В конце концов, туземцы согласились на предлагаемый обмен и отправились организовывать охоту на местных парнокопытных. В общем, осуществив вполне себе выгодный обмен: мясо на цветные стёкла — русичи запаслись провизией по самое не могу.
А потом перед Григорием встал вопрос, куда плыть дальше. То ли, как предлагал француз, пройти ещё дальше, к Мозамбику, то ли домой поворачивать. Князь на этот случай чётких условий не оставил, так что выбор был только за Григорием. Вот только не всё зависело от него одного. Экипажи уже глухо роптали, представляя в какой дали они находятся от дома. Но больше всего на вчерашних крестьян давило отсутствие служб. Не то, чтобы они были сильно набожны, в страду могли и вовсе про церковь надолго забыть, но ведь потом всегда можно было придти к батюшке да покаяться. А тут и земля чужая, и батюшки нет. А, как не береглись, как не следили за людьми, но всё одно без потерь переход не обошёлся. Что уж говорить, если даже пару гардемаринов предали земле (и этим ещё повезло, у многих и вовсе могилки не было, похоронили тела в пучине вод). Так что, здраво оценив ситуацию, Григорий предпочёл не рисковать, и велел оповестить всех, что корабли идут домой.
Узнав об этом, француз лишь пожал плечами. Он не разделял скептицизм Григория, сказав, что по сравнению с другими, у него на кораблях просто идеальные условия. И для подтверждения своих слов рассказал кое-что из своей богатой биографии.
Возвращались как-то они из примерно этих же мест. На кораблях, давно не бывавших в порту, началась цинга, от которой ни французы, ни португальцы по-прежнему не знали, как уберечься. На всех кораблях лежали вповалку больные. Почти каждый вечер по кому-то пели на корме заупокойные. Скоро осталось лишь по десятку здоровых моряков, могущих взбираться на мачты. Управлять кораблями стало очень трудно. Французы с трудом меняли курс, очень медленно ставили паруса. Но они преодолели все напасти и вернулись домой. Правда в живых осталась лишь треть из ушедших в море. Но те, кто выжил стали богачами.
— Знаешь, франк, — задумчиво произнёс Григорий. — Бабы на Руси рожать, конечно, ещё не разучились, но души православные ценнее презренного злата. Господь всемогущ и добр, и воздаст нам за наше человеколюбие с торицей.
Внимательно выслушав ответ, Жан ле Грон лишь скептически пожал плечами. Он считал совсем по-другому, но спорить не решился.
Дул попутный ветер, и корабли быстро бежали вдоль сизо-зеленого берега, рассекая поля желтоватых водорослей, и вспугивая стайки маленьких серых птичек, взлетавших над ними. Потом берег медленно удалился в сторону и корабли оказались в открытом море. Юго-восточный пассат и холодное течение, ещё не получившее своё имя, подхватили их и понесли на север, к экватору.
Однако вскоре корабли попали в полосу штиля. Бессильно повисли паруса, чуть плескала за кормой вода. Жарило над головой солнце.
— Не нравится мне это, — хмурил лоб французский штурман. — Как бы не налетел шквал.
Помня внезапные балтийские шквалы, Григорий тоже поддался тревоге и не прогадал. Спустя три дня штиль, наконец-то, закончился, подул ветер, который быстро окреп и вскоре превратился в шторм.
Поскольку верхние паруса были свёрнуты ещё при штиле, то лезть по качающейся мачте мореходам не пришлось. А гафельные прекрасно убирались и с палубы. Так что шторм мореходы встретили во всеоружии. Им оставалось только крепко задраить все люки, чтобы как можно меньше воды попадало внутрь, и начать штормовать.
С небес хлынул тропический ливень, молнии то и дело пронзали потемневший небосвод. Протестующе стонало дерево, скрипели натянутые канаты, дребезжали блоки, когда море немилосердно бросало маленькие судёнышки с гребня волны в глубокую впадину или поднимало обратно, чтобы снова сбросить вниз. Шторм был столь сильным, что Тимофей, накинув плащ, остался возле рулевых, наблюдать, чтобы они держали нос шхуны против волны, поворачивая руль по мере надобности.
