— Мне пора, — погладив мужчину по щеке ладонью, шатенка с нежностью посмотрела на него, — Спокойной ночи, Рихард.
— Спокойной ночи, — улыбка мужчины была на этот раз более спокойная и какая-то умиротворенная.
Отпустив радистку, одноглазый спустился с крыльца и пошел по дороге по направлению к своему дому, негромко присвистывая себе под нос один из маршей. Войдя в дом, Мария-Елена наскоро разделась и, умывшись, пошла спать, отбросив мысль о чтении перед сном. Чувствуя себя не очень хорошо, девушка легла спать, не дождавшись подруги, которой все еще не было.
— Как же такое случилось? — ворчал Вигман, рассматривая опухшее запястье летчицы, с нескрываемым раздражением по причине того, что его отвлекли от более важного дела, посмотрел на полковника.
Герцог стоял в дверях кабинета Карла, скрестив руки на груди, молча наблюдая за тем, как врач осматривает Моргенштерн. Но стоило Вигману обратиться к нему, как холодные глаза уставились на лицо доктора.
— Я сама, — послушался еле слышимый шепот Эрики.
— Как это сама? — удивился врач, развернув кисть ладонью вверх, но тут же девушка дернулась, вздрогнув.
— Закрывала кокпит, — блондинка поежилась, будто бы в кабинете было холодно, но на самом деле тут было очень душно и невыносимо жарко.
— Это не похоже на... — с сомнением Карл обернулся на Герцога.
— Это перелом? — как-то сухо спросил Курт, перебив врача.
— Нет, но...
— Тогда заканчивайте быстрее, — хрипло бросил полковник, выходя в коридор, не вынося запаха лекарств и духоты.
Через какое-то время из медчасти вышла Эрика, осторожно прикрыв за собой дверь. Движения ее были скованными, осторожными, будто косуля, пришедшая на водопой и опасавшаяся нападения хищника. Уже давно было за полночь, с неба моросил мелкий дождик. Подняв голову, девушка закрыла глаза, подставив лицо прохладным каплям. Она так и стояла, вдыхая ночной воздух, пропитанный дождем, придерживая китель, который она накинула на плечи, так как не могла просунуть перевязанную руку в рукав.
— Пойдем, — вздрогнув от этого голоса, Моргенштерн расширила глаза, повернув голову к стоявшему недалеко Герцогу.
Она не ответила, молча пошла. Но иногда Курту казалось, что летчица не идет за ним, настолько была тиха ее поступь. И где-то в глубине души он был рад, что его опасения насчет нее не оправдались, но признавать это полковник не решался; он должен будет ее еще проверить, но чутье подсказывало, что девчонка не врет ему. Дойдя до командирского пункта, мужчина открыл дверь, пропуская блондинку, на ходу бросая солдатам, чтобы никто не смел беспокоить его. Закрыв дверь на ключ, мужчина остановился, заметив, что Эрика стоит посередине комнаты, смотря на тот хаос, что творился на столе: изорванные карты и бумаги, разбросанные карандаши и ручки.
— Иди сюда, — сказав это спокойным голосом, Курт приобнял летчицу за плечи, уводя в другую комнату.
Сняв ее промокший китель, вернулся в кабинет и повесил его на спинку стула, взяв оставшуюся бутылку шнапса, вспомнив, что сегодня хотел сделать заказ насчет коньяка, но из-за вестей с Берлина по поводу бомбардировки поезда, на котором ехал Хартманн, не стал. Говорить об этом кому-то, а тем более Моргенштерн, полковник не собирался, по крайней мере, до тех пор, пока он сам не узнает всех подробностей. Взяв два стакана, вернулся в спальню. Девушка стояла у окна, смотря на дождь. Не нарушая тишину, Герцог налил один стакан, выпил, потом еще. Только сейчас он заметил, что летчица тихо всхлипывает. Наполнив второй стакан, подошел к блондинке, развернув ее к себе.
— Пей.
Ее руки сильно дрожали от начинавшейся истерики, поэтому мужчина осторожно помог ей выпить содержимое, а когда она закашлялась, вернулся к столу, уверенный в том, что теперь ему не придется выносить вид женских слез.
