Красный Дьявол и Каменная чаша

— Ты чего, Клод? — спросила Ингрид, решив, что он удивился ее успехам.

— Там, — проговорил повар, указывая на сливы за их спинами. Ингрид обернулась и едва сдержалась, чтобы не повторить восклицание Клода. Над отцветающими сливами, в лучах закатного солнца распустилась гигантская роза. Она была точной копией подарка Джорджа.

— Куда ты дел шкатулку? — спросила Ингрид.

— Закопал там, — и он вновь указал на цветок.

— Вот так Джордж, — выдохнул не менее удивленный Олаф.

Глава 23

— Милорд, — продолжал настаивать Натан, — почему бы вам, все-таки, не ознакомиться с приготовлениями?

— Я уже сказал — делайте все как раньше. Людям нравится, мне, значит, тоже.

— Но нам важны ваши пожелания. Возможно, вы хотите какие-нибудь особенные блюда или развлечения? Опять же, в этом году было решено проводить пир под открытым небом.

— Кем решено?

— Я лишь подумал, что так будет лучше. Всегда же хочется чего-то нового, милорд.

— А если вдруг пойдет дождь, ты будешь объяснять гостям, что быть промокшими лучше?

— Дождя не будет, милорд. Магистр Гилкрист заверил меня, что братья совладают с любой непогодой и над головами гостей будут светить звезды.

— Раз у вас все продумано и решено заранее, то мне лучше не вмешиваться.

— Милорд, я хотел показать...

— Достаточно, Натан. Сегодня я уже никуда не пойду. — Эдмунд посмотрел на стремительно темнеющее небо и заметил: — как долго тянется сегодняшний день. Иногда мне кажется, что от рассвета до сумерек проходит едва ли не вечность.

— Милорд?

— Не обращай внимания, Натан.

— Вы выглядите уставшим, милорд. Возможно, вам лучше сегодня отдохнуть?

— Да, я это и собирался сделать. Ты можешь идти.

— Зачем вы каждую ночь проводите в склепе, милорд? Это истощает и выматывает вас.

— Истощает, выматывает, — задумчиво повторил Эдмунд, — как ты думаешь, каково это — не видеть снов? Когда ты закрываешь глаза и ничего не происходит. Просто лежать всю ночь для меня невыносимо, Натан.

— У Анны есть неплохое снотворное, милорд, — неуверенно сказал Реджис.

— Ни одно лекарство, равно как и яд, не действует на меня. Кто-кто, а ты должен знать это лучше других.

— Все же, я думаю, стоит попробовать, — канцлер поставил пузырек на письменный стол. — Она недавно говорила мне, что раскрыла секрет настойки травниц морновского предгорья. Возможно, именно эта настойка поможет вам.

— Анна как-то заходила ко мне, и мы немного поговорили, — сказал Эдмунд, разглядывая пузырек из желтого стекла, — по ее мнению, я изматываю не только себя, но и своих подчиненных. В частности канцлера, у которого очень плохой аппетит.

— Анна так и сказала?

— Да, она смелая женщина и привыкла говорить напрямую, даже со мной. Господин канцлер в последнее время стал сам не свой. Он приходит очень поздно, никогда не успевая к ужину. Утром почти не завтракает, а иногда даже исчезает посреди ночи из-за очередного срочного поручения герцога, которому, видите ли, не спится. Она тоже предлагала мне снотворное, очень переживая за своего супруга.

— Милорд, я действительно иногда задерживаюсь. С Большим советом столько хлопот.

— Я слишком хорошо тебя знаю, Натан. Поэтому и развеял все опасения Анны о супружеской измене. Я выглядел в ее глазах хладнокровным тираном, который выжимает из канцлера все соки. Поэтому я, как тиран, имею полное право возложить всю подготовку к собранию на тебя. Если тебе будет так легче, то считай, что ты делаешь для меня сюрприз, о котором я пока не догадываюсь. Но все же, не огорчай супругу, Натан.

Это маленькое пожелание чудесным образом изменило напористость канцлера и, еще раз попросив принять зелье, он поспешил откланяться. Для Эдмунда не было секретом, куда ходит Реджис. В какой-то мере, можно было согласиться с Анной и назвать это изменой, но у каждого должны быть свои тайны, иначе жизнь была бесцветной и скучной, такой, как у самого герцога.