Увы, с каждым часом шторм только разрастался, и, в конце концов, Тимофей принял решение увалиться под ветер, и начать штормовать, убегая со штормом. Сквозь пелену дождя еле виднелись силуэты "Гридня" и "Витязя", также с голыми мачтами, повторившие манёвр "Новика". "Громобоя" в этой свистопляске стихий разглядеть было уже невозможно.
Почти неделю буря, то ослабевая, то усиливаясь вновь, трепала корабли. Наконец, ближе к вечеру седьмого дня шторм начал выдыхаться. Прекратился дождь, притих ветер. И волны уже не перекатывались через нос, грозя увлечь и корабль, и людей на дно морское. И хотя деревянный корпус ещё зловеще скрипел, но уже было понятно, что шторм корабль перенёс, не дав течи и не сломав рангоут.
Море еще волновалось, однако видимость уже улучшилась и стали различимы силуэты двух других шхун эскадры, мирно поднимающихся и опускающихся на волнах. Четвёртого корабля, однако, видно пока что не было. Как только появилась такая возможность, взяли высоту солнца и определились с широтой. Оказалось, что стихия пронесла корабли мимо широты острова святой Елены, который португальцы часто использовали для отдыха после длительного перехода. Чертыхнувшись, Григорий велел поворачивать назад. Дело в том, что именно этот островок и был обозначен командирам, как место соединения в этой части Атлантики, если стихия разбросает корабли. И именно по этой причине получилось, что русская эскадра шла к острову с севера, что и привело к интересной встрече в океане.
"Санта-Катарина-ду-Монте-Синай" была огромной караккой под восемьсот португальских тонелей водоизмещением. Она была заложена в индийском городе Кочин около 1512 года и имела две квадратные мачты, нёсшие огромные паруса. За свою долгую жизнь, корабль повидал многое. Так, в 1521 году он возглавлял свадебный кортеж шестнадцатилетней инфанты Беатрис, дочери короля Португалии Мануэла. И чтобы приспособить боевой корабль для пребывания будущей герцогини Савойи и ее окружения, у него на корме были оборудованы дополнительные каюты со всеми подобающими удобствами. Когда же пришло время вернуться к боевой службе, многие переделки просто не стали устранять, так что нет ничего удивительного в том, что именно "Катарина" стала флагманским кораблём Васко да Гамма, в четвёртый раз идущего в Индию.
Дойдя до места, жёсткий по характеру адмирал, узнав о чёрных делишках своего предшественника, велел арестовать последнего и в цепях отправить назад, на суд короля. Ведь одно из обвинений проворовавшемуся губернатору гласило, что он продавал арабам португальские пушки, которых порой не хватало собственным кораблям. Так что участь дона Дуарте ди Менезиша всем на эскадре казалась незавидной. Вот только возле Мозамбика возвращающейся назад эскадре стало известно, что в Португалии у дона Дуарте есть хорошие друзья, которые уже похлопотали перед королём за смягчение приговора. А поскольку Васко да Гамма ещё перед Рождеством почил в бозе, то возглавивший эскадру дворянин предпочёл от греха подальше освободить бывшего губернатора от цепей, а его брату, дону Луису ди Менезиш позволил видеться с родственником, причём позволял им оставаться наедине. Вот братцы и решили, что ничто так не позволяет правосудию принять правильное решение, как золото. Да, дон Дуарте уже припрятал пару сундучков с золотишком и драгоценными камнями, но ведь этого может и не хватить для выносящих приговор судей. А как можно по-быстрому найти "лишнее" золото? Только кого-нибудь ограбив. Или продав груз "Катарины", на которой Луис был капитаном, минуя королевскую казну. Например, обменяв на золото в той же Эльмине.
