдмунд прочел короткую напутственную речь о благих намерениях и человечности. Сейчас, вспоминая его слова, я понимаю их истинный смысл. В его взоре была какая-то печаль. Тогда-то я решил, что он нас, негодников, видит насквозь. Будто знает, как мы всю прошлую ночь отмечали посвящение. Его взгляд, лишь скользнувший по мне, длился для меня целую вечность. Спустя почти десять лет я вновь стоял в этом церемониальном зале, но уже один. Я стал священным рыцарем, капитаном отряда магов четырех стихий и, по ритуалу, герцог должен был благословить меня. Эдмунд смотрел на меня все тем же потухшим взглядом. Но в этот раз он уже не вызвал во мне такого волнительного трепета, как раньше.

— О чем вы говорили? — спросила Ингрид.

— Как ни странно, мы говорили о погоде, — улыбнулся Олаф, — тогда стояло жаркое лето и Эдмунд, опасаясь грядущей засухи, спросил у меня, скоро ли будут дожди. Вновь, как и в первый раз, я испытал волнение. Я был готов к любому вопросу, вплоть до вкуса крови противника, но такого никак не ожидал.

— Брат Олаф, ты же рассказывал, как ответил ему о грядущем проливном дожде, — проговорил Алан.

— Так ты это уже слышал? — удивилась Ингрид.

— Конечно, — с некоторой гордостью в голосе, ответил Фостер, — это моя самая любимая история.

— О ливне я сказал милорду значительно позже, — стараясь скрыть улыбку, проговорил Олаф, — когда окончательно вернулся из песчаных земель и предстал перед герцогом с докладом. Да, это была интересная беседа. Он опять думал о засухе и опасался, не выгорят ли поля. Но в ту пору меня уже было трудно чем-либо удивить. Я убрал свой отчет и проговорил с герцогом до самого вечера.

Олаф рассказал еще пару историй об Эдмунде и, заметив, как диск ущербной луны уже прошел треть небосвода, лег. Ингрид вызвалась сторожить первой и сейчас сидела перед костром, вороша палкой прогорающие угли.

Олаф проснулся от воя, доносящегося со стороны холмов.

— Это волки? — спросил Алан.

— Нет! — прокричал взволнованный повар, — Олаф, просыпайся!

Олаф уже не спал. Он быстро поднялся, обводя взглядом руины, залитые тусклым светом луны.

— Ох, успеть бы, — кряхтел Клод, сворачивая одеяло, — Ингрид, Олаф, лезьте на те плиты.

Он указал рукой на разрушенные стены замка.

— Волки не подойдут к костру, — заметила Ингрид.

Вой становился ближе.

— Это не волки! — сказал Клод, подгоняя Ингрид. Он помог ей забраться на каменный вал, затем обернулся к Олафу, — быстрее!

Когда все трое забрались наверх, Клод попытался объяснить:

— Гончие псы, — сбивчиво говорил он, — это толботовы гончие учуяли нас.

— Тебе приснился кошмар? — спросила девушка, — ну воют где-то собаки, может одичавшая стая, мало ли.

— Нет же, — махнул рукой повар, — каждую ночь, со времен падения королей, они бродят возле проклятых мест и ищут добычу. Поймают зазевавшегося путника и уносят его в самые недра к своему хозяину — отступнику Толботу.

Словно в подтверждение сказанного, к стене, минуя костер, прибежала призрачная свора. Несколько охотничьих собак, а это были именно породистые псы, начали скрести когтями о камень, обнажая белые, светящиеся в ночи, клыки.

— Да, — спокойно заметила Ингрид, — такого я еще не встречала.

— Четыре года назад, — сказал Клод, — мне пришлось заночевать в подобном месте. Тогда я еще не знал Ингрид и странствовал в одиночестве.

— Почему? — удивленно спросил Алан. Кажется, не без удовольствия отметил Олаф, мальчика, как и Ингрид, совершенно не пугали призрачнее псы, а это очень хорошая черта для мага.

— У меня возникли трения с графом и я был вынужден покинуть Орвидж, как можно быстрее. Но это неважно. В ту ночь я тоже остановился у таких же развалин, в надежде, что волки обойдут их стороной. Скажу только одно — я больше никогда так быстро не бегал и так высоко не прыгал.

Одна из гончих начала подпрыгивать, норовя ухватить сапог повара.

— Я думаю, — скорее для себя, чем для остальных, проговорил Олаф, — небольшой Огонек проберет их до самых костей.

— Что ты! — вскричал Клод, поджимая ноги, — это только разозлит их и проклятые твари не отстанут от нас до самого рассвета.

— Гори, — Олаф эффектно щелкнул пальцами. Он, сам того не сознавая, старался произвести впечатление на начинающего мага Ингрид.

Одна из собак подпрыгнула, охваченная огнем. Она сгорела полностью, не оставив после себя никаких следов. Снова щелчок и еще один пес загорелся, как засушенный лист. Остальные собаки одновременно отступили от стены, словно для разбега. Зловеще рыча, они поджали острые уши.

— Ну вот, — пробормотал Клод, — ты их окончательно разозлил.

Выждав небольшую паузу, Олаф вновь щелкнул пальцами и собаки, поочередно вспыхивая, исчезали одна за другой.

— Последняя, — заметила Ингрид.

Спрыгнув вниз, Клод покосился на Олафа.

— Умеете вы, маги, все ломать.

Олаф не стал уточнять, что он подразумевал под всем и огляделся. Новых псов видно не было, да и вряд ли эти странные создания сунутся к ним вновь. Костер все так же мирно потрескивал, но ложиться спать никто не захотел. Всю ночь они провели за беседой. Олаф, на правах могучего волшебника, загадочно улыбаясь, слушал восторженные возгласы Алана. Клод принялся рассказывать забавные истории из жизни поваров и прочих слуг графа. Ни Алан, ни Олаф не стали расспрашивать Клода, какие именно трения возникли между ним и графом. Возможно, предположил Олаф, повар изрядно опустошил винные запасы, за что и поплатился.

— Был один повар, — продолжал рассказывать Клод, — который умел разрубать яйцо на лету и выдавать его за несколько яиц! Вы, конечно, скажете, что на любой кухне есть такой умелец, но нет, наш повар оказался настоящим мастером! У него была специальная конструкция в виде небольшой кружки без дна. Вместо дна у нее было два лезвия, образующие крест. Он кидал в свое приспособление яйцо и получал четыре маленьких аккуратных яйца.

— Кому нужны маленькие куриные яйца? — наивно спросил Алан.

— Никому, — кивнул Клод, будто заранее ждал подобный вопрос, — но перепелиные совсем другое дело! Зимой поставщики всегда тянули с перепелиными яйцами, а графу нужно было есть каждый день и по три раза! Опять же, хорошая экономия — по шесть пенсов с десятка, которые шли в карман нашему мастеру.

— Хорош же мастер, о достижениях которого знала вся кухня, — едко заметила Ингрид.

Едва рассвело, они вновь отправились в путь. Настроение было неплохим, за счет веселых рассказов Клода, но испорченный сон давал о себе знать. Олаф, привыкший к тяготам походов, не роптал, не то, что его ноги. Дафна говорила про отвар, который нужно пить каждое утро, и даже давала порошок, но рыцарь его, видно, где-то обронил.

К полудню путники вышли к стремительному потоку мелкой речушки. Перепрыгивая с камня на камень, они переправились через нее относительно сухими.

— Через пару часов будем в Нордфолке, — сказал Клод, завидев высокие шпили резиденции ордена. Однако до города добрались только к сумеркам. Ворота еще не закрыли и они беспрепятственно прошли внутрь.

Нордфолк выделялся среди городов герцогства. Его дороги были вымощены коричневым камнем, что придавало улицам уютный, немного простоватый вид. Дома же сильно не отличались: высота, цвет черепицы, ставни — все походило на остальные города, с единственной разницей — Нордфолк был в два раза старше всех прочих. Ведь Эдмунд, став герцогом, основал четыре города по образу Нордфолка, которому уже тогда было за двести лет.

— Похоже, — заметила Ингрид, — Анкейн все же явилась стражникам, и им теперь нет до нас никакого дела.

Солдаты не обращали на них внимания. Они спокойно миновали ворота, прошли городскую площадь и направились в резиденцию. Путь был неблизкий и когда они подошли к замку, уже окончательно стемнело.

— Да, — проговорил Клод, — дворец что надо.

Действительно, резиденция была значительно больше, чем в других городах. Она отстраивалась на руинах древнего замка, принадлежавшего ордену, и имела внушительный вид. Когда Олаф сам впервые увидел эти стены, то решил, что его привели к небольшому городу.

С наступлением сумерек ворота в резиденцию закрывались, и Олаф окликнул часового. Высунувшийся брат не сразу признал священного рыцаря, но когда тот назвался, тут же отвесил низкий поклон.

— Я знала, что у вас тут все со странностями, — сказала Ингрид, — но чтобы настолько.

— Просто брат Олаф пользуется огромным уважением, — поспешил пояснить Алан.

Путников проводили внутрь. Патрик Моррис, первый помощник Верховного магистра ожидал поздних гостей у парадного входа. Моррис удивленно посмотрел на Олафа, когда тот заявил, что ему срочно нужно увидеть магистра Гилкриста. Ничего не говоря, Патрик провел их в приемную.

— Ох, не к добру все это, — бормотал Клод.

Через десять минут к ним вышел сам Элиот Гилкрист. Магистр был облачен в обычную темно-коричневую мантию, но от всего его облика веяло неподдельным величием. Его белая, как первый снег, седина эффектно сочеталась с ясными голубыми глазами и добродушным желтоватым лицом.

— Рад тебя видеть, брат Олаф, — улыбнулся он, закрывая за собой дверь, — мне сообщали, что ты пропал после инцидента близ Доргхейма, но вижу — жив и здоров.

— Магистр, — обратился Олаф, — я не смог найти истинного убийцу Алана Фостера, но я привел его.

— Кого его? — не понял Гилкрист.

— Самого Фостера, — пояснил Олаф.

Магистр внимательным взглядом изучил сначала Клода, а затем и Ингрид.

— Один уже немолод, — проговорил он, — второй, вообще, женщина.

Проницательный магистр без труда разгадал маскировку Ингрид.

— Магистр, я действительно здесь, — заговорил Алан, — мне нужно столько вам рассказать...

Гилкрист жестом прервал его. Он обвел взглядом комнату, ища Фостера и убедившись, что никого больше нет, удивленно посмотрел на Олафа.

— Магистр, я использовал заклинание Искра Жизни, — поспешил объяснить Алан, — и теперь нахожусь в теле отважной и достойной Ингрид.

— Понимаю, — кивнул Гилкрист, — но где ты узнал об этом заклинании?

Алан рассказал ему обо всех своих приключениях. Олаф отдал должное девушке, она не перебивала и не вмешивалась в разговор двух магистров — действительного и будущего.

— Сами боги заботились о тебе! — сказал Гилкрист, когда Алан закончил свой рассказ, — я не мог поверить в твою гибель, мой мальчик. Мне казалось, что ты вот-вот откроешь дверь, и все окажется просто не в меру затянувшимся сном. Как хорошо, что ты вернулся.

— Здесь не обошлось без богов, — проговорил Фостер, — брату Олафу явилась сама Анкейн и сказала, что только здесь можно решить проблему юного магистра, то есть меня.

— Она действительно так сказала? — настороженно спросил Гилкрист.

— Да, — кивнул Олаф, — мне было видение.

— Я не могу и не хочу противиться воле богов, — после недолгого раздумья сказал магистр, — брат Олаф, я прошу оставить нас с Аланом и леди Ингрид наедине. То, о чем я сейчас буду говорить, является государственной тайной. Прошу меня понять.

— Хорошо, — кивнул Олаф.

Гилкрист потянул за шелковый шнур, висевший за спинкой кресла, и в комнату вошел первый помощник.

— Патрик, — сказал магистр, — проводи господина Клода и брата Олафа в кельи. Они устали с дороги и, должно быть, проголодались.

— Есть такое, — тихо проговорил Клод.

— Будет исполнено, магистр, — поклонившись, ответил Моррис.

— Завтра, брат Олаф, мы все с тобой хорошенько обсудим, — добродушно улыбнулся Гилкрист.

Глава 25

За спиной громко хлопнула дверь. Ингрид оглянулась на резкий звук, и Алан успел заметить скользящую во мраке тень.

— Не обращайте внимания, — махнул рукой Гилкрист, погруженный в какие-то свои думы, — это мрачные братья. Они умеют хранить тайны.

— Где мы? — спросил Алан. Они стояли в темном коридоре, в конце которого виднелась дверь, напоминающая своими размерами ворота.

— Точно, ты же здесь никогда раньше не был, мой мальчик, — почему-то грустно усмехнулся Гилкрист, — все хотел тебе показать, да, как видишь, не успел. Идем же, нужно спешить.

Маячившие у двери факелы медленно поплыли в их сторону.

— Волшебники, — раздраженно прошептала Ингрид, когда огни повисли в двух шагах от нее.

— Это же Блуждающие огни! — почти с восхищением воскликнул Алан. При виде такого чуда, былая напряженность пропала. Несмотря на кажущуюся простоту далеко не каждый маг был способен поддерживать огни в стабильном состоянии.

— Да, мой мальчик, они самые, — пробормотал магистр, ведя их дальше. Пламя, завораживающе подрагивая, двигалось вперед, освещая им путь.

Когда они приблизились к массивным дверям, створки с медными клепками, словно по команде, раскрылись. Алан увидел комнату, утопающую во мраке. Лишь в центре, над монументальным ложем, тускло мерцала лампа. Слабенький огонек создавал ощущение мрачной бесконечности, царящей в комнате.

— Леди Ингрид, — проговорил Гилкрист, устремив на нее печальный взгляд, — и ты мой мальчик. Подойдите сюда.

Магистр жестом поманил девушку к кровати. Когда он отодвинул плотный непроницаемый полог из золотистой парчи, Алан увидел мирно спящего герцога. В спокойных, правильных чертах его лица было нечто величественное, вызывающее благоговейный трепет.

— Великий Эдмунд! — вырвалось у Алана.

— Сами боги привели вас ко мне, — проговорил магистр, опуская полог, — как видите, его светлость изволит отдыхать и, к величайшему сожалению, неизвестно, когда он проснется.

— Он что, мертв? — тихим голосом спросила Ингрид и подалась назад.

— Я предпочитаю называть это сном, миледи. Его бессмертное тело по-прежнему живо, что же касается души, — магистр печально вздохнул, — она успела отойти в лучший мир. До сих пор я не терял надежды вернуть ее обратно, но, увидев вас, понял, чего же хочет милостивая богиня Анкейн.

— Я не понимаю, — проговорила Ингрид, делая еще шаг назад.

— Алан, мой мальчик, ты смог перенестись в тело леди Ингрид и выжить в нем, — с жаром проговорил Гилкрист, — потом было видение брату Олафу и вот — ты здесь — у меня. Это я и называю провидением!

— Куда вы клоните? — недоверчиво спросила Ингрид.

— Кажется, я понял, — сказал Алан, — вы думаете, что я должен перейти в тело милорда?

— Послезавтра будет Большой совет, на который приедут все преданные герцогу вассалы. Они хотят увидеть своего правителя, они нуждаются в нем! Ты понимаешь, Алан?

— Как же... — взволнованно проговорил Фостер.

— Лаорон не может остаться без правителя, мой мальчик.

— Но Великий Эдмунд — это бессмертный герой и Алан не должен занимать его место, господин магистр! — как-то зло проговорила Ингрид.

— Верно, леди Ингрид. Это лишь временная мера, пока мы не найдем способа, как вернуть герцога. Только он наш истинный правитель.

— Это неправильно, — вновь возразила Ингрид.

— Алан, — магистр впился глазами в девушку, словно желая разглядеть в ней Фостера, — мой мальчик, ты помнишь ту книгу, в которой нашел заклинание Искры Жизни?

— Да, — отозвался удивленный Алан, — большая книга в сером переплете. Она была в вашей библиотеке среди обычных справочников.

— А ты помнишь, как она называлась?

— Не уверен. Я как-то не обратил внимания.

— Ничего, — тепло улыбнулся Гилкрист. — Ведь ты помнишь заклинание Искры Жизни. По нему-то мы и найдем книгу.

— Как? — настороженно спросила Ингрид.

— Видите ли, леди Ингрид, заклинатели старой школы были творцами. Они создавали не просто заклинания, а настоящие произведения искусства. Каждая строка заклинания наполнена оригинальностью его автора. Не так ли, мой мальчик?

— Да, магистр, — поспешил согласиться Алан.

— Напомни мне первые строки, мой мальчик.

— Алан, нет! — крикнула Ингрид, но Фостер уже прошептал: "Когда огонь мирозданья..."

В руке магистра блеснул кинжал из неведомого Алану черного металла. Гилкрист с молниеносной скоростью приблизился к девушке и заглянул ей в глаза.

— Понимаешь, Алан, заклинание работает только при переходе из умирающего тела, — с отеческой улыбкой проговорил Гилкрист. — Поверь, так нужно, мой мальчик.

Сознание Алана помутилось. В какой-то момент он осознал, что смотрит на страшную картину со стороны. Он видел, как Гилкрист убрал руку, оставляя в груди девушки клинок. Он видел, как Ингрид пошатнулась, устремляя на магистра взгляд, полный ненависти. И он слышал ее последние слова:

— Эдмунд это Эдмунд, а Алан это...

Внезапно Алана окутала тьма, и он понял, что падает. Но падение продолжалось и продолжалось, унося Фостера.

* * *

— Нет же, Донован готовил хороший эль, а не вино! — назидательно произнес голос, — вино готовил Мордред.

— Какой Мордред? — переспросил второй голос, — я не помню никакого Мордреда.

— Точно, — согласился первый, — Мордред жил за двести лет до тебя, но ведь и Донован не раньше. Или ты имел ввиду другого Донована?

— Что-то я совсем запутался, — устало вздохнул второй голос, — я говорю про Донована, что жил при графе Эрике.

— Нет, тогда я не знаю такого. Да и графа Эрика тоже не припомню. Ну да ладно.

Алан открыл глаза. Прямо перед ним пылал большой камин.

— Смотри-ка, у нас гость, — заметил первый голос, — юноша, как ты себя чувствуешь?

Фостер повернул голову. Рядом с ним в деревянных креслах с высокими спинками сидели два человека. Говоривший, седой старик, приветливо кивнул ему. Второй же, высокий и хмурый был смутно знаком Алану. Он постарался припомнить, где же он мог его видеть и вспомнил. Перед ним сидел сам герцог.

— Не знаю, — произнес удивленный Фостер.

Только сейчас он заметил, что тоже сидит в кресле и главное — тело было опять его, настоящее. И он вспомнил об Ингрид. В голове Алана быстро пронеслась та ужасная сцена. Но затем его ум вновь затуманился. На душе стало спокойно и тихо.

— Не робей, — усмехнулся в густую бороду старик.

— Боюсь, я помешал вам, — сказал Фостер.

— Что ты, мы ждали тебя, Алан, — проговорил старик, — вам двоим многое предстоит обсудить, прежде чем...

Он многозначительно посмотрел на Эдмунда.

— Алан Фостер, я не буду говорить о бремени и ответственности, осознание всего этого придет к тебе само, если еще не пришло. Сложилась какая-то странная традиция, не спросив согласия, наделять силой. Но если ты здесь, значит, выбор уже сделан.