С наступлением ночи, Эдмунд, освещая путь прихваченным из кабинета канделябром, спустился в склеп. Вряд ли кто-нибудь догадывался, что эта, самая древняя, часть замка когда-то была храмом Анкейн. Предок Эдмунда, Родерик Хромой, вел многолетнюю ожесточенную борьбу с соседом за право охранять святилище. Ведь победитель становится привратником храма — именно так в ту пору называли законного властителя земель. Сейчас все благородные дома успели забыть, отчего их кровь стала такой благородной, хотя и прошло всего каких-то пятьсот лет. Большинство первых святилищ Анкейн было разрушено и забыто, ведь теперь возводятся новые, правильные храмы и монастыри. Но немногие, отдавая дань предкам, отвели старинные постройки под фамильные склепы. Также поступил и Эдмунд. Маргарет лежала в центре склепа, в величественном саркофаге из серого мрамора. Он странным образом вписывался своей мрачностью в общую атмосферу склепа. Тишина, одиночество, забвение.

Эдмунд поставил подсвечник в каменную нишу и, сидя в полумраке, начал вспоминать давно прошедшие дни. Казалось, он помнил каждое мгновение, будто это случилось вчера. Он помнил юную Маргарет, которая мило смущалась и краснела в момент его признания. Помнил, как пришли тяжелые времена и, собрав отряд, он оставил молодую графиню. Как разрывалось его сердце от счастья, когда он вернулся с войны и переступил порог своего замка, а навстречу ему вышла супруга со слезами радости на глазах. Как сердце ныло от боли, когда Маргарет испустила дух. Все это проносилось в голове Эдмунда раз за разом, заставляя его вновь переживать красочные события прошлого. То, что происходило двести лет назад и было его жизнью, сейчас же он скорее призрак, заточенный в склепе. Невыносимая серость однообразия давила на него с каждым днем все сильнее. Только ночью, возле прекрасной Маргарет, он мог забыться в воспоминаниях и пустота, заполняющая его сердце, постепенно отступала, но с приходом рассвета возвращалась и терзала герцога с новой силой.

— То, что ты называешь даром, милая Маргарет, стало проклятьем, — проговорил он, — Я помню, как ты смеялась, что я никогда не буду морщинистым стариком с больной спиной. Что я всегда буду таким, каким ты меня знала. Но это не так, дорогая, я и сам не заметил, как моя душа постарела. Жизнь кипит вокруг меня, но я не чувствую ее жара. Так же, как и солнечного тепла в летний день. О, Маргарет...

Мысли герцога вновь устремились в минувшие дни. Перед его глазами стояла улыбающаяся Маргарет. Одно время он серьезно опасался, что забудет ее прелестные черты, но этого не произошло. Он видел ее четко, будто расстался с ней пару минут назад. Маргарет улыбалась, грустила, пела песни, рассказывала свои сны и мечтала. У нее всегда была одна мечта — дети. Но проклятие Эдмунда лишило ее этого счастья. Маргарет так и увяла, не оставив наследника. Все правильно, как однажды сказала она, бессмертному герцогу не нужны потомки — ведь он вечен.

— Стало проклятьем, — повторял Эдмунд, будто слова молитвы, которую произносишь только из-за того, что выучил в детстве и каждый раз она, сама собой, приходит на ум, — стало проклятьем...

Подул легкий ветерок. Пламя свечей дрогнуло и они, одна за другой, потухли, погружая герцога во мрак. Он не стал разжигать их вновь. Зачем? Скоро придет ненавистный рассвет, и он опять будет сидеть в приемном зале, скучая и считая минуты. Эдмунд вдруг вспомнил про лекарство Анны. Маленький желтый пузырек, в котором плескалась темная жидкость. Почему бы немного не отдохнуть? Эта наивная мысль Натана заставила герцога улыбнуться. Он достал из кармана пузырек и залпом выпил все содержимое. Сладкая, вязкая жидкость, напоминающая микстуры, которые Эдмунд пил в детстве. Как же давно это было. Проглотив лекарство, Эдмунд прислушивался к себе, с какой-то странной надеждой. Но ничего не произошло. Он уже должен привыкнуть, что сон — удел смертных, вернее, их дар и благодать.