В общем, братцы-махинаторы, придумали довольно громоздкий, но вполне выполнимый план и, миновав мыс Доброй Надежды, приступили к его исполнению. Вот только, как всегда, в план вмешались обстоятельства. Дуарте ещё на последней стоянке перебрался на собственный корабль, и теперь, подняв все паруса, устремился в сторону Португалии, спеша достичь её до прихода основной Армады. А Луис сумел подговорить экипаж и тоже отстал от Армады, собираясь действовать самостоятельно. Встретиться братья собирались возле острова Святой Елены, вот только к назначенному времени Луис туда не прибыл. Имея дефицит времени, Дуарте не мог позволить себе долгого ожидания и, запасясь водой и провизией, тронулся в путь.
А Луису просто не повезло. Полоса штиля, куда попала "Катарина" оказалась слишком широкой, и к острову он подошёл слишком поздно. Понимая, что брат уже уплыл, младший ди Менезиш решил приступить к следующему пункту их плана. Однако шторм, который неделю трепал русские корабли, не миновал и его корабль. Вот только каракка оказалась не столь счастливой и теперь еле держалась на воде, медленно плывя в сторону Африки, так разворачиваться и искать в океане маленький остров Луис не рискнул. Дворянин носился по корме каракки, матерясь, словно портовый грузчик. Все планы по незаконному отъёму чужих богатств летел псу под хвост. Тут быстрее на дне морском окажешься, чем с добычей будешь. Одна надежда, что до земли каракка доберётся раньше, чем затонет.
И тут на еле ковыляющую каракку выскочили три русских шхуны, появление которых явно не прибавил португальцу оптимизма. И вряд ли его обрадовало бы сейчас известие, что судьбу не обманешь. В той, иной реальности, каракку "Санта-Катарина-ду-Монте-Синай" перехватили французские пираты. Теперь такую же судьбу ей уготовили русские каперы.
А Григорий, увидав такую добычу, сразу же вспомнил все наставления князя и велел мореходам готовиться к бою. Трое против одного, да ещё посреди океана, где выжившие позавидуют мёртвым — идеальнейшая ситуация, чтобы победить и скрыть все следы.
Да, каракка была боевым кораблём и несла 140 пушек, правда, большая часть из них являла собой вертлюжные орудия небольшого калибра, но по количеству солдат и моряков она могла вполне потягаться с тремя противниками. Вот только, как и в иной реальности, Луис не проявил чудеса героизма, а быстренько спустил флаг ввиду плачевного состояния собственного корабля. Выиграл ли он от этого? Наверное, да. Ведь французы утопили каракку вместе со всем экипажем, а русские оставили им жизнь, пусть и в качестве рабов.
Но это всё будет потом, а сначала Григорий крепко задумался, что ему делать. Да, каракка протекала во многих местах, но всё ещё держалась на плаву, а помпы вполне справлялись с откачкой, так что у русичей был шанс дотащить её до острова, где можно будет попытаться исправить нанесённые штормом повреждения. Хотя перегрузить драгоценный груз в трюма шхун стоило всё же заранее. Чем тут же и занялись мореходы, припахав для работы и пленных португальцев.
В последующие дни Григорий проклял сам себя. За жадность. Ибо связанные медлительной караккой, шхуны еле тащились по морской глади. Но хозяйская натура молодого адмирала не позволяла ему, в отличие от тех же французов в иной реальности, бросить драгоценный приз (хотя, может, и повреждения тогда у каракки были куда тяжелее, кто теперь скажет). Просто он помнил, как князь часто сожалел, что в молодом российском флоте ещё не было ни одного мощного корабля. И ему захотелось сделать тому такой вот своеобразный подарок.
Чтобы помпы работали без перерывов, на каракку загнали половину абордажников, которые не только стерегли португальцев, но и сам вставали за рычаги, давая уморившимся пленникам отдохнуть. Корабельные плотники, как смогли, заделали основные неисправности, так что протекать корпус стал меньше. И буквально все на кораблях молились богу, чтобы хорошая погода продержалась как можно дольше.
И бог услышал их молитвы. Когда уже даже терпение Григория было на исходе, на горизонте показались вершины одинокого острова.