Традиция, выбор, бремя — все это крутилось в голове Фостера, пока не сложилось в одну простую мысль — теперь он герцог.

— Вовеки веков, — усмехнулся старик, — стало быть, Алан, ты теперь Эдмунд, а ты, Эдмунд — вольный дух!

Эдмунд встал и подошел к Фостеру. Он протянул руку и Алан, вставший в ответ, пожал ее. Едва Алан коснулся ладони герцога, как в его голове закружились призрачные образы, подобные множеству картин, выложенных на суд зрителя. Юность, сила, надежда, красота, храбрость, любовь, война, решимость — все это пронеслось перед глазами Фостера. Он отчетливо видел, насколько была прекрасна молодая Маргарет, чувствовал вкус вина и боль раны. Он видел тот день, когда некто заговорил с Эдмундом, единственным выжившим на всем, казалось, бескрайнем поле боя. Его мучила жажда и он, под палящим солнцем, склонился над небольшой лужицей кристально чистой воды, неизвестно откуда взявшейся у самых его ног. Ее прохладный вкус, разливающийся по всему телу и вновь сражение. Он видел искаженные лики поверженных демонов. Теперь он был уже неуязвимым воином. Он слышал стоны и проклятья, сменившиеся ликованием толпы. Вот уже выкрикивают его имя: "Эдмунд! Эдмунд!". Он вернулся к супруге. Счастливая жизнь, омраченная безжалостным ходом времени. Трудные решения, тяжелые мысли, а потом вдруг сменяющие друг друга картины потеряли цвет. Они стали серыми и однообразными. Мысли замедлились и вот он уже сидит в чертогах Юргена. Еще мгновение и Алан отчетливо увидел свое лицо, напряженно смотрящее ему в глаза. Юноша понял, что с этого момента он больше не Алан Фостер. Твердая рука отпустила руку нового герцога.

— Да, — протянул Юрген, — признаюсь, я представлял себе это как-то иначе.

Эдмунд прошел в свое кресло и сел, вытянув ноги к огню.

— Я тоже, — сказал Эдмунд, — но так даже правильнее, верно?

— Согласен, — произнес нынешний герцог, — иначе и быть не могло.

Его взор был устремлен на огонь. Картины постепенно улеглись в голове и теперь он ощутил всю тяжесть правления.

— Вспомнил! — неожиданно воскликнул Юрген, хлопнув себя по колену.

Эдмунд и новый герцог удивленно посмотрели на него.

— Граф Эрик жил около ста тридцати лет назад и у него был такой писклявый голос!

Глава 26

Всю ночь Клод не сомкнул глаз. Чистенькая, пустая комната с деревянной скамьей и крохотным оконцем угнетала его. Он думал об Ингрид. Что это еще за великая тайна и почему темнила-магистр отослал даже Олафа, который, как понимал Клод, был далеко не последним человеком в ордене? Опять же, Клод был абсолютно один. Для человека, привыкшего к веселым или, по крайней мере, шумным компаниям, внезапная тишина становилась попросту невыносимой. Устав лежать на жесткой лавке, он начал мерить комнату широкими шагами. Один — с Ингрид все будет хорошо, два — вынут ли они Алана, три — интересно, чем занят Олаф, четыре — все же нужно было остаться с Ингрид, пять — скорее бы их всех увидеть. На шестом шагу Клод разворачивался и начинал идти в другую сторону.

Когда небо за маленьким окном начало синеть, Клод ощутил легкое чувство голода. Он открыл крепкую дверь и осмотрелся. Белый коридор был пуст.

— Конечно, жутко невежливо вот так вот гулять по ночам, — пробормотал себе под нос Клод, — но я остался без ужина и возможно на кухне найдется что-нибудь перекусить.

Он добрался до лестницы. Спустившись, Клод доверился инстинктам повара и пошел в предполагаемом направлении кухни. Вся эта огромная резиденция чем-то походила на графский замок. Конечно, Клод не бывал где-то еще и, может быть, все замки строятся по какому-то общему принципу, но он определенно знал, где здесь кухня.

Пройдя по правому коридору прислуги — здесь, стало быть, младшей братии, и спустившись по каменной лестнице, он оказался на первом этаже, в узком коридоре с низкими потолками и угрюмыми серыми стенами.

Далее можно было смело идти на запах. Прямо по коридору что-то тушилось, определенно мясное и еще... Клод принюхался. В нос ударил резкий запах квашеной капусты. Поморщившись, он решил, что просто так капусту есть никто не станет и, скорее всего, к ней дадут неплохую кружечку пива.

— Господин Клод, — окликнули его.

"Поймали", — почему-то подумал Клод и медленно повернулся на голос. Перед ним стоял низенький, плотно сбитый брат в шерстяной рясе. Дружелюбно улыбаясь, он продолжил:

— Господин Клод, ваша келья оказалась пуста, — добродушно проговорил коротышка, — и как хорошо, что я встретил вас здесь.

— Я проголодался, — честно ответил Клод.

— Вы могли бы позвать и вам сразу же принесли бы обед, господин Клод.

— Да вот... — Клод развел руками.

— Ничего, я провожу вас назад в вашу келью, а через несколько минут вам принесут роскошный обед.

"Зачем идти в комнату, когда находишься всего в шаге от кухни?", — мысленно удивился Клод. Опять же слово "роскошный" из уст этого плешивого коротышки звучало как-то особенно кощунственно. Но Клод не стал спорить и покорно последовал за низеньким провожатым.

Клод решил поддержать беседу и сказал первое, что пришло на ум:

— У вас тут неплохо, вот только прохладно как-то.

— Да, стены прогреются лишь к июню, — печально вздохнул брат, будто это была его личная провинность, — но шерстяные рясы неплохо согревают нас.

— Они, и правда, так хороши? — с сомнением в голосе произнес Клод.

— О, еще как! — с жаром ответил коротышка, — это же лучшая козья шерсть во всем герцогстве! Вот вы, в своей куртке, уже весь замерзли, а посмотрите на меня — не жарко и не холодно, просто уютно и все.

Клод выдержал паузу.

— Я могу дать вам такую же, — наконец, доверительно шепнул коротышка, — но не обещаю непременно вашего размера...

— Правда? — с поддельной радостью в голосе воскликнул Клод. В действительности он терпеть не мог форму как таковую. Она надоела ему еще за годы службы у графа, а эти убогие рясы с резким запахом могли сгодиться разве что для отпугивания комаров. Но в его голове начал созревать план. В своей одежде Клод слишком приметен, а в рясе он сольется с хмурыми чудиками и сможет спокойно перемещаться по замку. Останется только узнать, где находится Ингрид и проведать ее.

— Вот мы и пришли. — Заявил коротышка, открывая дверь в темницу-келью Клода, — сейчас вам принесут обед и главное, — он понизил голос, — я захвачу для вас чудесную рясу.

— Насчет еды, — шепнул Клод, — я понимаю, что еще утро, но все же, можно мне небольшой стаканчик эля или даже чего-нибудь покрепче?

— У нас нет ничего такого, — холодно произнес коротышка, — выпивка превращает человека в животное.

— Да, понимаю, — вздохнул Клод. Он понимал, что великий какой-то там рыцарь Олаф пил, будто у него три горла и, конечно же, не превратился в скотину. Все ведь зависит от тренировки.

Через десять минут перед Клодом стоял поднос с "роскошным" обедом. Тогда, около кухни, нос почти не обманул его. Добрая чашка квашеной капусты, ломоть клеклого серого хлеба, кружка воды и главное блюдо, что так аппетитно пахло мясом — гороховая похлебка с тушеным луком, будь она неладна. И никакого мяса, никакого вина!

Коротышка принес рясу и Клод тут же примерил ее, прямо поверх своей куртки. Брат поморщился, когда Клод проигнорировал его предложение снять куртку. Выпроводив назойливого брата, Клод начал ждать. Пять, десять, пятнадцать минут — коротышка уже должен был уйти и заняться своими делами. Клод вновь выглянул в коридор. Пусто, как и в прошлый раз. Он прикрыл за собой дверь и спокойно направился к лестнице. То, что творилось в кухне, теперь мало его интересовало. Как понимал Клод, хорошая, а главное, вкусная пища была таким же страшным грехом, как и выпивка, поэтому, что с них взять?

Несколько раз навстречу Клоду попадались братья в точно таких же рясах. Они кивали ему, а он им и все благополучно расходились. Клод шел к кабинету магистра, в надежде увидеть Ингрид или, хотя бы, Олафа. Как и полагалось, этаж магистра был отделан деревом. Здесь не было уже ставшего привычным для Клода затхлого запаха. Много дверей и впереди одна, массивная, за которой вчера принимал их магистр. Дверь открылась, и из нее вышел помощник магистра Патрик. Он и привел Клода вчера в его келью и просил чувствовать себя, как дома. Сам-то, наверно, спит на перине.

Не желая быть узнанным, Клод открыл первую попавшуюся дверь и скользнул внутрь. Он оказался в просторной комнате, сплошь заставленной книжными полками. Слушая приближающиеся шаги, Клод заметил одну книгу, неестественно поблескивавшую среди прочих.

Еще по замку графа Орвиджского, он помнил такую книгу. В личной библиотеке графа она находилась почти на том же самом месте. На вид увесистая, с непонятным названием на корешке, эта книга не могла открыть читателю дорогу к знаниям, потому что открывала совсем другой путь, тайный.

— Сдается мне, — прошептал Клод, — я смогу найти здесь немного старого вина.

В тайнике графа был погреб, полный дорогого вина. Клод наведывался туда всего пару раз в месяц, не больше, ведь ничего страшного, если в бочках немного убудет. Так он думал и сейчас. Братья, которые не терпят пьянства, как правило, любят выпить и погулять.

Когда шаги удалились, Клод отошел от двери и коснулся корешка книги. С легким щелчком стеллаж отъехал, открывая новопосвященному брату Клоду путь в свои темные недра.

Клод огляделся в поисках какой-нибудь свечи. На маленьком столике из красного дерева стоял подсвечник.

Ступая по пыльным ступеням вниз, Клод удивлялся подобному запустению. Неужели он ошибся и это действительно какой-то забытый потайной ход? Ступени кончились и через несколько шагов вновь появились, теперь они вели наверх. Так повторялось несколько раз. Клод понимал, что эти чудики, и правда, люди со странностями, но зачем устраивать подобные лесенки? Он остановился перевести дух. Поставив подсвечник на каменный выступ, Клод вытер со лба испарину. Коротышка лукавил, когда так расхваливал свою шерстяную рясу. Возможно, заключил Клод, все они обычные человеконенавистники и именно поэтому тот брат нарядил его в эту пахучую шубу. Передохнув, Клод хотел вновь взять подсвечник, но заметил, как подрагивает пламя свечи. Еще мгновение и оно потухло.

Оказавшись в темноте, Клод увидел бледные точки, размером с голубиное яйцо. Он приблизился к ним и дотронулся до одной из точек пальцем. Это оказалось отверстие, скрытое с той стороны чем-то шершавым.

— Гобелен? — предположил Клод.

Сейчас он понял, для чего все эти лесенки и прикрытые отверстия.

— Вот тебе и пять чудес ордена, — прошептал Клод, — у них тут даже девиц нет, чтобы за ними подглядывать.

Клод никогда не любил собирать чужие тайны, тем более магов-фанатиков, от которых и в солнечный день бросало в дрожь. Но, как часто случается, то, чего мы так не любим, само спешит к нам навстречу. Клод услышал приближающиеся шаги за гобеленом. Стоит отдать должное потайному ходу, слышимость тут была великолепная. Наверно, даже жужжание грузного шмеля в саду за окном можно было услышать.

— Вы понимаете? — спросил голос с характерными властными нотками.

— Зачем? — гневно пророкотал второй голос. Определенно, ему не было никакого дела до всей властности первого, — все прекрасно шло, вы утверждали, что справитесь. Но, скажите мне, чем вы думали, когда уморили его?

Голоса начали удаляться и Клод, гонимый любопытством, последовал за ними, начисто забыв о подсвечнике.

— Нет, — возразил первый, — вы, мой дорогой Кристоф, узко мыслите. Я говорил вам, что добьюсь своего и я добился. Просто сейчас он еще не пришел в себя, но уже завтра, на совете, я буду говорить его устами.

— И что же вы скажете? — саркастически спросил второй, — я много думал и решил то-то и то-то? Вы считаете, что никто не разгадает подмены?

— Подмены и не было, — холодно заметил первый голос, — все идет по нашему сценарию. Так, как мы и хотели.

— Вы хотели, а не я, — огрызнулся, тот, кого назвали Кристофом. — Целый год вы убеждали меня, что сможете договориться с ним и вот результат — у нас, оказывается, все идет по сценарию! Только меня забыли поставить в известность! Неужели вы думали, что я поверю в жалкие бредни про парня в девке? Было бы проще найти двойника и совершить подмену.

— Боюсь, Кристоф, вам не понять всей глубины моего замысла, — усмехнулся первый.

Хлопнула дверь и голоса затихли. Ход резко поворачивал налево и старый повар решил пробраться дальше, чтобы услышать продолжение разговора. Но то ли они свернули не туда, то ли шли в полном молчании — голосов слышно не было. Переведя дух, Клод только сейчас заметил, что стоит в кромешной темноте. До этого у него довольно неплохо выходило передвигаться на четвереньках, припадая ухом к отверстиям.

Решив, что в темноте дальше ползти не имеет смысла, Клод собрался вернуться за подсвечником. Только вот незадача, где именно он его оставил? Пять или шесть пролетов назад? Клод, ничего не видя перед собой, на ощупь направился назад.

Парень в девке — как же ему не нравились эти слова. Определенно, тут что-то затевается, и не мешало бы поскорее унести ноги из этого проклятого ордена. Но для начала нужно найти Ингрид, которая сейчас неизвестно где. Также стоит отыскать старого прохиндея Олафа, который привел их в логово фанатиков и надрать ему бороду. Опять же Олаф может помочь найти Ингрид, ведь он тут, в отличие от Клода, все знает.

Размышляя, кого все-таки стоит искать первым и как вообще отсюда выбраться, Клод задел рукой свой подсвечник и тот с грохотом ударился о каменный пол. Нелестно помянув некоторых особо любимых богов, повар нащупал витую ножку подсвечника. Свечи не было. Видимо, она при падении куда-то откатилась. Клод шарил руками во тьме, тщетно пытаясь найти свечу, когда услышал легкий шелест. Еле различимый звук стремительно приближался к повару.

"А крысы так не шуршат", — подумал Клод, аккуратно поставив подсвечник на пол. Стараясь не шуметь, повар на четвереньках пополз к двери. Подниматься наверх было еще ничего, но вот сползать вниз оказалось труднее, но Клод не привык сдаваться. Когда он преодолел несколько пролетов, что-то за его спиной громко звякнуло. На лбу Клода проступил холодный пот — преследователь задел подсвечник и значит, уже совсем близко. Выпучив глаза, повар начал перебирать руками и ногами с поразительным проворством.

"Еще немного, — думал он, — проклятый выход уже близко".

Ступени пошли вверх и Клод уперся в потайную дверь. Теперь оставалось только открыть ее. Он водил рукой по стене в надежде найти рычаг, а шелестящие шаги становились все ближе и ближе.

— Если выберусь, больше никогда не буду... — Клод не успел закончить фразу. Прямо над его головой с шипением пронесся сноп огня. Он врезался в дверь, обильно осыпая Клода искрами. Стой повар в полный рост, то сейчас здорово бы походил на огромный факел. Наконец рука нащупала рычаг и дверь со щелчком отворилась. Клод выкатился в библиотеку, поспешно закрывая дверь. Он с силой потянул томик и послышался еще один щелчок. Благо механизм оказался таким же, как и у графа — стоит вынуть книгу и стальной засов запирает ход. Клод уже попадался в такую ловушку и теперь с удовольствием захлопнул ее сам. Послышалось несколько глухих ударов. Видимо, преследователь понял, что рычаг не работает и теперь пытается открыть дверь силой.

Нужно было спешить. Ослепляющий дневной свет резал Клоду глаза и он, жмурясь, вышел из библиотеки.

В голове повара успел сложиться план — найти Олафа, который должен помочь ему в поисках Ингрид. Клод не хотел верить, что Олаф намеренно заманил их в ловушку. Скорее всего, он и сам еще ничего не знает.

Припадая на одну ногу, Клод спустился по лестнице, уходя прочь из крыла магистра.

Идя по коридору, повар заметил, как странно смотрят на него братья. Неужели им все известно и сейчас они сторонятся его как зверя, на которого начата охота?

— Брат, что с твоей мантией? — окликнули Клода.

И повар понял природу этих недоуменных взглядов. Он был весь в паутине и пыли, будто только что вышел из склепа, в котором пролежал добрую сотню лет.

— В погребе... — туманно ответил Клод.

— Тебе стоит привести себя в порядок, — сурово проговорил брат.

— Да, конечно, — кивнул Клод.

Тщательно чистить мантию было негде, опять же всюду сновали полусонные братья, которые еще умудрялись все замечать своим затуманенным взором.

Клод завернул за угол, осмотрелся по сторонам — не бродит ли кто поблизости из этих чудиков, и снял рясу. Ухватившись за один конец покрепче, он со всей силы несколько раз ударил рясой о белоснежную стену. Этот метод не раз выручал его, когда было лень счищать засохшую грязь с куртки. На стене осталось несколько причудливых следов — ряса стала заметно свежее.

Теперь Клод вновь спешил в сторону кухни. Замок, орден, монастырь, казарма — все сплетни всегда крутились возле очага. Он петлял по безликим коридорам, пока нос к носу не столкнулся с коротышкой.

— Господин Клод! — наверное, уже десятый раз за утро воскликнул тот, — я везде вас ищу. Куда вы пропали и что с вашей одеждой?

"Проницательные упыри, — подумал Клод, — и чего вы все ко мне придираетесь? Можно подумать, что сами светитесь чистотой".

Прямо по коридору скользнула тень и вдруг в их сторону полетел огненный шар. Клод рухнул на пол, увлекая за собой монаха. Как и в прошлый раз, охотник оказался мазилой-неудачником и шар врезался в стену за ними. Клод приподнял голову и увидел, что тени как не бывало.

— Не любишь показываться, — хмыкнул повар, поднимаясь с пола, — ты цел?

Растерянный монах ощупал себя — голову, шею, живот, ноги.

— Кажется, да, — ответил он, закончив проверку.

— Как тебя зовут, друг?

— Сильвестр, — растерянно ответил коротышка.

— Ты слышал, Сильвестр, о бродячих неупокоенных?

— Вы думаете...

— Да, это был один из таких. Как видишь, даже стены ордена для них не помеха, — соврал Клод. Ему очень не хотелось рассказывать о страже тайника, а раз тот исчез, увидев монаха, значит не хочет показываться при посторонних. Повар искренне хотел считать коротышку непричастным к подслушанному разговору.

— Но это же детские сказки, — промычал монах.

— Как видишь, не такие уж и детские, — натянуто улыбнулся Клод и тут же сменил тему:

— Скажи мне, Сильвестр, как найти Олафа?

— Брата Олафа? — переспросил монах.

— Да, с которым я сюда пришел.

— К нему сейчас никак нельзя.

— Это еще почему? — спросил Клод, уже заранее предчувствуя подвох.

— Брат Олаф готовится к обряду посвящения, поэтому его нельзя тревожить. Помыслы должны быть чистыми, а дух хрустальным, или как-то так, я точно не помню, — порозовев, ответил монах.