— Ложись спать, — бросил он, выпивая еще шнапс.
Забрав бутылку и стаканы, Курт еще какое-то время сидел за столом в кабинете, блуждая взглядом по порванным картам и бумагам, не заметно для себя опустошив бутылку наполовину. Когда же он вернулся в спальню, думая о том, что летчица уже спит, увидел ее, лежащей к нему спиной на кровати. Приблизившись к креслу, замер, услышав тихий голос.
— Обними меня.
Что еще за такое?.. Нахмурив брови, мужчина повернулся, смотря на спину девушки. Та не поворачивалась. Но все же Герцог лег рядом, обняв Эрику, мысленно противясь этому, убеждая себя, что он не должен делать этого, но где-то в самом далеком уголке разума было желание поступить именно так, и оно оказалось сильнее.
— Вот поэтому меня называют Дьяволом, — прошептал полковник, уверенный, что завтра же, когда хмель пройдет, летчица будет обходить его, каждый раз трясясь от страха.
Какое-то время в спальне была тишина, но мужчина знал, что девушка не спит, и был прав. Повернувшись к нему лицом, она обняла его покалеченной рукой, прижавшись. Она не боялась его, несмотря на то, что он сделал, в ней не было отвращения и страха, и Курт чувствовал это.
Короткий сон не дал Марии-Елене отдыха, надо сказать, она практически не спала. Девушка проснулась от того, что у нее сильно заболел живот, и, потрогав лоб, убедилась, что поднялась температура, но ко всему прочему во рту появилась горечь. Состояние было ужасное. Одевшись, радистка хотела позвать Эрику, но, заглянув в комнату той, обнаружила, что подруги не было со вчерашнего. На улице все еще моросил дождь. Открыв дверь, Айзенбах глубоко вздохнула, впуская в легкие прохладный утренний воздух, надеясь, что так станет получше, но почему-то голова начала кружиться. Оперевшись одной рукой о стену, радистка снова прикоснулась ко лбу. Температура, казалось, стала еще выше. Жалея о том, что в этой время еще не изобрели сотовых телефонов, шатенка пошла в медпункт, надеясь, что там смогут оказать первую помощь.
Как потом оказалось, всему виной была та самая злосчастная каша, сваренная из испорченной крупы. В ту ночь у многих проявились симптомы отравления, некоторые смогли на ногах перенести болезнь, а вот кого-то пришлось поместить под карантин.
Сознание медленно возвращалось, но с его приходом в мозгу с новой силой вспыхнула невыносимая боль, словно яркая вспышка, оглушая невероятной силы свистом. Будто бы вынырнув из черной воды, Алекс подался вперед, но тут же рухнул обратно, простонав. Открывать глаза не хотелось, и, посильнее зажмурив их, парень попытался вернуться в бездну небытия, но с каждым вдохом боль в теле выталкивала его.
— Эй! — чей-то чужой голос пронзил мозг новой вспышкой.
С огромным усилием Хартманн разлепил слипшиеся веки, но даже это действие не принесло успокоения. Перед глазами была полупрозрачная пелена, мешавшая разглядеть лицо того, чей голос он только что слышал. И будто в наказание за все Алекс почувствовал страшное жжение в глотке, царапавшее нежную кожу. Закашлявшись, повернул голову, снова зажмурившись.
— П... пить, — он даже не услышал своего голоса, хотя сначала ему показалось, что из горла вырвался крик отчаяния.
Молчание. Может быть показалось, что он тут не один? Этот голос... Может это наваждение? Послышалось шебуршание, потом легкие быстрые шаги, скрип двери.
— Обергруппенфюрер Штрассе! — и снова этот голос, но теперь он слышался дальше, — Обергруппенфюрер! Он очнулся.
Алекс тихо простонал. Боль усилилась. Сделав над собой усилие, парень открыл глаза, пелена исчезла, и теперь он смог разглядеть обстановку. Белые стены, до безумия яркие от солнечного света, бьющего в окно; такого же цвета дверь и потолок. Голова закружилась, заставив вновь закрыть глаза.
— Пить, — снова хрип, процарапавший его горло.