Остров Святой Елены был вновь необитаемым, потому как проживший на нём десять долгих лет Фернан Лопиш с последней Армадой решил вернуться в Португалию, дабы увидеть свою семью, повиниться перед королём и отправиться в Рим, чтобы папа освободил его от греха отступничества. Он ещё вернётся сюда, на остров, чтобы прожить тут оставшиеся ему годы, но сейчас остров был, как и до своего открытия полностью безлюден. Зато на нём было в достатке свежей воды и древесины.
К ремонту повреждённой каракки приступили сразу же, вкладывая в это занятие всё своё умение и опыт. На берегу, под навесом поставили кузнечный горн (спасибо португальцам, возящим с собой множество нужнейших инструментов), и послали в лес лесорубов. Сам корабль вытащили на отмель и при отливе корабельные плотники стали проводить тщательнейший осмотр. Итог оказался не радующим — работы предстояло много. Плюсом было лишь то, что весь необходимый материал имелся под рукой.
Пока основная часть экипажей была занята на починке кораблей, остальные занялись охотой на коз, которых португальцы высадили на острове ещё в 1513 году. Животные быстро акклиматизировались в новых условиях, где у них не было природных врагов, и стали стремительно размножаться. Так что суп или кулёш на козлином мясе стали центральным блюдом русских мореходов на всё время пребывания на острове, чередуясь с рыбным меню по постным дням.
Ремонт каракки затянулся надолго, но зато "лишние" дни позволили эскадре вновь соединиться в полном составе. Нашёлся потерянный "Громобой", которому тоже досталось от штормов, да так, что он еле держался на плаву. При первом взгляде даже подумалось, что проще его будет разобрать на дрова, однако плотники, устроившие после внимательного осмотра повреждений собственный совет, авторитетно высказались за ремонт, обещаясь всё уладить в течении месяца.
Месяц в работе пролетел быстро. И первой на воду вернули каракку, которая отныне носила имя "Дар Божий", которое плотники и выбили славянской вязью на кормовом подзоре. Труднее было определиться с экипажем для этого мастодонта, но благо шхуной могли управляться и шестеро человек, да и из абордажников кое-кто умел работать с парусами, так что худо-бедно, а наскребли на неё необходимое число мореходов. Командиром же на "Дара" пошёл сам Григорий. Как-никак, а это была его затея — дотащить корабль до Руси. Вахтенными же начальниками он назначил гардемаринов выпускного курса, дабы набирались драгоценного опыта. Как говорится, справятся сейчас — карьеру себе, считай, обеспечили. И, пока на берегу заканчивали с ремонтом "Громобоя", он принялся тренировать свою сборную солянку, превращая её в единый механизм. И с каждым новым выходом действия команды становились всё слаженней и слаженней. А вот Григорий лишь хмурился. Управляться с караккой оказалось куда сложнее, чем со шхуной. И это при том, что часть португальцев согласилась помогать, в обмен на нерабское существование на Руси (о том, что они вернутся в Португалию, речи даже не заводилось).
"Громобой" починили спустя две недели, после "Дара Божьего" и, как только он свободно закачался на волнах, устроили на острове тотальную охоту на коз и иных обитателей, запасаясь провизией для долгого пути.
Наконец-то чрезмерно затянувшееся пребывание на острове закончилось. Корабли, поймав ветер, неспешно двинулись в обратную дорогу, везя в трюмах груз стоимостью в сто пятнадцать тысяч рублей (и это только взятый с одной "Катарины"). Да-да, одна индийская каракка везла в себе седьмую часть государственного дохода Руси. А ведь кроме специй были ещё драгоценные камни и бразильское дерево, которые тоже стоили не дёшево. На этом фоне цена отправки экспедиции просто терялась в тумане больших цифр. И Гридя сейчас хорошо понимал некоего купца Анго, про которого ему рассказывал князь. Даже если всего лишь один из пяти его корсаров будет приводить подобные призы — на безбедную старость купец себе заработает с легкостью.