— Странные у вас отговорки. Он спит что ли?

— Это не отговорки! — возразил Сильвестр, — еще утром среди братии прошел слух, будто священный рыцарь Олаф после своего возвращения готовится отречься от суеты и стать мрачным братом.

— С чего это он вдруг решил стать хмурым братом?

— Мрачным, — поправил монах. — Смерть младшего магистра Фостера не дает ему покоя. Он считает себя повинным и сейчас, так и не поймав убийцу, брат Олаф решил искупить свою вину, посвятив остаток жизни служению магистру, то есть, стать мрачным братом. Это очень смелый поступок, заслуживающий уважения. Брат Олаф всегда пользовался авторитетом в ордене, но теперь мы склоняем головы перед его мужеством и непоколебимостью.

— Подожди. Ты сказал, что он не поймал убийцу и теперь будет чьим-то слугой?

— Мрачный брат не слуга, — коротышка снисходительно улыбнулся, — он рука истины и поэтому подчиняется только достойнейшему из нас — Верховному магистру. Так было раньше и так будет всегда.

— Получается, ему нет дела до Фостера и всех остальных? — изумился Клод. Вся эта затея со служением ему сильно не нравилась.

— Младший магистр ушел от нас и, скорее, теперь ему нет никакого дела...

— Куда ушел? — воскликнул Клод и осекся. Коротышка ведь не знает, что Алан все еще жив или, по крайней мере, был, до вчерашнего вечера.

— Господин Клод, вы, правда, не знаете, куда уходят души после смерти? — с плохо скрытой жалостью в голосе спросил монах.

— К черту эти души, — махнул рукой повар, — мне срочно нужно увидеть Олафа.

— Я не знаю, — потупившись, протянул Сильвестр.

— Очень нужно. Опять же неупокоенный дух, — Клод перешел на шепот, — неспроста все это, брат Сильвестр, неспроста.

Похоже, страж сыграл ему на руку. Внутренняя борьба длилась недолго и уже через минуту, монах проговорил:

— Идемте, только не говорите, что это я привел вас.

— Конечно, — с готовностью отозвался Клод.

Они шли по безликим коридорам. Клод не терял бдительности, постоянно чувствуя на себе взгляд невидимого наблюдателя. Этот охотник-мазила так просто не отстанет. Один раз Клод видел скользнувшую тень у самого окна — облако ли это или страж? Похоже, что и его провожатый тоже был напряжен до предела. Сильвестр натянуто приветствовал встречающихся на пути монахов и старался обходить темные места.

— Нужно будет принять меры против этого бродячего неупокоенного, — словно защитную молитву, изредка шептал он.

Сильвестр остановился у небольшой двери и тихо постучал.

— Кто? — из-за двери послышался суровый голос Олафа.

— Брат Олаф, это я, брат Сильвестр, привел к вам посетителя, но если вы заняты, то мы не смеем вас более обременять, — скороговоркой выпалил коротышка.

— Что еще за посетитель? — недовольно спросил Олаф, открывая дверь. Бросив хмурый взгляд на монаха, Олаф стал еще мрачнее, когда увидел повара.

— Клод, — он покачал головой, — я думаю, ты уже знаешь о моем намерении.

— Зато ты не знаешь о моем, — сказал повар и, не дожидаясь приглашения, протиснулся внутрь.

Оказывается, Клоду отвели роскошные покои, по сравнению с жилищем Олафа. Комната напоминала собой каменный мешок. Из мебели только самое необходимое, даже шкафа и того не было, также как и кровати. На полу лежала широкая доска, толщиной в ладонь. Неудивительно, что старик быстро засыпал на лавке у Дафны.

— Брат Олаф, я, пожалуй, пойду, — неуверенно проговорил Сильвестр.

— Да, конечно. Я думаю, мой гость обратную дорогу найдет сам.

Поклонившись, низенький монах ушел. Клод еще мгновение слышал его шаркающие шаги, а затем хмурый Олаф закрыл дверь и резко спросил:

— Зачем ты пришел?

Устроившись на единственном стуле, Клод подробно рассказал ему о своих утренних похождениях, умолчав только о беге на четвереньках. Олаф внимательно слушал, ни разу не перебив рассказчика. Только все сильнее и сильнее сводил свои кустистые брови. Вид, конечно, у него был забавный, но Клоду было не до смеха.

— Ты узнал голоса? — спросил Олаф и тут же сам ответил, — откуда тебе, ты же никого здесь не знаешь. Говоришь, крыло магистра? Да, я помню, там, около приемной, была библиотека для гостей. Но я не знал ни о каком потайном ходе. Интересно, знали ли те двое о нем, и кто был твоим преследователем?

— Ты поможешь вызволить Ингрид и мальчишку?

— Да, — не раздумывая, ответил Олаф.

— Я слышал, ты хотел стать каким-то там братом.

— Потом стану, — задумчиво произнес монах, — может быть.

В дверь постучали.

— Кто? — как и в прошлый раз спросил Олаф, подходя к двери.

— Брат Олаф, это опять я, брат Сильвестр, — последовал подозрительно знакомый ответ.

Олаф открыл дверь, впуская бледного монаха.

— Чего тебе? — раздраженно спросил он.

Коротышка не успел ответить. Через порог скользнула тень и начала стремительно густеть. Все трое смотрели на нее как завороженные. Тень уже успела принять человеческие очертания. Она протянула руку и Клод, движимый первобытным инстинктом, вскочив, швырнул в тень стулом. Стул не успел достичь цели. Он вспыхнул, едва повар выпустил его из рук. Тень метнулась к Клоду и, приблизившись вплотную, неожиданно наткнулась на твердый кулак. Руки любого повара всегда работают быстрее головы. Охнув, человек, а это был человек, окутанный черным дымом, отпрянул назад, и, в следующий момент, его головы уже коснулась рука Олафа.

Короткая белая вспышка и страж обмяк. В ноздри Клоду ударил едкий запах дыма.

— Я не знал, — дрожащим голосом начал оправдываться Сильвестр, — брат Олаф, господин Клод, я бы никогда...

— Знаю, — оборвал его Олаф, рассматривая человека в капюшоне. На глазах Клода странный плащ начал принимать обычные очертания и уже больше не казался сотканным из черного дыма, а скорее из обычной шерсти, как и ряса Клода. Только вместо привычно коричневого, плащ был серого цвета.

— Кто это? — настороженно спросил Клод.

— Это? — хмыкнул Олаф, — мрачный брат, один из хранителей истины.

— Милостивая Анкейн! — воскликнул коротышка.

Глава 27

Звезды, перед глазами одни только звезды. Алан плыл по реке. Лежа на спине, он смотрел на ночное небо. Теплые волны приятно колыхали его, унося куда-то вдаль. Алан не знал, как долго он плывет. Пытаться найти берег было для него также трудно, как и вспомнить, кто он такой. Иногда ему казалось, что он молодой маг, а мгновением позже, будто он великий правитель. Закрыв глаза, он смутно припомнил разговор у огня. Действительно, теперь он Эдмунд, но все еще и Алан. Постепенно образ Алана начал блекнуть и теряться на фоне воспоминаний Эдмунда. Когда у герцога осталось только легкое ощущение, что что-то не так, воды поглотили его.

Герцог открыл глаза. Звезды пропали. Теперь над ним тускло мерцала лампа. Послышалась какая-то возня. Он повернул голову и заметил Натана, поспешно прячущего в складках одежды остатки лепешки.

— О чудо, милорд! — воскликнул Реджис, приблизившись к герцогу почти вплотную. — Милорд, вы проснулись, какое счастье! Как вы себя чувствуете, милорд?

Герцог молча сел. В голове все смешалось: обрывки воспоминаний, снов, каких-то разговоров. Промелькнуло несколько незнакомых образов, лиц. Он отчетливо увидел рыжеволосую девушку, но кто она, равно как и где он ее встречал, герцог вспомнить не мог.

— Милорд? — насторожено позвал канцлер.

— Натан, как долго я был... — герцог на мгновение задумался, подбирая слова. — Как долго я спал?

— Ох, милорд, — облегченно выдохнул Реджис, — вы отдыхали ровно четыре дня. Уже завтра состоится Большой совет. Все это время, милорд, я молился за вас и, похоже, милостивая Анкейн откликнулась на мои мольбы.

Герцог осмотрелся. Кроме огромного ложа и маленького стула, на котором до этого сидел Натан, в комнате ничего больше не было. Отсутствовали даже окна.

— Где мы? — спросил он, поднимаясь с кровати. За время сна руки и ноги успели немного затечь.

— Мы в резиденции ордена. Когда я не смог вас разбудить, то решил попросить помощи у магистра Гилкриста. Элиот обещал найти средство и, кажется, нашел его. Он заверил меня, что вы, милорд, проснетесь сегодня утром.

— Значит, сейчас утро, — задумчиво проговорил герцог. Упоминание имени Гилкриста почему-то заставило его нахмуриться.

— Нет, милорд. Уже почти полдень.

Отворилась массивная дверь и вошел Гилкрист. Старик был в торжественной темно-синей мантии, отороченной серебряным кантом.

— О, милорд, вы проснулись! — бодро проговорил он. — Заставили вы нас поволноваться. Согласитесь, сон бессмертного — большая редкость в наши дни.

— Всего лишь сон? Я видел какую-то другую, иную жизнь. Все мне казалось там реальным.

— Что вам снилось, милорд? — поспешил спросить Натан.

— Натан, я думаю, милорду еще нужен покой, — с добродушной улыбкой сказал Гилкрист.

— Да, конечно, — вздохнул канцлер. — Милорд, вы не голодны? Может быть, вы хотели бы какое-нибудь особое блюдо?

— Нет, Натан. Я сыт.

Когда за Реджисом закрылась дверь, магистр сел на маленький стул.

— Расскажите, милорд, что вам снилось, — то ли попросил, то ли потребовал он.

— Странно, — проговорил герцог, — образы ускользают от меня. Элиот, я вижу лишь тени.

— Вы забыли даже Ингрид, милорд?

— Ингрид?

— Да, ту юную особу.

— Ингрид, — вновь повторил герцог. — Как мне знакомо это имя. Но я не помню лица, только одни тени.

Герцог сел на кровать, подперев голову рукой. Что-то радостное и одновременно печальное было связано с тем именем. Вот образ стал яснее. Он увидел тонкий силуэт девушки. Ее прекрасные огненно-рыжие волосы, длиной доходившие ей до пояса, или они были короткими и иссиня-черными? Герцог нахмурился. Начавшаяся собираться мозаика рассыпалась, чтобы вновь восстать целым четким образом. Алан вспомнил, кто такая Ингрид. Взгляд его посветлел.

— Магистр, где она? Я хочу увидеть Ингрид! — скороговоркой выпалил он.

— Она ушла, мой мальчик, — с отеческим теплом в голосе проговорил Гилкрист.

— Но как? Она не могла уйти, ведь я...

Алан закрыл лицо руками.

— Но она ушла.

— Магистр, скажите, она ничего не просила мне передать?

— Ничего, мой мальчик, — пожал плечами Гилкрист. — Я дал ей кошелек, полный золота, и она ушла той же ночью, вместе со своим спутником.

Алан порывисто встал и замер, так и не ступив ни шага. Он посмотрел на свои могучие руки. Затем медленно ощупал лицо.

— Магистр, я?..

— Да, мой мальчик. Теперь ты великий герцог Эдмунд. Помни — тебе оказана большая честь самой богиней Анкейн.

— Магистр, а вы говорили Ингрид, кто я теперь? — с надеждой спросил Алан.

— Говорил, — немного помедлив, сказал Гилкрист. Рука магистра непроизвольно сжала медальон с темно-синим камнем. Камень практически был незаметен на фоне мантии, если бы не белое пятнышко в форме мерцающей звезды. — Я говорил ей, мой мальчик, но она все равно не пожелала остаться.

Алан, как завороженный, смотрел на камень наставника. Затем он вновь осмотрел комнату.

— Я уже был здесь раньше. На этой кровати лежал герцог, а я стоял вот тут, — Фостер сделал несколько решительных шагов. — Вы же, магистр, стояли напротив меня.

Гилкрист внимательно смотрел на Алана. Лицо магистра не выражало никаких эмоций.

— Потом вы достали кинжал, — продолжал вспоминать Алан.

Он впился глазами в морщинистое лицо своего наставника.

— Вы закололи ее? — спросил он одними губами.

— Сон бессмертного, — задумчиво проговорил Гилкрист, — оказывается, иногда им могут сниться и кошмары. Ты действительно был здесь, мой мальчик. Ты даже стоял именно на этом самом месте, но я никого не убивал. То, что ты сейчас вспомнил — это действительность, искаженная сном герцога.

Медальон на груди магистра блеснул.

— Но я отчетливо помню, что она стояла тут, — пробормотал Алан, — такая беззащитная...

— Сон, мой мальчик, то был ужасный кошмар. На самом деле, ты произнес заклинание Искры Жизни и стал герцогом, а леди Ингрид заявила, что ее здесь больше ничто не держит и ушла, — словно в подтверждение сказанного, медальон магистра вновь блеснул.

— Понимаю, — вяло ответил Алан. — Это очень на нее похоже, магистр.

— А сейчас тебе стоит немного отдохнуть.

— Я не хочу спасть, — прошептал Фостер, — я не могу спать.

— Просто ложись и слушай, мой мальчик, а я расскажу тебе о предстоящем совете.

Алан послушно лег. Магистр с отеческой улыбкой принялся рассказывать о деталях грядущего собрания. Он рассказал о прибытии посланника Готфрида и о позорном союзе, который тот хочет предложить. Гилкрист говорил много и красочно, но Алан и так все уже знал. Ведь он помнил все, что помнил Эдмунд. Мысли его были где-то далеко. Отголоски Эдмунда все еще грустили по Маргарет, унося Алана в далекое прошлое.

— Мы должны дать отпор этому выскочке, — заключил Гилкрист. — Пойми, мой мальчик, народ нуждается в тебе. Только ты можешь принести мир и покой, вновь объединив все земли!

Потом магистр говорил что-то еще. Алан так и не заметил, как тот ушел. Когда открылась дверь, он услышал осторожные шаги. Монахи, слуги, убийцы, — заключил Алан, — все едино.

— Надеюсь, нас не заметили, — пробормотал один.

— Надо подумать, будто это что-то меняет, — ответил второй, — темно-то здесь как. А!

— Ты чего орешь?

— Кто это? — вошедшие наконец-то разглядели фигуру герцога.

— Кто бы вы ни были, — устало проговорил Алан, — убирайтесь.

— Милостивая Анкейн, это же сам герцог!

Алан посмотрел на своих гостей. Возле двери стояло трое братьев.

— Мы сразу же уйдем, милорд, — заговорил один из них, по голосу старик, — но, прошу, ответьте всего на один вопрос.

С появлением троицы у Алана стало как-то легче на душе. Будто они, почти неразличимые в темноте монахи, его старые друзья. Хотя, у него и друзей-то никогда не было.

— Ты Алан? — прозвучавший вопрос настолько поразил герцога, что несколько мгновений он удивленно хлопал глазами.

— Кто здесь? Назовитесь! — резко спросил он, вставая с ложа.

— Алан! — прокричал второй, стремительно приближаясь. Он заключил герцога в крепкие объятья.

— Клод? — не веря, проговорил Алан, — Клод!

"Если это Клод, — думал он, — то кто те двое? Олаф, определенно Олаф, а кто второй?"

— Слишком темно, — проговорил Олаф, — где тут свечи?

Не дожидаясь ответа, он щелкнул пальцами и лампа над головой герцога засветила заметно ярче.

Алан устремил взгляд на третьего и разочаровался. Это был низенький плотный монах с круглым лицом. Фостеру стало даже немного стыдно за такую ошибку.

Клод, наконец, разжал свои объятья. Он сел рядом с Аланом, внимательно изучая его.

— Да ты больше меня, дружище! — радостно заявил он. Затем, обведя пустую комнату взглядом, он настороженно спросил: — я не вижу Ингрид, где она?

Алан удивленно посмотрел на приятеля.

— Она же должна быть с тобой, — прошептал он.

— Как со мной?! — воскликнул Клод. — Я не видел ее с прошлого вечера, когда мы пришли в замок.

— Нет, магистр сказал мне, будто вы ушли ночью вдвоем.

— Магистр, значит? — как-то зло проговорил Клод, — Олаф, ты был прав. Я сейчас проведаю этого дряхлого старца!

Он решительно пошел к двери, но был перехвачен Олафом.

— Не спеши с выводами, — тихо сказал рыцарь.

— Верно. Мне нет дела до ваших глупых интриг, я должен найти Ингрид!

— О каких интригах ты говоришь? — спросил ничего не понимающий Алан. Вся былая усталость прошла. Он был взволнован не меньше Клода.

— Ты же еще ничего не знаешь, — выдохнул Клод.

Он рассказал Алану, как проник в тайник, как случайно подслушал заговорщиков, как на него напал мрачный брат и как вместе с Олафом и братом Сильвестром, малознакомым Алану монахом, они пробирались к этим покоям. Оказывается, до последнего момента они не догадывались, кто здесь находится. Лишь предполагали, что это некто очень важный, возможно, даже сам магистр.

— Но чтобы герцог, — закончил свой рассказ Клод, — никогда бы не подумал. Кстати, ты здорово смахиваешь на Грогана, интересно, вы родственники?

— Не думаю. Так как же вы узнали, где меня искать? — спросил Алан.

— О, это все благодаря Сильвестру, — ответил Клод, хлопая по плечу притихшего монаха, — по нему и не скажешь, но храбрец он еще тот. Когда хмурый брат проник в комнату Олафа...

— Мрачный брат, — поправил круглолицый коротышка.

— А я как сказал? Впрочем, не важно. Значит, когда мы кое-как одолели убийцу, Сильвестр вызвался нам помочь. Он знает почти все входы и выходы в этой норе заговорщиков.

— Клод любит все немного искажать, — заметил Олаф, — но у меня есть некоторые догадки насчет подслушанного разговора. Сильвестр рассказал о странном брате, который шел к лабиринту теней. У него была одна интересная вещь — перстень, а ведь братья не носят украшений.

— Перстень? — насторожился Алан.

— Да, с необычным синим камнем, — закивал коротышка, — будто на нем солнечный блик, а ведь нигде не было солнца.

— В форме белой звезды?

— Мне это больше напомнило паука с длинными лапками, но, наверное, вы правы.

— Я хочу убить его, — неожиданно для себя, произнес Алан.

Олаф удивленно на него посмотрел.

— Боюсь, это невозможно, — сказал старый монах, — в прошлый раз он взорвался прямо у меня на глазах, прихватив добрую половину своих помощников, а сейчас на нем нет ни царапинки.

— Что он вообще забыл в лабиринте? Там же нет ничего, кроме запечатанной двери.

— Сильвестр последовал за ним, но никого не нашел. Стало быть, он открыл дверь, а открыть ее можно только прикосновением бессмертного.

— Я тоже бессмертен, — заявил Алан, — и могу открыть ту дверь.

— Возможно, — согласился Олаф, — но что ты будешь делать потом?

— Я же сказал — убью его.

— Здесь как-то прохладно, не мог бы ты вызвать талый огонь?

— Да, конечно, — кивнул Алан, вытягивая руку. Он прошептал заклинание, но ничего не произошло.

— Как я и думал, — заключил Олаф, — у герцога нет никаких магических сил, а Первому подвластны все стихии.