Постепенно в склепе стало светлее. Быстро же пришел рассвет, подумал Эдмунд, но свет был иным. Герцог резко поднялся, осматриваясь. Стен склепа не было видно. Его окружал странный туман, будто он оказался в утреннем лесу. Все дышало влажной свежестью. Эдмунд обернулся к саркофагу, но на его месте был старый, расколовшийся надвое и весь заросший мхом камень. Под ногами шуршала старая сухая листва. Первое, что пришло на ум Эдмунду — не сон ли все это? Он не знал, радоваться или горевать. Но как же он без Маргарет? Это невыносимо. Эдмунд решил осмотреться, но не хотел отходить от камня — вдруг и он исчезнет. В душу герцога закралась страшная мысль, что он действительно уснул и только сейчас проснулся, может быть спустя тысячелетия, когда на месте замка вырос лес, а от саркофага остался лишь один треснувший камень.

Эдмунд зажмурился, изо всех сил стараясь отогнать наваждение. Когда он вновь открыл глаза, то увидел прямо перед собой фигуру, окутанную туманом. Было не ясно, приближается ли она или отдаляется. Эдмунд решился подойти к ней. Через несколько шагов он оглянулся, желая увидеть камень, но его уже не было, как и не было очертания деревьев. Густой, белый туман скрыл все, оставив его в одиночестве. В отчаянии герцог вновь повернулся к странной фигуре и увидел ее. Она стояла всего в нескольких шагах, в темном плаще. Капюшон скрывал почти все лицо.

— Маргарет, — прошептал Эдмунд.

— Нет, — ответил женский голос, и белая кисть с тонкими изящными пальцами откинула капюшон. На него, улыбаясь, смотрела зеленоглазая красавица с вьющимися каштановыми волосами. Но это была не Маргарет.

— Кто ты? — спросил он.

— А кто ты? — голос красавицы проникал в саму душу герцога, заставляя ее трепетать.

Эдмунд понял, кто перед ним. Он рухнул на колени.

— О, Анкейн, — взволнованно проговорил он, — наконец ты услышала мои молитвы.

— Ты никогда не взывал ко мне, Эдмунд, — нежно улыбаясь, ответила богиня, — ты никогда ничего не просил у меня, не правда ли?

— Я прошу, сейчас прошу.

— Чего же ты хочешь?

— У меня только одно желание.

— Встань, Эдмунд, — величественно приказала она, — я исполню твое желание. Ты этого заслужил.

Эдмунд поднялся с колен и с благодарностью посмотрел на богиню. Анкейн все также улыбалась. Туман начал рассеваться, оголяя очертания темной комнаты. Эдмунд подумал, что они вновь в склепе и вопросительно посмотрел на богиню. Она отвела от него взгляд и посмотрела куда-то выше плеча Эдмунда. Герцог тоже обернулся и увидел пламя. Оно равномерно поедало дрова в камине, освещая сидящего в кресле мужчину.

— Чертоги Юргена, — холодно сказала богиня, — как это понимать?

— Я хотел бы побеседовать с Эдмундом, — ответил мужчина. Это был старик с окладистой бородой и непомерно тяжелым взглядом, — клянусь, это не займет много времени.

Рядом со стариком появилось еще одно, точно такое же, кресло. Он сделал приглашающий жест рукой.

— Ты забываешься, Юрген, — сказала Анкейн.

На глазах Эдмунда комнату заволокло белым туманом, оставляя видимым только старика и кресло рядом с ним.

— Будь милостива, о богиня. Возможно, мне больше никогда не представится подобного случая, — проговорил Юрген. В тоне старика звучало чувство, которое, как понимал Эдмунд, никакого отношения к нему не имело, — Не смею просить, но если ты согласишься...

Рядом появилось еще одно кресло, напоминающее трон.

— Ты и так уже давно знаешь ответ, Юрген, — спокойно сказала богиня, — все это бессмысленно.

— Мы живем вне смысла, — развел руками старик, — поэтому я и не теряю надежды, ведь ты приняла мой подарок.