— Кристель, — на этот раз это был другой голос, — Принеси воды.
Сделав короткий вдох, парень открыл глаза именно в тот момент, когда в дверном проеме показалась девушка в черной форме оберштурмфюрера СС. Она быстро и легко приблизилась к кровати, держа стакан чистой воды. Видя, как тяжело лежавшему на кровати, она осторожно приподняла его голову свободной рукой, помогая попить, а когда тот напился, так же аккуратно положила его голову обратно на подушку.
— Гутен морген, оберштурмбаннфюрер, — раздался совсем рядом уже знакомый голос, который принадлежал мужчине пожилого возраста с лицом, изрытым глубокими шрамами, делавшими его еще более старым, чем было на самом деле, но глаза, такой взгляд Алекс уже видел, это взгляд лютого хищника, безумца, точно таким же взглядом голубых глаз обладал и Герцог, — Меня зовут Вильгельм Штрассе, — губы вытянулись в добродушную улыбку, — Как самочувствие? Помните ли Вы, как Вас зовут?
Сначала кивок, но потом парень смог вымолвить хриплым тихим голосом:
— Меня зовут Алекс Хартманн, оберштурмбаннфюрер СС.
— Хорошо, герр оберштурмбаннфюрер, — ответом генерал был доволен, — Что Вы помните?
— Поезд, — роясь в памяти, напрягая и без того болезненный мозг, парень вспышками видел последние воспоминания, — Самолеты. Взрыв. Больше ничего, — в горле появился ком, от которого он поморщился, но все же сдержал приступ кашля.
— Ничего-ничего, — улыбка Штрассе стала еще более добродушной, но теперь казалось, что под ней он скрывает что-то зловещее, — Я наслышан о Вас и о Ваших наработках в танкостроении. Сам оберфюрер Герцог рассказывал мне о Вас, — и после этих слов Алекс понял, про кого именно говорил Курт, когда отправлял его в Берлин; генерал ненадолго замолчал, словно обдумывал что-то, но потом наклонился немного вперед, сидя на стуле перед кроватью, — Герр оберштурмбаннфюрер, я помогу Вам, а Вы поможете мне...
И вот тут кашель прорвался, разорвав глотку. Алекс отвернулся от Штрассе, закашлявшись, но как только к нему подошла та самая девушка, чтобы как-то помочь, помотал головой, вернувшись к генералу.
— Как? Как Вы можете помочь мне? — все еще кашляя, спросил он.
— Посмотрите на свою правую руку, — тон голоса мужчины не изменился, может только улыбка стала более сдержанной, но это могло и показаться; предчувствуя ужасное, Хартманн заставил себя повернуть голову и взглянуть на руку, он даже предпринял попытку поднять ее, но очень сильно удивился, когда не смог, как будто рука онемела, когда ее отлежишь, — Не волнуйтесь, герр оберштурмбаннфюрер, — но Алекс не слышал ничего, даже своего собственного сердца, приподняв край одеяла, увидел, что руки нет, а вместо нее была культя; побледнев, он положил голову на подушку, ощутив себя каким-то беспомощным, жалким, — Я сделаю Вам новую руку, — донесся голос генерала, — И сделаю распоряжение насчет Вашей техники, — и вновь эта улыбка, — Ее могут сделать за два месяца. И руку можно сделать. Только Вас нужно доставить в мою лабораторию.
Парень молчал, уставившись в потолок. Он пытался вникнуть в слова Штрассе, но каждый раз мысли его возвращались к тому, что он теперь калека. Видя, в каком состоянии находится подполковник, генерал нахмурился, но морщины на лбу быстро разгладились. Поднявшись, он кивнул Кристель, все еще стоявшей у кровати, давая ей немой приказ, который девушка быстро поняла. Поставив стакан на тумбочку, она поднесла Вильгельму сумку, выполненную из черной кожи, в которой тот перевозил препараты. Открыв ее, мужчина достал шприц с неизвестной, чуть светившейся на солнце, жидкостью.
— Не волнуйтесь, герр оберштурмбаннфюрер, — быстро проговорил Штрассе, делая укол Алексу в плечо, — Это всего лишь обезболивающее. Через пять минут Вы сможете встать с постели, — вернув шприц на место, генерал занял стул, с каким-то маниакальным удовлетворением смотря на лежащего.