— Это ничего не значит! — Алан еще не привык к новому телу и могучий голос гулко пророкотал под сводами.

— Тише! — шикнул Клод, — значит это что-то или нет, но у меня сейчас другая задача. Я должен найти Ингрид, а уже после всякие первые и вторые.

— Ты не пойдешь со мной? — удивился Олаф.

— Прости, дружище, но Ингрид для меня важнее, — виновато ответил Клод, — я ненавижу того мерзавца не меньше тебя, ведь это он убил ребят и из-за него все началось, но как же Ингрид? Я не верю твоему магистру, также как и остальным в этом замке, кроме вас троих, разумеется. Я никогда не прощу себе, если не вытащу Ингрид отсюда.

— Клод, — только и смог выговорить Алан. Ведь повар был абсолютно прав. Целый месяц Алан, как никто другой, был близок к ней. И теперь, стоя перед выбором, он еще думает, найти ли ему Ингрид или пойти и покарать Первого, который к тому же бессмертен, а значит и возмездие может подождать.

— Младший магистр Алан Фостер мертв, — неожиданно рассек тишину голос Олафа, — сейчас передо мной Эдмунд Великий, герцог лаоронский, защитник слабых, хранитель порядка. Зло, милорд, всегда возле нас. Оно обитает рядом, отравляя нашу жизнь и ломая судьбы. Брат Сильвестр упомянул врата, ведущие в лабиринт теней, которые может открыть только рука бессмертного. Я не могу принуждать кого-то из вас идти со мной, но мне необходимо проникнуть внутрь, чтобы запечатать великого грешника на века.

— Тебе бы перед сражением воинов вдохновлять, — усмехнулся Клод, — можно подумать, что мы стоим на краю гибели и если сейчас не бросимся в битву, то все погибнут.

— Почти, — вздохнул Олаф, — чтобы он не замышлял, это не предвещает ничего хорошего. Все, довольно об этом. Прежде чем вы пойдете искать Ингрид, герцог, откройте мне дверь.

— Хорошо, — немного помедлив, ответил Алан.

Пока они шли до ворот, им на встречу не попалось ни одного брата. Шагая по коридорам, Клод высказал свое удивление, но брат Сильвестр тут же все ему объяснил:

— В девять вечера вся братия ужинает в большом обеденном зале, — сказал он, — сейчас полдесятого, а это значит, что скоро все начнут расходиться по своим кельям.

— Нам нужно спешить, — сказал Олаф, ускоряя шаг.

Предусмотрительный повар прихватил факел и теперь, спускаясь к вратам, шел впереди, освещая путь. Лабиринт пользовался недоброй славой, и только братья Покоя и Послушания изредка спускались вниз, чтобы смахнуть пыль. Лабиринт был немногим младше стен резиденции. Верховный магистр Трилл собирался проложить туннель, ведущий в замок герцога, но наткнулся на старинные катакомбы, из-за которых и наложил такое диковинное заклинание на врата. Что было в тех катакомбах, не знал даже брат Олаф, но память герцога показывала Алану бледные вспышки прошлого, когда Эдмунд, рядом с иссушенным стариком в темно-синей мантии Верховного магистра, проходил по туннелю и, кажется, выход вел как раз в склеп — древнее святилище Анкейн. Врата представляли собой гладкую каменную плиту, обрамленную двумя колоннами. Алан подошел к одной из них и провел рукой по холодному камню, ища скрытый замок. Ладонь сама остановилась и Фостер слегка надавил на камень. Раздался щелчок, четко слышимый в царившей кругом тишине, и плита отъехала в сторону, открывая им темные недра лабиринта.

— Да, — протянул Клод, — паршивое местечко, в самый раз для того придурка.

— Господин Клод, — возмущенно прошипел коротышка, — мы же находимся в священном месте.

Алан был согласен с поваром — пещера с характерным запахом сырого камня и плесени благоговейных чувств совсем не вызвала.

— Благодарю, Алан, — сказал Олаф, проходя внутрь, — надеюсь, вы найдете девушку.

— Ты, правда, собрался идти один? — удивился Клод.

— Я не могу принуждать вас.

— Но у тебя даже нет факела!

— А использовать магию в лабиринте запрещено, — поспешил вставить храбрый Сильвестр.

— Даже и думать не смей, — покачал головой Клод, — как бы там ни было, Ингрид меня со свету сживет, если я отпущу старика на съеденье неведомым тварям.

— Я не такой уж и старик, — натянуто улыбнулся Олаф.

— Нет, — продолжал Клод. Он начал подталкивать Алана к входу, напирая на него. Следом шел коротышка, — вдруг там окажется еще какая-нибудь дверь, которую тоже просто так не отопрешь или закроется эта, тогда что ты будешь делать?

Едва они прошли внутрь, раздался щелчок, и дверь встала на свое место.

— Что я говорил! — заметил Клод, — вот только как мы отсюда выберемся?

— Я знаю как, — ответил Алан. Едва он вошел в туннель, как его охватила странная уверенность, что он помнит, куда нужно идти. — Какое оружие у нас есть?

— Кинжал, веревка, ножка стула, пара камней, — начал перечислять Клод.

— У меня есть мешок, — сказал Сильвестр, вынимая из кармана холщовый мешочек для орехов.

— Хотя и не оружие, — вздохнул Олаф, — но лучше, чем ничего.

— Этого не хватит, чтобы убить мерзавца, — проговорил Алан, — я знаю путь, который ведет в замок. Я дам вам лучшие клинки. Идите за мной.

И он повел их по туннелю, освещая себе дорогу факелом Клода. Казалось, только вчера он проходил здесь, с любопытством изучая катакомбы. Тогда еще была жива Маргарет и мир был совсем другим. Стараясь вырваться из плена чужих воспоминаний, Алан вновь представил лицо Ингрид, что причинило ему еще большую боль, ведь это были его личные, а не чьи-то чувства.

— Я вот думаю, — проговорил Клод, — мы сейчас идем в замок, ведь так?

— Да, конечно, — отозвался Олаф. Клод был мастером задавать глупые вопросы и за время их путешествия, все научились, кроме Ингрид конечно, спокойно на них отвечать. Иногда его, казалось бы, наивный вопрос неожиданно открывал всем то, что не учитывали ранее.

— Что, если он тоже просто шел в замок? Ведь он умеет открывать запечатанные двери, а это, надо думать, очень удобный ход и, главное, незаметный.

— Нет, — ответил Алан, — я знаю, куда он пошел и это вовсе не замок.

— Хорошо, если так, — пробормотал повар.

В памяти герцога появился четкий образ врат, испещренных магическими символами. Верховный магистр Трилл смог разобрать лишь некоторые из них. Морщины на лице старика разгладились и, просияв, он поведал Эдмунду, что за вратами и есть та самая каменная чаша — источник мудрости и силы. Через месяц разгадали механизм замка и магистр лично, трясущейся от волнения рукой открыл дверь. После погребения магистра Трилла решено было запечатать лабиринт и никогда больше не пользоваться туннелем, связывающим замок герцога и резиденцию. Лабиринт хотели разрушить, но Эдмунд, помня слова старого магистра о защитных свойствах врат, не дал своего согласия. По его мнению, древнего замка было вполне достаточно, чтобы оградить лабиринт от любопытных. Он и не предполагал, что существуют другие бессмертные.

— Тупик, — констатировал Клод, когда Алан, поглощенный мыслями, уперся в стену.

Алан без труда нашел точно такой же, как в резиденции, камень и надавил на него. Плита со щелчком отъехала.

— Склеп, что ли? — спросил Клод.

— Да, здесь покоится леди Маргарет, — ответил осведомленный Олаф. Алан пытался вспомнить встречи Эдмунда с ним, но старый монах ловко исчезал из воспоминаний. Сейчас же Алан четко увидел, как еще не седой, могучий Олаф проходит вслед за герцогом в склеп. Разговор вышел коротким. Эдмунд только рассказал ему о своей супруге, а Олаф сдержанно прочел молитву Анкейн.

Герцог прошел в личную оружейную. Двуручные мечи, кинжалы, алебарды, щиты, пики, метательные ножи и арбалеты — когда-то Эдмунд интересовался оружием и собрал неплохую коллекцию. Он не был здесь более ста лет, но верные слуги следили за клинками. Отточенные, никогда не знавшие ржавчины, они с молчаливым вызовом блестели в дрожащем свете факелов. Герцог уже давно утратил интерес ко всему, но юный Алан, даже зная наперечет каждый меч, был поражен. В ордене им давали тупые железки, несравнимые с такими произведениями мастеров.

— Вот что я называю неплохим арсеналом, — довольно улыбнулся Клод, — я редко брал в руки что-нибудь длиннее кухонного ножа, но сейчас, наверно, выберу какую-нибудь пику.

— Лучше меч и легкий щит, — посоветовал Олаф. Священному рыцарю нередко приходилось прибегать к помощи стали. Завистники утверждали, что боевая мантия Олафа была бурого цвета и хрустела от засохшей крови врагов. Еще, конечно, поговаривали об ожерелье из клыков неведомых хищников, натравленных магами песка, которым неустрашимый Олаф рвал пасти голыми руками, но в эти сказки уже никто не верил. Животных проще сжечь, чем зарезать.

— Тогда я возьму булаву, — не желал сдаваться Клод, — такой колотушкой можно расколоть любой щит.

Тихий коротышка последовал совету священного рыцаря и выбрал неплохой меч и крепкий щит. Сам Олаф долго ходил по оружейной, рассматривая клинки. Он остановился перед обычным на вид мечом и, нахмурившись, взял его в руку.

— Меч демона Бальдра, — проговорил он, — рассекающий камень и не тонущий в воде.

— Он был третьим демоном, которого убил герцог.

— Которого убил ты, милорд, — улыбнулся Олаф, — Алана Фостера больше нет. Привыкай.

— Хорошо, что старина Олаф есть, — проговорил играющий булавой повар.

— Конечно, хорошо, но почему его не должно быть? — удивился Алан.

— Он собирался стать мрачным братом. Кажется, обряд должен пройти сегодня ночью?

— Что! — не веря, воскликнул Алан, — какой обряд, о чем ты вообще говоришь?

— Не стоит удивляться, — устало поговорил старый монах, — пока я искал тебя, из-за ужасной ошибки успели пострадать достойные люди. Великий грешник бросил тень на лучших братьев ордена. Я слишком медлил с поиском, не давая о себе знать, и они сами решили доказать свою верность ордену и магистру. Их было двенадцать. Опять же, из-за проклятого Первого, я потерял всю свиту. Если бы я надлежащим образом оберегал тебя, то ничего бы не произошло. Алан Фостер завтра стал бы Верховным магистром, а я бы ушел на покой.

— Клянусь, я убью его! — прорычал Алан, — и тебе не нужно становиться мрачным братом, Олаф, я поговорю с магистром.

— Это решение принял я, а не Гилкрист. Я ценю твою заботу, но пойми и меня.

— Завтра я залью твою печаль, старина, лучшим вином, которое сможет добыть Алан, то есть, герцог! — заявил Клод, — не стоит тебе становиться хмурым братом, ты ведь еще не научил Ингрид как следует управляться с этой вашей магией.

— Не хмурым, а мрачным. Хотя ладно, — улыбнулся Олаф — договорились.

— Другое дело! Какое оружие выберет господин герцог?

Все посмотрели на Алана. Двуручные мечи и тяжелые алебарды влекли к себе герцога, но он знал, чем надлежит сражаться. Алан подошел к двум огромным секирам, висевшим на стене крест на крест. На широких, симметрично расходящихся лезвиях витиеватым узором были выгравированы заклинания, защищающие хозяина и разящие врага. В руках опытного воина такая секира представляла смертельно опасное оружие, превосходящее меч в боевой мощи. Эдмунд использовал две сразу, тем самым лишая противника всякой надежды на победу. Сделав свой выбор, Алан величественно поднял секиры над головой, так, как делал Эдмунд. Почему-то ожидая услышать привычные для герцога восторженные крики воинов, Алан удивился напряженному молчанию и настороженному взгляду друзей. Их лица не выражали явного неудовольствия, но было видно, что они сомневаются.

— Я, пожалуй, возьму еще арбалет, — помедлив, сказал Клод, отводя взгляд от великого воителя Алана.

Глава 28

Раздался щелчок и дверь бесшумно открылась.

— Темно-то как, — вздохнул человек с ношей на плече, — яви силу, о свет, блуждающий во тьме или как там тебя.

Он щелкнул пальцами и в туннеле, выложенном прозрачным розоватым камнем, стало заметно светлее. Не было ни факелов, ни зеркал, свет просачивался сквозь стены, словно вода, заполняя прожилки в камне.

— Как думаешь, сколько я тут просидел? — спросил он у своей ноши и, не дожидаясь ответа, сказал: — без малого двести лет. Пару раз я всерьез собирался вырваться отсюда, но все как-то не складывалось. То настроения не было, то появлялись более важные дела. Смешно, конечно, в этом каменном мешке и дела! — он рассмеялся, — теперь же, выбравшись, думаю, стоит отметить такое важное событие. Ты пьешь? Хотя, кого я спрашиваю.

Что-то напевая, он бесшумно шел по лабиринту, освещенному призрачным светом, иногда, останавливаясь, чтобы поправить начинающий съезжать с плеча груз.

— Признаю, пришлось за тобой побегать. Сколько я за это время разбойников в лесах переморил, чтобы они до тебя не добрались. У меня и раньше была такая забава — поймать одного да и подвесить его за ноги, на потеху волкам. Главное, чтобы в сознании был, а то весь смысл теряется. Какой толк от простого мешка с костями? К слову о костях, в тебе их больше чем мяса, вроде и не голодаешь, — он похлопал ношу, — но это ничего, это не важно.

Скользнула тень. Человек остановился, ожидая, когда та к нему приблизится.

— Господин, — тень приняла человеческие очертания, — мы ждем ваших приказов.

— Любите вы сложности, — усмехнулся тот, — в зале все готово?

— Да, господин.

— Очень хорошо, — сказал он и пошел дальше.

— Господин, — неуверенно позвала тень.

— Чего еще? — не оборачиваясь, раздраженно спросил тот.

— Мы могли бы вам помочь донести...

— И не надейся! — неожиданно засмеялся человек, — я ее никому не отдам!

Он еще раз хлопнул по ноше, удаляясь. Мрачный брат проводил его безразличным взглядом. Он не мог ослушаться приказа хозяина: он должен выполнять волю сэра Мэтью, но был обязан предложить свою помощь, а раз тот отказался, так тому и быть.

— Все хотел тебе сказать, — вновь заговорил сэр Мэтью, — мне понравились твои глаза, когда я резал твоих шестерок, девочка. Я еще никогда не видел такой борьбы чувств. Они горели яростью, гневом, отчаянием, страхом и ненавистью, такой дивной ненавистью, что я даже хотел ослабить сковывающую цепь, чтобы ты впилась в меня своими острыми зубками! Ты не представляешь, как я старался не смотреть на тебя, ведь щенок должен быть уверен, что представление разыграно для него одного. Но меня никогда не интересовали такие слюнтяи, как этот мальчишка. Не скрою, пару раз я намеревался оборвать ваше скучное путешествие, вдоволь насладившись твоими страданиями. Тот дурак, что готовил для тебя еду, никогда не мыл руки, перед тем как взять нож! Я поклялся, что однажды запихну ему в глотку его ржавую железку, и я сделаю это. Но в тоже время, меня всегда забавляли его чувства к твоей старухе, превращавшие его в мягкотелого барана. Что и говорить — дурак. На старуху уже давно претендует другой, достойнейший из людей, когда-либо ходивших под солнцем. Но я обойду его, я одержу победу и эта кляча, коротающая свои деньки в саду с вечноцветущими сливами, будет валяться у моих ног и умолять, чтобы я бросил на нее хотя бы один взгляд. Только на ее беду, мне не нравятся ее глаза, способные разве что смеяться! Твои же, моя девочка, великолепны. Но ты должна послужить великой цели, а это значит, мир больше не увидит твоих очаровательных глаз. Мир вообще больше ничего не увидит, потому что я ослеплю его своим сиянием, свергнув Юргена и более того, уничтожу всех мелких божков, забывших, для чего им дана сила. Вообще, что такое сила? Почему мне никто не объяснял ее природу? Ты, например, знаешь, откуда она берется и кто ее дает? Конечно, нет! Все те бредни, что Анкейн ищет избранного и наделяет его невесть какими качествами — ложь, жалкие выдумки, чтобы оправдать свою глупость. Когда я принял силу и немного улучшил ее, знаешь, что они мне сказали? Они заклеймили меня безумцем и изгнали. Только учитель изредка говорил со мной, да и то, скорее, из жалости. Он любит жалеть убогих, но я не такой! Когда я спросил его, что есть истина, он мне ответил, что и сам не знает! Конечно, удобно прятать за дружелюбной улыбкой полное безразличие. Он и тогда гонялся за Анкейн, в надежде соблазнить ее, а ученикам нагло врал, упрекая нас в дурных помыслах!

Разгоряченный сэр Мэтью вошел в огромный зал, выложенный точно таким же светящимся бледно-розовым камнем. Ровно в центре зала было маленькое серебристое озерцо, игриво переливающееся в свете камней. Возле воды стоял, нахмурившись, тот, кого сэр Мэтью всегда называл великим хозяином, бывший в действительности великим глупцом.

— Где ты ее так долго таскал? — резко спросил хозяин.

— Я ждал ночи, — уклончиво ответил Мэтью.

— Да? Хотя, зря ты ее сюда принес, — устало сказал хозяин, — ведь наш новый герцог может захотеть найти девчушку. И вообще тело лучше было бы выкинуть за воротами города.

— Надеюсь, он так не поступит, хозяин, — натянуто улыбнулся Мэтью. Он был близок к цели, как никогда раньше, и с трудом сдерживался, чтобы не сбросить маску.

— Все же, никак не могу взять в толк, зачем она тебе?

— Вы же обещали, хозяин, — сказал он, бережно укладывая девушку на безобразно сделанный алтарь.

— Да? Ну что же, обещания следует выполнять, также как и клятвы. Верно, Мэтью? — Он впился глазами в бессмертного, и тот стиснул зубы, терпя боль. Пресловутое кольцо жгло палец, и магический яд расползался, всаживая тысячи невидимых игл по всему телу.

"Через пару часов, — тяжело дыша, думал Мэтью, — твое кольцо станет безобидным украшением, которое я, от чистого сердца, всажу в твое, грязное и черное".

— Ладно, будет, — улыбнулся беспечный глупец и боль тут же прошла, — ты хорошо выполняешь свою работу, мой друг. Надеюсь, свежий воздух свободы не опьянил тебя? Смотри, не разочаруй меня.

— Тот шпион, хозяин, — проговорил Мэтью, стараясь подавить нахлынувший гнев, — мне позаботиться о нем?

— О Кристофе? Думаю, теперь он мне не пригодится. У меня уже есть безвольный герцог, ох, — он насмешливо сверкнул глазами, — я хотел сказать бессмертный.

— Хорошо, хозяин, — Мэтью склонил голову, стараясь смотреть в сторону.

Он видел Кристофа всего пару раз, но ему понравилась его твердость. Как-то шпион почувствовал, что уступает Мэтью в силе, но не испугался, не дрогнул, а спокойно продолжил разговор, в довольно резком тоне, который так не любит этот тщеславный глупец.

— Теперь касательно моего бессмертия, дружок, — деловым тоном проговорил хозяин, — я дал все, что ты просил. Когда же?

— Еще не все компоненты собраны, хозяин.