— Помни о времени, — холодно произнесла Анкейн, растворяясь в тумане, — живущий вне смысла.

Туман рассеялся, и они вновь оказались в комнате с горящим камином. Трон, предназначенный для богини, превратился в пар и исчез.

— Садись же, человек, — устало проговорил Юрген.

Эдмунду и раньше казалось, что он уже где-то слышал этот голос. Услышав же фразу, герцог узнал его.

— Это был ты, — сказал он, — ты тот, кто говорил со мной. Из-за тебя...

— На все есть свои причины, Эдмунд. Так же, как и теперь. Тебе досталось тяжелое бремя освободителя и героя. Помимо того, ты и сейчас не стал отшельником, как другие.

— Были и другие? — удивился Эдмунд.

— Мир живет не первый день, человек, — уклончиво ответил Юрген.

— Зачем я здесь?

— Твое маленькое государство должно жить. Поэтому мы ждем. Ты сам все поймешь, а пока...

Из мрака вышла белокурая девочка, держа в руках два кубка. Один она отдала Юргену, а другой, с поклоном, протянула Эдмунду. Герцог поблагодарил и девочка, еще раз поклонившись, ушла.

— Прекрасный напиток, — улыбнулся старик, — особенно хорош осенью, когда кругом одна слякоть.

Тон Юргена переменился. Он больше не казался Эдмунду величественным вершителем судеб, а был старым знакомым, с которым приятно поговорить. Будто исчезла какая-то невидимая грань и теперь Эдмунд видит все в ином свете.

— Ты такой же, как и я? — напрямик спросил он.

— Да, — просто ответил Юрген, — только это произошло значительно раньше.

— Кто даровал тебе бессмертие?

— В моем случае все было иначе. Всю жизнь я чувствовал, что мне чего-то не хватает. Тогда я не знал, чего именно и это незнание еще сильнее истязало меня. Я был хранителем царской библиотеки и думал, что в моем распоряжении вся мудрость веков. Я много читал, стараясь увидеть истину, спрятанную меж строк. Иногда она мне показывалась, а иногда нет. Однажды я подумал, что стал действительно мудрым и решил поделиться своими знаниями с другими. У меня появились последователи, которые верили каждому моему слову. Казалось бы, что еще нужно старому человеку? Ведь к тому времени я уже был седым стариком. Как-то утром, проснувшись, я понял, что мне не постичь всей сути вещей. Я попросту не успевал. Сколько мне осталось? Год, два, десять лет? Но я еще так и не понял, чего же мне не хватает, и тогда я встретил ее. Она пришла послушать меня и сидела среди простых крестьян, но всей той горсти знаний, которыми я обладал, хватило мне, чтобы узнать ее. Знаешь, как бывает, приходит одна простая мысль, казалось бы, такая случайная и безобидная, но именно она меняет всю твою жизнь. Та мудрость, которой я делился с людьми, теперь в моих глазах ничего не стоила. Что такое истина, и главное, зачем она нужна? Я так и не смог ответить на эти два вопроса. Я разогнал учеников, но ушли не все. Некоторые, самые настырные, продолжали называть меня учителем и следовать за мной. Что может дать им тот, кто теперь сам не верит своим словам? Я пытался им объяснить, но с каждым словом они вдохновлялись еще сильнее. Они стали считать, что я постиг истину и теперь из моих уст льется мудрость. Их благоговейные лица внушали мне отвращение. Они были молоды, а я стар. Они готовы были тратить свою жизнь на пустые поиски того, чего нет, а у меня наконец-то появилась цель. Я искал ее. Но также я понимал, что у старика нет ни единого шанса. И однажды я прознал про источник, который наделяет испившего вечной юностью. Я стал одержим. Все, кто хоть немного знал про него, становились моими добрыми гостями. В ту пору слава обо мне расползлась за пределы царства, и я вновь заинтересовал ее. Она не знала, почему я хотел продлить свой век. Когда же спросила, я солгал ей, рассказав про истину и мудрость. Не знаю, поверила ли она. Но я получил то, что так хотел. Она указала мне на источник и предупредила, что он превращает мудрецов в безумцев. Но я ведь уже тогда был безумен, а это значит, что у меня был шанс.