— Как я могу помочь Вам? — по телу прошла дрожь, и, почувствовав ее, Хартманн сжал зубы, чуть согнувшись.
— Вы? — вот тут Вильгельм задумался, — Вы подберете место для моей новой лаборатории, и это нужно мне в кратчайшие сроки. От Вас мне еще потребуется некая помощь в моих... исследованиях, — добавил он более ехидным голосом, наблюдая за тем, как тело парня уже корчилось в судорогах, — Но об этом лучше поговорим в другом месте. Недаром же говорят, что у стен есть уши.
Как и обещал генерал, боль отступила примерно через пять минут. К своему удивлению Алекс смог не только сесть, но и не чувствовал головокружения после операции, которая судя по всему была прошлой ночью. Принеся аккуратно сложенную форму, Кристель смущенно улыбнулась, встретившись взглядом с парнем, но тут же вышла, после нее покинул палату и Штрассе, предупредив, что будет ждать подполковника в коридоре.
Открыв глаза, Курт ощутил, что и эту ночь он провел в приятном забвении сна, не погруженном в кошмары, ему не снились лица брата и погибших членов экипажа, не чувствовался запах горелой плоти, только приятное расслабление. Приподняв голову, мужчина увидел, что Эрика все еще спит, обнимая его. Ее спокойное дыхание было еле слышимым, и, не смотря на произошедшее с ней вчера, она довольно быстро уснула. Положив руку под голову, полковник уставился в окно, за которым средь ветвей деревьев виделись куски светлеющего неба. Рассвет. Еще одна ночь без кошмаров, еще несколько часов спокойствия, проведенных под защитой от теней прошлого, которое так не хотело отпускать. И в этот момент пришло легкое мимолетное умиротворение. Видимо почувствовав шевеление, девушка быстро подняла голову, сонно смотря в лицо Герцога, все еще не понимая, что происходит.
— Спи, — почти одними губами прошептал он, проведя ладонью по светлым волосам.
Чуть нахмурив брови, блондинка, вероятно, пыталась понять смысл слова, но, видя, что никто ее не гонит, положила голову обратно на грудь мужчины, сильнее прижавшись к нему. Странно... Его голубые глаза стали с интересом рассматривать узоры листьев в окне. Кто же она? Почему с ее приходом все так изменилось?.. Подождав, пока летчица снова уснет, Курт осторожно приподнял голову девушки, переложив на подушку. Но стоило ему сесть на край кровати, как низ живота неприятно заныл, сообщая о переполненным мочевом пузыре.
Выйдя из компункта, полковник заметил, как его солдаты уже начали обыски домов жителей, и среди последних было много недовольных новым порядком. Немцы выстраивали на улицах семьи, отбирали крепких работоспособных мужчин и парней, отправляя их копать и строить военно-необходимые постройки. И тут Курт подумал, что нужно еще больше рабочей силы, чтобы ускорить процесс укрепления базы, чтобы закончить все до наступления холодов. Справив малую нужду, мужчина вернулся в дом, и тут же ему на глаза попался висевший китель летчицы. Мысли о ней с новой силой завладели Герцогом. Почему она все еще здесь? Почему не ушла, не убежала? Сделав несколько шагов по комнате, мужчина остановился, снова взглянув на китель на спинке стула, вспомнив, как вчера чуть не сломал ей руку, а девчонка еще нагло врала Карлу, что... Что же она там сказала? Что прищемила руку кокпитом? Полковник криво ухмыльнулся. Она еще защищала его перед доктором. Это показалось весьма забавным.
— Почему? — начал рассуждать вслух полушепотом, — Почему она? — еще несколько шагов вперед; глядя перед собой, Курт остановился, заложив руки за спину, — Разбудить и к чертям отправить подальше отсюда, переправив поближе к Восточному фронту, пусть там показывает свой характер. Нет, — что-то внутри встрепенулось, взбунтовалось, маниакальный блеск в глазах стал сильнее, — Я не могу. Если я избавлюсь от нее, кошмары вернутся...