— Чего же тебе не хватает?

— Жертвы, мой господин.

— Тебе мало людей? Хочешь, я приведу крестьян, солдат, магов, в конце концов. Если хочешь, можешь взять кого-нибудь из мрачных, ведь их сила сопоставима с твоей. А-а, я понял, вот почему ты так хотел эту девчонку!

— Да, милорд.

— Называй меня хозяин, — тело Мэтью вновь сковало болью, — ну же, повтори.

— Хозяин, — медленно проговорил бессмертный.

— Очень хорошо. Ты обещал мне напиток к Большому совету, а он будет уже завтра. Успеешь ли ты?

— Да, хозяин, — Мэтью согнулся в низком поклоне, — мне нужно работать.

— Смотри, не подведи, — бросил тот, уходя.

— Вас проводить, хозяин?

— Зачем? У меня есть амулет, — он коснулся пальцем медальона, висевшего на груди, с точно таким же, как и у Мэтью, камнем, только в несколько раз крупнее, — в нем твоя сила, а значит, любой замок в этих тоннелях откроется и мне.

Когда затихли шаги, Мэтью с безразличным видом подошел к озеру и зачерпнул ладонями немного воды. Затем подошел к девушке и выплеснул воду ей на рану.

— Вера, — сказал бессмертный, — первый враг человека. Пока он надеется, ждет, мечтает и верит в возможность исполнения своего скучного желания, он подобен кукле, которая, как сейчас ты, находится полностью в моей власти. Легенды о Первом оказались на редкость полезны, окутав меня ореолом тайны. Тот глупец искренне верит, что я могу сделать его никчемную жизнь вечной и он не один такой. Стоит лишь намекнуть, что есть возможность стать бессмертным, как сразу крепкий, на вид, духом человек превращается в куклу, готовую плясать, как я захочу. Нет, я не говорю, что они осознают весь смысл своего нелепого танца, они искренне верят, что хитрее меня. Что я протяну им эликсир бессмертия, стоит лишь выполнить парочку мелких поручений, с которыми мне, по их мнению, никак не справиться. Самое главное, не перетянуть с ожиданием, а то страждущий начнет сомневаться, а сомнение, как известно, смертельный яд для веры. Благо, человеческая жизнь так коротка и сомнение не успевает зародиться в их душах. Если же я вижу первые симптомы поражения ядом, то, как милостивый лекарь, облегчаю муки больного, пресекая... думаю, ты поняла. Находясь в томительном ожидании, они не удосуживаются даже посмотреть себе под ноги, а ведь совсем рядом, — он махнул рукой в сторону зеркальной глади воды, — то, что они так ищут. Смешно, не правда ли?

Мэтью глухо рассмеялся, обводя взглядом безразличные тени, скользящие по залу. Им был дан приказ служить ему и они, безвольные глупцы, сейчас помогают отнюдь не своему господину.

— Ты, наверное, хочешь спросить меня, зачем все это я придумал и главное, какую роль играешь здесь ты? — Мэтью довольно кивнул, — Очень хороший вопрос. Ведь не зря же я следил, чтобы ты ненароком не свернула себе где-нибудь шею. Мои глупые куклы из кожи вон лезли, стараясь тебя схватить, но откуда им было знать, что своими поисками они просто толкают тебя вперед, в мои объятья. Согласен, ты очень важный компонент, но кроме тебя есть и другой, которого еще нужно заставить прийти сюда. Герцог, скорбящий по гнилым костям, никогда бы не оказался здесь по собственной воле. В нем совсем не было веры, как бы я не нашептывал ему о воскрешении Маргарет. Видимо, он и сам страшился ожившего скелета и поэтому оказался бесполезным. Но обновленный герцог во что-то верит и стремится в мою скромную обитель. Более того, чем больше препятствий поставить на его пути, тем сильнее будет его желание сюда прорваться, а это, как ты уже поняла, нам только на руку. Противные двери, они впускают не всех. Люди, конечно, не в счет, их можно загонять сюда как баранов, а с избранными все обстоит иначе. Если бессмертный не испытывает острого желания проникнуть к источнику, то врата будут непреклонны. Я пробовал их ломать, даже как-то получилось раскрошить верхний слой, но потом они обиделись на меня и долго не пускали внутрь. Теперь-то ты меня понимаешь? Как только будут собраны оба компонента, я вновь попробую на вкус эту воду.

С учителем я ошибся. Несмотря на всю его мудрость, он, кроме жалкого колдовства, больше никакой пользы принести не смог. Потом был целый ряд, якобы, мудрых, но результата и вовсе не было. В последний раз я пробовал с демонами, но вредные боги так и не дали добраться до них, создав непобедимого герцога, а меня запечатали здесь. Со временем я смог наблюдать за миром, посредством жалкой лужицы, но она редко показывала что-нибудь дельное. Мне оставалось только шептать, проникая в умы далеко не всех людей. Спустя двести лет некий жадный человек освободил меня, в надежде заключить со мной сделку. Как видишь, — он показал руку с кольцом, — отчасти ему это удалось, но не важно. За двести лет я понял, что затея с демонами была пустой. У них нет того, что мы понимаем под сердцем. Почки, легкие, желудок есть, а сердца нет, зато печень вдвое больше нашей. Такая вот вышла ошибка. Мне нужны только люди или считающие себя таковыми. Я чувствую, избранная дева, сколько сил таит твое сердечко. Им тесно и я высвобожу их, но пойми меня правильно, я не могу рисковать и ждать еще. Ведь я не знаю, был прок от крови еще нормального учителя или он уже успел стать бессмертным. Как бы то ни было, учитель пока сильнее меня. Поэтому я решил добавить второй компонент, не такой важный как ты, но тем не менее. Испив воды, я стану равным богам и разведу для них погребальный костер. Сверху я положу поверженного учителя. Уверен, он оценит оказанную ему честь.

Глава 29

— Здесь, вроде, стало как-то по-другому, — прошептал Клод, едва они оказались в склепе, — воздух тяжелый.

— Тише, — шикнул Олаф, — кажется, мы не одни.

Возле стены, из которой они вышли час назад, угадывалась почти неразличимая фигура. Когда Алан увидел тень, то принял ее за призрака, и от удивления замедлил шаг. В следующий момент тень дернулась, выплывая из мрака на свет факела Клода. Это был один из братьев ордена, в пыльной рясе со скрывающим лицо капюшоном. Вернее, ряса была даже не пыльной, а серой.

— Мрачный! — воскликнул Олаф, выставляя руки вперед и, словно только и дожидаясь подобной фразы, молчаливый убийца нанес удар. Яркая вспышка света и густые алые разводы, как круги по воде, расплылись по барьеру Олафа. Затем последовал еще один удар, более мощный и Олаф, белый от напряжения, отступил на шаг.

— Силен, — прошипел старый рыцарь, — я не продержусь долго, отойдите от меня.

— Долго и не нужно, — усмехнулся Клод, наводя арбалет.

Болт со свистом прошел барьер и, не долетев всего нескольких шагов до горла убийцы, превратился в пыль.

— А как шел! — с досадой воскликнул Клод, натягивая рычагом тетиву.

Шелестя рясой, мрачный брат перенесся влево, желая нанести следующий удар сбоку. Но тихий Себастьян, закусив губу, прошептал заклинание стихии Воздуха и убийца, не издав ни звука, рухнул лицом вниз. Барьер тут же исчез. Олаф подошел к мертвому убийце и перевернул его на спину.

— Ты свернул ему шею, — проговорил он, удивленно смотря на коротышку, — брат Сильвестр, я никогда не знал, что у тебя такие способности.

— Я не хотел убивать, — кротко ответил тот, — но если нет выхода...

Он развел руками. Олаф понимающе кивнул и, немного помедлив, словно набираясь сил, сдернул капюшон, открывая лицо мрачного брата.

— Брат Гарольд! — воскликнул Алан, не веря своим глазам. Перед ними лежал один из лучших магов стихии Земли.

— Покойся с миром, — Олаф закрыл глаза мертвецу и накинул назад капюшон. Сейчас ряса мрачного брата чем-то напомнила Алану саван. Старый рыцарь коснулся ладонью груди покойника и, склонив голову, прочел заклинание Покоя и Пепла. Брат Гарольд вспыхнул и мгновенно сгорел, как свернутая в трубку бумага. В нос ударил едкий запах дыма.

— Но почему брат Гарольд? — недоуменно спросил Алан.

— Он один из тех, кто пострадал по моей вине, — сказал Олаф, тяжело поднимаясь с колена, — его обвинили в заговоре и, не в силах оправдаться, он, как и одиннадцать других, стал мрачным братом, доказав тем самым свою невиновность.

— Странные у вас обычаи, — проговорил Клод, — у нормальных людей как-то не принято добровольно прыгать в костер, чтобы доказать свою правоту

Повисло напряженное молчание. Алан никак не мог взять в толк, почему на них напал мрачный брат, ведь они ничего не делают по собственной воле, потому что воли, как таковой, у них нет.

— Кто, кроме магистра, может приказывать мрачным братьям? — спросил он у Олафа.

— Ты, как преемник, должен понимать — никто. Но, не спеши с выводами, возможно, Первый смог подчинить их себе.

— Но как?

— Его сила отлична от нашей, так же, как и принципы, — туманно ответил Олаф. — Главное, мы на правильном пути, раз нас решили остановить.

В Алане начал просыпаться неведомый ему ранее гнев. Возможно, это чувство досталось ему от герцога, но могло и развиться самостоятельно. Кто бы ни стоял на его пути — он, великий герцог, достигнет цели, даже если придется пройтись и по человеческим костям. От этой мысли Фостер вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Подойдя к вратам, он обвел взглядом напряженные лица товарищей и решительным жестом нажал на плиту. Раздавшийся щелчок еще какое-то время звучал в его ушах.

— Алан, — окликнул его старый монах, — дальше я пойду первым.

— Ты же говорил, что тут магия бесполезна, — удивился Клод.

— Я сказал, что ей лучше не пользоваться, — ответил Олаф, — здесь залежи вроменовских кристаллов, которые очень активно реагируют на силы Стихий, но если на нас нападут, то мы ответим.

Он решительно прошел вперед, показывая тем самым, что разговор закончен.

— Чувствую себя чурбаном, — буркнул Клод, — зачем эти железки, когда Олаф так здорово умеет выжигать все огнем?

Но, тем не менее, повар нагнал Олафа, освещая ему путь.

— Все же, — продолжал ворчать Клод, — может, их тут и нет вовсе, а этого поставили, чтобы нас припугнуть.

Олаф собирался что-то ответить, но, внимательно всмотревшись в темноту перед собой, резко остановился. Из мрака, шелестя складками рясы, выплыл очередной убийца. Он не спешил нападать. Замерев в десяти шагах от Олафа, мрачный брат сбросил свой капюшон. Перед ними стоял брат Николас. Он сильно изменился. Некогда крупное лицо с легким румянцем на щеках сейчас было пепельно-бледным. Николас обвел всех безразличным взглядом и остановился на Олафе.

— Брат Олаф, — произнес он замогильным голосом, что потрясло Алана, ведь мрачные братья никогда не говорят, — мы ждали тебя.

Послышался легкий шелест, и из тьмы выплыло еще четыре фигуры. Поравнявшись с братом Николасом, они не стали сбрасывать капюшоны. Их очертания задрожали и начали расплываться в глазах Алана. Превратившись в бесформенные тени, мрачные братья атаковали. Яркие, от золотисто-желтых до темно-фиолетовых, вспышки волнистыми кругами расплывались по алому щиту Олафа. Рука мага дрожала, на лице выступили крупные капли пота, но священный рыцарь крепко держал оборону, не желая отступать. Брат Сильвестр несколько раз сделал пассы руками и двое нападавших приняли свой обычный вид. Но тени, как густой дым, вновь окутали их и мрачные братья продолжили атаку. Клод, бросив факел, принялся стрелять из арбалета. Зажав в зубах болт, он быстро орудовал рычагом, натягивая тетиву, вновь стрелял, но болты так и не достигали цели. Один только Алан, все крепче сжимая рукояти огромных секир, стоял и хлопал глазами. Фостер, в теле непобедимого герцога, попросту не знал, что делать. Привыкший бить только по мишеням, он чувствовал себя чужим на настоящем поле брани. Фостер увидел, как один за другим, убийцы пересекли барьер старого монаха и исчезли за их спинами. Сильвестр поспешил защитить тыл, но в них уже летел зеленый шар Паров Смерти. Тело Алана само сделало два шага вперед и он, как щитом, отразил удар скрещенными секирами. Витиеватые письмена на лезвиях засветились призрачно-синим светом.

В следующий момент факел, брошенный Клодом, погас. В темноте сияние секир завораживало Алана, придавая уверенности в своей силе.

— Алан, не дури! — послышался крик взволнованного Клода за спиной, но Фостера было уже не остановить. Алана целиком поглотили нахлынувшие чувства. Единственное, чего он сейчас желал, так это дать выход своей ярости. Глаза стали видеть заметно лучше — тьма больше не мешала ему. Движения фигур прямо перед ним замедлились, и Алан молниеносным рывком достиг одного из мрачных. Тот выставил руки вперед. Раздался взрыв — Алан парировал атаку и огромные секиры, как в былые времена, обрушились на врага, разрубая его плоть. Брызнувшая на лицо кровь немного охладила Фостера. Он медленно повернулся ко второму убийце, вынимая из мертвого тела секиры. Мрачный брат стоял, не шевелясь. "Видимо, — решил Алан, — читает мощное заклинание". В голове яростно билась только одна мысль — убить. Алан бросился на мрачного брата, уже занеся секиры, как тот, ловко извернувшись, подпрыгнул и перелетел через голову герцога. Тут же что-то обожгло Алану спину. Фостер резко обернулся, желая задеть врага, но тот вновь ускользнул от огромных секир. Алан, потеряв равновесие, начал падать. Он видел, как мрачный заносит свою руку, и понимал, что не успеет отразить удар. Больно ударившись о каменный пол, Алан перевернулся на спину и на него рухнул убийца. Хрипя, он сжимал горло, из которого торчал болт.

— Попал? — крикнул Клод.

— Да, — ответил Алан, отталкивая мертвое тело убийцы.

— Я же говорил! — довольно захохотал Клод.

Когда Алан поднялся на ноги, то заметил, что Олаф уже успел развести магический огонь. Остальных мрачных братьев нигде не было видно.

— Где они? — спросил Фостер.

— Отступили, — пожал плечами Клод, — должно быть, решили, что мы им не по зубам. Но как ты дрался, парень!

— Хорошо? — удивленно спросил Алан.

— Я бы сказал, с грацией заядлого мясника, — кивнул Клод, — жуткое зрелище.

Фостер только теперь осознал, что убил человека. Алан видел смерть и раньше, даже свою собственную, но всякий раз убивал не он, и особо задумываться не приходилось. Что же он ощущает после убийства? Определенно, не радость, возможно, облегчение...

— Хмурый какой, — проговорил Клод, — запомни, парень: либо ты, либо тебя — все честно. Когда выбора нет, просто действуй и это спасет тебе жизнь, хотя, ты же теперь бессмертен. Олаф! — воскликнул он, — что у тебя с рукой?

Кожа на правой ладони старого рыцаря была стерта. Клод достал не слишком чистый платок и перевязал руку монаху.

— Барьер, — пояснил Олаф.

Когда Алан увидел рану рыцаря, угрызения совести, терзавшие его, разом исчезли. Все правильно, все честно, — решил он для себя.

— Алан, и ты весь в крови! — покачал головой повар.

— Ничего, это не моя.

Двинулись дальше. Клод предложил вновь зажечь факел, чтобы ненароком не задеть кристаллы. Олаф не стал спорить. Он протянул правую руку к потухшему факелу. Затем, болезненно поморщившись, отдернул ее и протянул уже левую. Сейчас он не щелкал пальцами, просто коснулся и огонь разгорелся. Это еще раз подтвердило смутную догадку Алана, что у старого рыцаря эффектные жесты вошли в привычку, но он может обходиться и без них.

Теперь впереди пошел Алан. Ведь, как заключил Клод, он бессмертный и ему ничего не сделается. Олаф и в этот раз не стал спорить и спокойно пропустил вперед герцога. Он вообще выглядел очень уставшим и подавленным. Тот, кто выставил против них мрачных братьев, бывших приятелей Олафа, определенно знал толк в изощренных пытках.

— Куда дальше? — спросил Клод, когда они остановились у развилки. Один ход вел в резиденцию, а другой, с более низкими сводами, в катакомбы с запечатанными вратами.

— Герцог был здесь всего несколько раз, — сказал Алан, — тут петляющий лабиринт, а в конце дверь, размером с городские ворота.

Весь путь до врат они шли в напряженном молчании, вслушиваясь в окружавшую их тишину. Брат Николас так и не показался. Как только стала видна гигантская дверь, Олаф посветлел лицом, будто за ней находятся древние сокровища. В действительности, никаких сокровищ там не было. Только какое-то озеро и больше ничего.

Алан поставил секиру возле двери и нажал на гладкую плиту. Дверь бесшумно открылась. Стоило им пройти внутрь, как врата с глухим щелчком закрылись вновь. Брат Сильвестр, шедший сзади, даже вздрогнул от неожиданности.

— Наверное, я никогда не привыкну к этим механизмам, — смущенно улыбаясь, сказал коротышка.

Они оказались в странном коридоре, выложенным светящимся бледно-розовым камнем — он то и должен привести их в зал с озером.

— Это же вроменовские кристаллы, — проговорил Олаф, осторожно касаясь прозрачных камней, — они тут повсюду!

Идти пришлось недолго. В призрачном свете камней Алан увидел ненавистную преграду. Их лица больше не скрывали капюшоны, все они, с холодным безразличием, смотрели на пришедших. Здесь был и брат Николас и почтенный брат Джон, во главе же стоял несокрушимый сэр Роджер, боевой товарищ Олафа. Всего мрачных братьев было семеро. К плюсам можно было отнести то, что они не могли использовать магию, а к минусам то, что в руках мрачные братья сжимали мечи и копья.

— Олаф, — заговорил густым басом сэр Роджер. Его голос, в отличие от сипящего Николаса, был прежним, — дальше ты не пройдешь. Если хотите, можете помолиться своим богам, мы подождем.

— Ты хочешь сражаться против меня без помощи сил Стихии? — спросил Олаф.

— Мрачные братья ничего не хотят, они лишь выполняют волю господина, — был ему ответ, — но раньше я всегда желал сразиться с тобой в честном бою, брат Олаф.

— Значит, в тебе еще остались какие-то чувства, — проговорил старый рыцарь, касаясь рукояти меча.

— Клинок Бальдра? — Роджер выдавил подобие улыбки. Определенно, выражение эмоций давалось ему с трудом, — меч, рассекающий камень. Не думал, что доведется увидеть его. Начнем бой. Братья, не мешать схватке!

Молчаливые убийцы отступили от сэра Роджера на несколько шагов.

Оба монаха обнажили мечи и отбросили ножны. Они начали медленно кружить друг против друга, оценивая слабые и сильные стороны противника.

— Если я одержу победу, ты пропустишь нас?

— Мне был дан ясный приказ, брат Олаф, — убить вас. Поэтому я не могу пропустить ни тебя, ни твоих спутников. Но я могу убить тебя в поединке, один на один, и никто не будет мешать нам.

— Ты старший среди них? — спросил Олаф.

— Да.

— Значит, ты можешь приказывать им?

— Да, но так я сам пойду против воли господина и должен буду немедленно умереть.

— А если ты умрешь и так?

Сэр Роджер вновь неестественно искривил губы, на этот раз, в усмешке.

— Ты всерьез рассчитываешь победить меня?

— Я буду драться только левой рукой, — ответил Олаф, перебрасывая меч из раненной руки в здоровую.

— Нет, ты будешь сражаться только правой рукой, — пророкотал сэр Роджер, впиваясь глазами в старого рыцаря.

— Согласен, — и меч вновь оказался в перевязанной руке.

— Братья, стоящие за мной, если Олаф убьет меня, пропустите их, — он бросил косой взгляд на Алана, — такова моя воля.

Взметнулся кривой меч сэра Роджера, но старый монах с легкостью парировал удар. Затем они схлестнулись еще раз и отскочили вновь. Олаф был худее и старше, но на его стороне был многолетний опыт. Роджер же считался мастером клинка и раньше все свободное время проводил за тренировками. Теперь, став мрачным братом, он стал заметно быстрее в движениях, но как помнил Алан, брат Олаф еще никогда и никому не проигрывал в поединках на мечах, каждый раз находя в технике противника уязвимые места.

Сэр Роджер пошел в атаку и обрушил целый шквал ударов на Олафа, метя в тело и голову. Олаф, стиснув зубы, медленно отступал, лишь обороняясь. Мрачный брат орудовал мечом, проводя серии коротких, мощных бросков, и при этом был готов парировать ответный удар.

Олаф ловко отпрыгнул назад и перешел в атаку. Быстрые, четкие удары клинка, нацеленные в голову, мрачный брат с легкостью отбивал, будто они выполняли заученный урок. Роджер снисходительно смотрел на старого товарища, и его взгляд говорил о неминуемой гибели противника. Последнюю атаку он отбил сильнее обычного, отбросив Олафа на несколько шагов назад.

Старый рыцарь тяжело дышал. С рукояти меча медленно капали тяжелые капли крови, уже успевшие пропитать насквозь всю повязку. Движимый неясным порывом, Алан хотел, было, вступиться за старика, но крепкая рука повара легла ему на плечо.

— Это его битва, парень, — сурово сказал Клод, — и если ты помешаешь, то Олаф вряд ли будет этому рад.

Тем временем, мрачный брат прохаживался из стороны в сторону, не сводя смеющегося взгляда с Олафа.

— Ты немного сдал, — сказал он.

— Зато ты приобрел. Как вижу, ты можешь неплохо говорить.

— Да, господин немного улучшил нас, — ответил Роджер, играя клинком, — следующая атака будет последней. Давай же, фехтовальщик, не знающий проигрышей!

И он метнулся к Олафу. Смертоносная сталь со свистом рассекла воздух, не задев рыцаря. Олаф успел отскочить в сторону и нанес ответный удар по незащищенному левому боку противника. Меч, рассекающий камень, на этот раз добрался до сердца. Кривой клинок сэра Роджера со звоном ударился о прозрачные камни пола. На лице мрачного брата застыла маска удивления. Он посмотрел на кровоточащую рану и торчащий в ней клинок, затем перевел взгляд на Олафа.

— Поединок был честным, Олаф, — произнес мрачный брат и упал на спину. На мертвом лице сэра Роджера играла живая улыбка.

— Олаф, мы не в праве остановить тебя, — после минутного молчания просипел брат Николас. И мрачные братья, не используя магию, превратились в тени и растворились в призрачном бледно-розовом свете.

Глава 30

Алан не заметил, как они вышли из коридора. Вроде бы, только что был туннель, выложенный светящимся камнем, как вдруг они уже стоят в огромном зале со странным озером посередине. Из воспоминаний герцога Фостер понял, что они достигли цели. Это и есть та самая запечатанная комната, в которой обитает неведомое зло. В глаза сразу бросился куб из черного гранита, чем-то напомнивший Алану стол для работы по практической магии в университете ордена. На кубе что-то лежало, накрытое покрывалом из черного шелка. Больше ничего не было, огромный зал был пуст.

— А где злодей? — шепотом спросил Клод.

— Злодей?! — раздался смеющийся голос. На кубе уже восседал Первый, бережно поправляя только что откинутое покрывало, — быстро же вы добрались. Я только вздремнуть прилег, а вы уже здесь.

— Мерзавец! — проговорил Алан, занося секиру, но бессмертный продолжал улыбаться, будто не замечая нависшую над ним опасность.

— Ловко вы со сторожевыми псами разобрались, — одобрительно кивая, сказал он, — я думал, Алан устроит кровавое побоище с отрубанием рук и голов, но видно не вышло. Впрочем, мне все равно.

— Я убью тебя, — продолжал рычать Алан, крепче сжимая рукояти секир.

— И прольешь кровь в храме? — усмехнулся Первый.

— В храме? — переспросил Алан. От удивления, он даже опустил оружие.

— Для меня, конечно, это просто лужа, но для вас, фанатиков, определенно реликвия, — он указал рукой на серебристое озерцо, — это и есть ваша пресловутая каменная чарка.

— Какое отношение озеро имеет к каменной чаше? — спросил Олаф.

— А, брат, летающий с выпученными глазами, — улыбнулся Первый, — я думаю, прямое. Вода эта священна, а сосуд божествен, если я ничего не перепутал. Та чарка, которой вы так здорово поклоняетесь, всего лишь бесполезный кусок камня, к тому же очень увесистый. Хотя, можете мне не верить, ваше право.

— Вот почему эта комната была запечатана, — сказал Олаф, — это и есть источник мудрости.

— Скорее дурости, — буркнул Клод, — кажется, мы забыли, для чего пришли.

— Первый, — прокричал Олаф, — мы вызываем тебя на бой.

— Не люблю я эти числительные, — поморщился бессмертный, — в последнее время меня стали называть сэром Мэтью, что, по-моему, куда как лучше. Мне скучно биться с вами двумя. Если вас не зарезали на входе, значит развлекайте себя сами. А к тебе же, мой мальчик, есть разговор. Не хмурься так, они все равно умрут. Годом раньше, годом позже, какая нам разница?

— Негодяй! — пророкотал Алан, медленно приближаясь к бессмертному.

— Конечно, мы можем поговорить и в битве, так даже интереснее, — сказал Мэтью, спрыгивая с куба. В его руке сверкнул легкий меч с узким прямым клинком.

— А-а! — внезапно вскрикнул Клод. Алан, позабыв о Первом, оглянулся и увидел искаженное болью лицо повара и окровавленный клинок в руке неприметного коротышки Сильвестра. Маленький монах отступил на шаг назад и с вызовом смотрел на брата Олафа, обнажившего меч.

— Похоже, и здесь затевается сражение? — раздался голос у самого уха Фостера. Первый стоял рядом и с улыбкой наблюдал, как истекающий кровью Клод, опершись спиной о стену, медленно оседает на пол, оставляя на прозрачных кирпичах кровавый след.

— Мерзавец! — взревел Алан, и уже занес, было, секиру, но ловкий противник исчез. Он вновь стоял у плиты и улыбался.

— Ты слишком импульсивен, мальчик, — проговорил он, — а ты, Сильвестр, займи пока нашего монаха.

— Будет исполнено, господин, — почтительно ответил коротышка и послышался звон встретившихся мечей.

Алана охватила ярость. Он бросился на бессмертного, вращая для устрашения секирами, но Мэтью лишь снисходительно улыбнулся и отразил первый удар своим легким клинком. За первым ударом последовал второй, третий и четвертый. Алан атаковал и правой и левой рукой, но бессмертный отражал все удары с прежней легкостью. Фостер чувствовал, что уступает ему в мастерстве и с еще большей силой начал обрушивать секиры на врага.

— Боюсь, — спокойным голосом произнес Мэтью, — так мы будем стоять до утра.

Его острое лезвие обожгло плечо Алана, и правая рука безвольно повисла, выронив оружие. Мэтью плавно перешел в наступление и Фостер еле успевал отражать молниеносные удары легкого клинка.

— Давай передохнем, — сказал бессмертный и у Алана уже болталась левая рука. Еще взмах клинка, и обмякла нога.

Обезоруженный Алан с рычанием прыгнул на Первого, желая впиться зубами в горло, но и здесь его постигла неудача. Благородное лицо герцога с раскрытым ртом встретилось с сапогом Мэтью.

— Сколько в тебе сил, парень, — подмигнул бессмертный, когда Алан перевернулся на спину, — ничего, на таком теле все затянется за минуты. Вот твоему старичку повезло куда меньше. Смотри, как его прижал этот храбрый коротышка.

Мэтью грубо повернул носком сапога голову Фостера. Стиснув зубы, Алан увидел, как Олаф, тяжело дыша, отражал шквал ударов Сильвестра. Тот не оставлял ему никакой возможности для контратаки. Шаг за шагом, старый рыцарь отступал и через несколько шагов уже должен был упереться спиной в стену, возле которой лежал Клод. Повар был еще жив. Дрожащими руками он навел арбалет на коротышку, выжидая удобный момент, и выстрелил. Болт со свистом пронесся всего в ладони от головы Сильвестра и со звоном отскочил от стены. Отчаявшись, Клод отбросил арбалет, не в силах перезарядить его вновь.

— Ловко придумано, подослать к нам предателя, — в тон Мэтью сказал Фостер, стараясь не выдать своего волнения, — что ты ему пообещал за верную службу?

— Ничего, — спокойно ответил Первый, — я просто приказал. Ведь он такой же сторожевой пес, как и те, у ворот, только цепь немного длиннее.

— Он тоже мрачный? — не веря, спросил Алан.

— Пришлось повозиться с ним, ведь коротышка должен был вас вести, а старый дурак Олаф слишком хорошо видит для своего возраста.

Алан почувствовал, что может шевелить рукой, и ухватил Мэтью за ногу.

— Мне скучно драться с тобой, — проговорил Первый, пронзая руку клинком, — опять у них там что-то затянулось. Эй, прикончи уже его!

— Да, господин, — ответил Сильвестр, поворачивая голову к хозяину. Алан видел, как Олаф смог поддеть коротышку. Тот, пошатнувшись, отступил и шагнул прямиком в объятья Клода. Лежащий повар ухватил его за ноги и, что есть силы, дернул. Коротышка беззвучно упал. Морщась от боли, Клод пополз к нему, сжимая в руке кухонный нож.

— Именно такой я хотел засунуть ему в глотку, — обратился к кому-то Первый.

Повар, наконец, добрался до Сильвестра и, обхватив его голову, перерезал горло. Тело предателя судорожно вздрогнуло и обмякло. Алан отвел взгляд. Он увидел каменный куб. Теперь Фостер понял, что это был алтарь, предназначенный для жертвоприношений. Герцог плохо разбирался в ритуалах и запомнил алтарь просто, как большой кусок черного гранита.

— Добить их, что ли? — задумчиво проговорил Мэтью.

— Тот алтарь, — поспешил отвлечь его обездвиженный Алан, — для чего он?

— Ах, этот, — Первый махнул рукой, — совсем забыл про нее.

Он неторопливо направился к черному камню. Алан повернулся, желая увидеть товарищей. Олаф поспешно перевязывал повара каким-то шарфом, что-то ему говоря. Клод отчаянно мотал головой, не соглашаясь с монахом. Видимо, решил Алан, Олаф хочет сразиться с Первым. Фостер вновь повернулся к алтарю. Мэтью уже скинул покрывало и с торжествующим видом, приподнял тело, аккуратно придерживая за спину. Это была Ингрид. Глаза ее были закрыты, лицо спокойно.

— Ингрид, — проговорил Алан, разом забыв обо всем. Он с трудом поднялся и, не видя ничего перед собой, хромая, пошел к девушке. Весь путь, все сражения, он преодолел только ради нее.

— Ты напоминаешь ходячего мертвеца, — раздраженно сказал Первый, когда Алан уже приблизился к алтарю и тянул руки к девушке.

Сверкнула сталь, и Фостер поперхнулся собственной кровью. Он пошатнулся, но устоял на ногах. Бессмертный бережно опустил голову девушки, обжигая Фостера свирепым взглядом. Он вновь занес меч и Алан рухнул.

— Как же ты жалок, — проговорил Мэтью, — я рассчитывал, что ты будешь куда интереснее.

Он еще несколько раз всадил в Алана тонкий клинок и раздраженно смахнул с меча кровь.

— Пойду, прикончу твоих дружков, — со злобой проговорил Первый и замер.

Теряющий сознание Алан последовал за его взглядом. Напротив стоял Олаф. Он не сжимал меч, а читал заклинание. По напряженному лицу старика, Алан понял, что тот решил сразиться в последний раз. Он не собирался выжить, он просто хотел забрать с собой Первого. План Олафа был крайне прост. Кругом кристаллы Вромена, взрывающиеся от использования магии и, как только рыцарь прочтет сильнейшее из подвластных ему заклинаний, все будет кончено, даже для Первого. Вряд ли его сил хватит, чтобы собраться вновь из тысячи мелких кусочков, погребенных под землей. Алан уже хотел закрыть глаза и приготовиться к взрыву, как вдруг вспомнил об Ингрид. Она не должна умереть! Фостер попытался встать, но раны были слишком глубоки. Со злостью он посмотрел на ненавистного Первого. Тот стоял и улыбался.

— Как?! — раздался удивленный возглас Олафа.

— Ты знаешь, что это за камни, старый дурак?

— Вроменовские кристаллы, взрывающиеся даже от слабейшего заклинания, — почему-то неуверенно ответил Олаф.

— В мое время, их называли слезами Норвуша, — сквозь смех проговорил Мэтью, — а Норвуш плачет только от смеха! Здесь столько камней, что ты попросту не можешь использовать свою дурацкую магию. Ее у тебя больше нет!

Улыбаясь, он достал из кармана трубку, зажал ее в зубах и демонстративно поднес к ней руку. Из пальца появилось синее пламя и Первый выпустил изо рта белые кольца дыма.

— А у меня есть, — сказал он, хищно улыбаясь, — но твой поступок настолько рассмешил меня, что я, пожалуй, сохраню твою жалкую жизнь. Живой ты веселее.

Он взмахнул рукой и послышался глухой удар. Алан увидел, как старый рыцарь грузно осел рядом с поваром.

— Кажется, мы остались втроем? Думаю, можно переходить к делу.

Мэтью взял Фостера за ноги и потащил к озеру. Алан не пытался сопротивляться. В глазах все плыло, грудь горела огнем, а во рту стоял соленый привкус крови. Скользя по гладкому камню, он увидел основание черного алтаря. Медленные мысли вновь привели его к образу Ингрид.

— Зачем она тебе? — с трудом проговорил Алан.

— Зачем? — Первый немного замедлил шаг, — не знаю, стоит ли тебе объяснять, все равно не поймешь.

— Мы же оба бессмертные.

Мэтью отпустил его ноги и захохотал. Смеялся он очень странным образом — стиснув зубы, чтобы не выронить трубку и широко улыбаясь. Первый начал издавать глухие, булькающие звуки. Потом, все же вынув трубку изо рта, он дал волю накатившему веселью. Согнувшись пополам, Мэтью хлопал себя по колену.

— Блестяще! — сказал он, смахивая проступившие слезы, — зеленый паренек, не проживший даже четверти века, обращается ко мне — мы, бессмертные! Это герцог был бессмертным, а ты, желтопузик, даже раны сращивать толком не умеешь. О большем я и не говорю.

Алан действительно начал этот разговор, чтобы восстановиться и неожиданно напасть на Первого. Он не рассчитывал убить Мэтью, но надеялся, что, разрубив на куски, ненадолго заставит его притихнуть.

— Давай поговорим, как бессмертный с бессмертным, — продолжал потешаться Мэтью, а Фостер уже мог шевелить руками и грудь больше не жгло. Теперь оставалось только выждать момент, чтобы наброситься на Первого, — Ты, наверное, не знаешь, но я двести лет провел один на один с этой лужей. Не герцог запечатал меня, в ту пору он был таким же зеленым, как и ты, но разве что немного посмышленей, раз не откликнулся на мой зов. Меня заперли те, кому ты так с жаром молился перед сном.

— Ты разгневал богов?

— Божков, возомнивших себя создателями мира. Они, на самом деле, точно так же как и я, глумились над лужей, пока не обрели Силу. Но стоило мне всего лишь попытаться повторить их былинные подвиги, как они тут же окрестили меня безумцем и отступником!

Он посмотрел на Алана — Фостер был полностью согласен с богами — перед ним стоял сумасшедший.

— Пока я брал по одному для закланья, они еще молчали, но когда я решил взять сразу четверых, чтобы не отвлекаться от работы, божки рассердились. Неужели я был настолько близок? Они просто испугались моего возможного успеха! Им бессмысленно что-то объяснять, ведь зазнавшиеся божки не слышат никого и ничего, кроме самих себя и слащавых хвалебных молитв. Но сегодня мне никто не помешает! Ты, мой глупый герцог, сейчас всего лишь жалкий мальчишка. Учитель? Должно быть, он уже признал мое превосходство и сидит у потухшего камина, ожидая неминуемую смерть. Порой ореол безумца может сыграть на руку, ведь никто не воспринимает тебя всерьез. Даже ты, желтопузик, сейчас видишь во мне сумасшедшего. Да, это так, мой друг, и я скажу тебе, как бессмертный бессмертному — лучше быть безумцем, чем зазнавшимся глупцом!

— Я не понимаю, что ты задумал, — тихо сказал Алан, прикидывая тем временем, сможет ли он свалить безумца с ног.

— Небольшое жертвоприношение, — охотно ответил Первый, — раньше я считал, что Сила сокрыта в Мудрости, именно поэтому я и пронзил сердце учителя, но его сердце оказалось пустым и дало всего лишь жалкую магию. Я выискивал мудрецов, славящихся своими познаниями и благочестием, но от них и вовсе не было пользы. Двести лет я думал, где же закралась ошибка, пока не понял. Учитель успел стать бессмертным, когда я заколол его — это первая составляющая. О ней я догадывался и раньше. Некоторых из ученых мужей я наделял бессмертием, но результата не было. Ничего! Тогда я понял, что же мне нужно!

Он указал на алтарь и Алан содрогнулся, поняв, куда клонит безумец.

— Только сердце девы, избранной самой Анкейн, способно обратить эти воды в эликсир божественной Силы. Но Анкейн уничтожила бы меня, покусись я на деву. Именно поэтому я зарезал тебя, мой мальчик. И она, ничего не видящая клуша, сама направила рыжую в мои руки. Она призвала герцога, освободив оболочку для тебя. Видишь, как все удачно сложилось!

— Нет, — замотал головой Алан.

— Знаешь, мне нужна еще и кровь из сердца бессмертного, так что, желтопузик, я ждал, когда же ты придешь ко мне. Причем, ты должен был прийти по собственной воле. Так устроен механизм замка — кто не стремится сюда всем сердцем, тот не войдет. К примеру, впуская и выпуская сторожевых псов, мне пришлось здорово побегать. Но даже они не смогли сдержать тебя — так сильно было твое желание попасть сюда! Пожалуй, нам стоит закончить этот сердечный разговор.

— Подожди! — выпалил Алан, — ты говорил, что делал мудрецов бессмертными. Где же они сейчас?

— Я их убил, — хищно улыбаясь, проговорил Мэтью, — глоток воды дарует вечную жизнь, но он же и забирает ее — все зависит от количества. Не бойся, бесстрашный желтопузик, однажды ты уже умирал. Тебе не привыкать.

Он хотел вновь взять Алана за ноги, но Фостер лягнул его в грудь и быстро поднялся. При падении, из рук Мэтью выскользнул клинок и Алан поспешил поднять меч. Лежащий на спине Первый, смотрел, как неторопливо приближается Алан, с мечом наготове.

— Ты будешь драться с безоружным? — проговорил Мэтью. Его лицо выражало смятение.

— Ты зверь, который опасен даже без клыков, — прошипел Фостер, готовясь нанести удар.

Мэтью порывисто закрыл лицо рукой с ненавистным перстнем и задрожал. В следующий миг он уже хохотал, сверкая безумными глазами.

— Вот, какого рода твоя храбрость, — сказал он, легко отражая удар Алана ладонью, — герой на словах, а на деле беспринципный убийца.

— Я не убийца!

— Значит, не стоило брать в руки оружие, если не готов использовать его по назначению, — Первый взмахнул рукой и обездвиженный Алан повис в воздухе, — отдай клинок, желтопузик, он слишком хорош для тебя.

Бессмертный выхватил из рук Алана меч и убрал его себе в ножны, висевшие на поясе.

— Я устал от бессмысленных и скучных сражений, — проговорил Мэтью, — довольно. Пора начинать обряд.

Он хлопнул в ладоши и Ингрид села. Девушка была в простом белом платье, служившим ритуальным нарядом. Алан где-то читал, что в большинстве ритуалов, волхвы севера, а черный алтарь принадлежал к их культу, всегда наряжали жертв-девственниц в белую одежду, символизирующую чистоту.

— Почему ты выбрал Ингрид? — вновь спросил Алан.

— Она избранная богиней дева, я же уже говорил. Ты задаешь слишком много вопросов, желтопузик. Неужели, всерьез рассчитываешь одолеть меня или же повторить мой успех? Знай — мне не нужны помощники, равно как и конкуренты.

— Ингрид простая девушка! — вскричал Алан.

— Простая? — Мэтью поднял брови с преувеличенно вопросительным выражением, — смотри сам.

Он вновь хлопнул в ладоши, сверкая перстнем, и глаза девушки открылись. Похоже, она была в трансе и беспрекословно выполняла приказы Мэтью.

— Ничего интересного не замечаешь? — прошептал он в самое ухо Алану, — смотри же внимательней, в ее глаза.

Алан только сейчас рассмотрел удивительные глаза девушки. Раньше они были карего, довольно редкого цвета для здешних мест, но теперь глаза Ингрид стали неестественного зеленого цвета и своей глубиной напоминали изумруды.

— Что ты с ней сделал? — вскричал Фостер.

— Я всего лишь немного приоткрыл завесу, скрывающую ее сущность. Ты по-прежнему продолжишь утверждать, что девчонка такая уж простушка?

Ведя беседу, Первый медленно пододвигал повисшего в воздухе Алана к озеру.

— Это все твоя магия. Я не верю тебе!

— Кстати, ты знал, что у нее есть способности к магии?

— Нет, — соврал Алан.

Когда они вплотную подошли к воде, Мэтью остановился, что-то обдумывая.

— Не хочется заставлять ее, — наконец сказал он, — велик риск, что девочка навредит сама себе, но раз ты такой недоверчивый, я покажу тебе...

— Нет! — оборвал безумца Алан, — не трогай ее.

Фостер попытался вырваться из сковавшего его оцепенения, что есть силы напрягая руки и ноги.

— Ты сейчас здорово походишь на муху, которая бессильно бьется в паутине, — улыбнулся Первый, — а я, стало быть, на паука. Неужели я упущу такой шанс и немного не поиграю со своей жертвой? Смотри же, что она умеет.

Он хлопнул в ладоши и девушка, повернувшись на звук, посмотрела на них невидящим взглядом. Ее изумрудные глаза одновременно завораживали и пугали. Алан чувствовал, как девушка с безразличием смотрит на него, затем она перевела взгляд на Первого и на ее бесстрастном лице заиграла улыбка.

— Рин, — сказала девушка.

— Странно, — удивленно проговорил Мэтью, — я был уверен, что в ней есть силы и отдал четкий приказ, но ничего не происходит.

— Рин, — вновь повторила девушка.

Первый собирался хлопнуть в ладоши еще раз и уже, было, занес руки, как вдруг камень в перстне с изображением паука стремительно начал менять цвет. Из темно-синего он превратился в алый. Мэтью застонал, зажимая светящийся камень. Его лицо исказила гримаса боли и он пошатнулся. Вслед за ним рухнул и Алан — невидимые оковы исчезли. Тяжело дыша, Первый попытался подойти к девушке, но Алан схватил его и потащил в воду. В его голове не было четкого плана, просто он помнил слова безумца о свойствах воды из озера. Он вошел в воду по пояс, увлекая за собой стонущего от боли Мэтью.

— Вода, — проговорил Алан, крепче обхватывая бессмертного, — дарующая жизнь, вернет тебе и смерть.

С этими словами он сделал шаг и погрузился в воду с головой. Дальше начиналась глубина. Борьбы, как таковой, не было. Мэтью вырывался, стараясь оттолкнуть от себя Фостера, но потом крепко вцепился в него и не отпускал. Алан терпел, сколько мог, и вынырнул, лишь когда Первый перестал шевелиться. Легкие горели, Фостер судорожно глотал воздух, боясь потерять сознание. Руки мертвеца все еще крепко держали его. Алан с трудом разжал скрюченные пальцы. Шатаясь, он вышел на берег и рухнул, растянувшись во весь рост. Тело бессмертного грешника так и осталось плавать в воде, лицом вниз.

Алан начал приходить в себя. Сначала к нему вернулся слух.

— Убери руки, старый дурак! — раздавался недовольный голос Клода, — не буду! Лучше умру, но не буду пить эту пакость!

— Побереги силы, Клод, — послышался спокойный голос Ингрид, — ты потерял много крови.

— Лучше я потеряю всю кровь, чем остатки мозгов, — был ей ответ, — как тот придурок!

— Вода тут ни при чем, — заговорил Олаф, — возможно, многолетнее заточение сделало его безумным, а может, он и был таковым с самого начала.

Они говорили о Первом. Алан открыл глаза и увидел расплывчатые очертания каменных сводов. Постепенно окружающий мир становился четче. К нему, наконец, вернулось осязание — спина затекла и сильно ныла. Он попытался пошевелиться, чем сразу привлек внимание товарищей.

— Алан очнулся! — заголосил Клод, — как ты, парень?

Фостер с трудом повернул голову. К нему приближались Ингрид и Олаф. Старый рыцарь хромал, а девушка выглядела уставшей. Алан приподнялся на локтях, стараясь рассмотреть глаза Ингрид. Когда девушка склонилась над герцогом, на него смотрела пара озорных, карих глаз. Алан блаженно улыбнулся и едва вновь не потерял сознание, но тут же был приведен в чувства бесцеремонным хлопаньем по щекам.

— Я в порядке, — выдавил он, — где Первый?

— Не знаю, — грустно вздохнул Олаф, — когда я очнулся, его уже не было.

— Может, ему надоело, и он ушел? — спросил лежащий неподалеку Клод.

— Я вижу, тебе полегчало, Клод? — спросила девушка.

— Более чем, я уже готов встать и убраться отсюда!

— Тебе нельзя двигаться, Клод! — вскрикнула Ингрид, когда раненный повар попытался встать.

— Рана опасна, просто чудо, что он еще жив, — пробормотал Олаф.

Фостер вспомнил герцога, когда тот, раненый, принял кубок с эликсиром. Шатаясь из стороны в сторону, он подошел к воде и обмакнул платок.

— Алан, что с тобой? — окликнул его Олаф.

— Просто стало дурно, — соврал тот.

Фостер подошел к бледному, перепачканному в крови Клоду.

— Наверно, нам пора прощаться, — грустно улыбнулся повар.

Алан понимающе кивнул и бесцеремонно принялся развязывать шарф, закрывающий рану.

— Что ты задумал? — вскричал Клод, но Алан уже сжал в руке мокрый платок. Капли упали прямо в середину кровоточащего пореза и с шипением исчезли. Клод выпучил глаза от боли, сжал зубы. Алан накинул выжатый платок на порез и с силой нажал.

— Если ты не хочешь пить, то хотя бы смочи рану и она затянется, — проговорил он, убирая руку.

Кровь остановилась и рана стала значительно меньше, будто была нанесена не мечом, а кинжалом или даже ножиком.

— Я точно не стану таким как ты или тот придурок? — настороженно спросил Клод.

— Можешь быть уверен, — твердо ответил Фостер.

Повар вновь попытался встать. Ингрид хотела помочь ему, но он мягко убрал ее руку.

— Я и сам справлюсь.

Дойдя до озера, Клод попытался встать на четвереньки, но затем, поморщившись, сел, вытянув ноги и начал зачерпывать воду рукой, обильно поливая рану. Порез стремительно затягивался, пока на боку не остался крохотный шрам.

— Алан, — позвал Клод, — а на колено подействует? Оно у меня уже лет пять, как ноет перед дождем.

Пока Фостер помогал измученному Клоду, Ингрид о чем-то говорила с Олафом. Алан лишь расслышал последние фразы:

— Ты ведь понимаешь, что это все он? — шепотом проговорила Ингрид.

— Да. Поэтому я помогу тебе, — ответил старый рыцарь, поправляя окровавленную рясу.

* * *

— Желтопузик, — зло проговорил Мэтью.

Он стоял, весь мокрый, в темной комнате. Напротив Первого, в кресле с высокой спинкой, сидел Юрген.

— Ты доставил нам много проблем, дружок, — сказал Юрген, — прости, что не предлагаю присесть. Для тебя здесь попросту нет места.

— Учитель, где огонь? — спросил Мэтью, — мне холодно и я хочу просушить одежду.

— Твое пламя потухло и у меня нет никакого желания разжигать его вновь.

— Я был близок к цели, учитель. Я почти свершил задуманное и уже одной рукой дотянулся до Силы!

— Я давно устал от твоих выходок, но продолжал терпеть, пока ты не задел Анкейн. Теперь ты должен понести наказание. За то, что играл с ней, ввел ее в заблуждение, смеялся над ней — ты должен умереть. Но ради чего ты это делал? Из-за какой-то мифической силы, которой все равно не смог бы пользоваться!

— Учитель, она существует! — выпалил Мэтью.

— Ты помнишь, что я сказал, когда ты поджог мой дом? Я ведь предупреждал тебя, что не стоит делать глупостей. Двести лет взаперти не пошли тебе на пользу. Ты стал еще хуже и глупее. Если раньше ты хотел стать равным мне, то теперь чего ты хочешь?

— Я хочу стать равным богам и навести порядок, — с готовностью ответил Мэтью.

— Только за одни эти слова, мне надлежит стереть тебя.

— Учитель! — крикнул Мэтью, бросившись к старику, но путь ему преградила белокурая девочка. Даже в царившей тьме, Первый отчетливо видел ее белые локоны и голубые глаза. Он отшатнулся.

— Отзови ее! — проговорил Мэтью, пятясь назад.

— Не забывайся! — вскричал Юрген. От охватившего его гнева, старик даже привстал, сжав подлокотники, но, все же совладав с собой, продолжил уже спокойнее: — Не стоит говорить о Мэри в таком тоне и ты это должен знать, как никто другой.

— Простите, учитель, я погорячился.

— Ты извиняешься не перед тем, — сухо произнес старик.

— Мэри, — взволнованно сказал Мэтью. Во рту все пересохло, и язык плохо его слушался, норовя прилипнуть к небу. Девочка внимательно смотрела на него. — Я очень сожалею. День выдался трудным и я не сдержался. Ты простишь меня?

В ее глазах Мэтью видел отражение бескрайней бездны с голубым отливом. Мэри думала всего мгновение и именно в этот миг решалась его судьба. Девочка отступила, бесшумно скрывшись во мраке. Мэтью больше не пытался приблизиться к старику, он вообще боялся пошевелиться.

— Учитель, стоит мне обрести Силу и я смогу вершить даже судьбы богов, — уже не так уверенно проговорил он.

— Ты все грезишь силой и произносишь еретические речи?

— Простите, я оговорился. Судьбы богов и богинь. И даже самой Анкейн, учитель.

— Ты исчерпал мое терпение, — устало проговорил старик. — Ты больше не изгнанник — теперь ты никто. Тебя нет, дружок.

Мэтью хотел возразить, но его уже не было в чертогах Юргена.

Глава 31

Натана поймали с поличным. С утра у него было дурное предчувствие, но все же он пошел. Тихо скрипнув калиткой, спустившись по крутой лестнице, пройдя через коридор для прислуги и минуя каретный сарай, он вновь поднялся по лестнице, на этот раз уже не такой и крутой и, снова скрипнув дверью, очутился в заветной комнате. Все шло по давно разработанному плану и, казалось бы, никто не мог узнать о его маленьком секрете, но едва Натан вошел, как дверь скрипнула еще раз и закрылась с громким хлопком, не предвещавшем ничего хорошего.

Вздрогнув от резкого звука, удивленный канцлер обернулся и опешил. Перед ним стоял главный лекарь двора, госпожа Анна.

— Анна, — всплеснул руками Реджис, — не ожидал тебя встретить здесь! Ты что-то ищешь? Только скажи, мои люди мигом найдут все, даже иголку в стоге сена.

И канцлер нервно захихикал. Он хотел выдать свой обычный раскатистый смех, но получилось нечто, схожее с козлиным блеянием.

— Ты, — проговорила женщина, хмуря свои изумительные брови. Когда-то молодые рыцари съезжались со всего герцогства, только для того, чтобы взглянуть на них. — Ты мне противен.

— Не говори так! — затряс головой канцлер, решительно отрицая все, что может быть сказано, — сегодня первый день Большого совета и мы все на взводе. Я понимаю, как велико твое напряжение, но поверь, мне, как канцлеру, достается вдвое больше. Приглашения, покои для гостей, развлечения, музыка, меню, — он отвел глаза, — все лежит на мне одном. Я должен проверить буквально все и, заметь, не один раз.

— Не один раз, говоришь, — в эту минуту ни один смертный не смог бы выдержать взгляда главного лекаря. Пожалуй, выжил бы только великий герцог и то, потому что бессмертен, — В последнее время, вы, господин канцлер, стали странно себя вести. Я бы даже сказала, очень странно.

— Не нужно формальностей, Анна, — махнул рукой Натан, — если мы начнем перечислять титулы друг друга, то только к вечеру сможем закончить церемонию приветствия.

— От чего же, господин канцлер? — холодно продолжила Анна, — вы же постоянно заняты государственными делами и, должно быть, забыли иное обращение.

— Ну что...

— Утром, — не слыша его, продолжала Анна, — когда я разговаривала с вами, обращаясь по имени, вы сообщили мне, что пойдете сразу к герцогу, но сейчас, насколько я вижу, вы, господин канцлер, выбрали какой-то окольный путь.

— Просто я вспомнил об одном неотложном деле.

— Как вижу, дело, и правда, неотложное, раз вы весь покрылись потом. Должно быть, вы еще и бежали? А при вашем положении, скакать по лестницам, пугая слуг, — она покачала головой.

Натан не мог сказать, что его прошибает пот только от одного ее взгляда. Что пот этот холодный и липкий и выступает совсем не от быстрого бега, а скорее, наоборот, от чересчур медленного — когда осознаешь — от хищника не убежать.

— Я думаю, что именно неотложные дела подобного рода так плохо сказываются на вашем скромном аппетите, сударь, поэтому вечером вы не в состоянии съесть даже зелень.

Реджис грустно усмехнулся. Даже зелень — почему она всегда забывает, что на столе никогда ничего не бывает, кроме этой чертовой зелени?

— Что это вы, господин канцлер, улыбаетесь? — прищурив глаза, спросила Анна.

— Шутку вспомнил, — соврал разом побледневший Реджис.

— Шутку?

— Но она не смешная. Можно, я не буду ее рассказывать? — он вложил в свой взгляд все, что только могло вызвать сострадание у человека и сердце холодной королевы дворца дрогнуло.

— Ты мне противен, — еще раз повторила она, — я верила тебе, а ты...

Плечи ее задрожали. Натан поспешно встал со стула и обнял высокую женщину. Он едва ли доставал ей макушкой до подбородка, но все же Реджис научился за многие годы правильно стоять на цыпочках и Анна припала к его груди, по привычке подгибая колени.

— Какой же ты дурак, — проговорила она.

Еще мгновение и опасность миновала бы. Анна умела быстро отходить и прощать, а Натан неплохо справлялся с ролью виноватого, но злосчастная дверь вновь скрипнула и в комнату вошел человек, одним своим видом разрушивший всю продуманную защиту Натана.

Анна отпрянула от канцлера.

— Жалкий обманщик! Вот какова твоя истинная сущность. Тебя ничего не волнует, кроме этого, — она выразительно указала рукой.

Натан обреченно вздохнул. На самом деле это было всего лишь утешением, неизбежным злом, способным отвлечь канцлера от навалившихся на него проблем. За последнюю неделю Реджису пришлось сильно поволноваться и не только из-за предстоящего Большого совета. Сон герцога едва не лишил его собственного сна. Когда Натану удавалось немного задремать, как тут же его начинали мучить кошмары. И главную роль в них исполняла Анна. Она не была такой строгой и правильной — она рыдала. А безликие солдаты вели ее к костру и Реджису приходилось зачитывать страшный приговор. Отравление великого герцога. Что еще за настойка морновского предгорья? Кто в это поверит? Она вступила в сговор с невесть кем и отравила бессмертного! Натан был готов съесть пустой пузырек из желтого стекла, лишь бы никто не узнал причину сна Эдмунда. Это была одна, и едва ли не самая главная, из причин, почему он скрыл затянувшийся сон правителя и смог довериться лишь магистру Гилкристу. Ведь только Элиот способен совершить чудо и он его совершил, пробудив герцога.

Сейчас Реджис смотрел на прекрасную, даже в гневе, Анну и понимал, что никогда не сможет рассказать ей о подвиге, который совершил ради нее. В своем дневнике канцлер сделал только скромную заметку, что герцогу лучше не пить морновскую настойку. Хотя, после пробуждения Эдмунд стал даже как-то свежее и моложе. Когда сегодня утром, вернувшись в замок, он с таким интересом начал рассматривать свой кабинет, Натану показалось, будто герцог видит его впервые. Но, в любом случае — лучше не повторять.

— Жорж, — Анна посмотрела на вошедшего, — разве тебе не известно, что господину канцлеру нельзя есть жирное и тем более жареное?

— Леди Анна, — начал оправдываться повар, пряча поднос с вкуснейшими перепелами, приготовленными специально для Реджиса. Натан успел заметить, как аппетитно поблескивает корочка, которая наверняка прекрасно хрустит, — я думал, ваш супруг будет не прочь отведать птицу, которую подадут сегодня вечером.

— Так почему бы ему не подождать вечера?

— Но, леди, — проговорил повар, пятясь назад, — вечером у господина канцлера много хлопот, а здесь, в тишине...

— Он уже целый месяц объедается здесь, в тишине! — вскричала Анна, заставив повара побледнеть. — Извини, Жорж. Не мог бы ты нас ненадолго оставить?

— Да, леди, — поклонившись, повар поспешил покинуть поле сражения.

— Обжора, — с горечью сказала она, едва за поваром закрылась дверь, — как тебе не стыдно? Все это время, ты лгал мне, говоря, что следишь за собой и ешь только правильную пищу, а на самом деле ты бегал сюда и опустошал кухню. Даже хуже, эти пройдохи специально готовили все твои любимые блюда, а ты ел и нагло врал мне.

— Дорогая, — Натан вновь выразительно посмотрел на жену глазами одинокого щенка.

* * *

Хрустальный ястреб медленно опустился перед окном магистра. Гилкрист не спешил его впускать, он и так знал, что будет в послании. Птица терпеливо ждала, изредка похлопывая крыльями и балансируя на жерди. Магистр задумчиво смотрел в окно, размышляя, как переменчива человеческая жизнь. Сегодня ты считаешь себя едва ли не всемогущим, а уже завтра ты становишься попросту никем и твои прежние соратники стремятся поскорее забыть тебя, а то и вовсе избавиться.

Магистр, наконец, подошел к окну и вынул записку. Пробежав глазами, он поморщился. Взрослый человек, привыкший только побеждать, не может сохранить лицо и посылает такое послание. Победа ли, поражение — прими это с честью и двигайся дальше. Но Кристоф не из таких людей. Он не способен понять, что больше не нужен. Гилкристу никогда не нравились шпионы, но Кристоф был особенным. Ведь именно он своим предложением надавить на герцога направил мысли Гилкриста в совершенно новом направлении. Опять же хитрец Мэтью обещал помочь покорить титана. С того момента, как Гилкрист посетил Кристофа и поведал ему часть своих замыслов, прошло не так много времени, но как часто бывает, мир успел измениться, а кто-то твердолобый и самоуверенный остался прежним и выпал из общего ритма.

Сейчас Кристоф уже заметил слежку людей канцлера и негодует, почему магистр не предупредил его. А зачем? Элиот вообще не любит тревожить былое, а Кристоф с каждой минутой становится частью стертого прошлого, которое никто не вспомнит, даже если захочет.

Еще немного и Верховный магистр превратится в Великого. Благо, обновленный герцог верит только магистру. Ведь Гилкрист для мальчишки как отец, который всегда заботился о нем.

Магистр потянул шнур, и почти сразу открылась дверь. В комнату скользнула тень. Выжидающе застыв у стола, она смотрела на своего господина.

— Тот шпион, Кристоф, — вяло проговорил магистр, — вы должны позаботиться о нем.

— Будет исполнено, хозяин, — прошелестел глава мрачных братьев.

— И не забудьте нескольких агентов канцлера. Все должно выглядеть естественно.

— Разумеется, хозяин.

— Можешь идти.

Тень исчезла. Рука магистра непроизвольно сжала медальон, висевший на груди. Гилкрист плохо спал эту ночь. Ему казалось, что вот-вот скрипнет потайная дверь и появится верный раб Мэтью, протягивающий эликсир. Магистр не верил ни единому слову запечатанного грешника, но знал — пока в его руках амулет, бессмертный будет беспрекословно выполнять волю хозяина. Шутка ли, выпускать на свободу обезумевшее зло? Еще лет десять назад в голове магистра иногда звучали странные слова, манящие и пугающие одновременно. Голос обещал ему величие, но магистр и так велик. Голос сулил богатства, но Гилкриста не интересовало золото. Он привык довольствоваться малым и был известным аскетом. Голосу пришлось отступить, но год назад, когда стареющий Гилкрист внезапно слег с воспалением легких, он зазвучал вновь и слова его были пропитаны ядом, искушающим умы стариков. Молодость и вечная жизнь — что может быть желаннее для дряхлеющего телом человека? Хандрящий герцог, который проводит свои бесконечные дни в склепе покойной супруги, все больше раздражал магистра. Эдмунду не нужен бесценный дар, он хочет смерти, а Гилкрист наоборот, мечтает еще раз ощутить вкус жизни. Сколько всего было задумано, но так и не сделано. Он хотел возвеличить орден, сделав его достойной опорой не только герцогства, но и всего королевства. Но Эдмунд оказался против. Он не захотел становиться королем. Герцог не испугался ответственности, нет, ему просто не хотелось покидать свою супругу. Тогда магистр и поддался уговорам призрачного голоса. Гилкрист нашел мощное заклинание, способное создать иллюзию прикосновения бессмертного. Но прежде, он зачаровал медальон и кольцо, чтобы подчинить своей воле бессмертного грешника. Если бессмертный попытается избавиться от перстня, то невыносимая боль станет его постоянным спутником и никто, кроме хозяина, не сможет избавить бессмертного от мучений. В случае же смерти хозяина — тот же результат, но уже без шанса на спасение. Мэтью не стал спорить и принял ошейник магистра. Каким бы безумцем он не был, о чем бы не грезил, прежде всего — желания хозяина, а потом уже его собственные.

Гилкрист в свою очередь обещал, что как только станет бессмертным, то сразу же снимет заклятье и освободит Мэтью. Но лишь глупец способен выпустить на волю великого грешника. Как только магистр удостоверится, что смерть больше не властна над ним, медальон будет уничтожен и Мэтью вновь окажется в оковах, на этот раз в оковах боли и страданий.

Потайная дверь бесшумно открылась. Гилкрист замер на месте, стараясь скрыть нетерпение. В комнату вошла фигура в белом балахоне. Лицо магистра удивленно вытянулось. Перед ним стояла та девчонка, которую так хотел заполучить Мэтью.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил он.

— Меня послал господин, — монотонно проговорила девушка.

— Так Мэтью стал твоим господином? — не в силах сдержать улыбки, спросил Гилкрист. Он помнил отчеты, в которых говорилось о крутом нраве девчонки.

— Да.

— Зачем же он послал тебя? — Гилкрист продолжал улыбаться, разглядывая девушку. Видно, она стала безвольной куклой и не послал ли ее Мэтью в дар своему хозяину?

— Мой господин просил передать вам, — она достала из складок одежды небольшой кувшин, — воду.

— Воду! — вскричал старик, разом забыв о девчонке, а заодно и об ее проклятом господине, — значит, эликсир готов?

— Да.

Магистр порывисто выхватил из рук девушки кувшин, боясь уронить хоть каплю. Он еще раз смерил ее взглядом.

— Больше он тебе ничего не приказывал?

— Нет.

— Что ж, — хмыкнул Гилкрист, — ладно, ступай.

В любом случае, девчонка достанется ему и потом, а сейчас главное — эликсир. Дар богов, источник Анкейн, вода молодости. Он бережно поставил кувшин на стол и подошел к шкафу. В нем уже давно пылился ритуальный кубок, предназначенный только для избранных. Символ ордена — каменная чаша. По преданию, именно из нее пил старый мудрец, которого заколол Мэтью, или как там его тогда звали. От магистра к магистру передавался древний артефакт, а теперь ему суждено навсегда остаться в руках одного хозяина. Кончается эпоха великих смут и наступает эра Великого магистра Элиота Гилкриста, правителя ордена, правителя всего королевства.

Гилкрист дрожащими от волнения руками перелил эликсир в чашу. Он терпеливо ждал, когда упадет последняя капля, а затем, высоко подняв кубок над головой, произнес:

— Только достойный обретет Силу и будет его оружием истина! — и несколькими большими глотками осушил чашу.

Его взору отрылся мир, принадлежащий только ему и ведущий в вечность.

* * *

— Слишком много для одного дня, — прошептал Натан, когда ему сообщили о кончине магистра. Гилкрист умер у себя, поглощенный делами ордена.

"Должно быть, — размышлял Натан, — он и не заметил, как к нему подкралась смерть". Реджис ушел к себе в кабинет и, сидя в кресле, опустошал бутылку вина, которую они недопили с покойником всего неделю назад. Бедняга никогда не умел отдыхать. Пробуждение герцога совсем истощило Элиота. Когда Натан видел его вчера вечером, старик выглядел хуже обычного. Особенно глаза — они возбужденно горели, что очень опасно для его возраста. Реджис поморщился, поняв, что начинает цитировать Анну. Он еще немного посидел в тишине, окутанный мраком, пока в дверь не постучали. Вошедший секретарь Артур деликатно напомнил, что приготовления в самом разгаре. Натану пришлось вырваться из плена накативших воспоминаний и вернуться к работе. Опять же, из-за накрапывавшего дождика, пришлось отменить затею с пиром под открытым небом и все спешно переносили в замок.

В зале все кипело. Сновали слуги, накрывали столы. Где-то за ширмой сидели репетирующие музыканты. Натан не был ценителем песен и танцев, но то, что вытворяли горе-волынщики, заставило его побагроветь. Дав самые подробные распоряжения, Натан отправился к герцогу. Эдмунд сидел в кабинете. Хмурый и подавленный, он удивленно посмотрел на канцлера, когда тот вошел.

— Да, милорд, — вздохнул Реджис, закрывая за собой дверь, — мне искренне жаль магистра Гилкриста, он был хорошим магом, верным другом и просто замечательным человеком. Что-то слишком много напастей для ордена, но мы не можем позволить себе унывать в такую минуту. Сегодня будет...

— Натан, — оборвал его Эдмунд, — ты не видел девушку с короткими черными волосами?

— Девушку, милорд? — опешил канцлер.

— Да, небольшого роста, примерно с тебя. Она должна быть где-то здесь, но я никак не могу найти ее.

"В хрониках упоминается, что у Маргарет были русые косы, — подумал Натан, — неужели нашему затворнику приглянулся кто-то еще или он просто решил уйти от темы?"

— Нет, милорд, я ее не встречал, — проговорил Натан, — но, тем не менее, сегодня сложный день и многое зависит только от вас, милорд. Вы должны помнить об этом.

— Да, да, — растерянно кивнул герцог, — может, она решила осмотреть замок?

— Возможно, — согласился Натан, подступая к герцогу. Смерть магистра, пропажа какой-то девушки, все что угодно, даже потухшее солнце, не могли остановить канцлера. — Теперь же, милорд, прошу пройти со мной.

Он начал теснить герцога к двери. Нельзя было нарушать сложившуюся традицию встречать гостей в парадных доспехах. А Эдмунд всегда норовил куда-нибудь исчезнуть. Обычно герцог отсиживался в склепе супруги, но если учесть некоторую, произошедшую с ним, перемену, то лучше и вовсе не выпускать Эдмунда из поля зрения. Натан следил, как правителя облачают в доспехи, как повязывают плащ, подбитый мехом и надевают корону великого герцога. Эдмунд почти не сопротивлялся, только изредка спрашивал, не встречал ли кто девушку по имени Ингрид.

Натан перебрал в памяти имена всех придворных дам, а под конец и служанок. Никакой Ингрид он не вспомнил. Возможно, она из далекого прошлого, а может, и вовсе пригрезилась герцогу. Откуда знать Натану, что творится в голове двухсотлетнего правителя?

Пир начался, как и ожидалось, с закатом солнца. Гости благоговейно смотрели на спускавшегося к ним герцога. Часом ранее Натану пришлось отступить от плана и уговорить герцога спуститься не по восточной, а по западной лестнице. Так получалось куда эффектнее и просто удивительно, что его предшественники не догадались об этом.

Величественный герцог медленно спустился в зал, под взглядом сотен глаз. Все были в сборе, все ожидали своего правителя. Проклятый слух о приехавшем посланнике Готфрида уже два дня витал в стенах замка и только сейчас, при виде герцога, гости забыли о нем. Натан не знал, что ответит герцог послу. Накануне они с Гилкристом уговаривали Эдмунда покарать зазнавшегося супостата и, вроде бы, герцог утвердительно кивнул, но что-то упрямое читалось в его глазах. Поэтому Натан не был удивлен произнесенной речью.

Когда посланник Готфрида, барон Вильям Диренский, подошел к герцогу, шумное веселье замерло. Все ожидали, что же скажет великий герцог. Война или позорный мир — что обрушится на их покорные головы? Эдмунд, грустно посмотрев на посланника, не отказал, но и не согласился. Из его речей было ясно, что герцогство в ближайшее время не изменит своей политики и будет наблюдать за быстро растущим соседом. По залу пронесся одобрительный гул и пир продолжился. Барону оказывали достойный прием, и даже — Натан следил за этим с особым вниманием — никто не вызвал посла на поединок. Ближе к полуночи, захмелевший барон уже пел песни, вместе с прочими гостями. Герцог, хоть и выглядел радушным хозяином, иногда тяжело вздыхал. Натану были знакомы подобные вздохи, но вряд ли герцог переел.

"Грустит по старине Элиоту, — подумал канцлер, глядя на аппетитного поросенка, но когда Анна выразительно на него посмотрела, Реджис быстро убрал руку с ножом и добавил про себя, — или все еще ищет свою Ингрид".

Ночь прошла замечательно. Гости были пьяны и довольны. Герцог досидел до самого утра, что раньше случалось крайне редко. Натан, дождавшись, когда главный лекарь уйдет к себе, поспешил в комнату над кухней. Он еще днем договорился с Жоржем, что тот оставит ему пару сочных, а главное, больших кусочков. Натан, держа свечу, поспешно вошел в темную комнату, где уже был накрыт маленький столик. Дурманящие воображение ароматы витали над только что снятым с огня поросенком. Именно такого щепетильная супруга не дала ему даже попробовать. Мурлыча песенку, он сел на стул, пригубил вина, и только потом ощутил затылком чье-то присутствие. Натан порывисто обернулся и увидел прекрасное в гневе лицо супруги, не предвещавшее ничего хорошего.

Глава 32

Кристофу пришлось уходить в крайней спешке. Наблюдателей он заметил еще накануне вечером. Своим неприметным видом они слишком сильно отличались от обычных прохожих. Опытному шпиону это попросту резало глаз. Ранним утром, отправив птицу к магистру, он, как и обычно, надел мантию учителя и вышел из дома. Наблюдатели бесшумно следовали за ним, а Кристоф, усмехаясь, растворился в сумеречном тумане.

Однако что-то пошло не так, как он задумал. Предчувствие, спасавшее шпиона все эти годы, кричало ему, что нужно спешить.

Кристоф завернул за угол, напряженно вслушиваясь в тишину. Ни шагов, ни шорохов — ничего. Когда он вновь продолжил свой путь, то перед ним выросли, словно тени, фигуры наблюдателей. Они медленно приближались к нему, обступая со всех сторон.

— Чем обязан, господа? — спокойно спросил он, тем временем прикидывая, кто будет первым.

— Вы должны пройти с нами, — последовал ответ и Кристоф начал действовать.

Шпион не любил грубых и бездумных побоищ, но если его приперли к стенке, то выбирать не приходилось.

Первый нож, со свистом рассекая воздух, полетел в говорившего и со звоном отскочил от его куртки. Кирасы из прочного и легкого металла носили только агенты самого канцлера. Приятно иметь дело с достойным противником. Следующий нож, когда Кристоф уже метнулся в сторону, попал агенту в горло. В этот раз ножей должно было хватить на всех. Он добежал до стены, резко отскочил от нее, взмахнув руками — и еще двое, хрипя и сжимая кровоточащие горла, упали на землю. Зазвенели тетивы миниатюрных арбалетов. Один из крохотных болтов обжег Кристофу бедро, другой предплечье, но шпион умел не замечать боль, пока идет сражение. Еще бросок — и на одного противника стало меньше.

— Как твое имя? — пронесся в его голове свистящий шепот. От удивления, Кристоф немного не рассчитал кувырок и упал на лопатки.

— Имя, скажи же его, — вновь прозвучал требовательный голос.

Краем глаза шпион видел, как агенты, один за другим, бесшумно падают мертвыми.

— Тебе не спастись, — продолжал шептать неведомый голос, — те, кто пришел за тобой, не знают жалости и не умеют отступать. Они только выполняют приказы. Как твое имя?

— Отвяжись, — прошипел Кристоф, резко вскакивая на ноги.

Теперь его окружали не люди, а тени. Они шелестели своими одеждами, и, казалось, парили, не касаясь земли.

Шпион метнул нож в одну из них, но тень легко уклонилась.

— Ну же, говори имя, — настаивал неведомый голос, — иначе я не смогу помочь тебе.

— Кристоф, — цепенея под взглядами теней, выдавил шпион.

— Какое интересное имя, оно мне нравится, — усмехнулся голос.

В то же мгновение все тени разом вспыхнули ярким голубым пламенем. Они сгорели полностью, оставив после себя лишь кучки серого пепла, но Кристоф не удивлялся. Он вообще ничего не чувствовал, в отличие от нового хозяина тела. Первый хохотал и глаза его горели безумным огнем.

* * *

— Нет, что вы зыбли в Форингсвоге?

— Море, — наверное, уже в сотый раз пояснял Клод, — ведь сюда заходят корабли из дальних стран.

— Какие еще страны? Какие корабли? Сюда никто, кроме рыбаков, не заходит! Топайте в Эрисвиль, там хотя бы купцы бывают.

— Лучше расскажи нам, почему над дверью опять та же вывеска, Хью, — усмехнулась девушка в нелепой охотничьей куртке, явно с чужого плеча, и широкополой шляпе, с которой она никогда не расставалась.

— Ты парень — не промах, раз заказал вывеску у кузнеца, — кивнул Клод, — приятно прийти в незнакомый город и увидеть название "Пегий хвост".

— Хватит издеваться, — беззлобно прошипел трактирщик, — я вообще не должен был пускать вас на порог, и уж во всяком случае, не намерен терпеть глупые шутки.

Трактир, как две капли воды, вернее теперь уже три, походил на предыдущие заведения Хьюго. "Пегий хвост" оставался собой независимо от города, в который перебирался трактирщик.

Почти те же грубо сколоченные столы и лавки, которые одаривали своего посетителя щедрой порцией заноз; те же сальные свечи, которые Хью никогда не зажигал и та же, скрипящая на ветру, железная вывеска.

В зале, помимо сидевших у стойки Клода и Ингрид, почти никого не было. Только трое угрюмых монахов в потрепанных, местами прожженных, коричневых рясах. Клод поморщился, вспомнив о лучшей в герцогстве козьей шерсти. Бедняги, должно быть им чертовски жарко в этих колючих шубах. Первый — самый высокий и худой, похоже, часто недоедал и его взгляд стал отрешенным, безразличным ко всему окружающему. Второй — немногим ниже первого, ел за двоих и был розовощеким здоровяком. Третий — щуплый и самый низкий, впился глазами в кружку с пивом, но так и не притронулся к ней. Клод дивился странным обетам в ордене. Не говорить, не пить, не что-нибудь еще, да побольнее.

— Зря мы не заглянули к Дафне, — грустно вздохнул Клод, ставя на стойку пустую кружку, — опять же, Гроган там.

— Потом, — отмахнулась девушка, — сейчас я хочу посмотреть на мир.

— Чтобы повидать мир, нужно стать солдатом, — пробасил обычно молчаливый Браин. Час назад он вышел помочь Клоду успокоить трактирщика, размахивающего палкой и кричащего единственное слово "Нет!", да так и остался с ними распить вот уже пятую бутылку орингского вина, которое Хью нещадно разбавлял.

— Нет, никаких солдат, — твердо сказала Ингрид, — только небольшое путешествие, верно Клод?

— Да, Ингрид, — кивнул повар.

Неожиданно, те трое странных монахов резко встали и как-то нехорошо посмотрели на девушку. Повисла напряженная тишина, которую разорвал скрип открываемой двери. На пороге стоял человек в изорванной мантии школьного учителя. Несмотря на свой вид, он буквально светился от счастья.

— Наконец-то я нашел тебя, — засмеялся он, тоже впившись безумными глазами в Ингрид.

"Видимо, — подумал Клод, — бедняге Хью придется опять искать новый трактир".